Глава 22. Паутина власти

Обещанные официалами Имперского Суда вознаграждения все никак не прибывали, Видимо, утверждение их натолкнулось на бюрократические препоны. А в один из весенних дней Тор пережил тройной шок. Ему доставили письмо из Зоора с королевской печатью.

Первый шок был в том, что письмо доставили во вскрытом виде. Отряд принца Крангора перехватил гонца и потребовал письмо для ознакомления, какие там секретные дела у Тора с королем. Более того, принц-консул Крангор, ознакомившись с письмом, публично расхохотавшись и заявив, что оно вреда не причинит, отдал его своим людям в открытом виде, и, возвращая письмо гонцу, они тоже его прочитали.

Второй был в том, что в момент прихода письма Тор в очередной раз патрулировал свои владения, и письмо получила Эсса. Поскольку оно было вскрыто, она прочитала его и вручила Тору с таким торжествующе-сочувствующим видом, что Тору заранее стало не по себе.

А третий шок заключался в самом тексте письма.

"Мой единственный муж по тантре Тор!

Его величество король Старквайи Красгор, величайший в роде Энгуэу, прислал Императору и мне вестника, что он узаконивает ребенка, растущего в моем чреве от его семени. В связи с этим он ходатайствовал перед Императором о разрешении на брак со мной. Император дал разрешение, и мне не осталось другого выхода, как стать первой королевой Старквайи. Поэтому я возвращаю тебе твою клятву.

Память о тебе останется для меня неповторимым воспоминанием. Наш духовный взлет связал нас навечно, но твоя жена и сын вытащили нас с самого края того света, а в этом телесном мире наши пути навсегда разошлись. Мне вспоминается куплет из песни нашего незабвенного Клина Эстайора:

Все то, что было, безвозвратно,

Следы смываются волной,

Все вновь прилично, аккуратно,

И только в сердце новый слой.

А чашу мы испили до дна.

Твоя супруга по тантре и твоя королева Толтисса.

Это письмо я написала с ведома и с одобрения моего мужа и государя."

Внизу стояла собственноручная приписка короля:

"Тор, ты всегда будешь желанным гостем для нас. Король Красгор."

А на словах вестник передал два совета, не сказав, от кого, но Тор вычислил. Первый был: немедленно после встречи с Клингором, не теряя ни одного дня, ехать в Зоор вместе с женой приносить присягу. Второй: подарок принцу может принести очень большие неприятности в будущем.

— Вот она, цена клятв и верности гетер! — сочувственно сказала Эсса. — Зато как красиво все сказано! Честное слово, твоя наложница лучше. Иди ко мне, я постараюсь омыть твою грусть, а потом отправишься смывать ее остатки к Ангтун.

— Да, ты у меня верная и добродетельная! — сказал Тор перед тем, как ему заткнули рот поцелуем.

Ангтун заплакала, когда услышала о замужестве Толтиссы.

— Я мечтала, чтобы она стала твоей супругой и моей госпожой! Ты мог бы ей дать полное право распоряжаться мною, она всегда бы приказывала самое лучшее! Вместе вы были такая красивая пара.

— Все кончено навсегда, — просто сказал Тор. — А когда придет смягчение приговора, я сделаю тебе ребеночка, чтобы он не был рабом, если сам не пожелает им остаться.

— Я буду так счастлива выносить твое дитя! — опять всплакнула Ангтун и еще крепче прижалась к хозяину. И Тор, неожиданно сам для себя, как будто после возбуждающего снадобья, крепко и глубоко обнял ее.

— Я чувствую, что я могу забеременеть, — сказала утром Ангтун. — Но я не буду пить зелья, даже если приговор не смягчат.

— Хороший раб лучше дурного дворянина, — ответил Тор.

Вознаграждение героям духовной борьбы с ведьмой было утверждено лишь через три месяца. Старый священник Трор за это время преставился. А Ангтун уже носила в чреве дитя.

В эти же дни Тор, сидя и пытаясь продумывать причины неудач с новым сплавом, вдруг обнаружил на листке бумаги перед собой вместо очередной схемы или очередных расчетов сонет:

Любовь — к груди приставленный кинжал

Для тех, кто счастья в жизни лишь желает,

А для творца она — внезапный шквал:

Затор из грязи быстро разметает.

Та радость, что на миг ты получил,

В обыденность иль в скуку превратится,

Тем, кто на ней решил остановиться —

Потом и удержаться нету сил.

Удачу, неудачу — все равно

Используй, как к открытию окно.

Идеи, что весь мир наш изменяют

Не разума холодного струя,

Не слепок бледный с жизни бытия:

Огонь и буйство духа порождают.

Через несколько дней состоялся традиционный праздник мастеров. В больших городах он проводился по цехам. А в маленьком вместе собрались все цеха. Мастера без женщин пировали в большом зале замка Тора. Подмастерья и ученики веселились во дворе. Ученики также прислуживали, поскольку женщины, слуги, рабы и прочие посторонние на праздник не допускались: ведь мастера могут спьяну сболтнуть что-то, что не должно выходить за пределы цеха. Тор сидел вначале мрачноватый. Мастера, подвыпив, начали его поддевать:

— Мастер из-за бабы переживать не должен.

— Тем более тебе теперь такая честь: увел не кто-то, а сам король.

— А ты можешь хвастать перед всеми, что спал с королевой.

— Да и хвастать не надо: все это и так знают.

— А наследник престола не от твоей ли крови будет?

Тор взял лютню и запел песню, которая у него сложилась за последние дни:

Под видом истин столько чуши

Замусорило ум людей.

И нам уж прожужжали уши:

Кто больше любит, тот слабей.

Кто любит, вместо красок мира

Во плоти видит идеал.

Самообман лишает силы:

Чуть оступился — и пропал.

В любви нет слова больше-меньше.

Порыв и все заливший свет.

И видишь духа ты расцвет

Сквозь душу избранной из женщин.

И на излете, и в порыве

Всегда к себе будь жесток, строг:

Виновен любящий в разрыве:

Он совершил не все, что мог.

И тут началось неожиданное. Оказалось, что у многих из мастеров и подмастерий есть и свои стихи, и свои песни, и своя музыка. Это было как-то неудобно проявлять, но теперь барьер был сломан.

Мастер Линноган вдруг спросил Тора:

— Учитель, а теперь, когда ты полностью излечился от последствий любви, давай поговорим о другом. Как ты сам считаешь, правильно ли ты поступил, распяв раба?

Тор сразу же вспомнил, о каком рабе идет речь (разбойничье логово):

— Хорошо, что ты напомнил. Буду отмаливать этот грех.

Линноган похлопал по плечу Тора и сказал:

— Человек делает ошибки. — И решил добавить шутку. — А сверхчеловек сделает сверхошибки.

Все было прекрасно, после этого вечера приступ уныния прошел, но последняя шутка почему-то показалась Тору дурным предзнаменованием, касающимся если не его, то его рода. А тем временем вертелся водоворот других событий.

Король допустил несколько ошибок. Он не приказал тем, кто захватил имения рокошан, очистить захваченные земли, дома и замки. Он разослал чиновников во все провинции. Он начал принимать иски о происшествиях, случившихся во время военных действий, хотя и не в их ходе (например, иски женщин, которые утверждали, что их изнасиловали; почему-то в насилии всегда обвинялись не солдаты, а состоятельные военачальники; правда, принцев и герцогов не обвиняли: до них было не дотянуться, да никто бы и не поверил, что им отдались не добровольно). Принцы Карсир и Сутар, отосланные Клингором возвращать свои владения, вернулись несолоно хлебавши: полномочий применить силу у них не было, а миром их просто не пускали в их дворцы и замки. Они с трудом поддались на уговоры Клингора ограничиться письменными протестами, к которым Клингор присоединился, и подождать до личной встречи с королем, где, как говорил Клингор, их вопрос моментально решится.

Четыре принцевы провинции, а также города Карлинор и Линья с позором выгнали чиновников короля, сказав, что они не желают возвращения порядков канцлера под другим флагом. Король прислал по этому поводу протест Клингору, Клингор вежливо ответил, что он не одобряет самоуправства своих подданных, но считает, что все вопросы должны быть по общему согласию решены на личной встрече руководителей рокошан с государем, тем более что люди короля тоже не безгрешны.

И, наконец, город Линья, который был древнейшим и культурнейшим из городов Империи и еще двадцать лет назад, оставаясь вассалом королевства Старквайя, числился республикой, равной королевствам, вспомнил о том трюке, которым у него забрали общеимперский статус. Король Инсир попросил Линью избрать его консулом на время Великого Сейма, дав за это множество привилегий городу на срок своей жизни либо на десять лет. На Сейме он ходатайствовал о лишении Линьи статуса имперской республики, на что короли, раздосадованные тем, что в их среде появился тот, кто имеет два голоса, ответили немедленным согласием. Привилегии кончились (сам Инсир умер через три года), а после утраты имперского статуса Линья стала стремительно терять и другие права автономии. Еще Инсир на волне энтузиазма по поводу привилегий выговорил королю право рекомендации кандидатур на консула, и консул давно уже практически назначался королем. А теперь Линья избрала консулом, причем пожизненным, но не в пример другим, без права наследования и рекомендации преемника, принца Крангора. Новый консул ходатайствовал перед Императором о восстановлении имперского статуса города-республики, которого город Линья был лишен хитростью. Отсюда оставался один шаг до провозглашения независимости Линьи, тем более, что после утраты Линьей имперского статуса от Линьи отпали три ее колонии, которые подчинялись республике Линье, но не королевству Старквайя. Ныне они выразили готовность вернуться в состав союзного государства, если оно будет независимым.

