"Copy-Paste" - читать интересную книгу автора (Валерьев Андрей Валерьевич)

Глава 2.

Участвовать в собственной судьбе, а не сидеть с остальными пассажирами в салоне, тупо ожидая что будет дальше, было чертовски приятно. Витька с удовольствием перекинулся с украинцем парой фраз, рассказал короткий анекдот и снова занял 'своё' кресло позади пилотов. Что характерно – ни командир лайнера, ни второй пилот даже не подумали прикрыть дверь в кабину и Егоров чувствовал себя почти что членом команды.

На прощание Пётр Александрович сказал, что его 'корыто' поползёт по курсу самым экономичным ходом. 'Аннушка' сразу и бесповоротно отстала от двух лайнеров и 'Гольфстрима', который покачав на прощание крыльями, унёсся по обговорённому курсу. Следом за ним, сбросив скорость и переведя турбины в режим экономии, полетели чартеры. В иллюминатор на наружном люке Витя прекрасно видел, как в километре от них, сверкая бликами на солнце, летел немецкий самолёт. 'Гольфстрим' молчал, украинцы безнадёжно отстали, и связь с ними прервалась, но зато скуку полёта Вите скрашивала болтовня вторых пилотов. Турок с немцем трепались о погоде, о Берлине, в котором у Йилмаза живёт брат, о зарплатах и тому подобной чуши. Изредка в эфир выходили командиры экипажей и весомо озвучивали идеи о том, где они и что происходит. Из разговоров лётчиков Виктор понял, что и немцы тоже попали в сильную турбулентность. О том же говорил и украинский пилот, а Зака спросить об этом как-то не успели.

Витя сидел в кресле и просто наблюдал за тем, как секундная стрелка делает оборот за оборотом, отсчитывая минуты, которые у них остались. Этот дядька, как его… Гокан, поинтересовался, нет ли среди пассажиров близких ему людей. Получив от Егорова отрицательный ответ, турок почему-то успокоился и попросил Витю вообще с места не уходить и о том, что он слышал, пока с другими пассажирами не делиться.

'Бу-бу-бу… дела хреновые…'

Стрелка сделала ещё круг.

'Командир решил никому ничего…'

Из-за занавески возник озабоченный хмурый стюард. Ткань на некоторое время отодвинулась и один из пассажиров, заметив славянскую Витькину рожу у кабины лётчиков, заорал.

– Э, братан, чё происходит? Мы уже полчаса как сесть должны были. И земли под нами не было. Мы что до Турции…

К подвыпившему мужику подскочила стюардесса и жестом велела ему замолчать. Пассажиры зашумели, но затем быстро утихли. Уж слишком беззаботно-лучезарными были улыбки утомлённого экипажа.

– Друг. Друг.

Пилот махал рукой, подзывая Егорова к себе, а когда в небе тебя приглашает к себе командир воздушного судна…

Витька проигнорировал красномордого мужика и пошёл в кабину к лётчикам.

– Переведи и прочти это в микрофон.

Пилот сунул Вите в руку лист бумаги. Егоров поднёс каракули турка к глазам и начал было читать их вслух, как снова ожила радиосвязь.

– Я ГЛФ, я ГЛФ, как слышно? Это Зак. 'Боинги', как слышите меня? Вижу землю! Впереди, мать её, суша!

Голос англичанина был едва слышен.

– Я примерно в десяти минутах впереди вас, слышите? Земля!

Витька радостно хлопнул второго пилота по плечу, тот радостно скалился, переводил дух и утирал пот со лба, а вот командир…

Командир 'Пегаса' угрюмо смотрел направо, где под яркими лучами солнца блистал белоснежный германский лайнер.

– Я Berlin, вас понял. Прямо по курсу – земля.

Голос у немецкого лётчика был какой-то очень нехороший. Слишком спокойный. Безжизненный такой голос.

Витя встретился взглядом с первым пилотом и всё понял. У них горючее на эти десять минут было. У немцев – нет.

В Турции Катя была много раз. Иногда по три-четыре раза за лето. Но что тут поделаешь, если с мужем фактически разошлись, воздух свободы опьяняет, а денег куры не клюют? Да и то, чаще всего платить ей не требовалось. За всё платили её спутники.

Не то чтобы их было очень много… Совсем терять тормоза Катерина не хотела, желая оставаться в тех рамках, чтобы саму себя можно было честно называть приличной женщиной, но и ханжой она тоже не была. Ухаживания богатых и симпатичных мужчин, которых в нефтегазовой сфере всегда было немало, Екатерина принимала с удовольствием и без жеманства. В конце концов, личную жизнь надо было устраивать. Коротать свой век в одиночестве Катя не хотела. Тридцатилетний юбилей она отметила без всякой помпы, посидев с немногочисленными подругами в скромном кафе. Тридцать лет – чем гордиться? Разве что сыном. Добрым, умным, а самое главное, тьфу-тьфу-тьфу, здоровым мальчишкой. А бизнес – это мелочи. Нет дома, нет любимого человека, нет семьи – это главное.

