Анатолий Нейтак Камень и Ветра 3. Кости сновидений

Том 1 Костяной дракон

Всё живое должно плодоносить и размножаться. Таков закон, установленный свыше при сотворении мира.

Некромантам тоже надо подыскивать себе пару. Особенно если помянутый некромант – потомок славного и могущественного рода, продолжить который ты при свидетелях, у ложа своего умирающего отца, поклялась…

Ненавижу.

До багровых огней в глазах.

Это делает меня сильнее как тёмного мага – ненависть, конечно, а не огни в глазах. Но найти мужа не помогает. Я бы сказала, совсем даже наоборот.

К тому же в кругу магов, заклинателей, волхвов, колдунов и прочая хорошо известно: ничего особенно романтического в некромантии нет. Такая же магическая профессия, как любая другая. Только вот антураж… возьмите профессии хирурга, ассенизатора, алхимика, палача, математика и оратора. Смешайте их в меняющейся по обстоятельствам пропорции. Затем взболтайте. И получившуюся смесь, противоестественную, как ходячий труп, выпейте. Только лучше залпом и зажав нос. А то, знаете ли, стошнит.

Тошнота – один из неизбежных атрибутов моей профессии.

Которую я не выбирала.

У потомков славного и могущественного рода обычно бывает не особенно широкий выбор карьеры. Это принцу вольно сбежать из отчего дворца, чтобы податься в разбойники, затем эволюционировать в пирата, а далее – в корсара, вольного капитана, адмирала и под конец губернатора Спорных островов. Это юная баронесса может, воспользовавшись подходящей оказией, исчезнуть с собственной свадьбы и возникнуть в сопредельной державе спустя двадцать пять лет в качестве дипломированного целителя, счастливой супруги и матери четверых детей. Я знаю, что говорю, ибо и принц, и баронесса числятся среди моих отдалённых предков.

Им было стократ легче.

У них в крови не бурлила своенравная тёмная магия. С которой, кроме как в некроманты, и податься-то некуда. Разве что в так называемые "боевые маги", у которых даже собственной гильдии нет, зато есть неофициальный девиз: "Ломать – не строить". Но пасть так легко и так быстро? Нет. Не хочу. И предки не простят.

Последняя фраза – вовсе не фигура речи…

Моего отца звали Ланцет. (Истинное имя произносить лишний раз не стану: с именами мёртвых, особенно таких мёртвых, следует обращаться осторожно). Трудности с продолжением рода, схватившие меня за горло, ему всего лишь дышали в затылок. Он женился трижды. Его первая жена поначалу была от него в восторге. А потом, узнав, кто такой по роду деятельности этот тощий жгучий брюнет, сбежала. Что особенно обидно, не забыв прихватить подарки мужа и некоторые другие ценности.

Сделав выводы, вторую жену Ланцет запер на замок в нашем загородном имении. Подальше от башни, лабораторий, библиотек, складов с ингредиентами, коллег (и конкурентов)… в общем, от всего профессионального. И в особенности от подвалов.

Не помогло.

Однажды, приехав в имение после особо длительной отлучки, отец обнаружил вторую жену повесившейся. Вместе с нею погиб и его единственный сын, не доживший до родов три месяца. Войдя в силу, я вызвала дух этой, второй. А вызвав – поинтересовалась, чего же ей, дуре, не хватало. Она ответила, что боялась родить монстра.

Так боялась, что удавилась.

При дальнейших расспросах выяснилось следующее. Какая-то добрая душа не поленилась проникнуть в охраняемое магией и посмертными слугами поместье, чтобы сообщить хозяйке по большому секрету, что: А) вы замужем за природным некромантом – ах, вы не знали? Бедное дитя, как мне вас жаль! – и Б) дети некромантов рождаются мёртвыми, но зубастыми и охочими до крови. Родится, стало быть, этакое дитятко, мать свою незамедлительно высосет досуха, как упырь. И оживёт, станет почти таким же, как другие младенцы… почти. А мать упрячут под дерновое покрывало, от досужих взглядов и неприятных вопросов подальше. У некромантов это запросто. Или вовсе утащат в прозекторскую. Для расчленения и утилизации ценных ингредиентов.

Зерно истины во всём этом бреде было только одно. Тело второй жены Ланцет действительно доставил в башню. Для вскрытия. Теперь на нашем фамильном кладбище можно видеть две могилы. В одной – спокойно гниющее тело дуры-бабы, в другой – останки её нерождённого ребёнка. Отец, отделивший их друг от друга, как-то раз буркнул в моём присутствии, что слишком много чести было бы им лежать вместе. Мол, пусть жена скажет спасибо, что он не отдал её тело для похорон общине Тральгима.

Но что б там ни ворчал отец, он не отдал бы его. Ни за что. Я хорошо его знала и уверена в этом. Ланцет был женат трижды, и два первых раза – по любви…

Кстати, я до сих пор не представилась. Прошу прощения и исправляюсь. Эйрас сур Тральгим, более известна как Игла. Урождённый некромант – впрочем, об этом уже было сказано. Имею диплом Белого университета и благодарственную грамоту от Союза Стражей Сумерек, где проходила трёхлетнюю практику в качестве мага службы поддержки. Также являюсь действительным членом Острасского Круга Магов в ранге магистра второй ступени.

В общем, карьеру для девушки своих лет (именно девушки – увы, но это горькая правда) я сделала почти невероятную. Чтобы такого добиться, надо иметь выдающиеся врождённые способности и вместе с тем лет двадцать, не меньше, чередовать чтение инкунабул с практикой в избранной области магии. Большинство магистров ОКМ – седенькие старикашки или в лучшем случае лысеющие сутулые мужи годков этак за полста. А в пятьдесят даже природный маг не будет выглядеть молодо, как козлёнок в молоке… конечно, если он – не друид, не саххарт и не экари. Мы, маги, долговечнее простых смертных, но не настолько, как о том болтают досужие сплетники.

Мне-то до пятидесяти ещё коптить и коптить. Я молода. Потому что перед сутулыми и лысеющими у меня было серьёзное преимущество. Я приобщилась к фамильному ремеслу ещё в утробе, отец об этом позаботился. Да, слишком уж хорошо… позаботился.

Ненавижу!

Но выбора у меня нет. Во всех смыслах, какие можно представить.

…два первых брака Ланцета были неудачны. А если бы он со своими невестами откровенничал, то до самой смерти ходил бы, пожалуй, холостым. Ничего личного, господа. Просто стоустая молва плюс политика. Ну, и история, конечно.

Триста лет назад, на пике могущества Орфуса Чёрного, некроманты на юге, востоке и западе Больших Равнин были востребованы по самую теменную кость. Даже в те времена их, конечно, не любили – но, во-первых, старались скрывать эту нелюбовь, во-вторых, чётко отличали "своих" некромантов от наводящих ужас личей из ближней свиты Чёрного. А в-третьих, не стеснялись использовать "своих" против тех самых личей.

Подобное против подобного. Общеизвестная аксиома магического искусства.

Поскольку лич – продукт штучный и входит в подлинную силу не раньше, чем через пару веков, тогда как квалифицированного живого некроманта можно обучить до магистра третьей ступени всего-то за двадцать-тридцать лет, Светлый Союз в итоге победил. Быстро наращиваемый и легко возобновляемый ресурс против медленно накапливаемого. Количество против качества.

Ненавистная, но оттого не менее верная арифметика победы.

Вычисливший, чем всё кончится, Орфус Чёрный явил очередной пример своей знаменитой прозорливости и улизнул через Портал Хаэнны. Личей, оставшихся без предводителя, одного за другим развоплотили. Лишённые руководства армии Империи частью истребили, частью рассеяли. Теперь на севере Больших Равнин царят запустение и безвластие, только Союз Стражей Сумерек своим недрёманным оком приглядывает за порядком, а заодно с неторопливой основательностью очищает подконтрольные территории от тёмной магии и от её многочисленных порождений.

В общем, уж два с лишним века, как закончилась славная эпоха Великой Войны. Два века, как некроманты стали не нужны. По крайней мере, в прежних количествах. Кто-то из них сумел пристроиться к Союзу Стражей Сумерек. Кто-то – в первую очередь, конечно, счастливые недоучки – сумел перекраситься, сменив специализацию.

А вот обречённые на некромантию с колыбели, вроде семейства сур Тральгим…

Раньше с нами, бывало, роднились другие потомственные маги. Раньше равные по положению дворяне, либо шибко авантюрные, либо не имеющие прав наследства, не брезговали заключать с нами брачные союзы.

Раньше.

Но, конечно, не теперь. Смешно и мечтать. Наша участь – обман и недомолвки. А также несчастье, одиночество и бессилие. Если всемогущая судьба не позаботится об ином.

Моему отцу в итоге повезло. Может, повезёт и мне?

– Госпожа.

Ну вот. Отвлекают, как хотят. А ведь предупреждала, чтобы не беспокоили, пока не закончу!

– В чём дело, Тум?

– К вам пришли.

– Кто?

– Я.

Триста тысяч костей! Что за фокусы?! Или я забыла поставить защиту?

Похоже, забыла. Привыкла, понимаешь, что в подвалы моей башни по доброй воле никто не суётся, а теперь…

Господин "Я" спустился по лестнице, ведущей в прозекторскую, примерно на треть. И остановился. Можно не гадать, почему: запашок-с. Даже я, даром что привычная, не надеюсь на крепость своего желудка. Меня спасает нехитрый амулет, надетый на нос, как пенсне. Пара перевязанных волосами костей, в высверленные концы которых добавлена смесь из… скажем так: из всего, что может смердеть в прозекторской некроманта. Подобное против подобного. Перечислять ингредиенты не буду: вдруг вы из тех чудаков, которые читают даже за обеденным столом? Желудки у такой публики, как правило, крепкие, но…

Боги, о чём я думаю?

Да уж понятно, о чём. О ком. Настырный гость стоит так, что его силуэт вырисовывается на более светлом фоне дверного проёма. Кому другому это стало бы серьёзной помехой, но мои глаза не такие, как у обычных людей (побочный результат ритуала, проведённого моим отцом). Я отлично вижу, что мой гость – мужчина хоть куда. Да, небритый и излишне лохматый, в грязной одежде, видавшей лучшие времена. Но зато стройный, рослый и широкоплечий. Лицо усталое и даже как будто неглупое. А в поясных ножнах висит длинный боевой клинок – непременный атрибут либо дворянина, либо, самое малое, вольного охотника.

В общем, ходячий набор достоинств.

Увы, если своими широко распахнутыми синими глазами он способен разглядеть меня, то перед ним открывается зрелище куда менее приятное. Даже без учёта антуража. Этакое нечто неопределённого пола, но человекообразное, скрючившееся над захламленным столом в неделю не стираном фартуке и высоких болотных сапогах. Бледная кожа – бледная от природы, а не только потому, что её редко касаются солнечные лучи. Слишком ярко блестящие в полумраке глаза. Голые руки, до самых плеч измазанные в… ну, если предельно кратко, то в липком и вонючем. А ещё (внимание, завершающий штрих!) с нелепой костяной хреновиной на кончике носа.

Какой момент для знакомства! Просто слов нет!

Поспешно отвернувшись обратно к столу (ещё не хватало доказать со всей убедительностью, что отсветы на дне моих глаз – вовсе не морок и не фальшивое видение!), я процедила:

– Многоуважаемый господин "Я", извольте подняться в гостиную и подождать там. Через полчаса я к вам присоединюсь, и вы сможете изложить своё дело, каким бы оно ни было. Тум, проводи гостя в нижнюю библиотеку. Да! Не забудь закрыть за собой дверь прозекторской!

То ли мой тон был достаточно убедителен, то ли уже неоднократно помянутый антураж оказал своё обычное действие, но спорить со мной не стали.

Я не Тума имею в виду. Тот – посмертный слуга. Иначе говоря, высококачественный, сообразительный, ещё прапрадедом моим изготовленный кадавр. Такие мало чем отличаются от живых людей с виду. Надо понаблюдать за посмертным слугой, чтобы убедиться: да, не ест, не пьёт, не спит, не устаёт, не стареет… и не способен игнорировать прямой приказ хозяина. А ещё он должен дважды в сутки смачивать глазные яблоки особым медленно сохнущим составом, чтобы потенциальные клиенты не пугались. Слёзные железы (как и все прочие железы) у посмертных слуг, разумеется, не функционируют. Одно из свойств, роднящих их с ординарными, бездушными зомби.

Кстати, этот настырный – тоже потенциальный клиент?

"Да уж ясно, что не потенциальный жених, идиотка!"

– А я уже начал бояться, что вы опоздаете.

Я смерила настырного фирменным немигающим взглядом. И посоветовала:

– Вы бы представились для начала.

Жуткого фартука в слизистых потёках и болотных сапог на мне больше не было. Получаса хватило, чтобы наскоро, но тщательно отмыться и переодеться в строгую чёрную робу, украшенную серебряной вышивкой. Волосы я убрала с глаз долой под бархатную шапку, синюю, как небо за час до рассвета, амулет-прищепку сняла. И потому чувствовала себя куда увереннее.

– Можете звать меня Клин, – сказано без заминки, привычно, словно своё имя гость забыл многие годы назад. – А как мне звать вас?

– Неужели вам не сказали?

Усталая ухмылка. Горькая и яростная. Адресованная не мне.

Клянусь рогом Мелины, этот Клин нравится мне всё больше и больше!

– Мне даже не сказали, что некромант, живущий в большой шестигранной башне у восточных ворот города – женщина.

– Что ж, будем знакомы. Я – Игла, магистр некромантии второй ступени, если вам это о чём-то говорит. Чего вы хотите?

Как оказалось, Клин тоже умел смотреть не моргая.

– Спасите моего друга, – сказал он после долгой паузы. – Пожалуйста.

– А что с ним не так?

– Костная гниль. Последняя стадия… если мне не солгали.

Я мысленно присвистнула. Это где ж его приятель ухитрился так влететь? Долго старался, должно быть. К обычным людям подобная дрянь, как правило, не липнет. Не бывают они, обычные, в тех пакостных местах, которые помечены на рассыпающихся от ветхости копиях старых карт знаком незримой отравы…

"Не о том думаешь. Праздное любопытство можно утолить и попозже".

– Сколько вы можете заплатить за мои услуги?

Наилучший деловой тон, отработанный, как фирменный взгляд.

И такой же холодный.

– Наличными – немного. Но…

Похоже, он долго готовился к этому разговору. Куда дольше того получаса, который провёл в нижней библиотеке башни. И всё равно он чуть запнулся перед тем, как продолжить.

– Порой маги берут плату не деньгами. Чтобы Зуб выжил, я готов отдать… многое.

– Иначе говоря, я должна поработать за спасибо.

– Нет! Я ведь предложил…

– Помолчите.

Клин послушно захлопнул рот. И слегка побледнел. Проклятье! Кажется, я опять не удержала свой гнев под контролем. Можно сколько угодно изображать расчётливую невозмутимость, но багровые огни в глазах выставят напоказ именно то, что я хочу утаить.

И, разумеется, точно в тот момент, когда это нужно меньше всего.

– Костная гниль, – академическим тоном сказала я, взяв себя в руки, – суть не болезнь, а проклятие, Оно только проявляется подобно инфекции. Гниль завладевает своими жертвами сравнительно медленно, обычными средствами не лечится, на ранних стадиях очень мучительна. Так как вызывает её тёмная магия, сила светлых целителей действует на костную гниль плохо. Обуздать болезнь некроманту действительно легче, чем любому другому магу. Около суток на очистительный ритуал, включая подготовку, плюс регулярные осмотры в течение, скажем, десяти дней на тот случай, если очищение окажется неполным. Округляя – два дня работы. Знаете, сколько берёт за два дня работы магистр второй ступени, специализирующийся на светлом целительстве?