Таким образом, положение в стране накалялось, король собирал крепкую армию, назначил заместителем командующего генерала Иня Луараку, который в порядке отвел свой корпус после поражения под Колинстринной. Командующим он стал сам. Король понимал, что разговаривать с Клингором без армии за спиной бесполезно.

В Колинстринну явился принц Атар, стоявший с армией недалеко на северо-западе. Атар был вторым по возрасту среди вождей рокоша: ему уже почти исполнилось сорок лет и в волосах появилась первая седина. Он приходился нынешнему поколению принцев дядей. Атар прибыл лишь со свитой и заказал оружие. Во время личного приема он пожелал Ангтун, но Тор спокойно ответил, что рабыня беременна, и пришлось принцу выбирать другую служанку. Официального приема принц просил не устраивать, а во время личного он спросил про политику лишь одно: способен ли Тор поднять оружие против своих старых друзей? Тор спокойно ответил:

— Если старый друг нападет на мои земли, на моих людей либо сделает что-либо бесчестное по отношению ко мне и к тем, за кого я отвечаю, он перестанет быть моим другом.

— А если этого не случится?

— Первый я оружие не подниму, кроме как в ответ на тяжкое оскорбление, — отрезал Тор, подумав при этом о принце Крангоре, которого он теперь к числу друзей точно не относил.

Он не знал, что в ответ на эти слова Атар подумал о том же принце, поскольку история с письмом разнеслась повсюду. Поэтому Атар решил не задавать второй вопрос, который вертелся на языке: об отношении к независимости Линьи.

Выполнив свою задачу, часть из войск союзных королевств покинула Зоор, получив щедрую награду от короля. Первыми покинули город воины из королевства Зинтрисса. За ними ушли хирринцы, троминцы, воины Линны. Остались лишь контингенты Императора, Колины и Валлины, так что уже было видно, кто наблюдает за ситуацией, желая не упустить момент вмешаться к своей выгоде, а кто не хотел бы нарушения status quo. Король чувствовал, что принц Клингор вот-вот получит предложения от некоторых добрых соседей о признании его князем в обмен на территориальные уступки (Линна и Трома) или же на поддержку в войне другого государства с законным королем (Зинтрисса и Хирра). Точно так же обстоит дело с республикой Линья. Тем более просветило ситуацию, что войска народа Шжи под предводительством Ляна Жугэ подтянулись к границам княжества Ликангс, то есть практически к границам королевства. Тот факт, что Зинтрисса их пропустила и снабжала, четко показывал, на что она нацелилась. Жугэ, конечно же, разгромит войско княжества, как следует пограбит, а удержать столь отдаленное от Шжи владение не будет даже пытаться. Зинтрисса вмешается как миротворец и посредник. В результате княжество будет поглощено Зинтриссой (неважно, формально или фактически). А Старквайе, которая могла бы просто прикрикнуть и прекратить эти попытки, будет не до вмешательства: идет гражданская война.

Единственное, что радовало короля — полная казна. Почти патологическая скупость канцлера, над которой король подсмеивался, не позволила ему разорить казну даже в критический момент. Сокровища самого старика и его семейства очень кстати ее пополнили. Так что вновь собранная шестидесятитысячная армия могла быть в любой момент пополнена наемными войсками практически в том же количестве, если бы наемники не были обоюдоострым оружием, к которому стоит прибегнуть лишь в критический момент. И король рассчитал, что ему самое важное не допустить нового разгрома, такого, как под Урлинором или Колинстринной. Даже после поражения его силы будут возрастать, а силы мятежников слабеть. Насчет Колинстринны король, после совета с генералами, понял, что, если она будет на стороне противника, понадобится десять тысяч воинов, чтобы изгнать Тора. Если Тор будет на его стороне, понадобится десять тысяч воинов, чтобы защитить его от натиска основной армии принца. Так что лучше всего, если кузнец потребует в качестве условия вассалитета разрешения оставаться нейтральным в этой гражданской войне (но этот вывод монарх генералам не высказал, повелев им быть готовыми атаковать либо защитить Колинстринну). А что Тор так поступит, король почти не сомневался, лишь бы гнев на этого до идиотизма влюбленного принца Крангора не толкнул Тора на неразумные действия.

Впрочем, немного подумав, король решил, что Крангор поступил достаточно хитро. Ведь очевидной реакцией Тора было бы обидеться и совершить какой-нибудь агрессивный поступок. А тогда Крангор под предлогом личной войны преспокойно захватил бы Колинстринну. "Далее, если бы я сам дал волю своей обиде" — рассуждал король, — "то я тем самым спровоцировал бы конец перемирия и оказался ответственным за возобновление бунта и за провозглашение независимости Линьи". Таким образом, единственным вариантом, когда Крангор оказался не в серьезном выигрыше, был состоявшийся, когда молва о его поступке разошлась по всей Империи, и смеялись над всеми тремя: королем, отбившим любимую у Мастера, Мастером, который ее упустил, и Крангором, который сунул нос в чужое письмо.

Когда шло письмо от Толтиссы, Тор был занят, можно сказать, авантюрой. Во время амнистии к Тору присоединился еще один лидер разбойников из гор Ломо: Серый Беркут Юй Кроаннон. Кроаннон тоже был ранее браконьером и прекрасно знал горы. Тор попросил его организовать отряд горных стрелков, но Кроаннон с трудом отобрал лишь пару ребят, которых согласился учить. Он попросил разрешения браконьерствовать ради обучения. Тор, улыбнувшись, сказал, что можно, но не часто, и приносить долю добычи сеньору, не говоря, где она добыта. Юй тоже улыбнулся и принял условия.

В Колинстринне теперь регулярно собирался базар. На один из базаров пришли пара экзотического вида личностей. Это были хролинцы. Народ хроло жил в горах Ломо на высоте 3–4 верст. Язык их был совершенно необычным, хозяйство тоже. Они разводили лам, альпак и овец, из шерсти их делали исключительно мягкую и приятную в носке ткань, высоко ценившуюся знатью, а также собирали ценные лекарственные травы, росшие лишь на высокогорье, в частности, орех кока. Среди девятнадцати деревень баронства была одна деревушка этого народа, имя которой на языке хроло было для старков почти непроизносимо, и поэтому ее называли просто Девятнадцатая. В эту деревушку вела одна-единственная тропа, по которой конник не мог проехать, поэтому бароны давным-давно ее не посещали.

Прибывший на базар староста Девятнадцатой деревни, имевший даже старкское имя Кис Тамитакис, а на языке хроло называвший себя примерно как Крстмткитлн, принес дань от десяти дворов деревушки: четыре ламы, четыре альпаки и два тюка шерсти. Одет он был в длинное толстое шерстяное пончо с геометрическими узорами, широкополую шляпу, шерстяные безрукавку и штаны с кисточками, холщовую рубашку и кованые сапоги.

Кис Тамитакис был удовлетворен торговлей, сама Эсса скупила у него почти все травы. Она хотела было купить также шерстяной шелк, но Тор удержал ее. Он твердо потребовал от Тамитакиса проводить его и Кроаннона в деревню. Тамитакис на это внешне отреагировал крайне бесстрастно (на его медном лице было невозможно прочитать хоть какие-то эмоции) и сказал, что в деревню на коне не поднимешься, однако несколько лет назад Серый Беркут к ним приходил, так что путь знает и может сам привести сеньора. Серый Беркут ничего не ответил, но взгляд его подсказал Тору, что в этом предложении есть подвох. Тор повторил свое требование уже тоном приказания, и на следующее утро маленький караван из непроданных лам, навьюченных покупками и едой, двинулся в горы.

Подъем был действительно тяжелым, тем более что высокогорье было непривычно Тору. Но за три дня они поднялись к последнему повороту, и тут Тор ощутил опасность. Он снял арбалет, взвел его, Кроаннон насторожил свой лук и выразительно посмотрел на невыразительные лица старосты и его спутника, ради экономии еды жевавших орехи колы. Интуиция Тора не обманула. В некоторый момент он упал, и над его головой просвистела стрела. Стрелявший, судя по всему, неплохой стрелок, но никчемный воин, высунулся в радости от удачного выстрела, и сразу же получил арбалетный болт и стрелу Кроаннона, который, как только Тор упал, моментально выскочил из-за камня, где укрывался.

— Значит, вы знали, что впереди засада? — сказал Тор, поигрывая ножом перед горлом старосты.

— Она у нас всегда стоит, — спокойно ответил староста.

— И много там людей? — спросил Тор.

— Обычно один, если не предупреждены об опасности. Если незнакомец не показывает знак нашего друга, он должен быть убит либо тяжело ранен.

— А зачем ранен?

— Используем для девственниц и для улучшения крови, а потом убьем.

Тор уже слышал об обычае немногочисленного и очень древнего народа хроло, жившего по всему высокогорному кольцу кратерных гор Ломо. Девушка не могла выйти замуж, пока достойный чужак не лишал ее девственности. А гостя приглашали улучшить кровь с женщинами деревни. Но гости бывали в этих деревнях крайне редко.

— Ну и что ты скажешь об убитом парне?