По трезвому размышлению – жизнь не удалась.

Катя тяжело вздохнула и постаралась прогнать всё тёмные мысли из головы. Впереди был отпуск, впереди был шанс. Мизерный, призрачный, но всё же… Да! Она будет ходить топлесс по пляжу, будет носить эти чёртовы нитки вместо трусов, только чтоб…

Только бы всё наладилось!

Игорь снова уснул, но сейчас он, по крайней мере, не храпел. Да и коньяк он больше не пил, припрятав купленную бутылку.

'А каким он раньше был!'

Катя снова вздохнула. Она ясно понимала – любви уже нет. Но она попробует. Попытается полюбить его снова. Того замечательного весёлого уверенного человека, что подошёл к ней давным-давно на автобусной остановке.

'Да. Как заселимся – первым делом на море!'

Катя представила, какой фурор она произведёт на пляже и хихикнула. Бог и родители не обидели её ни красотой, ни умом, а регулярные изматывающие тренировки по шейпингу и фитнессу плюс постоянные визиты в салоны красоты позволяли поддерживать фигуру в идеальном состоянии.

'Пусть Гоша немножко погордится… кстати, а сколько времени?'

Женщина вынырнула из мечтаний и посмотрела на часы. Странно, по времени они уже точно должны были сесть в Анталье. Катя посмотрела в иллюминатор. Вместо ожидаемых коричнево-бурых гор, долин и скал, под крылом самолёта всё так же лежало синее море. Единственное, за что цеплялся глаз – это большой белый самолёт, который летел параллельным курсом.

– Странно!

Екатерина бывала в Анталье раз десять и чётко помнила, что последний час полёта проходит над Турцией. Над СУШЕЙ.

– Извините, мужчина, да. Извините, – пассажир на кресле впереди обернулся, – вы не замечали, мы над сушей летели?

– Вы тоже заметили? Вы тоже обратили внимание?

Мужчина лет пятидесяти в очках и с бородкой затряс головой.

– Не было земли. Ни-че-го не было! А мы, – тут он посмотрел на свои часы, – в воздухе уже больше шести часов. Где мы болтаемся, я не знаю, но после Кавказских гор больше никакой земли не было.

Разговоры вокруг сами собой смолкли. Пассажиры озабоченно напрягали слух, прислушиваясь к разговору. Проснулся Антошка, проснулся Игорь. Со своего места Катя отлично видела, как над большинством мест в салоне мигают лампочки вызова стюардессы. Снова раздался сигнал 'пристегнуть ремни'. Люди, наученные горьким опытом, умолкли и принялись лихорадочно пристёгиваться.

А потом из динамиков над головами пассажиров как следует прокашлялись и на чистом русском языке произнесли.

– Минуту внимания. Сообщение от командира корабля…

В полном молчании прошло несколько минут. Затем из динамиков радиоприёмника снова раздались факи и щИты. Зак сообщал, что суша – сплошные горы, густо заросшие джунглями, и где тут можно сесть он и понятия не имеет. Турки переглянулись. В их красноречивых взглядах Витя прочёл только одно. Недоумение.

Откуда здесь джунгли?

Сквозь шум эфира снова пробился голос.

– Окей, 'Пегасус'. Мы – всё. Идём на парах. Минута, может две. Буду садиться на воду. Отметьте где. Если вдруг на суше найдёте помощь…

– Окей, Berlin.

Командир хотел добавить ещё что-то, но не смог. Говорить было нечего. У Витьки, стоявшего позади кресел лётчиков, защипало в глазах. Пришлось незаметно их протереть, что немедленно принесло результат.

– Впереди. Смотрите. – Егоров затряс спинки кресел. – Воооон суша.

На горизонте показалась тоненькая тёмная полоска. Командир немедленно ожил и сообщил об этом немцам, на что те ответили, что они и сами не слепые, после чего выпустили закрылки и, отставая от 'Пегаса' пошли на снижение. Витя не был лётчиком и ни черта не смыслил в авиации, но даже ему было ясно – до берега германцу не дотянуть. Лётчики молча проводили глазами гибнущий лайнер, а затем снова показали на бумажку в руке Вити.

– Читай.

Витька снова заглянул в боковое окно – Air Berlin уже скрылся из поля зрения. Читать не получалось. Перед глазами всё расплывалось, а буквы прыгали и делали всё, чтобы их невозможно было узнать.

