"Братские узы" - читать интересную книгу автора (Лукашевич Денис)

Глава 19. Клейденское гостеприимство

Вертолет трясло и било в воздушных потоках, но он не сдавался, нес вперед свой драгоценный груз — людей, замкнутых в тесной десантной каморе. На полпути к Клейдену навстречу машине сорвалась целая стая странных существ с огромными кожистыми крыльями. Твари били длинными острыми клювами корпус, пытались проковырять стеклянный колпак, накрывающий кабину, царапали черное покрытие кривыми когтями. Анджею удалось отогнать их только после нескольких головокружительных воздушных маневров и залпа автоматических пушек. Существа с разочарованными воплями отправились искать более беззащитную добычу. Больше во время путешествия над Познаньской пустошью их никто не беспокоил, только внизу разворачивалась картина страшного запустения и больной природы. Низкорослый лес пробивался сквозь руины безымянных городов, серая гладь гнилых земель, заселенная черт знает чем, сухие русла мертвых рек и заплесневевшие озера, превратившиеся в топкие болота.

Мелькнула под днищем тонкая блестящая полоска Одера и пропала в незнамо откуда натянувшихся тучах, зарядил мелкий осенний дождь. Водяная крупа барабанила по корпусу и навевала грустные мысли и черную тоску. Люди в страшной тесноте практически друг с другом не общались, перекидывались лишь редкими словами. Веллер то спал в беспокойном сне, то дрожал от лихорадки, но явно шел на поправку, Войцех с невероятным флегматизмом проводил все это время в неком подобии полусна, отвечая на вопросы невпопад, лишь Марко то и дело поднимался к Анджею, рассматривал проплывающий внизу пейзаж и сверялся с показаниями многочисленных циферблатов, болтал о всякой ерунде с Анджей, что то и дело клевал носом.

Только на второй день на приборной доске загорелась красная лампочка, тревожно запиликал звонок, возвещая о том, что топливо уже на исходе. Стальная «стрекоза» и так была молодец: без передышки пересекла Теократию, всю Познаньскую пустошь и сдалась только на границе с Клейденом, землях вольных поселенцев, кого чем-то не устроила жизнь в республике. Конечно, теперь им приходилось терпеть недальнее соседство с пустошью и бороться с зарослями паучьих тополей. Может, им удастся найти топливо или, на крайний случай, более привычный транспорт, едущий в центральные области Клейденской республики.

Теперь начинал захлебываться и мотор, пищанье звукового сигнала стало постоянным и надоедливым, будто огромный комар жужжит над самым ухом, машина то и дело зарывалась тяжелым носом в воздушные ямы, опасно кренилась к земле, кашляла и сипела турбина над головой.

— Вот и все, — с потаенной грустью в голосе сказал Анджей, вытягивая ручки штурвала на себя после очередной попытки «стальной стрекозы» зарыться в неуправляемое пике. Поляк снизил скорость до минимума, опустился практически к самой земле, пугая редкие стада худосочных коров. — Долетались.

— Спасибо и на этом, — довольно хмыкнул Марко. — Я и не думал, что мы дотянем практически до самого Клейдена. Теперь дело за малым. Ты только попробуй дотяни вот до того хуторка — попробуем на вкус клейденского гостеприимства. Может быть, у них найдется немного топлива.

Вертолет завис совсем низко над землей, разгоняя воздушными волнами тучи пыли и павшей листвы, и тяжело плюхнулся на выдвинувшиеся шасси. Погудел немного двигателем и затих. Только через непродолжительное время остановились и винты.

Осень давно и надежно оккупировала окружающую местность. Серая земля укрыта желтым саваном пожухлой травы, на которой паслись худые, аж ребра выпирают, коровы со скорбным видом двигая застрявшими в бесконечном цикле жевания челюстями. Глупые животные уже давно забыли, что минуту назад с испуганным мычанием неслись сломя голову прочь от вертолета. А вот пастушок не забыл.

