Начальник центральной лаборатории

С моим зачислением на должность начальника центральной лаборатории в дирекции ТНХК появился человек, отвечающий за создание лабораторной службы во всех аспектах (кадры, оборудование, документация…), проверку проектной документации технологии основных химических производств, качества сырья, готовой продукции и многого другого, включая контакты с отраслевой и академической наукой. Дирекция занимала несколько арендованных комнат административного здания, ужасающая скученность. Вечером на письменные столы раскидывались матрасы для сотрудников, пока ещё не расселённых в общежития и служебные квартиры. Кстати, мне по приезду выдали ключи от новой двухкомнатной «хрущёвки», привезли металлическую кровать, постель, веник и два ведра (по простоте душевной считал, что буду жить один, месяц квартиру обустраивал в нерабочее время).

Первая производственная командировка состоялась через неделю. Москва, международная выставка «Химия-77». Главный инженер ТНХК Владимир Матвеевич Набоких 13–14 сентября таскал по выставке за собой, складывая множество проспектов в мой объёмистый портфель. Я с интересом рассматривал достижения химической промышленности (не науки!). Многое казалось необычным, впечатление оглушающим. Из иностранцев основные экспозиции представляли ФРГ, Япония, Италия, слабо выставлялись США (только картинки). Очевидно, практичные американцы предпочитали не тратить зря средства: всё равно СССР ничего не купит. ФРГ показывала много действующего оборудования, вокруг десятки, временами, сотни посетителей (большинство, отнюдь не химики), ожидающие очередной демонстрации возможностей (наиболее популярна переработка полимеров) в действии. В толпу швырялись цветные пакеты, канистры и т. п. — дефицит в 70-80-е годы. Нам с Набоких ничего из этой халявы не досталось, но зрелище хватательных рефлексов терявших человеческий облик людей впечатляло не меньше экспонатов.

Выставка традиционно проходила раз в 2 года, последний раз я был на ней в 1995 г., причём участником, представлявшим продукцию ТНХК. Возвращался на комбинат с массой проспектов и других демонстрационных материалов. Министерство химической промышленности требовало представлять отчёт в Москву с мнением командированных с предприятий специалистов (первый раз писалось трудно, затем наловчился высказывать реалистичные пожелания). Кое-какое оборудование из показанного на выставках приобретено для ТНХК, естественно, после обстоятельных переговоров с инофирмой и длительного убеждения чиновников самого высокого уровня (отдел химии ЦК КПСС, Госплан, Совмин). Заканчивая тему международных отраслевых выставок, отмечу, на «Химии-91» была представлена экспозиция научно-исследовательского центра ТНХК. В наивном романтическом рыночном порыве пытался показать всему миру, что «мы есть» и желаем выполнять заказы. Увы…

После возвращения из Москвы состоялось временное переселение (растянулось на 3 года) дирекции ТНХК в новое здание томского отделения «Пластполимер». Мне выделили письменный стол в «сборной» комнате, где сидели представители разных служб создающегося комбината. Переводчица, инженер по технике безопасности, инженер технического отдела, ещё кто-то и Вася Куприянов. Задержусь.

На Васю Куприянова обратил внимание сразу. Невысокий, подвижный «колобок», общительный мужичёк лет 28–30. Куприянов — единственный в дирекции человек, курировавший проблемы строительства завода метанола (2-й пусковой комплекс), остальные занимались производством полипропилена и вспомогательной инфраструктурой комбината. Эрудированный Вася контролировал поступающую техническую документацию (огромные объёмы), формулировал замечания, вёл переговоры с проектировщиками, строителями, представителями поставщика технологии ICI — английской фирмой «Дэви Пауэр Газ «. Особо сложной являлась проблема доставки крупногабаритных технологических аппаратов северным морским путём, затем Обь, Томь (строительство специальных барж, многочисленные согласования). Вася умудрился на техническом совете комбината хлёстко поставить на место одного из томских вузовских учёных (ныне заведующий кафедрой политехнического университета), который начал «гнать туфту» лишь бы получать по хоздоговору деньги. Кстати, данный конкретный пример я многократно использовал при «воспитании» учёных, желавших сотрудничать с комбинатом.

С началом пусконаладочных работ на первых объектах комбината производственные отношения в коллективе ужесточились, карьерный рост подавляющего большинства специалистов, выполнивших огромную подготовительную работу, вопреки их личным ожиданиям, прекратился. На стройплощадке появлялись типичные производственники с родственных предприятий. Старожилы ломались психологически, кто увольнялся, кто переходил на незаметную маленькую должность, скажем, один из первых начальников производства полипропилена лет 25 позже отработал мастером складского хозяйства. Мыслящие и вслух рассуждающие руководители среднего звена оказались невостребованными (нужны беспрекословные исполнители). Как-то незаметно для меня исчез и Василий Петрович Куприянов, сам факт до сих пор считаю большой потерей комбината.

Кроме производственных заслуг Вася (так я его всегда называл, поскольку старше лет на 10, да и возражений не было) оставил в памяти несколько юмористических моментов.

В сентябре 1977 г. дирекция воскресным утром выехала за грибами на собственном автобусе «Таджикистан». Заехали в лес, километров 30 от Томска, грибов — море. Я собирал только маленькие боровички (некому грибы перерабатывать) в ведро из служебной квартиры, а Вася наполнял корзину и большой полиэтиленовый мешок, собирая всё съедобное подряд. Решил, что Вася справится с обработкой грибов, так как живёт с семьёй в отдельной квартире. Грибники набрали свои ёмкости, автобус сигналит, нет Васи. Нашёл азартного Васю в работе, мешок полный, корзина полная, что-то набирает в полиэтиленовый мешочек.

— Вася, поехали, тебя одного ждут!

— Эрвин Гельмутович! Попроси автобус подождать, мне ещё волнушек надо на баночку собрать.

— Вася! Какие волнушки, когда белых полно!

Я свои грибы порезал и развесил сушить на проволоке в служебной квартире, запах стоял до Нового года. Через неделю зашёл к Васе специально посмотреть, как семья сумела переработать столько грибов. Оказалось, все грибы, без переборки, просто свалены в ванну и киснут в воде, Васина жена ещё не приступала к обработке. Стало понятно, в этой семье грибы не понимают, лучше оставил бы их Вася в лесу.

Второй случай произошёл в той же «грибной» служебной квартире в конце апреля 1979 г. Здесь в маленькой комнате я уже жил со своей семьёй. Дочке Юлии исполнился один месяц, решили пригласить фотографа (мой «Зоркий» остался в Тюмени). У Васи неплохой по тем временам фотоаппарат, да и хорошие фото показывал. Но, вероятно, начали не с того конца. Сначала налили. Ещё и ещё. Через 20 лет на юбилее Юлии Надя вспоминала, сколько многословный Вася выпил вина, а фотокарточки месячной дочки не вышли, вернее плохо получились.

На торжественном праздновании 20-летия со дня пуска завода метанола летом 2003 г. о первом «метанольщике» Васе Куприянове никто не вспомнил. В официальном издании, посвящённом 30-летию ТНХК, о Куприянове нет ни слова.

Что это? Удел первопроходцев? Или подтверждение неприятной мудрости народной об «Иванах, не помнящих родства»?

Продолжаю.

Командировки следовали одна за другой. Конец сентября. Ростов — Всесоюзное совещание по проблемам переработки полимеров. В свободное время бродил по городу. Золотая осень. Зелёный город, умеренно красивый. Дон — река как река, Обь лучше. Почему-то в памяти осталась продажа на каждом углу живой рыбы, в основном, толстолобика.

Впереди тяжёлые переговоры с поставщиками технологии и оборудования 1-го пускового комплекса ТНХК. Помимо изучения документации важнейшим подготовительным этапом явилось знакомство с действующим, недавно запущенным производством полипропилена в казахстанском Гурьеве (ныне Атырау) мощностью 30 000 тонн в год. В Томске производство в 100 000 тонн создавалось тем же проектировщиком (фирма Технимонт итальянского концерна Монтэдисон), важно узнать максимум технологических, проектных, конструкторских неувязок, выявившихся в процессе пуска и эксплуатации.

23 октября 7 руководителей служб ТНХК (главный инженер, главный механик, главный приборист…) во главе с генеральным директором Гетманцевым вылетели в Гурьев. К нашему приезду, как будто специально, производство аварийно встало, реактор заполнен «козлом» (заполимеризовавшимся пропиленом), никто ещё не соображал, как освободить огромный (~ 60 м3) реактор. Колоритно выглядела задница Гетманцева, сунувшего голову в верхний люк и внимательно рассматривавшего внутренность реактора. Томичи высокомерно сделали вывод: так работать нельзя. Жизнь показала, всё гораздо сложнее, но натуральное, не книжное или инструктивное, созерцание «козла» оказалось полезным, в период моей работы на ТНХК подобных масштабных технологических безобразий удавалось избегать. Кусок гурьевского «козла» я увёз в Томск в качестве наглядного демонстрационного пособия, до конца работы на ТНХК «козёл» украшал полку в моём кабинетном книжном шкафу.

Удивила работа инженеров, технологов, руководителей гурьевского химзавода в условиях аварийной остановки. В субботу и воскресенье на заводе только сменный персонал, в рабочие дни в 18 часов уже никого нет. То же самое я наблюдал в Гурьеве лет через 6, когда приезжал знакомиться с внедрением нового поколения катализаторов. В выходные на заводе только приезжая наука (Новосибирск, Грозный) и томичи. В Томске мы работали с большей интенсивностью, а при аварийной ситуации никаких выходных и уж раньше 21 часа никто из руководителей дома не появлялся. Из двух командировок в Гурьев положительных эмоций, касающихся производства, не вынес.

Город грязный, жидкая глиноподобная грязь плавала по тротуарам и дорогам, ливнёвой канализации не было. Местные жители оправдывали грязь «уровнем ниже моря». Положительные эмоции вызвали река Урал посредине Гурьева с рыбаками на берегу, дешёвые и очень вкусные арбузы, великолепная рыба и обилие чёрной икры.

Возврат в Томск занял в три раза больше времени, хотя авиабилеты с подтверждённой бронью на 2 ноября приобретены своевременно. К празднику (7 ноября демонстрация, надо обязательно быть самому и вывести подчинённых) с трудом добрались до Томска, где уже куплены авиабилеты на 10 ноября 1977 г. в Ленинград. Совмещение авиации и поезда по маршруту Гурьев (сутки в деревянном сарае под названием аэропорт) — Актюбинск (более суток) — Новосибирск — Тайга — Томск показало всю прелесть ненавязчивого советского сервиса, о гостиницах даже не вспоминали. К празднику наплыв пассажиров, масса блатных, а самолёты небольшие АН-24. В Актюбинске, пропустив очередной рейс, мы до того озверели, что пять здоровых мужиков (Гетманцев и Набоких улетели из Гурьева в Томск чуть раньше через Москву) полностью блокировали регистрационное окно, не подпускали пассажиров других рейсов. Улетели. А из Новосибирска электричкой с пересадкой. Вроде бы мужики и не старые, но измотались ужасно, заросли, провоняли как бомжи, тем более, в карманах ни копейки (ни поесть, ни выпить). А на демонстрации допрос с пристрастием Гетманцева: где были?

На праздники команда взбодрилась и вперёд, в Ленинград. Начались трудные переговоры с итальянцами по приёмке окончательного проекта производства полипропилена. Первой рассматривалась лаборатория. Не сразу удалось приспособиться к темпу обсуждения имевшихся вопросов. Итальянцы очень разговорчивы. На короткий вопрос произносится 15-минутная тирада, которую с трудом переводчик до меня доводит. Переводчики привыкли работать с контингентом Интуриста и сложно справляются с техническими терминами. Работа довольно утомительная, в большом напряжении. Я — один, итальянцев двое. А за спиной находятся несколько высокопоставленных «фирмачей», перебрасывающихся репликами со своими переговорщиками, их внутренние разговоры не переводятся. Каждая согласованная страница окончательного протокола подписывается участниками переговорной группы. Кстати, несколько раз удалось использовать мнение итальянцев для борьбы со своими проектировщиками (скажем, пробить разводку природного газа в стеклодувную мастерскую и лабораторию пробной полимеризации, вопреки существовавшим в Советском Союзе устаревшим нормам техники безопасности). Недели через 3 я свою часть закончил, подписал соответствующий протокол, вернулся в Томск.

Первая производственная командировка в Ленинград добавила в память о великом городе ряд нюансов.

Недели через две плотной работы в воскресенье организаторы переговоров повезли делегацию итальянцев и двух томичей (начальник производства полипропилена Селезнёв и я, начальник центральной лаборатории) знакомиться с городами-дворцами Павловск и Пушкин. Кстати, Селезнёв приехал в Томск из Казани в октябре и поселён в служебной квартире, которую я почему-то считал своей. Вместе ездили в Гурьев, вместе приехали на переговоры с итальянцами.

В заключение экскурсии организован роскошный обед в ресторане города Пушкин. Икра, вино, водка без ограничений, тосты о полипропилене, советско-итальянской дружбе, ожидающих приезда итальянцев томичках, о самых красивых девушках в лаборатории, о мире во всём мире…. Расплачивался представитель отдела внешних сношений ленинградских проектировщиков с типичной чекистской внешностью. Выпили прилично, даже по сибирским меркам, итальянцев завезли в гостиницу, а мы с Селезнёвым вылезли на Невском и зашли в пивбар. Нам мало! Деньги у Селезнёва, у меня ни копейки. Не припомню, почему?

Поразительно, два года назад, осенью 1975 г., повышал квалификацию в технологическом институте им. Ленсовета, удивлялся музыкальному репертуару пивбара в центре Ленинграда, когда без конца крутился шлягер с антисемитским по сути текстом «Евреи, кругом одни евреи…, среди учёных и врачей каждый пятый не еврей…, если бы не было жидов, все остались бы без зубов…».

Казалось, время остановилось. Исполняется та же песня, посетители пивбара увлечённо обсуждают еврейскую тему, я вклинился в разговор соседей, произнёс несколько общих фраз без желания кого-то уколоть.

Часа через два подходит официант, просит расплатиться. Оглядываюсь, Селезнёва нет.

— Сейчас товарищ из туалета придёт…

— А Ваш друг ушёл.

— Как ушёл?

Нелепость ситуации: пьяный, за пиво не уплачено, без денег, до гостиницы ехать сначала на метро, затем на трамвае. Смеялись позже, а пока трудно предположить, как могли развернуться события (медвытрезвитель, партком, позорное увольнение…). Моросит дождь, в одной рубашке побежал по Невскому, догнал Селезнёва у станции «Площадь восстания» (как успел?). Тот молчком отсчитал необходимую сумму и спустился в метро. Я знаком с Селезнёвым чуть больше месяца, подумал, от большой дозы алкоголя его «заклинило».

Наивный человек! Очередной жизненный урок: никогда не поддерживай разговоров о евреях, только наживёшь скрытых врагов. Внешность обманчива, я до сих пор не знаю, по какой родственной линии Александр Сергеевич Селезнёв имел отношение к евреям.

По возвращении в Томск в декабре 1977 г. произошёл ещё один забавный инцидент с Селезнёвым, уже в служебной двухкомнатной «хрущёвке» на верхнем, пятом этаже. Александр Сергеевич располагался в большой проходной комнате, в маленькой вместе со мной проживал начальник проектно-конструкторского отдела Василий Иванович Охрименко. Поскольку меня первым заселили в квартиру, то и решение хозяйственных «мелочей» (в первую очередь, не стабильная подача воды и малопонятные сбои с теплом) оставалось за мной. Зима стояла суровая, в квартире явно не хватало тепла. Утепление окон — женская привилегия, а таковых в ближайшем окружении в Томске не было.

Воскресенье, утро, все дома. Крупногабаритный Александр Сергеевич примеряет новые меховые лётные унты, привезённые из Казани, ложится в них на кровать, отдыхает. В маленькой комнате Вася сосредоточенно изучает англо-русский словарь. Я занялся спуском воздуха из батарей (разводка тепла снизу вверх, дом новый, система без конца «завоздушивалась» и батареи временами были чуть тёплые). А.С. с интересом лёжа наблюдает за моими манипуляциями. Очевидно, ноги нагрелись, он снимает унты, ставит рядом и продолжает созерцать.

Неожиданно выбило давлением вентиль, засвистел воздух, пар, захлестал кипяток. Вася бросился на помощь, А.С. схватил подмоченные унты, убрал их подальше и снова лёг на кровать, подкидывая советы. Комната в пару, кипяток хлещет, мы с Васей бьёмся, ищем вентиль, из инструмента только плоскогубцы, ведро и тряпка (вызовники!). Чудом не ошпарились и не устроили потоп в подъезде. Обошлось.

Вентиль оказался в одном из обновлённых унтов Александра Сергеевича.

Смеха было много, но Селезнёв — начальник, привыкший давать команды сотням людей, два дня чувствовал себя обиженным. Сушил унты.

Кто его обидел? Человек, обладающий чувством юмора, не в состоянии воспринимать смех в свой адрес. Синдром большого начальника? Индивидуальная особенность? За годы сотрудничества я так и не мог понять эту черту Александра Сергеевича.