— Он был лишним человеком. Его не жалко.

"Лишний человек" появлялся у подобных народов тогда, когда подросший мужчина либо женщина не находили себе места в строго ограниченном их мире. Он должен был либо погибнуть, либо уйти.

Деревня состояла из двух десятков дворов, в которых стояли каменные домики. Даже сараи для скотины и те делались здесь из камня, потому что за деревом надо было спускаться далеко вниз. Разреженный воздух делал людей здесь медлительными и внешне флегматичными. А что скрывается под этой невозмутимостью, Тор уже понял.

Тор через старосту объявил всем, что они платят не столько, сколько обязаны платить сеньору по старым добрым положениям. Полагается с каждого двора в год по ламе, альпаке, тюку шерсти и три сажени шерстяного шелка. А поскольку они умышляли на жизнь сеньора, отныне они будут платить еще четыре тюка всевозможных лекарственных трав со всей деревни. Тамитакис ответил:

— Справедливо, владетель. Но я напоминаю, что по старым добрым обычаям мы вообще не должны были давать дань не на пороге своего дома. Так что то, что мы дали, это наше доброхотное приношение.

— Да, тем более что несколько лет вы вообще ничего не давали. Вот сейчас я на пороге ваших домов, и чтобы завтра все было собрано, и ты, Тамитакис, со мной и со своими людьми отправитесь доставлять дань. А заодно, нет ли у вас больше лишних парней? Серый Беркут взял бы их в свой отряд.

— Есть еще один лишний парень. И еще одно дело. У нас тут пять девственниц замуж выйти не могут: несколько лет в деревне никого не было.

— Нечего на меня смотреть! Недостойны вы, убить меня хотели. Беркутом обойдетесь.

— Ну может, хоть мою дочь? — уже умоляюще сказал Тамитакис.

И Тор понял, что для сохранения престижа старосты деревни он вынужден будет на это пойти. После этого староста с облегчением стал выговаривать еще дня три на сбор дани, заодно потчуя высокого гостя. Овечий кумыс и мясо с травами пришлись по вкусу неприхотливому Тору, и тот согласился, тем более, что отдохнуть после подъема на самом деле нужно было. А предстоял еще не менее трудный спуск. Кроаннон, немного знавший язык горцев, сообщил, что они после обсуждения решили: поскольку Владетель крепко держит низ и обеспечивает безопасность, платить ему дань и иметь возможность свободно торговать выгоднее, чем попытаться убить его. Тор улыбнулся: такая простота ему нравилась даже побольше, чем ухищрения обычных крестьян. Он предпочел громогласно объявить о праве свободной торговли Девятнадцатой деревни в любое время и в любом месте владения, и деревня сдержанно радовалась. Кроаннон заодно сказал, что у него был значок друга деревни, но в ходе своих разбойничьих авантюр он просто потерял этот значок, и теперь придется вновь зарабатывать его (что он и проделал за четыре ночи).

На следующий день Тор увидел в подзорную трубу еще одну деревню в той же высокогорной долине. Сколько он помнил, на карте была обозначена всего одна.

— А это деревня какого сеньора?

— Имперского рыцаря Урса Шончарлинга, тысячника из Первой Айвайской Армии.

От этих слов повеяло историей объединения Империи. О таком соседе Тор даже не знал. И он, взяв с собой и с Беркутом "лишнего парня", Тамитакиса и еще одного крестьянина, двинулся туда. Дорога была достаточно ровная и широкая. Эта деревня явно привыкла жить в безопасности за спиной другой деревни. А за новой деревней долина кончалась, начинался хаос гор, прорезанных, как установил по карте Тор, узким и непроходимым ущельем речки Арицассы, впадающей в озеро Ломо. Так что две деревни казались отрезанными и от всего остального народа хроло.

В деревне равнодушные с виду крестьяне показали ему господский дом. Он выглядел очень старым, но не запущенным, и, в отличие от крестьянских, частично был построен из дерева. В приемном зале на кресле сидела мумия рыцаря в доспехах времен начала Империи. Это и был сеньор деревни. Тор вступил во владение ею как выморочной, велел захватить мумию рыцаря с собой, чтобы похоронить с почетом, и задержался еще на пять дней, чтобы собрать дань с двенадцати дворов этой деревни и подготовить к браку трех девственниц (здесь повода отказать не было). В деревне было две лишних девушки и два лишних парня. Парней Беркут взял себе в отряд, а девушек Тор забрал в услужение к Эссе.

Впоследствии выяснилось, что эти две деревни сообщались с другими деревнями народа хроло. Из Двадцатой деревни вела узкая тропинка вниз, по которой даже лама не могла пройти. Внизу была пещера на берегу озера Ломо, в которой хранилась лодка. На этой лодке отвозили женихов и невест в другие деревни хроло. Обменом людьми контакты и ограничивались. Но обмен людьми был достаточно интенсивным, потому что соблюдалась строгая экзогамия. В частности, обе деревни этой долины могли родниться между собой лишь через три поколения, как и любые две другие деревни. А брак внутри одной деревни совершенно не допускался.

Таким образом Тор приобрел еще одну деревню.

После письма отвлечься от неприятных мыслей (и, может быть, не сделать глупость по отношению к Линье и принцу Крангору) помогло еще одно. Граф Лукинтойрас попросил помощи в борьбе против банды, терроризировавшей его графство. Тор на первый раз согласился помочь бесплатно, оговорив, что в дальнейшем будет воевать лишь за достойную плату. Преследование привело в деревушку на берегу озера Ломо, где была база бандитов. Те полагались, как и было стандартно, на засаду, но Тор с Беркутом заранее поняли, где расположена засада, люди Беркута забрались выше нее и расстреляли бандитов, после чего взять деморализованную банду не составляло труда. Повесив главарей, Тор забрал остальных бандитов в плен для продажи в рабство, забрал награбленную бандитами добычу из домика бывшего владельца деревни и огляделся вокруг. Деревушка Ломолинна из дюжины рыбацких дворов была загажена и разграблена, но место было исключительно красивое: пляж, скалы, чистая вода в озере, лесок за деревней. И он купил эту деревню у графа, который посчитал продажу выгодной втройне. Во-первых, эта деревня была полностью разорена и давно уже не давала никакого дохода. Во-вторых, улучшались отношения с активным соседом. В-третьих, граф вообще считал эту покупку глупостью со стороны Тора, поскольку единственная дорога пролегала через владения графа и в дальнейшем можно было спокойно повысить пошлины за проход по этой дороге. Пока что по договоренности три года ходить можно было свободно. Ввиду того, что деревня была разорена, Тор на первый раз взял с жителей лишь символическую дань рыбой для пира победителей, взамен раздав часть захваченной у бандитов добычи и оговорив, что на следующий год они будут платить нормальную дань.

Призадумавшись, Тор решил, что в соответствии с общим духом преобразований в своих владениях, ему выгодно восстановить старинный обычай, что никто не обязан давать дань вне своего дома. Конечно, ему самому было не очень удобно, зато с гарантией он вынужден был каждый год посетить все крестьянские дворы и лично посмотреть, как идут дела. А уж дворянин с десятком дворов, по мнению Тора, просто обязан был это делать!

И еще одно важное для Тора событие произошло примерно в это же время. У короля родился сын-наследник Картор.

Прискакал давно ожидаемый вестник: принц Клингор собирается посетить Колинстринну вместе с одним из отрядов своей армии и ждет, что его вассал Имперский Рыцарь Тор Кристрорс, как и полагается по этикету, на границе своих владений встретит сюзерена со своим войском. Местом встречи назначена дорога от Ирсана к Райсорансу, время встречи — через четыре дня. Эта дорога шла на север от Ирсана и проходила через селение Иканорна, принадлежащее Колинстринне и находящееся под управлением Росса Адинкура и еще одного мелкого дворянина о четырех дворах. Правда, живущие в этом селении крестьяне-граждане подчинялись лишь Владетелю напрямую.

Тор поднял практически все свое войско и своих вассалов, живших поблизости. Два дня на сборы, два дня на дорогу и вечером накануне встречи войско расположилось лагерем на границе владений Тора. Под предлогом военных учений Тор заставил лагерь обнести частоколом и окопать рвом, а у ворот заготовит деревянные колья для обороны от конницы.

Принц подошел к границе лишь на следующий день к вечеру с полутысячей конницы. Он посмотрел на лагерь, из которого вышел Тор вместе со своими вассалами, полусотней конницы и полусотней тяжелых пехотинцев, и одобрительно помахал рукой. Когда Тор подъехал и соскочил, чтобы придержать стремя принца, принц сам легко спрыгнул с коня (он был без доспехов, лишь с мечом и кинжалом работы Тора у пояса) и одобрительно похлопал Тора по плечу.

— Молодец! Чувствую, отлично учишь армию! Это очень скоро пригодится.

Тор преклонил колено.

— Твое высочество принц! Я рад тебя видеть на границе своих владений. В соответствии с имперскими законами, я должен сообщить тебе, что, поскольку я поднялся от привилегированного простолюдина до титулованной знати, старая вассальная присяга становится недействительной и прошу тебя принять мой формальный отказ.

— Слышал я, что ты вовсю восстанавливаешь старые порядки. То, что ты сейчас сказал, точно соответствует имперским законам. Я освобождаю тебя от присяги простолюдина и готов принять твою присягу как знатной особы.

