"Братские узы" - читать интересную книгу автора (Лукашевич Денис)

Глава 22. Старый новый мир

Идти пришлось недолго. Пару вагонов, и они оказались в шикарно обставленном вагоне. На стенах панели полированного красного дерева, редчайшие произведения искусств: картины, античные статуи, удивительной для своего возраста сохранности. Только подойдя поближе, можно было понять, что каждое украшение покрывает тончайший слой прочного прозрачного материала.

Марко, в ожидании, хозяина попробовал подковырнуть ногтем — ничего не вышло. Сопровождаемый скептически и откровенно недоверчивыми взглядами охранников в черной униформе и короткими «Дрелями» — неизвестной модификации, видно, что-то из новенького, — он справился с приступом вандализма и дальше стал осматривать внутренности вагона.

На полу мохнатый алый ковер с золотыми оборками. Тумбы с драгоценными амфорами и вазами из разграбленных во время Темного Века музеев. Каким чудом они сохранились до теперешнего времени — остается лишь гадать.

Комнатка была небольшой: куда уже меньше, чем целый вагон — стальная переборка, обшитая деревом с золотыми узорами. Ни одного окна — глухая коробка с композитными стенами. Небось под деревянными панелями броневая сталь высшего качества.

Из тамбура в основное помещение вагона ведет большая массивная дверь из мореного дуба. По обе стороны от нее — охранники в черной униформе с вышитым на рукаве черным пауком на белой фоне. Точно такой же паук на черном берете, лихо заломленном на ухо. И охранники, что близнецы-братья: крепкие, широкоплечие, бритые наголо, на квадратных лицах застыло выражение равнодушного презрения.

Марко и Веллера привели сюда и сказали: «Ждите». И они ждали. Фиш и Фриц, проводившие их, пошли по своим делам: после всего, что с ними приключилось, они имели право на законный отдых.

Для справедливости можно сказать, что ожидание прошло недолго. Инкрустированная золотом дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель протиснулась знакомая голова трехглазого карлика. Два нормальных глаза смотрели подозрительно, а третий — загадочно и глубокомысленно.

— Пришли? — буркнул карлик. — Так чего вы тут третесь! — Марко кивнул. — Проходите — господин Грубер уже вас заждался.

Перестук колес. Легкое покачивание вагона. Приглушенный свет, что ограничивается лишь настольными лампами перед каждым заседателем. И с десяток тяжелых взглядов, которые, казалось, сверлят переносицу.

— Вы неважно выглядите, господа. — Приглушенный, пополам с шипением голос донесся из темной, скрытой парчовыми занавесями части вагона, прямо следом за длинным дубовым столом, где разместились советники Отца Республики. — Сожалею, что не дал вам привести себя в порядок — хотелось закончить уже с нашим общим делом и перейти к следующему этапу. Прошу, не стесняйтесь. Господа, позвольте вам представить: замечательные люди, спецы в своем деле, можно сказать, мои доверенные люди. — Интеллигентный смешок из темноты. — Марко и Веллер. К сожалению, мне знакомы только их имена. Фамилии… Фамилии остаются, как мне кажется, даже для них самих загадкой.

Свободные места нашлись только с самого края, противоположной стороне от занавесей. Украшенные позолотой стулья, обшитые бархатом, с гнутыми ножками.

Все также сопровождаемые сверлящими взглядами, они расселись и приготовились внимательно слушать. Такой легкого способа откосить от общего собрания им не дали. Взоры сидевших стали ощутимее тяжелее.

— Да-да-да, господа, это те самые объекты, ради которых мы и наведались в славный город Штормштадт. И не надо тут строить обиженные физиономии. Иного выхода у нас так и так не было. Господа, извольте оставить нас одни — меня и моих друзей ждет приватный разговор.

Присутствующие не стали ждать повторного приглашения. Без лишних слов поднялись и потянулись к выходу. Где мут-карлик уже предусмотрительно отворил дверь. Каждого выходящего провожал вежливой улыбкой, которая обычно подходит палачам, встречающих приговоренных к казни.

— Отлично! — Такое ощущение, что господин Грубер потер руки. — Вот мы и можем поговорить. Сожалею, но мы проведем нашу встречу в полумраке — яркий свет раздражает меня.