Парализованный страхом он вжимался в сухой ствол мертвого дуба, растерянно хлопал большими круглыми глазами, по серебряной клейденской марке каждый. Ему бы бежать сломя голову прочь, вопя на всю округу о пришествии страшного дракона, да видимо ноги отказали бедняге.

Стоило Веллеру, ставшему жутким красавцем с половиной лица, покрытой запекшейся кровью, появиться из брюхо «стальной стрекозы», как мальчуган сдавленно всхлипнул и провалился в беспамятство.

— А я только собирался сказать «привет»! — грустно улыбнулся наемник. При этом часть корки треснула и по подбородку побежала красная дорожка. — Опять кровь! — с раздражением утерся Веллер.

— Без рук, братец, а то какую-нибудь заразу занесешь. Дай, я тебя перебинтую. — Марко занялся братом, и через несколько минут тот с перебинтованной головой смотрелся хоть не так страшно.

Войцех с Анджеем, тем временем, приводили в чувство пастушка. Страшно худого и заморенного, с глубоко запавшими глазами и серым лицом. Да, жизнь здесь не слишком способствовала нагуливанию жирка и раздольной жизни. Переселенцы, избавившись от гнета клейденских магнатов, заработали себе жизнь в тяжелейших условиях, на границе с Теократией и пустошью, рощами паучьих тополей… Вот одна такая, давно облетевшая, шумела перекрученными ветвями совсем недалеко.

Казалось, прошло совсем немного времени, а уже и деревья-убийцы успели разродиться своим смертоносным семенем, и все больше чувствовалось дыхание скорой зимы, в этих местах особенно суровой. А глядя на заморенный скот, все прекрасно понимали, что местным обитателям не обойтись и без своего вечного спутника: голода.

— Эй, малой! — хлесткий хлопок — мальчик застонал, приоткрыл один глаз. Тот глядел мутно и рассеянно. Анджей выругался. Вряд ли пастушок его понял — старопольский мало кто понимал в Новой Европе. — Малой, не притворяйся, едрыть твою ж за ногу! Вижу, что не в отрубе. Давай, болтай скоренько: где мы, и керосин у тебя есть?

— Дяденьки! — мигом захныкал хлопец. — Дяденьки-и-и-и! Только не бейте — все скажу! Все-все-все скажу, только не бейте и бате и не говорите!

— Не будем, малой. Ты только не хнычь, а толково объясни нам, как далеко до Клейдена.

Пастушок в одно мгновение перестал плакать, шмыгнул длинным острым носом, шумно втягивая проступившие сопли.

— Клейден? Да, почитай, километров четыреста — никак не меньше. Тут недалече городок есть — там автопоезд ходит. Я таким приехал! — гордо заверил мальчуган. — Е-е-е! С ветерком ходит, а еще там напитки разносят и кормят всякими сладостями…

Он мечтательно закатил глаза.

— А город как называется?

— Штормштадт.

Войцех вопросительно посмотрел на Марко с Веллером. Пастушок скользнул взглядом по забинтованной голове моонструмца, с усилием сглотнул.

— Знаем такой. — Марко кивнул. — От границы рукой подать. Да и топливо можно попробовать найти. Там восстановили довоенные технологии — научились гнать из угля некое подобие бензина. Может нашей пташке и сойдет.

Мальчишку отпустили на все четыре стороны со строгим наказом никому о них не рассказывать. Подкинули для стимула пару серебряных марок. Правда, Марко настаивал избавиться от пастушка несколько иным способом, но под общим давлением Анджея, Войцеха и даже Веллера вынужден был согласиться на более милосердное решение. Но, когда они разбирали вещи из вертолета, отвел мальчишку в сторону и пообещал, что если тот кому-либо сболтнет хоть на грамм, найти и сначала переломать все пальцы, а после и руки с ногами. Закончить он обещал поджариванием гениталий и выдавливанием глаз. Пастушек страшно побледнел и, заикаясь, клятвенно заверил свое молчание. Марко ободряюще подмигнул, дал подзатыльника и отпустил его восвояси.