Клин молчал. И правильно делал.

– Денег у вас нет. Думаю, вы десятой доли нужной суммы не наберёте, иначе одевались бы не так… небрежно, а питались регулярнее, чем можно судить по вашему виду. Но предположим, я возьму то, что вы предлагаете так щедро. Знаете, чем это для меня закончится? Судом, конфискацией имущества и показательной казнью. В самом лучшем случае, если судьи проявят необычайную снисходительность – изгнанием из Острасского королевства.

Клин открыл рот. И медленно его закрыл.

Понял.

– Здесь не Антард. Здесь, на земле моей родины, некроманты не имеют права распоряжаться чужой жизнью, – добавила я максимально сухо. – Даже при оформленном по всем правилам согласии донора. Ни жизнью, ни телом, ни душой. Отдавать – пожалуйста, но брать? Никогда. Живые для нас неприкосновенны. Да и с мёртвыми нам разрешено далеко не всё, что бы там ни болтали невежды. Я не смогу взыскать с вас что-либо помимо денег, даже если бы этого хотела. При случае найдётся уйма свидетелей, счастливых от возможности исполнить гражданский долг и привлечь к справедливому суду омерзительного некроманта.

Плечи Клина поникли. И тогда я закончила, безрадостно, но решительно:

– А отказать в лечении больному костной гнилью мне не позволит клятва.

– Какая клятва? – вскинулся он.

– Целительская. Что у светлых, что у тёмных целителей она одна, знаете ли.

Радости моё заявление не вызвало. Скорее, наоборот. Руки гостя-клиента сжались в кулаки:

– Выходит, я пришёл за милостыней?

– Да.

Снова горькая ярость ухмылки. И снова не в мой адрес, а куда-то мимо.

Куда? Почему? Если ситуация задевает меня, это понятно и объяснимо. Я ведь догадываюсь, кто посоветовал ему обратиться ко мне. Господин Дилуш, магистр-целитель второй ступени. Сам возиться не стал, деньги ему дороже клятвы, поганцу.

Да, у меня есть причины злиться. Но Клин-то отчего разъярён так, что я могу ощутить острый металлический вкус его ярости?

– Игла.

– Да?

– Вы можете придумать какую-то третью форму оплаты?

Я почти лишена дара предвидения. Но в тот момент у меня по коже побежали мурашки.

Неужели?..

– Могу, – сказала я медленно и осторожно. – Придумать я могу многое. Но для этого мне понадобится время. А пока я размышляю, какой будет плата, не заняться ли нам делом?

– То есть…

– Да. Ведите меня к вашему другу.

Времени на очистительный ритуал ушло меньше, чем я обещала. В основном потому, что большинство задействованных ингредиентов были стандартными, а запаса самых ходовых компонентов в кладовых хватило бы на годы. К слову сказать, подготовка ингредиентов отнимает у некромантов больше половины рабочего времени. Хуже обстоят дела только у алхимиков: их ремесло вообще полностью построено на точных пропорциях при смешивании реагентов и скрупулёзном расчёте условий планируемой реакции. Роль магической силы в алхимии минимальна и состоит по преимуществу в катализе нужных изменений. Потому-то и специализируются на ней чаще всего те, чей дар невелик, но кто не обделён ни острым умом, ни должной скрупулёзностью.

В теории я могла бы управиться с костной гнилью при помощи чистой силы. Отдаться на волю тёмного дара, действуя по преимуществу мыслью, помогая себе жестом и словом, а более ничем. В отчаянной ситуации я бы так и поступила. Увы, чтобы безнаказанно манипулировать с энергией смерти, надо быть личем. Они уже мертвы, им прикосновение сил гибели не вредит, скорее наоборот. А вот живой некромант должен позаботиться о каналировании таких сил, если не хочет расплачиваться жизнью и здоровьем за каждый ритуал. Легче всего переложить плату на плечи другого человека. Но поскольку этот путь для законопослушных некромантов закрыт, я прибегла к обычному эрзацу: белым лабораторным крысам.

Проклятие Зуба действительно подвело его к самому краю. Для исцеления мне потребовалось целых шесть крыс. И останки их после ритуала не годились уже ни на что. Смертоносные токи обратили в сухой пеплоподобный прах даже тонкие крысиные косточки.

Переложив на человека такую плату магии, я бы его попросту убила.

Когда обморок исцелённого Зуба плавно перешёл в сон выздоравливающего, Клин принялся совать мне свой тощий кошелёк. А я, заплатившая за внеплановое исцеление собственную цену, умоталась настолько, что не стала отбрыкиваться. Хотя и не настолько умоталась, чтобы оставить без внимания содержимое кошелька.

М-да. Давно уж меня так не удивляли.

– Колись без крутки, чурик, – ласково потребовала я, повернувшись к клиенту лицом и подбросив на ладони содержимое кошелька, – где ты такой чудной звон натыркал?

Звон в кошельке действительно был… непрост. Золото почти не замечает перемен, аура времени не задерживается на нём. Но полустёртые знаки, выбитые на восьмиугольных монетах, чеканил народ, канувший в пасть времени три с лишним тысячи лет назад. Не самая большая древность, но цену звона поднимает в несколько раз. Порой – в десятки раз. Я недооценила платежеспособность клиента. То, что мне отдал Клин, могло покрыть половину платы за лечение. А если сбыть монеты столичным коллекционерам, то даже больше.

– Где натыркал? Да в той рупшавой крипте, чтоб её… – тут Клин нахмурился. – Ты что, умеешь чирсать, как правский ловкач?

– Я много чего умею. Но шутки в сторону. Про какую крипту ты говоришь?

– Ту, в которой Зуб подхватил гниль.

– Вы что, полезли в старое захоронение без защиты?

– Нет. Защита у нас была, – Явственно скрипнув зубами, Клин умолк.

Но я уже сообразила, что произошло, без дополнительных разъяснений. Благо, много ума на это не требовалось.

Конечно, они потащились на своё трухлявое дело, нацепив защитные амулеты. И конечно, заряжены амулеты были по случаю, наскоро и задёшево, каким-нибудь недоучкой, если не вовсе шарлатаном. В итоге амулет Зуба разрядился в самый ответственный момент, не сдержав волну проклятия – и хорошо, что амулет, который носил Клин, продержался достаточно долго, чтобы тот успел вытащить товарища. Обычная история. Вольные охотники, подрабатывающие искателями сокровищ, чаще всего нарываются именно так.

Но интересно, где находится злополучная крипта? И далеко ли внутрь неё успели зайти эти самонадеянные кладоискатели? Наверняка не слишком далеко, иначе Клин просто не довёз бы до меня своего товарища. Костная гниль медлительна, но всё же не так медлительна, как, например, проказа. Впрочем, поблизости крипта не может находиться тоже: предки, а потом и я сама изучили все значимые захоронения в радиусе тридцати вёрст от Тральгима. Даже те, что расположены в самой дремучей глухомани…

Наш мир стар. Очень стар. Даже мудрейшие из мудрых не берутся сказать, насколько длинна история цивилизации. Двадцать тысяч лет? Пятьдесят? Больше? Подтверждённая история одного лишь человечества насчитывает сто двадцать веков; но даже саххарты, эйлони, легендарные асванну и другие Старшие расы были на Больших Равнинах не первыми. Задолго до них под этим солнцем жили, дышали и умирали иные создания, порой не похожие вообще ни на что, нам привычное. А существа хоть сколько-нибудь цивилизованные обычно хоронят своих мертвецов. Совершают обряды, улещивают богов, жертвуют загробному миру толику прижизненного богатства своих покойников.

И оставляют при захоронениях незримую смертоносную стражу.

Впрочем, анимировать кого-либо из "обитателей" древнейших захоронений, даже человеческих, причём анимировать так, чтобы возвращённое некромантом к жизни могло внятно рассказать о своей эпохе, мог разве что Чёрный. Как любая магия, некромантия имеет свои пределы. И я часто жалею, что пределы эти так узки.

На время выздоровления Зуба оба вольных охотника остались при башне. Не "в", а именно "при". Да, посмертным слугам не нужно ни спать, ни пить, ни есть, ни, соответственно, ходить до ветра… но это ещё не значит, что во всём перечисленном не нуждаюсь я. Или же мои гости. Сама башня возведена для магической практики, а более ни для чего. Безвылазно сидит в ней один лишь ассистент, Тум. Но ниже по склону небольшого холма, на котором стоит башня, среди ухоженной зелени аккуратного сада прячется небольшой домик: один этаж плюс ледник в подполе и обширный чердак. Четыре спальни, гостиная с выходом на веранду, кабинет (он же – библиотека немагической литературы), столовая, а в пристройках – кухня с погребами и купальня с небольшим бассейном. Короче, жить можно. Особенно если за хозяйством следит троица не нуждающихся в отдыхе слуг: горничная Ола, кухарка-уборщица Шиан и садовник-охранник Рессар.

Поначалу я почти не виделась со своими гостями. Клин неотлучно находился при Зубе в одной из спален. Поил, кормил с ложки, обтирал, помогал воспользоваться ночным горшком, который потом выносил лично. А я не обращала внимания на то, что делает эта пара. Меня захватила профессиональная проблема, связанная с выполнением внеочередного заказа – вернее, Заказа. Пожалуй, именно с него, а не со своих семейных проблем мне надо было начать эту историю, но…

Довольно. Сожаления ничего не изменят. Никогда не выпадает второго шанса произвести первое впечатление, поэтому я просто вернусь к событиям месячной давности – ненадолго.

Разбирая за завтраком корреспонденцию, я нашла послание с печатью Тральгимского отделения Круга. Развернула.

Внутри содержался следующий текст:

Чуть ниже подписи переливался заверяющий знак, с трудом различаемый даже моими изменёнными глазами, но для иного зрения прямо-таки полыхающего "оттенками", "фактурой" и "переходами" живой магии. Разбегающиеся от знака нити пронизывали бумагу подобно кровеносной сети; гуще всего эта сеть ложилась на область текста.

Похожий знак мог бы воспроизвести любой магистр первой ступени, а при должном старании – даже некоторые магистры второй ступени с профилирующей стихией воздуха. Похожий. Но точно такой же? Никогда! Личный знак отражает суть того, кто его поставил, что практически исключает подделку. В общем, у меня не возникло сомнений в том, что послание может быть чьей-то злой шуткой или розыгрышем.

Но вот прочие сомнения…

В Острасский Круг Магов входят, разумеется, не только некроманты. Представителей других профессий, от светлых целителей до астромантов и от друидов до алхимиков, хватает тоже. А заправляют в ОКМ стихийные маги, в первую очередь маги воздуха. По многим причинам. И если на большинство своих коллег из других гильдий они просто смотрят свысока, то некромантов попросту не любят (мягко говоря). Этому опять-таки есть масса причин. И стоит призадуматься, когда не то четвёртый, не то аж третий в неофициальной иерархии власти старший магистр ОКМ приглашает рядового некроманта встретиться на нейтральной территории.

Да, именно приглашает. Да, на нейтральной. И к тому же (о, чудеса!) вежливо, если не придираться и не считать за грубость напоминание об ограниченности имеющегося времени.

Положим, возьмись Белоглазый приказывать, я бы его отправила следом за Орфусом. Гильдии у нас разные, отдавать мне приказы он не имеет права… формально. А любые раги, какие он мне может присадить без большого напряга и кислого шороха, я вполне способна пережить.

Что я, без заказов не проживу? Да как раз я-то, если брать срок порядка полугода – распрекрасно. В подвалах башни хранятся не только волосы троллей и пепел сожжённых самоубийц, на участке возле поместья растут не только мандрагора и мёртвый корень. В еде я даже в лучшие времена была умеренна и неприхотлива, так что могу попросту перестать посылать своих слуг на рынок за свежими продуктами.

А вот если прочие маги Тральгима и окрестностей объявят мне бойкот или персонально для меня взвинтят цены, им придётся гораздо хуже. Одни лишь алхимики очень скоро взвоют так, что хоть нос зажимай. Да и светлые целители недолго протянут без мной обработанных материалов. Заговор на стерильность на хирургических инструментах, например, надо обновлять каждый месяц. Противозачаточные чары – аналогично. Анестетики некромантов, в отличие от обезболивания светлых, не имеют наркотического эффекта (боль, как и смерть, относится к тёмным проявлениям силы, некроманты управляются с ней гораздо лучше других магов). Это только наиболее показательные примеры, а ведь есть области, где без вмешательства некроманта вообще не обойтись. Призыв душ умерших в интересах городской стражи и суда, например. Или подготовка земли под застройку: геомант может лишь диагностировать, что "место плохое", а сделать его хотя бы "нейтральным" – не выйдет, хоть ты из своей мантии вылези и пополам порвись.

Фу ты. Что я так разволновалась? Или гнев Белоглазого действительно меня пугает?

А то. Я же не дура. Вежлив он со мной или нет, но в реальной иерархии Круга он стоит настолько выше, что и сравнивать смешно. Если же добавить к этому смутные, но, вполне вероятно, имеющие основания слухи о тесной связи Иренаша Тарца с эртом Даури, левой рукой короля – той самой рукой, что хватает тихо, но держит цепко… да, под таким углом всё становится ещё подозрительнее. Если что, призванием духов умерших я не отделаюсь. Угодить в палачи – тайный кошмар любого вменяемого некроманта. Лучше уж в "боевые маги" податься…

Ну, всё. Хватит бредить. В допросной обойдутся и без магистра нкрм. 2 ст. Слишком это роскошно. Слишком избыточно. Примерно как заставлять Белоглазого бороться со сквозняками.

…на пороге "Пятой чеки" я появилась пунктуально, как астромант или церемониймейстер. Из-за откинутой ширмы мне махнул рукой мужчина в отлично пошитом бело-голубом придворном наряде. Иренаш (а это, несомненно, был он) подождал, пока я подойду и сяду, а потом выдал:

– Магистр Эйрас? Я знал, что вы молоды, но даже не подозревал, насколько вы красивы.

Не знаю, каким чудом мне удалось не поморщиться. Красива! Он что, издевается? От красотки во мне только подвальная бледность кожи да наследственная худоба, которые в сумме могут сойти за аристократизм. Или он не ожидал, что некромант может прийти на деловую встречу в чистой свежевыглаженной мантии и пахнуть не разложением, а мылом с добавкой масла сирени?

Увы, что он думал и чувствовал на самом деле, я не знала. Огонь и тот не так чужд некромантии, как воздух. Если Белоглазый тайком издевался над провинциальной простушкой, я не смогла бы это почувствовать при всём желании.

Оставалось утешаться тем, что из-за природы своей силы я для него непрозрачна точно в той же мере, в какой он – для меня.

– Магистр Иренаш, – сказала я после паузы, – не могу сказать, что премного наслышана, однако даже в нашей глуши обсуждают достижения лидеров Круга.

На слове "достижения" уголок рта Белоглазого дёрнулся вниз. Заметить это в полумраке отдельного кабинета, освещаемого лишь парой свечей, могли лишь очень острые глаза.

Такие, как у меня.

– Вы не разделите со мной трапезу? – помедлив, спросил он.

– Благодарю, но я сыта.

– Может, вина? Здесь есть на удивление неплохие…

– Я избегаю опьяняющих напитков.