— И я тоже сожалею.

— Иронизируете, господин Марко? Похвально, в вашем-то положении. Ну да ладно, перейдем к делу. Каспар, приступай. Кстати, позвольте представить, Каспар ван Драхт, мое доверенное лицо.

Трехглазый карлик, похожий на вахтера в музее, поднялся со своего стула у инкрустированной двери. Важно кивнул и вытащил из кармана листок бумажки, залитый в пластик.

Подошел, нажал какой-то выключатель, скрытые под тяжелыми темно-бардовыми портьерами. Мигом вспыхнул свет под потолком. Шевельнулись бархатные занавеси.

И Марко, и Веллер уже видели господина Грубера, что называется, воочию, но все равно его внешний вид впечатлял. Раздувшееся белесое туловище, вместо ног гибкая пружинящая масса, тянущаяся еще за ним. И прекрасное, одухотворенное лицо, правда, жестокие глаза больше подходили чудовищному туловищу, чем лицу.

— Не все мои приближенные знают видели меня в живую. Слышали голос, но не более. Некоторые считают, что я болен ужасной болезнью, да только умирать чего-то не спешу. Есть умники — я даже умиляюсь, глядя на них, — что меня изуродовали враги моего отца Иеронима Грубера. А некоторые, самые самоуверенные, думают, что я уже давно съехал с катушек от излишеств плоти и беспрерывных оргий и сейчас только потакаю своему безумию. — Грубер улыбнулся. — И первые, и вторые, и третьи пытались использовать ими же придуманную слабость, дабы свергнуть меня.

— И как?

— Я все еще Отец Республики, один из самых влиятельных людей Клейдена. Людей… — эхом повторил мут. — Я езмь человек! Высшее существо! Венец творения! — Гортанный глухой смех родился где-то в необъятной груди, поднялся выше и расплескался вокруг брызгами слюны и больного веселья.

В этот момент братья уже сомневались в полном здравии рассудка господина Грубера, но от комментариев воздержались.

Через несколько секунд господин Грубер вновь стал абсолютно серьезен, только чуть-чуть кривила красивые губы легкая полуулыбка уверенного в себе интеллектуала.

— Сперва, так сказать, вступление. Честно говоря, я впечатлен! Навести такой бардак в Теократии и умудриться уйти от преследования — это многого стоит. За одно это я готов вас поблагодарить — неспокойная обстановка в Сан-Мариане и начинающаяся война на чешской границе сыграли мне на руку. Вооружение, высокие технологии — все, чем богат концерн семьи Грубер, расхватывается, как горячие пирожки. Одно плохо, на меня самого начинают наседать Попечительский Совет. Начинали, — поправился господин Грубер. — Сейчас уже они вряд ли сумеют со мной что-то сделать — теперь у Совета хватает иных проблем. Я же… Я же поставил ва-банк! Все, что у меня было, все, ради этого куска бумаги! Знаете что это?

— Догадываемся, — буркнул Марко.

— Я в вас никогда не сомневался. Вам стоит заняться кое-чем посерьезнее, хватит играться в войнушку. Оставьте это тупым исполнителям. Например, моим генералам и коммандерам. Деловые люди предпочитают иные рычаги воздействия…

— Что, однако, не помешало вам к чертям расхерачить Штормштадт! — ехидно бросил Веллер, улыбаясь сквозь повязку на лице.

— Ситуация требовала оперативного вмешательства. Как только до меня дошли сведения, что вы уже в пределах досягаемости, я не стал ждать. Благо под паром уже стоял «Джагернаут». Иногда приходиться принимать радикальные решения.

— Я не понимаю! — упрямо покачал лохматой головой Марко. Длинные волосы выбились из стянутого резинкой длинного хвоста и неэстетично торчали во все стороны, наэлектризованные напряженной обстановкой. — Ради какой-то бумажки, пусть и ведущей к ОЧЕНЬ крутому оружию, стоило бросить свой процветающий бизнес, разрушить свое влияние в Совете, насолить, как минимум, двум не самым слабым Отцам! Ради чего? Это как-то не логично.