А вертолет… Черная туша на земле была слишком неповоротлива, чтобы спрятать ее в какое-нибудь укромное местечко. Анджей только демонтировал вооружение. Жалко было бросать подобную вещь — каждый чувствовал, что видят они его в последний раз. Поляк чуть не разрыдался: стоял, мял в руках черную инквизиторскую кепку и впервые в жизни у него не находилось слов, только раз протекла слеза по небритой щеке. Серой, как и весь окружающий мир.

Штормштадт, как и обещал пастушок, расположился совсем недалеко. Просто грязный маленький шахтерский городишко. Все, начиная от двухскатных крыш и бронзовых флюгеров и заканчивая жителями, постоянно куда спешащими, было покрыто тонким черным налетом. Угольная пыль царила здесь повсюду, каждое мгновение напоминая, что совсем недалеко и день, и ночь работают угольные шахты, как тянутся с сумрачных холмов возле города по узкоколейке вагоны, груженые блестящим антрацитом, а черные, словно черти рабочие загружают и разгружают их.

Тут же запершило в горле, руки, одежда и обувь покрылись цепкой черной пылью. Черные разводы проступили под глазами, тянулись вниз к подбородку. Бинт, скрывающий лицо Веллера, мигом посерел. Навязчивая вонь, смесь помоев, сгоревшего угля и какой-то незнакомой химии преследовала повсюду.

— Отвратное место! — резюмировал Анджей. — Пресвятой Конрад, ну почему я покинул родину?! Жил бы себе, механизмы починял — надо же так вляпаться!..

— Тише ты! — Марко хищно оглянулся вокруг, ощерился, как дикий зверь. Рука бережно гладила упрятанную до поры до времени «кобру». — Здесь теократов не очень любят, как, собственно, и всех остальных.

— Все, молчок! — пообещал поляк, но затем уже тише прошипел: — Проклятое место… прости Господи!

Стремительно вечерело. Постепенно Штормштадт стал наполняться огнями. Да только куда ему до сверкающего Клейдена! По привычке горожане зажигали многочисленные лампы и светильники, мощные прожекторы били в чернеющее небо световыми столбами. Только свет был какой-то мутный, приглушенный: линзы, зеркала и стекла покрылись тончайшим слоем пыли и рассеивали часть света, так что складывалось ощущение, что город погрузился в светящееся облако, марево сияния, окутывающее его от массивных фундаментов и до коньков крыш и флюгеров.

Усталые и черные от угля люди медленно брели домой, искоса поглядывая на относительно чистых чужаков. То и дело наемники ловили на себе и своем снаряжении жадные сальные взгляды — сандоминиканские мундиры явно выглядели побогаче тех лохмотьев, что были в ходу на улицах Штормштадта. Нашивки и опознавательные кресты были предусмотрительно спороты, колоратки смяты и выброшены вон.

О топливе приходилось думать лишь на следующее утро: сейчас бы ночлег какой-нибудь найти! Только раз им попалась подсвеченная светодиодами вывеска, гласившая, что в здании сдаются «меблированные комнаты под патронажем фон Штока». А чуть ниже надпись клятвенно убеждала, что «сервис и качество не оставят никого равнодушным».

— Это в каком смысле? — хмыкнул скептически Марко, прочитав надпись. — А, братец?

— Да какая разница, главное, что никто не уйдет равнодушным — хе-хе!

Марко с плохо скрытым удовлетворением посмотрел на брата: исправляется! Неужели вернется прежний Веллер?