"Особенно на встречах с могущественными и недружелюбными магами".

Магистр воздуха сделал новую паузу. В углах его глаз залегли неприятные морщинки. Прекрасно, Эйрас, подумала я. Просто прекрасно! Разговор ещё, считай, не начался, а ты уже ухитрилась вызвать раздражение собеседника. Может, надо было быть посговорчивее, хотя бы для вида?

Нет, поздно.

– Что ж, перейдём прямо к делу, – сказал Белоглазый. И в голосе опытного интригана не прозвучало ни тени напряжения.

Дело оказалось… как бы это помягче… странным.

Круговорот времени стремительно приближал круглую дату: 250 лет поражения северной Империи. Разумеется, при дворе собирались отметить это событие. "Отметить по-настоящему грандиозно… вы понимаете, что я имею в виду?" Среди иных развлечений значился потешный штурм Воющей цитадели Чёрного. Ну, не самой цитадели, конечно, а копии одного из её внешних бастионов. Представление для высшей знати должно было пройти по высшему разряду: огромные деньги, лучшие актёры, лучшие маги-иллюзионисты, лучшие декорации…

К сотворению последних меня и намеревался привлечь магистр Иренаш.

– Но я ничего не понимаю в театре!

– Ничего страшного. Понимающих в этом искусстве у нас хватает.

Если вкратце, мне предстояло способствовать большему реализму представления. Пока участвующие в представлении маги (настоящие), будут осыпать градом напрочь неэффективных, но максимально эффектных заклинаний призрачных драконов (иллюзорных), так называемая пехота будет рубить в проломе стены костяного дракона. А чтобы было, кого рубить, мне надо было его создать. Не настоящую высшую нежить, разумеется, всего лишь её аналог. Муляж. Но – максимально правдоподобный.

– Рассматривалась возможность чисто механической имитации, – сказал Иренаш под конец. – Но бутафория, даже магическая, не способна создать должное впечатление.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – сказала я ему, слегка нахмурясь. – Вам нужно анимированное существо больших размеров. Желательно, чтобы его окружала аура страха и магические щиты, отклоняющие холодное оружие. При этом оно должно двигаться, наносить удары и держать их так же, как костяной дракон.

– Верно.

– Тогда чем это чучело будет отличаться от настоящего костяного дракона?

– Примерно тем же, – холодно ответил Иренаш, маскируя резкость любезной улыбкой, – чем актёры в костюмах пикинёров отличаются от настоящих пикинёров, а вы отличаетесь от личей Орфуса. Сомневаюсь, что ваш дракон сможет выдержать град полновесных магических ударов и убить несколько десятков гвардейцев в наговорных доспехах, прежде чем будет… обезврежен.

Скрепя сердце, я мысленно согласилась. Что да, то да: до личей мне ох как далеко. Многие достижения некромантии ныне находятся за пределами возможного, несмотря на то, что их рецептура известна во всех нюансах. Причина проста и печальна: у живых некромантов, не прошедших трансформу, не хватает ни опыта, ни магической силы. Создание полноценного костяного дракона – как раз из области таких недостижимых достижений. А призрачного дракона нынешним некромантам не сделать вовсе, нечего и пыжиться.

Правда, с созданием бутафорского костяного дракона связана другая сложность. Поначалу Иренаш не понял, на что я намекаю, и пришлось объяснить в лоб: увы, но костяной дракон – не какой-то рядовой зомби. Он никогда не был живым и не может быть анимирован обычными способами. Нужен дух, способный привести в движение изначально мёртвое. Очень сильный, напоённый тёмной энергией… а таким духом может обладать лишь разумное существо.

Человек.

– Не вижу трудностей, – пожал плечами Иренаш. – Вы ведь властны над душами умерших?

Пришлось согласиться: да, властна. Но энергия упокоившихся душ, за редкими исключениями, лишь подтверждающими правило, минимальна; при вызове некроманту приходится накачивать их силой, чтобы сделать не то что материальными, а просто видимыми и слышимыми. Такой душе не костяк дракона – мышиный-то костяк с места не сдвинуть.

– Тогда какая душа вам нужна?

– Вот в этом-то и проблема, – вздохнула я. – В ходе долгого и мучительного жертвоприношения (как можно более долгого и мучительного, это непременное условие!) жизненная сила убиваемого умножается при помощи сопутствующих жертв, преображается и наполняет сборный костяк, который никогда не был живым. Вы знаете, что аура страха, окружающая костяных и призрачных драконов, не создаётся специально? Она просто сопровождает душу жертвы. Это как застывшие воспоминания, имеющие власть заражать всех чувствующих существ вокруг. Не думайте, что создание костяных драконов вошло в списки запрещённых ритуалов просто по чьей-то прихоти, без ясных причин!

Иренаш прищурился.

– Отрадно слышать, – сказал он, – что вы печётесь о соблюдении закона. Но ведь я уже говорил, что создание настоящего костяного дракона не требуется. Нужна лишь имитация. Кукла. Правдоподобное чучело.

Снова здорово. Можно подумать, он пропустил мимо ушей всё, что я ему говорила.

– Почему бы вам не обойтись фантомами?

– Потому что актёры, изображающие штурмующих, должны кого-то рубить, колоть и бить. А с фантомом проделать это с должной долей убедительности было бы затруднительно.

– А к другим некромантам вы обращались?

– Да, – ответил Иренаш предельно кратко.

Я не стала спрашивать, что ему ответили. И так ясно, что. Своя шкура каждому дорога.

Даже если ему удалось уговорить кого-то из моих коллег нарушить законы о дозволенной некромантии, он не сказал бы об этом. Намёка не обронил. Это ведь не карманная кража, не разбой, не рядовое убийство, даже не чеканка поддельной монеты. Соучастие в человеческом жертвоприношении – преступление столь серьёзное, что повинного в нём уничтожат без суда и следствия, кем бы преступник ни был и какими бы мотивами он не руководствовался.

Всё-таки есть предел тому, что можно вытворять, прикрываясь высоким положением в обществе. И это хорошо.

– Простите. Ничем не могу помочь.

Я уже собиралась откланяться, когда магистр чуть подался вперёд, словно готовясь выложить на игровой стол неубиваемый козырь.

– Понимаю, задание не из простых, – сказал он, понизив голос. – Но и плата за исполнение будет… адекватной.

– Что вы имеете в виду?

Белоглазый помолчал, разглядывая меня сквозь полуопущенные веки. Надо признать, эти его расчётливые паузы были эффективным средством давления на собеседника. Не знаю, что при этом чувствовал он, а я чувствовала то же, что на протяжении всей встречи: туго скрученный узел враждебной силы, слепящей иное зрение чистым прохладным блеском. Мысли, чувства, воспоминания и побуждения… за блеском покорной магии терялось всё. Магистр первой ступени был урождённым магом, как и я. Он долго шёл к вершинам могущества, а ныне достиг их. Поэтому его сродство с силой было почти совершенным и само по себе служило наилучшим щитом.

Опаснейший противник!

– Вот, – сказал он после паузы, выкладывая на стол массивный том в безупречно чёрном переплёте. – Я отдам вам это. Всё равно содержимое для большинства магов бесполезно.

У меня перехватило дыхание. На столе передо мной лежала вещь, даже на расстоянии источающая тёмное могущество.

Ауру такой плотности и глубины мог иметь разве что…

– Рабочий дневник Орфуса, – улыбнувшись произведённому впечатлению, сказал Иренаш. Передвинул том поближе ко мне, откинулся на спинку сиденья и поправился. – Один из дневников. Возможно, самый старый, хотя за это не поручусь. Определить его возраст трудно, но даже самая скромная оценка даёт тысячу лет с изрядным "прицепом". Скорее всего, когда Орфус делал в нём записи, он ещё не претерпел трансформы в лича. Был человеком, а не нежитью. Хороший задаток, не правда ли?

"Задаток?!"

Лишь огромным усилием я заставила свой голос звучать обыденно:

– Если это действительно дневник Чёрного, плата подозрительно щедра. Вы ведь не просто даёте мне мельком увидеть написанное, не просто позволяете снять копии с пары листов – отдаёте весь дневник! Причём до того, как я выполню задание! В чём же тут подвох?

Белоглазый вздохнул. Как мне показалось, без наигрыша.

– Подвоха нет. Но расшифровать записи Орфуса может только некромант… если их вообще можно расшифровать. Его дневник имеет скорее историческую, чем исследовательскую ценность. Да, это довольно могущественная вещь, но ключи к могуществу утеряны. Честно говоря, я сомневаюсь, что вы сумеете восстановить текст из кода и воспользоваться им для умножения своих сил.

– Даже историческая ценность дневника превышает цену требуемой услуги!

– Вот как? Я хотел доплатить вам золотом, но если вы смотрите на вещи так…

Я прикусила язык – увы, слишком поздно. По довольным искоркам в глазах Иренаша было ясно, что в торговле он преуспел ничуть не хуже, чем в дипломатии, и спускать мне оплошность не собирается. Оставалось скрипеть зубами, по возможности набивая цену.

Но дневник Орфуса! Записи величайшего из некромантов! Да за возможность получить его я бы не только костяного уродца анимировала, я бы трижды обошла вокруг столицы голой, как в миг рождения, жонглируя горящими факелами!

К сожалению, Белоглазый тоже это понимал. И выжал из сделки всё возможное.

…вернувшись домой, я подвела итоги встречи. Итак, мои ингредиенты. Мои навыки и познания. Моя магия. Всё расходуется ради сомнительного результата, причём ещё неизвестно, удовлетворит ли он Иренаша. Зато если удовлетворит, я получу довольно значительную денежную сумму, а зашифрованный дневник Орфуса тысячелетней давности перейдёт в мою полную собственность уже без каких-либо оговорок.

Нет, не так. Я получу предмет, который является дневником Орфуса по заверениям магистра воздуха. Который мне совсем не друг.

В такой формулировке заключённая сделка как-то не вдохновляет.

С другой стороны, что я теряю? Запас восполнимых ингредиентов? Время? Деньги и услуги, которые я могла бы получить, выполняя рядовые заказы? Ха! В нашем договоре с Белоглазым об этом не было сказано ни слова, но в мою плату непременной составной частью войдёт удовольствие от решения задачи, находящейся на самой грани возможного, если не за гранью.

Это – вызов, который заставит быстрее биться сердце любого настоящего мага.

Кстати, если мне удастся анимировать подделку под костяного дракона, обойдясь без кровавой человеческой жертвы, острасским магам придётся повысить меня. Для этого с избытком хватило бы и меньшего. Магистр первой ступени в неполные тридцать лет… звучит!

Ну-ну. Ты сперва сделай, а потом хвастай, проворчал мой скептически настроенный внутренний голос.

За месяц, прошедший с момента разговора в "Пятой чеке" и до встречи с парой Клин/Зуб, я успела сделать немало. Это с одной стороны. Потому что с другой стороны результат всех моих усилий был в лучшем случае сомнителен.

Прочесть дневник Орфуса, как и предрекал Белоглазый, я не смогла. Причиной тому был не столько шифр (что тот шифр, простая до примитивности чересстрочная зеркалка), сколько необходимость читать с помощью иного зрения. Просто и эффективно. Не некромант заглянуть в подлинные записи не сможет в принципе. Увы, иное зрение утомляет: больше пары часов в день не почитаешь. Но проблема языка ещё хуже. Орфус делал записи на каком-то дремучем диалекте своего родного, ныне мёртвого, лафенийского с регулярными вкраплениями из пяти-шести других наречий. Причём не особо разборчивым почерком. Лафенийский я когда-то учила, но из-за фокусов Чёрного понимала в том, что он понаписал, хорошо если одно слово из трёх. А он к тому же использовал для записи формул странную нотацию, как бы не им же самим изобретённую…

В общем, промучившись с дневником пару вечеров подряд, я отложила его в сторону. Вот подучу древние языки, прочитаю для разминки полтора-два десятка томов на лафенийском – тогда, глядишь, и займусь опусом молодого (на тот момент) гения всерьёз.

Что касается попыток создания костяного дракона, наивысшим моим достижением стал небольшой, размером с собаку, костяной дракончик. Чтобы анимировать его, пришлось долго и мучительно умертвить ворона, но результат мне не понравился. Что с того, что кадавр, собранный из разнородных элементов, мог летать? Мухи тоже летают… увы, костяной дракончик был немногим умнее мухи или ординарного зомби. Что-то я сделала неправильно, и сообразительность ворона, на которую я так надеялась, кадавру не передалась. Чудо, что он хотя бы не запинался при движении по ровной земле и не забывал махать крыльями в полёте. (О том, чтобы дракончик летал без помощи крыльев, за счёт одной лишь магии, не шло и речи).

"Что-то я сделала неправильно…" Гениальное заключение! А что именно? Ну что?

В попытках понять, в чём заключена ошибка, я чуть голову себе не сломала. Проверяла и перепроверяла расчёты, качество ингредиентов, баланс первичных форм использованных заклинаний… тщётно. Несколько лёгких шероховатостей я нашла и исправила, но понимание глубинных причин неудачи по-прежнему ускользало.

Тупик.

Ничего не оставалось, как прибегнуть к своего рода жульничеству. И на вторую ночь от той ночи, когда я лечила Зуба, я решилась.

…круг, выложенный нитью, свитой из моих собственных волос. Пять свечей, восемь знаков (четыре на стихии, ещё четыре – на Опоры). Несколько минут полной сосредоточенности для произнесения вербальной формулы в должном ключе. А это не так-то просто, и даже при удаче горло потом ещё долго саднит, оцарапанное рычаще-шипящими созвучиями.

Но желанный результат уже достигнут. Вокруг меня сгущается потусторонний холод, отмечающий явление мирно упокоенных душ (мстительно настроенные являются в ореоле потустороннего жара). Мелькание теней. Вздохи, как из колодца, раздающиеся не столько в ушах, сколько в моей собственной голове. Далёкие, леденящие, мёртвые голоса:

Что случилось, наследница?

А, внучка… зачем вызывала?

Чего ты хочешь от нас?

Отвечай скорее…

Я кратко изложила свою проблему. Хор предков зашумел на все лады.

Интересная задачка, я о таком и не думал…

Ты поверила воздушнику? Поверила врагу?!

Отмени этот сомнительный заказ! Не будь дурой!

Забавный расклад по формам ты использовала, как я погляжу… забавный, но и остроумный, определённо…

Прекратите вопить все разом! Устроили митинг, прах могильный! Нас вовсе не для этого призвали!

Скажи, дочь, как обстоят дела с данной мне клятвой?

Чую большой подвох. Добром это не кончится…

– В самом деле, уважаемые! – нахмурилась я. – Мне нужна конкретная помощь с чётко поставленной задачей. А что мне делать с моей жизнью, я сама решу!

Дерзко…

Но ведь верно!

Я не стану помогать тебе. Во-первых, не хочу вникать, во-вторых…

Не дожидаясь конца реплики, я взмахнула ладонью, одними губами выговаривая формулу отказа и присовокупляя к ней должное имя. Истинное, разумеется.

– Кто ещё желает покинуть это совещание?

Я желаю.

Я.

И я тоже, Эйрас. Всё равно ответа на твой вопрос я не знаю. Спрашивай у тех, кто жил много раньше меня, кто лично поднимал посмертных слуг к вящей славе семейства сур Тральгим. Мне кажется, в том ритуале использовались переходы и формы, потенциально применимые в решении твоей задачи.

– Спасибо за совет, отец, – сказала я, а потом ещё три раза повторила формулу отказа от контакта. – Итак, что полезного вы можете сказать?