— Логика — гибкая штука, господин Марко. Позвольте я вам расскажу одну историю. Жил-был давным-давно, столетия три назад, умный человек. То ли он имел вхождение в высшие эшелоны власти, то ли просто развитым чутьем, но он прогнозировал войну на уничтожение, Ядерный Рассвет. Умный человек скупил всевозможные патенты. На все, начиная от бытовой техники и заканчивая тяжелым вооружением. Электроника, радиодело — все, до чего дотягивались его руки. Многое устарело еще до его рождение, и некоторые дураки крутили пальцами у виска: зачем ему это старье? Но умный человек был настойчив. Все свои деньги он вложил в строительство подземного убежища, где мог спокойно переждать лихое время. Однажды он, вместе с виднейшими специалистами его компании, спустился под землю и закрыл гермоворота.

Наступил Ядерный Рассвет. Вспыхнуло второе солнце, в тысячи раз ярче солнца настоящего. Солнце новой эпохи. Умный человек выжил, а дураки умерли.

Когда огненная буря на поверхности улеглась он покинул свое убежище и узрел разрушенный мир. Его стоило восстанавливать из пепла. Оказалось, что таких умных людей было достаточно. Сообща, они попытались восстановить руины, доставшиеся им в наследство. Десять умников, десять хитрецов, прозванных Отцами. Они действительно породили то, что мы имеем сейчас: Республику Клейден, Попечительский Совет, технологии, промышленность, безопасность.

Того умного человека звали Герхард Грубер, и именно от него семья Груберов до сих пор сохранила инициалы: GG. И да, он был моим предком.

Мут замолчал, сложил могучие руки на груди и задумчиво посмотрел куда-то вниз. В темную неопределенность, породившую его.

— Все мои предки были нормальными людьми, — после долгой паузы продолжил он. — Только на мне судьба отыгралась. Других детей у моего отца не было, а меня он стеснялся. С самого раннего возраста держал подальше от людей. Вы же знаете, как в Республике относятся к мутам. И он не мог допустить, чтобы появилась информация о том, что сын одного из влиятельнейших людей в Клейдене — урод, чудовище и монстр. Умертвить меня у папочки не хватило духу, но и отцовской любви я не чувствовал. Мать умерла при родах. Так что я остался предоставлен самому себе. В отцовском поместье была обширная библиотека старинных томов, просто бумаг, дневников, добытых в разное время и в разном месте. Своеобразный семейный архив. Делать было нечего, и я, что говориться просвещался.

Мутация изменила не только мой внешний вид, но и мозг. Я обладаю способностью вычленять из потока информации действительно что-то важное. Так, однажды, я наткнулся на рукописные страницы. Месяц ушел на расшифровку, еще месяц на осмысление прочитанного. Выходило, что где-то существует тайный центр, откуда управлялось все оружие одной из воюющей стороной. Война окончилась, но по утверждению написавшего эти страницы, центр уцелел, как и неиспользованные арсеналы. Я заинтересовался. Начал копать, искать информацию.

Прошли годы прежде, чем я наткнулся на кое-что определенное, на факты о человеке, написавшим дневник. Им оказался штабс-капитан Службы внутренней безопасности Российской Империи, человек безусловно многое знающий. Он бежал из Империи накануне войны, но так и не успел добраться до цели. Где-то в бывшей Польше его настигла война. Что стало с ним после — неизвестно. Может, сгнил от гнили в каком-нибудь лагере для беженцев, может, убит мародерами. Сохранились лишь некоторые его вещи, попавшие в руки Теократов. Не мудрено, святоши в то время лишь поднимали голову, и тянули в свои руки все, что касалось прошлого. Мало ли, вдруг попадется что-нибудь действительно важное. Черт побери, они что, искали атомную бомбу? Ну, исходя из того, что я узнал, пресвятой Конрад и его люди были типами, далекими, как от военного дела.

Так или иначе, дальнейшая судьба бедняги нас уже интересует мало. Гораздо важнее то, что он нам оставил. Казалось бы, простая бумажка со значками. Каспар! — Карлик учтиво подал ее Груберу. В огромных руках бумажка смотрелась совсем жалко, клочок старого мира, и ничего более. Что он может значить в Новой Европе? — Бумажка, но в ней ключ! Ключ к мировому господству.