Явившийся на трель настольного звонка некий господин фон Шток (а может и его доверенное лицо) представлял из себя щуплого человечка, невероятно худого и мелкого — просто настоящий карлик! Большая, лысая, блестящая, словно покрытая лаком голова мерно покачивалась, будто Шток постоянно в чем-то соглашался в разговоре с незримым собеседником. Широкий жабий рот при этом едва шевелился, доносилось едва различимое бормотание.

— Комната найдется? — Марко уверенно улыбнулся, с ленцой облокотился на мебельную стойку.

— Сальдо положительное… двести тридцать… А, что? Комната? — Карлик со скептическим видом оглядел собравшихся в фойе. — А деньги-то у вас есть… господа?

Говорил он, в противоположность своему бормотанию, уверенно, твердо чеканя каждое слово.

— Обижаете… э-э…

— Шток. Фон Шток. Читать умеешь?

— Получше некоторых! — теперь уже и Веллер привалился к мебельной стойке, пронзая взором черных глаз, выглядывающих из-под бинтов. Было в них что-то жуткое, словно два пистолета уперлись дулами в высокий морщинистый лоб. — И деньги у нас есть? Сколько за комнату на четверых?

— Десять серебра.

— А не много ли просишь за такую халупу?

Шток равнодушно пожал узкими плечами.

— Лучше не найдете, а не нравится — ищите еще где-нибудь.

— Ладно, уговорил! — Веллер со злостью сплюнул на пол. — Сандоминиканскими талерами принимаешь?

— Сейчас с валютой Теократии бывают заминки — редко, кто хочет иметь с нею дело…

— Плачу по двойному курсу! По рукам?

Карлик помялся по виду, но глазки-то загорелись алчным огнем: где он еще столько денег за раз найдет? Штормштадт слыл городком небогатым…

— По рукам! — мокро хлопнули ладоши. Марко отсчитал несколько мятых бумажных купюр добытых на честной ставке в «молельне». Шток их тщательно пересчитал, проверил на свет наличие водяных знаков. Удовлетворенно хмыкнул.

Деньги исчезли куда-то под стойкой, а взамен на потертое дерево лег ключ, здоровенный, резной — таким и голову пришибить можно.

— Добро пожаловать, господа!

Из соседей имелись шумная компания, галдящая за тонкой стенкой, и тихий старик, шаркающий разношенными туфлями и по неясной надобности надолго застывающий на месте. Его-то и встретили в замшелом полутемном коридоре. Старик, сгорбившись и посапывая огромным пористым носом, стоял на месте, таращил в пространство пустые водянистые глаза. В правой руке его дрожала керосиновая лампа. Спустя пять минут, когда в коридоре никого уже не было, он вздрогнул и прошамкал в свою комнату.

Из мебели в комнате было четыре лежака из худых и рваных матрасов, наверняка полных клопов, покосившийся платяной шкаф, одну из ножек которого заменяла пачка старых заплесневевших книжек, и пара тумбочек, чьи внутренности облюбовала колония упитанных рыжих тараканов, здоровенных и наглых.

Из удобств — унитаз с отбитым ободком, жестяная раковина, кран с заевшим вентилем и гудящими на различный лад трубами.

Марко раздавил меж пальцами шустрого таракана, сбежавшего по брючине, обтер руку, хмыкнул:

— Не «Принцепс», но сойдет.

И уже через пару минут лежаки были распределены между гостями, приведены в более-менее божеский вид.

Анджей без предисловий повалился на свое место, и уже через пару секунд провалился в здоровый сон, не отягощенный терзаниями совести. Войцех встал в уголок на колени и начал шептать молитву. Марко поменял бинты у брата. Раны уже подживали — слава всем святым, но никакая зараза не прицепилась. Сквозь отшелушевающуюся корку уже проступала молодая розовая кожа. «Главное, чтоб и голова подлечивалась, иначе…» — Что «иначе», Марко думать не хотелось.

Когда наконец-то захрапел и Войцех, Марко сел на лежаке, легонько толкнул брата в плечо.

— Не спишь?

