"Четыре жизни. 1. Ученик" - читать интересную книгу автора (Полле Эрвин Гельмутович)

Начальная школа

1948–1952 гг.


В 1948 г. с большим портфелем (уже в сентябре опробован на крепость перочинным ножом) начал ходить в старую деревенскую начальную школу, здание — бревенчатое, одноэтажное, в районе Течи, 30–40 минут пешком. Первая учительница — Лилия Алексеевна. Первая оценка в тетради по чистописанию огорчила родителей, дисциплинарные акции не заставили себя ждать. Основное наказание — стояние в углу на коленках, пока не попросишь прощения, но упрямства мне не занимать, никогда позже не использовал сей метод к своим детям


Челябинск-40. 1948 г. 1-й класс. Я сзади, слева от учительницы.


Малоприятный старт (тройка по чистописанию) не повлиял на стремление хорошо учиться. В «мешок» собираемых подарков Сталину к 70-летию попал мой табель (сейчас я не уверен, что «подарки» далеко ушли из Челябинска-40, но какая гордость для второклассника, только что принятого в пионеры). Сохранились коллективные фотографии 1-го и 2-го класса с Лилией Алексеевной в центре, заметна потрясающая беднота школьников, на обоих снимках только на мне белая рубашка.


Челябинск-40. Весна 1950 г. 2-й класс. Первая учительница Лилия Алексеевна.


Обучение в школе — тяжёлый труд, многое в последующей жизни человека зависит от способности сознательно выполнять возрастающие объёмы умственной и физической работы. Сколько помню, никогда не занимался приготовлением уроков под давлением. Основную часть школьной жизни я учился во вторую смену (в те времена школы работали в две, а то и в три смены). Являясь «жаворонком», никогда не ждал заунывного «вставай делать уроки». И сейчас считаю, домашние задания лучше выполнять утром на свежую голову, а ведь раньше на дом задавали много. Правда, не было такой привлекательной для детей «заразы» как телевизор и я, как правило, самостоятельно ложился спать не позже 10 часов вечера.

В художественной самодеятельности участвовал с удовольствием с 1-го класса, где мы хором пели «Вновь богачи разжигают пожар, миру готовят смертельный удар…». Как это похоже на сегодняшнюю Северную Корею. В школьном хоре я всегда любил петь. А вообще-то больше склонен к чтению стихов на сцене, розыгрышу небольших интермедий.

Первые два класса закончил круглым отличником, а вот после перевода в третий класс новой прекрасной четырёхэтажной десятилетки на проспекте Сталина учился гораздо хуже (без троек, конечно). Учитывая, что позже, в пяти разных школах, учился весьма прилично, сделал вывод, причина в следующем: попал в другую среду учеников (и учителей!) и не хватило времени для адаптации. В школе на Тече я был «белой вороной» среди детей нищих малограмотных родителей. Новую школу посещали в основном дети совсем других родителей, более обеспеченных и интеллектуально развитых — «заводчан», т. е. имеющих отношение к эксплуатации атомных объектов. Естественно, в 3-м классе мне это было непонятно. «Строители» (имеющие отношение, даже косвенное, к строительству атомных объектов) и «заводчане» — в эти две категории укладывалось население Челябинска-40. Основную массу первых строителей в Челябинске-40 составляли зэки и бывшие трудармейцы. Вольнонаёмных «строителей», освободившихся зэков и «потенциальных шпионов» регулярно с 1949 г. в летний период эшелонами отправляли на Колыму. Бериевский способ сохранения секретности.

Не столько учёба осталась в памяти от Челябинска-40.

Рождение сестры Вельды, будучи первоклассником, понятия не имел, что мама беременна, и кто-то должен появиться.

Драки улица на улицу, иной раз невозможно было пройти свободно к школе на Тече.

В третьем классе ходил по карнизам 4-го этажа из окна в окно на перерыве (как-то засекли учителя, вызвали родителей, дома — большой шум, тогда мне не очень понятный).

Как-то отец, придя раньше времени с работы, застукал кампанию третьеклассников, курящих в сарае. Здесь уж он меня натурально порол (не в угол ставил), боюсь соврать, единственный раз в жизни. Уж не знаю, повлияла ли порка, но я так к курению не пристрастился, хотя папа много курил всю жизнь, последний окурок выбросил за 15 минут до смерти.