— Мировому господству? — Веллер невесело хмыкнул. — Вы, господин Грубер, чертовски не оригинальны.

— Все действительно важные вещи в мире просты, как мычание! — легко парировал мут. — Нечего заново изобретать велосипед. — Неожиданно он замолчал, улыбнулся сам себе. Добавил: — Господа, вы не замечали, что наши глупые предки, умудрившиеся чуть не стереть свою цивилизацию с лица земли, порой бывали весьма точны в определениях и наблюдательны по сути. Я черпаю в их цитатах вдохновение! Ну, да ладно. Каспар, прошу, заправь код в машинку.

Карлик с поклоном принял белый прямоугольник из рук своего господина. Прошел чуть в сторону, отодвинул портьеру в сторону. На деревянной подставке находилась диковинный аппарат. Отдаленно он напоминал древнюю пишущую машинку, только вместо приемочный лоток гораздо меньше, да и всяких медных деталек по более. Сверяясь к бумажкой, Каспар ввел шифр в машинку. Отжал какой-то рычажок — аппарат сухо щелкнул в ответ. Из лотка потянулась бумажная лента. Карлик принялся хмуро ее разглядывать. Машинка щелкнула еще раз, и бумажная лента остановилась. Каспар кивнул.

— Отлично! — Грубер в предвкушении потер массивные ладони. — Теперь, карта. Что нам укажут эти координаты!

Свет стал ярче, и одна из стен вагона полностью освободилась от занавесей. Взорам предстала огромная карта, закрытая стеклом. Разноцветная, испещренная непонятными значками и линиями, она внушала священный трепет: по всему выходило, что изготовили ее еще до войны. Карта Древних! Марко и Веллер с удивлением пытались прочитать отдаленно знакомые надписи, разобраться в границах уже не существующих стран, понять, как жили люди в то далекое время. Получалось плохо. Европа без пустошей, без отравленных земель, без огромной кляксы Клейдена посередине и стекающей к Балканам Теократии смотрелась странно и инородно. Фантастически.

Карта охватывало территории начиная от неведомой Spain на месте современного Сант-Эспаньоло, через странные France и Germany вместо, соответственно, Бургундии и Клейдена, до Poland и еще дальше, туда, где начиналось Великое Полесье, обозванное, почему-то, загадочным Belarus.

— Вот здесь! — завершил загадочные манипуляции Каспар и ткнул толстым коротким пальцем в безымянную точку на карте.

Грубер прошелестел к карте. Лицо, прекрасное изваяние на чудовищном постаменте, сияло плохо скрываемой радостью.

— Дело всей жизни! — прошипело где-то в районе широченной грудной клетке. — Неужели так близко?! Господа, мне просто не верится!

Веллер кашлянул.

— Господин Грубер, мы выполнили свою часть сделки. Теперь ваш черед.

Мут развернулся, навис огромной тушей над наемниками.

— Мой черед? Ну что ж, благодаря вам, я понес колоссальный урон. Фактически уничтожил бизнес и политическое влияние, но, все также благодаря вам, я на пороге достижения своей самой заветной мечты. Мы, как говориться, квиты, и у меня к вам никаких претензий. Я готов исполнить свою часть сделки. Вы получите все, что обещано, но позвольте я кое-что скажу перед тем, как мы завершим нашу договоренность. Господин Веллер, вы скучаете по Катрин? По Кэт Ураган?

Наемник обмер. Марко видел, как напряглось у него все тело, как побелели костяшки на сжатых кулаках. Глаза пылали гневом и… и печалью, забитой глубоко-глубоко, но все равно терзающей сердце.

— Откуда?…

— Просто скажите: да или нет?

После недолгой вспышки Веллер поник, согнулся на стуле.

— Да.

— Теократы отобрали ее у вас. Вы не хотите отомстить?

Веллер поднял ослепшие от горя и беспомощной ярости глаза.

— Хочу. Но как?

— Пойдем со мной, и я вложу в твои руки оружие, достаточное для самой великой мести в мире!