---------—

Уважаемый читатель! Вынужденно отвлекаюсь на тему атмосферы в обществе и Томске в тот первый период моей деятельности на ТНХК. В сентябре 1977 г. я поразился, как процветают в Томске оборонные предприятия и наука, обеспечивающая потребности военной индустрии. Одновременно нельзя было не заметить строительство жилья и массы гражданских объектов. Заслуживает памятника в Томске Е.К.Лигачёв, 1-й секретарь обкома КПСС, организовавший строительство Томского нефтехимического комбината с его общегородскими очистными сооружениями, мощной базы строительной индустрии, промышленных сельскохозяйственных комплексов, институтов академгородка, театра, большого концертного зала, многих других объектов и, само собой разумеется, нового здания обкома партии. В заслугу Лигачёву надо поставить привлечение к гражданскому строительству военных строителей, обеспечивавших ранее только атомные объекты Томска-7 (ныне город Северск).

Много раз близко наблюдал Лигачёва (в обкоме, на площадке ТНХК, есть даже совместные фотографии), продолжаю наблюдать по выступлениям в СМИ, всегда поражался жёсткой деловой немногословной манере поведения. Мне понятны нынешние выступления Лигачёва, с возмущением отвергающего рассуждения о «застое» в 70-е — 80-е годы. Действительно, за 17 лет управления Лигачёвым Томской областью, произошли колоссальные изменения не только в Томске, но и на нефтяных месторождениях Стрежевого, Кедрового, «прыгнула вверх» лесоперерабатывающая промышленность. Я думаю, далеко не во всех регионах СССР наблюдался подобный промышленный бум, о процветании наукоёмких военных производств упоминалось выше. Совершенно не случайно именно из благополучных регионов «выдёргивались» первые руководители в Москву (Горбачёв, Лигачёв, Ельцин…), впоследствии полностью изменившие жизнь соотечественников.

А пока, в октябре 1977 г. пропагандистский шум по случаю приёма новой (брежневской) Конституции СССР. Нормальному человеку трудно понять что-либо определённое. Как и в сталинской Конституции 1936 г. все слова правильные. В отличие от большинства развитых стран праздник по случаю приёма Конституции 5 декабря, 7 октября, 12 декабря в России народом воспринимается просто как дополнительный выходной, не более того, а сейчас и выходной отменили. Привык народ в России (приучили!), что Конституция не защищает простого человека, а только служит инструментом «разборок в верхах».

В Томске введены обязательные политдни с целью пропаганды достижений партии и правительства. Партийные идеологи пытались стимулировать интерес к выполнению пятилетних планов, вводили ярлыки-штампы каждого отдельного года пятилетки: определяющий, решающий, завершающий… Таким штампом как молотком били человека по голове в течение года через телевидение, радио, газеты. Интересно, кто был безымянный партийный умник, придумавший эти ярлыки. Наверно, и сейчас при власти.

Те же умники, по-видимому, подготовили пропагандистский залп в виде «великих» произведений Брежнева «Малая Земля», «Целина»… Слава богу, не все произведения по биографии вождя успели написать при жизни Брежнева, а потом они оказались никому не нужны. Написано живым языком (естественно, не Брежневым, но в то время об этом не задумывались). Начались принудительные обсуждения в коллективах. В прессе раздаются призывы к присуждению Брежневу Ленинской премии по литературе. Что попало! Помню, какое оживление в большом зале ТНХК вызвали мои рассуждения о брошюрах Брежнева. Так никто брежневские «гениальные творения» не называл.

В каждой организации «красные уголки» сменили вывески и превратились в ЦОПРы (центры общественно-политической работы). Обком к политдню выпускал разработки на 10–20 страниц. Выступали в коллективах все руководители, включая Лигачёва. Мне приходилось выступать в цехах и службах ТНХК сотни раз, убедился, люди с удовольствием слушают интересного лектора (никогда не читал по обкомовской разработке), задают много вопросов. Я неоднократно выступал против официальных политдней (приходилось видеть, как секретарь обкома просто читает разработку, наполненную общими политическими фразами, не поднимая головы), но считаю чрезвычайно полезными регулярные встречи руководителей с коллективами, причём не только со своими. То, что наблюдалось в 90-е годы (конец моей производственной деятельности), когда большинство руководителей всех уровней просто избегали коллективных встреч, ни в «какие рамки не входит».

Брежнев в Томске не появлялся. Вспоминаю, как лидеры Томской области во главе с Лигачёвым (в хвосте генеральный директор ТНХК Гетманцев) ездили его встречать на узловую железнодорожную станцию Тайга (Брежнев двигался спецпоездом с востока). Томские и кемеровские руководители выстроились на перроне (обычных пассажиров далеко убрали от вокзала). Поезд остановился. Ни один человек не вышел. Из-за занавески Брежнев махнул рукой. Картина чрезвычайно типичная для взаимоотношений подчинённых и руководителей в тоталитарном режиме. Как не вспомнить, сколько раз приходилось встречать партийных руководителей, несколько часов ожидая на морозе около ворот. Неуважение к людям идёт сверху вниз, само собой и обратная реакция, когда простой человек в России «хает» просто власть, не различая конкретных виновников тех или иных безобразий.

Казалось бы, после Праги 1968 г., Хельсинки 1975 г. Брежнев и его окружение не пойдут на новые военные авантюры. Мировое сообщество глубоко ошиблось, а советские люди просто на эту тему не думали. Декабрь 1979 г. Советские войска начали оккупацию Афганистана. В истории России (Советского Союза) это наиболее бессмысленный ввод войск в соседнее государство. Сделана попытка перевести свободолюбивый народ, живущий по законам мусульманского средневековья, на «рельсы социализма». Уничтожено не менее 1 миллиона местных жителей, погибли (официально) более 13 тысяч наших военнослужащих и сотни тысяч получили ранения. Более миллиона советских людей прошли через Афганистан, привыкли убивать детей, стариков, женщин, просто сносить с лица земли кишлаки. 5–6 лет московские власти замалчивали развитие событий в Афганистане, опять начали глушить западные радиоголоса. Фактически сорвана Московская олимпиада 1980 г., неизвестно по какой статье списали колоссальные убытки. Сахарова (публично выступил против афганской авантюры) вывезли в Горький и содержали под домашним арестом. Погибших ребят привозили из Афганистана в цинковых гробах и тайно хоронили. Позорище! В Томске в похоронах участвовали курсанты военного училища и близкие родственники, никаких сообщений в газетах.

Прошло почти 20 лет со дня вывода советских войск из Афганистана, но кровопролитие там продолжается, уже без прямого российского участия. Страна полностью разрушена. Советский Союз бросил на произвол судьбы тех афганцев, которые воевали за социалистические идеалы. Как можно оценить то, что талибы повесили просоветского президента Наджибуллу, что афганские генералы, окончившие советские военные академии, без документов торгуют тряпьём на рынках Москвы? Сейчас разные деятели спецслужб с гордостью (телевидение прямо умиляется) рассказывают, как убивали законного президента Афганистана Амина и его семью. В то же время конкретных виновных в развязывании афганской авантюры никто найти не может (появились публикации, свидетельствующие, что и политбюро такое решение не принимало), скорей не хочет. Россия!

Афганской авантюры московским правителям показалось мало, они устремили хищный взор на Польшу. Появление профсоюза «Солидарность», в течение нескольких месяцев, всколыхнувшего польский народ, обеспокоило советских идеологов. Началась «артподготовка» — массированная пропагандистская кампания. Как только ни унижали руководителя «Солидарности» рядового электрика из Гданьска Леха Валенсу, оказавшегося народным самородком, наши СМИ. Многие борзописцы хотели бы забыть свои пасквили, когда рухнул коммунистический режим и демократически избранный Валенса оказался достойным президентом Польши.

С большим трудом Войцех Ярузельский, введя в 1981 г. военное положение, отстоял Польшу от вторжения войск великого соседа. Кстати, именно за эту акцию в сентябре 2008 г. в Польше начался открытый суд на 85-летним Ярузельским, действующий президент Качинский, заявил, что приговор может носить символический характер (дай-то бог!). Антирусские настроения в Польше подогрелись публикацией фактических данных о зверском уничтожении в Катыни более 14 тысяч польских офицеров, оказавшихся в СССР после оккупации Польши в 1939 г. Гитлером и Сталиным. Только во времена Горбачёва власти Москвы признали скорбный факт. События 80-х в Польше завершили создание вокруг западной границы пояса из народов (венгры, чехи, словаки, поляки), смертельно ненавидящих (и боящихся) великого восточного соседа. Как только появилась возможность (развалился СССР) эти страны вместе с Литвой, Латвией и Эстонией рванули в НАТО, рассчитывая на защиту от России, а ещё несколько бывших советских республик стоят в очереди на приём. Нынешняя московская демагогия о стремлении НАТО к границам России ставит вопрос «с ног на голову».

С возрастом Брежнев выглядел всё более дряхлым, выступал редко и говорил с большим трудом. Уже не верилось, что Брежнев являлся большим любителем скоростной езды, поражал разбирающихся в автомобилях американцев виртуозностью вождения, вводя при этом в ужас собственную охрану. Лет через 5 после смерти Брежнева все узнали о большой личной коллекции автомобилей. Оказывается, высокие гости СССР хорошо знали, чем можно ублажить нашего руководителя.

Постепенно Политбюро ЦК КПСС в глазах советского народа начало ассоциироваться с домом престарелых, появилось обилие анекдотов, пародирующих речь и поведение Брежнева. Общество ждало, кто сменит Брежнева. Запомнились траурные мероприятия в ноябре 1982 г. Местные власти, КГБ приняли беспрецедентные меры предосторожности (не дай бог власть из рук выскочит!). Помню трансляцию похорон. Помпезность похорон смазана последним актом, когда похоронная группа, опуская Брежнева в могилу, уронила гроб, все вздрогнули. Возможно стук гроба — некий символ конца эпохи, хотя новая эпоха начнётся только через два с половиной года.

Завершаю тему неприятным воспоминанием. В Томске уже через две недели после поступления на Томский нефтехимический комбинат в очередной раз попал в сферу внимания КГБ. Те же приёмы давления, что и в Барнауле, та же проблема взаимодействия с иностранцами (желание выявлять шпионов), так как подавляющее число промышленных предприятий работают на оборону, а Томск-7 (Северск) — один из 3-х главных производителей атомного оружия в СССР. Томск всё ещё закрыт для въезда иностранцев, «наши итальянцы» появились, насколько мне известно, первыми за много лет, с множеством ограничений в проживании, маршрутах передвижения по городу, контактах с местными жителями. Скажем, я не имел возможности пригласить шефа инофирмы по лаборатории к себе домой.

---------—

Уважаемый читатель! Томск, ТНХК, командировки…, а семья-то в Тюмени и душа болит. Использовал каждую возможность, чтобы попасть в Тюмень (1–2 октября при возвращении из Ростова, 1 декабря после длительных командировок в Гурьев и Ленинград). В личном дневнике спустя четыре с половиной месяца вновь появились записи. Самые неприятные строки касаются наших с Ниной взаимоотношений. Цитирую.

11.12.77 г….Прилетел 1 декабря вечером. Нина встретила меня в аэропорту (в Ленинграде я купил ей костюм ГДР и финское платье; купил мясо, индейку). На следующий день вечером выпивали понемногу с Агаевым, в субботу пили у Кучерюков, в воскресенье (4.12) у нас. Поругались. На следующий день нас пригласили Нагарёвы. Начали неплохо. Когда немного выпили Нина начала выступать. Кончили, когда Валера уже уснул. Мы вдвоём выпили 2 бутылки водки, да я ещё сухого выпил. На улице как-то так получилось, что несколько раз ударил, порвал шубу. Следующий день практически весь просидел рядом с ней на занятиях. Улетал 7-го в очень скверных чувствах. И всё это из-за того, что она публично везде заявляет, что никуда [из Тюмени]не поедет. 8 декабря был у Гетманцева, в двух словах объяснил ситуацию: или я уезжаю, или остаюсь без семьи. Он обещал заняться моим квартирным вопросом сразу же после приезда из Ленинграда, т. е. 23 декабря.

Поездка в Тюмень на встречу Нового года ситуацию не изменила, более того подтверждались опасения «амурного» характера. Много эмоций вкладывалось в письма (посмотреть бы их сейчас), и писать было очень тяжело. Цитирую.

15.01.78 г. Не нахожу себе места. Окончательно вычислил, что после Ленинграда в Тюмени получил…. Долго я сомневался. Летал домой 30 декабря, оттуда 3 января. Сопоставление всех слов и фактов привело к тому, что вчера в письме я приписал следующую фразу: «Нинуля! Награда, которую ты нацепила мне, выворачивает душу. Прошу тебя, не надо!» Посмотрим на реакцию. Ситуация такая, что не с кем ни поговорить, ни посоветоваться. Спать совсем не могу, 3–4 часа, не больше.

Кстати, в последующие двадцать лет вторая жена Надя неоднократно пыталась выяснять, для чего в моей тумбочке в служебной «хрущёвке» стояли специфические мази. Прикидывался дурачком, хотя это и не в моём характере.

Следующая запись в личном дневнике появится уже на компьютере через 18 лет.

Чаша взаимного недовольства в семье переполнилась. История развода с Ниной и брака с Надей подробно описаны в разделе «Жёны» [ «Происхождение, родственники»].

---------—

Уважаемый читатель! Возвращаюсь в производственную сферу. Гигантское строительство разворачивается, эксплуатация собирает кадры с родственных предприятий химической промышленности (вызовники), в первую очередь, руководящий инженерно-технический состав. Десятки будущих начальников ютились в тесноте и неприспособленных помещениях, а стройка километрах в 20, причём пассажирского транспорта в ту сторону не было, телефонная связь через коммутатор атомграда Томск-7 предельно ограничена и скверно работала. Дирекция строящегося комбината распоряжалась стареньким автобусом «Таджикистан», который ходил на площадку два раза в сутки, меняя смены сторожей. Чтобы не дать закиснуть вызовникам и одновременно получать достоверную информацию, начальство регулярно отправляло их на площадку контролировать ход строительства тех или иных объектов. Уехал утром, значит на весь день, назад выбираешься в город на попутных грузовиках. И вот типичная воспитательная акция утром следующего дня.

Главный инженер Владимир Матвеевич Набоких заслушивает вызовников из Новополоцка о ходе строительства склада химреагентов. Технолог цеха полимеризации пропилена Коля Скиба и будущий начальник производства метанола Саша Щучкин докладывают, строительство идёт плохо. Набоких:

— Панели возили?

— Возили!

— А сколько штук панелей вчера привезли?

Упитанный невысокий Скиба густо краснеет, приобретает вид варёного рака и молчит, худощавый Щучкин начинает заикаться и слова произнести не может.

— Так что же Вы, бляди, делали целый день? Тра-та-та!

Следует залп непечатных выражений.

Я сам научился материться в детстве, по-видимому, в интернате на Колыме, в семье мата не было, максимум, Dummkopf — дурак или Esel — осёл, но колоритная речь Набоких поразила меня при появлении на комбинате. Второй раз в жизни я столкнулся с виртуозом ненормативной лексики, первый был в сентябре 1958 г., когда в глухой сельской Громышёвке полуграмотная бабка крыла первокурсников за две охапки берёзовых дров, украденных из её поленницы.

С одной стороны Набоких в воспитательных целях использовал массу народных поговорок: дитя не плачет, мать не разумеет; люди любят спрос!; у хорошего мужа и свинья — барыня; сколько пива, столько песен!… Кстати, последняя поговорка надолго прописалась в моём лексиконе, использовалась при заключении хоздоговоров с научными организациями.

С другой стороны, Набоких, человек скромный по натуре, виртуозно матерился в мужской среде подчинённых или при контактах с подрядными организациями, строителями, монтажниками. При строительстве подконтрольных мне объектов многократно лично убеждался, что эти категории трудящихся указания без крепких выражений не понимают. Не так давно очень удивился, прочитав, что профессиональный строитель Б.Н.Ельцин никогда не матерился.

Набоких не использовал распространённый в России мат с отправлением собеседника на 3, 4, 5 букв, бессмысленным упоминанием матери. Он конструировал многосложные предложения со смыслом, жаль, в своё время не записывал. Кое-что запомнил, например, по отношению к неисполнительным ремонтникам: «Да я Вас, блядей, поставлю раком, буду гнать до Москвы и………… пока не закончите опрессовку!» Начальники ремонтников мгновенно согласились, что отговорки неуместны.

О великий русский язык!

Все, кто близко знал эмоционального, но отходчивого и незлопамятного Владимира Матвеевича, не обижались на специфическую речь, тем более что сам Набоких — типичная рабочая лошадь. Ещё одна его любимая поговорка (смысл по памяти): добавляют груз тому, кто везёт.

Но существовали и вышестоящие воспитатели. Партийным надсмотрщикам, хоть в парткоме, хоть в обкоме работящий Набоких, лучший главный инженер за всю 34-летнюю историю комбината, как кость в горле, мог и их перепустить, лично был свидетелем, как он красочно отправил заниматься своей работой 1-го секретаря Октябрьского райкома Бондарева.

Партийные бонзы выдавили Набоких с комбината, уже с должности генерального директора, когда стабильно работали созданные с нуля четыре основных производства и вся вспомогательная инфраструктура гигантского комбината. Владимир Матвеевич умер вдалеке от Томска в возрасте 61 год.

