Глава 24. Вторжение

Весть о поражении короля под Нотраном быстро разнеслась по Империи. И соседнее королевство Зинтрисса решило воспользоваться ситуацией, тем более что в пограничной провинции Сахирра поднялся бунт. Войска Зинтриссы вошли на территорию провинций Сахирра и Зинтрисса (в Старквайе была провинция с таким названием, поскольку Зинтрисса — имя большой реки, устье которой было на границе между Старквайей и Хиррой, истоки — в горах области Шжи, а основное течение — в королевстве Зинтрисса). Зинтрисса декларировала, что ее войска поддерживают порядок и защищают законного короля, но сразу же забирала занятые земли под свое управление, так что было очевидно, что уходить с них она не будет. Одновременно войска Шжи под руководством Ляна Жугэ вошли в княжество Ликангс. Чуть позже Трома начала войну против трех промежуточных со Старквайей княжеств — Лиурии, Синнии и Северной Хирры. Зинтрисса направила послание и Клингору тоже с предложением признать его как князя четырех принцевых провинций, если он признает права Зинтриссы на Сахирру и провинцию Зинтрисса и отзовет принца Атара. Одновременно Трома, Линна и Зинтрисса объявили, что поддержат на Имперском Сейме восстановление прав Республики Линья. Республика Хирра была всем этим очень недовольна, поскольку считала провинцию Сахирру своими исконными землями и не собиралась их отдавать Зинтриссе, а с Северной Хиррой, хоть и разошлись уже пятьсот лет назад, все-таки были родственниками. Но Хирра так и не могла решить, какую из двух старквайских сил поддержать. Королевство Линна тоже боялось усиления Тромы и особенно того, что Трома под шумок пробьется к морю. Поэтому оно также предложило Клингору признать его князем четырех провинций, если тот вступит в войну с Тромой. Трома тоже предложила Клингору признание, если он вступит в войну с Линной и поможет Троме пробить выход к морю. А Валлина, которая не надеялась чем-то большим поживиться, предложила королю Старквайи военную помощь, если он решит в ее пользу давний пограничный спор о нескольких маленьких островах во Внутреннем Море, которыми в данный момент владела Старквайя.

Словом, через два месяца вся Империя была на грани общей войны, а Старквайя на грани полного распада.

Принц Атар сражался против оккупантов из Зинтриссы, которые продвигались медленно и неуклонно. Учитывая, что вторгшиеся войска были численностью более ста тысяч, а у Атара было тысяч десять, ему оставалось лишь вести что-то типа партизанской войны. Зинтриссцы грабили и обирали население нещадно (хотя и не беспощадно), поэтому местные люди охотно помогали летучим отрядам принца и пока что война шла достаточно успешно. Правда, три тысячи воинов вынуждены были сидеть в осаде в Кулисаре, который имел теперь знаковое значение и сдать который без героической обороны подорвало бы дух войск.

Вот и сейчас конный отряд принца караулил дорогу, по которой, как было известно, шел обоз с провиантом и награбленным добром. Раздался птичий свист от дозорных, и спрятавшиеся с обоих сторон от дороги воины принца подготовились к нападению. А сам принц с двадцатью конными нагло выехал на дорогу, загородил ее и, когда обоз вышел из-за поворота, преспокойно дождался ошеломленных таким непредсказуемым поведением обозников и предложил сдаться. Возмущенная охрана обоза, которой было человек пятьсот, ринулась на принца и его конников. Те бросились бежать, и тут с двух сторон на обоз выскочили конники принца. Лучники и арбалетчики, сидевшие в обозе. были моментально перебиты, остальные сдались. Захватив примерно двести пленных и обоз, принц в прекрасном настроении двинулся в свой замок.

Но хорошее настроение было развеяно вестником, который примчался со страшной и неожиданной вестью: Граф Ин Мисронстран вернулся в провинцию и штурмует замок Карристин. В этом замке находилась жена принца, которая пожелала отдохнуть от городской суеты и бесконечных светских условностей. Принц пожелал как можно быстрее мчаться на помощь замку, но мешали пленные. И он приказал перебить пленных. На душе у него было гадко, но на войне часто приходится принимать жестокие решения.

Через день принц с пятитысячным войском появился перед замком, который еле держался. Армия врага была примерно вдвое больше. Граф Мисронстран выехал навстречу принцу.

— Приветствую тебя, твое высочество принц Атар! В связи с наглым поведением зинтриссцев, которые пришли помогать, а теперь ведут себя почти как захватчики, король выражает тебе благодарность за то, что ты сбил с них спесь и предлагает тебе полное прощение и наместничество в провинции Зинтрисса, если ты разведешься с женой, брак с которой позорит всю королевскую семью.

Принц вскипел внутри себя.

— Король, который женился на гетере, мог бы и не высказывать мне таких претензий!

— Женитьба короля полностью соответствует традициям и законам. А твоя идет вразрез с ними. Мы все опечалены тем, что эта деревенская шлюха очаровала тебя и ты потерял из-за нее голову. Я штурмовал замок не для того, чтобы тебя убить, а для того, чтобы убить эту шлюху и восстановить твою честь, твое высочество!

И принц совершил два поступка, за которые ему потом было очень стыдно. Он вскричал:

— Подонок! Это твоя жена светская шлюха! А моя чистая и верная дама! — и набросился на графа, совершенно потеряв голову.

А граф, преспокойно защищаясь, завлекал потерявшего контроль над собой принца в ряды своего войска. Хорошо, что войско принца вовремя это заметило и без приказа ринулось на выручку своего вождя. В завязавшейся хаотической схватке было неясно, кто победил. Темнота развела сражавшихся. Принц в суматохе получил достаточно тяжелое ранение в ногу и его отнесли в замок. Утром граф, у которого не осталось шансов взять замок, отступил. Таким образом, открылся второй фронт. Принц понимал, что граф теперь будет все время тревожить его нападениями с тыла и что он оказался в окружении.

Арлисса встретила раненого принца так, как и полагалось любящей жене доблестного воина. Причитаний и плача не было, она сразу же организовала уход, лично подносила ему лекарственное питье и охраняла его покой. Эта неделя, пока принц лежал в постели в замке Карристин, окончательно скрепила их брак цепями любви и взаимного уважения. Арлисса снимала его постоянные тревоги, ведь положение было критическим, в отличие от здоровья, которое быстро шло на поправку, что засвидетельствовала сложенная принцем песня.

Спасибо тебе, любимая, за рыжих рассветов таинства!

Спасибо за взгляды искрами, за краски в охапках снов!

Спасибо за то, что в памяти душевные вихри купаются,

Что жизнь замерзает и плавится от наших молчаний и слов!

Спасибо тебе, любимая, за ночи, покрытые нежностью,

Где мысли в свободе от разума уносятся к заревам звёзд!

Спасибо за дней понимание в клубах суеты неизбежности,

Истерзанных рваными судьбами, умытых сплетеньями слёз!

Спасибо тебе, любимая, за явь моего пробуждения,

За сольную лунную радугу в объятьях сердитых небес!

Спасибо за были и небыли, за шёпот в минуты забвения,

Спасибо тебе, любимая, за то, что мой голос воскрес!

Спасибо тебе, любимая, за то, что ты есть на свете!

Спасибо за то, что позволила ворваться в судьбу твою!

Спасибо за то, что согласие найти тебя на планете

Услышал я собственным сердцем, что эти признанья творю!

(Игорь Кривчиков)

Через неделю настроение принца сильно улучшилось. Республика Хирра, очень не желавшая, чтобы Зинтрисса заняла Сахирру, разрешила своим добровольцам помочь Атару, и на помощь ему явилось восемь тысяч отлично вооруженных воинов. Теперь стало чуть полегче.