– Дыши парень.

Витя стал дышать. Часто и глубоко. То, что сейчас произошло на его глазах, потрясло мужчину. Реальный, живой мир, не ограниченный стенами офиса или дорогого ресторана, оказался слишком жестоким, слишком реалистичным. Мозг отказывался верить в случившееся, а пальцы искали Ctrl + Z, чтобы всё вернуть и переиграть заново. Прямо сейчас, в эти секунды, сотня человек падала с высоты в десять километров в море, и ничего нельзя было сделать.

'Я не верю…'

– Читай. Быстрей. Пассажиры волнуются.

Палец командира нажал кнопку 'пристегнуть ремни'.

– Минуту внимания. Сообщение от командира корабля. Первое. Самолёт полностью исправен, а экипаж – работоспособен. Во-вторых…

Витька глубоко вздохнул и принялся за вольный пересказ текста.

– Во-вторых. Командир корабля заверяет всех, что он сделает всё, чтобы благополучно посадить самолёт. Теперь о ситуации в общем. Как вы помните, мы попали в сильную турбулентность. Так вот, после этого самолёт потерял всякую связь с землей, а также ориентацию в пространстве.

Витя посмотрел на седой висок турка и увидел, как на нём пульсирует жилка. Командир, сохраняя внешнее спокойствие, на самом деле был на пределе своих сил. Егорову стало страшно. Упасть вслед за немцами в море ему очень не хотелось.

– Мы нашли ещё три таких же заблудившихся самолёта, и один из них сообщил, что уже нашёл сушу. Сейчас мы к ней направляемся…

Витька про себя прочёл о том, что горючее на исходе и смял листок.

– Выполняйте все указания экипажа и всё будет хорошо.

Затем менеджер по рекламе развернулся, молча сел в своё кресло и пристегнулся.

Расстояние до берега оказалось больше, чем они предположили вначале. Полоска суши приближалась, но слишком медленно. Секунды бежали, превращаясь в минуты, запасы горючего согласно показаниям всех приборов давно закончились, но самолёт всё ещё летел. Орхан постучал пальцем по дисплею и решил, что несколько минут у них всё-таки есть. Дотянут они до берега или нет, он не знал. И гадать не хотел. Мысленно Гёкхан был несколькими километрами ниже. Там, где цепляясь всеми закрылками, словно пальцами, за воздух снижался брат-близнец его 'Пегаса'. Такой же семьсот тридцать седьмой. Там, где сейчас молились пассажиры и боролся за жизнь его коллега.

'О, Аллах! Я даже не узнал его имени…'

Как бы он повёл себя на месте германского пилота, Орхан не знал, но надеялся, что так же спокойно, это уж как минимум.

– 'Пегасус', 'Пегасус', вы меня слышите? Вызывает Berlin.

Йилмаз вздрогнул и очумело уставился на радиостанцию. Он уже мысленно успел похоронить своих коллег.

– Слышим вас.

– Вы ещё нас видите на радаре?

– Уже нет.

– Вас понял. Визуально вы на расстоянии в десять километров по горизонту, как поняли?

– Вас понял. Десять километров минус по горизонту.

– Отмечайте точку.

Голос немца был абсолютно спокоен.

– До контакта пять, четыре, три, две, одна.

Гёкхан подождал несколько секунд. Кроме фонового шума из динамика не доносилось ничего.

– Berlin, как слышите? Berlin?

Второй пилот всхлипнул, а сзади донеслось бормотание. Русский, сидевший за спиной, похоже, молился своему христианскому богу.

– Йилмаз, отметь точку.

Берег был совсем близко, уже можно было рассмотреть цепочку островов, за ними немыслимых размеров лагуну, а за ней высокие зелёные горы.

– Командир правый заглох.

– Выключай.

Командир посмотрел в свою 'форточку', на чём работал левый двигатель – даже для него было загадкой.

'А вот и левый…'

– Выключай. Закрылки.

– Есть закрылки.

'Окей. Пробуем'

И Гёкхан Орхан слегка отжал штурвал, опуская нос самолёта.

Сидеть в оглушительной, после шума двигателей, тишине и под свист ветра и потрескивание металла ждать смерти было и скучно и дико страшно. От желания немедленно заорать и проснуться Витю удерживал лишь деловитый и скупой диалог пилотов. Говорили они уже на турецком, но Егоров каким-то десятым чувством понимал, о чём идёт разговор. Лётчики решали, где и как им лучше садиться. Второй пилот сидел с громадным биноклем в руках и что-то рассматривал впереди. Витьке стало любопытно, он отстегнулся и без всякого спроса вновь занял место между спинками кресел пилотов. Командир корабля очень недовольно покосился, но промолчал, поскольку был занят штурвалом, а Йилмаз Виктора даже не заметил.