— Я знаю, что вассальный договор двух владетелей — дело очень непростое. Теперь у меня есть законник и вассалы, и по этой причине я не могу принести присягу кому-то, пока не обсужу основные положения со своим законником и не оглашу их перед моими вассалами. Посему я сейчас вечером приглашаю все твое войско на дружеский пир с моим войском, а завтра утром тебя вместе с достойной свитой направиться ко мне в замок, где я подготовил скромный прием в твою честь и где мы сможем обсудить все детально.

Принц понял, что тем самым его войску не дается разрешения на проход через земли Колинстринны. Тор вдобавок уточнил ситуацию.

— Твое войско, как я слышал, направляется к Нотрану. Чтобы не заставлять его делать далекий обход, я согласен на проход тех воинов, что сегодня пришли с твоим высочеством. Они могут следовать в Нотран по той части дороги на Ирсан, которая проходит через мои владения, то есть через селение Иканорна.

"Ну, кузнец станет беспощадно торговаться!" — решил принц. — "Ничего, я найду, как сформулировать уступки таким образом, что они сами сойдут на нет через некоторое время. Или же как заставить его прекратить думать о торговле."

— Великолепно! Сейчас отдохнем и попируем в твоем лагере, а затем я отправлюсь с тобой в замок обсуждать вассальный договор.

— Зачем же в лагере, твое высочество? На поле перед лагерем уже приготовлены пиршественные столы. Вот ты с высшими военачальниками будешь пировать в лагере, в моем шатре.

Принц в душе скрипнул зубами. Тор пока что держал дипломатическую дуэль на равных. А явно Клингору осталось лишь согласиться.

К вечеру следующего дня Тор с принцем и их свиты въехали в двери замка-мастерской. Часть подмастерий и гарнизона ускакали еще ночью, и принца встретил небольшой, но крепкий отряд, выстроенный как почетный караул. Принц похвалил себя за предусмотрительность, что отдал приказ своим совершить налет на замок, лишь если он ночью пришлет вестника с сигналом к атаке. "Испортил бы отношения и положил своих конников зря… Да и был бы посмешищем всей Империи." — подумал принц. — "А сейчас сигнала не будет."

Принц, конечно же, рассматривал захват Колинстринны как не очень желательный ход событий. Но занять внезапным налетом замки с минимальными жертвами, чтобы вынудить их хозяина быстро согласиться на вассальную присягу, а затем дружественно освободить их без грабежа и насилий с выкупом в виде пира — это было бы нормально и почетно.

Пир в замке-мастерской проходил при крайнем внутреннем напряжении. Тор следил, чтобы не сказать лишнего слова. Приходилось вести диалог в следующем стиле.

— Почему бы не обсудить, какие территориальные приращения можно было бы гарантировать твоему владению? Так и просятся к нему Ирсан с его графством.

— Окрестные земли находятся в твоем временном управлении. Никто пока не признал его постоянным.

— Можно бы было обсудить размер войска. Мне он не очень важен, ведь ты снабжаешь моих полководцев оружием.

— Я еще не установил порядок в своих владениях и не могу сказать, сколько войска я смогу собрать.

Эсса не понимала, почему Тор отвергает все попытки принца выяснить, какие уступки мог бы он сделать при заключении договора о вассалитете: ведь принц дает очень многое. Потом принц предложил Тору отправить с ним вместе часть своего отряда, а Тор в ответ сказал, что он не будет возражать, если послезавтра утром Тор соберет своих воинов и вассалов и принц возьмет тех из них, кто добровольно пойдет с ним. Принца это устроило. А вот разговор о вассальном договоре так и не удалось завести, и принц твердо понял, что это не торг: возобновления вассалитета не будет. Тогда принц, который попутно все время тонко ухаживал за Эссой, решил подпустить идею.

— Да, в принципе я понимаю тебя. Сейчас твое владение богатеет, а в королевстве положение неопределенное. Почему бы тебе, Тор, не принести вассальную присягу непосредственно Императору? Пока что ты имеешь полное право это сделать. Представляешь, моя богиня Эсса: ты была бы княгиней, а Тор — князем. Я слышал, ты уже присоединил пару деревень. А как князю можно было бы присоединить и штуки три города и было бы мощное и богатое княжество Ломо.

— Я не понимаю, — мягко сказал Тор, — твое высочество идет на соединение с королем и в его распоряжение, а меня ты как будто подбиваешь начать мятеж.

— Какой же мятеж? Ты же не нарушаешь законов Империи!

— Я нарушаю права нашего королевства.

— Не больше чем Крангор, который послал ходатайство о восстановлении имперского статуса Линьи.

— Да. Но даже этот гордец независимость Линьи не провозгласил. Лучше давай выпьем.

Клингор понял, что Тор не простил поступок Крангора (да, впрочем, он и был уверен в том, что Тор это не забудет) и втайне порадовался черной кошке, пробежавшей между двумя практически независимыми от него военачальниками на флангах его войска. Заодно он почувствовал, что Тор считает возобновление военных действий неизбежным. Впрочем, сам принц уже не считал так. Он знал это.

Эсса поняла, что на каждое предложение принца Тор отвечает практически отказом, хотя пытается этот отказ сформулировать уклончиво. Она перепугалась, что сейчас два самых дорогих ей человека перессорятся между собой и начнут смертельно враждовать. Она предложила развлечь гостя пением и танцами. Тор охотно согласился. Пела и Эсса, и дамы, которые сейчас "отбывали повинность" в ее замке. Но принц пожелал Ангтун, которая танцевала в венках из цветов. И опять отказ! Ангтун беременна. Эсса не выдержала.

— Поскольку наш гость может быть недоволен нашим приемом, я буду считать своим приятным долгом скрасить его одиночество.

— Благодарен тебе, моя любимая! Я не смел на это надеяться. — сказал принц.

Эсса ужаснулась, что же она сделала, но обратного пути не было. Да, по совести, принц был и остался ее первой любовью, а сколько приключений у ее мужа!

На следующий день принц пожелал посетить мастерскую Тора. Он с похвалой отозвался об его оружии, в том числе и о своем личном. Тор, чувствуя, что эта похвала искренняя (хотя, может быть, сам предмет был выбран таким образом, чтобы сгладить впечатление от вчерашнего), стал показывать ему свои последние эксперименты.

— А вот этот меч я сковал перед твоим приходом. Это первый более или менее удачный опыт. Вот сколько неудачных. — И Тор показал кучу кривых коротких мечей и кинжалов, примерно половина из которых была поломана.

— Ну и что же в нем особенного? — спросил принц, глядя на невзрачный короткий кривой меч, взвесив его в руке и подивившись его легкости.

— Вот посмотри, твое высочество, на это.

Тор взял один из кинжалов, попросил подмастерье напасть на него с трофейным двуручным мечом, и меч оказался разрезан!

— Вот это да! И это неудача! — искренне воскликнул принц. — А что же тогда удача?

— Подожди, твое высочество! — сказал Тор. — Напади-ка на меня еще раз с палицей, — сказал он подмастерью.

Палица тоже разлетелась пополам.

— Ого! — выдохнул принц.

— Подожди, — ответил Тор. — А теперь еще раз с мечом.

И при попытке разрезать меч кинжал разлетелся на куски.

— Очень острое, но хрупкое и быстро устает. Все эти предметы разлетятся на втором-третьем ударе. А этот меч выдержит не меньше пяти, а то и все десять.

— А как ты определил?

— Я этот сплав уже чувствую. Погляжу на него через шпат и все становится ясно.

— Так это прекрасный меч! Я буду носить его как оружие последнего шанса, если придется пробиваться через толпу врагов. За пять ударов я кучу трупов и калек навалю, у стольких же оружие порублю, остальных перепугаю и спокойно уйду. — с горящими глазами сказал принц.

— Это мой подарок тебе, друг! — вдруг тепло сказал Тор и улыбнулся.

Принц понял, что ситуация еще хуже. Несмотря ни на что, Тор хорошо к нему относится, но власть уже взяла над кузнецом верх: он рассчитал, что хорошо для владения, и будет делать именно это.

— Великолепно! Только поставь на нем свой знак. — И принц тоже искренне улыбнулся.

Утром следующего дня состоялось нечто вроде смотра. Собрались многие вассалы и воины Тора. Глашатаи говорили, что присутствие необязательно, но принц Клингор будет набирать в свою армию добровольцев. Перед смотром принц, которому пришла ночью в голову блестящая идея, скупил все целые неудачные острые мечи и кинжалы и взял слово в дальнейшем тоже продавать эти неудачные экземпляры только ему. Про себя он подумал, что это — идеальное оружие для наемного убийцы, особенно если как следует его отравить…

Тор сразу поставил точки над "i". Он объявил, что любой из его воинов и его вассалов имеет право присоединиться к королевской армии, возглавляемой принцем Клингором. При этом воин исключается из списков отряда и при возвращении должен быть заново принят в него. Вассал идет как дворянин, а не как вассал Тора Кристрорса и не должен никогда пользоваться значком Колинстринны. Это было неотъемлемое право дворянина — участвовать в любых сражениях, кроме тех, которые велись против его сюзерена и его короля. Принц набрал примерно двадцать добровольцев и попросил у Тора дать им командира. Тор твердо отказал:

— Эти воины пошли за тобой как свободные граждане, имеющие право выбора. Я к их дальнейшим действиям никакого отношения не имею. Они не имеют право пользоваться моим значком и моим боевым кличем.