В этой обстановке состоялась еще одна встреча между принцем Клингором и королем. Поскольку положение было критическое, состоявшийся разговор велся в не очень дипломатических тонах.

— Принц, ты мало того, что мятежник, ты изменник! Я получил сведения, что Зинтрисса, Трома и Линна готовы тебя признать князем!

— А ты, старший брат мой король, сам хорош! Ведь Зинтрисса утверждает, что ты пригласил их войска и готов в дальнейшем обсудить пограничные вопросы ко взаимному удовлетворению. А вот что я принял ее предложение, она не говорит.

— Ну и что же ты им ответил, младший мой брат принц?

— Я сказал, что четырех провинций мне мало. Я согласен лишь при условии признания меня князем восьми провинций вплоть до Ломо и с включением сюда Линьи. Естественно, что после этого все призадумались и очень крепко. Троме и Линне я ответил, что никаких территориальных уступок делать им не буду.

Король тоже призадумался. Если примут эти условия, то практически возникнет новое королевство. Но создание нового сильного королевства со столь воинственным королем наверняка страшит всех соседей. С другой стороны, столь неумеренные требования Клингора можно рассматривать и как форму отказа… Ну ладно, рискну, решил король.

— Младший брат, я ответил Зинтриссе следующее. Я согласен воспользоваться их армией, если она будет под командованием моих генералов и оплачиваться мною. Ответного послания от них я не получил. Поскольку они под своим командованием, это, конечно же, враждебные войска.

— Ну и что же ты намерен делать, старший брат? Опять бросимся друг на друга и перебьем свои армии, чтобы остальные брали нас голыми руками!

— У меня в казне денег столько, что хватит на сотню тысяч наемников!

— А потом эта сотня тысяч захватит тебя вместе с казною. Ты же знаешь, что такое наемники!

— Не хуже тебя знаю.

— Ну так подумал бы, как деньги потратить с пользой для государства.

— Это ты-то говоришь о пользе для государства!

— Ну конечно, ты думал только о пользе, когда продолжил рассылать повсюду чиновников, которые только и знают, что драть три шкуры да вымогать подношения. Они и доводят граждан до восстания.

— Я точно говорю, что, как только я найду другой способ обеспечить охрану прав королевства и сбор налогов, я чиновников посылать больше не буду. А то все владетели знают лишь одно: привилегии расширять. Если бы канцлер, недоброй памяти, их не прищучил малость, у нас денег на войну не было бы.

— Деньгами войну не выиграешь! Нужна хорошая армия и отличные полководцы. А лучшие солдаты — это свободные и полноправные граждане, пока они не развращены. Лучшие полководцы — гордые и своенравные владетели, которых ты так не любишь.

— Мой генерал Луараку стоит десятка этих гордых и спесивых владетелей. А у него даже поместье лишь сейчас появилось.

— Ну вот видишь. Даже если он владетелем не был, скоро им станет, если будет отлично служить тебе. Так что я был прав.

— Что-то ты уж очень дружественно сегодня ругаешься, брат мой… Опять что-то задумал хитрое?

— Задумал! Не пора ли нам кончать эту свару! Ждал я, когда ты это предложишь, но ты все время увиливал. И не обольщайся: разговаривать об условиях замирения я буду лишь на равных. Надеюсь, что договоримся. У меня уже руки чешутся намять бока этим нахалам из Зинтриссы и их прихвостням из Шжи.

— Это что, сейчас передо мною кузнец Тор стоит, а не мой мудрый и тонкий братец? Какая великолепная прямота. Даже холод по спине прошел. Ну если ты действительно задумал показать кузькину мать этим нахалам, то об остальном можно и договориться.

— Чиновников прежде всего убери!

— Уберу, как только договоримся. Перестань стоять в позе радетеля за маленьких людей. Меня-то не обманешь, они для тебя как пешки в шахматах.

На самом деле король, изучив исторические документы и посоветовавшись с Толтиссой, уже сам решил убрать всех чиновников, оставив небольшие конторы лишь в главных городах провинций, и переложить всю тяжесть надзора за соблюдением законов и сбора налогов на выборные советы граждан. Советники заодно должны были своей головой и своим имуществом отвечать за соблюдение законности и сбор налогов. А сами они от налогов должны были освобождаться (но только сами, а не зависимые от них люди). Именно этот план был проведен в жизнь четырьмя королевскими эдиктами и постановлениями Совета Королевства.

Через сорок лет именно эти выборные комитеты возглавили новое восстание, которое привело к нескончаемой гражданской войне, известной под названием Двухсотлетняя имперская революция. Империя раскололась не по признаку лояльности тому или иному владетелю, а по "идеологическому" признаку. На самом деле за идеологией стояли все те же личные амбиции. А закончилось все в конце концов перекройкой границ, включением в состав Империи новых народов на севере и на западе и восстановлением монархии в большинстве ленов Империи. Но здесь мы забежали вперед. А разговор продолжался.

— Если чиновников убираешь, тогда половина дела сделана, — удовлетворенно сказал Клингор, который просто не мог отказаться от этого требования рокошан. Теперь ему можно было перейти к действительно важным моментам.

— Я чувствую, братец, что вот теперь-то и начнется настоящий торг.

— Торга не будет, брат государь! Есть условия, которые ты можешь выполнить, как сам сегодня признался. Первое из них. Все те, кто воевал под моими знаменами и знаменами других принцев-рокошан, кроме обесчещенного Крангора, получают назад без всяких судебных процессов и прочих проволочек все свое недвижимое имущество. За разграбленное движимое им немедленно выплачивается компенсация после оценки ущерба комиссией из одного твоего человека, одного нашего и одного нейтрального. После чего все они обязаны прийти со своими отрядами к тебе на военную службу для войны с зарвавшейся Зинтриссой и ее прихвостнями. Это тебе обойдется дешевле, чем наемники, а войска получишь надежные и опытные.

— Ладно, согласен. Это разумно.

— Второе условие. Все судебные процессы по поводу эксцессов во время рокоша прекращаются и объявляется полное прощение всем за все их деяния, кроме разбоя. И разбойникам тоже дается месяц, чтобы раскаяться и прийти в твое войско.

— Ага! Так сделал Тор. Ну что же. И это разумно.

— Третье условие. Я назначаюсь коннетаблем королевства и главнокомандующим всеми армиями. Я сам назначаю командиров армий. Ты, по законам Империи, имеешь право на три протеста против моих назначений.

— Значит, ты действительно намерен воевать. Ну что ж, я принимаю и это.

— А теперь самое неважное и последнее условие. Я отказываюсь от права наследования трона, ты делаешь меня основателем рода и ходатайствуешь перед Императором о титуле Принца Империи для меня. Я получаю право наследственного владения провинцией Карлинор и одной из трех прилежащих к ней провинций, кроме пограничной Линнагайи. Мой отказ от престолонаследия вступает в силу после получения имперского титула и документа на владение.

— Ну что ж, самое важное ты сказал. Я принимаю со следующим условием. Немедленно ходатайствую о звании принца Империи, на которое ты, действительно, имеешь право в случае добровольного отказа от престолонаследия. Немедленно выдаю тебе титул на наследственное владение провинцией Карлинор. А вторую провинцию получишь как награду после победы в войне: за мятеж награждать нельзя.