– Ээээ…

Егоров закряхтел. Вид, открывшийся перед ним, просто завораживал своей красотой. Впереди был… рай. Простой тропический рай.

Самолёт уже опустился ниже уровня гор, стоявших на горизонте сплошной стеной и пересёк линию вытянутых островов, отделявших лагуну или залив от открытого моря. Вода под самолётом из тёмно-синей враз стала светло-бирюзовой. Такое Витя видел только в кино про Мальдивские острова. Вопреки всякой логике Егорову немедленно захотелось приводниться и искупаться, но самолёт продолжал бесшумно тянуть к далёкому гористому берегу.

Глядя на то, как стремительно приближаются скалы, Егоров очнулся и осознал, что скорость, которая на высоте казалась такой незначительной, при снижении реально становится всё быстрее и быстрее!

Горло пересохло, а пальцы до посинения вцепились в спинки кресел. В животе у Вити разливался страшный холод, а колени почему-то ослабли и начали ходить ходуном. Самолёт нёсся над водой с такой скоростью, что цепкий и острый ум Вити сам собой выдал неутешительный прогноз – удар в любом случае будет страшным.

'А мы уже ниже гор, значит, будем садиться на берегу'

Бинокля у Вити не было, зато он был у пилотов. Йилмаз предостерегающе закричал, а Гёкхан с сожалением цокнул языком и потянул штурвал влево. 'Пегасус', не преодолев и половины расстояния над заливом, начал разворот к островам.

Запаса высоты хватило с избытком. Витя стоял за спинами лётчиков и, согнувшись чтобы лучше видеть, вертел головой во все стороны, изучая место, куда планировал самолёт. Острова тянулись один за другим неширокой лентой и были похоже друг на друга как братья-близнецы. Огромные буруны со стороны моря и широченные автобаны белоснежных пляжей со стороны лагуны.

– На пляж садиться будем?

Пилоты, занятые посадкой, вздрогнули и, не отрывая глаз от водной поверхности, хором зашипели явно нечто нецензурное.

– Ой, извините!

– Сядь и пристегнись. Немедленно.

– Аг-гаааа.

Витька заворожено смотрел, как стремительно приближаются лазурные воды, как справа стремительной зелёной лентой проносятся пальмы и не мог оторваться от этого зрелища. Белая черта пляжа бежала в полусотне метров от кабины экипажа. Лётчики сажали самолёт ЮВЕЛИРНО. На спокойные воды лагуны и впритирку к берегу.

За две секунды до удара Виктор Егоров снова сидел пристёгнутый в своём кресле и искренне восхищался мастерством пожилого мужчины, сидящего за штурвалом самолёта.

После зачитанного кем-то из пассажиров сообщения от командира корабля в салоне установилась полная тишина. Будущие курортники не кричали, не плакали и не качали права, а послушно выполняли все инструкции бортпроводников. Даже маленькие дети почувствовали напряжение своих родителей и притихли. Игорь и Антошка одновременно переглянулись и также одновременно полезли в карманы кресел, где лежали ламинированные инструкции по аварийной посадке.

– Мама смотри…

– Катюша смотри…

Инструктировать свою маму и жену Катины мужчины тоже начали одновременно.

– Мама, сними туфли.

– Я в кроссовках…

– Катя, вот возьми.

На шею растерянной Екатерины надели ненадутый спасжилет.

– Вот бечева, а сюда дуй!

– Что?

– Дуй!

Страх ушёл. Спрятался в самый потаённый уголок сознания. Её мужчины дружно, наперебой о ней заботились. Это было так приятно, что Катя всплакнула от затопившего её счастья, а потом засмеялась.

– Женщина, прекратите панику!

Катя застыла с открытым ртом, а затем в полный голос рассмеялась. Её сразу же поддержал Игорь. А потом Антошка.

Семья, сидевшая на последнем ряду по правому борту, обнялась и дружно веселилась.

– Психи!

– Ненормальные!

Через несколько минут по салону прокатилась волна оживления. Пассажиры отстёгивались и дружно лезли по головам друг друга к иллюминаторам. Антошка тоже прилип к стеклу.

– Мам, там остров! Мам. Ещё один, и ещё. Там их много! Пап! Земля!

Катя, заглядывавшая в оконце над головой сына, вдруг почувствовала жаркое дыхание Игоря на своём затылке. Женщина замерла.

'Острова, какие острова… Гоша…'

Муж почувствовал её состояние и улыбнулся. Как тогда. В первый раз. И хитро подмигнул.