Слегка поредевшее общество душ забормотало, заухало, задребезжало. Таяли немузыкальные аккорды, искрами вспыхивали щелчки и скрипы, посвистывали призрачные нити. Доносились и звуки, совсем ни на что не похожие.

Когда мёртвые общаются исключительно друг с другом, это всегда… жутко. Их речь не предназначена для смертных ушей. Даже я, урождённый некромант, понимаю в ней лишь редкие оттенки смысла да самые простые обертоны. Имея дело с обычными душами, я могла бы принудить их говорить только понятным для меня образом, но передо мной в волосяном круге собрались исключительно могущественные души, даже в посмертие захватившие немалую толику прижизненной силы. Этих не надо было накачивать энергией, эти сами могли являться, кому и когда пожелают. Не следовало мешать им ещё и потому, что для мёртвых время течёт иначе. Самое долгое обсуждение в их кругу для меня может занять всего минуту (хотя бывает ровно наоборот).

Кроме того, всё это – мои предки. Вынуждать их к чему-либо мне не дала бы почтительность, приличная самой младшей и наименее опытной из присутствующих. Я уже совершила определённое насилие, вызвав их для разговора.

Обсуждение закончилось внезапно.

Слушай внимательно. Повторять не будем. Ты взялась за почти непосильное дело и не добьёшься ничего, если станешь действовать одна. Хочешь результата – проси о помощи того, кто тесно связан с тобой. Хотя необдуманно взятый заказ мало что принесёт тебе, кроме неприятностей, ты отчасти права: не мёртвым решать за живую, что делать. Для имитации костяного дракона единственно возможный выход – использование человеческого духа, не живого и не мёртвого. Он даст твоему творению ум и волю, хотя недостающую силу придётся возмещать тебе самой. Лучше всего сделать это по частям, пропитывая элементы сборного костяка энергией сопутствующих жертв. Тебе придётся пролить крови и причинить боли много больше, чем при одном человеческом жертвоприношении, но лишь так ты сможешь обойти букву действующего ныне закона – и, быть может, достичь итога, никем доселе не достигнутого. А теперь мы говорим: до встречи, Эйрас сур Тральгим.

– Благодарю вас… и – до встречи.

Чтобы не бормотать формулу много раз подряд, я щёлкнула пальцами, попросту гася свечи. Хор голосов в моём сознании стих, как отрезанный.

…Не живой, не мёртвый. Тот, кто тесно связан со мной. Вот вредины! Неужели нельзя было ясно и чётко сказать, что от меня требуется?

Значит, нельзя. Решай ребус, Эйрас. Это всё-таки проще, чем самой совершенствовать формы заклятий, ошибаясь раз за разом, в то время как сроки исполнения Заказа начинают поджимать.

Можно ли назвать "не живым и не мёртвым" посмертного слугу? Вряд ли. Технически, вернее, биологически, они мертвы полностью и однозначно. Точно так же, как големы – излюбленные игрушки магов земли. Вообще у посмертных слуг и големов довольно много общего. Основных различий всего два: дух возвращается некромантом в тело, которое было живым и дышащим объектом со сложнейшим внутренним устройством. Это вам не умеренно сложная механика големов (а самые первые големы вообще были грудами щебня без какой-либо упорядоченной структуры). И второе отличие: для одушевления некромант призывает человеческую душу, которая покинула тело умершего в процессе ритуала. Таким образом, посмертные слуги сочетают в себе достоинства и живых людей, и мёртвой материи… мёртвой, но приведённой в движение магией. В этом смысле они изрядно напоминают костяных драконов. И, в отличие от зомби, относятся к высшей нежити.

А вот сборный костяк, каждый элемент которого зачаровывается отдельно… у этой идеи есть не только достоинства. Зачаровать – почти легко. Добиться нужного уровня совместимости куда сложнее. Предстоит много очень нудной, долгой и кропотливой работы. К тому же кровавой – ибо в некромантии такого уровня действительно не обойтись без многочисленных жертв.

И если снова выйдет, как с вороном…

Нет уж. На этот раз всё должно получиться. Без "но" и "если". Сроки действительно поджимают, на переделку сделанного времени у меня не будет.

Просить о помощи того, кто тесно связан со мной… кто бы это мог быть?

Ищи, некромант!

Ночь призыва миновала. Настал рассвет. А я всё валялась в постели… и провалялась аж до трёх пополудни. Не проспала, нет – именно провалялась. Промаялась.

Были, были причины, по которым мне не хотелось призывать предков! Даже если общение с могущественными мертвецами длится недолго, даже если они не настроены враждебно, всё равно потом долго не сможешь прийти в норму.

Ладно. Хватит себя жалеть. Пора браться за ум… и не только.

– Рессар, – негромко сказала я в пространство. – В круге, через полчаса.

Нить контактного заклинания (отличная замена звонку вызова прислуги) дважды дрогнула, сообщая о том, что я услышана и мой приказ принят к сведению.

Пора вставать. Ну да, не хочется. И что с того? Есть такое слово: "надо"…

Я почти стекла с кровати на пол, легла, раскинув руки. Тонкие половицы не были серьёзной преградой для того, что я собиралась делать. Не из-за толщины, а из-за того, что пихта – порождение наиболее близких мне стихий земли и воды. Кроме того, дерево половиц было давно и основательно мертво, а я ведь, как-никак, некромант…

Стоило должным образом расслабиться, как прохладная энергия земли потекла сквозь меня. Ничего общего с мертвящим холодом призванных душ не имела эта прохлада. В каком-то смысле она была прямой противоположностью силе смерти, ибо несла жизнь; но если взглянуть глубже, сила земли была моим союзником. Снизу исходят и смерть, и жизнь, некромант просто стоит на границе между ними, отчасти сам являясь этой границей. Ритуал, проведённый минувшей ночью, нарушил моё внутреннее равновесие в пользу смертоносной тьмы, и сейчас я восстанавливала баланс в пользу тьмы животворной. Учитывая мои дальнейшие планы – с небольшим избытком.

…Двадцать минут накачки. Вполне достаточно. Я одним текучим движением встала на руки. Попрыгала, примеряясь, оттолкнулась от пола как можно сильнее. Хлоп-хлоп! Третьего хлопка в ладоши не получилось: не хватило силы и скорости. Теряем форму, теряем… снова оттолкнув ладонями половицы, я перевернулась в воздухе и встала на ноги уже лицом к платяному шкафу.

Впрочем, "платяной" – это слишком сильно сказано. Как раз платьев у меня здесь немного. Ровным счётом две штуки, и оба давно вышли из моды. Мантий разных расцветок и покроев, халатов и пижам в моём шкафу гораздо больше. Люблю свободный стиль. К тому же облегающее мне не идёт, ибо облегать почти нечего. Но перед кругом мне требуется другое: штаны до середины икр, жилет-безрукавка и сандалии. Дойти до круга можно без них, но…

Замечталась, подруга? Этак и опоздать недолго.

…я не опоздала, но Рессар уже ждал меня с противоположной стороны круга, вооружённый, но ещё не ступивший на песок. С моей стороны в песке вертикально торчал бастард: тяжёлый, тяжелее обычного, прямой меч с удлинённой рукоятью, рассчитанной на двуручный хват. Моё любимое оружие. А вот сам Рессар, вопреки обыкновению, вооружился лёгкой саблей.

Вот, значит, как?

Я бледно усмехнулась. Шагнув на песок, положила ладонь на рукоять бастарда и одним движением вскинула его ввысь. Да, до настоящего двуручника этому мечу далеко, но и он для меня слегка тяжеловат. С клинком, весящим больше 1/20 твоего веса, нельзя обращаться, как с лёгкой тросточкой… если полагаться только на силу мышц. Я занимаюсь фехтованием с раннего детства, но в "честном бою" вряд ли могу составить конкуренцию выпускникам одной из Школ Боя. А сравниться с моим садовником-охранником, имеющим за плечами опыт нескольких столетий…

Рессар тем временем уже приближался ко мне по дуге, стараясь зайти сбоку. Шаг, шаг, ещё шаг… каждый плавен, каждый мягок и вкрадчив… атака! Я парировала, не глядя, полагаясь исключительно на чутьё и рефлексы. Однако удар оказался так силён, что ладони и предплечья заныли, а для сохранения равновесия пришлось отшагнуть в сторону. Будь в руке у Рессара не сабля, а такой же бастард с удлинённой рукоятью, как у меня, он пробивал бы мои блоки, как фанеру.

Разумеется, лишь до тех пор, пока…

Серия ударов не менее мощных, чем первый, вымела из головы посторонние мысли. Я старалась не столько блокировать атаки, сколько отводить их или уклоняться. Всё-таки я женщина и для постановки полноценных блоков слаба. Увы, сабля Рессара была слишком быстрой для того, чтобы танец уклонений помог мне по-настоящему. Кроме того, мой садовник не уставал и ему не надо было экономить силы. Он мог продолжать в таком вот духе часами, если не сутками, не снижая темпа ни на миг. В отличие от меня. Сейчас он легко и непринуждённо вёл в поединке, способный закончить его в любой момент одним-единственным ударом.

Щадил. Поддавался. Бил вполсилы.

Но терпеть это до бесконечности я не собиралась.

Сила забурлила в венах. Забилась в висках, прокатилась по коже стремительными колючими волнами. Это была не некромантия, нет. Никакого расчёта, никакого холодного и медлительного прилива тёмной мощи, никаких жертв во имя равновесия энергий. Только глубокий котёл воли, в котором смешались напряжение мышц, текучая энергия жизни и сила страсти.

Длинный бастард сразу стал лёгким, словно шпага. Движения ускорились раза в два, а ненужные более глаза я попросту закрыла. Теперь-то мне хватало реакции, чтобы перейти от классической защиты к танцу чистого уклонения. Теперь уже садовник защищался, а бастард в моих руках вился змеёй, хлестал кнутом, бил хищным клювом. Вот когда Рессару пригодилась лёгкость его оружия. Будь оно тяжелее, он не смог бы парировать ни одного моего удара. Он и так-то пропускал примерно каждый третий выпад.

Удары, которые он не успевал парировать, до логического конца не доводила я сама. Пришла моя очередь щадить и поддаваться, играя со своим противником, словно с медлительным и неуклюжим новичком. В боевом трансе моей реакции хватало, чтобы не задевать слугу. (А если бы даже задела! Залатать резаные и колотые раны в мёртвой плоти мне даже легче, чем в живой).

…долго держаться на пике я, конечно, не могла. Бурлящий внутри котёл силы был глубок, но совсем не бездонен. Кроме того, мне не хотелось выкладываться по полной программе, как в настоящем бою или на полноценной, проводимой дважды в месяц, тренировке. Поэтому спустя примерно десять минут я разорвала дистанцию, вскинула меч в отточенном салюте и с глубоким вздохом отпустила вожжи воли, натянутые до льдистого звона.

Тяжёлое дыхание. Льющий градом пот. Дрожь утомлённых мышц. Да, моё тело поработало на совесть. За эти десять минут оно отдало в несколько раз больше энергии, чем за пару часов самой грубой физической работы. Не будь я приучена к таким нагрузкам, по выходе из транса я бы свалилась в глубоком обмороке. А Рессар… что ему станет?

Посмертный слуга был, разумеется, спокоен и свеж, как в начале поединка.

– Никогда не видел ничего подобного.

Я обернулась. Конечно, это сказал Клин – кто же ещё? Я ощутила бы его присутствие много раньше, если бы не транс и не реакция после транса. И то, и другое, мягко говоря, не способствует широте восприятия.

– Чего ты не видел? – спросила я грубовато. Думаю, меня можно понять: Клин будто нарочно выбирал для своего появления моменты, когда я выгляжу не блестяще. Хотя по сравнению с тем, что было в прозекторской…

Но моя грубость не вызвала обиды.

– Никогда не видел, чтобы женщина ТАК владела оружием, – объяснил он. – А ты ведь не просто женщина, ты маг. Зачем это тебе?

– Боюсь похудеть.

Клин улыбнулся:

– Похудеть? Правда? А я-то думал, что фехтование помогает бороться с лишним весом…

Усмешка в ответ.

– Для кого как. Вот если тренировки заброшу я, то потеряю аппетит. А если я потеряю аппетит, то быстро превращусь в подобие мумии. Кости, кожа и немного волос.

– Должно быть, жалкое, душераздирающее зрелище…

– Вот именно. А помашешь немного мечом, и сразу возникает зверское желание что-нибудь сожрать. – Я протянула бастард Рессару рукоятью вперёд. Слуга забрал его и бесшумно удалился. – Кстати, вы с Зубом уже ели?

– Да как сказать… завтрак вроде был, но так давно, что мне в это уже не верится.

– Тогда приглашаю вас в столовую. Через полчаса. Если Зуб слишком слаб, чтобы сидеть, приходи один.

– Мы придём, – заверил Клин.

Столовая во флигеле была рассчитана на восьмерых, и тяжёлый стол из полированного дуба, занимавший в ней центральное место, имел соответствующие размеры. Но поскольку я не собиралась устраивать великосветский приём, то села не во главе стола, а сбоку, указав своим гостям на места напротив.

Они в очередной раз удивили меня. Я хорошо знала, насколько плох на самом деле Зуб – в конце концов, я же лечила его! На месте Клина я непременно помогла бы товарищу передвигаться, но Зуб прошёл к своему месту и сел самостоятельно. Хотя вернее было бы сказать, не сел, а рухнул. Без того бледное, его лицо в результате побледнело ещё сильнее. Не знаю, каким чудом ему удалось удержаться от стона или гримасы боли; глядя на почти девичьи, нервно-тонкие черты и капризный изгиб губ, я бы нипочём не заподозрила в Зубе такую выдержку. Но удержать иные проявления слабости Зуб не смог, и по его мраморно-бледному виску скатилась капля ледяного пота.

Они с Клином что, поссорились? Или дело не в ссоре?

На правах лечащего врача я позволила себе заботливую фамильярность:

– Может быть, тебе лучше лечь?

Зуб слегка поморщился.

– Благодарю за беспокойство, но я хотел бы остаться здесь.

– Тогда приступим. Ола, Шиан!

Горничная и кухарка немедленно явились на зов с плотно заставленными подносами.

– Не знаю, каковы ваши вкусы, уважаемые, но Шиан должна их знать. Или вы не высказывали своих пожеланий, а брали, что дают?

– Второе, – ответил Клин.

– Напрасно. Я бы поспорила, что Шиан сможет приготовить всё, что бы вы ни заказали, но такой спор был бы заведомо нечестен.

– Почему?

– Она начала готовить для некромантов семейства сур Тральгим ещё в то время, когда Орфус правил Севером, – объяснила я мягко.

– И всё же я бы рискнул, – сказал Зуб.

– Хотите поспорить?

– Хочу.

Я обернулась к своей кухарке.

– Ну что, Шиан? Примешь вызов?

– Приму, госпожа.

– Тогда и я согласна. Но, – добавила я, предупредительно поднимая руку, – с ограничениями. Так, блюдо не должно состоять из слишком редких или скоропортящихся ингредиентов, в поисках которых надо пересечь полмира, или из продуктов, подготовка которых требует более десяти дней. В общем, никакой лишней экзотики и никаких зреющих годами вин. Далее. Блюдо должно быть из тех, которые может изготовить один человек, не прибегая к помощи толпы помощников. И ещё фактор количества. Я уверена, что Шиан смогла бы испечь пирог-гигант для тысячи едоков, но во всём Тральгиме не найдётся печи подходящих размеров. Срок истечения спора – уже помянутые десять дней с момента оглашения заказа, после которых Шиан либо предъявит блюдо, либо признает поражение. Спор начнётся, когда вы назовёте кушанье, которое надо приготовить… ах да, если за те же десять дней вам не удастся придумать для Шиан задание, которое она не сможет исполнить, спор решается в нашу пользу. С условиями согласны?