— Согласен, если сразу будет оговорено, что единственными налогами этих двух провинций в казну королевства будут имперские и установленная дань. Размер дани мои и твои люди согласуют в соответствии с имеющимися прецедентами по Империи. Твои указы вступают в силу на территории моих владений после моей подписи на них. А решения Совета королевства вступают в силу сразу же, если большинство делегатов от моих владений голосовало за них.

— Ну ладно. Все равно оказывается дешевле, чем тратиться на наемников. И помощь от Валлины теперь не нужна. Я немедленно объявляю войну Зинтриссе и Шжи.

— Прекрасно, старший брат! Дай обнять тебя!

И два братца обнялись единственный раз за долгие годы вполне по-братски.

Тор напряженно работал в мастерской вместе с рудознатцем и алхимиком, пытаясь найти устойчивый метод получения своего уникального сплава и его обработки. Один раз он просто выл от злости и чуть не побил своих "соратников по проекту": он получил сплав, начал его проковывать и затачивать, и, когда появился клинок, сразу почувствовал, что это наконец-то вышло! Но он ничего не смог объяснить ученым, и те стали проводить опыт, разрубая стальные болванки, которые лежали именно для таких целей. 34 удара! И в итоге от уникального меча остались лишь обломки, которые сразу же расхватали алхимик и рудознатец. Когда взревевший Тор бросился на них, они разбежались по своим мастерским и заперлись. Алхимик дня три травил самыми разными гадостями эти обломки и в итоге сам вылез зеленый, три дня его пришлось молоком отпаивать, а Эссе травами лечить. А рудознатец все шлифовал их, нагревал и отпускал, разглядывал то через исландский шпат, то через турмалин, то через лупу, да все чего-то записывал своими непонятными формулами и зарисовывал, потеряв сон и аппетит. В итоге его тоже три дня пришлось отпаивать, только вином, да еще рабыню подослать ему, чтобы она заняла его по ночам и не давала сходить с ума.

Дела хозяина лена Тору уже начали нравиться. Они не давали засиживаться подолгу в своей мастерской. Да и мастерских вокруг теперь было много: и две кузницы, и портной, и сапожник появился. Первый сапожник оказался сапожником в переносном смысле слова, Эсса проверила его и указала ему дорогу подальше. А второй подошел, в его мастерской уже появились и ученик, и подмастерье. Правда, пил этот сапожник как сапожник, но обувь делал прекрасную.

Из монастыря пришли пара монахов и монахиня. Монахиня занималась с девочками и женщинами, одному монаху Эсса также рекомендовала отправиться в дальнее паломничество, а второй занимался с людьми из мастерских и с дворянскими детьми. Конечно, нужно было еще одного-двух, но Тор уже чувствовал, что достаточно немного подождать и появится еще кто-то.

В середине осени Ангтун родила девочку, и Тору она казалась прелестной. Ее назвали Яра, что на среднем языке означает "ромашка". У Эссы сразу же появились хитрые планы и она объявила, что девочка будет воспитываться со старшим сыном Лиром как сестра и как свободная благородная женщина, несмотря на ее рабское положение.

Известие о конце рокоша (правда, неполном: Линья оставалась в состоянии мятежа) было отмечено теперь уже в городке Колинстринне большим праздником. А Тор решил съездить в Зоор, тем более что наконец-то появилась еще пара мечей последнего шанса. По интуиции Тор уже умел оценивать свои изделия. Он чувствовал, что один из мечей выдержит не меньше чем пять ударов, а второй все восемь. Конечно, до того уникального изделия, которое угробили партнеры, было далеко. Выход пока еще был меньше чем один из десяти: на десять хрупких одноразовых приходился один более приличный. Лучший меч последнего шанса Тор решил подарить королю, а тот, что похуже — отдать принцу в счет его заказа. Тор был очень недоволен тем, как Клингор использовал кинжалы, но не мог не оценить остроумия его замысла. Теперь принц стал коннетаблем и главнокомандующим. Окончательно портить с ним отношения совершенно не стоило.

Тор рассчитывал дня за четыре добраться до Зоора, по дороге повидавшись с принцем, дня четыре провести в столице и дня за три вернуться домой. Первую часть пути он проделал вместе со своим отрядом под командованием капитана Тустарлонга и с отрядами своих дворян, которые решили отправиться на войну. Сознание, что если не пойти воевать, то придется заниматься военной подготовкой и патрулированием владения, выгнало подавляющее большинство дворян из имений (которые на самом деле были у многих столь же крошечными, как у польской "застянковой шляхты"). Тор мог гордиться тем, сколько воинов и рыцарей он дает в армию короля.

Принц Клингор в тот момент, когда Тор прибыл в лагерь королевской армии под Нотраном, был занят (или же не посчитал нужным увидеться с Тором). Тору это было безразлично; может быть, так оно и лучше. Он передал меч принцу, оставил войско генералу, ведавшему приемом новых отрядов, и в тот же день двинулся дальше. Увиденное радовало его глаза: армия короля составляла примерно сто тысяч очень неплохих бойцов. Чувствовалось, что Зинтрисса просчиталась, и просчиталась серьезно.

Тор прибыл в Зоор, но прямо в воротах города его арестовали. Ему не предъявили никакого обвинения, а сразу обобрали и бросили в тюрьму. Через два дня он предстал перед дознавателем. Тот сразу же начал с дела:

— Ты думаешь, что сан Имперского рыцаря спасет тебя от закона? Ты, подлец, спутался с гильдией наемных убийц! Ты снабжаешь предателя, который засел в Линье! Ты предал своего короля, который к тебе так благоволил!

Тор спокойно переждал поток ругани (после Имперского суда все это казалось дешевым балаганом) и перешел в контрнаступление:

— Как твои люди посмели украсть мои вещи? Как они вообще посмели дотронуться до подарка, который я везу лично королю? Понимают ли они, что за такое они сами голов лишатся? Им что, охота отвечать за разглашение государственной тайны?

— Посмотрим, как ты заговоришь на дыбе! — прошипел дознаватель и позвал палача.

— Посмотрим, как ты запоешь на колу, когда король и королева узнают, кого ты пытал! — ответил Тор.

У дознавателя пробежал холодок по спине. То, что королева весьма благосклонна к кузнецу, а король — к королеве, все знали. Он почувствовал, что оказался замешан в игры больших людей и окажется там именно тем, кого не жалко. Он, тем не менее, велел палачу раздеть Тора и привязать к дыбе. Но затем приказал подождать, вышел куда-то и через пару часов пришел охранник со словами, что пытка откладывается и преступника надо вернуть в камеру.

В таких психологических наскоках прошло семь дней, а на восьмой Тора освободили и вернули ему часть его вещей, включая одежду и оружие (деньги, конечно, пропали все). У входа его встретила жена, которой сообщили спутники Тора, что Мастера арестовали при входе в Зоор. Эсса сразу же помчалась к королеве и добилась немедленного освобождения мужа. Но в тот же день Тора вновь вызвали в судилище и опять стали его допрашивать, угрожая пытками. Сейчас Тор повел себя по-другому. Он, прежде всего, передал список украденных у него вещей и денег, заметив, что второй экземпляр этого списка находится у королевы. Насчет вопросов он ответил, что со столь низкими тварями разговаривать вообще считает ниже своего достоинства, а начальству своему пусть они передадут то, что он передал королеве: отвечать на вопросы он будет лишь королю и королеве. Судейские совсем скисли и отпустили Тора.

Через четыре дня король вызвал Тора на аудиенцию и публично спросил его, как он объяснит, что его уникальным оружием пользуется не люди короля, а преступники и мятежники? Тор сказал, что даст полные объяснения лишь один на один с королем и королевой. Король без удовольствия согласился, и на следующий день утром Тор рассказал королю и королеве историю случившегося, как он себе ее представлял.