— Уже нет. — Веллер повернулся на другой бок. В темноте его глаза загадочно сверкали.

— Что делать-то будем?

— Лично сейчас я хочу спать…

— Да я вообще имею в виду! Знаешь, такое ощущение, что эта проклятая бумажка жжет меня! Так и хочется сбагрить ее кому-нибудь…

— Мы не можем все так просто бросить! — тихо сказал Веллер. — Слишком далеко зашли…

— Вот я и говорю: сбагрим бумажку Груберу и рванем отсюда! Хоть куда. Можно на юг, можно и в Бургундию. Да хоть в Сан-Эспаньол! Но только ноги моей больше не будет в Теократии — катись она в ад!

— Ты до сих пор не понял?

— Что?

— Это. — Веллер выхватил из рук Марко кусок пластика. Потряс им в воздухе. — Это не просто бумажка, нечто гораздо более важное и… смертоносное. Как думаешь, что больше всего интересует Грубера? Ага, правильно, власть! Безграничная, абсолютная власть! И что же могло заинтересовать его в обыкновенной бумажке, затерянной в богом забытом архиве? Это код! Шифр! Помнишь историю Густава? Кто-то заказал ему шифровальную машинку Грубера, да только не удалось тому далеко уйти от цепких мутовских лап. Сложи два и два. Что получается? Конечно, это шифр к той самой машинке. Нечто, что можно ей скормить и получить крайне важную информацию. Как думаешь, какую?

Марко пожал плечами.

— Не, не знаю, координаты какие-нибудь. — Он ляпнул это совершенно неосознанно, первое, что пришло на ум.

— И снова ты молодец! Именно, координаты, которые указывает на конкретную точку на карте! Точку, мать его, которая очень интересует господина Грубера! А что интересует Грубера? Именно, власть! А что может дать ее еще больше, чем он имеет? Конечно! — Голос его внезапно задрожал: — Карающий Меч Древних! Оружие, способное разрушить все на свете!

— Во как ты завернул! И тем более нам не стоит во все это ввязываться. Не наше это, брат, дело, не наше. — Марко упрямо покачал головой.

— Пойми, братец. — Веллер говорил таким тоном, что становилось ясно: его уже не переубедить. — Пойми, для нас уже нет пути назад. Таких, как мы, исполнителей, не оставляют в живых. Мы слишком много знаем, что повернуть назад.

— И что ты предлагаешь?

— У Грубера есть ресурсы и люди, оружие и все, что душе угодно: мы попытаемся с ним договоримся. Пойдем на сотрудничество.

— Эк, так он сразу и согласился…

— У нас есть козырь! — Веллер потряс запаянной в пластик карточкой. — И разве мы соперники Груберу? Нет, мы простые наемники, без чести и совести, продажные шкуры, которые просто хотят поприятнее устроиться при новой власти.

— А потом что? Когда Грубер найдет Карающий Меч?

— А кто сказал, что он найдет его? Или, вернее, что именно он найдет?

Марко спал, или, вернее, старался делать вид. Наконец, он не выдержал, повернулся и вгляделся в изуродованное братово лицо, стараясь найти хоть малейший признак бодрствования. Но нет, физиономия Веллера хранила выражение расслабленности, свойственное только людям, погруженным в глубокий и спокойный сон.

Это хорошо — не придется объясняться.

В руках у моонструмца оказался диск. Тот самый, что когда-то, давным-давно, как уже кажется сейчас, хотя прошло всего лишь несколько недель, дал ему Алексей Павлович. Что в нем особенного?

Братьям не раз и не два попадались плоские металлические кругляши, переливающиеся на свету, но назначение их оставалось загадкой. Единственное, на что они могли годиться — и то в самом лучшем раскладе сил, — так только на украшения непритязательным дамочкам со свободными нравами. Конечно, все догадывались, что диски таят в себе куда как больше, чем казалось с первого раза. По старинным записям были сделаны предположения, что они выступали носителями информации, навроде книг, да только пользы от них было — нуль.