---------—

Уважаемый читатель! Хочу пояснить смысл многократно используемого термина «вызовник». В минхимпроме действовала система: при строительстве нового комбината костяк технологического персонала создавался из специалистов родственных предприятий химической промышленности. Вызовники имели ряд льгот: внеочередное получение квартиры в Томске, бронирование квартиры по прежнему месту жительства (напомню, в советские времена человек не имел права получить новую квартиру, не сдав старую), преимущественная возможность карьерного роста с соответствующим уровнем зарплаты. Кстати, мне был установлен оклад 340 рублей (у главного инженера 350, у начальника производства полипропилена — 280), оклад доцента с пятилетним стажем — 280.

Общая схема кадровой комплектации (с отклонениями): сначала набор первых руководителей служб, они уже тянут с родных предприятий специалистов среднего звена (начальников, технологов цехов). Дальше по цепочке: начальники отделений, начальники смен и уже ближе к пуску завода высококвалифицированные аппаратчики. Оформленный вызов котировался высоко, их общее количество ограничено. Скажем, в лабораторную службу мне разрешили вызвать только 4 человека.

Томский нефтехимический гигант создавался на голом месте, с нуля. Панорама огромной стройплощадки с разбросом объектов на десятки километров впечатляла, высочайший темп строительства явно не свидетельство застоя. Три ВУЗа Томска выпускали ежегодно несколько сот химиков разного профиля, преимущественно для других регионов, в области не существовали производства большой химии и нефтехимии. Только квартирой в кратчайшие сроки и высокой должностью с соответствующим заработком можно завлечь достойных специалистов из родственных предприятий Белоруссии, Татарстана, Башкирии, Иркутской области…. Естественно, принимались не все желающие, шла жёсткая фильтрация.

А пока жильё строилось, вызовники кучно размещались по служебным двух-, трёхкомнатным квартирам, в зависимости от статуса по 2-3-4 человека в комнате.

Что делать взрослым семейным мужикам в свободное от работы время, когда жена, дети где-то далеко ждут своего вызова? Вопрос риторический, частенько собирались коллективные застолья в одной из квартир с большим количеством алкоголя и убогой закуской (выбор отсутствовал, на полках магазинов Томска преимущественно мелкий частик и щука в томате, морская капуста, а варить картошку — хлопотное дело). Что меня поражает до сих пор, в этих чисто мужских компаниях не говорили о бабах, спорте, рыбалке или политике, только о работе, будущем пуске производства полипропилена.

Однажды на глазах застолья произошёл запомнившийся надолго случай, то ли смешной, то ли грустный. Коля Скиба, исполнявший обязанности начальника цеха полимеризации пропилена, невысокий, но широкий и упитанный мужик килограммов под 120, простудился. По-видимому, при частых поездках на стройплощадку. Глаза красные, лицо красное. Явно повышенная температура, но градусника ни у кого нет.

— Коля! Выпей пару таблеток аспирина!

— Не надо, сам буду лечиться!

На глазах компании Скиба начинает готовить «лекарство». Стандартный 250-милилитровый гранёный стакан на три четверти наполняет водкой, добавляет сырое яйцо, затем до верха сыпет красный перец. Всё тщательно перемешивает и затем одним глотком ярко красную смесь выпивает. Лицо Скибы из красного превратилось в багровое, глаза как будто залиты кровью. Подвыпившие мужики за столом, с интересом наблюдавшие процедуру самоэкзекуции, ошарашено молчали. Потом развеселились.

Средство оказалось эффектным, на следующий день Скиба вышел на работу внешне здоровым.

Коля Скиба не вписался в тяжёлый пуск завода полипропилена, уехал назад в Новополоцк. На праздновании 30-летия ТНХК летом 2004 г., гость из Белоруссии, бывший вызовник, рассказал, что Скиба умер, далеко не дотянув до 60 лет.

А вообще вызовники предпочитали «лечиться» в общественной парной бане с последующими обильными возлияниями. Именно после такого «лечения», задолго до пуска получил инфаркт и сдал дела первый начальник производства полипропилена Селезнёв. Я баню посещал регулярно, хотя в служебной «хрущёвке» функционировала ванна с душем, но большим коллективом ходить не люблю. Всякие «банно-парны?е» соревнования не идут на пользу организму. Однажды, на моих глазах в железнодорожной бане Томска произошла любопытная и поучительная история.

Расслабление после парной нарушается выяснением отношений в предбаннике на повышенных тонах. Рослый дородный мужик лет 35, напоминающий барина в сравнении с типичными клиентами именно этой бани, совершенно голый, но в модных туфлях на каблуках пытается что-то расспросить у, едва стоящего на ногах, пьяного банщика. Одежда из закрытого банщиком шкафчика исчезла полностью (и верхняя и нижняя, чистая и грязная, туфли, похоже, воры не усмотрели). Мат и угрозы в самых резких выражениях. Банщик в ответ мычит что-то невразумительное, начинает открывать все шкафчики подряд. Ситуация нелепая и смешная одновременно. При пострадавшем смеяться было неприлично, убегали в моечную и парную и там отводили душу, причём далеко не все смеялись с сочувствием. Удивительное подтверждение жизненных реалий: не принято в России сочувствовать неприятностям благополучного человека.

Часа через полтора я уходил из бани с потрясающим, физическим и эмоциональным, зарядом бодрости. Обворованный мужик внешне успокоился, молча и тоскливо, в красивых туфлях, смотрел в окно, ожидая жену с комплектом одежды.

А я раньше удивлялся, почему многие мужики предпочитают ходить в общественные бани в тряпье, мало отличающемся от используемого на огородах.

Возвращаюсь к профессиональной деятельности.

В 1978 г. личная нагрузка резко выросла. Приступил к набору кадров под разработанную структуру ЦЗЛ, прежде всего интеллектуальный руководящий состав. Предстояло выполнить огромный объём подготовки технической документации (аналитические методики, инструкции по работе с конкретным оборудованием и т. п.). Убедился, химфак ТГУ готовит более квалифицированных химиков для лаборатории, чем политехники. Свою линию вёл до конца, большинство ИТР научно-исследовательского центра ТНХК в 90-е — выпускники родного университета.

На меня возложена обязанность курировать контакты ТНХК с научными организациями. Областное партийное начальство требовало от руководителей институтов «повернуться лицом» к Нефтехиму. Ежегодно составлялись и корректировались областные программы научно-исследовательских работ в интересах ТНХК. Мы их рассматривали, согласовывали, директора подписывали… Результат? Большинство пунктов не выполнялось.

Вокруг закружился хоровод научных работников, желающих засветиться связями с ТНХК. Довольно сложно в первых контактах отличить научного «краснобая» от действительно учёного, способного решить конкретную проблему. Естественно, начали требовать денег для выполнения хоздоговорных работ. Но первые 5 лет средства на науку предельно ограничены, каждая тема обосновывалась в министерстве. В пределах выделенных сумм я свободно мог подбирать исполнителей. Удалось даже несколько лет финансировать работу барнаульского друга, талантливого физика Валентина Аникеева по модификации атактического полипропилена. Выполнение оплачиваемых комбинатом тем жёстко контролировалось. Завёл порядок обязательной защиты годового отчёта на техническом совете ТНХК. Кое-какие темы по результатам обсуждения отказывались оплачивать. Часто выступал в институтах перед научными работниками с открытой критикой конкретных исполнителей и нажил себе немало «доброжелателей». Сложившиеся научные школы Томска очень консервативны, буквально на пальцах можно посчитать положительные примеры сотрудничества с ТНХК и то через десяток лет после формулирования комбинатом проблемы. Характерный пример — ножи для грануляторов полипропилена, разработанные научной школой академика Панина.

Несколько слов о личной научной работе. На проблемах, которыми я занимался в институтах, поставлен крест. Однако опыт научной (и учебной) работы, опыт руководства аспирантами и дипломниками пригодились. Весной 1978 г. по заданию генерального директора ТНХК подготовил (в соавторстве с С.Я.Лабзовским) обстоятельный литературный обзор «Синтез и перспективы развития производства полипропилена». Несколько месяцев проведено в научных библиотеках Томска и на стол В.С.Гетманцеву я положил неплохой и по нынешним меркам труд. Злободневность связана с тем, что современные технологии полимеризации пропилена в СССР были мало известны; до строительства Гурьевского и Томского заводов существовало маленькое производство в Капотне (Москва) с устаревшей доморощенной технологией. К сожалению, обзор практически никто не видел (Гетманцев положил «под задницу», наши с Лабзовским экземпляры простояли на полках), приличный ёмкий труд заслуживал публикации и был бы полезен специалистам соответствующего профиля. У меня интерес к накоплению научных печатных работ совсем пропал. Ещё раз поясню («Жизнь вторая. Научная деятельность»). Количество напечатанных работ и авторских свидетельств исторически в СССР являлось условным критерием работоспособности научного работника, особенно характерным для периферии. Представляешь диссертацию к защите, первый вопрос: сколько работ напечатано? При подаче документов на конкурс первым является список опубликованных научных трудов. При появлении на ТНХК в моём списке было порядка сотни наименований. На комбинате количество научных работ никого не интересовало, учёт никто никогда не вёл. Однако здесь я впрямую столкнулся со способом подкупа конкретных производственных руководителей — включение в число соавторов изобретения или научной статьи. Естественно, специфическая взятка просто так не даётся: расчёт либо на оплачиваемый хоздоговор, либо на допуск к внедрению на производство с последующим определением экономического эффекта…. Не «успел оглянуться», оказался соавтором 5–6 авторских свидетельств и нескольких тезисов докладов, о которых понятия не имел. Публично резко отказался от всех видов соавторства, если сам не принимал активного участия в работе. Даже в период работы директором научно-исследовательского центра большинство выпускаемых «в свет» научных трудов прошли без моего соавторства. Для непосвящённых во взаимоотношениях науки и производства может показаться непонятным, чем я горжусь. Просто надо поинтересоваться, сколько авторских свидетельств и научных статей имеют генеральные директоры и главные инженеры (со стажем) крупных химических предприятий. Вообще же в стране сейчас бардак с публикациями, никто не проверяет ни факт соавторства, ни подлинность подписей авторов. Зачастую фактические авторы включают в свой круг представителей предприятий, чтобы подчеркнуть практическую направленность публикации.

---------—

Уважаемый читатель! Я стараюсь следовать хронологии «трудовых будней», однако невозможно в настоящей книге повторять все упоминания конкретных тем, затронутых в «ТНХК. Хроника». Поэтому отталкиваясь от первого упоминания, стремлюсь осветить всю тему.

Крупным личным достижением считаю проектирование и строительство отдельно стоящего здания ЦЗЛ. К ноябрю 1978 г. подготовил и отправил генеральному проектировщику в Ленинград структуру ЦЗЛ на 352 штатные единицы. В марте 1980 г. в Ленинграде в проектном институте отстоял практически все свои предложения, в т. ч. и касающиеся специфических особенностей конкретных лабораторий (взрыво-, пожаро-безопасность, подвода газов, фундаменты под полупромышленные установки и т. п.). Ещё через полгода в Ленинграде согласована проектная численность ЦЗЛ в 304 единицы. В декабре 1981 г. отстоял проект здания ЦЗЛ в экспертизе минхимпрома, тогда как проектировщики «спрятались за мою спину». В декабре 1982 г. на ТНХК поступил утверждённый проект ЦЗЛ. Много сил затратил, чтобы довести проект до логического конца, большинство руководителей ТНХК не считали здание ЦЗЛ производственным объектом, пытались отодвинуть строительство «на потом». Поясню, планы по вводу новых производственных мощностей «трещали по швам». И всё-таки, научно-исследовательский центр я организовал в новом здании центральной лаборатории.

В круг моих обязанностей входил контроль над проектированием и строительством опытно-экспериментальной базы, включающей набор полупромышленных установок по профилю деятельности ТНХК. Создание опытно-экспериментальной базы санкционировано президентом АН СССР Александровым и министром химической промышленности Костандовым. По разным причинам проектирование, а затем и строительство великолепно задуманного предприятия превратилось в долгострой, только в 1999 г., уже после моего ухода с ТНХК, установка по выпуску сверхвысокомолекулярного полиэтилена начала выпускать продукцию. А как хорошо задумано: ТНХК + томское отделение «Пластполимер» + опытно-экспериментальная база = научно-производственное объединение.

Текущая работа по подготовке лабораторной службы ТНХК шла своим чередом. Первые пускающиеся объекты ТНХК, так называемые вспомогательные производства требовали тот же «джентльменский набор» (техническая документация, оборудование лаборатории, квалифицированные кадры), что и основные производства.

Подготовка кадров лаборатории началась с руководителей секторов ЦЗЛ, старших химиков и химиков. Сотрудники ЦЗЛ проходили через специальную систему обучения. Лично я вёл несколько курсов техучёбы для ИТР. Подготовка и чтение курса «труд руководителя» оказались полезными и для меня. Недавно посмотрел конспекты, не стыдно (и не вредно) читать подобные курсы молодым специалистам. Неожиданно всплыла проблема среднего (основного!) звена лабораторной службы — высококвалифицированных лаборантов. Желающих работать много, а специалистов нет.

Оказалось, в Томске три института выпускают химиков с высшим образованием, но из десятков техникумов, ни один не готовит лаборантов для химических производств. Связался с химфармучилищем, натолкнулся на откровенное вымогательство директора. Первоначальный дефицит кадров ликвидировал самостоятельно. В одном из строительных профессионально-технических училищ, кстати, внешне выглядевшего привлекательнее томских институтов, открыл 10-месячную подготовку лаборантов. Подготовительную работу выполнял единолично: программа обучения, набор учащихся, организация практики в политехническом институте. Часть лекций читал сам, часть сотрудники ЦЗЛ. Должен сказать, в конце 70-х в Томске считалось престижным попасть на ТНХК. В ГПТУ приём осуществлялся без экзаменов, желающих в 2–3 раза больше потребности, со всеми проводил собеседование лично (в первый набор попало много «блатных» — дети, жёны работников ТНХК — и я сознательно отдавал им преимущество). В следующие годы проводили отбор среди абитуриентов, не зачисленных на химфак университета и ХТФ политехнического. Выпускников училища торжественно с цветами принимали на общем собрании коллектива ЦЗЛ. Через 3 года налажена подготовка лаборантов непосредственно в ЦЗЛ в рамках учебного комбината ТНХК и потребность в строительном училище отпала.

Томск. 17.07.1980 г. Торжественная встреча первой группы

специально подготовленных для комбината лаборантов.

Мужчины ЦЗЛ, а среди руководящего звена ЦЗЛ в предпусковой период женщин не было, много времени уделяли организации лабораторных помещений, складов, установке оборудования. Часто приходилось работать физически и самому, иной раз только личный пример руководителя может увлечь коллектив. Лаборатория при строительстве химического предприятия находится вне сферы повышенного внимания руководства, писк и визг по адресу лаборатории начинаются при пуске объекта. Приходилось специально выступать в комбинатской многотиражке с разъяснением роли ЦЗЛ в пусковой период. Многократно в предпусковой период выступал перед коллективом, пытаясь поддерживать тонус коллектива ЦЗЛ на уровне общекомбинатских задач. Действительно, реальная атмосфера неопределённости по срокам при подготовке пуска расслабляет лаборантов, затем наступают пиковые нагрузки, когда анализы выполняются не в регламентном режиме, а по требованию. В этом случае на помощь лаборантам бросались лучшие специалисты ЦЗЛ.

Многое в организации работы удавалось благодаря специфическому стимулятору — спирту. Жизнь, производственная жизнь, вынудила превратить использование «бутылки» в систему решения главной для меня задачи пускового периода нефтехимического комбината — подготовки лабораторной службы.

Исторически в России «бутылка» — двигатель прогресса, специфическая валюта, использование которой трудно представить в Западной Европе, скажем, в больше знакомой мне Германии. Национальный фольклор чаще увязывает «бутылку» со сферой обслуживания: сантехниками, грузчиками, кладовщиками и т. п. Или с интимной сферой (без «бутылки» к сторонней бабе не подходи). Народ с удовольствием смеётся и радостно приветствует изображение эффективности «бутылки» в кино и на телевидении (как не вспомнить советскую классику: «ставь птицу» Михаила Жванецкого или «Афоню» Георгия Данелия).

Томск. 17.04.1982 г. Склад ЦЗЛ. Коммунистический субботник.

Подведение итогов конкурса лаборантов. Слева секретарь парткома комбината Н.А.Перминов.

Как правило, о лаборатории, важнейшей составляющей производственного процесса, вспоминают, когда что-то не ладится в технологии. Так и во время стройки и монтажа оборудования гигантского комбината на штабах различного уровня речь о лаборатории велась в последнюю очередь. Выполнение официальных заявок на технику всегда откладывалось на будущее. Далеко не каждый руководитель на стройке мог понять, каким образом по телефонному звонку 25-тонный кран или автомобили повышенной грузоподъёмности начинают обслуживать лабораторию. Признаюсь, поступал не корректно, но в интересах дела «прикормил», правильней, наверное «припоил», ряд начальников среднего звена строительных и монтажных подразделений.

Ещё на переговорах по приёмке окончательного проекта производства полипропилена в ноябре 1977 г. итальянцы многократно подчёркивали, что впервые в истории крупнейшего международного концерна «Монтэдисон» одновременно с технологией поставляется полностью оснащённая лаборатория, с массивной лабораторной мебелью (не чета отечественной), комплектом полупромышленных опытных установок и набором новейшего оборудования для исследования полимеров. Косвенно о качестве поставленного в лабораторию оборудования свидетельствует такой факт. Вместе с исследовательскими приборами поставлено два настольных итальянских калькулятора. Один письменным приказом, т. е. против моей воли, отобрал Гетманцев для главного экономиста ТНХК, другой оказался на столе начальника центральной лаборатории, к моменту моего увольнения с комбината калькулятор проработал 20 лет без единого ремонта, использовался начальником административно-хозяйственного отдела НИЦ. Заказчики с советской стороны предполагали основную часть импортного лабораторного оборудования (США, ФРГ, Италия…) впоследствии передать научно-исследовательским институтам, но фактически мы из своих рук ничего не выпустили.