— Ваши величества, государь и государыня! Я не скрою, что я виноват, но скорее в хвастовстве и неосторожности, чем в злом умысле. Еще на Имперском острове мне пришла в голову идея нового сплава для оружия и я понял, что такое оружие будет резать любое другое оружие. Когда я вернулся домой в Колинстринну, я начал пытаться делать новые мечи, но скоро выяснилось, что они действительно очень острые, однако очень хрупкие и быстро устают. Не всегда мне удается пока что даже получить сплав, а когда из него кую меч, чаще всего он оказывается таким, что разлетается в куски на втором-третьем ударе. Тебе, мой государь, я преподношу лучшее из всего того, что у меня получилось за полгода.

Тор преподнес королю завернутый в тряпицу меч. Король развернул кривой меч, осторожно попробовал его пальцем и порезал себе палец.

— Так сколько ударов выдержит этот меч? Можешь сказать или нет?

— Восемь или больше. И рубить им не надо. Он разрезает даже драгоценный меч и даже палицу, он разрезает все кольчуги. Принц Клингор мечом похуже этого в одиночку без единой царапины победил пятнадцать человек. Но меч, конечно же, при этом сломался.

— Как оказалось оружие у того, кто в тот момент был мятежником? Оружие, которое ты, как верный вассал, должен был первым делом отдать мне, твоему законному государю? — сердито спросил король.

— Здесь есть моя вина, и я ее не скрываю. Пока у вас было перемирие, принц Клингор утверждал перед всеми, что он идет в твое распоряжение, государь. Он по дороге заехал без войска ко мне как гость и старый друг. Я похвастался перед ним своими достижениями, и оказался в такой ситуации, что без потери чести не мог не подарить ему единственный получившийся на тот момент меч. Вот в тщеславии и болтливости я действительно виноват.

Король и королева расхохотались.

— По всему видно, ты, Мастер, сказал правду. — и король вновь посуровел. — Но не всю правду. А откуда появились у наемных убийц кинжалы из торовского булата?

Тор понял, что так называют его новый сплав.

— Вот здесь я проявил свою глупость. А принц Клингор — свой ум. Я стал делать для пробы не мечи, а кинжалы, когда пытался, чтобы оружие стало менее хрупким. Потом я уже видел сразу после заточки, что получилось плохо, но переплавлять еще пока свой сплав не умею. Только сейчас мой алхимик учится это делать. Вот и накопилась у меня куча кинжалов, которые я считал совсем негодными, только для демонстрации свойств нового сплава. Принц сообразил, как их можно использовать, и скупил у меня всю эту кучу по дешевке.

Король и королева вновь расхохотались.

— Тор, я же тебе столько раз говорила: не лезь в политику! — с улыбкой сказала королева.

— И я тебе то же повторю и прикажу, — сказал король, усмехнувшись. Затем, обернувшись к королеве, он добавил:

— Если у принца был меч из торовского булата и еще пара кинжалов, а у его людей кинжалы, то я понял его поведение на переговорах перед последней битвой.

— Да, он бы в одиночку половину твоего отряда уничтожил, — ответила Толтисса. — А другую половину — его люди. И тебя бы не он убил, а кто-то из его людей в азарте битвы. Вот он и хотел, чтобы ты напал, а сам играл роль благородного и неосторожного грубияна.

— Ладно, Мастер. У принца теперь кинжалы не заберешь, но отныне поклянись, что их ты будешь давать только мне, и никогда не ставь на них свое клеймо. А я их буду брать очень понемногу. Дай мне свой знак, человек с этим знаком будет иметь право взять десять кинжалов. Платить тебе я за них не буду: это наказание за твои вины, да заодно и ты сможешь всегда поклясться, что мне их никогда не продавал и не дарил.

— Твоей жене я передала кошель с деньгами взамен украденных стражниками. Кое-кто из охраны короля услышал, как мой муж ругается по поводу твоего оружия в руках подонков, и решил "оказать услугу" королю, почти такую же, как медведь отшельнику, — добавила королева.

— Спасибо вам, ваши величества, что вы поверили мне, — поклонился Тор.

— Я доволен тем, сколько и каких воинов ты оставил в моей армии. Надо было бы тебя послать на войну, чтобы тебя можно было бароном сделать. А то если пожалую титул без военных заслуг, вся знать на тебя ополчится, — сказал король. — Но я уже приказывал тебе на войну самому не ходить, и приказание подтверждаю. Обойдешься без баронства, а твой сын его легко заслужит.

— Я согласен, повелитель, — ответил Тор. — Мне самому было бы трудно, если бы я стал бароном. Я и с обязанностями владетеля едва справляюсь.

— Знаем мы, как ты едва справляешься! — рассмеялся король. — И не ври: не трудно тебе было бы, а плохо и стыдно. Да и в политику ты вынужден был бы ввязаться, а это не для твоего медвежьего ума и медвежьей силы.

— Тут нужно быть гибридом льва и лисицы, — сказала Толтисса. Вот принц Клингор — такой гибрид. Посмотришь на него в бою — лев. А когда интриги плетет — лисица.

— Да, такого подданного никому не пожелаю иметь, — ухмыльнулся король. — Государю остается с ним лишь четыре выбора. Или казнить, или опозорить и заточить, или сделать вассалом, или сплавить другому государю.

— А я его перестал считать другом, — сказал Тор.

— Дурак ты! — заметила королева. — Другом в твоем понимании он тебе никогда не был. Хотя в его собственном он считал себя твоим другом и делал гадости, лишь когда это было очень выгодно и очень скрыто. Более того, я уверена, что, упади ты в грязь из-за его интриг, он бы благородно подал тебе руку, приказал тебя обмыть, обрядить в лучшие одежды и тем самым завоевал бы твою вечную благодарность, наивный Медведь. Большей дружбы от Клингора никто никогда не дождется…

— Спасибо, мудрейшая из женщин, — сказал Тор.

— Вот что значит стать королевой! — засмеялась Толтисса, оборотившись к мужу. — Я теперь уже не красивейшая, а мудрейшая!

— Ты была и остаешься и той, и другой, — улыбнулся король.

— Завтра приходи на большой прием. Там будет публично объявлено, что ты чист от вин. — сказала повелительным тоном королева, и аудиенция закончилась.

В Зооре Мастер с женой нашли еще одного хорошего монаха и, наконец-то, приличного шелкомодельера, который соблазнился тем, что во владении много шерстяного высокогорного шелка. Эсса решила шерстяной шелк монополизировать и дарить на платье лишь тем дамам, кто отличится или же чьи мужья отличатся и Тор ее попросит. Тор согласился с таким решением.

Пока Мастер потерял еще почти месяц в результате поездки в столицу, алхимик Кар Урристир и рудознатец Хой Аюлонг продолжали увлекшую их работу. Алхимик наконец-то нашел метод закалки готового изделия. Оказалось, что прежде всего надо выдерживать его при фиксированной температуре не менее часа. Так что пришлось Мастеру греть клинки для закалки в алхимическом тигле. Хой Аюлонг же вместе с Беркутом сходил на высокогорье. Придя оттуда, рудознатец, измотанный до крайности физически, но с огнем в глазах, с восторгом рассказывал, какие сокровища находятся в горах Колинстринны. Все начали расспрашивать его о золоте, платине и драгоценных камнях, но Аюлонг разочаровал любопытных, говоря в ответ о цирконии, церии, дидиме и других непонятных вещах. После чего рудознатец опять уселся за технологию выплавки нового сплава и за поиск добавок к нему.