Марко вытащил диск из тонкой пластиковой коробочки. Повертел в руках. Одна сторона матовая, другая — блестящая, переливчатая. А ведь диск он так и не показал брату — что-то его сдерживало. Интересно, что же он скрывает? И куда его надобно сунуть? Пока соответствующих слотов не наблюдалось. А слова? Что значат слова, сказанные Алексеем Павловичем? «Нажми красную кнопку, не бойся». Какую, к черту, красную кнопку? Где? Когда? Зачем?

«Потом узнаешь». Хорошо бы.

Мысли роились в голове, составляя причудливые конструкции, создавая самые невероятные фантазии. Марко не любил пророков, но с удивлением осознавал, что не всегда они были неправы. Редко, но метко, как говорят в народе. А есть смысл не верить существу, пережившему сам Ядерный Рассвет и протянувшему триста лет в Познаньской пустоши? По всему выходило, что нет.

Слишком много непонятного, и уже не доверишься брату. Да, Марко сам с трудом себе признавался, что уже не верит Веллеру. Слишком он изменился, после встречи с Кэт. Моонструмец всегда знал, что женщины добра не приносят. Вот и теперь: черт знает, что дальше будет! Даже такая неизменная вещь, как братава верность, подвергается сомнению.

В дверь тихо, на пороге слышимости поскреблись. Марко вздрогнул и обернулся на спящих товарищей. Все, в том числе и брат, спали. Шебуршание повторилось. Марко легко, по-кошачьи поднялся с лежака, не издав ни одного звука. Прокрался к двери. И тоже в совершенной тишине.

«Кобра» с легким шелестом покинула уютную кобуру, щелкнула предохранителем. Звук получился оглушительным в наступившей тишине. Только похрапывал Войцех. Кажется, таинственный незнакомец ничего не услышал. Моонструмец прислушался и уловил хриплое дыхание по ту сторону двери.

В дверь вновь поскреблись, и наемник понял, что кто-то ковыряется в замке. Тихо щелкнул язычок, уходя в паз, и дверь приоткрылась, пропуская вовнутрь застарелый запах сырости и ветхости и чей-то любопытный нос. Марко улыбнулся в полной темноте — окно была предусмотрительно задернуто грубой мешковиной. Нос был знаком, крупный, пористый, сопящий.

Ствол пистолета уперся прямо в широкую переносицу между до крайности удивленных и испуганных водянистых глазок. Соседский старик шумно сглотнул, кадык так и задергался на тонкой морщинистой коже. Марко продолжал лыбиться, как могло показаться со стороны, зловеще.

«Кобра» выпихнула соседа за дверь, вслед за ним проскользнул и наемник, продолжая целиться в незваного гостя.

Когда дверь захлопнулась, Марко перестал улыбаться, до хруста вдавил ствол в переносицу, норовя вдавить ее глубоко в череп. Старик смотрел на черные провалы зрачков, как кролик на удава, и только и мог, что посекундно сглатывать и сипеть свернутым носом.

— У меня есть три вопроса. — Марко не улыбался — он ядовито щерился. — Во-первых, кто ты такой? Во-вторых, что тебе надо? И, в-третьих, по какой причине я не должен расплескать содержимое твоей гнилой черепушке по этой поганому притону?

— Вы можете убрать оружие от моего лица? — просипело-прохрипело в ответ. — Мне трудно говорить.

Наемник хмыкнул, оценивая хладнокровие гостя: не каждый может так связно говорить, когда дыхание перешибает запах оружейной смазки со ствола пистолета, упершегося в лицо. Он убрал «кобру», предусмотрительно не ставя его на предохранитель.

— Ну, я жду.

Старик потер покрасневшую переносицу, шмыгнул сопливым носом.

— Вы всегда так встречаете гостей?