Безумие. Безумие и бесконечная жажда крови была в глазах Веллера. Марко попытался его остановить, но он вырвался, дернул плечом, сбрасывая братову руку. Выпрямился.

— Пойду. Во имя всего святого, что у тебя есть, Грубер, поклянись, что дашь мне этот шанс?

— Дам, — совершенно серьезно и даже как-то торжественно пообещал мут. — Клянусь!

— Мне довольно. — Веллер без сил опустился без сил на стул, уставился в одну точки.

Грохотали колеса, покачивался на рельсах вагон.

— А вы, господин Марко, как поступите? Вы свободны, и у вас будет все, что хотите.

Марко поднял на Грубера взгляд.

— Разве вы думаете, что я брошу брата? Я иду с ним. Нет, не с вами — с ним!

— Пусть так. — Грубер пожал плечами. — Мне все равно.

— Только ответьте, откуда вы все это знаете?

Мут улыбнулся, гаденько так, самодовольно.

Бесшумно отворилась дверь. На пороге стоял, опираясь на костыль, Войцех. Выглядел он плохо: на правой руке недоставало двух пальцев, правая нога — в гипсе. На месте правого же глаза повязка. Недоставало у него и волос: борода, прическа — от этого богатства мало что осталось, сплошь обожженная плешь.

Марко до безумия захотелось удивиться, но получилось лишь глухое раздражение и усталость.

— Скажи, Войцех, одну вещь: как тебя убить?

Монах лишь загадочно улыбнулся. На изуродованном лице ухмылка смотрелась жутко.

— Честно говоря, я и сам не знаю.

В кабинете начальника Серой Стражи, архиепископа и прима-генерала Штефана Качинского было свежо и чисто. Впервые за эти дни он не курил. Широченный стол — не стол, а настоящий аэродром, — прежде был завален бумагами и разной другой дребеденью и напоминал поле битвы после жестокого сражения. Но теперь же все лишние бумаги убраны, все на своих местах, в строгом порядке, как и положено дисциплинированному офицеру Инквизиции. Просто образец для подражания!

И это было хуже, чем прежний беспорядок. Адъютант Его Святейшества Генрих Шастков слишком хорошо знал своего шефа, чтобы читать неосознанные знаки, подаваемые прима-генералом. Сосредоточенная деловитость, царившая прежде в кабинете архиепископа, сменилась угрюмым бездеятельным ожиданием. Напряжение казалось почти осязаемым. Сам прима-генерал стоял у огромного окна в массивной раме и смотрел на залитую не по-осеннему ярким солнцем улицу. На нем был парадный мундир-сутана, чистый, с иголочки. На груди сверкала тяжелая архиепископская золотая цепь.

— Пан Качинский!

— Да, Генрих, я уже знаю. Бунт?

— Архиепископ Санта-Силенцийский Фабио Фаттиччели поднял несколько полков Черной Стражи и выдвинулся к Сан-Мариану. В столице царят смешанные настроения: некоторые разделяют мнение архиепископа об…

— Старик Фабио решил тряхнуть сединой? — Качинский ухмыльнулся. — Нет, он всего лишь марионетка. Пес решил сыграть в свою игру.

— Простите, шеф…

— Пес! Вот кто больше меня интересует!

— Пропал. От нашего человека — ни слова.

— Жаль, но от него и раньше долго приходилось ответа ждать. Что еще?

— Экстренное собрание Курии.

— По поводу?

— Кардиналы и сами не в курсе. Кажется, они хотят выступить против Престолоблюстителя.

— Ересь добралась и до Сан-Мариана? А говоришь, что от Пса никаких известий! Ха, Генрих, учись читать между строк событий.

Снаружи грохнуло, застрекотала дробная автоматная очередь, словно злая насмешка над глупым прима-генералом. Качинский все больше хмурился и глядел в окно. Густые черные брови сошлись на переносице, черты лица заострились; появились твердые камешки желваков. Глубокие морщины избороздили худое лицо. За доли секунды архиепископ постарел на многие годы. Только теперь становилось заметно, что пан Качинский стар и очень устал.