Алхимик заговорил о необходимости идти в Великий Монастырь и там защищать изобретение, но Мастер, которого Учитель заставил детально выучить, что требуется для защиты новации, еще во время подготовки на Первого Ученика, сказал, что, пока мы не знаем одного из двух: точных инструкций, как работать, чтобы получился сплав, или обоснований, позволяющих хотя бы в принципе самим разработать такие инструкции, мы не можем защищаться. Второй случай намного предпочтительнее.

Заодно, пока король проводил реформы у себя в королевстве, Тор провел важную реформу обычаев у себя. Он пригласил на очередной бал наряду с дворянами и мастеров.

— Поскольку Великий Мастер равен баронам, то соответственно, обычный мастер равен обычным дворянам, — обосновал свое решение Тор.

Но, конечно же, в большинстве ленов такое решение не было воспринято, хотя опротестовать его тоже не смогли: аналогия была точной.

Стотысячная армия королевства двинулась в Сахирру навстречу примерно такой же армии Зинтриссы. Настроение у Клингора было приподнятое. Если удастся вызвать врага на генеральное сражение, можно будет решить исход войны одним эффектным ударом. Клингор спокойно отделил двадцать тысяч для противостояния Жугэ в Ликангсе и поставил принца Тиргора вместе с королевским генералом Луараку. Еще одна двадцатитысячная армия принца Атара должна была действовать в промежутке. Предполагалось, что, сдержав Жугэ, известного своей просто сверхчеловеческой хитростью и тактическими способностями, но также крайней осторожностью, Тиргор двинется дальше на север в места, где у Зинтриссы было мало войск, и начнет обходной маневр, чтобы перерезать пути снабжения и заставить Жугэ отступить без боя. Атар тем временем выдвинется с юга, чтобы занять Ликангс. У самого принца даже после этого оставалось почти сто тысяч воинов, в том числе двадцать тысяч конницы, что было немаловажно. Больше половины пехотинцев были тяжеловооруженные. И больше половины — опытные, закаленные в битвах гражданской войны бойцы.

Этот план Клингор, естественно, не разбалтывал. Его знали лишь шесть человек: три командующих армиями и три их заместителя. У самого Клингора заместителем был его генерал Сон Кушака. Старинный род Кушака в последнее время захирел и обеднел, поэтому генерал готов был в лепешку разбиться, но завоевать себе поместье и титул. Генерал прекрасно проявил себя в самом жарком узле западной границы: вблизи устья Линнацассы сходились границы Линны, Тромы и Старквайи. В этом месте всего двадцать верст отделяли Трому от вожделенного выхода к морю. Естественно, там все время приходилось безжалостно отражать провокации и вместе с тем не зарываться, чтобы не дать повода к большой войне.

Клингор был рад вновь получить меч из торовского булата. В битве это было и оружием последнего шанса, и, наоборот, шансом неожиданным для всех геройством переломить исход битвы. Принц представил себя неожиданно прорубающим дыру в железном строю тяжеловооруженных, а затем своих воинов, разрывающих войско врага через эту брешь.

Принц снабдил кинжалами Тора десять самых лучших дворян из своей личной охраны. Они прекрасно знали, что пускать в ход их нужно в крайнем случае и лучше сразу против нескольких врагов.

А сейчас армия шла средними переходами. Клингор был уверен в победе, если армия подойдет к сражению не измотанная. Он молился лишь за то, чтобы враг был настолько глуп, чтобы пойти на генеральное сражение. И у него появилась идея, как вызвать врага на битву.

Оставшаяся последней занозой рокоша Линья не давала покоя королю. За ужином, который он мог вкушать не на публике, а наедине с супругой, он заговорил с женой.

— Королева, как ты чувствуешь, правильно ли я сделал, посоветовав Клингору не тратить времени на Линью?

— Ты и сам, царственный супруг мой, можешь ответить на этот вопрос. Я лишь попытаюсь почувствовать, в чем же ты не уверен.

— Ну да. Если бы наша армия подошла к городу, линьинцы сразу забыли бы свои раздоры и стали бы обороняться изо всей силы. Но здесь и еще что-то могло быть.

— Конечно, могло. Ты же еще не рассмотрел море.

— Правильно. Полную морскую блокаду не установишь, подавляющего преимущества в флоте нет. Да заодно вести морские битвы — зря топить свои корабли, которые могут еще пригодиться. Значит, могли появиться добровольцы, а потом и помощь от кого-то, если осада затянется. То есть, атаковав город, я мог бы спровоцировать признание Линьи.

— Ну да. Но есть еще одна возможность.

— Конечно. Если бы одна из партий открыла мне ворота… Тогда больших неприятностей не было бы.

— Может быть…

— Посмотрим, посмотрим. Одна из партий открыла бы, но остальные все равно сопротивлялись. Было бы море крови, разорение и разграбление. Ну, разорение эти дураки заслужили… Так что неприятности все равно были бы. Да и ненадежно все это. Открытые ворота могут оказаться ловушкой… Или стать ею… Уж лучше блокировать город.

— А как?

— С суши и с моря. Мало кто поплывет торговать к ним, рискуя напороться на наш флот и лишиться корабля.

— А Зинтрисса? И Хирра?

— Верно, верно! Мой флот будет занят охотой за контрабандистами, которых разведется сразу же как собак нерезаных, а флот Зинтриссы будет хозяйничать в моем море! Нет, не дождутся! Значит, только с суши.

— Ну да, это гробит их торговлю.

— Гробит, гробит… Что-то тут не так. Ага, у них в истории уже много раз было, что суша оказывалась отрезана. Но у них ремесленники сильные, да еще сохранились колонии. Будут торговать своими изделиями и колониальными товарами. Конечно, придется им попотеть и перестроиться, но "свобода требует жертв". А когда перестроятся, назад уже им самим не захочется.

— А еще какие варианты?

— Оставить их почти что в покое… Тогда их немедленно признает Зинтрисса, за ней потянутся Хирра и Трома. То есть восстановление имперского статуса им почти гарантировано. Так что просто выжидать тоже не стоит. Хотя с точки зрения торговли это решение даже получше: если привычные дела будут продолжаться, хоть и с помехами, перестраиваться на дальнюю морскую и на ремесла не очень захочется.

— Что-то, наверно, еще есть…

— Убить этого взбесившегося дурака Крангора… Конечно, шанс довольно большой, но практически такой же, что покушение провалится. Сейчас он осторожен, чувствует, что многие на него очень обижены. А если дело провалится, неприятностей не оберешься.

— А если удастся?

— И тогда не лучше получается. Изберут нового консула и продолжат гнуть свою линию. Так что убивать его нет смысла, а то я уже начал думать: может быть, стоит подкинуть Тору идею насчет убийства, чтобы в случае провала остаться в стороне. Вот теперь я оценил решение (только до сих пор не понимаю, чье: Клингора или Тора): убить его невесту! Но новой невесты он что-то не заводит пока…

— Ну, мой венценосный супруг, что же нам остается?

— Ни одного нормального решения не вижу! Ну и ситуация! Последняя кость в горле, но какая зазубренная!

— Ничего. Даст Судьба, как-нибудь справимся.

В эту ночь Толтисса увидела очередной сон, но, уже знавшая свою особенность видений вариантов реальности, защитилась, чтобы он никому не попал. Она на форуме в Линье, почему-то без свиты и короля. На форум врывается принц Крангор, быстрыми шагами подходит к ней, кланяется и вдруг выхватывает меч и сносит ей голову… Уходя в светлый тоннель, она сверху видит, как он поднял голову, поцеловал и произнес ошеломленному народу:

— Теперь наша свобода освящена жертвой и кровью. Теперь нам обратного пути нет!