Отвращение к принудительно навязываемому приёму рыбьего жира, до сих пор тошнит при появлении знакомого запаха.

Богатые для того времени городские новогодние ёлки (в подарок за выступление в сценке из Некрасова в роли «мужичка с ноготок» получил конструктор, немыслимо роскошный подарок).

На день рождения (10 лет) гости принесли 3 одинаковых подарка — «Три зимовки во льдах Арктики» (читал я действительно много, толстенная книга показалась гостям в самый раз). Кстати, в Советском Союзе активно пропагандировали освоение и заселение северных просторов. Что мы видим в начале 21-го века?

Не обошлось без болезней. «Подцепил» где-то стригущий лишай (сейчас называется трихофития), в основном волосы удалось спасти, но на всю жизнь осталось пятно. Мама стыдилась даже говорить на эту тему, так как заболевание возникает в антисанитарных условиях. Кстати, до 1955 г. все мальчишки-школьники до 7-го класса должны были стричься наголо (до сих пор ощущаю ужас от ежемесячной стрижки в парикмахерской старой ржавой машинкой, причём школьников, как правило, стригли практиканты). Злополучное пятно спрятал, когда начал стричься под полубокс.

В марте 1951 г. ночью увезли на операционный стол с приступом аппендицита. Папа с мамой находились в операционной, но у хирургов не принято оперировать близких родственников. Мама говорила, что аппендикс был гнойный и вот-вот должен был разорваться. Сам же я запомнил два момента: вечером перед операцией съел половину большой сковородки жареной картошки; очнувшись после операции, ощутил неприятную тяжесть в животе. Недели через 3 пошёл в школу, но боли в животе не исчезли, периодически появлялись приступами. Мама меня успокаивала, дескать, образуются спайки, надо соблюдать строгий режим питания и всё пройдёт. Я не знаю, о чём они говорили с папой. Жизнь показала (лет через 40), что фактически проявлялись первые признаки язвенной болезни желудка. Но в то время не было такой аппаратуры для внутреннего обследования организма, которая доступна сейчас в любой городской больнице.

В конце 40-х традиционная забава мальчишек — устраивать взрывы ацетилен-кислородной смеси, называлось «поджечь карбид». Делалась ямка в земле, туда насыпался карбид кальция (на стройках легко доступен), сверху ставилась пустая консервная банка, помаленьку добавлялась вода, а затем чиркали спичкой. При хорошей подготовке банка улетала вертикально вверх метров на 50. Соседский 8-летний мальчишка как-то замешкался, банка попала ему прямо в лоб. За гробом второклассника шли сотни школьников. Для меня урок, всегда старался оберегать от подобных забав своих детей. Удивительный факт, лет через 20 от подобного процесса чуть не погибла старшая дочь Эльвира. Дело было так. В Талды-Кургане бригада «шабашников» устанавливала батареи в родительском доме, используя самодельный сварочный агрегат для ацетиленовой сварки. Аппарат находился во дворе, Эля (года четыре) крутилась рядом. Агрегат неожиданно взорвался (по-видимому, проскочила искра), причём сила взрыва была такая, что чугунная крышка улетела через 2 квартала и разбила шиферную крышу. К счастью направление взрыва, на звук которого сбежались десятки соседей, было в сторону от дома. Шок от возможной трагедии сложно описать.

Запомнились и мирные забавы. Много времени играл с ровесниками в шахматы (не в шашки), научили родители лет в 6. Штандар — любимая игра детворы с мячом, преимущественно жёстким теннисным, чтобы больнее бил по телу. Чугунная жопа (прыжки через сидящего с горой кепок на голове, сколько кепок сбил столько, поставленный раком, получаешь ударов задницей сидящего, раскачиваемого за руки-ноги игроками, затем превращаешься в сидящего). Чехарда. Чика — уличная игра на металлические деньги, не «пристенок», хороший биток — мечта любого пацана. Лапта, напоминает современный бейсбол. «Пёрышки», имел целую коллекцию выигранных перьев для письма (нынешние поколения школьников даже понятия не имеют о перьевых ручках и чернильницах — основных источниках грязи в тетрадях, на руках, лице и одежде).