– Шпаришь прямо как законник, – буркнул Клин.

– Любой широко образованный человек должен быть немного юристом. Итак?

– Согласен, – кивнул Зуб. – Условия простые и приемлемые. Как насчёт предмета спора?

– Простой интерес, конечно, не годится?

– Нет. Пусть призом победителю станет наш долг за лечение.

– Согласна. Проигрываете – платите вдвое. Выиграете…

– Заверяем?

– Устной формы недостаточно?

– Ну, если вас это устроит…

– Устроит, устроит. Спор?

– Спор, – решительно заявил Зуб.

– Время пошло, – сказала я. – Кстати, еда стынет.

После этого недвусмысленного намёка за столом воцарилось жевательное молчание. А что? Если оно бывает задумчивым, бывает неловким, напряжённым, дружным и ещё многих других разновидностей, почему бы не быть молчанию жевательному?

Спустя примерно минут пять, расправившись с курицей в луковом соусе, я спросила:

– Откуда вы родом?

Невинный вопрос вызвал совершенно неадекватную реакцию. Зуб и Клин переглянулись, причём оба испытали неожиданно сильное напряжение. Почти страх. Но если Клин достаточно быстро взял себя в руки, то Зуб замкнулся и намертво прикипел взглядом к тарелке, содержимое которой принялся ковырять с подчёркнутым старанием.

– С юга. Вернее, – поправился Клин, – с юго-юго-востока. Я и Зуб родились в одном из княжеств Гневного нагорья… если ты о них слышала.

– Слышала, а как же. Трэлх, Кавшар, Дэргин? Или Нарс?

Клин снова напрягся. Но лгать не стал:

– Дэргин. А почему ты спрашиваешь?

– Просто любопытно.

Оседлав любимого конька, я принялась за анализ:

– В горских княжествах пользуются своими наречиями, но вы оба говорите очень чисто. Собственно, только по излишне правильной речи можно догадаться, что срединный диалект для вас не родной. Одежда у вас тоже наша, местная, внешность… вот во внешности – да, есть кое-что чужое, по мелочи. Кожа смугловата, лица удлинённые, заостряющиеся книзу, волосы намного темнее среднего, но ничего так уж резко отличающегося.

Во время лекции оба расслабились, а я ухмыльнулась… исключительно мысленно. Если у двояко понимаемого вопроса "откуда вы родом" имеется два верных ответа, и ответ, касающийся места, считается "безопасным"… Что ж, одной загадкой меньше.

Вообще говоря, стоит посмотреть на Клина, чтобы начать догадываться, что к чему. А уж если смотреть сразу на обоих "вольных охотников" – как они ведут себя за столом, как двигаются, как разговаривают? – догадки стремительно обращаются в уверенность. Готова поспорить на мою башню со всем её содержимым, что оба моих гостя знают друг друга многие годы, происходят из одной местности, занимали сопоставимое положение в обществе… и положение это было высоким. Может быть, даже очень высоким.

Впервые ли высшие дворяне, перед которыми встаёт выбор между смертью и изгнанием, выбирают второе? Риторический вопрос.

– В Острасском королевстве, как и в других государствах Больших Равнин, – между тем продолжала я, – издавна, словно в огромном котле, смешивались самые разные народы. Даже в пределах моего родного Тральгима можно встретить десятки людей более необычных, чем вы, хотя они родились и всю жизнь жили здесь. Да что далеко ходить, если я сама тоже разительно не схожа с местной усреднённой нормой.

– Это уж точно, – согласился Клин. – Видел я, кто тут считается нормальным. Широкая кость, круглые лица, светлая масть… ты среди них – как ворона в стаде откормленных гусей.

– Скорее, как кончар из чёрной неклеймёной стали в одном ряду с дешёвыми клинками.

За это замечание Зуб заработал недовольный взгляд Клина. Но не заметил этого, поскольку сам в тот момент смотрел на меня специфическим оценивающим взглядом. Мужским.

Комплимент я оценила. А смелость взгляда и подавно, хотя этот взгляд показался мне не столько лестным, сколько забавным. Правда, воспринимать Зуба как некое дополнение к его старшему товарищу я после этого перестала.

И вообще, почему – старшему? Только потому, что именно Клин заботился о нём, а не наоборот? С виду они, если присмотреться, почти ровесники. Клин просто намного крупнее и сильнее, но это ещё не означает старшинства…

Видимо, вопросы возраста здесь волновали не только меня, потому что Зуб довольно нахально улыбнулся и выдал:

– Заранее прошу прощения, но ты на самом деле так молода, как кажется? Или это просто хитрый магический фокус?

– Никаких фокусов. В них нет нужды… пока… да и в искусстве иллюзий я не сильна. Это довольно специфическая область магии.

– Ну, некромантия ещё специфичней.

Я пожала плечами.

– Смотря с чем сравнивать. У каждой магической профессии есть свои особенности и вытекающие из них требования. Например, для некромантии всего важнее сила и расчёт, а вот для создания иллюзий – тонкость контроля и чёткость воображения. Заметьте, не богатство воображения, хотя оно совсем не будет лишним, а именно чёткость.

– Значит, у тебя плохо с тонкостью?

Что наглость для крестьянина, то для всадника – норма. Но Зуб и эту норму перекрывает с хорошим запасом. Вот нахал!

Я медленно улыбнулась, сделав вид, что ничего не замечаю.

– Почему – плохо? Нормально. Но если во время рядового призыва умершего я переливаю в заклинание больше энергии, чем маг-иллюзионист тратит на создание десятка комплексных иллюзий – ясно, что малые потоки силы я контролирую несколько хуже. Та степень контроля, которой добивается иллюзионист, мне попросту не нужна.

– А что нужно некроманту в первую очередь?

– Я уже говорила: сила и расчёт. Но к чему этот внезапный интерес?

– Любопытство – раз. Возможная польза – два. Настоящим магом стать непросто, но как насчёт основ? Смогли бы мы с Клином их освоить?

– Судьба искателей сокровищ коротка и печальна, – заметила я. – Неужели крипта с костной гнилью вас двоих ничему не научила, и вы не собираетесь сворачивать с этой дорожки?

Зуб и Клин переглянулись.

– Дорожка, как дорожка, – буркнул Клин. А Зуб посмотрел на меня и сказал:

– Ты можешь ответить на мой вопрос? Без увёрток?

– Могу.

Сила всколыхнулась. С тех пор, как я себя помню, она предстоит мне, словно глубокая чёрная вода в кольце обомшелых колодезных стен. То ледяная до ломоты в зубах, а то почти кипящая, то стоящая низко, а то перехлёстывающая через край, но неизменно отражающая в своём зеркале моё лицо, чтобы не пустить взгляд в настоящую глубину. И я, склонясь над срезом воды, всякий раз гадаю: ты ли это, моя сила? Или ты – не моя? Или – совсем не сила?..

Я собиралась сделать лишь простейшую, во многом поверхностную проверку. Почему нет, если просят? Но того, что вышло в итоге, не ожидала.

– Ты, – сказала я, глядя на Зуба словно из-под воды, – почти не одарён. Во всяком случае, сила твоей природной магии мала. Упорно и долго нужно раздувать искру твоего таланта, чтобы сделать тебя хотя бы геомантом или алхимиком. А вот ты, – я перевела взгляд на Клина, – несёшь сильный, пусть и не тренированный дар. Причём дар твой – тёмный почти без примесей. Это большая редкость, как и любой чистый, чётко ориентированный талант. Из тебя действительно мог бы получиться некромант… лет через десять-пятнадцать.

Мои гости переглянулись.

– Сагин был прав?

– Такая у него работа, – Клин отвернулся с уже знакомой мне яростной усмешкой на губах. – Такая работа.

– Но ведь он имел в виду другое. Посмотри на Иглу – разве её стоит бояться?

Мои брови поползли вверх. Ну и замечание!

Меж тем Клин послушно обратил взгляд в мою сторону.

– Нет. В том смысле, который вкладывал сагин – нет. Наша добрая хозяйка как раз слишком… добра. И тем самым непригодна…

– Но-но! – Я полностью сбросила фокусировку иного зрения и вскинула руки в предупредительном жесте. – Что-то вы слишком разошлись, дорогие гости!

– Просим прощения, – торопливо сказал Зуб, и Клин закивал, опустив глаза. – Мы не имели в виду дурного, просто вспомнили старый спор.

– А объяснить? Почему это я слишком добра?

– Потому что это так, – развёл руками Зуб. – Моя участь тому подтверждением. Светлые целители, к которым мы обращались, не проявили такого милосердия.

– Ошибаешься. Я вовсе не добра. Я просто могущественна, умна, богата… и равнодушна. Именно в таком порядке. И не возражайте! Я оказала вам услугу, это верно; но для меня её цена была гораздо меньше, чем для вас. Или, если на то пошло, чем для любого светлого целителя. Легко бросить просящему серебряную монетку, когда твой кошель туго набит золотом. Легко действовать вопреки молве, творящей кровожадных чудовищ из всех некромантов без разбора. Будьте уверены: если бы мне по-настоящему требовались деньги, я либо выжала из вас всё, что вы могли бы мне дать, и ещё чуть-чуть – либо указала на дверь.

– Но ведь эксур Тирфей учил, – бестрепетно возразил Клин, – что именно в сильной позиции проявляется истинная натура человека. Сильный волен выбирать, добро ему творить или зло; он не действует, принуждаемый обстоятельствами или чужими мнениями, но повинуется единственно собственным желаниям. И если сильный творит добро, значит, он добр. А если зло, то зол. Тот же, кто по-настоящему равнодушен, избегает действий вовсе – и потому не может оцениваться мерками морали.

– Тирфей? – Я изогнула бровь. – Если мне не изменяет память, другой учитель, вечный его оппонент, говорил, что слабость и сила человеческие в равной мере иллюзорны. Нет людей злых и добрых, есть лишь слепые, коих большинство, и зрячие. При этом последние, знающие скрытую механику человеческой природы, избегают действий не от равнодушия, но преимущественно от брезгливости. А если действуют, то сразу теряют ясное видение ситуации полностью либо частично, и тем самым начинают творить то, что другим кажется злом и добром, наравне со всеми. То есть вслепую, почти случайно и без ясного понимания.

– Никогда, – проворчал Зуб, – не нравились мне умствования эксура Пларги. Слишком уж они абстрактны.

– Вот потому-то эксур Пларги считается великим душезнатцем, а эксур Тирфей более известен как сагин, чем как эксур, – хмыкнул Клин. – Если бы он не был воспитателем князя Гестана, уже лет через сто после смерти никто бы о нём и не вспомнил.

Зуб подхватил:

– Но правление Гестана ныне считается образцовым, почти возвратом к Веку Безмятежному, а Пларги больше половины жизни провёл в нищете и ничтожестве, став известен не собственными усилиями, а усилиями своих последователей и оппонентов. Кто после этого будет лучшим знатоком душ человеческих: воспитатель великого правителя или же нелюдимый отшельник?

– Отлично, – сказала я, – отшельник Пларги, а заодно и я, разгромлены убедительно и беспощадно. Но кое-кто забывает, что Тирфей так и не назвал никаких веских причин, почему одни сильные, стоя перед свободным выбором, проявляют милосердие, тогда как другие в тех же условиях бывают особенно жестоки. Он просто согласился с фактом, что голодный, укравший корку хлеба, всего лишь слаб, но не зол. А корней добра и зла мысль Тирфея не постигла.

Зуб и Клин переглянулись.

– Могущественна, умна, богата и равнодушна, – повторил мои слова Зуб. – Если могущество нашей хозяйки превосходит её ум, она воистину сильна!

– У всякой силы есть предел. Подобно тому, как мудрец, накапливая знания, всё острее сознаёт истинные масштабы своего невежества, так и маг, продвигаясь по ступеням мастерства всё выше и выше, лишь яснее сознаёт меру своего бессилия, отчётливее видит, сколь многое остаётся ему недоступным. Но не подумайте, что я ударилась в бесплодные умствования. Как раз сейчас передо мной в полный рост стоят две задачи, для решения которых моих собственных… ресурсов заведомо недостаточно.

– Какие задачи? – моментально насторожился Клин.

– Во-первых, я должна исполнить клятву, данную мной у ложа моего покойного отца… ну, об этом позже. Во-вторых, мне нужно сотворить костяного дракона. Причём, чтобы избежать кары закона, я должна сделать это без человеческого жертвоприношения. И для решения второй задачи я прошу тебя, Клин, о помощи.

– Что надо делать?

Я объяснила. Подробно. Про Белоглазого, его заказ и свой замысел.

– Насколько это опасно? – поинтересовался Зуб якобы скучающе, пока Клин в задумчивости выводил на столешнице пальцем видимые ему одному узоры.

– Гарантий безопасности я дать не могу. Но, думаю, это таит куда меньше риска, чем визит в крипту, заражённую костной гнилью.

– Намёк ясен. Поговорим о цене?

– А как же Клин? Может, он сам со мной поторгуется? Рисковать-то ему…

Зуб даже не улыбнулся.

– Я торгуюсь лучше, чем он.

Вот с этим, подумала я, спорить не стану.

Несколько следующих дней не отличались разнообразием.

Я кроваво, кропотливо и монотонно заклинала кости. Начала с атланта – первого причерепного позвонка; затем, ориентируясь на него, как настройщик арфы на звучание выверенной по камертону струны "до", я закляла все остальные позвонки, перебрала кости всех шести конечностей и приступила к ключевому элементу скелета: черепу. А "камертоном" при выстраивании тёмных гармоний мне послужил Клин. Обладатель ярко выраженного, но одновременно не развитого дара тёмной магии. И полностью подпадающего под данное предками определение: "человеческий дух, не живой и не мёртвый".

Именно душа Клина, отделившись от тела, должна была анимировать дракона.

В поисках жертв для моих магических штудий Туму приходилось забираться всё дальше от Тральгима. В самом Тральгиме и ближайших окрестностях моих слуг начали узнавать, а узнав, отказывались продавать им "невинных тварей".

Поскольку в цепочке ритуалов, последовавших за обработкой атланта, Клин мне был не нужен, вольный охотник тратил своё время, как хотел. Звенел клинками с Рессаром, изучал книги из немагической библиотеки и сопровождал Зуба во время всё более частых вылазок в город.

Что было нужно Зубу в Тральгиме, я не интересовалась. Пусть себе гуляет, жалко мне, что ли? Раз может ходить, значит, выздоравливает нормально, остальное – не моё дело.

Гость ведь, а не слуга и не наёмник.

Возвращаясь с прогулок, Зуб так же, как Клин, не брезговал заглядывать в книги из моих библиотек. Да-да, я не оговорилась. Его интересовала не только подборка из дома, но и библиотека с фолиантами по магии, хранящимися в башне. Изучать эти труды я ему позволила, убедившись, что читает он аккуратно. А вот упражняться во владении оружием Зуб и не думал.

Что ж, каждому своё.