Хочу подчеркнуть, работы по доставке оборудования на место и монтажу было много. Тысячи тонн лабораторного оборудования в огромных ящиках (из гладко струженных досок ящиков многие сотрудники комбината сооружали домики на садовых участках) надо было подвести к корпусу, растащить, смонтировать, запустить. А коллектив лаборатории на 95 % женский, десяток ближайших помощников-мужчин физически не в состоянии осилить установку такого количества оборудования. Тем не менее, производство ещё не функционировало, а лаборатория, превратившись в главный экскурсионный объект комбината, не один раз десятки начальников приводил сам Лигачёв.

Помню, начали готовить ассортимент товаров народного потребления. Коллеги из Вильнюса обещали подарить пресс-форму красивого совка для мусора, но попросили достать пружину для отбойного молотка (единственный в Советском Союзе производитель молотков — Томский электромеханический завод). Не долго думая, позвонил строителям, занятым на бетонных работах. И вот сцена. Идёт прораб, за ним семенит солдат «из южных краёв» с новым, в масле, отбойным молотком на плече.

— Я не знаю, где тут пружина, забирайте!

Строитель получил 2 литра спирта, Вильнюс новый отбойный молоток, мы пресс-форму. Все довольны! Проблема решена в течение суток. А если пойти официальным путём?

Весь получаемый с центрального комбинатского склада на лабораторные нужды спирт (сотни литров в квартал) взял под личный контроль, при закрытых дверях спирт разливался в мелкую тару и помещался в мой крупный сейф. Для «очень нужных людей» самостоятельно (аспирантский опыт пригодился), без доступа посторонних, проводил дополнительную очистку спирта с перегонкой в лаборатории с решётками на окнах, металлическими дверями и специальной сигнализацией (зарегистрирована УВД, как кладовая ядов). Уверен, качество очищенного продукта значительно превосходило качество нынешнего рядового отечественного «пойла», продающегося у каждого подъезда.

Гетманцев догадывался о специфике использования лабораторного спирта (списывался по действующим нормам, максимально возможно заменялся в анализах другими реактивами) и периодически просил доставить ему в кабинет ящик «хорошего» спирта. Не думаю, что для личного потребления, явно ублажал в интересах комбината кого-то из высших или смежных сфер.

Использованию спирта в качестве стимулятора при создании лабораторной службы способствовало, что ни я, ни ближайшие помощники алкоголем не злоупотребляли. Не раз и не два меня приглашали в компанию высокопоставленных, и тоже полезных для дела, сотрудников комбината (зам. по кадрам, начальник юрбюро, руководитель системы питания…). Вечером, после работы, в столовой для иностранных специалистов (на первом этаже корпуса лаборатории), компания потребляла очищенный в кладовой ядов спирт, мне ставили бутылку сухого вина.

Промелькнули три десятилетия, меняется система ценностей в государстве, пить в России меньше не стали, но появились трезвые сантехники, работающие за деньги, а не за «бутылку». Хочется верить, что времена стимулирования «бутылкой» останутся преимущественно в интимной сфере, впрочем, и здесь «Виагра» показала более надёжный путь достижения цели.

Первой в ЦЗЛ (задолго до пуска производства полипропилена) запущена лаборатория экструзии, позволявшая выпускать изделия из полимеров (трубы, плёночные нити для изготовления сеновязального шпагата, литьевые изделия…). Лаборатория экструзии ЦЗЛ превратилась в образцовый экскурсионный объект, прежде всего для высокопоставленных лиц Томска и Москвы: многократно приходилось давать пояснения о возможностях и способах переработки специфического полимера секретарям обкома КПСС, министрам и более высоким партийным и правительственным чиновникам.

Томск. 21.07.1981 г. 1-й секретарь Томского обкома КПСС Е.К. Лигачёв (внизу в центре)

привёл очередную группу высокопоставленных работников в ЦЗЛ ТНХК. Вверху в центре

генеральный директор ТНХК В.С. Гетманцев. Я справа.

Должен пояснить, до 1983 г. под названием «ЦЗЛ» существовала централизованная лабораторная служба ТНХК, включающая все производственные лаборатории, отдел технического контроля, санитарную лабораторию и непосредственно «мозг» — ЦЗЛ. По мере запуска вспомогательных производств интеллектуальные и аппаратурные возможности ЦЗЛ концентрировались на помощи пускаемому объекту. Сложно шёл пуск лабораторий канализационно-очистных сооружений, азотно-кислородной станции, особенно плохо шли дела в котельной ТНХК, отпускавшей на основную площадку ТНХК горячую воду, пар разного давления и деминерализованную воду. Перечисленные объекты находятся за пределами основной производственной площадки ТНХК. В отдалённых объектах контингент работников подбирался значительно слабее, чем на основных производствах. Доходило до того, что я месяцами вынужден был ежедневно днём «сидеть на штабах» в котельной, а ведущие аналитики ЦЗЛ ходили в смену и выполняли элементарные химические анализы. Мера вынужденная, технология производства полипропилена требовала высококачественной деминерализованной воды. Стабильной подачи качественной воды (да и пара тоже) долго не удавалось достичь.

Со штабов на котельной в памяти остался забавный факт. Как-то в отсутствие обкомовского представителя Поморова вёл заседание Попадейкин. После какого-то моего возражения Попадейкин с пафосом заявил: «Я лицам ранга начальника ЦЗЛ два раза задания не повторяю»! Очевидно, Ростислав Анатольевич не понимал, что авторитета 1-го секретаря райкома маловато для командного стиля на комбинате и распоряжения такого типа вызывают смех и просто игнорируются. Кстати, эту свою ошибку Попадейкин тиражировал среди секретарей райкома и не один раз его последователи смешили производственную элиту ТНХК.

Министерство среднего машиностроения (атомная промышленность), генподрядчик, форсировало строительство 1-го пускового комплекса ТНХК, дополнительно прислало монтажников из Челябинска-40 и большое количество военных строителей. Неожиданная встреча в сентябре 1980 г. Раздаётся стук в двери моего кабинета, заходит руководитель монтажников из Челябинска-40 и спрашивает: «Вы не родственник хирургу Полле?» Как же надо быть полезным людям, чтобы столько времени оставаться в памяти (нас же повезли на Колыму из Челябинска-40 в июле 1951 г.).

Военные строители — стройбат из малограмотных деревенских призывников Средней Азии и Кавказа — широко использовались на земляных, бетонных, дорожных работах, кирпичных кладках, битумных покрытиях, но ближе к пуску завода полипропилена при монтаже сложных конструкций требовались квалифицированные специалисты.

Явный избыток необученных солдат, загруженных преимущественно на подсобных работах (отнеси, принеси, подмети, убери…) бросался в глаза. Они практически свободно шлялись по стройплощадке, приставали к лаборанткам (моя головная боль в течение 3–4 лет).

Как-то поднимаюсь на крышу центральной лаборатории проверить качество битумного покрытия, непонятно, откуда просачивается влага. Крыша имеет сложную конфигурацию, множество выходов разнообразных вентиляционных систем и водостоков. Ниже технический этаж, ещё ниже — 6-й, который временно занят дирекцией комбината. Оттуда бесконечное ворчанье. Меня назначили ответственным за корпус, поэтому выслушиваю претензии и транслирую их строителям.

Обхожу одну сторону крыши, вторую…. Неожиданно вздрогнул. Человек 20 узбеков, может каракалпаков, нашли закрытое от ветра место и молча сидят, греясь на весеннем солнышке. Вопросы, типа «Что Вы здесь делаете?», «Кто командир?», «Где Ваша работа?» задавать бессмысленно, солдаты прикидываются, что по-русски не понимают. Но мат и соответствующие жесты доходят сразу.

Записал распоряжение начальнику смены центральной лаборатории проводить регулярный обход крыши и гонять посторонних, мягкая кровля не предполагает разгуливания, тем более в солдатских сапогах (закрыть вход на крышу не позволяют правила техники безопасности). Пришлось уколоть руководителей стройки на очередном штабе, проходившем в моём кабинете: крыша течёт, а Ваши солдаты маются без дела. Кстати, основная функция штабов на финишной стадии строительства — ликвидация взаимных претензий эксплуатационников, строителей, монтажников, пусконаладчиков, проектировщиков.

Из тысяч мелькавших и менявшихся от призыва к призыву солдат начала 80-х запомнил одного. Узбек по имени Толиб (фамилию никогда не знал), рядовой, с ним мы доброжелательно общались примерно полгода. По-порядку. Мне разрешили организовать хранение лабораторных реактивов и стеклопосуды в отдельно стоящем здании. Работали без проекта, задействована специфическая валюта — спирт. Смонтирован двухэтажный склад, мужчины лаборатории «на пупу» затащили металлические стеллажи, наворовали у монтажников основных цехов импортную металлическую просечку, сварщики, транспорт и грузоподъёмные механизмы появлялись по первому требованию. Последняя стадия — антикоррозионная покраска. Штаб выделил в помощь группу солдат. Тяжелейшую работу в огромных помещениях без вентиляции краскопультом выполнил Толиб, работая в противогазе. Толиб, чувствуя нашу глубокую заинтересованность, продолжал работать один, несмотря на раздражение кожи лица, другие прикомандированные солдаты просто отказались.

Я не знал, как отблагодарить Толиба, спирт солдату внутри зоны стройки нельзя давать (прерогатива офицеров-командиров), денег в моём распоряжении не было. Оставалось полгода до дембеля, Толиб хранил в покрашенном складе плюшевый фотоальбом и новую солдатскую форму (хотел вернуться домой с подарками и боялся, что в части украдут или отберут). Толиб хорошо знал русский язык, иногда заходил поговорить «по душам». Однажды низкорослый Толиб появился в моём кабинете возбуждённый, с сияющими глазами и большой сине-фиолетовой шишкой в центре лба.

— Что случилось, Толиб?

— С армянами дрались!

— Кто кого?

— Мы им показали!

— А шишка?

— Палкой попали!

Смешно, но навевает грустные мысли. Это не дедовщина, а маленький пример межнационального, а может и межконфессионального одновременно, конфликта на бытовом уровне. Такого рода межнациональные отношения в быту в России были всегда. И в царские, и в советские времена, существуют и сейчас. Как не понимают некоторые кремлёвские деятели опасность для стабильности государства раздувания межнациональной розни, а ведь именно из Кремля в начале 21-го века в очередной раз начал распространяться тяжёлый дух ксенофобии.

С описанным складом связана очень неприятная история.

Хорошо оборудованный склад интенсивно заполнялся химреактивами, стеклопосудой и специальным оборудованием, ранее всё хранилось в многочисленных железнодорожных контейнерах, предназначено для работы множества производственных и цеховых лабораторий. Немедленно возникли проблемы сохранности, раз за разом склады вскрывались (тысячи и тысячи солдат-строителей, монтажников, будущих эксплуатационников свободно перемещались по стройплощадке, охрана существовала, но уследить сложно). Как правило, ничего не исчезало, думаю, солдаты искали спирт, но весь запас хранился в моём кабинете. В октябре 1980 г. случилась реальная кража, озадачившая самой сутью не только меня, но и милицейских следователей. Украдено 4 пустых фляги из-под спирта, литров 20 ацетона, полированные доски, много комнатных бытовых термометров и, главное, сейф. Ясно, «поработали» не солдаты, через проходную такое не пронесёшь. Милиция отступилась: мелочь по масштабам воровства на строительной площадке.

Но у меня возникли серьёзные проблемы, в украденном сейфе находилось более сотни стограммовых стеклянных упаковок азотнокислого серебра. Об этом заявить нельзя, сразу: «А почему серебро хранили не должным образом»? Реактив строгого учёта. Расход серебра контролировался пробирным надзором, отходы надо сдавать. Дал команду ежемесячно списывать серебро как использованное в работе. Списали полностью, но отходов-то нет.

Проходит год, неожиданно в моём кабинете появляется сотрудник отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности (ОБХСС) и ставит на стол сумку с азотнокислым серебром, обнаруженную кем-то среди мусора недалеко от стройплощадки.

— Ваше добро?

— По-видимому, наше!

Глупейшее положение, отказываться бессмысленно. Мгновенно вычислили вора, будущего начальника учебного комбината, который полированные доски использовал для украшения класса техобучения, сейф перекрасил, а серебро выбросил, года через три он свои 5 лет общего режима за новые факты воровства всё-таки получил.

ОБХСС потребовал письменных объяснений по поводу излишков, как так, по документам серебро израсходовано, по факту — всё в наличии. Вынужден был врать, что итальянцы привезли своё азотнокислое серебро для анализов (один пузырёк действительно сохранился, и я его сунул под нос следователю), остальное собирал по граммам в институтах Томска. ОБХСС, получив объяснительную записку, отстал, так как денежная стоимость 10 кг азотнокислого серебра ничтожно мала по сравнению со стоимостью химреагентов основных производств.

Пробирный надзор трижды присылал ревизоров из Новосибирска, грозился крупными штрафами руководству комбината, многократно превышающими стоимость самого реактива. Логика ревизоров проста: раз списано, значит, использовано; раз использовано, значит должны быть собраны отходы и сданы.

Пришлось пойти на служебное преступление и, в соответствии с русской поговоркой, добро превращать в говно. В глубокой тайне, знал только заместитель, под моим контролем начальник методико-аналитического сектора в закрытой на ключ лаборатории целую неделю превращал нормальный реактив (азотнокислое серебро) в отход (хлористое серебро), пока не наработал расчётное количество. Дальше занимался лично, оказалось не так просто оформить документы для отправки драгметалла спецпочтой в Подмосковье.

Идиотская ситуация, уникальная в моей производственной деятельности. Тиски внешних обстоятельств и давление государственной системы, которая в России человеку никогда не верит, вынудили изворачиваться, наступать на личные моральные принципы ради пользы дела.

Должен сказать, все годы работы начальником ЦЗЛ фактически сам выполнял функции кладовщика в части отпуска реактивов, стеклопосуды, оборудования и запчастей к нему. Все лаборатории знали, что выдача состоится сразу после утреннего совещания с начальниками секторов и лабораторий. Единолично даже разливал кислоты, однажды 20-литровая бутыль с концентрированной серной кислотой лопнула, сработал опыт химика-экспериментатора, быстро сбросил разъеденную одежду и обувь, тело почти не затронуто. Сидел потом голым в халате в своём кабинете, ждал какую-нибудь одежду. Даже подумать страшно о возможных последствиях для менее опытного кладовщика. Техника безопасности — одна сторона проблемы, кругом малоопытная молодёжь. С другой стороны, начальник-кладовщик способствовал воспитанию в ответственных сотрудниках лабораторий бережливости, препятствовал бесхозяйственному разбазариванию, а то и элементарному воровству и позволял своевременно затыкать ожидаемые дыры (не быть в роли крестьянина, реагирующего на гром)…

---------—

Уважаемый читатель! Создание с нуля многочисленного коллектива — сложная, многофакторная проблема. 99 % сотрудников лабораторной службы, включающей центральную, санитарную, производственные и цеховые лаборатории, ОТК, никогда не видели таких химических гигантов, как строящийся ТНХК. Люди приходили из разных организаций, с опытом и совсем юные, после техникума или института, большинство вообще не имели навыков работы на строгих и опасных химических производствах. Здесь помимо профессиональных знаний важнейшим элементом является неукоснительное соблюдение технологической дисциплины, которую невозможно обеспечить без строжайшего соблюдения трудовой дисциплины, разгильдяю нельзя поручать в химии исполнение ответственных заданий. Прилежного сотрудника можно обучить чему-то новому, скажем, лаборанты, обслуживавшие производство полипропилена быстро освоились в лаборатории метанола, но от систематического нарушителя трудовой дисциплины надо избавляться, иначе недалеко до беды.

В период становления комбината проходил жёсткий отбор кадров не только при трудоустройстве, но и в процессе работы. Через «мои руки» прошли сотни и сотни химиков-исследователей, инженеров, лаборантов, аппаратчиков, думаю, не более четверти задержались надолго. Посмотрел старые записи. В 1982 г. в ЦЗЛ принято 49 человек, уволено 27. За первые пять месяцев 1983 г. уволено 20 человек, в том числе 9 принудительно.

Руководящий состав лаборатории, её профессиональную элиту осознано формировал преимущественно из выпускников химфака родного университета, в ходе учёбы получающих лучшую в Томске базовую химическую подготовку. Трудовым воспитанием начальников лабораторий и секторов активно занимался сам, они уже воспитывали подчинённых лаборантов и аппаратчиков. От ближайших помощников требовал неукоснительного соблюдения дисциплины, как в части трудового распорядка, так и выполнения служебных обязанностей и конкретных заданий. Если не делать исключений порядок поддерживается автоматически. Каждый вновь принятый сотрудник делает осознанный выбор, недовольные установленным порядком добровольно или принудительно ищут другую работу.

Томск. 21.07.1981 г. ЦЗЛ ТНХК. Даю пояснения Лигачёву.

В лаборатории спектроскопии.