'Хитрец ты мой…'

– Всё хорошо будет, Катя.

'Да, Гоша. Всё будет хорошо!'

И в этот самый момент заглох правый двигатель.

Честно говоря, Витя ожидал худшего. Где-то, когда-то, краем уха он слышал, что удар на большой скорости о воду подобен удару о бетонную стену. Проверять эту информацию Витька не хотел и просто принял её к сведению, раз и навсегда решив прекратить прыгать в воду с любой высоты. Так вот, не успел Егоров сесть в кресло и защёлкнуть замок ремня, как самолёт резко, но не сильно первый раз коснулся воды.

Бам-с!

В копчик ощутимо, но совсем не больно пнули, а из-за закрытой тёмно-красной шторки хором сдавлено крякнули. И снова крякнули.

Бам-с!

Второй удар был страшным. Сидевшего боком по ходу движения Витьку, швырнуло в незакрытую дверь кабины и если бы не ремень, то…

– Ё…! …!

Живот обожгло страшной болью и следующие три 'блинчика' Витька как-то упустил из своего сознания.

Бам-с, бам-с, бам-с!

От ударов по жопе голова у Егорова прыгала вверх-вниз, как шарик от пинг-понга. За шторой всё грохотало, вопило, орало и материлось.

Бамммм-с!

Краем глаза Витя успел заметить, как самолёт окончательно остановился, забурившись носом в воду. Потом переднее остекление в кабине пилотов захлестнула зеленоватая вода, а сам лайнер, качнувшись, словно на качелях, на огромной волне, резко завалился назад. Витьку мотнуло в сторону занавески.

– Бля!

Кишки в животе горели огнём. По ощущениям там была полная каша.

– Олрайт?

Потрепав Егорова по плечу, мимо пронёсся командир. Ответ ему и не требовался.

– Эй! Эй! Сит даун! Сит даун! Окей. Хорошо! Хорошо!

Командир орал так, что люди, едва пришедшие в себя после посадки на воду, НЕ УСПЕЛИ впасть в панику. Перед ними, в парадной фуражке и в кителе стоял КАПИТАН и прессовал ладонями воздух, мол, тише, тише.

– Йилмаз!

Как раз в тот момент, когда побитый посадкой Виктор решил немного поблевать, второй пилот выволок его за шиворот из кресла и выпихнул в салон, под бок к капитану.

Витю скрючило и микрофон ему достался, когда он уже просто сидел на полу.

– Переводи.

'Блин! Да отстань ты от меня в конце то концов!'

– Мы не тонем. Мы держимся на поверхности и НЕ тонем.

'На боку синяк, наверное, будет'

– Сейчас экипаж проведёт эвакуацию. Пожалуйста, не допускайте паники. Самолёт продержится на поверхности воды, как минимум час. Да. Командир гарантирует. Да. Конечно. Берег рядом. Здесь неглубоко. Выполняйте…

'Уфф! Вроде отпускать начало'

… указания экипажа и всё будет хорошо.

Перед носом сидящего на полу Виктора оказались волосатые коленки, цветастые шорты и сланцы на босу ногу. Тот самый красномордый мужик, не обращая внимания на командира корабля, встал с места, развернулся к остальным пассажирам и совершенно зверским голосом прорычал.

– Вы-пол-нять все при-ка-зы э-ки-па-жа!

Мужик был лыс, квадратен и имел кулаки размером с небольшой арбуз.

'Так, всё. Дальше – без меня!'

Витя бросил микрофон и на четвереньках заполз за занавеску. Блевать на виду у ста тридцати человек ему не позволяло воспитание.

'Наверное, сотрясение… или нет. Не знаю…'

Витька сидел, привалившись спиной к дверце туалета пилотов, и старательной затирал влажной салфеткой следы своего конфуза. Он не слишком пристально вглядывался в лица пассажиров, когда переводил речь капитана, но, судя по тому, что никто не орал, не плакал, так погано перенёс приводнение только он один. В салоне глухо стукнуло. Раз, затем другой. И сразу стало как-то… громче.

'Запасные выходы открыли'

За занавеской неуверенно захлопали. Потом хлопки сконфуженно стихли, но следом зааплодировали уже два человека, а потом из-за занавески раздалась целая буря овации, свист и крики 'Ура!' и 'Браво!'

'Браво! Только вот на 'Бис' не нужно…'

Снова зарычал квадратный качок, требуя поднять руки тех, кто уверенно плавает. В салоне начались подсчёты и разборки, а Витя Егоров вдруг с удивлением осознал, что кроме мерзкого привкуса во рту и ноющего синяка на бедре его больше ничего не беспокоит!

– Козырно!