Самые ранние воспоминания о кино. Построен кинотеатр и на площади перед ним из микрофонов голос Марка Бернеса «Фронтовая, не страшна нам бомбёжка любая…». К билетным кассам не пробиться, толпа берёт штурмом два окошечка. Мальчишки моего возраста с помощью взрослых передвигаются к кассе по головам. Покупаем входной билет за 10 копеек, располагаемся на полу перед первым рядом и, задрав головы (позе не позавидуешь) внимательно смотрим двухсерийный цветной (!) фильм «Падение Берлина» с Геловани в роли Сталина. Периодически приходилось передвигаться на сухое место, кое у кого сзади не выдерживали мочевые пузыри (можно сейчас такую дикость представить?). Не помню, были ли в конце 40-х ещё цветные фильмы, мне казалось, что лучше фильма не может быть. Напомню, фильм вышел в атмосфере всенародного сбора подарков к 70-летию Сталина. Лично мне (скорей всего и подавляющему числу сверстников) «изверг рода человеческого» казался самым, самым, самым. Сравнил бы его с Богом, но в школах пропагандировали атеизм, мыслей о Боге у меня не могло быть.

Ежегодно, с 6 лет ездил в отличный пионерлагерь куда-то в район Кыштыма. Первая ночь в июне 1948 г. и дошкольник «поплыл» (единичный случай, не оказалось рядом бабушки с её профилактикой), так было стыдно, словами не передать. Вспоминаю не случайно, зачастую воспитатели забывают, что имеют дело с малыми детьми, резко вырванными из дома. Сколько раз и в пионерских лагерях и чуть позже в интернате наблюдал, как чисто физиологические проблемы детей превращались в нравственные, когда дети убегали домой, подальше от насмешек ровесников, да и взрослых тоже.

В районе пионерлагеря много ужей (удивительно, не противно было закручивать неядовитых, но вонючих, змей на шее и руках) и слюды, выходящей на поверхность. Невдалеке от лагеря стоял трофейный танк (как и зачем он там оказался мне и сейчас неясно, но пацаны любили по нему лазить). Хорошо запомнил возврат из лагеря 1 июля 1951 г. На улице жара, а в квартире темнота (окна занавешены), прохладно и бабушка приготовила что-то вкусное.

Не прошло и двух суток, как в жизни нашей семьи начался очередной перелом, для родителей трагедия, для меня — познание удивительного мира. Во второй половине дня 3 июля появился мужик с кожаной сумкой и заставил папу (находился дома на больничном, сломана ключица) расписаться за получение какой-то бумажки. Сразу я не понял, что произошло, все в доме забегали, мама с бабушкой начали срывать шторы. Оказалось, принесли предписание быть готовым к 6 утра 5 июля к отправке на Колыму.

Начались срочные сборы с помощью знакомых, бесполезные обращения друзей к руководителям Челябинска-40 (работники ведомства Берия), поиски сундуков для упаковки вещей, покупка чемодана вафель, ликвидация и зажарка всех кроликов… Одна из основных версий (истинные причины сгниют в архивах МВД) нашей скоропостижной отправки связывается с тем, что во время войны бабушка была в Германии.

Рано утром вещи загружены в грузовик и в 6 часов нас привезли к отправной точке. Яркое солнце. Около железной дороги настоящий табор (вооружённая охрана!) под открытым небом с отдельными семейными кучками. Очень громко играет музыка. Разносят обед — «кулеш». Мне очень интересно. А у кого-то солнечный удар (5 июля!). Бабушка больная, у отца ещё не снята повязка с ключицы. После обеда началась погрузка. При отправке разрешили взять все вещи, так что две трети железнодорожного состава — товарные вагоны для людей, треть состава — с вещами. С собой у нас несколько чемоданов, половина из них с закупленной и заготовленной едой.

Отчётливые впечатления от поездки на Колыму не стираются в памяти. Товарный вагон с решётками, сплошные нары с двух сторон в два яруса. В центре фанерная параша. Нашей семье посчастливилось (или авторитет родителей сработал) занять верхнюю полку в сторону движения и я расположился у окна. Всего на нарах человек 30. Вагон открывался два-три раза в день только для доставки ведра с перловым супом, ведра с чаем и 4–5 булок чёрного хлеба. Тяжело заболела Вельда (см. «Сестра»). Недели через две пути на каком-то разъезде детям разрешили погулять около вагона (взрослых не выпустили), охрана с винтовками наперевес (именно винтовки, а не автоматы).