Летним утром по дороге на Линью не спеша двигалась группа из трех конников: королева Толтисса и две ее женщины-охранницы. Они подошли к пограничному посту, который выставила "независимая" Линья. Правда, полностью декларировать независимость Сенат все еще отказывался, опасаясь оказаться в настоящей войне со Старквайей, тем более что имперский статус Линьи еще не был восстановлен. Поэтому на пограничном столбе по-прежнем красовалась приписка маленькими знаками "королевства Старквайи". Пограничный пост, который стоял не для того, чтобы мешать передвижению, а чтобы слегка контролировать нежданных гостей, вытаращил глаза и открыл рот (не думайте, что у него был один рот, но все трое настолько синхронно это проделали, что хотелось сказать именно так).

— Неужели это на самом деле королева?

— Вроде бы и на самом деле. Чего же ты не спросил?

— Язык к нёбу прирос! И у тебя ведь тоже!

— Слушай, Ар, скачи в город, сообщи, что едет королева.

И Ар поскакал в город. Королева и ее спутницы после поста несколько прибавили, лошади у них были прекрасные и не уставшие, и бедный патрульный с трудом поспевал за ними, не то, чтобы обогнать. Но перед воротами города королева подмигнула своим вольноотпущенницам-охранницам, и они пропустили несчастного перепуганного гражданина вольного города Линьи вперед минут на пять.

— Что случилось? — спросил начальник охраны ворот.

— Сюда скачет королева!

— Какая еще королева?

— Та самая!

— С войском?

— Одна.

— Вот это да! Надо известить Сенат и консула!

Возле ворот стремительно собиралась толпа зевак, посмотреть на знаменитую красавицу-королеву. Неспешно приближались всадницы.

— Вот это красота! Не зря король от нее с ума сошел!

— Да и служанки у нее первоклассные. Эх, такую бы к себе в постель…

— Такая бы тебя скрутила в три погибели и выбросила бы на улицу. Ты ей в подметки не годишься.

Подобными репликами перебрасывались зеваки, когда королева приостановила коня и гордо посмотрела на растерянного начальника караула.

— Кто идет?

— Ваша королева.

— Подожди, пока известят Сенат и консула.

— Вы что, женщины боитесь?

Народ зароптал. Начальник сжался и сказал:

— Проезжай, гражданка. Но оружие пусть твои служанки оставят.

— Вы что, граждане свободной Линьи? Боитесь дубинки охранницы и ее кинжала? Может, и мне мой женский кинжал оставить?

Народ расхохотался и возмутился еще больше. Начальник капитулировал.

— Ну ладно, проезжай.

И Толтисса направилась прямиком на форум. Со всех сторон стекался народ, многие сенаторы тоже сочли за благо быстрее отправиться на форум. Принц-консул метался, теряя драгоценные минуты и не зная, что делать. А королева спешилась перед форумом и в сопровождении двух охранниц прошла на ораторскую трибуну.

— Приветствую тебя, благородный народ древней и знаменитой Линьи!

— Да здравствует королева! — закричал народ.

— Приветствую вас, отцы-сенаторы!

Пораженные происходящим, ослепительной красотой и властностью этой женщины отцы-сенаторы не осмелились возразить, что королеве не было предоставлено право ораторства. Они поклонились и сказали:

— Мы слушаем тебя, великолепная и несравненная!

И тут на площадь грубо ворвался вместе со своей охраной принц-консул.

— Убить ее! — и тут он понял, что оговорился, сказав вслух то, что думал. — Схватить ее!

Народ взревел от возмущения, охрана даже не пыталась сопротивляться, и лишь Толтисса спасла принца от того, чтобы он был растерзан на куски.

— Я не хочу, чтобы мое появление было отмечено самосудом. Оставьте это ничтожество. Отцы-сенаторы, я хочу, чтобы вы и народ ясно сказали, может ли столь подлый, бесчестный и ничтожный человек быть вашим консулом?

И через полчаса единогласным голосованием Сената и народа принц был лишен поста консула и звания гражданина Линьи, которая сохраняла в дополнение к общеимперскому еще и свое гражданство, как одну из немногих оставшихся привилегий древнего вольного города (еще одной была чеканка собственной медной монеты).

— А теперь я обращаюсь к вам, отцы-сенаторы и народ Линьи. Лучше ли вам стало, когда вы попытались отделиться от королевства?

Кое-кто попытался сказать, что свобода стоит жертв, но в совокупности почти весь народ и сенаторы ответили:

— Намного хуже.

— Я согласна с тем, что были допущены несправедливости по отношению к Линье. Но заметьте, для благородных участников рокоша, которые не выходили за пределы законного протеста, вопрос о несправедливостях был полностью решен. Теперь все города королевства имеют свои сенаты. Теперь восстановлена власть народных собраний. И лишь вы, после вашей неизбежной капитуляции, можете потерять все. Я предлагаю вам восстановление привилегий, данных Линье в обмен на отказ от общеимперского статуса, и ограничение права рекомендации консула его использованием раз в три года. Единственное условие — немедленно и добровольно отозвать прошение о восстановлении прав и принять рекомендованного моим мужем и государем консула для восстановления города после глупого мятежа, а также признать все эдикты короля и постановления Совета Королевства, изданные за время вашего мятежа.

Так был погашен без единой жертвы последний очаг мятежа. Красивая женщина оказалась сильнее целой армии.

Две недели сидел принц-бывший консул в своем дворце, отказываясь признать решение Сената и народа. Но, когда кончились запасы, когда разбежались все слуги и приближенные, принц надел на себя рубище, попросил заковать свою шею в ошейник и привесить к нему цепь, и отправился просить пощады у короля. Единственный оставшийся у принца слуга подтащил Крангора за цепь к подножию трона, где принц упал ниц, горько заплакал, стал каяться в преступлениях и молить о пощаде. Король изобразил умиление, велел поднять принца, переодеть в подобающие ему одежды и благородно простил его, потребовав лишь отказаться от права наследования престола, но сослал в выделенное ему небольшое поместье. Вопрос о возвращении принцу его лена даже не поднимался. Принц молил, чтобы ему дали возможность загладить вину, дав ему одну из армий на войне. И тут король единственный раз резко высказался:

— Никто не будет служить под командой обесчещенного и опозоренного.

От огорчения принц ударился в загул, и через пять лет умер естественной смертью от пьянки и сопутствующих болезней.

Тор пока что не решался обносить Колинстринну городской стеной, но практически это был уже город. Появились постоянные лавки, целый квартал занимали мастерские, и богатая область, которая уже не считалась захолустьем, привлекала многих. Естественно, начали появляться художники, артисты и гетеры. Пока что постоянного театра не было, но во время ярмарочных дней представления регулярно давались. То заезжала актерская труппа, то циркачи, то певцы и музыканты.

Но, конечно же, появление людей разного пошиба требовало неуклонного слежения за порядком. В частности, из-за этого служанки в тавернах Колинстринны славились как молодые и чистенькие. Памятуя о том, что происходит в имперской столице, Тор четко поставил условие: как только такая служанка начинает проявлять наклонности шлюхи, от нее необходимо избавляться. Запретить им заниматься обычным делом: обслуживанием гостей в том числе и в постели — Тор, безусловно, не мог, но ситуацию пока что удавалось удержать под контролем.