Витька заглянул в иллюминатор. От белоснежного пляжа его отделяло каких-нибудь полсотни метров немыслимо прозрачной лазурной воды. Над пляжем, как и полагается, царили роскошные пальмы.

– Фьюу! А ветер то, ветер!

Верхушки пальм гнулись под порывами ветра.

'А на небе – ни облачка, и там, наверное, пекло…'

В самолёте, в котором уже не работали кондиционеры, становилось жарковато. Витька осмотрел свои светло-бежевые брюки, белую рубашку с коротким рукавом, светлые сандалии и на миг пожалел, что оставил свой льняной пиджачок на верхней полке в другом конце самолёта.

Выходить в салон, в ТОЛПУ, Витьке, почему-то, не хотелось. Зато прямо перед ним была мини кухня и туалет.

Егоров не считал себя 'крысой', просто он всегда старался 'не упустить'. Глаза у Витьки сами собой воровато стрельнули в сторону занавески.

'Я ж не обедал. И вообще. Пострадавший я!'

Бесшумно открыв ящик, Егоров выудил из него литровую пластиковую бутылку минералки и булочку в целлофановой упаковке.

За хлипкой преградой по-английски загрохотал командир. Витька чертыхнулся и, запихав булочку в рот целиком, заперся в туалете.

Вовремя. Через несколько секунд в дверь озабоченно постучали и второй пилот поинтересовался, мол, всё ли с тобой в порядке 'мой друг'?

Витя в ответ прокряхтел 'окей' и его оставили в покое.

Свет в туалете ещё горел, а из крана лилась прохладная вода. Егоров опустил крышку унитаза, уселся на него и спокойно пообедал. Он доел эту несчастную булочку, кое-как осилил литр газированной воды и наполнил бутылку снова.

В дверь опять постучали и визгливый женский голос потребовал его выметаться.

– Минуточку! Уже выхожу!

'Вот дурдом. 'Титаник' тонет, а я, вместо того, чтобы лезть на шлюпки, принимаю душ…'

Витька поглядел на себя в зеркало и, непонятно зачем, вымыл с мылом лицо и руки.

– Открываю, гражданочка!

Включив 'тридцать два', менеджер по рекламе галантно пропустил пожилую полную женщину в туалет и вновь занял своё место у кабины пилотов. Занавеска в салон была убрана, а на миникухне вовсю хозяйничали стюарды, лихорадочно сваливая в большие синие пластиковые мешки для мусора, всё, что могло пригодиться на острове. Витя убрал бутылку за пазуху и посмотрел в салон.

– Нихрена ж себе!

Салон был пуст! О пассажирах напоминали лишь вещи, кучами лежавшие на креслах и в проходе между рядами, а у запасного выхода стоял капитан с бумагой и карандашом в руках.

Виктор показал лётчику большой палец и заглянул в иллюминатор. На крыле плотной группой стояло человек пятьдесят-шестьдесят, остальные уже были в воде. Кто-то плыл в одиночку, кто-то тянул за собой тушку в спасжилете. Все, кроме Вити Егорова, здоровенного лба тридцати двух лет, были при деле.

У Витьки заболела совесть. Не сильно, но всё же.

– Ребята, давайте я вам помогу?

Стюардесса, тащившая неподъемную упаковку минералки, только отрицательно покачала головой, а старший стюард просто показал ему на выход. Мол, не путайся и не мешай людям работать.

Витька обиделся. В иллюминатор было отлично видно, как 'красномордый', стоя на крыле, сверяет список с тем, что держал в руке капитан. Взаимопонимание у этой парочки было полнейшее, хотя турок говорил по-английски, а мужик в шортах – исключительно матом. Отправив последних пловцов к берегу, мужчина вернулся в самолёт и направился к Вите.

– О, привет, болезный! Оклемался?

Качок прошёл, как и капитан, не дожидаясь ответа Виктора, будто тот был пустым местом.

– Мамаша, мамаша, вы там скоро?

Пожилая казашка, которую запустил в туалет Витя, вышла оттуда в купальнике и в резиновой шапочке для плавания. В руке она держала свёрток одежды. 'Красномордый' в восхищении развёл руками.

– Ну, мамаша, нет слов!

Стюарды дружно захлопали в ладоши. Решительность и основательность пожилой женщины им тоже очень понравилась. Качок повёл женщину к выходу, почтительно придерживая её за локоток, и мимоходом бросил через плечо.

– Длинный. Догоняй.

Когда Данияр прискакал в одиннадцать вечера к ним в гости без приглашения, ни Дима, ни Надя не удивились. Дядя Даник зычным голосом поднял с кроватей уложенных детей, вручил каждому по чупа-чупсу и просветил их родителей.

– Димка, нахрен этот Алтай!