Как протекает его кулинарный спор с Шиан, я не вникала. Повторюсь: я кроваво, кропотливо и монотонно творила одно заклинание за другим, как гвозди в линию забивала. Заканчивая очередную партию (к примеру, группу передней правой плюсны), наскоро приводила в порядок свой магический баланс, ела, спала, отмывалась – и снова в подвал, работать. При таком режиме у меня едва хватало времени и сил на вылазки в круг. Я не бросала фехтование в основном потому, что оно стало для меня отдушиной в пелене тёмных энергий. Да и разнообразие, как-никак: работать против пары Рессар – Клин было интереснее, чем против одного Рессара, индивидуальный стиль которого я за минувшие годы изучила до мелочей.

Будь у меня больше времени, я охотно сошлась бы с Клином в круге один на один, не прибегая к боевому трансу. В конце концов, поединок считается одним из лучших способов близко узнать человека – возможно, лучшим, чем даже ночь в одной постели, потраченная не на сон. Не мне судить: в том, что касается интимных связей, я недостаточно компетентна. Но в круг с Клином я бы вышла, да, вышла… при наличии времени.

А потом, ровно за сорок пять дней до празднования победы над Орфусом, первая фаза работы над сборным костяком дракона закончилась.

– Сегодня какой-то праздник? – спросил Клин, увидев меня в столовой в компании двух бутылок красного вина. Доселе он не видел, чтобы я пила спиртное, а тут…

– Да. Я закончила. Слава мне! И знаешь, что?

– Что?

– Если Белоглазый рассчитывает, что мой дракон будет хуже тех, что создавались личами в Великую Войну, он сильно просчитался.

– Вот как?

– Да, клянусь десницей Справедливого! А ты не стой, садись. Вино будешь?

Клин присел, но в ответ на предложение отрицательно мотнул головой.

– Спасибо, нет.

– Как хочешь. Так о чём я? А. Дракон. Если анимируешь костяк в один приём, то тут, конечно, ключевой является доступная энергия. Её количество и глубина. В этом плане мне с личами не тягаться. Ни одному из живущих некромантов не тягаться. Но! Я-то заклинала своего по частям! И создание скелета растянулось на неделю с лишним. Результат? Столько силы, сколько я влила в своего дракона, не содержалось даже в призрачных творениях самого Чёрного!

– Вот как?

– Именно. А есть ведь ещё один момент. Когда у костяного дракона, сделанного традиционным способом, уничтожали один из ключевых элементов скелета – скажем, перебивали один из позвонков – вся конструкция теряла устойчивость. Разбей пару рёбер, раскроши бедренную кость или одну из лопаток – и вот уже вместо грозной машины смерти перед тобой просто груда больших костей. Ап!

Я попыталась щёлкнуть пальцами, но получилось как-то неубедительно.

– Теперь о моём драконе. Если верить расчётам, он будет двигаться, даже если уничтожить, буквально раскрошив в пыль, до трети всех его составляющих. Ну, или если изъять атлант, на котором держится осевой резонанс всего сборного скелета… но атлант защищён костями черепа и отдельно зачарованным бронзовым кольцом, так что сделать с ним что-либо крайне сложно. Поскольку раскрошить кость, которую зачаровали индивидуально, можно лишь в том случае, если перебить моё заклинание, а силу я отнюдь не экономила…

– То есть древние костяные драконы – это так, мелочь, – сказал Клин напряжённо, – а твой лучше по всем статьям?

– Ну, не по всем. Такой ауры, как обычный костяной дракон, он иметь не будет. Оболочка тёмной магии, причём очень плотная – это да, но откуда взяться ауре страдания и смерти, если мой дракон анимируется без кровавой жертвы?

– Всё равно. Если твой дракон действительно настолько хорош, создание таких драконов для нужд армии может вернуть некромантам их былую славу?

Я сглотнула. Зажмурилась, глубоко вдохнула, задержала дыхание…

– Чтоб тебя, Клин! – выдохнула я вполне трезво. – Испортил праздник. А у меня праздников и так-то полтора в году…

– Извини.

– Брось! За что тебе извиняться? Тем более, что ты не чувствуешь себя виноватым, так что лучше бы вообще молчал… стратег хренов.

– Извини.

– Ну вот, заладил. Хорошо. Извинения приняты. Легче стало?

– Нет.

– Вот и я о том. Так хотелось ненадолго забыть о последствиях, понежиться в понимании того, какая я умница и как мне дадут магистра первой ступени… эх! Ты бы ещё напомнил, что без завершающей части все мои расчёты – так, прах могильный. Если анимирование не удастся, проект "новый костяной дракон" можно будет смело снести на свалку.

– А оно может не удаться?

– Конечно, может. Причём по многим причинам. Например, недостаточной тщательности в подстройке элементов скелета. Или если я, не рассчитав силы, ошибусь при переносе души. Или если у тебя не хватит энергии, чтобы задать элементам сборного скелета единый "тон". Или… в общем, всё это пока сплошное гадание по облакам.

Клин помолчал. Я вылила в бокал остатки вина из второй бутылки и с хмурым видом осушила его. Вкуса вина я уже не чувствовала. Да и не старалась почувствовать.

– Послушай, Клин…

– Да?

– Почему ты так плохо воспринял идею о возрождении престижа некромантии?

– Потому что я воин. Что бы там ни шипели… некоторые. Воин! Мне нет дела до престижа некромантии, но перспектива поля боя, где вместо людей сражаются эти ваши анимированные твари… – Клин махнул рукой и отвернулся.

– Ага. То есть проливать кровь и встречать смерть в бою с людьми ты согласен, а драка с костяным драконом тебя пугает?

Клин снова повернулся ко мне лицом. Жилка у него на щеке дёргалась. Даже с булькающим в желудке вином я это заметила и уставилась на неё, как последняя идиотка.

– Не делай вид, будто не понимаешь! – почти прошипел Клин. – Ты и после двух бутылок соображаешь лучше, чем я – на трезвую голову. При чём тут мои страхи, воображаемые и реальные? Я просто-напросто противник магии, становящейся орудием уничтожения!

Не знаю, что он увидел, глядя мне в лицо. Наверно, снова багровые огни гнева в зрачках. Во всяком случае, не договорив, Клин отодвинулся и слегка побледнел.

– Я тоже, – сказала я тихо. – Но видишь ли, дорогой мой воин, мне до смерти надоело, как люди в массе своей относятся к некромантам. Меня это достало – вот как! Всю мою жизнь на окраине Тральгима, всё время, пока я работала на Союз Стражей Сумерек, на каждом общем собрании местного отделения Круга… нет, ты этого не поймёшь. Надо влезть в мою шкуру, чтобы прочувствовать всё это как следует. А такой участи я не пожелаю никому. Некромант! Это как ожог через всё лицо, только в сто раз хуже! Страх и ненависть, ненависть и страх, а на закуску – презрение чванных и подножки ничтожных. Чужие эмоции – тоже источник сил, и мне довольно появиться в компании, чтобы ощутить подъём. Но если бы ты только знал, как я всё это ненавижу!

– Знаю. Да к тому же… вижу. Но почему ты думаешь, что новое достижение некромантии всё это изменит?

– Да ничего оно не изменит! Я, как ты изволил заметить, совсем не дура. Магов боялись всегда и везде, некроманты просто вызывают несколько больший страх, чем специалисты других направлений. И никакие открытия, никакие полезные нововведения не изменят чувств толпы, направленных на тех, кто хоть что-то знает и может. Но – прах могильный! – магам иных специальностей хотя бы отдают должное! Не любят? Пусть! Как же хочется иногда, чтобы в моём присутствии все эти расфуфыренные туксы засовывали свою нелюбовь обратно в жирные задницы, откуда она происходит и где ей самое место!

Клин медленно кивнул.

– Понимаю. И сочувствую.

"А ведь не врёт", – определилось само собой, вопреки опьянению, без сознательного стремления заглянуть в душу собеседника. "Удивительно…"

– Лучше подготовься к завтрашней ночи, – посоветовала я, вставая. – Как я уже говорила, самое главное у нас впереди.

Отдых мне удался… не очень. А точнее, не удался вовсе. Плохо я умею отдыхать: слишком мало практики.

Формально я выполнила все условия безделья. Встала, когда захотелось, а не по необходимости. После пробуждения повалялась сначала в постели, потом на полу, контактом с энергией земли убирая остатки лёгкого похмелья. Съездила в загородное имение, где вволю, до приятной истомы, наплавалась в озере. Вернулась – и битых два часа отмокала в бассейне. Вода является моей второй стихией, так что я люблю её… причём не без взаимности. После бассейна Ола устроила мне редкий по основательности массаж. Такой, что в теле после него словно ни одной косточки не осталось, и мне, оставшейся лежать на кушетке, не хотелось шевелить даже ресницами. Оставив меня в таком положении минут на двадцать, Ола вернулась и отнесла меня в спальню. Уложила в постель, угостила небольшим количеством снотворной настойки с довольно сильным, но кратковременным действием. Снова удалилась.

По идее, после всего этого мне следовало уснуть и проснуться примерно два часа спустя, сразу после заката, в хорошем настроении и прямо-таки звенящей от бодрости.

Фиг.

Весь заполненный бездельем день я боролась с собственной привычкой думать, вспоминать, анализировать и препарировать. Я сумела удержаться от любого, даже пустячного применения магии и ни разу не коснулась оружия, но всё равно вместо полноценного отдыха получилась какая-то схватка с собой.

"Спешите видеть: Эйрас сур Тральгим против собственных привычек! Бой без правил, до полной и окончательной победы одного из противников! Ставки принимаются в любое время, без ограничений!"

Мгла и гниль. Ненавижу.

Хуже всего, что добрых полдня я посвятила обдумыванию стратегии и тактики, которые помогли бы мне заполучить Клина в супруги. Очень уж подходящий кандидат: и захочешь, а лучшего вряд ли отыщешь.

Дело даже не в его тёмном магическом таланте, хотя дети такого отца почти с гарантией будут урождёнными некромантами, чего так хотелось бы Ланцету. И уж конечно, высокое происхождение Клина тоже ни при чём. Моя мать была беглой рабыней, так что с того? Я бы вышла хоть за конюха, если бы он обладал другими качествами Клина: терпимостью, честностью, верностью, умом, широтой кругозора и редким для мужчины даром сопереживания.

Конечно, то, что мой гость-клиент ещё и красивый мужчина, нисколько не мешает делу. Совсем наоборот, сказала бы я.

"Хочу. Хочу, хочу, хочу!"

"Вот только он тебя не хочет, моя дорогая. Он готов относиться к тебе как к партнёру, как к госпоже, пожалуй, даже как к подруге, но только не как к женщине. Ещё бы. Сам-то он красив, но о тебе этого не скажешь…"

"Хочу!"

"Уймись! Заладила кукушкину песню, кукла девственная…"

"Хочу…"

В общем, отдых не задался. Вместо двух часов по плану я проспала только час и встала злой, как цепные псы Исирана, да ещё и с тяжёлой мутью под черепом. Муть должна была вскоре пройти, ибо её вызывало последействие снотворного. А вот что делать со злостью?

Разве что швырнуть в топку магии. Энергия мне скоро понадобится, о да!

…они ждали меня около башни. Оба: и Клин, и Зуб. При этом первый выглядел собранным, сосредоточенным – это выражение лица и эта поза были мне хорошо знакомы. Военная кость, дворянская честь. А вот второй был каким-то неуверенным и напряжённым.

Я полагала, что знаю, почему Зуб нервничает. Как-никак, Клин вскоре подвергнется угрозе, а он ничего не сможет сделать, чтобы уменьшить опасность. Да ещё неизвестно, допущу я его наблюдать за ритуалом или нет. Поэтому, не дав Зубу вставить ни слова, я разрешила ему идти с нами. Оба поблагодарили меня, но Зуб не выглядел особо осчастливленным.

Ну и ладно. Что мне до него?

– Кстати, – сказала я, пока мы спускались по довольно крутой лестнице в самый защищённый из подвалов башни, – мне понадобится твоё имя, Клин. Настоящее имя.

Ответ не запоздал ни на мгновение:

– Устэр Шимгере.

– Устэр Шимгере, – эхом откликнулась я. – Ясно. Благодарю.

"Не за что", – повисли в воздухе и растаяли дымкой непроизнесённые слова.

…Подвал. Широкий, длинный, с низким сводчатым потолком. Здесь нет ни факелов, ни свечей, но в них и нужды нет. Весь потолок покрыт извёсткой, в которую добавлено сперва зачарованное, а потом истолчённое в пыль стекло. Теперь эта пыль светится, бросая вниз рассеянный и ровный изжелта-зелёный свет. А на полу, отвечая этому свету медленной пульсацией бело-голу-бого оттенка, сияет фигура, выстроенная по неклассическому канону. Ни симметрии, ни прямых линий, ни правильных дуг. Более всего фигура похожа на искажённый овал, симметрию которого отчасти восстанавливают нанесённые тем же светящимся составом знаки. Но даже на взгляд непосвящённого фигура выглядит неполной.

Она и в самом деле неполна.

– Спасибо, Тум, – сказала я, изучив начертание линий и баланс знаков. – Ты хорошо потрудился. Ступай.

Мой бессменный ассистент коротко кивнул и вышел, тихий, как призрак. А я повернулась к своим спутникам. Вернее, к Клину… а ещё вернее, к Устэру.

– Не наступая на рисунок, пройди вон туда и ложись головой на север.

– Северная стена там?

– Да.

Когда он перешагнул светящиеся линии, я наклонилась, взяла оставленные Тумом ведёрко с кистью и принялась выводить недостающие части фигуры. Обширная практика помогала мне свести отклонения от идеального начертания к минимуму.

(Вопреки нелепым убеждениям, распространённым среди профанов, точность при изображении магических фигур не так уж критична. Равно как несовершенное произнесение вербальных формул, недостаточно чёткая жестикуляция, несоблюдение математически точных интервалов между частями ритуала и так далее. Все эти формальности нужны для одного, и только для одного: должным образом повлиять на того, кто творит заклинание. Ввести его или её в нужное состояние ума. Подготовить. Устремить. В какой-то мере слова, жесты, редкие ингредиенты, магические знаки и всё прочее – лишь костыли. Идеальное магическое действо не требует вообще никаких внешних атрибутов, и чем выше мастерство мага, тем реже необходимы подручные средства вроде ведёрка со светящейся бело-голубой краской. Которая может быть и не бело-голубой, и не светящейся, и вообще не быть. Но с краской удобнее, чем без неё – вот и весь секрет).

Закончив и оставив кисть с краской в ближайшем углу, я ещё раз окинула взглядом подвал. Итак, фигура дочерчена и полностью готова. Клин-Устэр лежит, ожидая начала, в одном из её фокусов. Мощно лучащийся тёмной силой костяк будущего дракона – в другом. Ну и последний ключевой элемент ритуала, то есть некромант. Я тоже готова настолько, насколько это возможно. Пик моей силы в суточном цикле близится, заранее рассчитанное положение светил благоприятно, разум, воля и энергия во мне только и ждут, когда их пустят в дело.

Пора.

– Эгиахан. – Пауза. – Тассихар. – Пауза. – Деиланну. – Долгая пауза. – Тром.

Внешних изменений нет. Но прояснившимся иным зрением видно, как пробуждаются три опорных знака.

– Нуччейх. – Пауза. – Виркрит. – Пауза. – Ассопанерс. – Долгая пауза. – Тром.