Порою приносили неприятности и гетеры. С ними было намного сложнее, поскольку над полноправными гетерами Владетель (и даже сам Император) власти не имел. Они приходили, когда хотели, и уходили, когда хотели. Война также не являлась для них препятствием: они спокойно ходили между враждующими армиями. Только конкретное преступление могло послужить причиной их задержания или высылки, но и в этом случае цех гетер имел право на приостановку наказания и на протест. Даже шпионаж не вменялся гетерам в вину: ведь было строжайше запрещено обсуждать политические дела с гетерами или в их присутствии, и если кто-то нарушил этот запрет, то виноват он сам. Причем он виноват дважды: и в том, что выболтал тайну, и в том, что грубо нарушил правила поведения. Так что проболтавшийся помимо наказания получал и позор. Но, безусловно, гетера не могла прямо сообщить добытые сведения тому, кому решила услужить. Здесь использовались более тонкие методы, например, "случайно" подслушанный гостем разговор между гетерами или гетерой и ее служанкой. Правда, это лишало получателя информации важного права: задать интересующий его вопрос. Но что поделаешь, древние и жестко поддерживаемые обычаи. Великие Монастыри не уставали напоминать о печальной участи народов, государств и целых цивилизаций, где к власти допускались актеры, проститутки и художники. Здесь две главные религии были также едины. А вот у ненасильников такого запрета не существовало, но у них оставалась всего пара маленьких государств на Земле: на крайнем юге и на востоке.

Один эпизод с гетерой дал возможность Тору избавиться от нежелательной особы. Только что выпущенная полноправная гетера Элисса из Карлинора направилась прямо из линьинской школы гетер в Колинстринну, считая, что для нового дарования здесь найдется возможность прославиться. Через короткое время она перессорила между собой многих дворян и мастеров, а Тор и Эсса ничего не могли поделать, только тщетно взывать к разуму одурманенных. Конечно же, от самого Тора чары Элиссы отскакивали, как от каменной стены. Элиссу это все больше и больше раздражало, она сначала клялась себе, что заставит его просить о любви, а потом незаметно сама влюбилась в него по уши и в конце концов на балу у Владетеля у нее буквально вырвался вызов. Все замерли: что-то случится! Тор гордо выпрямился.

— То, что ты сейчас проделала, столь же недостойно и несообразно, как если бы я вызвал на поединок Императора. В слабости и трусости ты меня тоже не можешь обвинить, так же как никто не обвиняет Ляна Жугэ или принца Клингора, которые не бросаются в гущу схватки, а следят за нею с высокого места. Все и так знают, что в свое время они не раз доказали свою смелость и мастерство в поединках. Должна же ты прекрасно знать, что тот, кто поднялся до двойной тантры, навсегда неуязвим для плотских страстей. Поэтому твоя цель была неисполнима, твоя мечта недостижима, твой вызов лишь позорит тебя, и я его отвергаю.

Гетера в отчаянии бросилась на колени:

— Владетель, я умру от любви и горя! Я прошу тебя, сделай меня своей рабой, но спаси меня от самой себя!

Все замерли. А Тор почувствовал, что настало время безжалостно загнать последний гвоздь в гроб подобных поползновений.

— Если ты умрешь, мы с почетом похороним тебя, поскольку смерть гетеры от любви равна смерти воина на поле боя. — И тут Тор сделал шаг, который шокировал всех. Одна из дворянских девушек, Кранисса Хурриган, сколько он знал от жены, отличалась прилежностью, умом и добропорядочностью. Но Тор замечал ее тоскливые и безнадежные взгляды, обращенные в его сторону. Точно так же он замечал, что Кранисса моментально прятала эти взгляды, когда видела, что он обращает на нее внимание. Решение пришло по контрасту.

— Непорочная дева Кранисса. Чтобы показать, что я открыт для достойных, я зову тебя к себе на ложе сегодня и еще два дня, если ты сама этого желаешь и если твои родители и суженый не против.

Это было одно из старинных сеньориальных прав, но применявшееся весьма редко, поскольку отказ хотя бы одного из четырех заинтересованных лиц позорил сеньора. Отец девушки Хань Хурриган, который в свое время сыграл столь неблаговидную роль в истории женитьбы Тора, вышел вперед, поклонился и сказал:

— От себя и своей супруги я заявляю, что мы лишь польщены выбором сеньора. Суженого у Краниссы еще нет, но после этого я уверен, что отбою в женихах не будет, особенно если она понесет сына от тебя, Владетель.

— Я не смела надеяться, Владетель, — тихо пролепетала Кранисса. — Я никогда бы даже не намекнула.

— Именно поэтому ты и выбрана. — завершил Тор.

Гетера тем временем, полностью раздавленная, выскользнула из залы. Она понимала, что теперь ей уже никогда не стать Высокородной. Она ушла в свою комнатку в таверне, заперлась там и хотела уморить себя голодом и жаждой, но через пару дней не выдержала, заказала обед и вино и умчалась в столицу. Ее позор уже опередил ее. Через некоторое время она вынуждена была пройти обиднейшую церемонию деклассирования от полноправной до неполноправной и затем изгнания из цеха гетер, как опозорившей честь корпорации и не нашедшей в себе мужества умереть после этого.

Эсса испытывала тройные чувства. Она не могла не ликовать внутренне по поводу урока, преподнесенного не только этой наглой шлюшке-гетере, но и всем будущим охотницам. Она понимала, что последнее решение Тора является одновременно поощрением лучшей ученицы и постановкой точек над "i" в разговоре с гетерой. Но оставлять при себе Краниссу после такого она не могла, поскольку помимо своей воли кипела ревностью к ней: все-таки это была не крестьянка и то, что делал муж, не было долгом. Но решение нашлось, удовлетворяющее всем правилам чести и безвредное для совести. Эсса подарила Краниссе пару платьев из шерстяного шелка и послала ее, как лучшую из своих девушек, во фрейлины к королеве. Когда Кранисса уехала, хорошее настроение вернулось к Эссе. Кранисса, конечно же, в Колинстринну вернулась впоследствии лишь на несколько дней вместе со своим женихом.

А сам Тор наконец-то понял, в чем дело, почему у него иногда все-таки появлялись слабые отголоски любовного наслаждения. Отнесясь к Краниссе исключительно чутко и желая лишь того, чтобы ей было хорошо, полностью забыв о самом себе, он вдруг ощутил наслаждение. Теперь он мог получать его не как физическое, но лишь как отклик в своей душе другой души. А на духовном уровне, если у Краниссы и были какие-то грехи и нечистые страстишки, то Тору они не попадали: видимо, она отдавалась ему всей душой и всем телом, как Ангтун, и полное отрешение Тора от своих физических слабостей защитило его от грязи, которой, конечно же, было очень мало по сравнению с обычными душонками. Тор на третье утро с уверенностью благословил Краниссу, пожелав ей найти прекрасного мужа, вырастить со своим супругом достойных рыцарей и добродетельных красавиц. Он почувствовал, что тем самым он заодно излечил девушку от безнадежной страсти к нему и открыл ей дорогу к настоящей жизни.