— Слишком, слишком быстро! Генрих, все, что можно, подготовить к эвакуации. Только самое важное, остальное сжечь — я не буду облегчать путь нашего бледнолицего друга. И так мною допущено слишком много ошибок. Большего я себе не позволю!

Адъютант скрылся за дверью.

Пан Качинский не просто знал — он, казалось, чувствовал деловитую собранность подчиненных. Будто наяву увидел, как из пыльных складов появляются большие металлические ящики, как летят в них кипы бумаг, как щедро льется на них горючая смесь, как вспыхивает жадное пламя от серной спички. В них много чего ценного, но всего не унести: грузовики не подгонишь, не сгрузишь в них архивы — приходиться чем-то жертвовать. Досье, доклады, конспиративные явки, протоколы заседаний — в огонь. Редко, что откладывается в сторону, в картонную коробку, что после опечатают и понесут подземный ходом, что ведет за город, где уже дожидаются стоящие под паром грузовики и броневики охранения. Одна надежда, что бунтовщики не успели перекрыть дороги, ведущие из Сан-Мариана. Не должны.

Они избрали тактику внезапного наскока, укола стилетом, а не оглушающего удара булавой. Малыми силами успеть парализовать властные структуры — вот их задача. Пока они справляются. Слышно, как с треском ломаются входные двери, высоченные, под три метра, из толстых дубовых брусьев, армированных закаленной сталью. Выстрелы уже на парадной лестнице.

В кабинет влетел Шастков. На щеке мазок копоти, мундир запылен и порван на рукаве. В руках короткоствольный автомат.

— Они уже в здании!

Прима-генерал кивнул, отворачиваясь от окна.

— Эвакуация?

— Практически завершена. Все нижние этажи подожжены — это задержит их ненадолго.

Под дверь уже просачиваются первые седые струйки дыма. Пахнет паленым.

— Отлично! Что в резиденции, неизвестно?

— Телефон и телеграф молчит.

Пан Качинский с силой выдохнул.

— Профессионально работают. Все, уходим.

В стенном сейфе пистолет, мощный «Константин». Потертая рукоять, царапины на стволе и на магазине — видно, что пользовались им часто и по делу. Прима-генерал зарядил его, взвесил в руке.

Потом подошел к большому книжному шкафу, полностью закрывающему одну из стен. Здесь было собрано множество томов, как и современных, так и довоенных. В основном труды святых, молитвословы и псалмы, хотя немалое место было отведено и узкоспециализированной литературы. Тут превалировали издания довоенные, в старых, потрепанных переплетах, с полустертыми надписями на корешках. Тонкие пальцы прирожденного музыканта пробежались по пыльным томам. Остановились на одном, потянули на себя.

«Искусство войны» Сунь Цзы вышло лишь наполовину. Щелкнул скрытый механизм, шестерни с протяжным стоном провернулись, и одна из секций шкафа выдвинулась вперед на утопленных в полу направляющих. Ковер с толстым алым ворсом собрался складками. Из открывшегося прохода потянуло застарелой сыростью.

Перед тем, как покинуть кабинет, архиепископ щелкнул скрытым в стенной панели тумблером, удовлетворенно кивнул и скрылся в тайном туннеле. Генрих Шастков следом за них. Шкаф встал на место.

Через несколько минут в кабинет начальника Серой Стражи ворвались вооруженные люди в мундирах Черной Стражи. На лицах застыл пьяный восторг, руки тискают автоматы. Стоило первому же переуступить порог, как сработала бомба.

Взрыв уничтожил весь верхний этаж Департамента Государственной Безопасности. Пострадали также и соседние дома, но гораздо меньше: всего лишь повылетали окна. Здание горело еще долго, пока от него не остались одни лишь закопченные стены — в наступившем хаосе государственного переворота о пожарной службе вспомнили еще не скоро.

Церковь Пресвятого Конрада. Последний раз, когда Пауло Сантьяго был здесь, расцветала жаркая санмарианская весна. Ласковое солнце гладило нежными лучами кожу; хотелось радоваться и танцевать — выпускник Инквинатория был влюблен и счастлив. Он шагал по прицерковной площади, щурился на солнце и восхищался зарослями кровавой вишни, багрово-алыми облаками мелких цветков на тонких ветвях.