Тут принц решил, что настала пора тоже вставить иголку под ноготь Тору. Он обратился к Эссе, которая была очень смущена, поскольку в последние две ночи опять вспомнила свой "медовый месяц" с принцем, и чувствовала, что такого больше никогда не повторится (да, честно говоря, она повторения больше не хотела, хотя и не была ни капли разочарована: принц был с ней исключительно нежным, обходительным и ласковым любовником).

— Моя возлюбленная! — обращение было демонстративным. — Приведи нашего сына. Я должен его признать.

И Эсса, и Тор признались в свое время принцу, от чьего семени этот мальчик. Отказать теперь было нельзя.

— Я, принц Старквайи Клингор Энгуэу, перед собравшимися благородными гражданами подтверждаю, что этот ребенок Лир — плод моего семени и чрева девушки Эссы, которую я взял непорочной. Он плоть от плоти и кровь от крови моей. Если Владетель Тор Кристрорс умрет (а я желаю ему жить долгие и долгие годы), я обязуюсь взять в жены упомянутую Эссу, нынешнюю его жену и мать моего сына, и узаконить Лира как своего наследника. А сейчас я, по законам Империи, не имею права забрать ребенка у того, кто честно исполняет обязанности его отца, до тех пор, когда сын не достигнет возраста, пригодного к службе. Я объявляю Лира основателем нового благородного дворянского рода Клинагор. Встань, мой сын Лир Клинагор, первый в своем благородном роде!

— Я подтверждаю правоту слов его высочества принца Клингора, — сказал Тор, побледнев (удар был в самое сердце! Один сын уведен королем, второго уводит принц) — Я клянусь, что Лир Клинагор будет наследником моего достояния, моего рода, моего титула и моих привилегий, но лишь если отец по крови не призовет его к себе на службу или не узаконит Лира.

Эта последняя оговорка была местью принцу и ответным ударом, но ведь эта месть одновременно била по Лиру! Если бы принц признал сына раньше, это было бы подъемом Лира по иерархической лестнице. А сейчас оно могло стать его понижением: первый в своем роде, но все, что подобает этому роду, нужно будет добывать самому. А наследнику принца быть наследником Владетеля Колинстринны… Что ж, так часто и создавались большие княжества, но так не будет сейчас!

Тор, вспомнив устное предостережение, которым сопровождалось письмо Толтиссы, немедленно собрался вместе с Эссой и несколькими воинами. Они решили ехать верхом. По дороге их кавалькада обогнала отряд принца, который теперь двигался медленнее из-за того, что в нем были пешие воины. Тор направлялся в Зоор, в столицу королевства. И торговаться в Зооре за условия вассальной присяги он не был намерен. А принц приветливо помахал им рукой и проводил маленький отряд долгим взглядом. Яд он в эту семью заложил, и яд этот сработает скорее рано, чем поздно… При этом, правда, пришлось взять и на себя обязательства, но лишь такие, которые служат только к чести благородного человека. С такими мыслями принц продолжил путь к Нотрану, где, как он чувствовал, развернутся важнейшие события всего рокоша.

Столица королевства Старквайи и бывшая столица всей Империи Зоор расположена на полуострове. В отличие от Линьи, места здесь ровные. Город расползся верст на десять во все стороны и защищен тремя концентрическими стенами. Как со стороны материка, так и со стороны порта Зоор выглядит неприглядно. Путника встречают кварталы отребья, настоящие трущобы. Приличные люди селятся внутри второй стены, а знать и король — внутри третьей. Зоор намного моложе Линьи, ему всего около пятисот лет. За это время его трижды уничтожали дотла, так что памятников старины в нем не сохранилось. Главные достопримечательности Зоора — невероятное количество маленьких церквей (говорят, их сорок сороков), многие из которых красивы, и, конечно же, королевский дворец. В отличие от большинства других городов, лобное место находится не вне стен города, а в самом городе, правда, в районах трущоб.

Когда Тор с женой под вечер прибыли в Зоор, что-то подсказало ему первым делом подойти к дворцу. Охрана, услышав его имя, сообщила, что велено его со свитой немедленно принять в гостевые комнаты, а король и королева переговорят с ним при первой возможности. Так что искать таверну либо постоялый двор не пришлось.

Поскольку у короля время расписано на дни вперед, публичная аудиенция была назначена через три дня. Но уже на следующий вечер был назначен неофициальный прием у королевы. А днем Тор ходил по городу, уговаривая известных ему рудознатцев переехать в Колинстринну. К вечеру он понял, что совершил ошибку, пытаясь в столице найти действующего известного специалиста. В столице были либо уже пожилые рудознатцы, которые в основном занимались консультациями и обучением молодых либо "экспертизой" находок действующих мастеров, либо только что подготовленные их ученики. Настоящие мастера ездили по Империи. Лучший знаток гор Ломо, в частности, сейчас, по слухам, был очень далеко от Ломо, в северных горах Колины по приглашению тамошнего короля. Положившись на свою интуицию, Тор договорился с молодым рудознатцем Хоем Аюлонгом, который получил рекомендацию на мастера и теперь должен был представить цеху свою мастерскую находку либо рецепт. То, что валлинец учился в столице Старквайи, в Империи было обычно. Лучшие рудознатцы на самом деле были в Айвайе, но туда добираться было слишком далеко.

Прием выглядел на первый взгляд как семейное мероприятие. Никого лишнего, Тор с женой и королева с ближайшими слугами. После краткого формального представления Тор ушел в мужскую комнату, где ему подавали угощение и развлекали музыкой и танцами, а женщины остались в приемной королевы. Эсса, познакомившись с Толтиссой, быстро попала под ее очарование и рассказала о "предложении" принца Клингора. Толтисса иронически посмотрела на нее и спросила:

— Так что же, достаточно извести мужа, чтобы стать княгиней?

Эсса отшатнулась от прямоты высказывания и жестко ответила:

— Принц таким предложением убил мою любовь к нему. Я еще раз поняла, что для него я — лишь шахматная фигура. Может быть, не пешка, но ладья, которую можно принести в жертву в эффектной комбинации и выигрыш которой чаще всего означает выигрыш партии.

— И не королева, — ехидно добавила Толтисса.

— Да, и не королева! Я представила себе жизнь среди презирающих меня дам высшего света, с мужем, который на каждом шагу пускается в новые любовные приключения… Даже если Клингор действительно станет князем, я бы не хотела стать по сути его наложницей и рабой. А династический брак сразу и формально низведет меня.

— Да… Я почему-то уверена, что сейчас принц восхищается своим умом, как он подцепил тебя на крючок. И вот теперь вижу, что такая женщина, как ты, могла вернуть мужа с края того света. Ну ладно, пусть умные мужчины будут и дальше уверены, что провели нас, глупых женщин… А я буду молчать о нашем разговоре. Да и ты, как я вижу, редко с кем распускаешь язык.

— А я понимаю теперь, как ты очаровала моего твердокаменного мужа. Я же вижу, что сейчас он по положению своему вынужден бывать с другими женщинами, но смотрит на это как на тяжкую обязанность, а не как на увлекательную охоту.

Толтисса тонко и грустно улыбнулась.

В мужскую комнату на несколько минут зашел король. Тор хотел было сразу присягнуть ему, но король расхохотался и сказал, что это надо будет сделать публично и в торжественной обстановке. Он лишь предупредил Тора, что в данный момент и сам не может отомстить Крангору, и помочь Тору не сможет, если тот решит отомстить по праву личной войны. Затем он спросил, правда ли, что Тор присоединил еще две деревни? Тор подтвердил слух. Король взял с него слово, что больше он не будет расширять свои владения, поскольку привилегии, которые он получает, исключительно высокие, но не резиновые. После этого король и Мастер вышли к женщинам, обменялись несколькими комплиментами и выпили по бокалу прохладительного напитка. Толтисса спросила Тора, чем он занимался сегодня? Тор ответил, что он пытался найти рудознатца для помощи себе в работе. Но нашел лишь подмастерье, рекомендованного на мастера, и пока что пришлось этим удовлетвориться. Толтисса похвалила его за то, что он ищет людей, а не вещи, и уточнила, кого еще он хочет найти. Тор ответил, что планировал лишь рудознатца. На это Толтисса ехидно сказала:

— А ты не подумал, Мастер-оружейник, что тебе нужен еще архитектор? Что обществу, которое ты и твоя жена, организовываете, а также твоим воинам и их начальникам, нужны портной, сапожник, ювелир и шелкомодельер? И даже тебе для твоей работы нужно было бы еще как минимум три мастера-кузнеца, алхимик и мастер-бронник. Узко смотришь, Мастер! А об остальных подумай сам, все равно за один краткий визит всех не найдешь. А в качестве помощи тебе в обучении твоих дворян я рекомендую прибыть к тебе паре гетер хорошей репутации, которые кончают карьеру, но не хотят выходит замуж. Они будут учить девушек и женщин манерам, танцам, поэзии и этикету. Есть у меня на примете и добронравный музыкант, он будет учить твоих дворян, да и женщин тоже. А уж пару монахов и военных наставников тебе придется искать самому.

— Так что это, я Колинстринну должен превращать в город?

— Пора! Столица владения из двадцати деревень должна быть городом, и неплохим.

