— Глава 34. О том, что случайные встречи в саду чреваты неслучайными разговорами

Минди сразу поняла, что разговора не будет: уж больно криво глядела на нее эта девица. И Дориана увидев, совсем даже не обрадовалась. Вон как губки поджала. А веер в руках заплясал, что хвост собачий.

Фифа. И чего в ней хорошего? Нет, она, конечно, прехорошенькая, что крендель сахарный, и платье сидит превосходно, и вообще сразу чувствуется порода. Отчего-то стало грустно, и Минди вздохнула.

— Не стоит печали, — сказал кто-то, выходя из темноты лабиринта. Минди от неожиданности вздрогнула и снова растреклятый веер выронила.

Ну что за день такой!

Правда, на сей раз поднимать пришлось самой.

Джентльмен наблюдал. Был он обыкновенен, как ворон в стае воронов. Лоснился черным нарядный фрак, сияли белизной манжеты, воротник и шелковые перчатки, тусклым багрянцем отсвечивали галстук и глаза. А лицо скучное, правильное. Разве что верхняя губа чересчур длинна, но зато клыки прикрывает.

— Здесь не самое лучшее место для игры в прятки, — сказал джентльмен, предложив руку. — Вас непременно найдут.

И станут выговаривать, что юной девице чего-то там не положено делать, а если и положено, то не так, как делает Минди, и что своим поведением она как пить дать репутацию погубила, и ладно если бы только свою…

— Вы ведь Минди? — осведомился джентльмен. — Минди Беккет, американка, о которой все говорят.

Что говорят, не уточнил. Ну да оно и понятно: ничего хорошего про Минди не скажут.

— Мне, наверное, пора возвращаться, — Минди оперлась на его руку. Возвращаться совсем не хотелось. В саду хорошо. Тускло светят бумажные фонарики, словно звездочки, в ветвях запутавшиеся. И настоящие звезды мигают в ответ. Небо чистое, ясное, луна воздушным шаром зависла…

— О да, вас несомненно хватятся. Уже хватились. Тот милый юноша, который уделял вам столь повышенное внимание, разочарован. Вы обещали ему танец, но вдруг исчезли.

— Уолтер?

— Уолтер. Мистер Уолтер Баксли. Игрок. Повеса. Разгильдяй. Человек без чести.

— Вы… вы кто такой? — Минди остановилась и руку убрала. А джентльмен, тихо рассмеявшись, поклонился:

— Простите. Забыл представиться. Доктор Дайвел. Во всяком случае здесь я известен под этим именем, хотя не стану отрицать, что оно фальшиво. Фальшивое имя для фальшивого мира. По-моему, вполне справедливо. А вы как думаете?

Минди не знала.

— Вы писатель? Или актер? — спросила она, пытаясь загладить неловкость.

— Писатель. И режиссер. В некотором роде. Еще немного художник. И самую малость ученый.

А еще врун и клеветник!

— Вы чудесны. Еще более чудесны, чем я предполагал, — он глядел сверху вниз, что редко кому удавалось. Разве что папеньке. И ведь глядел без насмешечки или там презрения. — Вы не успели освоить ту науку лицемерия, которой все здесь владеют в совершенстве.

Он коснулся щеки, и Минди отодвинулась: прикосновение было неприятно.

— Не стоит бояться. Не меня, милая Минди. Я желаю вам добра и только добра.

Ха, все ей добра желают, только пожелания эти кривые какие-то. Нет, надо возвращаться. Минди оглянулась, поразившись тому, как далеко находится дом.

— И потому прошу: будьте осторожнее.

…и не гуляйте по саду с сомнительными личностями. Это не только неприлично, но еще и опасно. Вон как щерится. И клыки у него здоровущие.

— С неосторожными девушками часто случаются неприятные истории. Пойдемте, я провожу вас.

И снова прогулка, уже к дому, который сиял вдали, словно огромный костер. Юбки шелестели по влажной траве, похрустывал гравий под ногами, а холодный голос доктора Дайвела очаровывал.

— Женщина в этом мире не принадлежит себе. Отцу, брату, супругу… кому угодно, но не себе. Ее передают из рук в руки, как ценное имущество, вещь, с которой можно сделать все, что угодно. Осторожнее, здесь ямка.

И Минди аккуратно переступала через ямку.

— К примеру, можно забрать приданое себе. Потратить на собственные прихоти и невозможные прожекты, а супругу запереть в доме. В лучшем случае. В худшем — вовсе от нее избавиться. К примеру, объявить сумасшедшей. Отправить на лечение. А спустя год-два похоронить… Правда, чудесная статуя? А была бы еще чудеснее, если бы скульптор, копировавший ее с оригинала, не стал скрывать великолепие тела под одеждами.

Минди рассеянно пожала плечами. На статую ей было плевать. Она стояла, смотрела, но видела только расплывчатое белое пятно. И таким же пятном было лицо доктора Дейвила. А он все говорил и говорил.