Сохранилась папка любопытных и забавных свидетельств борьбы за поддержание трудовой дисциплины в лабораториях. Часть процитирую полностью, без купюр. Вот «поэма» начальника сектора спектроскопии ЦЗЛ, в будущем заместителя директора одного из заводов комбината.

Объяснительная. Я, Черников В.Б., 2 сентября 1980 г. в 7.40 выехал из Томска на ТНХК. Обычно этот маршрут занимает 12–15 минут, в связи с дождём и плохой видимостью, возможно, я задержался, хотя ехал с обычной скоростью. В лабораторном корпусе первым я встретил Рыкова В.Ю. с ведром, который поднимался на 6 этаж, в какое точно время это было, я не знаю. Потом я был на крыше, где прочищал ливнёвый стояк и прочистил его. Подпись.

Объявил выговор и лишил премии, приказ с внушительной констатирующей частью воспитательной направленности вывешен на всеобщее обозрение, большие и малые начальники ознакомлены под роспись. «Поэт» (и не только он) надолго запомнил показательную экзекуцию, оказавшуюся весьма эффективной.

Большие сложности в части трудовой дисциплины возникли, когда лаборатории перешли на круглосуточную сменную работу, у молоденьких лаборанток ночью только один руководитель — начальник смены, фактически диспетчер у телефона, так как лаборатории разбросаны в радиусе 15 км.

Томск. 1981 г. Поздравление победителей конкурса лаборантов.

Дневные лаборатории центрального корпуса на ночь закрывались, сменные лаборанты работали в комнатах 4-го этажа. Одна из молодых красавиц решила поспать на массивном итальянском лабораторном столе.

Объяснительная. Я, Герасимова, сломала дверь в 51 комн. [5-й этаж], потому что устала и решила маленько отдохнуть. Подпись.

И смех и грех.

А вот докладная в мой адрес из периферийной лаборатории.

Довожу до сведения, что 28.08.82. при проверке работы смены начальником АКЦ [азотно-кислородный цех] Ю.А.Воронковым лаборант ЦЗЛ Г.Н.Набатова спала в рабочее время. Объяснительная. Лежала в рабочее время, т. к. болел живот.

Сказать нечего, выговор и депремирование на 50 %.

Что главное в поддержании трудовой дисциплины? Контроль, профилактика и личный пример руководителя! Давно известная азбука! Для любого трудового коллектива, но в промышленной химии их роль возрастает многократно. Скажу, не рисуясь, среди подразделений ТНХК ЦЗЛ всегда была впереди в области соблюдения трудовой дисциплины. Уверен, отсутствие серьёзных ЧП в подконтрольных подразделениях за 21 год работы на ТНХК есть одно из следствий воспитания в период становления коллектива.

В коллективе сотни девушек 18–22 лет, разбросанных в десятках лабораторий. Производства, основные и вспомогательные работали в непрерывном круглосуточном режиме. Тяжелейшая задача — приучить девушек к самостоятельной работе в сменных условиях. Начальник смены ЦЗЛ поддерживал связь с лабораториями по телефону. Днём проблем почти нет, существует достаточно грамотных профессионалов, начальников и контролёров. А вот ночью, в выходные и праздничные дни? Да ещё и военные строители практически бесконтрольно бродят по строительным площадкам, постоянно липнут к молоденьким и чистеньким лаборанткам.

Увещевания на тему вечерне-ночной работы мало доходят, особенно в условиях, когда основное производство не требует срочных и регулярных анализов. Лозунг «не спать на рабочем месте» поддерживается всеми однозначно, а вот исполнение…

Томск. 16.10.1981 г. ЦЗЛ ТНХК. В центре Альбино Ребонато, итальянский специалист экстра-класса.

Чаепитие с участниками конкурса лаборантов.

Взял за правило проводить лично неожиданные проверки ночных смен. Рядовой, не совсем типичный, пример (11.10.1982 г.).

На «Жигулях» заместителя, своего авто у меня ещё не было, в 4:30 подъехали к начальнику смены ЦЗЛ.

— Как дела?

— Всё в порядке, отсутствующих нет, смена работает!

Поехали по периферийным лабораториям.

Канализационно-очистные сооружения в непрерывном режиме принимают городские стоки Томска, смешивают с производственными жидкими отходами, очищают и сливают в реку Томь. Важнейший объект!

Ворота раскрыты, охраны нет. Вообще нет признаков человеческой жизни. Проехали на территорию. Производственные корпуса открыты, людей нет. Заходим в двухэтажный административный корпус, где несколько комнат на 1-м этаже отведено лаборатории. Длинный пустой коридор, часть дверей открыта, часть закрыта. Слышим, в одной из комнат разрывается телефон (начальник смены ЦЗЛ пытается предупредить о проверке). Стучу в закрытую изнутри дверь, громче и громче, ладонью, затем кулаком. Наконец, раздаётся сонный голос.

— Кто?

— Марачковская, откройте, это Полле!

— Какая Поля?

Две лаборантки и две цеховые аппаратчицы устроились на полу, подстелив телогрейки, и крепко спали при включённых электроприборах с открытой спиралью, в аппарате Сокслета что-то экстрагировалось диэтиловым эфиром (химики понимают опасность работы с этим легковоспламеняющимся растворителем). В тот момент было не до смеха. Девушкам, надо полагать, тоже.

Несколько лаборантов вообще не удалось обнаружить — «ушли за пробами». Последовали резкие внутренние разборки по всем частям ЦЗЛ с полным набором дисциплинарных и материальных взысканий.

Томск. 1981 г. Часть панорамы канализационно-очистных сооружений комбината.

Через два десятка лет, на одном из юбилеев ТНХК, 5 солидных матрон, лаборантов того первого набора с фужерами в руках увлажнили мои глаза благодарностью за то, что когда-то жёстко приучал их к дисциплине и соблюдению техники безопасности. И действительно, ни одной производственной травмы в подконтрольных подразделениях за почти 21 год работы на ТНХК. Или просто повезло? Бог помог? Как минимум, в одном случае, без Бога не обошлось.

Лето 1982 г., воскресенье, очень жарко. Звонок диспетчера: в ЦЗЛ взрыв. Лабзовский (заместитель) дома, грузимся на его машину, через 30 минут около лабораторного корпуса. На месте один из руководителей газоспасателей С.В.Орлов. Что произошло? На 6-ом этаже в комнате подготовки образцов находился стандартный 20-литровый бытовой баллон для пропана, наполненный пропиленом. Под действием солнечных лучей перегрелся, распустился по шву с мощным взрывом. Вылетели стёкла, двери, баллон под действием реактивной струи носился по лаборатории, наделал много разрушений внутри комнаты. О силе взрыва свидетельствовали и приведённые в негодное состояние батареи отопления. Какое счастье, что в лаборатории никого не было! До сих пор не по себе от понимания, что могло произойти. Договорились с Орловым и диспетчером не фиксировать ЧП, никто из руководителей на ТНХК ничего не узнал. Меры, исключающие повторение случившегося, были приняты немедленно.

С техникой безопасности связана и деликатная тема психического здоровья. Удивительно, но на ТНХК никогда не был налажен контроль психики при оформлении на работу и плановых медосмотрах. Псевдогуманность, проявляемая медиками на ТНХК может привести к крупным трагедиям. Химический комбинат — не место для реабилитации хронических психиатрических больных. Два примера, фамилии опускаю.

Как-то во время монтажа лабораторного оборудования недавно устроившийся механик ЦЗЛ (приехал из Саратова, показывал мне два диплома о высшем образовании) при переноске тяжеленной плиты внезапно опустил руки и отошёл в сторону. Счастливый случай, никто из трёх соучастников не получил тяжёлую травму. На следующий день я организовал его доставку в психбольницу, после принудительного осмотра выяснилось, что он уже лечился, имеет наследственное заболевание, немедленно помещён в стационар. Не один раз беседовал с лечащим врачом, ребята ЦЗЛ носили ему передачи, механик постоянно твердил, что это Полле его спрятал в психбольницу. Во время перестройки его переправили по месту прежнего лечения, в Саратов.

Другой случай оказался сложней. Здесь я вынужден был письменно обратиться к главврачу психдиспансера через голову «родной» медсанчасти с просьбой обследовать начальника смены ЦЗЛ. Речь шла о химике-технологе, принятом по протекции вышестоящего начальства и работавшем в ЦЗЛ несколько лет. Отклонения, явно отражающиеся на трудовой деятельности видны коллективу невооружённым глазом. Ясно, человек не должен работать на опасном химическом производстве, но потребовалось не менее двух лет для реализации очевидности. Встретился с матерью сотрудника, доцентом политехнического университета, понял, моё появление не является неожиданным. Пытался объяснить, что изменение места работы в интересах её сына. Понимания не нашёл. Пришлось провести принудительное обследование, он исчез с ТНХК с проклятиями в мой адрес. Через некоторое время химик-технолог стал появляться на комбинате в качестве инспектора охраны природы.

Ещё одна типичная проблема.

Рядовая утренняя оперативка в моём кабинете. Отчитываются, ставят вопросы начальники секторов и заведующие лабораториями. Начальник сектора физико-механических испытаний полимеров В.Ю.Рыков докладывает:

— За сутки сделано то-то и то-то. На работе отсутствует Л.А.Герун.

— Почему?

— Собака съела пропуск.

— ???

Через минуту общий хохот. Сначала смеялись над самим фактом, затем с сочувствием над Рыковым, потерявшим надолго штатные «рабочие руки».

Герун из группы, которую я лично набирал из числа абитуриентов, не поступивших на химико-технологический факультет политехнического института, год обучали по специальным программам в строительном училище. Среди множества проблем с созданием устойчивых коллективов из молодых женщин, высокой естественной текучки (замужество, декретный отпуск…) существовала и специфическая для областного центра.

Дело в том, что Герун проживала в закрытом городе Томск-7. Производство атомного оружия на подъёме, городская власть чинила всяческие препятствия утечкам рабочей силы. На ТНХК обком партии спустил устную команду: «почтовских» на работу не брать. Они все обеспечены жильём, а мне даже места в общежитии для лаборантов не всегда удавалось пробить. Вынужден был «партизанить» под прикрытием дирекции комбината (вызывать квалифицированных лаборантов с родственных предприятий — непозволительная роскошь для минхимпрома), процентов 30 штата центральной лаборатории составляли жительницы Томска-7 (о мужчинах не могло быть и речи).

Наиболее распространённый способ давления на собственных горожан в Томске-7 — возня с пропуском (в ходу выражение «забить пропуск»), оформление и переоформление затягивалось на недели и месяцы. А без пропуска ни выехать, ни въехать в атомград охрана не позволит.

Пришли новые времена, заторможено производство ядерного оружия, администрация Томска-7 (ныне город Северск) заинтересована, чтобы высвобождающаяся рабочая сила не уезжала насовсем из города, а устраивалась работать на рядом расположенный нефтехимический комбинат. Хозяева Северска рассчитывают на создание новых атомных объектов, в 2008 г. активно, наплевав на мнение томичей, пробивают строительство АЭС. Тогда и востребуется опыт игры с пропусками.

Должен сказать, «почтовские» 70-х — 80-х заметно отличались от томичей некоторой «сытостью», лучше одевались, на работе частенько появлялись в золотых побрякушках, (жизнь в Томске-7 — почти коммунизм, несравнима с Томском), любили «качать права». А поводов, неразберихи на гигантской стройке хоть отбавляй. Конкретный пример.

Служебная записка от трёх лаборантов, детонировавшая серьёзные последствия для коллектива ЦЗЛ. Цитирую полностью.

В ночь с 14 на 15 февраля 1981 г. [с субботы на воскресенье] мы не вышли на работу в связи с тем, что на ЦКПП [контрольно-пропускной пункт Томск-7] сменный автобус не приехал. На КПП ждали до 00.15 и вернулись в город с последним рейсовым автобусом. При повторном незаезде автобуса за сменой отрабатывать пропущенные по этой причине смены не будем. Подписи.

Вызвал, попытался объяснить временность транспортных сложностей. Постепенно тон разговора начал повышаться, лаборанты ушли из кабинета. Через некоторое время «заваливаются» все трое в кабинет с заявлениями об увольнении по собственному желанию. Ситуация чрезвычайно неприятная, т. к. имеется острый дефицит квалифицированных лаборантов. Я попросил с заявлениями заходить по одному. Сразу влетает Короткова (женщина в возрасте, к тому же и председатель цехкома), ни слова не говоря, пишу резолюцию «не возражаю против увольнения без отработки». Двум другим предложил оставить заявления и отрабатывать в соответствии с КЗОТом. Началась «какая-то беготня», я публично заявил, что никого не выгоняю, каждая из трёх может просто порвать заявление. Амбиция Коротковой не позволила ей это сделать, а две «подруги по несчастью» продолжают работать на ТНХК до сих пор. Резонанс от проведённой акции в коллективе ЦЗЛ был силён, все быстро убедились в известной истине, что незаменимых людей в производственном процессе быть не может.

---------—

Уважаемый читатель! С начала моей деятельности на ТНХК в ходу у руководителей была крылатая фраза Гетманцева (смысл) «у нас нет мужчин и женщин, есть работники томского нефтехимического комбината». Где-то, через год-два, когда начался массовый набор кадров, фраза потеряла актуальность, прежде всего для меня, хотя женский вопрос будоражил и другие подразделения.

На ТНХК трудно пускалось импортное производство полипропилена. Причина не только в качестве оборудования и технологии, но и в том, что одновременно, вернее, с некоторым опережением запускалась мощная «вспомогательная» инфраструктура, состоящая из автономных крупных промышленных объектов (сырьевая база, водоснабжение и канализация, азот и кислород, тепло и пар разных параметров, электрохозяйство, очистные сооружения…). Не хватало квалифицированных рабочих кадров.

В чью-то чиновничью голову в Москве постучалась гениальная идея, апробированная полвека назад. И вот на комбинате появляются 60 южных девушек, принудительно распределённых выпускниц ГПТУ из Гурьева, представители титульных национальностей Казахстана и Средней Азии, ни одного мужчины. Все имеют удостоверения аппаратчиков 3-го разряда химического производства. Начальники цехов завода полипропилена наотрез отказались их брать на работу (не женское дело!), для лаборатории у них квалификации не хватало (мне не пришлось долго объясняться с кадровиками), распределили девушек на «вспомогательные» объекты.

По гигантской стройке шорох прошёл: «Наши приехали!». Повторюсь. На сооружении комбината трудились тысячи военных строителей, призывавшихся, преимущественно из южных регионов СССР, больше узбеков и каракалпаков, немало казахов, армян и азербайджанцев. Прошло несколько дней и рабочее общежитие временами, сначала по выходным, затем ежедневно стало напоминать осаждённую крепость. Не пускали вахтёр и народная дружина, солдаты лезли через окна второго-третьего этажа, оттуда же и выпрыгивали при неплановых проверках и по утрам. Большинство приезжих девушек вообще прекратили ходить на работу, только развлекались.

После письменной жалобы коменданта Гетманцев, посадил в автобус начальников цехов, партком, поехали разбираться с делами в общежитии. Одна комната, другая, люди на смене, внешне порядок. Наконец, протискиваемся в комнату, где лежит на кровати дородная, не меньше 100 кг, симпатичная темноволосая молодая женщина (на нынешнем сленге «классная тёлка»), отдыхает. Ноль внимания на кучу начальствующих мужиков. Секретарь парткома приступает к воспитанию, дескать, перед тобой стоит генеральный директор. Женщина с томной улыбкой приняла полусидящую позу.

— Почему не ходите на работу?

— Не хочу!

— Вы не работаете, на что живёте?

— А Вам какое дело?

Бессмысленный разговор продолжался, но я уже ждал директорскую компанию в коридоре.

В течение двух-трёх месяцев девушки из Гурьева исчезли с комбината, думаю, вернулись в родные края.

Описывая данный производственный эпизод, вспомнил смешные рассказы заочников Тюменского индустриального института, как в начале 70-х ленинградских проституток, человек 500, единовременно принудительно отправили в Нижневартовск, Сургут, Нефтеюганск на перевоспитание (выйдут замуж за нефтяников, остепенятся и осядут в Сибири). Результат — вытрезвители переполнены, срочно пришлось открывать женские отделения. Отбой!

Любая хорошая идея превращается в фарс от неумного применения. Вспомним «хетагуровок», тысячи и тысячи девушек по призыву комсомола добровольно ехали в 30-е годы на Дальний Восток. Руководство страны решало (и решило!) важнейшую задачу — стабилизировать население созданием новых семей, прежде всего в районах строительства крупнейших военных объектов Комсомольска и Николаевска на Амуре.

У меня вечная головная боль связана с перемещением по территории комбината в вечернюю и ночную смену лаборантов, прежде всего для отбора проб на анализ. Нередки нападения «бродячих» солдат на молодых женщин, неоднократно писал докладные руководителю по режиму управления «Химстрой» Аманбаеву. Сигналы о нападениях солдат учащались с интервалом в полгода, год. По-видимому, пробовали свои силы подонки из очередного призыва. Необходимость ночной доставки проб диктовалась наличием единичных экземпляров тех или иных приборов, да и хорошо обученных лаборантов было ещё мало.

Случались и менее опасные, но хорошо отложившиеся в памяти эпизоды.