Поражало обилие голодающих вдоль железной дороги, мы постоянно бросали людям остатки хлеба. Поскольку я располагался у окошка, то многократно встречал удивлённые взгляды и вопросы: «Почему за решёткой дети?». Конечно, трагичность ситуации мне тогда была недоступна (страна «самых счастливых» детей в мире!), но это было «открытие мира». На удивление много вдоль дороги раскосых людей, всех их называл «бурят-монгол». Никто не поправлял, взрослым было не до моих восторгов.

Через три недели состав выгрузили в одном из лагерей Ванино, знаменитого специфическими песнями как перевалочный порт на Магадан. Лагерь огромный, эшелон за эшелоном прибывали из засекреченных городов типа Челябинск-40 (Глазов, Невьянск…). Между бывшими зэками из разных мест началась поножовщина. Папин больной бывший зэк Гроль охранял наши вещи, ночуя прямо на сундуках, поставленных друг на друга. Удивительное для 1951 г. зрелище — грохочущие пролёты реактивных истребителей над лагерем на небольшой высоте. До того я вообще самолётов близко не видел, не говоря о реактивных, так как над Челябинском-40 только Пауэрс в 1960 г. попытался пролететь.

Примерно месяц лагерь-накопитель работал на приём, затем началась погрузка тысяч (более точную оценку дать не в состоянии) людей в трюмы с многоярусными нарами товарного теплохода «Минск». Трюмное заключение — 5 суток, дышать нечем, постоянно качает (3–4 балла), вкус компота ткемали, много банок куплено в качестве средства против укачивания ещё в лагере, противен до сих пор. Впрочем, охрана разрешала иногда детям подышать на палубе, мне даже удалось случайно увидеть, как сбрасывали за борт труп, завёрнутый в матрасовку, но осторожные родители старались не допускать самостоятельные прогулки.

Магадан, порт Нагаево, очередная трёхнедельная пересылка. Изредка выпускали из лагеря погулять по городу. Пасмурно, Магадан казался удивительно серым и мрачным. Глаза десятилетнего пацана выхватывают непривычные картинки. По улицам пешком водят зэков туда-сюда. Никак не мог понять, почему колонны средь белого дня периодически идут навстречу друг другу. Запомнил колонну женщин, каторжан (нашитые крупные номера на спине и на груди, охрана с винтовками на перевес и собаки), никогда даже передвижения мужчин с такой охраной не видел.

Сопровождающие этап офицеры утрясли в принимающих органах конкретные места расселения «особого контингента». Подана колонна «Татр» с прицепами. В прицепах вещи, в основном кузове под тентом человек 10 на своих матрасах, тюках. Два водителя, два вооружённых охранника в кузове и вперёд по колымской трассе, почти 600 км на север. Гравийная дорога с бесконечными выбоинами, до асфальта ещё не дожили. На коротких остановках («девочки налево, мальчики направо») поразило обилие ягод (сентябрь!), в первую очередь, брусники.

Примерно двое суток дорожной пыли, затем последняя перевалка, вдоль трассы около посёлка Саганья установлены палатки, человек на сто каждая. Размещены, ждём, пока за нами приедут. Трактора с санями вывозят с прииска «власовцев», нацменов, представителей южных районов СССР не русской национальности (в то время всех граждан СССР, которые воевали на стороне Германии, называли «власовцами»). Предусмотрена практически полная замена жителей прииска. Наконец, грузимся в сани. Дороги нет, есть контуры направления с бесконечным пересечением мелких речушек, разнокалиберных каменных россыпей. Более суток преодолевали 30 км, остановки только на ремонт, трактора старые, постоянно спадают гусеницы или отлетают башмаки. Кто хочет, сидит на санях, большинство идёт следом, лакомясь ягодами. Трактористы без конца чифирят (пачка чая заваривается в алюминиевой кружке). Много позже я понял, на Колыме чифир — своеобразная защита водителей в страшных северных условиях и круглосуточном режиме работы (заснёшь за рулём — погибнешь, никто не успеет помочь).