Несмотря на мрачное название, эта вишня была мирным деревом, людей не ела, если только какую-нибудь бродячую кошку или собаку, усыпленную пыльцой-наркотиком у гибких корней. А если под деревом оставить кусок свежего мяса, то на следующий день дерево будет мелко вибрировать и петь. Пьянящий дурман расползется по всей площади.

Вишни впали в предзимнюю дрему, и даже подойдя совсем близко к ним, не дождется движения в хищном корневище. Часть деревьев расстреляна из чего-то крупнокалиберного. Торчат перемолотые комли, корни изогнулись зубастыми плетями в предсмертной агонии. Солнце было, но теперь его сменило низкое серой полотно, затянувшее небо. Холодные иголки первого, влажного снега щипали разгоряченную кожу.

Под ногами древние плиты, привезенные из мертвого Ватикана, что светится в темноте багровым. Камни, помнящие ноги первых пап и первых прихожан, помнившие опаляющий огонь Ядерного Рассвета. Они многое могли рассказать, но на счастье оставались немыми. Никогда и никому они не поведают историю предательства молодого обер-капитана.

Сантьяго шел нарочито медленно, чуть приволакивая ноги, словно отшагал до этого не меньше десятка километров без передышки. Поганое, грызущее чувство было тяжелее гранитных плит под ногами. Холод пробирался под серую шинель, раздувал полы и рвал влагу из глаз.

Рядом шагали По и Черный Бык. По тащил свою драгоценную «Гекату». От стволов грозного пулемета все еще тянуло теплом. Теплом и смертью. Совсем недавно он превратил в решето автомобиль по дороге. Кто там был? Дети, женщины, старики? Или еретики и безбожники? Теперь уже было все равно. От машины, застрявшей в зарослях кровавых вишен, тянуло горячим металлом и паленым мясом. Сладко и гадостно.

— Быстрее можно? — не стерпел По, махнул недовольно «Гекатой».

— Можно, — легко согласился Сантьяго, не прибавив ни шагу. Но По, вроде бы, хватило и этого.

Наконец, они пересекли казавшуюся бесконечной площадь. Громада церкви подавляла, пригибала к земле огромным золоченым куполом, сейчас тусклым и мрачным. Колонны, облицованные гранитом, напоминали строй угрюмых солдат, вставших в свой последний бой. Только битва та уже давно была проиграна — серая армия опоздала. По огромной полукруглой лестнице спускались люди.

Впереди вышагивал Пес в распахнутой черной шинели. Он, как и всегда, вел за руку Крысолова — уменьшенную свою копию с безумными глазами.

Вокруг штурмовая группа из людей Фаттиччели — Пес сумел основательно промыть мозги многим — и верные люди из Своры. В центре же компании — невысокий, обрюзгший с возрастом человечек. Он походил на обыкновенного горожанина, если бы Сантьяго не знал в лицо нынешнего Престолоблюстителя.

Его Святейшества Престолоблюстителя Кардинала Пабло дела Кассини выглядел неважно. Поникший и какой-то скучный, как ремесленник, попавшийся на браке. Он не кричал, не вырывался, его не тянули дюжие чернорубашечники. Он просто шел, медленно спускался по лестнице, чуть припадая на правую ногу.

Кардинал, как слышал Сантьяго, был человеком удивительной крепости характера, но теперь от него не осталось и малой доли. Просто старый уставший человек. Тяжело переживать собственный крах.

Пес сиял.

— Прекрасное утро, Пауло, не правда ли?

Сантьяго передернул замерзшими плечами.

— Зябко.

— Господь наказывал нам терпеть лишения: они усмиряют плоть и возвышают дух. Крепитесь, мой друг, главное уже позади.

От слов Пса стылый холод прошелся по жилам и остановился где-то в грудной клетке. Действительно, многое, если не все, уже свершилось.

— Я могу вас обрадовать.

— Что? — Пауло вздрогнул и с тревогой посмотрел на инквизитора.

— Прима-генерал Качинский бежал, а вместе с ним и весь архив Серой Стражи. Все, что не удалось унести предателям, погибло в огне. Вы знали, что в кабинете архиепископа был тайный ход.