Это было нечто. Секция горного туризма, которой на общественных началах руководили Дмитрий и Данияр, уже шесть лет подряд выезжала на сборы в Восточный Казахстан. С собой любители горных маршрутов тащили друзей, приятелей, гитары, байдарки и надувные плоты, а сам Димка в придачу вытаскивал в горы и нескольких своих наиболее состоятельных учеников. Вот там то, среди елей и альпийских лугов наиболее перспективные парни и девчонки и зарабатывали свои пояса по айкидо. Дима-сан умудрялся успевать всюду – и отдыхать на природе и, чего там греха таить, зарабатывать на этом немаленькие деньги.

– Даник, ты сдурел? Послезавтра выезд. Группа сформирована. Люди мне деньги уже сдали. Домики нас ждут. Завтра мы Надюшкину днюху…

– Блин! – Данияр хлопнул себя по лбу и подскочил. – Надя. С меня – подарок. Слушайте и не говорите, что не слышали!

Далее друг и личный финдиректор достал ручку, бумажку и калькулятор и в три минуты доказал очевидное, но невероятное.

Оказалось, что вывезти самолётом двадцать три человека взрослых плюс десять детей плюс груз в Турцию, арендовать на месте турбазу в горах (со всеми удобствами и обслуживанием!) и вернуться назад, обойдётся на четверть дешевле, чем снять на три недели барак с нарами и удобствами во дворе в районе Рахмановских ключей.

Вот такие вот выверты экономики.

– Ну, предположим, а билеты достанем? Улетать то надо быстро, а сейчас сезон.

– Ха!

На этом месте Данияр поведал душещипательную историю о случайно встреченной однокласснице, о вновь вспыхнувшей любви, о…

– В общем, вылет завтра утром. Турбазу я уже забронировал. Плоты возьмём напрокат. Самое главное, Дима – заработаем на четверть больше. Надя, с днём Рождения!

О том, откуда здесь взялся тропический остров, неплохо разбиравшийся в географии Дмитрий Мельников, старался не думать. Мысли его были заняты совершенно другим.

'Так. Ещё. Ещё немного. Молодцы'

Жена и дети выбрались на белый песок пляжа, сели отдышаться и замахали руками главе семьи.

– Папаааа, всё в порядке!

У Мельникова, стоявшего на крыле самолёта, отлегло от сердца.

– Молодцы! Так. Следующий. Ты. Ты и ты. Бросили, нахрен, сумки и взяли на буксир вот его, его и её. Делллай, нууу…

Спорить с ним никто не решался. Комплекция и выражение лица у тридцатилетнего Димы Мельникова были такие, что он уже и забыл, когда ему в последний раз возражали. Разумеется, это не относилось ни к семье, ни к друзьям. И вообще, по мнению всех без исключения близко знавших его людей, более 'белого и пушистого создания', чем Сенсей, трудно было себе представить.

Последние остававшиеся на борту самолёта пассажиры покорно бросили пакеты с вещами, сползли по закруглённой кромке крыла в воду и поплыли к берегу.

– Кэп. Всё?

Турок понял его без перевода и отрицательно покачал головой.

'Ах да. Бабуля переодеваться пошла…'

Эта пожилая матрона не пожелала, как большинство пассажиров, плыть к берегу в одежде. И раздеваться до белья, как это сделала молодёжь – тоже не пожелала, а непреклонным голосом заявила, что она сначала переоденется, а затем 'вот этот милый молодой человек меня лично доставит на сушу'. Если бы у Димы на сланцах были каблуки – он бы ими щёлкнул. Сопровождавших её девочек (впрочем, скорее сопровождающей как раз была она) женщина царственным жестом отправила с Димкиными ребятами на берег.

Улжан Галымовна милостиво позволила себя проводить к выходу, где сообщила оторопевшему Димке, что она полковник милиции в отставке и что он, 'Димочка' может запросто называть её 'тётя Уля'.

Верхняя сухая поверхность крыла самолёта успела накалиться до состояния шкворчащей сковородки, так что ни осмотреться, ни как следует приготовиться, Мельников не успел. Тётя Уля быстро сняла свои тапочки, сунула их под спасжилет и красиво, щучкой, нырнула в море.

'Ого!'

Дима сиганул следом.

Плыть оказалось неожиданно легко – вода была неимоверно солёной. Мельников держался следом за женщиной и думал о том, что при желании, конечно, утонуть здесь можно, но для этого нужно очень постараться!

– Ты плавать умеешь? Нет?!

Красномордый качок, чем-то отдалённо напоминавший Валуева, нависал над Игорем.

– Быстрей говори, да!

Маленькие глазки мужика прочно приклеились к Катиной груди.