Ещё три знака разбужены. А затем – ещё три, и ещё три, и ещё один, замыкающий. Можно приступать к изоляции и, одновременно, укреплению духа. Это самая длинная процедура во всём ритуале, требующая вместе с тем самой большой осторожности. Токи власти меняют мой голос, он становится медленным, очень низким, рычащим. У людей не бывает таких голосов. Но сейчас и здесь я – не человек. Я – воплощённый сгусток воли, способной совершить почти невозможное: исторгнуть душу живого и дышащего существа из тёплого уютного тела, а затем втиснуть её, безмолвно вопиющую и корчащуюся, в холодный набор мёртвых костей.

– Рраухэ! Эспрош! Танаур!

Пальцы плетут сеть контроля. Возмущённый воздух корчится, пропуская сквозь и мимо себя токи враждебных энергий, но разгуляться он не может: подвал заранее и очень тщательно изолирован от влияния стихийных сил. Любых. Даже власть земли здесь урезана до предела.

В том месте и времени, где я должна быть единственным источником силы, никакие внешние энергии не приветствуются.

– Андарп сокаст фйорн. Хаттавитр мэмаис, Устэр Шимгере, тром! – И, чтобы хоть немного отдохнуть от чуждых созвучий, несколько фраз на срединном диалекте. – Пусть станет так, как я желаю. Да совершится преображение, разделится слитное и соединится разъединённое.

Пауза. Дополнительное усилие, словно сгибаю воображаемый лук… и выпускаю стрелу.

– Здесь и сейчас. Тром! Энтелаи, тром! Мориссати, тром! Ангразг ширтаул!

Для иного зрения на том месте, где лежал Клин, взбурлил вихрь рафинированной тьмы. Облаком разъярённой мощи он вознёсся к потолку, покачнулся в паутине незримых скреп… двинулся ко второму фокусу начертанной фигуры, к зачарованным костям… обволок их…

Моя душа затрепетала от этого зрелища.

– Встань и служи! – выдохнула я древнюю, как сама некромантия, формулу.

Мрак сгустился в слепых глазницах сборного черепа. Сквозь этот живой мрак без спешки, как всплывающие из озёрных глубин пузыри, засверкали режущим светом Силы два зелёных огня. Своды отразили сухой множественный стук кости о кость и кости о камень.

Сотворённый дракон поднимался, принимая свою истинную форму.

…Но что-то пошло не так. Вмешательство извне? Незамеченный мною просчёт? Не важно. И времени на анализ у меня всё равно не было. Следующим звуком, отразившимся от каменных плоскостей, стал чудовищный рёв, исторгнутый ожившей тьмой распахнутой глотки.

Несмотря на врождённую сопротивляемость тёмной магии и машинально выставленный щит, меня принялась полосовать боль. Начерченные на полу линии вспыхнули впятеро ярче, чем на пике ритуала, зашипели, испаряясь – и исчезли. А дракон всё ревел и бился в неком подобии судорог, хлеща всеми своими членами по гладким плитам пола. И так сильны были удары, а заклятые кости так прочны, что камень, некогда тоже укреплённый магией, трескался и разлетался мелкими жалящими осколками.

Первое, о чём я подумала – человеческое тело Клина. Буйство ожившего дракона не так страшно, как кажется; на худой конец, его можно запереть здесь, и выберется он очень не скоро, если вообще выберется. (Для того наиболее опасные магические ритуалы и не проводят на открытом воздухе: если что-то пойдёт не так, последствия неудачи не скажутся на окружающих). Но если дух, перемещённый в костяного дракона, повредит свою изначальную оболочку, у Клина не будет пути назад. А у меня будут крупные неприятности, но это уже не столь важно.

Обдумывать свои действия я не стала. Просто бросилась к неподвижно лежащему телу, на бегу выкрикивая:

– Харр!

Сеть обездвиживающего заклятия спеленала дракона. Увы, лишь на несколько секунд. А потом с шипящим треском распалась, превратилась в каскады зелёных искр, рассыпавшихся по всему подвалу. Но этих секунд оказалось достаточно, чтобы схватить тяжёлое, как у покойника, тело и одним мощным рывком переместить его ближе к выходу.

Дракон взревел, забившись пуще прежнего. Крик боли и ужаса, вырвавшийся из горла Зуба, просто-напросто потерялся на этом фоне. Если бы я была немного дальше, я бы вообще не услышала его. Но я была совсем близко.

– Помоги! – проорала я, распространяя свою защиту и на Зуба, и на тело Клина. Магический барьер вытянулся, истончился, но всё-таки выдержал. Во взгляд тщедушного вольного охотника вернулась некоторая осмысленность.

– Бежим!

– Помоги мне! – повторила я, для наглядности протягивая Зубу безвольную руку Клина.

Вместо ответа он помотал головой. Расширившимися глазами уставился куда-то поверх моего плеча, попятился. Пока я, согнувшаяся под тяжестью безвольного тела, поворачивалась, чтобы посмотреть, что творится сзади, Зуб шмыгнул к двери, да и был таков.

А позади творился, разумеется, костяной дракон.

Пылающие зелёным глаза сверлили не столько меня, сколько, как мне показалось, мою ношу. Глотка исторгала нескончаемый вибрирующий рёв – ну конечно, нежити не требуется вдыхать, она может вопить без передышки хоть месяц напролёт. Хорошо, что дракона больше не били судороги – однако ничего хорошего не было в том, что появившуюся в движениях целеустремлённость он использовал, чтобы сократить дистанцию между нами.

– Устэр Шимгере! – сказала я, не стараясь кричать (при сотворении заклинаний громкость голоса имеет мизерное значение). – Стой, где стоишь!

Дракон замер. Даже его рёв изрядно поутих…

Ненадолго. Накачанный моей же силой от клыков до кончика хвоста, дракон успешно сбросил привязанный к имени приказ. Что ж, недаром говорится, что знать сущность предмета или явления недостаточно, чтобы управлять им. Нужно ещё иметь достаточно сил, а состязание в области грубой мощи я бы проиграла своему творению с поистине разгромным счётом.

Вот только останавливать его силой я не собиралась.

Как предусмотрительный и достаточно опытный маг, на самый крайний случай я оставила возможность почти мгновенной нейтрализации дракона. Бронзовое кольцо (то самое, которое служило для дополнительной защиты атланта) могло быть использовано и для разрушения. Несложная ключевая фраза, не особенно мощный импульс силы – и ближайший к черепу позвонок станет пылью. Выстроенный на его основе резонанс распадётся, точно так же распадётся ничем более не соединённый драконий костяк.

"И вся моя работа, все усилия, все жертвы – Эрготру в глотку. Не годится".

Имелась в моём распоряжении ещё одна возможность: отмена последней части ритуала. Разорвать связь души Клина с новым вместилищем было сложнее, чем отдать команду на уничтожение, но останавливало меня не это. Всё пошло наперекосяк, рисунок с пола исчез, поэтому я не могла гарантировать, что смогу вернуть душу Клина в его человеческое тело. Любая ошибка, самый малый просчёт, и душа освободится. Клин умрёт, а я останусь с безжизненным телом и грудой неодушевлённых костей.

"Что опять-таки провалит выполнение Заказа. Не годится".

Оставался лишь третий путь. Самый рискованный, в первую очередь для меня. Но единственный, сулящий исправление ошибок.

Дракон и некромант замерли, глядя друг другу в глаза. И хотя два зелёных огня во мраке голого черепа сияли много ярче, алые пятна зрячей силы, черпаемой в гневе и боли, казались опаснее. И это была не иллюзия, ибо стоило некроманту произнести четыре отрывистых слова, как в подземелье набух и завыл вихрь высшей магии тьмы.

Без заранее вычерченных фигур, без долгих ритуалов, без предварительной концентрации и долгих расчётов в подвале снова совершалось невозможное.

Но ведь недаром сказал когда-то учитель Орфуса, Синяя Раковина, истинное имя которого затерялось во тьме эпох:

"Магия – это искусство невозможного".

– Клянусь своей могилой! Адом клянусь и кровью!..

Голос человеческий и живой. Ответ – голосом мёртвым, нечеловеческим. Мысленным.

"Молчи. Слова имеют свою цену".

– Ты… Игла?!

"Верно".

– Но тогда я…

"И это верно. Посмотри вниз".

– Дерьмо осла и слизь лягушки! Как же это… я же… срань!

Голова костяного дракона склонилась набок, а пасть приоткрылась. Получилась неживая ухмылка – неживая, но весьма выразительная.

"А уж я-то как рада, просто слов нет".

Клин покачнулся, словно ноги его подвели. Возможно, так оно и было: без предупреждения оказаться в женском теле и увидеть у своих ног тело, которое раньше видел только в зеркале – это всё-таки не сливу слопать.

– И что теперь со всем этим делать?

"Для начала выбраться отсюда. Я для этого стала великовата, поэтому потрудиться придётся тебе. Дверь кабинета на третьем этаже башни впустит тебя, потому что заклятье, её открывающее, распознаёт только тело и оттенок магии. Все бумаги, все приборы и вообще всё, лежащее на столе, принесёшь сюда. Мне нужно проверить расчёты и заново свести баланс, потому что я не понимаю, в чём заключалась ошибка".

– Лучше скажи, как вообще могло получиться… вот это?

"А ты сам что помнишь?"

– Ритуал. Ну, его начало. Потом помню, как… это трудно описать… вроде усиливающегося опьянения, только никаким опьянением это не было. Наверно, в тот момент моя душа начала отделяться от тела, но и на смерть это было не похоже…

"Разве тебе доводилось быть при смерти?"

– Да. Дважды.

"Ничего себе. Это надо было учесть…"

– Значит, из-за этого всё пошло… вот так?

"Нет. Это нюансы. Опыт близкой смерти мог сделать связи между телом и душой менее прочными, но повлиять на итог? Нет. Что было дальше?"

– Смутные образы. Скольжение… гул… там была какая-то труба, в которую я падал. В падении я как будто становился всё тяжелее и тяжелее. И всё больше. Но движение, несмотря на это, замедлялось. Потом был… ну, как бы скручивающий удар, не знаю, как сказать точнее. А следом – что-то вообще непонятное. Я сейчас даже не могу вспомнить, что. Сплошное пюре из ощущений в голове, ни единого ясного образа. А потом раздался звук вроде гула гигантской басовой струны, и я оказался здесь. В этом теле. То есть твоём.

Дракон наклонил голову в другую сторону и с клацающим звуком сомкнул челюсти.

Недоумение. Безбрежное и бездонное.

"Пюре из ощущений? Странно. Я чувствую себя не особенно уютно, но и никакого "пюре" не наблюдаю. Всё достаточно последовательно. Костяк слушается, чувства работают… вон, даже разговаривать могу… и это притом, что баланс выстраивался не под мою, а под твою душу! Нет, мне нужны мои рабочие записи, однозначно".

– Хорошо, я… – Клин снова покачнулся, – я сейчас. Третий этаж?

"Да".

Подойдя к двери подвала, вольный охотник толкнул её. Потом дёрнул. Потряс, ухватив ручку обеими руками.

– Заперто!

"Вижу. Не иначе как твой приятель постарался, убегая".

– Зуб сбежал?!

"У него были причины. В обличье дракона ты повёл себя довольно буйно".

– Всё равно это не похоже на него.

"Верю. При обычных обстоятельствах он бы тебя не бросил. Но обстоятельства на этот раз оказались весьма необычные".

– И что теперь делать?

"Позови Тума. Он придёт и откроет дверь".

– Почему я?

"Повиновение посмертных слуг завязано на магии крови. Если позову я, Тум может явиться или не явиться. Если позовёшь ты, у него просто не будет выбора".

Клин вздохнул поглубже и крикнул:

– Тум! Открой дверь!

"А вот кричать было не обязательно".

– Приказываю, как умею, – огрызнулся Клин. Склонив голову, он разглядывал мои (вернее, уже свои) руки, шевеля пальцами. Видимо, никак не мог привыкнуть к перемене тела. Лицо у него при этом было очень смешное. Очень. Да уж.

А я…

Если честно, я тоже испытывала серьёзные трудности. И коли на то пошло, мне было куда тяжелее, чем Клину. Для меня изменилось всё: размеры тела, его природа, подвластные силы… даже число конечностей. До сих пор я жила в теле, лишённом хвоста, и теперь не очень представляла, что мне с означенным хвостом делать.

Про крылья я старалась вообще не вспоминать. Благо никуда лететь мне не требовалось.

Но самыми неприятными были сдвиги в магическом плане. Я более не могла называть себя некромантом. Полновесная королевская доля способностей урождённого мага, как выяснилось, напрямую сцеплена с телом. Лишись его, и твой дух останется без привычного арсенала заклятий. Конечно, каналы внешних сил никуда не делись, а изобилие доступной энергии превосходило самые дерзкие ожидания, но этим богатством ещё надо было уметь пользоваться.

А я не умела.

Хотелось бы гордо заявить: это пока, но дайте только срок… увы, бросаться заявлениями такого рода лучше задним числом, когда наметятся первые успехи. А пока в моём распоряжении оставались только низшие способности, вроде прямого волевого контроля над потоками сил, да ещё высшие способности разума: память, мышление, воображение, речь.

Надеюсь, для нового обмена телами этого хватит. А иначе…

По ту сторону двери глухо лязгнул отодвинутый засов. Вот и Тум явился. Клин бросил на меня виноватый, как мне показалось, взгляд и ушёл прочь, не проронив более ни слова. Дверь в подвал осталась открытой, но что толку? Пролезть в этот червячий лаз в драконьем теле я бы не смогла. Не стоило и пытаться. Всё, что мне оставалось – ожидание.

Улёгшись прямо на пол (то, что он твёрд и холоден, мне теперь было абсолютно безразлично), я замерла. Не затаила дыхание, не постаралась смирить сердцебиение, а отдалась именно той неподвижности, которую только и стоит называть мёртвой. Но сознание моё, в отличие от тела, было живым. И, чтобы не так скучно было ждать, я попробовала обратиться к одной редко применяемой способности. По идее, ясновидение с физической оболочкой не связано, а значит, незримо последовать за собственным бывшим телом у меня должно получиться… должно… должно…

Получилось.

Адски странно. Словно на несколько лет назад вернулся. И мир, который когда-то казался большим, потому что ты сам был маленьким, – этот мир снова вырос. Пока об этом не думаешь, всё хорошо. Но стоит подумать (или, ещё того хуже, заговорить) – и сознание начинает кружиться, подавленное нежданными переменами. Движения, пропорции, даже звуки и краски… всё изменилось. И ещё что-то изменилось, что-то глубинное, для чего у тебя просто нет слов.

Наверно, это магия. Что же ещё?

Именно из-за магии ступени лестницы дышат древностью. Фигура Тума, молча движущегося впереди, излучает нечто тёмное, пахнущее не то пылью, не то пеплом, не то обивкой гроба. Вот что значит – "посмертный слуга". Ходячий труп. Кадавр. А воздух источает сдержанную враждебность, хотя стены, верные дети стихии земли, не дают ему разойтись по-настоящему.

Новое. Непривычное.

И – хоть наедине с собой признай – пугающее.

– Игла!

Ты поворачиваешься на голос беглеца с лёгкой задержкой, останавливаешься. И молчишь. Сказать этим высоким голосом (женским голосом!): "Я не Игла", – нет сил. Потому что за этими словами должно последовать признание, кто ты такой. И объяснения. И…

Нет. Ни за что.

Молчание…

– Не расстраивайся. Может, оно и к лучшему, что ритуал закончился провалом. Когда я был в городе, я узнал кое-что насчёт Белоглазого. С его заказом явно не всё чисто. Сперва-то я решил, что это хитрый способ завязать отношения, потому что ему нравятся такие, как ты, невысокие и худощавые брюнетки с бледной кожей. Первая жена у него была именно такой. И потом, когда он женился вторично, по расчёту, то завёл любовницу: невысокую, бледную, с чёрными волосами…

Молчание.

