— Глава 32. О балах и встречах

Минди всей душой ненавидела балы. Нет, конечно, оно и забавненько, ежели со стороны поглядеть, но только со стороны! И хорошо, если сторона эта будет далеко-далехонько, и плохо, когда приходится стоять посеред залы, отчаянно давя зевки — вот же приспичило в самый-то не подходящий момент — и веером вертеть. У кузин самоназваных оно на раз получается, ну так их с детства дрессировали, а у Минди руки большие, неуклюжие. И с клавесином у нее не выходит.

И вообще жизнь не задалась.

Неприятности начались еще вчера, когда тетушка Летиция — какая она к прощенным ангелам тетушка? — заявилась в комнату и принялась выговаривать. Дескать, не положено приличной девушке пропадать из дому, да еще и без гувернантки… Она зудела и зудела, как комар над жабой, и вздыхала, и приговаривала, а сама-то глазенками так и шарилась по комнате, выискивая чегой-то.

А уйдя, дверь заперла. Сумасшествие какое-то!

Минди не стала пинаться и кричать, равно как и замок вскрывать — простенький, за пару минуточек управилась бы — но послушно разделась и легла в кровать. И лежала, глядя в расписанный ангелочками и розами потолок, и думала о письме, которое до поры до времени спрятала в тайное отделение шкатулки. Интересно было не столько содержание — вскрыть письмецо еще проще, чем дверь — сколько та, которой оно предназначалось.

Подруга… конечно, папенька своих девиц тоже подругами величал и не краснел, но… но то папенька, а Дориан другой. И Эмили тоже. Небось, шлюх, пусть и самых дорогих, на балы не пускают. А жаль, с ними хотя бы весело.

Дамочка на постаменте надрывалась по-французски. Ее голос перекрывал визгливый вой скрипок, а особо звонкие трели заставляли заткнуться и благообразных старух у ломберных столиков. Старухи все как одна поворачивали головы, приставляли к глазам блестящие стеклышки лорнетов, неодобрительно хмурились и отворачивались, видимо, обсуждая непристойное поведение дамочки.

Шныряли по залу лакеи с подносами, толклись у стены дебютантки, бросая друг на дружку оценивающие взгляды. Изредка распахивалась дверь, впуская еще парочку.

Душно. Духами воняет и белыми лилиями, которыми зал украшен щедро, словно это не бал, а похороны. Лица сплошь незнакомые, но одинаково брезгливые. И как тут найти Эмили?

— Слушай, — Минди пробилась к кузине, которая с томным видом обмахивалась веером. — Ты Эмили Спрингфлауэр не знаешь?

— Чего? — глаза кузины были направлены на молодого джентльмена в черном фраке. Фрак был хорош, джентльмен — не очень.

— Эмили Спрингфлауэр.

— Мы не были представлены друг другу. А тебе зачем? — кузина перестала мусолить взглядом потенциального ухажера и уставилась на Минди.

— Да так…

С этой овцы толку не будет. У тетушки спросить, что ли? Но тетушка непременно поинтересуется, на кой Минди понадобилась Эмили Спрингфлауэр. Придется врать. А врать у Минди не очень получалось.

— Слушай, ты бы не могла отойти в сторону? — попросила кузина, разворачивая веер. — Меня сейчас приглашать будут.

И спохватившись, заботливо поинтересовалась:

— А ты бальную книжку не забыла?

— Нет.

Провалиться им всем! И дамочке на помосте в особенности. Это ж какой голосище иметь надо, чтоб так орать? У папеньки и то не получалось.

Но Минди отошла, потом еще немного отошла, отбиваясь от стада дебютанток. Подобравшись к стене, она сделала вид, будто любуется шпалерами — те и вправду были хороши, почти как папенькины, но папенькины богаче, с золотом.

— Скучаете? — раздался сзади вкрадчивый голос. Минди вздрогнула и уронила веер. Естественно, его подняли и протянули с извинениями за то, что напугали ее.

Господи, до чего пошленько вышло!

— Вовсе вы меня не испугали, — Минди крепко сжала веер и уставилась на типа. Похоже, кузина так и не дождалась приглашения. Ох и бесится она, наверное…

Ну и пускай.