Однажды на утреннем селекторе (участвуют руководители служб и крупных подразделений комбината) генеральный директор начал рассуждать о моральном облике лаборантов. Пытаюсь встрять и мгновенно получаю тычок в зубы: «Эрвин Гельмутович! Ты разберись сначала в своём коллективе!» А все участники селектора веселятся. По большому счёту утренний селектор — театр у микрофона, где директор не столько интересуется проблемами (у диспетчера все острые моменты зафиксированы), сколько занимается воспитанием нижестоящих начальников. В этот раз под раздачу попал я.

Выясняю в приёмной, оказывается, перед селектором у директора в кабинете находился секретарь парткома Николай Андреевич Перминов, что-то рассказывал про лаборантов. Несусь в партком, выслушиваю много правильных слов о необходимости воспитывать молодёжь. Это только начало. Лаборантки, пьющие с солдатами на рабочем месте — лучше примера для партийных собраний, посвящённых политико-воспитательной работе, не придумаешь. Само собой насмешки в адрес руководителя.

Прошло более четверти века, но отчётливо вижу перед собой двух вытянувшихся двадцатилетних девушек. Одна (Залецкая) — «крупногабаритная», серьёзная, квалифицированный лаборант. Вторая (Герасимова) — низенькая, шустренькая, регулярно попадала на ковёр, чуть выше рассказано, как в ночную смену вышибала дверь, чтобы поспать. Не сказал бы, что чувствовали себя виноватыми, скорей, сокрушались, что их застукали (в девичьих мозгах не укладывалось, что в парткоме могут работать люди после того, как автобусы с дневным персоналом ушли в Томск).

Моя реакция носила «шумно-устный» характер, не любил наказывать своих сотрудников под давлением извне. Письменное объяснение Л.П.Залецкой показалось достаточно забавным для сохранения в личном архиве. Цитирую полностью без изменения стилистики.

04.03.81. после смены я и Герасимова Люда, съездив домой, привезли конфеты, торт, газировку, т. к. в этот день был день рождения одного солдата из охраны. Мы решили сделать ему подарок, т. к. эти ребята из охраны часто помогали нам, сопровождая на АКС [азотно-кислородная станция], когда мы носили азот на анализ. Кроме именинника было ещё трое ребят. Мы поднялись с ними на 5 этаж [не обустроенная бытовка непосредственно под парткомом]. У ребят была бутылка водки. Они выпили. Затем они спели нам песни на своём родном языке, показали, как танцуют у них. Это всё сопровождалось гитарой. Около 8 часов [вечера] к нам зашёл парторг и попросил пройти к нему в кабинет. И у нас состоялся разговор. После этого мы поехали домой. Подпись.

Залецкая вышла замуж за именинника, уехала с ним в Узбекистан (убеждал её не делать этого), а через год вернулась с мужем и ребёнком в Томск (не так просто сибирячкам прижиться в огромных узбекских семьях).

Следующая история не менее забавна.

В разгаре гарантийные испытания производства полипропилена, закупленного по контракту с итальянской фирмой «Технимонт». Количество специалистов инофирмы временами достигало 50 человек. Для Томска того времени итальянцы — невидаль, город до начала строительства ТНХК был закрыт для въезда иностранцев.

Профессионалам КГБ работы на комбинате прибавилось, иностранцев привозили особым «Икарусом» и увозили всех вместе в заранее построенный и, надо полагать, соответствующим образом оборудованный дом иностранных специалистов, задержка кого-либо или движение своим ходом к месту проживания исключались. Более того, для иностранцев чётко оговорены маршруты передвижения в Томске в вечернее время или в выходные дни, скажем, они не могли попасть в район ДК «Авангард», основное место расселения работников ТНХК.

В лаборатории специфическая проблема — обилие молодых женщин, мечтающих сблизиться с итальянцами, и я, как руководитель, обязан бдеть. Существенный нюанс — многие женщины, сотрудницы ЦЗЛ, проживали в секретном атомграде Томск-7.

Древняя истина — запретный плод сладок. Я действительно не мог понять, что в приехавших итальянцах женщины находят. Обычные серые замотанные жизнью семейные мужички, профессиональные работяги, приехавшие в Сибирь за деньгами. Русский язык понимал только шеф монтажа Корсетти. Интеллектуальный уровень большинства удручающе низок, говорю о тех, с кем приходилось контачить. Исключение составлял старший по лаборатории энергичный Альбино Ребонато, примерно, мой ровесник, но уже с благородной сединой.

Как-то Ребонато ворвался с переводчицей в мой кабинет, не может попасть в одну из комнат сектора физико-механических испытаний полимеров для срочного анализа, нет ключа. Чертыхнулся на беспомощность начальника смены ЦЗЛ, достал дубликат ключа из сейфа, пошёл сам открывать лабораторию.

Что сказать? Картина Репина! Низенький тёмный киповец Бьянки, не имевший отношения к ЦЗЛ, и наша лабораторная красавица (фамилию опущу), щёки красные, судорожно поправляют одежду. В этот момент у меня слов не было.

Собрал женщин для очередной воспитательной беседы, всё-таки был старше большинства на 15–20 лет, разговоры «за жизнь» с начальником проходили в доброжелательной атмосфере. Что Вам русских парней не хватает? Оглянитесь, сколько достойной молодёжи после институтов, техникумов, армии на комбинате.

Разошлись, задержалась любовница Бьянки, жительница Томска-7.

— Эрвин Гельмутович! Меня вызывали в КГБ, советовали любить Бьянки покрепче, только докладывать, чем в жизни интересуется, какие вопросы задаёт…

Картина Репина N2. Снова нет слов, только ощущение собственного идиотизма.

Томск — город маленький. На поминках жены Нади в декабре 2001 г. узнал, что многодетный Альбино Ребонато тоже имел любовницу, только не в ЦЗЛ, а в магазине Нади, неоднократно позже принимал её в Италии. Покровительствовал ли КГБ их контактам? Не знаю.

---------—

Уважаемый читатель! Не рисуясь, скажу, что серьёзных замечаний по работе от генерального директора и главного инженера не имел. Неожиданно произошёл конфуз, попортивший мне много крови. Не буду заново пересказывать ситуацию, процитирую соответствующую запись из «ТНХК. Хроника «.

02.05.79. Приключилось личное ЧП. По праздникам организовывалось дежурство ответственных ИТР дирекции на стройплощадке. Точка с телефоном находилась в складе химреагентов. Дежурный обязан периодически обходить площадку, склады, открытую площадку хранения оборудования и делать соответствующие записи в специальном журнале. Одновременно на работе был и сменный персонал (человека 4). У начальника смены были шахматы, за которыми смена и коротала время. Я был ответственным дежурным в дневную смену 2 мая. Отличная солнечная погода. Сделал обход и сел с начальником смены играть в шахматы. Не успели сделать и десяти ходов, как неожиданно появился Гетманцев. Не было звука машины, никто из 5 человек не видел, как он по шпалам пришёл со стороны станции Входная. Реакция публики как в финале комедии «Ревизор». Мне до сих пор стыдно, так как никогда в рабочее время на ТНХК я такими вещами не занимался. Надо отдать должное Гетманцеву, ни слова при людях не сказал. Однако на следующий день он предложил подать заявление «по собственному желанию».

Жёсткая реакция Гетманцева явилась следствием моих семейных дел: Нина через жену умершего в Москве друга Гены Неупокоева просила образумить меня и вернуть в Тюмень; в ноябре 1978 г. я самовольно поселил новую жену с сыном Сашей в служебной квартире, что привело Гетманцева в бешенство, последовало увольнение помощника генерального директора по быту.

Я не знаю, каким образом усидел на месте (текучка руководителей моего уровня в тот период была высокой, менялись главные механики, главные энергетики…), возможно, заступился главный инженер. Сам я никуда не ходил, не писал ни объяснений, ни заявлений. Обошлось, надо работать.

Производство полипропилена ещё строилось, а на очереди производство метанола, спроектированное и поставляемое англичанами. В июне 1979 г. делегация ТНХК выехала на переговоры по согласованию окончательного проекта в Северодонецк (казалось, только-только в Ленинграде с итальянцами переговаривались). Вопросы по лаборатории производства метанола быстро утрясли, и основное время я уделял знакомству с химическим гигантом производственным объединением «Азот». Меня, прежде всего, интересовала структура и организация труда и оплаты центральной лаборатории (удивило, основной контингент работников ЦЛО среднего и предпенсионного возраста).

13 марта 1980 г. ЦЗЛ переехала на строительную площадку, отделаны три комнаты в недостроенном многопрофильном здании. Воды нет, туалеты не работают, а нас уже 26 человек. Штаб по корпусу 116 (лаборатория, дирекция комбината, служба контрольно-измерительных приборов, бытовые помещения основных цехов производства полипропилена, столовая для иностранных специалистов) заседал ежедневно в моём кабинете, принимали здание у строителей и монтажников даже не по этажам, а по комнатам. Писались и переписывались бесконечные перечни недоделок. Именно временное размещение в лабораториях 6-го этажа дирекции позволило форсировано, до начала 1981 г., завершить все работы по корпусу. Монтажники шли следом за строителями, уже 30 мая мужики ЦЗЛ начали распаковку импортного оборудования, занесли в помещение первый итальянский лабораторный стол.

В мае 1980 г. в Суздали впервые участвовал в совещании Всесоюзного объединения «Союзхимпласт» по проблемам научно-технического прогресса. Такие совещания проводились каждый год, причём никогда в Москве, чаще в Суздали, Ярославле, Владимире. Приезжала большая группа московских чиновников, желавших поучить уму-разуму представителей периферии и хорошо отдохнуть. Кстати, в Суздали бывал дважды, исходил небольшой старинный городок, реставрируемый для приёма туристов, вдоль и поперёк.

В июне 1980 г. впервые приглашён председателем ГЭК на кафедру технологии основного органического синтеза томского политехнического института. Регулярно выполнял эти функции лет 10, несколько лет также входил в состав ГЭКа химфака родного университета. Институт и комбинат — две «ооочень большие разницы». Слушаешь защиту дипломов и как будто окунаешься в прежнюю жизнь.

Томск. 18.06.1981 г. Председатель ГЭК

на химико-технологическом факультете томского политехнического института.

В декабре 1980 г. из парткома поступила команда получить Книгу Почёта. Подошёл к её использованию серьёзно и горжусь, что, несмотря на отдельные насмешки, не допустил ликвидации в перестроечные и в рыночные времена. Ни один цех, ни одно производство ТНХК так не поступили. К моменту моего ухода с комбината в Книге Почёта более 30 лучших работников ЦЗЛ-ЦЛО-НИЦ. Уверен, практическое исчезновение на ТНХК моральных стимулов негативно сказывается на производственной деятельности. Считаю, что и Доски Почёта должны вернуться. Людям приятно видеть своё фото, как лучшего работника, на виду у всех. Но в 90-е годы мне не удалось уговорить большинство работников НИЦ в пользу появления Доски Почёта (подспудное давление зависти).

Чем ближе пуск производства полипропилена, тем больше напряжение. Программа строительства постоянно корректируется. Действует партийный принцип: сроки нереальны, но они мобилизуют. К началу 1981 г. ЦЗЛ работает в полную нагрузку. Много ошибок, приходится регулярно собирать коллектив по вопросам технологической дисциплины, готовности сотен аналитических методик и инструкций. Руководством ТНХК под давлением обкома принято решение до начала 26 съезда КПСС опробовать полимеризацию пропилена в промышленном реакторе на привозном катализаторе.

Томск. 1981 г. Даёшь пуск производства полипропилена к 26-му съезду КПСС!

Томск. 1981 г. Часть панорамы строительства Томского нефтехимического комбината.

События живы в памяти, никто из участников пробного пуска не сможет забыть эмоциональный накал ночи с 20 на 21 февраля 1981 года. Не вдаваясь в детали, скажу, что пуск крупнотоннажного непрерывного многостадийного химического производства очень сложная и дорогостоящая задача. Все службы заводоуправления и с нуля созданные производства, обеспечивающие подачу энергоресурсов, ремонт различных видов оборудования, очистку стоков, лабораторные анализы работали только на пуск 1-го технологического производства комбината. Плюс помощь не закончивших работу монтажников и пусконаладчиков специализированной отраслевой организации. Плюс энергичное возражение шефов (хозяев технологии) из Италии против использования не готовой установки в процессе на реальных средах. Плюс, путающиеся под ногами, вносящие сумятицу и нервозность в деятельность руководителей пуска «шефы» из обкома партии и министерства.

Томск. 1981 г. Часть панорамы строительства Томского нефтехимического комбината.

Томск. 1981 г. Панорама завода полипропилена.

О целесообразности пробного пуска можно и сейчас спорить, но политический эффект достигнут. Несколько сот килограммов некондиционного порошка полипропилена и столько же гранул, полученных из специально привезённого гурьевского порошка, отправлены на свалку, но позволили доложить: «Есть томский полипропилен!» Митинги, поздравления, обильная пресса. Строители, монтажники носили в карманах, показывали друг другу, пробовали на зуб гранулированный полипропилен, для любознательных мешок некондиционной продукции выставлен в помещении ЦПУ цеха полимеризации. Ведущие специалисты ЦЗЛ тоже «стояли на ушах» и сутки не уходили домой.

Томск. ТНХК. Центральный пульт управления цеха полимеризации пропилена.

Томск. ТНХК. Отделение полимеризации пропилена,

верхняя часть «производственного айсберга».

Центральной лаборатории, помимо основной работы поручено организовать запоминающийся сувенир. Решили остановиться на памятной настольной медали из полипропилена диаметром 8 см и толщиной ~ 1 см. Ограничителем фантазии явились возможности лабораторного пресса (изготовление образцов для испытаний полимеров), минимум полчаса на одну медаль, и отсутствие на комбинате функционирующих литьевых машин. Дизайнеры, боюсь ошибиться, из строительного института подготовили картинки обеих сторон. Перенос рисунков на металлические пластины с гравировкой для пресса проводили самостоятельно, благо итальянцы предусмотрели в составе поставленной лаборатории соответствующий станок. Отпрессовали несколько пробных экземпляров. Показал медаль Гетманцеву, тот похвалил и положил себе в карман.

Прошло несколько дней и в обкоме, на самом верху, решили, что вздыбленный конь (основа исторического герба Томска) — символ отсталой старины, а требуется показать индустриальный размах. Дурь! Кому пришла в голову? Не уверен, поступила ли команда от Лигачёва, на него привычно ссылались, но срочно, без пререканий, заказан новый рисунок. Коня поменяли на некое стилизованное изображение промышленного гиганта (на второй стороне название комбината, товарный знак и год). Изготовили и такие медали.

Томск. ТНХК. Цех готовой продукции завода полипропилена.

Памятная медаль послужила поводом для конфликта с руководителями итальянской пусковой бригады. Катализаторный комплекс (компоненты привезены из Гурьева), прежде чем подавать в реактор, опробован в лаборатории, показал нормальную активность. Пока в цехе шли подготовительные операции мы экстренно просушили полученный порошок полипропилена и отпрессовали медаль. 21 февраля 1981 г. в 0:20 оператор приступил к подаче катализаторного комплекса в промышленный реактор объёмом в 70 кубометров. Реакция полимеризации завязалась не сразу. Ночь, на ЦПУ толпа различных начальников, резкая перепалка между руководителями комбината и инофирмы о целесообразности продолжения пуска установки. Обмен любезностями приостановился, когда я принёс на ЦПУ памятную медаль из первого томского полипропилена и принялся энергично доказывать, что катализаторный комплекс соответствует норме. И действительно в 2:20 зафиксировано поглощение пропилена, т. е. полимеризация в промышленном реакторе началась. Но главный технолог итальянцев Бэлли долго со мной не здоровался.

Юмор вокруг памятных медалей не закончился. Через два дня после пробного пуска секретарь парткома передаёт поручение Поморова (куратор обкома на комбинате, будущий 1-й секретарь) доставить ему два десятка новых медалей для вручения томским делегатам 26-го съезда КПСС. Докладываю по телефону Гетманцеву, тот резко: «Не давать, пусть твои девушки вручат медали во время экскурсии делегатов по комбинату!» Часа через два звонок Поморова:

— Эрвин Гельмутович! Где медали?

— Александр Андрианович! Обратитесь к моим непосредственным начальникам Гетманцеву и Набоких (главный инженер)!

— Я Вас больше знать не желаю!

Рассерженный партийный чиновник бросил трубку, и действительно месяца два со мной не здоровался. Дополнительный забавный нюанс: в лаборатории выпуском медалей непосредственно занимался С.В.Грузин, зять Поморова.

Пакет медалей я передал Гетманцеву, как он их вручал делегатам, не знаю. Мелкий в истории комбината факт показывает сложность, мягко говоря, взаимоотношений областного партийного руководства с дирекцией строящегося гиганта.

В течение 2–3 лет тысячи памятных медалей в разных вариантах выпущены на литьевых машинах, обеспечены все интересующиеся работники комбината и многочисленные гости.

Я же храню ту самую единственную медаль из первого томского полипропилена, вызвавшую раздражение итальянских участников пробного пуска. Смотрю сегодня на довольно хорошо сохранившуюся (прессовали в спешке, без стабилизатора) медаль и в памяти выплывает история, история комбината, партийно-хозяйственные отношения, подвиг тружеников и победа, глупость человеческая…. Почему эта медаль не в музее ТНХК? Хочется думать о забывчивости…

Итак, в феврале руководители Томской области доложили 26-му съезду КПСС о пуске завода полипропилена. Каждый делегат вёз в Москву горсть гранул и памятную медаль. Мало кому в СМИ было интересно, что опробована только часть технологического оборудования, катализаторы и порошок полипропилена привезены из Гурьева.