21 сентября 1951 г. (78 суток в пути), прибыли на золотодобывающий прииск «Джелгала». Варлам Шаламов в «Колымских рассказах» неоднократно упоминал страшную Джелгалу. В первый же день лично мог в этом убедиться, хотя о писателе Шаламове услышал лет через 40.

Золотая осень, прямо за стенами больницы, в которой нас поселили, «море» голубики и брусники. По ягодникам бежит, петляя, человек, а за ним несутся трое солдат с пистолетами и стреляют, пока человек не упал. Позже я многократно видел подобные сцены в кино— и телебоевиках, кто-то из читающих может подумать, что я фантазирую. Но я всё видел метров с 10, правда, подойти ближе к убитому побоялся. В детстве я много слышал о нравах заключённых, о взаимоотношениях заключённых с охраной, о ничтожной стоимости человеческой жизни в каторжных условиях, но открытое убийство безоружного человека увидел первый и, надеюсь, последний раз в жизни.

При оформлении на работу родители в который раз столкнулись с дискриминацией по национальному признаку. Все приехавшие по этапу разделены на 2 категории: бывшие зэки (в основном, русские) и немцы. Русские заключают обычный северный договор на 3 года с повышением северных надбавок каждые полгода, и после отработки 28 месяцев (в год 2 месяца отпуск и 2 месяца в 3 года даётся на дорогу) могут свободно ехать на материк в любом направлении. С немцами договор не заключается, и они не имеют права покидать прииск. А ведь привезены строители секретных оборонных объектов страны на Колыму в одинаковых скотских условиях.

Единственная власть на прииске — начальник прииска, подчиняющийся Северному управлению (центр — Ягодное) Дальстроя (входит в состав Хабаровского края), деления по районам нет, милиции нет, только солдаты. Связь с Ягодным — телефон и пешеходный курьер. Зимой накатывается дорога, работающая с большими перебоями.

Первое время жили в больнице (мама с папой — весь врачебный персонал), затем получили двухкомнатную квартиру. В кухне клетка для свиней, над ними клетка с курами. Моя работа — каждый день приносить с лесопилки полмешка опилок. Запомнил бойцовый характер петуха. На прииске и жило не больше 10 петухов, он побивал всех, однажды потерпел поражение, кто-то положил петуха без признаков жизни на завалинку (не исключаю, его поражению поспособствовали люди), несколько дней не мог ходить. Но оклемался.


Колыма, Джелгала. 1952 г. Центр детских развлечений, я в кепке.

Справа перед отправкой в интернат.


В приисковом магазине сухие молоко и яичный порошок, сушённые картошка, лук и другие овощи. На полках в изобилии консервные банки, включая остатки от американской помощи в военные годы (бабушка была очень довольна наличием коробок с не используемыми северной кухней специями, запомнил анис чикагского производства). Витамины добывали сами: кедровый стланик, брусника, голубика… К счастью, всё это было в изобилии. Папа снабжал аптечными витаминами, в первую очередь драже из шиповника. Из голубики папа ставил вино. Как-то ночью двадцатилитровая бутыль взорвалась, перепуганы все, а голубизну на стенах так и не удалось ликвидировать. Цены на прииске по тем временам бешеные и «круглые»: мясо 100 руб./кг, яйца 100 руб./десяток, курица — 300 руб. (в магазине ничего этого не было). Изредка зимой появлялись оленьи упряжки, якуты привозили мороженное молоко и оленину (на прииске — праздник). Бабушка продавала яйца поштучно и вела запись. Как купили 10 кур и петуха за 3200 руб., так и продали через год за эту же цену перед переездом в Ягодное. Куры окупили себя, правда и кормили их хорошо витаминизированной пищей: орехами, брусникой, свежей зеленью (овёс проращивали в ящиках на окнах)…

Борька и Васька тоже оставили в памяти след, особенно первый. Кабанчики хорошо росли, вымахали килограммов по сто, потребовалось превратить их в мясо. Жалко, до слёз! Навязался заколоть свиней один типичный блатной урка. Оплата свежениной. Мы все ушли за дом, подальше от места «казни». Вдруг душераздирающий рёв, мимо пролетает Борька с финкой, воткнутой по самую рукоятку, понёсся по прииску. Следом бежит горе-специалист. Свинью колоть — не человека резать. Сколько лет прошло, такое не забывается.