— Наша медицина во многом весьма способствует сокращению продолжительности жизни. Чаще всего в результате вопиющей безграмотности врачей. Но в отдельных случаях… в отдельных случаях кажущаяся безграмотность позволяет скрыть убийство. Я вас не напугал?

— Н-нет.

— Жаль.

— Почему? — Минди высвободила руку и, забежав вперед, остановилась. — Давайте. Говорите прямо. Чего вы хотели?

— Предупредить, — с легким поклоном ответил доктор Дейвил.

— О чем?

— О том, что Уолтер после свадьбы скорее всего упрячет вас в некое заведение, славящееся консервативностью подходов в лечении.

— Но я не больна!

— Вы порывисты и эмоциональны, а это свидетельствует о скрытой нервозности, каковую, безусловно, постараются убрать. И убирать станут со всем тщанием…

Ветер, скользнув по саду, ожог щеку горячим языком, кинул в лицо смесь цветочных ароматов и исчез, будто и не было. Лишь широкие листья вяза слабо шелохнулись.

— Тогда… тогда я просто не выйду замуж за Уолтера! — ответила Минди, выдохнув с облегчением.

— Не уверен, что у вас получится, но даже если так, то вы выйдете замуж за кого-нибудь другого. И не думаю, что он так уж сильно будет отличаться от Уолтера Баксли.

— Но по закону я…

— В Королевстве действуют законы Королевства, — доктор Дейвил достал портсигар. — И вы об этом знаете. Вы не глупы, в противном случае я не стал бы тратить на вас свое время. Поверьте, у меня и без того предостаточно забот. И упреждая ваш ответ: сомневаюсь, что вам позволят остаться старой девой. Вас прислали… или услали?

Щелкнула зажигалка, и в саду запахло табачным дымом. Папенька тоже курил, не спрашивая разрешения. Папенька никогда и ни у кого не спрашивал разрешения. Папенька и вправду услал Минди, потому что появилась Сиби.

— Вы не падаете в обморок. И слез я не вижу. Это хорошо.

Врезать бы ему. И убежать. И найти тетушку. И заглянув в глаза, задать вопрос, ответ на который известен: Минди придется выйти замуж.

Если Минди откажется, то… то Сиби сама отыщет жениха, и папеньку уговорит. Она же хитрая, как змеюка, и лаковая, точно одна из здешних леди. Будет шептать про будущее и про счастье женское, и еще много про что, пока папенька, одурев от шепота, не пригрозит Минди лишением денег.

— Вас предали однажды. Предадут и еще раз. Быть может не один и не два, — сказал доктор Дейвил, стряхивая пепел в мраморную чашу фонтана.

— И что мне делать?

— Искать друзей. Вот, — в его руке появилась карточка. — Если вам захочется поговорить, приходите.

— Зачем вы это делаете?

Карточку Минди спрятала в ридикюль.

— В фальшивом мире слишком мало настоящего. Пытаюсь беречь. Увы, получается не всегда. А теперь, если позволите… — отвесив очередной поклон, доктор Дайвел исчез.

Если бы не запах сигарет и окурок, плавающий вместе с золотыми рыбками леди Баксли, Минди решила бы, что никакого доктора Дайвела и не было.

Леди Фэйр отчаянно сражалась с мигренью. Несколько раз она доставала флакон с ароматической солью, но тут же прятала, уговаривая себя потерпеть. Всякий раз пальцы касались проклятой записки, которую следовало бы выкинуть, а лучше — сжечь.

Прикосновения эти отзывались в висках, поднимались к макушке, растекаясь по ней вязкой, мучительной болью. Та свивалась в клубок, оседая в затылке. Голову не повернуть.

— С вами все в порядке? — шепотом спросила Эмили. И леди Фэйр, улыбнувшись по привычке, ответила:

— Нет.

— Тогда нам следует уехать.

Рано. И лорд Фэйр куда-то исчез. И мадмуазель Лепаж… при мысли об этих двоих появлялось желание завыть.

Леди не воют.

— Иди потанцуй, — велела леди Фэйр, прикрывая веки. Господь всеблагой, дай силы. Еще час. Или полтора. Раньше уходить неприлично. Все решат, что Джорджианну расстроило поведение супруга, и будут, конечно, правы, но правота — еще не повод давать почву для сплетен.

Эмили ушла. И вернулась. Так скоро? Или время, смилостивившись над Джорджианной, пошло быстрее?

— Ольга пригласила меня на вечернюю прогулку…

— Как мило.

— …и Ульрик настоял, чтобы я приняла приглашение…

— Замечательно.

— …но мне совершенно не хочется!

— Превосходно.

— Леди Фэйр, вам дурно? Здесь слишком жарко.

— Ужасно.

Мигрень выжгла Джорджианну изнутри, оставив всепоглощающую жажду. Шампанского! Где проклятое шампанское?!

— Леди Фэйр, нам лучше уйти.