Герцог Осс Эстрагон, командующий войском Зинтриссы, знал, что его победное шествие остановится, как только появится королевская армия Старквайи. Принц Атар лишь кусал его, как слепень, но серьезного вреда нанести не мог. Но когда Атар ушел, Эстрагон почувствовал, что армия Клингора приближается, и заранее разведал крепкие позиции под Кинсоном, где он мог бы отсиживаться и ждать благоприятного момента. Он, конечно, не такой дурак, чтобы выйти на открытый бой с прославленным принцем, тем более в тот момент, когда принц сам этого боя хочет. Поэтому армии остановились, стали лагерями верстах в семи друг от друга. Первое время принц Клингор каждый день выводил свое войско в поле и вызывал Эстрагона на бой. Затем он перешел к оскорблениям: послал ему письмо, в котором обозвал его трусом, и приложил к письму женское платье (в качестве издевательства исключительно дорогое, из шерстяного шелка) и косметику, завершив письмо тем, что он слышал, что платье Эстрагона протерлось на заднем месте от долгого сидения и поэтому принц шлет ему другое, достойное его платье. Эстрагон, естественно, посмеялся над письмом, хотя его рыцари даже собрали сходку перед шатром полководца, требуя отомстить за оскорбление. Эстрагон тогда нашел прекрасный ход. Он направил гонца к королю, сообщая в своем послании о том, как его оскорбили, и испрашивая повеления дать бой. Король недоуменно выслушал послание и сказал:

— Ничего не понимаю. Полководец сам решает, когда давать бой, когда уклоняться от него.

— Значит, герцог Эстрагон на самом деле не желает выходить в бой, но его рыцари требуют. Поэтому будет хорошо, если Твое Величество пришлет ему приказ обороняться и не выходить в бой до изменения военных обстоятельств, — сказал Сан Чуррасинг, советник короля.

— Так и сделаю, — ответил король и продиктовал краткое письмо.

"Мы, король Зинтриссы, довольны тем, как ты, герцог, противостоишь грозному сопернику. Но мы опасаемся, что, войдя в боевой азарт, ты решишь атаковать его. Помни о репутации принца Клингора и стойко обороняйся. Я запрещаю тебе атаковать его, пока ты с очевидностью не убедишься в изменении военных обстоятельств. Казни любого, кто нарушит этот приказ.

Король Зинтриссы Оннэу Аслир."

Когда этот номер не прошел, принц несколько поуспокоился, и чтобы чем-то занять себя, начал устраивать пирушки и оргии. Очень скоро все гетеры и большинство шлюх перебежали из лагеря Эстрагона в лагерь Клингора, чему Эстрагон был только рад.

Королю Красгору сообщили о том, что Клингор, отчаявшись вызвать Эстрагона на бой, пал духом и пьет вино. Король на это сказал:

— Я чувствую, ему там не хватает хорошего вина и красивых женщин, — и послал в подарок принцу несколько возов прекрасного вина, дав этому обозу флаг, на котором было написано: "Лучшее вино — войску". Заодно он настоятельно рекомендовал зоорским гетерам отправиться в лагерь принца.

Когда этот обоз прибыл в лагерь принца, разгул принял самые невероятные формы. Военачальники и воины Зинтриссы скрипели зубами от злобы, но их полководец все еще опасался какого-то подвоха. Наконец, из лагеря принца прибежало несколько встрепанных женщин и сообщили, что в лагере началась драка из-за вина и женщин между войсками принца и королевскими войсками. Следующие прибежавшие рассказали, что королевские войска покинули лагерь, а пирушка все продолжается. Тогда Эстрагон поднял свое войско и ночью повел его к неприятельскому лагерю.

В лагере горели костры. Шатер принца был раскрыт, он сидел в нем с кубком вина и в обнимку с женщиной. Другие женщины танцевали перед ним. Эстрагон подал сигнал к атаке. Его войска ворвались в лагерь, тот был почти пуст, несколько пьяных воинов и вдрызг перепившиеся лицедеи и женщины даже не заметили, что в лагерь ворвался неприятель. Эстрагон подскакал к шатру и на глазах перепуганных женщин снес голову принцу. Он подхватил ее и ужаснулся: это был не принц! Принцем был переодет какой-то солдат.

Тут со всех сторон задудели рога, забили барабаны, и на войско Зинтриссы обрушились враги. В беспорядке войско побежало к своему лагерю, но он уже был захвачен второй половиной войска принца. Из стотысячного войска Эстрагон привел в безопасное место тысяч пятнадцать.

Принц обалдел от количества пленных. Их было почти пятьдесят тысяч. Неделю шли сбор добычи и сортировка пленных. Знатных разослали по замкам до выкупа. Граждан, опять же до выкупа, погнали подальше вглубь страны на государственные работы. А неграждан и ниже продали в рабство.

Король довольно смеялся. Когда он послал вино войску, над ним втихомолку издевались, а он оказался умнее своих приближенных: он-то знал ум и характер братца, был уверен, что тот затеял какую-то очередную хитрость. И удачно ему подыграл.

Зинтрисса предпочла побыстрее выкупить своих воинов, чем принц был очень недоволен: он думал, что армия уже разбита, а на границе встала возрожденная армия, правда, размером поменьше: тысяч шестьдесят. Но и у принца осталось столько же с учетом потерь и гарнизонов. Он втайне клял жадин из столицы: потянули бы с выкупом, так нет, денежки нужны. Конечно же, значительная часть этих денег пошла на дополнительный набор войск и их снаряжение, но все равно, быстрой и блестящей победы не получилось. И принц, чтобы не ввязываться преждевременно во вторую битву, предпринял рискованный маневр. Он обошел армию Эстрагона и вторгся на территорию Зинтриссы, перерезав пути снабжения. Правда, при этом он и сам оказался отрезан от снабжения, но несколько перехваченных обозов его на время спасли.

Расчет оказался правильным. Эстрагон не выдержал, покинул укрепленные позиции и, потрепанный по дороге принцем, отошел, перекрывая пути на столицу. Южные приграничные области Зинтриссы оказались отданы на "милость" принцу. Конечно же, он милости не проявил, беспощадно разграбив их и уведя почти все городское население к себе в страну (граждан) либо в рабство (всех остальных). Действуя таким образом, принц стремился не столько нажиться или разорить врага, сколько вытащить войско неприятеля из укреплений. А враг стойко оборонялся, но в бой не выходил.

На других театрах военных действий дела шли не очень хорошо. Жугэ оказался очень крепким орешком. С первой подошедшей армией была проделана классическая операция. Одна из женщин, ходивших между враждующими лагерями, сообщила, что горцы ждут большой обоз с припасами, которые им подготовили союзники. Сводный брат трех принцев Тиргор, считавшийся формально самым младшим, поскольку был рожден второй женой, не был особенно искушенным в военных хитростях человеком, хотя считал себя вполне подготовленным в области полководческого искусства, особенно после военных действий во время рокоша. Он послал разведку, которая быстро обнаружила обоз, и сообщила, что его охрана мала. Тиргор подготовил засаду в горной долине, через которую обоз был обязан пройти. Когда он атаковал обоз, обозники подожгли повозки и разбежались, а сверху тоже полетели огненные стрелы. Сухая трава вспыхнула, а выходы из долины оказались заперты. Потеряв почти всю армию, очень сильно обожженный, Тиргор вырвался из ловушки. Естественно, после этого речи ни о каком обходе армии шжи даже не шло. Тиргор умер через неделю.

Узнав о том, что Тиргор смертельно ранен, Жугэ прислал ему гроб в знак почтения (так было принято у шжи). Но у старков такой подарок был немыслим, и они восприняли поведение старого полководца как знак презрения, как тяжкое оскорбление.

Принцу Атару пришлось срочно перебазироваться севернее, а между двумя армиями осталась дыра, куда проникали рейдеры из Зинтриссы и Шжи. Атар занял крепкую позицию, и старый мудрый Жугэ даже не пытался ее атаковать, он лишь всячески провоцировал Атара на бой.

Словом, война зашла в патовую ситуацию. Стороны обменялись ударами, которые ничего не решили окончательно.

Словом:

Равные силой

Два полководца сошлись.

Горе народу:

Тянется долго

Страшная песня войны.