22 сентября пошёл в школу. Опять начальная. Трёхкомнатный дом, 19 учеников, одна учительница. Помню только фамилию, она с мужем — приисковым радистом «рыжим Бияйко» жила в соседней квартире (детей не было, муж издевался, и бабушка жалела её). Некоторые родители периодически устраивали обструкцию учительнице, писали какие-то письма, но мои этим не занимались и претензий учительнице не предъявляли. При школе жил сторож — уборщик, чистоплотный, крепкий, усатый мужчина лет 50–60 родом с Западной Украины. Я в его каморке часами находился, похоже, он был из дезертиров по религиозным причинам. Привязанность была взаимной. После мытья или подметания всегда опрыскивал классы одеколоном, которым снабжал его папа (зав. аптекой!).

Учёба проходила в две смены: 2-й и 4-й класс сидели вместе, выпускников 6. Занимался неплохо, на выпускные экзамены приехал (пришёл!) учитель из Ягодного (запомнил его большие резиновые сапоги). Экзамены сдал отлично и получил похвальную грамоту с изображениями Ленина и Сталина, любопытный, по нынешним временам документ.

В центре Джелгалы стоял небольшой клуб, здесь и кино и концерты, и всякого рода собрания. Запомнил выборы весной 1952 г., вдвоём с одноклассницей стоим в парадной пионерской форме около урны и салютуем каждому голосующему. Все молчком бросают бюллетени и направляются в буфет. Неожиданно один мужик перед опусканием бюллетеня торжественно произносит: «Голосую за партию Ленина-Сталина…». Рядом никого из взрослых или фотографов не было. Мини-речь человека, принудительно сосланного на Колыму, впечатляет даже спустя полвека. Маленький пример силы пропаганды.

Главное развлечение на прииске — кино. Вместе с отечественным «Чапаевым», «Мы из Кронштадта» стали привозить фильмы Голливуда, предварявшиеся фальшивой надписью «взяты в качестве трофея в Великой Отечественной войне». Однажды привезли «трофейный» «Тарзан» (в главной роли олимпийский чемпион по плаванию Джонни Вейсмюллер), сначала 1-ю серию, затем по очереди остальные три. Ажиотаж!!! Я видел, как толпы людей сносят двери в клуб, пришлось вызывать солдат. Думаю, если посмотреть «Тарзан» сейчас, он покажется примитивным (причины разные, главное мы стали умнее и больше знаем об окружающем мире). Но в 1952 г., африканская экзотика, снятая в Голливуде (отечественный зритель об этом и не догадывался) произвела потрясающий эффект. Уже после 1-й серии пацаны, думаю не только на Джелгале, бегали по улицам, пытаясь подражать голосом Тарзану (нечто подобное происходило лет через 20, когда отечественный зритель познакомился с популярным французским сериалом, и на каждом заборе появилась надпись — Фантомас). Лет пять, а может и больше, ходили анекдоты про Тарзана и Читу, причём в стихотворной форме, некоторые помню до сих пор, неудобно печатать полностью (к примеру, как Чита заставляла Тарзана идти на работу и зарабатывать деньги).

Для детей рядом с клубом когда-то создана ручная карусель, вокруг неё и собиралась приисковая детвора. А ещё запомнил как летом часами гонял по приисковым тропинкам, тротуарам и дорогам колесо с помощью специально изогнутой прочной стальной проволоки — полезное для детей занятия, колесо катится только когда бежишь (что-то из серии доступных цирковых забав).

В морозные зимние дни, когда температура воздуха не поднималась выше -50? школьники развлекались дома, я больше читал и сортировал марки. Филателия — увлечение с раннего детства. Сбором марок впервые занялся ещё в Челябинске-40, когда папа приносил марки с работы, т. е. оторванные с конвертов. С тех времён запала в память марка номиналом несколько копеек «Чечены» (именно, так). На Колыме я подружился с почтмейстером (на Джелгале он хозяйничал в маленьком помещении) и добился разрешения отрывать марки от приходящих писем. Кощунство, без сомнения. В 10 лет это не всегда понятно.