Февральская эйфория прошла, а где же товарный продукт? На завершение монтажных и проведение пуско-наладочных работ собраны мощные силы, причём не только из Томска, но и министерские резервы. Регулярные штабы интенсифицировали работу и подняли уровень участников до первых руководителей подразделений. Кстати, термин и система проведения штабов изобретёны, по-видимому, в ведомстве Берия, генподрядчик строительства комбината — военизированное управление «Химстрой» министерства среднего машиностроения. Если на стадии строительства штабы возглавляли руководители управления Пронягин, Асаинов, Сперанский, то в описываемый период официальным руководителем назначен главный инженер комбината Набоких, штаб стал называться пусковой комиссией. 30–40 руководителей эксплуатации и многочисленных подрядных организаций отчитывались ежедневно о проделанной работе и возникающих проблемах. Записывались поручения, сроки исполнения жёстко контролировались. Комиссия начинала работать в 11 часов в одном корпусе, к 12 передислоцировалась в другой, к 13 — в третий, соответственно менялась часть участников. Трижды в неделю пусковую комиссию посещали «большие люди» — областные партийные руководители.

Ответственный за ТНХК — секретарь обкома Бортников, вместе с ним Поморов (зав. отделом химии) и Малик (зав. отделом строительства). Когда они шли втроём из корпуса в корпус (Бортников, крупный степенный мужчина, в середине), то по меткой оценке руководителя ленинградской пусконаладки Фадина очень напоминали знаменитую гайдаевскую троицу (Трус, Балбес и Бывалый). Да и на самих штабах только один много говорил, опять вспоминается Трус в исполнении Вицина, Бортников и Малик глубокомысленно молчали. Объективно, иногда партийный десант пользу приносил, дисциплинируя своим присутствием поведение подрядчиков, административно не подчиняющихся руководству комбината.

Пусковые комиссии проходили в режиме жёсткого прессинга на конкретных руководителей, помню, как потерял сознание при типичной «накачке» начальник цеха полимеризации Рыбаков. Изредка происходили и забавные истории.

Однажды энергичный начальник цеха катализаторов (в составе три исключительно пожаро-взрывоопасных отделения) Марейчев был «прижат» комиссией за какие-то недоработки. Тот не нашёл ничего лучше, чем представить в качестве причины неверность анализов. Для не химиков поясню, что ссылаться на качество анализов — традиционная забава производственников, не способных своевременно определить нарушения в технологическом процессе. Обычно на пусковой комиссии к лаборатории претензий не было, я сидел, помалкивал, а тут взорвался: «Какие ё… мать анализы?» И дальше матом. Марейчев не мог рот закрыть от неожиданности, раздался дикий хохот присутствующих, включая Набоких и партийных бонз. Инцидент исчерпан. Участники разошлись в хорошем настроении.

Не ожидали, думаю, партийные руководители, что появившийся на комбинате из учебно-научной среды интеллигентный начальник центральной лаборатории способен так публично материться, отстаивая престиж возглавляемой службы. Уверен, сеанс матотерапии в производственной сфере бывает полезен.

В июле 1981 г. на стройплощадке нефтехимического комбината появился министр химической промышленности В.В.Листов. Где товарный полипропилен? Поступила срочная команда Гетманцева запустить один лифт. Почему мне? Поясню.

Центральная лаборатория по проекту занимала две трети многофункционального корпуса, связанного закрытыми переходами с основными цехами завода полипропилена, 6 разновысоких этажей + технический этаж (высота не меньше 9-этажного жилого дома), три лифта. Гетманцев на несколько лет, пока не построен административный корпус, превратил часть лабораторных помещений верхнего этажа в кабинеты дирекции. Директор, главный инженер — крепкие мужики 45 лет, комбинатская элита ещё моложе, но вот руководители строительства открыто матерились по поводу Гетманцева, устроившего кабинеты на 6-м этаже, так как запуск лифтов по разным причинам постоянно отодвигался. Когда за год до Листова на стройке появился престарелый министр среднего машиностроения Славский (подчинённое ему управление «Химстрой» — генподрядчик), назначенный командовать атомной промышленностью ещё Сталиным, то строители поставили наружный пристенный лифт и подняли Ефима Павловича на крышу корпуса. Кстати, мне пришлось проводить пешком десятки, может сотни экскурсий обозрения стройплощадки на смотровую площадку корпуса.

Самая пожаро-взрывоопасная часть центральной лаборатории (пробная полимеризация, определение активности катализатора) по нормам техники безопасности располагалась на 6-м этаже, образцы для испытаний готовились на первом, физико-механические испытания проводились на 2-м, химический анализ на 4–5 этажах. Итальянский шеф лаборатории Ребонато, человек ответственный, высококвалифицированный, носился между 1-м и 6-м этажами, просил включить лифты и не понимал, причём тут Госгортехнадзор, когда люди работают.

Листов, человек не старый, но с большим животом, по-видимому, давно отвык своими ногами высоко подниматься. Лифт запустили. Ребонато открыто, с характерной энергичной жестикуляцией, возмущался: «У нас в Италии так не делают! Министра за это снимают!»

Смешно и грустно, лифт проработал часа 4, непосредственно после спуска министра с Гетманцевым в столовую на 1-м этаже при подъёме лифт застрял, мой механик сумел освободить людей через час, одному из 4 пассажиров (солдату) стало плохо. А если бы такое произошло с министром?

Из столовой Листову, как обычному труженику комбината, пришлось идти наверх пешком.

Лифт снова надолго встал, не до него, надо запускать производство полипропилена.

Прошёл месяц после посещения министра и комбинат начал выдавать товарную продукцию, паспорт N1 подписан мной 31.08.81 г.

В то же время продолжались традиционные отвлечения сотрудников. 03.07.1981 г. партком вызывает руководителей служб, цехов. Заготовлено 14.3 тн сена из 300 по плану. Необходимо выдавать минимум по 40 тн в день, т. е. ежедневно должны косить 120–140 человек (естественно, ручной косой).

Секретарь парткома, глядя в хмурые недовольные лица руководителей подразделений ТНХК, рассказывает страшилки, для убедительности ссылаясь на хозяина Томской области Лигачёва (Егора Кузьмича местные партийцы с придыханием называли Юрием Кузьмичом). Не подготовим корма, скот пойдёт под нож, а война стоит на пороге (??!!).

Любопытно рассматривать вопросы и восклицания в рабочем ежедневнике того времени. Вероятно, Рейган так напугал партийную элиту, что парализовал её способность думать и принимать адекватные решения. Жизнь показала, через 10 лет СССР развалился без войны.

Кстати, страдали от партийного зуда не только производственники. Помню рассказ старшего научного сотрудника института ядерной физики Гены Самойленко, как создавались бригады косарей в 20–40 человек, состоящие только из кандидатов наук. Абсурд!

И грустно и смешно, а тогда было не до смеха. Каждый день разнарядка на выделение людей (сено, стройка, благоустройство и ещё бог знает куда), исходящая из общей численности и понимания парткомом важности той или иной деятельности на заводе. В результате дисциплинированный начальник оказывался в самом неприглядном виде перед своими сотрудниками, без конца вынужден тасовать смены (большая разница в условиях работы в лабораториях котельной, очистных сооружений и секторах главного корпуса центральной лаборатории).

С пуском первого производства ТНХК участились визиты высокопоставленных партийных, промышленных, научных деятелей. 19.10.81 г. встречал в ЦЗЛ Президента СО АН СССР Г.И. Марчука, 24.02.82 г. Лигачёва с министром монтажспецстроя Бакиным. Большие свиты, лаборатория экструзии демонстрирует возможности использования полипропилена.

Последнюю неделю октября 1981 г. провёл в московских чиновничьих кабинетах главка и министерства. 29.10.81 г. в зале коллегии минхимпрома после большого совещания создана министерская бригада по переводу производства полипропилена на следующее поколение катализаторов — микросферический катализатор. Обратите внимание, прошло только 2 месяца после начала выпуска товарной продукции.

Месяц за месяцем производство полипропилена работает неустойчиво. Пока вдоль технологической цепи расставлены фирмачи, вроде бы оборудование работает, как только основная масса итальянцев, немцев уезжает, начинаются проблемы. Претензии идут снизу вверх, наполняясь по ходу «всё более умными выражениями», Москва начинает обвинять фирму «Технимонт» в поставке неработоспособной технологии. Требует срочного проведения гарантийных испытаний по мощности, ассортименту, качеству продукции. Очередной десант из Европы, на комбинате устный приказ: изъять и не показывать старые рабочие и лабораторные журналы, не оставлять фирмачей на производстве одних, без сопровождения (итальянцы легко ныряли под наши ошибки). Проще приказать, чем исполнить (лично столкнулся), когда имеешь дело с таким профессионалом как итальянский шеф лаборатории сеньор Ребонато. К тому же, приказ порочен в принципе, сколько раз в будущем, при разборе неполадок приходилось сталкиваться с ситуацией, когда технолог записывает в журнал начальнику смены задание, соответствующее регламенту, а устно даёт совсем другую команду.

Идёт мощнейшее давление на руководство комбината как по линии минхимпрома, так и партийных органов, без конца требующих объяснений нестабильной работы. Сохранилась копия унизительной записки томскому обкому КПСС от 12.02.1982 г. под заголовком «По поводу срыва сроков проведения гарантийных испытаний производства полипропилена», подписанной генеральным директором Гетманцевым, главным инженером Набоких, секретарём парткома Перминовым. Первая причина, вторая, третья…. Заканчивается послание обещанием завершить в течение марта гарантийные пробеги, 3 марта на заседании парткома дать партийную оценку не выполнения решения партийного собрания комбината от 20.01.1982 г., обязывающего коммунистов и руководителей завершить программу гарантийных испытаний к 23.02.1982 г., первой годовщине со дня открытия работы 26 съезда КПСС!!!

Вышестоящие партийные деятели откровенно эксплуатировали лозунг «сроки не реальны, но они мобилизуют». По каждой возникающей, даже небольшой, проблеме составлялась многоуровневая программа (план мероприятий) её решения с указанием конкретных исполнителей по каждому пункту. Регулярная проверка исполнения полезна, но присутствовала здесь и «ложка дёгтя». Подобного рода документов существовало великое множество (что бы ни произошло: где план мероприятий?), иной раз, собираясь на партком, не понимаешь, выполнение каких мероприятий будет проверяться, тащишь с собой огромную специализированную папку. Уже по ходу заседания соображаешь, как бы не «попасть под раздачу». Не всегда получалось. Случалось, все пункты программы выполнены, проблема не решена.

Именно так и происходило в период гарантийных испытаний, сроки не выдерживались по разным причинам. Скажем, в цехе полимеризации сорвались испытания по выпуску сополимера пропилена с этиленом из-за неожиданного прекращения подачи деминерализованной воды из теплоцеха (причина внешняя для технологов цеха, но внутренняя для руководства комбината), в цехе грануляции срыв по вине обслуживающих аппаратчиков. Что можно объяснить в таких ситуациях инофирме? Какие гарантии?

В последнем случае ночью 31 марта «запустили козла» на узле наполненных композиций (более 200 кг композиции полипропилена с тальком затвердели непосредственно в смесителе). Освобождать реактор от «козла» персонал ещё не научился.

Зрелище интересное, с 9 утра 1 апреля знакомиться с результатом гарантийного пробега потянулись всяческие начальники от Гетманцева и руководителя строителей Пронягина до куратора от обкома КПСС Поморова. Кожух смесителя уже снят, рядом топор и все, начиная с Гетманцева, пробовали на прочность застывшую серую камнеподобную массу. Озабоченные лица «лесорубов». Готовый сюжет для короткометражки в стиле Леонида Гайдая. Кусок этого «козла» двадцать лет хранился в моей коллекции.

Прошла четверть века, отдельные детали прошлого уже воспринимаются как анекдот. Впрочем, это не умаляет картины грандиозной стройки. В 1974 г. руководством страны принято решение о строительстве в Томске нефтехимического комбината, через 8 лет крупнейшее в Советском Союзе производство полипропилена уже выпускало продукцию и «доводилось до ума», крупнейшее в мире производство метанола вступило в фазу пуско-наладочных работ…

Огромный пласт трудовой деятельности на ТНХК составляла так называемая общественная работа. Для руководителя любого ранга «общественная» работа зачастую оценивалась более серьёзно, чем производственная деятельность. Выступления на собраниях партийных (даже когда ещё и не был коммунистом), профсоюзных, собраниях трудового коллектива — десятки их нашли отражение в «ТНХК. Хроника «. Организация людей на демонстрации, при списочной численности коллектива в 100 человек, минимум надо выставить 8 рядов по 10 человек, нести определённое количество портретов, лозунгов, флагов. Выделение людей на сельхозработы и стройку с личной ответственностью за каждого человека. Организация дней бесплатного донора в коллективе. Проведение санитарных пятниц на ТНХК и в микрорайоне. Выделение людей в добровольную народную дружину и организация дежурства. Обязательное посещение рабочего общежития с проведением воспитательной работы со своими сотрудниками. И ещё бог знает, что взваливалось на руководителя подразделения. А чтобы начальник не возмущался, принято решение: к пуску производства полипропилена не должно быть ни одного руководителя рангом начальника цеха и выше не коммуниста. Так добровольно-принудительно вступил в члены КПСС и я. Цирк, совет старейшин пнул, как не знающего программу партии N2, через пару дней секретарь парткома потащил меня через головы согласующих инстанций прямо на бюро райкома, где вопросы задавали только по деятельности ТНХК. В 1979 — 81 гг. учился в университете марксизма-ленинизма на отделении хозяйственных руководителей, окончил с вполне приличной дипломной работой, посвящённой организации труда в ЦЗЛ. В июле 1990 г. (до ГКЧП более года) добровольно вышел из КПСС.

Томск. 07.11.1982 г. Праздничная демонстрация.

Вверху справа В.М.Марейчев, внизу В.Б.Черников и С.Я.Лабзовский.

Что мне нравилось из принудительной общественной работы (повторяюсь) — проведение политдней. Я практически не использовал обкомовские заготовки, рассказывал людям что-то о событиях в мире, СССР и ТНХК разговорным языком, всегда встречал положительное отношение слушателей. Выступать приходилось не только в ЦЗЛ, но и в подразделениях комбината по графику парткома. Лично убедился, как замотанные производственной и житейской суетой люди (это не сотрудники институтов) с благодарностью хватают глоток нового знания.

Много лет возглавлял на ТНХК ячейку общества «Знание», входил в состав областного и районного правления, сейчас не могу вспомнить, сдавал ли кому-нибудь полномочия на ТНХК или просто общество «сдохло» во времена перестройки. Сам я прочитал десятки лекций в крупных аудиториях в институтах и на предприятиях Томска, выступал по местному ТВ и в областных газетах, объяснял населению историю появления комбината и что комбинат даёт и даст томичам. На встречах с жителями Томска лишний раз убедился, люди не верят официальной пропаганде, более того реакция как раз противоположна. Неоднократно приходилось убеждать, что к пожелтению огурцов на Басандайке ТНХК не имеет отношения, что превышения ПДК по гептану в районе АРЗа (фактические или высосанные из пальца по безграмотности) никоим образом не связаны с ТНХК.

Томск. 27.05.1982 г. День химика. Выпускники химфака ТГУ на крыше ЦЗЛ ТНХК. 1-й ряд слева

направо: В.Б.Черников, В.А.Юрастов. 2-й ряд: Л.К.Журина, Н.П.Матвиенко, Л.И.Мальченкова, Н.В.Максимова, Л.И.Сараева, С.Я.Лабзовский. 3-й ряд: В.Ю.Рыков, Э.Г.Полле, А.И.Минаев.

Личным достижением считаю организацию на ТНХК «дней профессора». Раз в месяц автобусом привозили на ТНХК 10–15 ведущих учёных Томска, в т. ч. мирового уровня, заранее распределяли по цехам. Считал и считаю важным, чтобы рядовой рабочий мог послушать и посмотреть на живого профессора. Как правило, чем умней человек, тем более он способен объяснять сложные вещи доступным языком. Международники и медики пользовались популярностью, но приезжали и физики (академика В.Е. Панина много раз видели выступающим на ТНХК), и филологи, и экономисты, и, естественно, химики. Одновременно собрать и организовать выступления крупных учёных разного профиля на регулярной основе очень непросто. Без помощи парткома мне бы не справиться.

В марте 1982 г. в большом зале дома партполитпросвещения Томска выступил перед активом областного общества «Знание» с резкой критикой и призывом усилить работу на ТНХК. Партийные руководители пропаганды ухватились за моё выступление, провели по своим каналам соответствующую «накачку», организовывать «дни профессора» на ТНХК стало легче. Каждому работавшему руководителем в те годы понятна моя гордость за резолюцию райкома партии (февраль 1983 г.), признавшего работу первичной организации общества «Знание» ТНХК и её председателя хорошей. К сожалению, с началом перестройки сложнее стало привлекать к чтению популярных лекций крупных учёных, «день профессора» переименовали в «день лектора», количество приезжающих лекторов постепенно уменьшалось, пока не прекратилось совсем. Мелкий пример, но характерный, «свежий ветер перемен» начал выпускать «джина из бутылки», люди стали больше болтать в ущерб делу. К чему заниматься подъёмом уровня культуры рабочих промышленных предприятий, лучше с придыханием слушать умные продолжительные речи Горбачёва, без конца заниматься выборами руководителей, депутатов и т. п. «День профессора» на промышленном предприятии — мероприятие, достойное 21 века, независимо от государственной идеологии. Соприкосновение двух совершенно разных способов мышления: сомневающегося научного с большим объёмом знаний и безапелляционного производственного, связанного огромным количеством инструкций, обоюдно полезно.