А я, запертая в подвале, холодно удивляюсь. Ай да Зуб! Что ещё интересного он скажет?

– Прикинул так и этак – не сходится. Это было не ухаживание. Тогда я стал выяснять детали насчёт празднества, в котором предполагалось задействовать костяного дракона. И странные вещи всплыли. Подозрительные. Вроде бы потешный штурм Воющей цитадели действительно устраивают, но далеко не с такой помпой, как это должно быть, если верить словам Белоглазого. И большая часть именитых актёров суетится совсем по иному поводу. Про штурм они и не знают. Все работники подмостков, кулис и масок, кто чего-то стоит, репетируют цикл представлений по мотивам Великой Войны. Весь традиционный репертуар: "Битва со смертью", "Ветер с севера", "Пос-тупь Империи", ещё что-то подобное… тут-то я и спросил себя: что ещё не так с заказом воздушника? И сам себе ответил: да всё. И самое странное, в глаза бросающееся, – его невыполнимость. Создать костяного дракона можно только с кровавой человеческой жертвой. И если некромант предъявил дракона, его сразу можно тащить к палачу.

Только с человеческой жертвой? – хмыкнула я. То-то все удивятся…

Я по-прежнему не принимала Зуба всерьёз.

И, как вскоре выяснилось, зря.

– Затевать интригу, надеясь, что дракон будет создан – мало. Делать мишенью одного провинциального некроманта для кого-то с амбициями Белоглазого – мелко. А если ему вовсе не нужен костяной дракон? Если он грамотно просчитывает интригу, он должен строить её так, чтобы результат был достигнут всё равно. Что же является необходимым элементом плана? И что – его целью? Ведь явно не создание костяного дракона, дело подсудное, подозрительное и почти неосуществимое… но тут я задал себе ещё один вопрос: а почему ты, Игла, такая умная и проницательная женщина, вообще взялась за это дохлое дело? Почему не отказалась?

Действительно, почему? Мой хвост начал хлестать плиты пола, а когти – скрести их. Почему я не отказалась, почему, почему?!

– Года два назад ведомство эрта Даури, с которым повязан Белоглазый, изловило злотворного некроманта. По крайней мере, Стилета объявили злотворным. Но публичной казни не последовало, никаких объявлений для публики не было тоже, и понемногу шум заглох. С эртом Даури такое бывает: был человек – нет человека. Пошепчутся по углам, да и перестанут. Но что для главного шпиона отдельно взятый некромант? Мелочь. Пыль. Вот заговор некромантов, одним из участников которого был Стилет, да не простой, а заговор с покушением на жизнь короля во время праздничного представления – это уже другое дело. Как говаривал эксур Пларги, этот желчный умник: "Если бы заговоров против власти не существовало, их стоило бы выдумывать".

Верно. Хвост хлестнул по каменным плитам в последний раз, да так, что от силы удара чуть не рассыпался. И замер.

– Что вручил тебе Белоглазый? Что подсунул под видом части сделки? Что бы это ни было, избавься от ядовитой наживки. Откажись от выполнения заказа. Вывернись. А иначе погибнешь. И от драконьего костяка тоже лучше избавиться… кстати. Что там с… Клином?

Молчание в ответ. Но, видимо, нечто в выражении чужого лица натолкнуло Зуба на мысль о скверном исходе.

И тогда Зуб улыбнулся. С оттенком вины, но улыбнулся ведь!

– Я знаю, он тебе нравился. И даже очень. Он многим женщинам нравился, да только без взаимности. Женщины Клина не интересовали… в отличие от мужчин.

В тот момент в моей голове возникла только одна мысль: боги вышние, каково Клину это выслушивать? О том, как воспринимать сказанное мне самой, я предпочитала не задумываться. Ах, Клин, Клин! Так вот в чём было дело… вот какова настоящая глубина той пропасти, что так безнадёжно разделила нас…

А Зуб, поганец, всё не унимался:

– Но не подумай, что я такой же. Мужчины не вызывают во мне отвращения, и не более того; но по-настоящему мне нравятся женщины. Если угодно, могу сказать прямее: ты красива не только для Белоглазого, но и для меня. Игла, я знаю о клятве, которую ты дала умирающему отцу. Расспросил кое-кого из… свидетелей. Если захочешь, я помогу тебе исполнить обещанное. Может быть, мне недостаёт грубой мужественности, но у меня есть другие сильные стороны, а время способно сгладить привычкой даже острые углы. Пусть мой магический дар не так велик и тёмен, как дар Устэра, но я, в отличие от него, кое-что знаю и умею…

Проговорился!

В моём заклятии не было ошибок. Не было! Ошибка заключалась в ином: я позволила этому поганцу присутствовать при ритуале. Он не смог бы подготовить и провести что-либо столь же мощное сам, но для того, чтобы в нужный момент в нужной точке всунуть в шестерни моего ритуала палку собственного заклинания, его таланта хватило. А я не заметила вмешательства по двум причинам: слишком слабым оно было, чтобы резко выделяться на фоне буйства вызванных энергий, а ещё – наверняка было именно так, самое простое и самое действенное! – заклинание Зуба воздействовало не на мои магические построения, а на Клина.

В магию не обязательно вкладывать много сил, если знаешь ключ: истинное имя того, на кого воздействуешь.

И ещё одно. В обычном состоянии Клин просто не заметил бы потуг Зуба, желающего управлять его разумом и душой. Но Зуб рассчитал всё точно, как по нотам: работу по подавлению воли Клина я проделала за него…

Нужное время. Нужное место. Нужное Имя.

Вполне достаточная фора даже для дремучего дилетанта.

…я забыла о том, что временно заперта в драконьем костяке. Что лишь тонкой нитью ясновидения, чудом не оборвавшейся во время всех этих потрясений, связана я со своей старой оболочкой. Мне было плевать на всё это, когда я сказала Зубу:

– Такие, как ты или Белоглазый, вечно забывают простую истину: в отличие от политики, магия – это искусство невозможного…

Но именно Клин подвёл под сказанным черту, как гвоздь забил:

– …княжич.

Зуб отшатнулся. Лицо у него было такое, что я в подвале восторженно взревела. А Клин ещё добавил с нотой невыразимого презрения, и голос его звучал вполне по-мужски:

– Сдаётся мне, сагин Вератрис желал не столько моего, сколько твоего изгнания.

Пять дней спустя женщина, известная всему Тральгиму как некромант Игла, вошла в дверь "Пятой чеки". Иренаш Тарц махнул ей рукой из-за откинутой ширмы отдельного кабинета, того же самого, что и в их первую встречу. Сцена выглядела бы полным повторением предыдущей, если бы не одно маленькое "но" и ещё одно "но" покрупнее.

Наряд Белоглазого был не бело-голубым, а отливал несколькими оттенками зелёного.

На приближавшейся к нему женщине вместо мантии красовалось недавно купленное приталенное платье. Тёмно-синее, как глубокая вода, со вставками чёрного и белого цветов. В соответствии с последней придворной модой оставляющее открытыми руки до плеч и верх груди.

Очень и очень женственное.

– Приветствую. А вы… изменились.

– Правда? – Почти равнодушно. – Благодарю.

Взгляд Иренаша прикипел к кожаной сумке в руках у собеседницы.

– Я вынуждена отказаться от выполнения заказа, – сообщила она небрежно. – И возвращаю ваш задаток. Вот, возьмите.

– Но это же…

– Прошу вас, не настаивайте! Я и так чувствую себя неловко. Это всё-таки первый заказ, выполнить который я не сумела.

Впрочем, в голосе некроманта настоящей неловкости не чувствовалось. Сказанное словно относилось к делам давно минувших дней. Было? Было. Забылось. Живём дальше.

– Со своей стороны я позволю себе напомнить, что дневник Орфуса был не просто задатком. Если угодно, можете считать, что это компенсация за хлопоты… и мой подарок вам, – добавил Иренаш, понижая голос.

Но рука некроманта, выложившая на стол массивный том в полночно-чёрном переплёте, не дрогнула ни на миг.

– Компенсации мне не надо, так как я не сделала ничего такого, что требовало бы возмещения. А подарок… подарка я не приму. Не могу принять.

– Почему?

Спокойно улыбнувшись в лицо напрягшемуся Белоглазому, женщина ответила:

– Этот подарок слишком дорог. Если я оставлю дневник себе, мой супруг может меня… неправильно понять.

– Супруг?

– Да. Я… это случилось довольно неожиданно, и я ещё плохо его знаю. Может быть, он и не ревнив, но мне самой не хотелось бы дать ему повод. Понимаете?

Глядя на изумительно глупую улыбку некроманта, Иренаш медленно кивнул.

– Понимаю.

– Что ж, тогда прощайте, магистр. Может быть, ещё увидимся.

…а увидимся мы обязательно.

Выходя из "Пятой чеки", я выключила улыбку "влюблённости" и медленно вернула на лицо более привычное выражение. Обмануть обманщика не так уж сложно, но себя не обманешь. Зуб, лживый поганец, говорил исключительно правду. Такое тоже бывает, и лжецы страшнее всего именно тогда, когда не лгут.

Да, с Иренашем разговаривала именно я. Позавчера, после ряда непростых расчётов, подтвердившего выбор самого лёгкого пути, я покинула тело дракона и переместилась в тело Клина. А уж затем, почти без перерыва, сумела совершить рокировку душ, снова став женщиной и сделав Клина мужчиной.

Увы, мужчиной, который в самом деле не интересуется женщинами.

Немного позже помянутой рокировки, когда мы с Клином обсуждали судьбу его бывшего напарника, дэргинец сказал:

– Я не хочу больше видеть этого… человека.

Говоря, он смотрел мне в глаза. И я ни на секунду не усомнилась в том, что произнесённый приговор обжалован не будет. Клин – вернее, Устэр Шимгере – был из тех людей, которые не умеют и не желают прощать предателей.

– Понимаю. Но всё-таки, что с ним делать?

– Ты полновластная хозяйка здесь. Решай сама.

– А если мой приговор тебе не понравится?

– Я не думаю, что ты его убьёшь, – был ответ. – А со всем остальным, что бы ты ни выбрала, я согласен заранее.

…Зуб вскинулся мне навстречу. Открыл рот, собираясь о чём-то просить или, быть может, что-то объяснять. Но стоило ему увидеть моё лицо, как он мгновенно побледнел и медленно сел обратно на стул, так ничего и не сказав.

Мудро с его стороны.

– Клин не хочет больше видеть тебя. Никогда. Я – тоже. Но убивать тебя я не собираюсь, это было бы слишком просто. Поэтому ты будешь проклят, и печать моей магии пребудет с тобой до конца твоих дней. На колени.

Зуб привстал, явно намереваясь выпрямиться во весь рост, но собственные ноги предали его, подломившись. Он открыл рот для протеста, но не смог издать ни звука. Жалкие попытки сопротивления я игнорировала с уверенностью безусловно сильнейшей.

Никогда прежде не накладывала я такого проклятья. Не из арсенала некромантов было оно взято, но позаимствовано из одного старого фолианта, невесть как попавшего в магическую библиотеку моей башни. Звалось оно Вуалью Пустоты и наделяло того, на кого ложилось, незаметностью. Вуаль не препятствовала смотреть на того, кто был укрыт ею, мешала лишь увидеть. Не мешала слушать того, на кого она наложена, мешала услышать – ну и так далее. Накинувший её становился своего рода слепым пятном. Даже магическими чувствами следить за объектом под Вуалью было непросто. В своей изначальной форме Вуаль Пустоты была мечтой любого лазутчика или вора, но я, накладывая печать заклятия на Зуба, изрядно изменила её.

Обычная Вуаль Пустоты отклоняла чужое внимание, как зеркало, но при этом всякий раз слабела; даже если запас силы в заклятии изначально был велик, рано или поздно этот запас кончался. Сплетённая мною форма отклоняла внимание, преобразуя его в физическую боль, и за счёт этого усиливалась. Под моей Вуалью Зуб мог бы проскользнуть мимо бдительного часового, как лёгкий ветерок, но заплатил бы за это примерно таким же ощущением, как от прикосновения раскалённого железа. А уж попытка заговорить с кем-нибудь стала бы равносильна попытке сунуть голову в костёр и удержать её там. Был у моей Вуали и альтернативный источник подпитки: страх. Боль можно приглушить, для этого есть множество испытанных средств; страх, особенно страх магический, победить не так легко.

Я отправляла Зуба в настоящее изгнание, не нынешнему чета. Под Вуалью почти никто не сможет заметить его, но и сам Зуб не захочет быть кем-то замеченным – даже издали, даже бегло. Боль и страх, мои тёмные орудия, вряд ли позволят ему жить среди людей. Даже внимание диких зверей и птиц будет для него источником страданий, пусть в меньшей степени.

Единственным выходом для бывшего княжича станет избавление от нынешнего "я". От его эгоистичной, манипулирующей другими, умной и расчётливой сущности. Если Зуб научится смотреть на мир иначе, Вуаль Пустоты утратит действенность… а если вспомнит былой взгляд на вещи, она проснётся снова. Так я сказала смутной тени, корчащейся передо мной, прежде чем убрать барьер заклятого круга. Сразу после исчезновения круга тень метнулась к выходу и пропала.

Прощай, княжич.

Сдаётся, что оставленный мною выход для тебя слишком узок, и от Вуали тебя освободит только смерть. Но не думаю, что во всём мире о твоей гибели или твоём исчезновении пожалеет хоть одна живая душа. А раз так, то и я не пожалею о содеянном.

К тому же боль и страх – наилучшие учителя для тех, кто хочет измениться. Это значит, что у тебя осталась надежда на лучшее, а моё проклятие нельзя назвать бессмысленно жестоким.

…Шиан осталась недовольна тем, как я обошлась с Зубом. Как-никак, я лишила её законной гордости от выигрыша в кулинарном состязании. Но всем сразу не угодишь, и поварихе пришлось смириться. А мне – отложить исполнение данной отцу клятвы.

Что ж, раз супружество откладывается на неопределённый срок, утешимся иными способами. Удаляясь от "пятой чеки" и Иренаша привычно решительным шагом, я практики ради вспоминала падёжные формы лафенийских глаголов. Моё женское тело не может пользоваться иным зрением более двух часов в сутки, но для моего драконьего тела таких ограничений не существует.

Да-да. Так называемый "дневник Орфуса" остался у меня. Белоглазому я всучила подделку второго порядка. Изготовлена она не слишком тщательно, но не думаю, что воздушник сможет и захочет проверить соответствие двух переплетённых рукописей: той, которую отдал, и той, которую получил обратно. Возможно, "злотворный" Стилет делал копии "дневника Орфуса", имея перед глазами образец подлинного дневника. Если так, я бы охотно взглянула на оригинал. Но если нет, я вполне обойдусь своими силами. Во всяком случае, прочесть и понять скрытые где-то на страницах "дневника" послания Стилета мне по силам.

Сломать механизм фальшивого заговора некромантов, состряпанного эртом Даури и магистром Тарцем, вытащить Стилета из якобы неприступных застенков, даже исполнить клятву, данную отцу… я смогу всё. Я ведь всё-таки урождённый маг. Не интриган вроде Белоглазого и не прилежный копиист, подобные которым получают магистра первой ступени просто "по выслуге".

Я – настоящий маг, хотя пока доказала это только себе самой.

А магия – это искусство невозможного.