Тор почесал в затылке и нехотя согласился. Эсса довольно улыбнулась: перспектива быть по сути дела княгиней ей была приятна больше, чем быть княгиней по виду. И княжество они с мужем создают сами, что еще лучше.

На этом неофициальный прием был закончен.

Следующий день Тор потратил на поиск специалистов. Кузнецов, бронника, архитектора и алхимика он нашел быстро. С военными наставниками дело было сложнее. С мастерами изящных цехов тоже не все ладилось, хотя к поискам подключилась и Эсса. Она смогла лишь на следующий день найти портного, а шелкомодельера, ювелира и сапожника пока что найти не удалось.

Настал официальный прием у короля. Было известно, что назавтра он выступает в поход для встречи с принцем Клингором. Тор принес по всем правилам и без всяких оговорок вассальную присягу. Тогда король сказал:

— Поскольку ты, Владетель Колинстринны, ничего у меня не просил, я дарую тебе привилегии сам, и больше, чем если бы ты просил. Все твое владение, за исключением людей, тебе не присягнувших, полностью освобождается от всех налогов, кроме имперских, на срок моей и твоей жизни, но не менее чем на десять лет. Для твоей семьи и твоих личных крестьян это освобождение вечное и наследственное. А взамен я требую, чтобы заказы мои и моих военачальников выполнялись в первую очередь.

— Благодарю и повинуюсь, мой король! — радостно произнес Тор.

— Неужели у тебя нет никакой просьбы? — сказал король, и Тор почувствовал, что он просто обязан о чем-то попросить. Но он ведь и так получил намного больше, чем просил бы! А, есть еще одно.

— Я и так сверх всякой меры облагодетельствован. Но я боюсь, твое величество, что смута в нашем королевстве еще не кончилась. Я не хотел бы поднимать оружие против тех, кто был моими друзьями. Я не буду поддерживать их, но просил бы освободить меня от участия в военных действиях против них. А в будущих войнах и смутах я всегда буду верным твоим полководцем.

— Ты ценнее как Мастер, чем как полководец. Обороняй свои земли, в будущем посылай своих людей и своего сына, когда он подрастет. Я тебе запрещаю самому ходить в дальние походы. А сейчас ты обязуйся не пускать войска мятежников на свои земли и уничтожать разбойников.

— Обязуюсь, мой государь, что ни одно соединение, не дружественное тебе, не пройдет безнаказанно через мои земли. Обязуюсь всеми силами искать и беспощадно уничтожать разбойников.

— Ну вот и прекрасно. Этого достаточно. А я в свою очередь обещаю не пользоваться во время данного мятежа правом прохода через твои земли.

Самым прекрасным во всем этом для короля было то, что Тор сам озвучил неизбежность возобновления смуты и сам попросил о нейтралитете. Даровать нейтралитет по собственной воле было бы плохо и политически, и с военной точки зрения.

Многие при дворе были возмущены такими привилегиями нового владетеля и приписывали их влиянию королевы. Они не были неправы, но король в данном случае лишь милостиво разрешил Толтиссе убедить себя в том, что сам считал лучшим. Государь почувствовал, что в данной дипломатической схватке он начисто переиграл принца Клингора, и это придавало уверенности перед предстоящими тяжкими переговорами, которые, вероятнее всего, завершатся генеральным сражением.

На следующий же день Тор с новыми специалистами выехал к себе. Обратный путь занял больше времени, так как пришлось вести за собой обоз с мастерами, их имуществом и семьями. Поэтому Тор лишь незначительно опережал армию. Около Нотрана он увидел армию принца, принц выслал вестника к нему, который спросил, не враг ли Тор теперь? Получив ответ, что он имеет разрешение от короля не ввязываться в спор между королем и принцем, вестник ускакал и вскоре вернулся с пожеланиями счастливого пути и с рекомендациями не высовываться за границы своего владения, пока идут военные действия.

Тор на один день опередил встречу между королем и принцем. Но этому предшествовали события, которые Клингор инициировал еще до прихода в Колинстринну, когда его посетил принц Атар. Клингор рекомендовал Атару идти и без всяких церемоний вступить во владение своими землями в Сахирре. При этом Атару было рассказано о том, как "тепло" встретили в их владениях других принцев. Атар вспыхнул и ответил, что он-то церемониться с захватчиками не будет. Клингор поощрительно улыбнулся и пожелал удачи. И Атар с тысячей всадников направился в Сахирру. За неделю два замка и два города оказались в руках Атара, а поскольку он выгонял сборщиков налогов, в Сахирре, которая до этого была спокойна, разгорелось восстание. Но формально до получения известий от Клингора Атар занимал лишь свои владения.

Встреча была назначена между военными лагерями принца и королевской армии. Король прибыл на встречу с сотней воинов, а Клингор всего с полутора десятками. Заметив такое неравенство, король стразу насторожился, зная братца: "Хитрец явно что-то задумал и желает вызвать меня на нападение во время переговоров."

А принц, как только отъехали от своего лагеря, тихо напомнил охране:

— Помните, как учились! Если на нас нападут, сразу выхватывайте кинжалы и режьте, а не колите! И сразу все на короля. Первый сносит охрану, второй обезоруживает, третий убивает. Я короля трогать не могу, он мне брат.

Принц подумал: "Убьешь случайно брата, так проходить покаяние и очищение. А корону нужно брать немедленно." В мечтах у него уже вырисовывалась картина, как король нападает на него, как в схватке короля смертельно ранят, принц своим громовым голосом останавливает схватку, подхватывает короля на руки, выносит из шатра и проливает над ним горькие слезы, скорбя о своем брате.

— А не будет ли мне плохо, если я убью короля? — тихо спросил молодой охранник старого.

— Обычаи не помнишь! Сразить короля в бою — великая честь. Тем более если он нападет на нас первым.

Встреча короля и вождя восстания началась с взаимных упреков.

— Привет, братец! — ласково приветствовал Клингора король.

— Желаю всего наилучшего, старший брат и государь, и поздравляю тебя с избавлением от тирании канцлера и его внучек.

— Ты не очень спешил ко мне, брат.

— Не хотелось утомлять войско зря, государь.

— А может, выигрывал время, пока Атар разбойничает в Сахирре?

— С каких это пор возвращение своих незаконно захваченных земель называется разбоем?

— Ну ладно, самоуправство. Неужели нельзя было обойтись без насилия, подав мне протест?

— Двое из нас этот протест тебе подали и получили лишь ответ, что дело будет рассмотрено в суде.

— Все правильно. Такие вопросы будут решаться судом.

— И будет процесс тянуться годами, а незаконные захватчики всем пользоваться. Да я ведь не наивный, помню принцип beati possidens.

— Сколько я знаю, и та, и другая сторона имеют документы на право владения. Твои принцы имели лишь общий титул, а те, кого ты называешь "захватчиками", конкретные жалованные грамоты.

— Грамоты, выписанные канцлером после начала рокоша! Да даже если они тобой подписаны, ты что, не мог объявить их недействительными, как данные под угрозой и в результате обмана?

— Значит, твои люди могут захватывать и грабить, да при этом еще и неприкосновенностью обладают? Я ведь не выгоняю Онгора и Кусара, которые силой захватили владения.

— Они лишь восстановили свои права.

— И насиловать твои люди тоже могут? Я еще понимаю, в пылу после захвата города или поселения. А просто по дороге?

— Ты имеешь в виду иски этих шлюх, что буквально осаждают моих военачальников? Вот мои люди и не хотят мира: только сложишь оружие, тебя оклевещут и засудят! И все будет по закону! Самая настоящая плутократия!

— Ты что, утверждаешь, что я намерен плутократию установить в королевстве? Да, я намерен уважать законы.

— Ты намерен благородных людей унижать законами!

— Ну так что же ты хочешь?

— Я хочу понять, хочешь ли ты, братец-государь, мира!

Клингор незаметно положил руку на оружие последнего шанса. Он был уверен. что, полагаясь на подавляющий численный перевес своей охраны, король не выдержит и даст приказ атаковать. Братоубийцу Империя вполне могла лишить королевского сана, и поэтому важно было, чтобы все видели, кто первый начал и кто коварно напал.

Король чувствовал, что его буквально вызывают на нападение и твердо решил не поддаваться. Он слишком хорошо знал своего братца и был уверен, что у него в рукаве пять тузов припрятаны.

— Я вижу, что это ты, братец, мира не хочешь!

— Ну что ж, раз оба мы не хотим мира, то пусть спор решит оружие!

Битва не началась сразу лишь потому, что был уже вечер. Тем же вечером к лагерю принца подскакал всадник с белым флажком на копье и передал от короля пакет принцу. Там было ехидное краткое послание:

"Дорогой младший брат мой! Имею честь тебе сообщить, что сейчас в Зооре находится брат нашего деда принц Ансир, согласно законам Наследник престола. Он вновь принес мне присягу и поручил мне объявить тебе. что в случае, если со мной что-то случится, он не станет отрекаться от престола, а сохранит его для моего сына. По решению Совета королевства, плод чрева королевы ныне второй наследник. Желаю хорошо поспать перед битвой."

Принц понял, что решить конфликт могут два исхода битвы: для него важно добиться полной и сокрушительной победы, в ходе которой король будет убит, чтобы затем вступить в Зоор и самому взять власть от имени плода чрева. А потом можно по праву запасного наследника немедленно жениться на Толтиссе, и тогда это дитя станет его сыном. И будет время для того, чтобы сообразить другие варианты. Второй исход, когда конфликт тоже кончится — если Клингор не добьется победы. Его союзники уже начали разбегаться, и ему останется лишь просить короля о милости либо удаляться в изгнание.