— Откуда? — Сантьяго слишком устал, чтобы пугаться скрытой в словах Пса угрозы. — Я и видел-то Качинского от силы раза три-четыре, из них два — на официальных смотрах.

— Я верю вам.

Легче не стало. Пусть альбинос верил в него, да дело в том., что сам Пауло в себя не верил. Событие, снежным комом несущиеся по склону его судьбы, набрали слишком большую скорость. Как бы они его не погребли под собой…

Действуйте по обстоятельствам, как говорили в учебке. Тогда это хорошо получалось: гипотетическая ситуация, только и сиди, что плети паутину плана, аккуратную, ровненькую, эффективную. Сейчас же обер-капитан пребывал в растерянности. Как раз-то, действовать по обстоятельствам не хотелось, потому как обстоятельства эти проклятые складывались совсем не так, как того хотелось. Скорее они ожесточенно боролись с усилиями Пауло привести их в порядок.

— Вы не такой, молодой человек! — Обер-капитан вздрогнул от ровного и безжизненного голоса. В упор посмотрел на остановившегося Кардинала. Почему-то ни один из сопровождающих не удосужился его подогнать. Пес обернулся и, скалясь в загадочной ухмылке, смотрел на них. — Вы не такой. Почему вы с ними?

— Я… — Слова тараканами разбежались по щелям его сознания. Оставались лишь выспренные фразы балаганного «серого мундира», коих обычно высмеивают в шутовских мистериях, популярных в глубинке. — Я сражаюсь с ересью.

— А что такое ересь, молодой человек? Благо для всех и уверенность в завтрашнем дне? Или священные походы против собственного народа и концлагеря для несогласных? Сан-Доминика когда-то пережила подобное — хотите повторения?

— Мы строим новый мир.

— А так уж и нов ваш «новый мир»? Диктатура и реакция — одни из самых старых вещей в мире. — Внезапно Кардинал замолчал. Задумчиво пожевал губами и наконец вновь заговорил. — Хотя кто я вам… Судия? Бог все видит — помните об этом, молодой человек… И стройте свой старый новый мир…

— Хорошо чешет, как по писаному, — хмыкнул за спиной По. Ткнул «Гекатой». — Двигай, пан обер-капитан, надо закончить все дела, а потом порассуждаем о высоких материях.

С неба сыпалась белая крупа, стелила тончайшей тюлью пустую площадь. Заметала белоснежными разводами черные язвы разрывов и выбоины от пуль. Брызгала белилами на черные остовы сгоревшей техники. Забиралась в волосы. Ткала похоронный саван для мертвых и еще живых.

Пауло Сантьяго, обер-капитан Серой Стражи и отличник Коллегиума Инквинатория, поплотнее запахнулся в форменную шинель и зашагал быстрее. Потому как буря еще не набрала силы, и он мог. Мог, черт побери — прости Господи! — успеть!

Тускло тлел пластиковый плафон, забранный ржавой решеткой. Света едва хватало на то, что чуть-чуть разогнать тьму в центре комнаты. Теперь она таилась в черных тенях, недовольно зыркая плотоядными глазами на собравшихся. Ни лиц, ни имен — черные плащи, утонувшие в тенях.

— План нарушен.

— Действие не исполняется.

— Мы не учли неизвестный фактор.

В ответ недовольно фыркнули.

— На то он и неизвестен, чтобы его и не учитывать.

— Другой вопрос: почему запас прочности оказался слишком мал?

— Человечество — это не механизм. Его нельзя запрограммировать на выполнение необходимых действий. Мы — всего лишь корректоры.

— Что мы будем делать?

— Ликвидация!

— Инициация!

— Почему?

— Камень сдвинут, лавина пошла — исчезновение одного не остановит всех.

— Какие предложения?

— Мы рассчитаем неизвестный фактор и внедрим его в План. С соответствующей корректировкой.

— Согласен.

— Почему бы и нет.

— Никто не против…

— Действуем. По старой схеме, но с новыми переменными.

— Принято.

Тускло тлел пластиковый плафон, забранный ржавой решеткой. Тьма беззвучно выла от одиночества в пустой комнате.

Конец Первой Книги