— Что ж, не могу не порадоваться, — поклонившись, кавалер приложился к ручке, и в кои-то веки у Минди не появилось желания руку выдернуть и спрятать за спину.

А вообще не такой он и страшненький, каким вначале казался. Невысокий, но осанистый, а что лицо в оспинку да нос чуть набок свернут, так оно интересу больше, а блеску меньше. Хотя блестел новый знакомец изрядно: гладкие волосы отливали бриллиантином, тускло мерцали отвороты фрака, сверкал крупный камень в перстне.

— Надеюсь, вы удовлетворены осмотром? — поинтересовался он, и Минди почувствовала, что краснеет. А он еще добил: — Увы, полагаю, что я не столь очарователен…

…ну сейчас затянет про очи и ланиты, Венеру с Амуром и стрелы, каковые прям-таки в сердце бьют.

— …как вон та картина. Сзади. Чуть левее. Видите? Нет-нет, не стоит глазеть столь откровенно.

Минди поспешно отвернулась, сдерживая смех: вальсирующая парочка выглядела преуморительно. Ее, невысокую и полнотелую, шелка и кринолины делали еще толще; ему, худому, дурно сшитый костюм придавал сходство с жуком древоточцем.

— Уолтер, — представился кавалер. — Уолтер Баксли из Девоншира к вашим услугам.

— Минди Беккет, — Минди кое-как изобразила реверанс и, подумав, что выглядит ничуть не менее нелепо, нежели та девица в розовом, хмыкнула. — Из Америки.

Сейчас он скажет, что сразу догадался, и глянет так, с презреньицем и чувством собственного превосходства. А после извинится и найдет предлог свалить. Вот кузина-то порадуется.

Минди попыталась найти кузину взглядом, но та словно растворилась в молочно-розовом море дебютанток.

— Я слышал, будто американки весьма храбры и независимы. Быть может, у вас достанет смелости принять мое приглашение к вальсу? Но предупреждаю сразу, я не тот партнер, о котором можно мечтать.

— Я тоже, — с облегчением призналась Минди.

— Тогда мы нашли друг друга?

Минди рассеянно пожала плечами и, в очередной раз обведя зал взглядом — мама-мамочка, сколько тут народу! — спросила:

— А вы не знаете, кто тут Эмили Спрингфлауэр? Мне очень надо с ней повидаться.

Письмецо, засунутое в корсаж, царапало кожу, напоминая об обещании.

От самого поворота улицу заполонили экипажи. Ржали лошади, ругались кучера, лакеи выкрикивали титулы и колотили по дверцам карет, привлекая внимание к экипажам. От этого шума у Эмили тотчас заломило в висках. Захотелось уйти, ведь главное — то самое ради чего она, Эмили, живет — уже исполнено.

Да, но не совсем.

— Помните, — глухо сказала леди Фэйр, — что бы ни случилось: улыбайтесь.

Лорд Фэйр что-то проворчал, кажется, соглашался с супругой, и углубился в бумаги. Выглядел он несколько раздраженным и, кажется, совсем не рад был предстоящему балу.

На него Эмили старалась не смотреть. Она вообще если и глядела, то на собственные руки, затянутые в тончайшее кружево перчаток.

Все будет хорошо. У нее получится. Уже почти получилось.

Наконец, карета остановилась. Выбравшись из нее, Эмили замерла в удивлении и восторге: двухэтажный особняк, умело подсвеченный, словно бы парил над землею. Мерцал россыпью китайских фонариков сад. Заглушая гомон улицы, неслась музыка, и чудесным проводником из-под земли появился мальчик-паж в золотой ливрее.

В самом же зале — непостижимо огромном — было несколько душновато. И людей как-то чересчур много собралось. И все словно бы в один миг повернулись к Эмили, уставились, ощупали, оценили и разом потеряли интерес. Ужасно!

— Спокойно, — шепнула леди Фэйр, приседая в реверансе. — Лорд Баксли, безмерно рада видеть вас! Эгимунда, вечер просто прелестен! Особенно эти лилии… весьма оригинальны! Позволь тебе представить мисс Эмили Спрингфлауэр, мою протеже.