На следующее утро король выстроил свои войска в боевой порядок, поскольку у него было подавляющее преимущество, но тут подошла наконец-то северная армия принца.

Кое-кто утверждает, что армия подошла еще раньше, но принц специально держал ее чуть поодаль, чтобы спровоцировать короля на бой. Сам Клингор никогда не подтверждал и не опровергал этого.

Генерал Инь Луараку, заместитель короля в войске, предложил монарху отложить битву, отступив в лагерь, но король, полагаясь на все еще имевшееся численное преимущество (примерно 60 тысяч против 40) и на усталость армии, только что закончившей длинный поход, решил дать бой.

В начале боя принц применил обманный маневр. Его отборные корпуса изобразили отступление, переходящее в бегство. Но король не поддался на провокацию и сдержал порыв своих воинов, которые хотели ринуться вслед за отступающими. В итоге строй обоих армий приобрел вид ломаной с углом примерно в середине поля битвы. Король хотел было бросить в бой конницу, чтобы обойти другой фланг противника, но Инь Луараку удержал его.

— Твое величество, обрати внимание. У врага почему-то слишком мало конницы. Значит, она в засаде и ударит с тыла по наших конникам, как только мы поддадимся на их уловку.

— Спасибо, генерал! Чуть не попался в ловушку.

— Ну что же, государь. Вот теперь настала пора тебе применить на практике познания в военной стратегии. И видишь, на деле все не так, как в учебных боях.

— Вижу, генерал. Кажется, пока все идет хорошо.

— Что-то слишком хорошо. Зря мы слабо защитили лагерь.

И тут над лагерем взвилось знамя Клингора. Спрятанные в засаде отборные воины под руководством Косъатира взяли лагерь, чему помогло растяпство охраны, которая увлеклась зрелищем битвы. Сам Косъатир был при этом смертельно ранен, но свое дело он сделал. И тут король увидел, что на холм, с которого он наблюдал за битвой, мчится кавалерия принца. Король оценил предупреждения генерала, и формально передал командование ему, а сам влился в ряды своей кавалерии, которая бросилась отбивать атаку. Но, не вступая в схватку, конники принца развернулись и стали отступать. Генерал подал сигнал отбоя атаки, и король был раздосадован: так хотелось в рядах своей конницы подраться, тем более что под защитой своей личной охраны он чувствовал себя спокойно, можно было проявить героизм. Король подскакал к генералу Луараку, тот, не смущаясь тем, что командует королем, приказал ему:

— Государь, я подал сигнал к общему отступлению. Ты с личной охраной можешь проявить себя сейчас отважным воином, не увлекая конницу подальше от поля битвы. Ведь если у Клингора есть хотя бы маленький отряд конницы в еще одной засаде, он просто опрокинет и разгонит нашу армию. Ты скачи вдоль строя наших войск, ободряй их и иногда даже ввязывайся в бой, но ненадолго. Рядом с тобой воины будут драться лучше. А если кто бежит, приказывай их беспощадно убивать.

Армия начала отступление. Конница Клингора еще пару раз появлялась, но не ввязывалась в бой с конницей короля. Видимо, Клингор ожидал, когда же королевская конница завязнет в схватке, пытаясь остановить отступление либо поддержать свое наступление, но так и не дождался этого.

Армия не спеша отступала к лагерю, король мотался со своим отрядом с одного конца ее на другой, подбадривая, убивая трусов и паникеров, а иногда и чуть-чуть ввязываясь в схватку. Конница следила за передвижениями короля и за неприятельской конницей, когда та появлялась в поле зрения. Король ожидал, что генерал даст приказ атаковать лагерь, но он приказал пройти мимо него и убивать всех, кто попытается по недисциплинированности и трусости штурмовать лагерь. Тогда король подскакал к генералу и сказал:

— Ты командуешь, и я не буду сейчас спрашивать, почему ты не атаковал лагерь. Поговорим после битвы. Но сейчас я беру командование на пять минут как король и приказываю тебе отступать по линьинской дороге.

— Почему??? — оторопел генерал.

— Разберемся после битвы. А сейчас командуй отступлением вновь.

И армия в относительном порядке отступила по дороге на мятежный город Линья. Клингор не стал ее долго преследовать, он занял лагерь, выставил охранение и принялся награждать своих воинов и военачальников из тех средств, которые приготовил король для награды своих людей. Но в душе он был недоволен битвой. Свои потери порядка десяти тысяч человек, потери короля, видимо, вдвое больше, но его армия отступила в порядке. Пленных почти нет, а сам король даже приобрел репутацию отважного воина с минимальным риском для себя. Да, эта победа пиррова, без сомнения… Через месяц можно ждать короля с пополненной и уверенной в себе армией. А принц, хотя и остался непобедимым, потерял репутацию гибельного для врагов полководца, который громит чужие армии в каждом сражении. Оказывается, с ним можно сражаться и достойно завершить бой. Плохо было то, что Крангор со своими линьинцами так и не пришел на соединение. Остается лишь желать, чтобы он потрепал короля при отступлении. Сам принц решил завтра послать конницу следить за отступающими и уничтожать отбившихся при возможности сделать это практически без потерь, чтобы отступление королю медом не казалось. Он корил себя, что не решился бросить конницу во встречный бой. Если бы он уничтожил или обратил в бегство конницу короля, то битва была бы выиграна чисто. Но так и казалось, что вот-вот этот неопытный полководец король Красгор подставит свою конницу под мощный удар, и тогда бы победа была одержана без риска. "Но, впрочем, расстраиваться не надо." — завершил свои мысли принц. — "Мы победили в полтора раза превосходящую армию, не дав ей никаких шансов, и захватили богатую добычу."

Расстраиваться принцу пришлось очень скоро.

Урс Ликарин тем временем шел к монастырю. Особенных лишений по дороге он не испытывал. Крестьяне, опознав кающегося и желая искупить часть своих грехов, охотно подавали хлеб, фрукты и воду. Урса все считали немым, и называли просто Немой. Но однажды смерть прошла совсем рядом.

Урс плелся среди других паломников и богомольцев. Они прибились к каравану крестьян и мелких купцов, которые хотели продать свои товары на ярмарке вблизи монастыря: приближался храмовый праздник. По дороге Урсу пришлось отойти в кусты. Услышав вопли, он по какому-то наитию спрятал под листьями кошель и вышел на дорогу, считая, что если его даже убьют сейчас, это будет заслуженная кара, а вот деньги зря терять ни к чему.

На паломников и крестьян напали разбойники. Это были не люди Ворона, которые даже в таком ремесле стремились сохранять честь и благопристойность. Вели бандиты себя беспощадно, дерзко и не признавая ничего. Они грабили и богатых, и бедных. При малейшей попытке хотя бы попытаться усовестить или воззвать к жалости, не то что сопротивляться, зверски убивали. Правда, женщин не насиловали, видимо, стремясь как можно быстрее закончить грабеж и убраться с дороги, где могут быть воины или стражники. Даже с Урса сняли его рубище, заметив с хохотом:

— Не хватает у нас дерюг, чтобы добычу завернуть. А тебе набедренной повязки достаточно. Вон на многих и такого не осталось.

Забрав все повозки, разбойники не спеша удалились. Они явно точно рассчитали время, поскольку через час появились стражники, судя по всему, лишь для того, чтобы продемонстрировать служебное рвение. "Охранители порядка" никак не хотели понять, в какую сторону пошли разбойники, и, записав количество убитых, удалились обратно.

Похоронив мертвых, что было возможно, поскольку среди паломников был монах, прочитавший заупокойные молитвы, паломники печально двинулись дальше. Крестьянам и купцам теперь уже было нечего продавать и не на что покупать, так уж хоть помолиться… Немой подошел к стихийно взявшему в свои руки власть старому крестьянину и отдал ему кошелек. Тот поблагодарил Урса и поделил деньги на всех поровну. Урс свою долю не взял. Урс, таким образом, нарушил предписание священника. Но на душе у него стало спокойнее. В ближайшей деревне на эти деньги купили одежду, в том числе и Урсу, который отдал набедренную повязку монаху, поскольку совершать молебен в голом виде было непристойно.

Через три дня паломники подошли к монастырю, около которого развернулось множество фургонов и палаток торговцев. Урс двинулся прямо к привратнику, по-прежнему не говоря ни слова, поскольку не знал, можно ли считать путь законченным.

Привратник сразу же вновь вызвал у него воспоминания о Желтых. Здоровенный дородный монах пренебрежительно посмотрел на него и сказал:

— Чего прешься? Вот сейчас около наружной часовни для вас, мужиков, молебен будет. А в монастыре уже все занято.

Урс, не говоря ни слова, подал ему письмо священника. Привратник обиделся:

— Ты чего не отвечаешь? Немой, что ли?

— Да немой он, немой! — подошел кто-то из шедших с ним богомольцев. — И нас он деньгами выручил, когда нас разбойники до нитки обобрали. Ну совсем отморозки: не постеснялись на паломников, идущих на богомолье, напасть!

Услышав про деньги, привратник оживился, взял бумагу, раскрыл ее и по складам прочитал первое предложение:

— Брат Крин, ты зря су-нул нос свой в де-ла, те-бе вред-ны-е. Не-мед-лен-но пе-ре-дай это пись-мо нас-то-я-те-лю.