— Только тогда, когда они вскрывают дверь в мое жилище?

— Сие местообитание трудно назвать жилищем, скорее берлогой! — Старик хладнокровно хмыкнул, словно и в него направлялся вороненый ствол «кобры».

— Не отклоняйся от темы. — Бесстрашие соседа раздражало. — Ответов от тебя так и не поступило.

— Коли так, то прошу ко мне в гости. — Блеклые глаза блеснули в темноте неожиданно ярко, словно на мгновение исчезла маска немощного старика. — И можете мне не угрожать вашей пушкой — я слишком стар, чтобы бояться смерти. Все равно, вам я помогу совершенно бескорыстно.

— Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, — машинально ответил Марко.

— Тогда считайте, что вы уже в нее угодили, а я просто старая опытная крыса, которая пытается помочь выбраться из нее молодому крысенышу. — Старик премерзко хихикнул.

— О чем ты?

— Прошу.

Скрипнула дверь в соседнюю комнату, и старик скользнул вовнутрь, поманил худым костлявым пальцем Марко.

Внутри было сухо и относительно чисто. Вместо лежака старинная панцирная кровать, визгливо скрипнувшая под весом стариковского тела. Стол у окна и колченогий стул. Массивный шкаф в углу был почему-то закрыт на массивный амбарный замок и для верности обмотан цепью. Марко уважительно присвистнул.

— От воров спасаешься, старый?

— И не только. — Старик выглянул через окно наружу, отодвинув край неизменной мешковины. — Кстати, меня зовут Йонаш.

На пол комнаты упала тонкая полоска света, и тут же исчезла.

— Пока никого нету, но я посоветовал вам поспешить. Фон Шток не из тех, кому стоит доверять. Особенно это касается людей в мундирах-сутанах Черной Стражи без знаков различия. В том числе и тех, кто расплачивается сандоминиканскими талерами.

— О чем ты? Я не понимаю.

— Хе-хе, вы где все это время были? В лесу?

— Ближе к теме, старик, ближе к теме! — Марко уселся на единственный стул, скосился на бумаги, которыми была завалена столешница. Какие-то значки, карты, стрелочки, красные и синие, фамилии и прочая непонятная дребедень.

Йонаш порывисто потянулся к столу и смахнул бумаги на пол, затолкал под стол.

— Секреты?

— В некотором роде.

Опять заскрежетала кровать. Старик сел на нее и откинулся назад. Лицо его пропало в непроглядной тени, только странно блестели глаза.

— Вы очень неосторожно поступаете, в особенности в свете последних событий. С юга и востока донеслась весть, что с Теократией у Клейдена опять война.

Марко напрягся: да уж, это неприятно. И опасно. Но виду не подал.

— В который раз, старик. В который раз.

— Да, Республика с Теократией часто рогами бодаются. — Йонаш опять хихикнул. — Но только не в этот раз. Что-то стремное на юго-восточной границе. Теократы сожгли и вырезали пару пограничных застав, а рейнджеры в ответ разграбили запад Чешской волости. Вроде ничего, обычный пограничный конфликт, но только Отцы Республики стягивают к границе силы: регулярные войска и бронетехнику. А что твориться на той стороне — есть лишь догадки, но видели чернорубашечников и варшавян, а там где ошивается Алая Стража — жди беды. Вроде бы ничего особенного… — Повисла пауза. Сосед словно ожидал реакции Марко. Тот молчал. Невидимая улыбка скользнула по тонким высохшим губам, и старик продолжил: — Ходят слухи, Сан-Мариан напуган. Что-то непонятное творится в Санта-Силенции…

— Быстро слухи разносятся, — буркнул про себя Марко. Старик не подал виду, что услыхал его.

— А в Республике тоже не все гладко. Среди Отцов нет единства. Некий Грубер, затворник и нелюдим, отказался предоставить свои войска.