Хорошо. Но еще бокал. Или два. Лучше сразу три… от шампанского легче. Мигрень отползает. Она змея. Мигрень. И Лепаж тоже. Опустевшая голова кругом идет.

— Ступеньки. Леди Фэйр, я велела подать экипаж.

Уже можно уехать? Великолепно! А Фэйр где? Он негодяй! Он клялся в любви и предал. Предавал часто-часто, но Джорджианна терпела его адюльтеры. Хватит с нее.

— Конечно, — поддержала Эмили. — Он поступил с вами отвратительно.

Цокают копыта, ночь за окном розовеет… уже рассвет? Так скоро? Джорджианна совсем потеряла чувство времени.

И хорошо. Ей бы еще все остальные чувства потерять, тогда она станет истинной леди. А леди не горюют о неверных мужьях.

— Вы любите его?

Эмили, милая девочка. Такая наивная. Такая светлая. Джорджианна рада, что рядом есть кто-то, кому не все равно. И да, она, пожалуй, любит этого негодяя Фэйра.

— И хотите вернуть?

Эмили сегодня настойчива. Это непристойно. Но Джорджианна ответит. У Эмили хорошие глаза, побуждают говорить.

— Хочу, — голос тонет в пустоте кареты, и бледно-розовый рассвет норовит заглянуть в окна. Он покрывает лицо Эмили меловой пылью, и подкрашивает губы красным. И зубки, такие остренькие, но ровные, хорошие, блестят.

— Тогда вам надо рассказать о вашей любви… или показать, — Эмили заставляет смотреть на нее. Джорджианне хочется отвести взгляд, да и больная голова мешает сосредоточиться на разговоре, но острые пальчики упираются в подбородок. — Вы должны сделать нечто особенное.

Но что?

— Вы ведь всегда были вместе?

Всегда. Джордж и Джорджианна. Это казалось таким милым совпадением. А теперь… как зовут ту девицу? Лепаж — не имя, и даже не фамилия. Псевдоним, надетый, как чужое лицо.

— Вы будете вместе, — пообещала Эмили. — Если сделаете так, как я скажу. Скоро состоится большой бал…

…в честь десятого дня рождения герцога Олбани Леопольда.

— …по случаю тезоименитства младшего из сыновей королевы Виктории, — голос Эмили упал до шепота. — Вы ведь будете присутствовать?

Несомненно. Кто пропустит подобное событие? Только не Джорджианна.

Она будет прекрасна в платье из тафты оттенка лавальер с нефритовыми ирисами по подолу. Непременно высокий турнюр и очаровательный воротничок. Из украшений тот гарнитур с желтыми индийскими алмазами и жемчужная фероньерка к нему…

— А подарок? Вы же приготовили подарок? — поинтересовалась Эмили, мешая мыслям.

Какая глупая девочка. О подарке лорд Фэйр подумал в первую очередь. И часы были великолепны. Швейцарский механизм в сочетании с мастерством лучших ювелиров Королевства.

— Часы — это скучно, — заметила Эмили.

Зато достойно и весьма мило.

— И бесполезно. Я уверена, что у Леопольда не одна и даже не две пары часов. Двадцать? Тридцать? Сто?

Это не имеет значения. Скорей бы доехать. Разговор изрядно утомил леди Джорджианну, как и необходимость смотреть в глаза Эмили.

— …подарок, действительно достойный…

Глаза желтеют, становятся похожими на полупрозрачный янтарь.

— …и королевство долго будет помнить…

Не янтарь, но мед. Жидкий, сладкий, с игривыми стайками пузырьков шампанского. Джорджианне хочется поймать один, а лучше два или три, но она не способно пошевелиться.

— …кукла… механика… Леопольд… кукла… обязательно… Суок. Ее зовут Суок, — разрушая медовое спокойствие говорит Эмили. — Ее сделал Дориан. Вы ведь поможете?

Леди Фэйр моргнула, пытаясь понять, где она и что происходит. Карета стоит, дверь распахнута, лакеи ждут, вытянувшись в струнку. Их лица пусты.

— Прости милая?

Кажется, Джорджианна заснула. Не следовало пить шампанское, тем более при разыгравшейся мигрени. Бедняжка Эмили испугалась и расстроилась, хотя тоже выглядит утомленной. Балы — нелегкое испытание, даже если ты молод…

— Дориан фон Хоцвальд, — напомнила Эмили. — Механик. Кукла.

Кукла, которую зовут Суок. Самая чудесная кукла в мире. Подарок, который нельзя не подарить… Стоп, Джорджианна, как-то это неправильно.

— Дориан фон Хоцвальд, — повторила Эмили, касаясь руки. Теплые пальцы ее растопили остатки сомнений. — Ее сделал Дориан фон Хоцвальд.

Наверное, это очень важно. Если так, то Джорджианна постарается запомнить. У нее хорошая память.

И чудесная подруга.

Золотая цапля на корсаже Эмили подмигнула синим глазом, словно говоря, что отныне все будет хорошо. Просто замечательно будет!