Чрезвычайно полная женщина в строгом наряде воззарилась на Эмили сквозь стекло монокля. И смотрела она так долго, что у Эмили почти остановилось сердце. Наконец два подбородка дрогнули, и дама сказала:

— Очень рада.

Нельзя было понять, рада ли она на самом деле, но Эмили снова присела, чувствуя, как чешутся бока под корсетом: сегодня его затянули туже обычного, добиваясь заветных семнадцати дюймов. Дышалось с трудом, зато по словам леди Фэйр лицо обрело приличествующую бледность.

Дальше все завертелось.

Она с кем-то разговаривала. Улыбалась. Вежливо смеялась над шутками. Танцевала. Снова разговаривала… леди Фэйр куда-то исчезла. Лорд Фэйр тоже. И вообще, кажется, не осталось ни одного человека, с которым Эмили была бы знакома.

Плохо.

— Вы Эмили? — поинтересовалась рыжеволосая девица, почесывая веером кончик носа. — Эмили Спрингфлауэр? Я Минди Беккет.

И что? Девица нескладна и платье на ней ужасное. Кринолин колоколом, кружево белой пеной, которая лишь подчеркивает неприятный смуглый оттенок кожи. И еще веснушки эти… бедняжка. Тяжело, наверное, с веснушками жить.

Минди же, оглянувшись по сторонам, махнула кому-то, кого не получилось разглядеть, и прошептала:

— Нужно поговорить. Идем в сад.

Эмили хотела было отказаться от столь необычайного предложения, но девица уже ухватила за локоть и потащила за собой. Ко всему она оказалась сильна. И что делать? Вырываться? Звать на помощь? Устраивать скандал? Леди Фэйр не одобрила бы.

Леди Фэйр изо всех сил старалась выглядеть счастливой. Ну и еще не глазеть на мадмуазель Лепаж, которая, выступив, изволила подняться на галерею, якобы желая выразить благодарность хозяевам. Выразила. Но убраться не спешила. И ведь хороша! Весьма хороша. Сейчас, без этой пудры и румян, еще лучше чем тогда, в театре. И платье индийского шелка с турнюром и низким декольте весьма ей к лицу. Высокая прическа подчеркивает изящную линию шеи, и обнажает крохотную родинку за левым ушком.

То-то Джордж с этой родинки глаз не сводит. Да и вообще следует за лореткой, как гончак за зайцем. И выражение лица знакомое: виновато-растерянное.

— Не переживай, милая, — сказала Эгимунда, вздыхая всеми телесами. — Все они одним миром мазаны…

— О, я нисколько не переживаю, — солгала Джорджианна и повернулась к залу. Перед глазами стояла пелена. — Ты не видела Эмили?

— Видела. Она в сад вышла.

— Зачем? — нужно говорить, если замолчать, обида заполонит весь мир и погасит даже те огоньки свечей, которым удается пробиваться сквозь туман.

Эгимунда пожала плечами и ответила:

— Понятия не имею. С ней еще девица Беккет была… она не так и ужасна. И Уолтеру понравилась. Как ты думаешь, если он сделает предложение через две недели после знакомства, это не будет казаться слишком поспешным?

А Джордж на другой день после того бала прислал цветы. И записку, в которой пространно излагал свои намерения. Джорджианна тогда смеялась, но записку никому не показала.

Она и сейчас хранила, вместе с высушенной розой. Господи, ну до чего пошло! И до чего мило…

— Я, пожалуй, спущусь.

Эгимунда рассеянно кивнула и, заслонившись веером, зевнула.

Внизу шумно и людно, и запах лилий кружит голову, а музыка рвет нервы. Мигрень начнется. И меланхолия. И Джордж посоветует съездить на воды, а сам…

С Джорджианной раскланивались, она дарила взамен улыбки. С кем-то обменялась шуткой. Получила комплемент. Ответила любезностью… у двери в сад ее догнал лакей и, протянув поднос с конвертом, сказал:

— Леди Фэйр, вам просили передать.

В конверте оказалась записка:

"Если желаете узнать правду о вашем муже, жду Вас послезавтра на Таум-Гарден, 7.

М-ль Лепаж.

P.S. Будет просто замечательно, если вы оставите вашу горничную дома. Слуги бывают болтливы. Подруги также"