Моонструмец пристально всмотрелся во тьму, стараясь разглядеть выражение лица Йонаша.

— А мы здесь причем?

— Штормштадт зависим от Клейдена. Иы продаем ему уголь и топливо, поставляем пушечное мясо для рейнджерского братства. Клейденцев не любят, но еще больше ненавидят теократов.

— А ты, Йонаш?

Кажется, Йонаш улыбался.

— А я всего лишь немощный старик, слишком уставший как от любви, так и от ненависти. Но, так или иначе, я только вас предупрежу: фон Шток отправился за рейнджерами, и с минуты на минуту, они будут здесь, чтобы повязать сандоминиканских шпионов.

— Почему ты нам помогаешь? Тебе же тоже достанется.

Внезапно Йонаш перешел на жуткую мешанину из польского и итальянского языков, бытующую в Сан-доминики.

— Повторюсь, я слишком стар, чтобы бояться смерти. Но я до сих пор сохраняю верность пресвятому Конраду, чтобы помогать единоверцам.

Повисло молчание. Марко переваривал услышанное. Затем спросил:

— А если мы предали веру? Если мы обыкновенные дезертиры? Если бы…

— Все делают ошибки. Это неизбежно, гораздо ценнее то, что некоторые люди умеют их исправлять. Надеюсь, вы из таких. Или, по крайней мере, достойны второго шанса.

С улицы донеслись приглушенные крики. Йонаш вновь прошаркал к окну, выглянул.

— А вот и гости.

Марко заглянул поверх плешивой головы. И действительно, внизу в переливчатом уличном тумане двигались вооруженные люди. Они то пропадали в сияющем мареве, то вновь появлялись. На всех у них были широкополые кожаные шляпы, блестевшие от оседающей влаги. Рыжие кожаные плащи подернулись черными потеками угольной грязи, но лица в черных разводах были решительны. Впереди вышагивал сам фон Шток, сразу за ним капитан рейнджеров с алым аксельбантом, свисающим с левого плеча. Мохнатая кисточка поникла и почернела, остервенело лупила по потертой коже плаща. В руках у рейнджера было по револьверу, хищно удлиненных с натертыми до блеска стволами.

Если бы не Йонаш, Марко, Веллера и остальных взяли бы еще во сне, безо всякого сопротивления. Моонструмец повернулся к старику.

— Скажи, Йонаш, ты веришь в судьбу?

— Неожиданный вопрос. — Улыбка у соседа была щербатая и немного жутковатая: редкие желтые зубы походили на звериные клыки. — Пресвятой Конрад учил: не бывает случайностей. Они — это части мозаики, которые складываются в картину человеческой судьбы. Их нельзя изменить, нельзя избежать — они предопределены. Воля Божья, если по-простому. Но не зря Всевышний наградил человека свободой выбора: только он сам решает, как сложатся знаки, посылаемые Им. В бытовую зарисовку, похабную картинку, батальное полотно, или же в обыкновенный натюрморт с венком и крестом. Вот это и есть судьба. Зачем нам дарован разум, если мы не в силах изменить свою судьбу? Думай сам, мой заблудший друг. А теперь я стараюсь вмешаться в вашу судьбу: в конце коридора есть черный ход…

Марко влетел в комнату и загрохотал кулаком по стене.

— Подъем, сволочи! Шухер, лентяи!

Веллер взвился с кровати. Войцех чуть ли не раньше его — в крепких руках уже покоиться неизменный обрез. Последний поднялся Анджей.

— Какого хрена, едрыть твою за ногу да об колоду? Дайте поспать!

— Уходим — нас сдали.

Внизу, на первом этаже загрохотали подкованные сапоги.

— Что случилось?

— Рейнджеры, мать вашу! Рейнджеры!

Веллер оскалился.

— Нас обложили.

Марко хохотнул.

— Ничего, братец, я знаю иной ход. Войцех, Анджей, не отставайте.