'Ну что же ты молчишь?'

– Он не умеет плавать!

Глазки отлепились от декольте и поймали Катин взгляд. Качок еле заметно кивнул и улыбнулся.

– А вы?

– Умею. И сын тоже. – Катя непроизвольно прикрылась ладонью.

– Хорошо, – мужик в цветастых шортах и растянутой майке с надписью 'Стройбат', чиркнул в листе и, глядя ей в глаза, спокойно произнёс, – вещи не берите. Потом заберёте. Ваш сын плывёт сам. Вы – помогаете ему.

Качок, даже не посмотрев на молчавшего Игоря, ткнул в него пальцем, развернулся и пошёл к аварийному выходу.

– Да что он себе позволяет… да я…

Гоша очнулся и возмутился. Не очень громко. Скорее, даже тихо. Катя вздохнула и сделала вид, что ничего не произошло.

Покидать самолёт Витьке не хотелось. Егоров дошёл вслед за качком и бабулькой до люка и остановился. В груди защемило, а в голове всплыло одно слово.

Необратимость.

Выйти из самолёта, значит навсегда, навсегда потерять связь. Связь с чем-то знакомым, надёжным и основательным. Витька сел на ближайшее кресло, уставился в иллюминатор и задумался. Внешне он был спокоен, но голова у него в этот миг работала со скоростью суперкомпьютера, перебирая десятки гипотез, выстраивая версии и тут же ломая их. Этот остров не склеивался. Никак. Он взялся из ниоткуда и никуда не вписывался. Теоретически они, конечно, могли за шесть часов долететь до Мальдивских островов…

'Тьфу. А горный массив?'

Ещё одна версия полетела в тар-тарары и лезть на крыло, а затем в воду, захотелось ещё меньше. Мимо бегал с синими мешками экипаж, а напротив выхода сидел капитан, считая эти мешки и изредка поглядывая на последнего оставшегося пассажира.

– Окей?

Витьке надоело ломать язык, разговаривая на английском, и он угрюмо огрызнулся.

– Нихрена.

'Зря я с ним так. Отличный дядька'

– Оооооокееей, кэп. Где мы? Индия? Иран? Египет? Бангладеш?

Турок пожал плечами, помрачнел и отвернулся.

'Всё с тобой понятно'

Витька пропустил мимо себя стюардессу и пошёл за своим льняным пиджаком.

Сборы были недолги. Помятый пиджак с пустыми карманами и сумка с документами – вот и всё богатство, что имелось в распоряжении Виктора. Егоров повертел тряпку в руках и остро пожалел о сданном в багаж чемодане. Всё белье, носки, плавки, крема и прочие бритвенные принадлежности благополучно лежали в багажном отделении лайнера, запертые в новенький 'Самсонит'. Вокруг, в страшном беспорядке валялись чужие вещи, но брать их Витя постеснялся. Единственным, что привлекло его внимание, был большой пакет с надписью Duty Free, который валялся на том самом месте, где сидела ОНА. В пакете оказалась плоская пластиковая бутылка 'Хеннесси'.

– Мой друг! Мой друг! Пожалуйста!

У люка стоял командир. Рядом с ним запихивала в мешок ком одежды полуголая стюардесса.

Витька крепко зажмурился и отвис.

'Всё взаправду. Это происходит. Со мной. Сейчас'

Бам!

В голове зашумело и сразу навелась резкость. Бродить неприкаянным привидением по самолёту больше не было времени.

Витька подпрыгул и содрал с себя пиджак.

– Айн момент, месье!

В пакет того урода полетела пластиковая бутылка с водой и одежда. Следом в пакет утрамбовались завёрнутые в газету сандалии и… и…

Взгляд метался по ближайшим креслам.

'Где бы чего прихватить?'

– Время, быстрей.

Командир уже стоял один и был не на шутку взволнован.

– Самолёт тонет.

– Блиииин!

Витька схватил маленькую белую подушечку с надписью 'Пегас' и рванул к выходу.

До берега Егоров добрался легко и быстро. На спине. Положив тугой и увесистый пакет с вещами себе на живот, Витя спокойненько, не утруждаясь, доплыл до отмели и сел на песчаное дно, держа пакет над головой. Глаза щипало немилосердно – вода была оччччень солёная, и Витька не сразу рассмотрел, что происходит. Сначала он услышал.

– Аааааах!

За спиной, на пляже дружно выдохнула сотня человек. Потом раздались крики. Витька проморгался и отвесил челюсть.

Их самолёт, буквально ещё минуту назад так уверенно державшийся на плаву, утонул. Вот так сразу.

Выпустил, словно кит, струю воздуха и фонтан воды и, блин, блин, блин! Утонул.