Только сейчас привратник понял, какую глупость он совершал, и напустился на Урса:

— А ты чего молчал? Сразу сказал бы, что у тебя важное письмо настоятелю!

Все вокруг расхохотались, поскольку уже слышали, что Урс немой. Сообразив, что он еще раз сморозил, брат Крин провел Урса в сторожку, налил ему чаю с пирогом, а сам отправился относить письмо. Вернувшись, он сказал Урсу:

— Отец игумен будет тебя ждать вечером, после предзакатной службы. До этого он велел тебя устроить в сторожке и накормить как следует.

Урс решил до самой встречи с настоятелем считать, что он в пути, и просто поклонился в ответ. Привратник выставил ему бутыль вина, но Урс пить вино не стал. А вот постной еды он поел с удовольствием.

Вечером Урс вошел к настоятелю. Тот велел всем выйти. Урс низко склонился и сказал:

— Отец игумен, я недостоин даже глядеть на тебя. Я страшный грешник.

— Так это ты знаменитый разбойник Ревнивый Бык? Правая рука самого Ворона?

— Да. Я был им.

— И, значит, это Желтые комедию разыграли, сделав вид, что все главные убиты? И кто же за тебя умер?

— Не знаю я, кого за меня приняли. Только это была не комедия, а предательство.

— Ты по своей воле их покинул или тебя Ворон послал, чтобы ты выжил и дальше отравлял души крестьян?

— Ушел я по своей воле. Но он сказал мне вслед, чтобы я уходил и продолжал нести в душе Желтое пламя.

— Ну и ты по-прежнему его несешь в душе?

Урс колебался между тремя ответами. Ни один из них не казался ему правдивым. И, наконец, он решительно вымолвил:

— Я стремлюсь избавиться от этого пламени. Но когда я смотрю на насилия королевской армии, на твоего, отец настоятель, спесивого и жирного привратника и на многое другое, я понимаю, почему появились и всегда будут Желтые.

— Ты ответил правду. А вот где деньги, которые ты должен внести в монастырь?

— По дороге на нас напали разбойники. Я был настолько бедно одет и изможден, что они даже не подумали пытать меня насчет спрятанных денег. Поэтому я единственный сохранил их, и не могло сердце мое устоять. Глядя на избитых и догола обобранных этими зверями паломников, крестьян и торговцев, я отдал все деньги им. Они на них купили одежду и вьючных животных.

— Ты поступил правильно, сын мой Урс. Но ведь ты сам был разбойником и делал так же, как напавшие?

— Я был Желтым. Мы никогда не грабили бедняков и паломников. И награбленное мы раздавали бедным.

— Глубоко в тебе сидит эта зараза! Но, впрочем, такое давно известно Великим Монастырям. А стремление покаяться в тебе искреннее, я вижу. Готов ли ты принять самое суровое покаяние?

Урс еще полминуты колебался и решил ответить прямо:

— Если мне назначат пожизненное молчание в одиночной келье, я предпочел бы, чтобы мне велели сдаться властям, несмотря на ожидающую меня жестокую казнь. А остальное я готов принять.

У настоятеля появились признаки удивления на лице, несмотря на его высокую духовную тренировку и самодисциплину.

— Даже короли в таких случаях смиренно говорят: "Готов". А ты осмелился сказать правду. Ну что ж, это смягчило твою участь. Тебе предстоит год жестокого покаяния в подземной келье. Свет тебе будут доставлять лишь на время молитв. Еду будешь получать раз в два дня. В темноте я тебе молиться запрещаю, чтобы молитвы твои Кришна не перехватил. Просто кайся в своих грехах и бей земные поклоны. Говорить разрешается только в ответ на вопросы и во время молитв.

Урс, не говоря ни слова, потому что вопросов не было, упал и поцеловал туфлю настоятеля. Тот даже улыбнулся, поскольку такая честь полагалась лишь настоятелям Великих Монастырей и Патриархам. Но порыв был искренним. Он благословил Урса. А затем его переодели в рясу послушника и отвели по скользким ступеням в подземную келью. Постелью ему служила солома. В углу была дыра, из которой воняло. Келья была сыроватая. Но ряса послушника была теплая, и соломы было много: уморить его все-таки, судя по всему, не собирались. В первый день ему приносили только светильник на время молитв, на второй день кувшин подкисленной воды, а дальше через день стали приносить плошку риса либо лепешку хлеба с овощами.

У короля на душе было смутно. Разгрома Клингор не добился, но победил очень уверенно. Если бы не отступили вовремя, паника из-за захвата лагеря наверняка обратила бы армию в беспорядочное бегство. "Так что очень хорошо, что командование я вовремя отдал генералу, и пусть и в дальнейшем битвы ведут профессионалы, а я буду лишь следить за общим ходом сражения и набирать престиж." — подумал король. Но он принял рискованное политическое решение. Линьинских знамен и значков в армии принца не было. И король решил, потерпев тактическое поражение, попытаться одержать дипломатическую победу, окончательно подорвав доверие союзников друг к другу.

На мосту на границе территории Линьи виднелся свежий указатель с красиво выполненной надписью: "Свободный имперский город-республика Линья" и внизу мелкими знаками, так, чтобы можно было в любой момент закрасить: "Королевства Старквайи". Около знака стояла маленькая группа воинов во главе с легатом. Легат выехал вперед и пожелал говорить с королем. Король решил, что ему это невместно, и послал генерала, а сам был поодаль. Легат, явно волнуясь и ожидая худшего, произнес:

— Консул, Сенат и Народ Линьи дают королевской армии право свободного прохода через земли вольного города. Право ограничено нынешним походом. Гражданам Линьи разрешено продавать вашей армии необходимые продукты и товары.

Легат боялся, что за такую наглость его обстреляют, а то и просто захватят в плен. Но король велел своему глашатаю объявить войску (правда, лично легата он оставил без ответа):

— Поскольку Линья не участвовала в нынешней битве, приказываю во время прохода через ее земли не причинять никакого вреда людям и имуществу, а за все взятое платить не скупясь. Нарушители приказа должны быть казнены на месте.

Легат радостно помчался в город передать весть, что король de facto признал автономию, а то и независимость, Линьи. Король же улыбнулся про себя: дипломатический раунд был выигран. И он решил довершить этот раунд еще одной рискованной операцией.

Король с двумя охранниками и повозкой подъехал к воротам Линьи за несколько минут до закрытия.

— Кто идет? — спросил стражник, хотя было и так видно, кто идет.

— Имперский высокородный гражданин Красгор Энгуэу. Прибыл в город для решения вопросов с вашими банкирами и для закупок.

Забегали охранники, через некоторое время вышел начальник и дал ответ:

— Заходи, но ворота скоро закрываются, так что тебе, почтенный гражданин, придется переночевать в городе.

Король сразу же направился к банкирам, договорился о том, что ему выдают сорок тысяч полновесных имперских золотых в обмен на приказ, составленный по всей форме и заверенный личной королевской печатью: "Я, король Старквайи Красгор, сим повелеваю. Казне немедленно и без всяких условий выдать предъявителю сего пятьдесят тысяч золотых". Один из банкиров, не дожидаясь утра, помчался в Зоор за деньгами. Он должен был вернуться дня через три — четыре. От встречи с принцем-консулом и Сенатом король уклонился, а те не стали проявлять настойчивость. Переночевав у гетеры, король утром закупил для себя немного изысканных продуктов и отправился к своей армии, с волнением его ожидавшей на бивуаке. Около лагеря уже создался стихийный рынок. Привезенные деньги оживили торговлю еще больше. Весь день королевская армия снабжалась под стенами Линьи, а король с генералом раздавали награды отличившимся и раненым.

Король про себя улыбался: теперь уж Крангор и Сенат точно уверены, что он втихомолку признал их независимость. Он представил себе отношения между Линьей и Клингором после такого конфуза. И действительно, в этот день Линья не пустила на свою территорию конников Клингора, сказав, что она не желает разорительных битв на своей земле. Так что армия короля в неплохом настроении вернулась в Зоор, а сам король был просто в отличном настроении. Генерал Луараку, теперь осознавший. что же сделал король, ехал рядом с ним и громогласно ликовал. Сам король помалкивал и принял озабоченный и унылый вид: неотесанный воин может сказать что-то не то, на это внимания не обратят, а вот если король вмешается в разговоры, то каждое его слово будет трижды перетолковано. Пусть все думают, что король переживает еще и от такого удара по честолюбию, как признание Линьи.

Во время разбора битвы генерал пояснил, что, хотя долго лагерь не удержался бы, штурмующая его армия получила бы удар в спину, побежала бы и оказалась бы запертой в собственном лагере. А это пахло полным разгромом и капитуляцией. "Лагерь был вначале психологической отравой, чтобы вызвать панику, затем приманкой, и лишь в конце битвы стал для Клингора объектом захвата и грабежа" — пояснил генерал. Король подумал, что ему пока что трудно тягаться в военной тактике даже с собственным генералом, не говоря уже о Клингоре. А действия короля объяснения уже не требовали, хотя приближенные поругали его за слишком большой риск: появление без охраны и без гарантий в недружественном городе.

Словом:

Мастером будь ты,

Или же будь королем,

Будь генералом,

Лишь не пытайся

Роли чужие играть.