В феврале 1983 г. ЦЗЛ впервые на ТНХК приступила к выпуску товаров народного потребления. Сначала полиэтиленовые мешочки, затем обложки для тетрадей, затем трубы для рыбных хозяйств Кузбасса. Постепенно ассортимент расширялся, оборудование лаборатории экструзии работало круглосуточно. Ясно, в условиях ЦЗЛ можно показать возможности полимера, отчитаться, что ТНХК приступил к выпуску товаров для народа, отправить паспортизированную продукцию в торговлю, но организовать многотоннажное производство невозможно. Впрочем, соответствующий цех строился, хотя и с отставанием от основных производств.

В марте 1983 г. впервые командирован в Грозный, где находился филиал ленинградского объединения «Пластполимер», отвечавший за технологию производства полипропилена в СССР. Большинство нормативных документов оформлялись в Грозном (регламенты, стандарты, технические условия на опытные партии и т. п.). В этот раз представители производителей и потребителей полипропилена в жарких спорах активно обсуждали технические условия на новый для СССР продукт. Потребители (особенно активен представитель комбината химволокон из Балаково) пытаются включить в ГОСТ такие параметры, которые не в состоянии обеспечить технология. Производители (Томск и Гурьев) стараются добиться более широких диапазонов допустимых отклонений. Споры доходили чуть не до драки, а вечером вместе «культурно отдыхали». Именно здесь, в Грозном, мне стало известно, что гендиректор В.С.Гетманцев переведён начальником главка (ВО «Союзхимпласт») в Москву. На ТНХК предстояли перемены.

Завершаю фрагментарное описание первого этапа трудовой деятельности на ТНХК фактом, подтверждающим высокий уровень профессиональной квалификации созданного коллектива. Руководство Томска экстренно ночью подняло комбинатскую цепочку генеральный директор — главный инженер — начальник ЦЗЛ. Цитата из «ТНХК. Хроника».

04.04.83. Обращение властей города Томска к директору ТНХК с просьбой помочь проанализировать речную воду.

Для непосвящённых скажу известную томичам ситуацию, когда каждую весну резко ухудшается качество речной воды, связанное, вероятно, с вытаиванием и сбросом в Томь отходов «цивилизованной» деятельности промышленных предприятий Кузбасса (столетиями выработана привычка выливать помои прямо с крыльца).

В этот же раз вода имела непривычный сладковатый запах и вкус. Впервые мне пришлось ознакомиться с полной лабораторной беспомощностью Томской облСЭС, но ещё более удручающее впечатление произвёл ГОСТ на питьевую воду, в котором основным прибором для определения пригодности питьевой воды является нос и язык проверяющего. Стало понятно, насколько субъективны здесь бывают суждения, в т. ч. и передаваемые через средства массовой информации успокаивающие население обращения. В ЦЗЛ появился Литвинцев (1-й секретарь Томского горкома КПСС). Мы взялись за работу и группа с участием Лабзовского, Юрастова, Черникова… сутки не выходила из лаборатории, на следующий день было подготовлено и передано в приёмную горисполкома заключение о наличии в воде производных непредельных альдегидов с концентрацией по винильной группе 8 мг/л акролеина.

Появились командированные из Москвы, забрали пробу воды и уехали. Через 2–3 дня специфический запах в речной воде исчез, интерес к проблеме пропал. Мне так и осталось неизвестно ни о результатах анализов воды в Москве, ни о принятии каких-либо мер к отравителям Томи. Однако престиж ЦЗЛ Нефтехима явно поднялся.

Генеральным директором ТНХК назначен В.М.Набоких, который предложил мне должность заместителя главного инженера комбината по науке и новой технике.

---------—

Уважаемый читатель! В 1980-83 гг. приходилось много работать, в будни уезжал на площадку к 8, реже к 9 утра, возвращался в 19:30 или 21 час. Заводские автобусы (другого транспорта не было) ходили по сменному расписанию, основная масса ИТР уезжала с ТНХК в 17:20 или 18:10, а начальники оставались ещё на 2–3 часа и уезжали со сменным персоналом. Три года не был в отпуске, считал невозможным оставить без надзора многолюдное и многопрофильное «хозяйство» в экстремальной ситуации (изредка вспоминался ежегодный двухмесячный летний отдых в институте). Впрочем, мой заместитель и ведущие сотрудники ЦЗЛ отдыхали своевременно, рядовой состав само собой.

Личная жизнь.

Уважаемый читатель! Не только производством жив человек. Надо обеспечить семью нормальной квартирой. Как вызовник имел преимущественное право на получение квартиры. Однако поступили письма Нины к Гетманцеву и в партком ТНХК, что я хочу её с детьми выбросить в Тюмени на улицу (для получения квартиры от вызовников в Томске требовали справки ЖЭКа и милиции с прежнего места проживания). Абсурд какой-то! Гетманцев: пока не оформишь юридически отношения с новой женой, квартиры не получишь. Прежде чем, удалось добиться развода, заключить брак с Надей родилась Юлия, и мы всё ещё жили в маленькой комнате служебной «хрущёвки» вместе с молодыми специалистами. Все вызовники 1977 г. уже получили постоянные или «промежуточные» квартиры, перевезли свои семьи.

В свободное время ходили по гостям, к Надиным друзьям и к вызовникам, чаще бывали в «промежуточной» квартире Рахматуллиных (приехали из Казани, Раис на производство полипропилена, Ляля принята в ЦЗЛ старшим химиком) в доме иностранных специалистов. Вспоминаю встречу Нового 1979 г. У Рахматуллиных десяток вызовников, некоторые уже с приехавшими жёнами. Запомнилось приглашение Селезнёва в гости с женой, которая записана в паспорте. Демонстративно произнесено так, чтобы слышали все за столом, и особенно, собственная жена Людмила Давыдовна. Естественно, мы никогда и не подумали реализовать подобное приглашение. Эх, Александр Сергеевич! Никак не мог он привыкнуть к мысли, что Надя не его предпочла. Сразу же вспомнился ленинградский инцидент с Селезнёвым (см. выше).

В сентябре 1979 г. получили четырёхкомнатную квартиру в новом заводском 9-этажном панельном доме. Гетманцев оказался злопамятным, поселил на верхнем этаже. Начальник ЦЗЛ, единственный на заводе кандидат наук. При оформлении документации в райисполкоме Надя «запустила свои связи». Выяснилось, заместитель председателя райисполкома сам удивлялся, вёл переговоры с руководством комбината, но те оказались непреклонными (дескать, Полле получит квартиру и сразу уволится). Многие в России хорошо понимают, что такое верхний этаж нового дома с постоянно неработающим лифтом и шестимесячным ребёнком. К тому же Надя так боялась высоты, что на балкон никогда не выходила. Любопытно, через пару лет наш 144-квартирный дом стали называть домом бывших работников Нефтехима, многие уволились (в Томске полно денежных рабочих мест, но плохо с жильём), в пик перестройки, когда стабилизировалась работа ТНХК, большинство ветеранов вернулись на комбинат.

Заканчивая тему квартиры, не могу не отметить положительно опять же генерального директора Гетманцева. Через два тяжелейших года пуска производства полипропилена, когда реально выявилось «кто есть кто» на комбинате, Виктор Стефанович потратил много энергии и добился нашего переселения в отличную четырёхкомнатную квартиру кирпичного исполнения на 3-м этаже с двумя 6-метровыми лоджиями. С этой квартирой я расстался спустя 21 год, вскоре после смерти Нади.

В конце 70-х в Томске пошла волна массовых выделений земли под садовые (мичуринские) участки. ТНХК ещё такими делами не занимался, весной 1980 г. Надя выбила участок в горпромторге. Мы появились в сплошном лиственном лесу, в 3 км от конечной остановки троллейбуса, когда профсоюзники ещё не закончили разметку участков. Каждый участок строго ограничен — 4 сотки. Деревья корчевали вручную, только 2 старые берёзы выдирали с помощью бульдозера. Помогали ребята-вызовники (Рахматуллин, его аппаратчики Фирдус и Фарид). Первым построили и покрасили в ярко синий цвет изящный туалет-кладовку, который стал ориентиром в массиве сотен ещё незастроенных участков.

На строительство туалета, затем дома использовали строганную дощечку от итальянских ящиков с технологическим оборудованием (что-то среднее между нашей половой рейкой и «вагонкой»). Размер дощечек самый разный, до 3-х метров. Дощечку оплачивали в кассе ТНХК (символические копейки). Естественно, надписи на «импортном» языке никуда не спрячешь, и по этому признаку можно было определить, кто из хозяев имеет отношение к Нефтехиму. Основную часть строительства домика выполнил Фирдус Валиев с друзьями (умный парень, высококвалифицированный аппаратчик из Казани, любил поговорить со мной и Надей, по-татарски гордился знакомством с нами, регулярно помогал в хозяйственных вопросах, лет через 5 покончил с собой). Внутри домик отделан ДВП, а сверху я приклеил обои, в т. ч. на потолке. Сначала все удивлялись, затем привыкли.

Следует отметить, под мичуринские участки в Томске выделялись земли, малопригодные для земледелия. Выкорчёвка деревьев показала, поверхностный слой земли не превышает 30 см, дальше глина. Действительно, невдалеке крупнейший глиняный карьер, обеспечивающий мощное кирпичное производство «за решёткой» (рядовые труженики — заключённые). Не могу вспомнить, сколько навоза, перегноя и опилок для мульчирования почвы завезено на маленький квадрат 20 на 20 метров, много!

Начали экспериментировать с плодово-ягодными культурами. Яблони объедали зимой зайцы. Вишня Горно-Алтайской селекции, привезённая Аникеевым в подарок, плодоносила, но подмерзала. Очень неплохо росла земляника, сортов 6. Первое время большой проблемой была вода. Сварили огромную (кубометра на 4) ёмкость. Далее поиск в городе поливальной машины, деньги в руки…

Мы с Надей любили на участке ковыряться, сложность с возвращением. До троллейбуса 3 км пересечённой местности, я с удовольствием, а Надя не очень любила пешком ходить (жаловалась на больные ноги). Иногда кто-нибудь подвозил. Практически на мичуринском участке не ночевали (максимум 2–3 раза за все годы).

Удручали набеги варваров, чаще в межсезонье. Помню, как аккуратно вставлял замок в достроенный домик, позже «фомкой» вывернутый с повреждением двери и косяка. В другой раз перевернули шкафы и кухонный стол, разбросали посуду (тогда ещё за бытовым алюминием не охотились), на прощанье решили поджечь домик, оставив внутри подожженную свёрнутую газету, подпёрли палкой дверь. К счастью деревянный домик не сгорел. Прекратил закрывать его даже на зиму, только палочку вставлял, чтобы ветер не хлопал дверью.

Осадок в душе остался такой неприятный, что всего один раз после продажи взглянул и то случайно, как выглядит участок, созданный с нуля (в середине 90-х ездил за отростками белой сирени к приятельнице Нади). Всё также, только новый хозяин построил баню (перестройка постепенно отбросила глупые ограничения), да посаженная мной кустистая рябина поднялась выше дома и является главным украшением участка (вышеупомянутый туалет выглядел безобразно, никто и не собирался после 1980 г. его красить).

На ТНХК примерно до 1980 г. существовала хорошая традиция, по праздникам торжественные заседания сопровождались столиками для всех желающих работников ТНХК с супругами, благо общая численность комбината составляла несколько сот человек. Присутствовали руководители ТНХК; тосты чаще носили производственный характер, но было довольно весело. Царил общий психологический подъём, связанный с ожиданием пуска первого производства.

Алкоголь — инструмент общения, поэтому я придерживаюсь древнего принципа не пить в одиночку, максимум, способен один выпить 1–2 бутылки пива. Для меня в пьянке главное — общение. В состоянии лёгкого подпития убыстряется реакция в диалоге, появляется разговорчивость, способность переспорить (перекричать) любого. Для многих в первый раз видевших меня в подпитии удивительно моё активное поведение. Помню, как на банкете по случаю годовщины организации НИЦ сотрудники один за другим высказывались, что не ожидали увидеть такого директора. Именно пьянка, открывая на общее обозрение черты лидера, показывает, насколько характер находится под контролем, сколь неестественна маска мрачного руководителя, мало смеющегося в рабочей обстановке, долго продумывающего собственные выступления, предпочитающего молчать на больших служебных совещаниях у вышестоящих руководителей. Кстати, ситуация классическая, народная мудрость давно сформулировала её в виде пословиц, самая известная из которых: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

В Томске несколько лет практиковал выпуск вина из разных ягод, лучше всего подходит для подобного рода вин красная смородина (пока не было собственной машины, я большими корзинами собирал «кислицу» в лесу, преимущественно в районе ТНХК). Каждая ягода имеет особенности, соответственно необходимы и коррективы в технологию домашнего виноделия. Скажем, сок красной смородины обладает повышенной кислотностью и требуется специальная закваска для начала брожения, дальше следует вести подогрев (использовал электрогрелку), не допуская прекращения брожения… Готовое вино имеет прозрачный ярко красный вид, исключительно красиво смотрится в хрустальных фужерах. К сожалению, именно хороший вкус вина и лёгкость потребления привели к тому, что я прекратил им заниматься. Вино (40–50 литров) выпивается в течение нескольких недель, гости хвалят, но трудоёмкость (минимум, 3 месяца работы) явно не эквивалентна суммарному алкогольному эффекту, проще купить вино в магазине.

Занимался я и изготовлением разных спиртовых настоек (ягоды, кедровые орешки, скорлупа кедровых и грецких орехов…). У нас в доме не прижились, ягодные настойки жестковаты на приём; ореховые настойки имеют отличный цвет и вкус, но вызывают у меня изжогу. Надо экспериментировать с крепостью, смягчающими добавками, но такого желания не появилось, времени не хватало. Кстати, отечественная пищевая промышленность выпускала великое множество настоек, из них только рябина на коньяке и «перцовка» заслуживали внимания.

Как-то профессор из Москвы, специалист по масс-спектрометрии, А.А.Полякова подарила рецепт домашнего еврейского ликёра. Надо взять 1 кг фруктов (апельсины, грейпфруты, персики, абрикосы…), 1 л молока (желательно, не пастеризованного), 1 кг сахара и 1 л спирта. Попробовал, усовершенствовал (тонкости здесь в последовательности смешивания, иначе конечный продукт не отфильтруешь), вместо давленых фруктов попробовал натуральные соки с мякотью. На конечной стадии добавил сухого фруктового концентрата, в соответствии с первоначально использованными фруктами. В конечном итоге получается ~ 2 литра отличного по вкусу и цвету ликёра крепостью порядка 30?. Самые вкусные ликёры моего изготовления — апельсиновый и абрикосовый. Голова не болит, так как сивушные масла использованного спирта хорошо захватываются сворачивающимся молоком и фруктовой мякотью. Вместо спирта можно использовать водку, но соотношение компонентов необходимо изменить. В результате получится вкусный напиток, похожий на традиционную наливку.

После того, как ночью 21.02.81 г. успешно проведён пробный пуск производства полипропилена, десяток ведущих сотрудников ЦЗЛ приехали утром ко мне домой. Надя радовалась вместе с нами, приготовила хороший обед. Естественно, выпили и быстро опьянели, очевидно, от переутомления и перевозбуждения. Такого эмоционального подъёма у ведущих сотрудников ЦЗЛ и собственного в жизни не припомню.

В марте 1981 г. Надя организовала празднование моего 40-летия.

Семья молодая, с деньгами не густо. Человек 30 гостей позвали домой, из зала 4-х-комнатной квартиры всё выбросили, расставили соседские столы, положили доски в качестве сидений.

Среди приглашённых большинство с моей работы, несколько Надиных подруг пришли с мужьями, одна пара захватила своего друга — артиста Томской филармонии Володю Акулова. Всё бы ничего, но среди гостей оказался Толя Быков, мужик примерно моего возраста, начальник цеха нефтехимического комбината, приехал в Томск из Новополоцка, год вместе жили в служебной квартире. Вызовники сумели оценить певческие способности Толи, в молодости он, по слухам, пел в Воронежском хоре.

Обычное российское застолье, море водки, изобилие еды, шум-гам, танцы в коридоре. Неожиданно центральным запомнившимся событием вечера стала конкуренция певцов. Изначально Володя и Толя случайно сели за стол в противоположных углах комнаты. Выпили, закусили и одновременно начали петь, красиво петь, но разные песни. Пытаются возвысить собственный голос над общим разговорно-музыкальным шумом застолья, перепеть соперника. Певческий «конкурс» приобретает драматический характер, в глазах обоих злость, из голоса выжимают максимум децибел. Пение продолжалось, даже когда гости выбирались из-за стола покурить и потанцевать. Пытался говорить с Толей, бесполезно. Назревала возможность кулачного боя, я не понимал, как их успокоить. Помогло радикальное решение, Володю принудительно отправили домой. Толя сразу прекратил петь.

Позже начал интересоваться причинами любопытного феномена, выяснил, в музыкальном мире широко распространена ситуация, когда теноры ведут себя как бойцовые петухи. Впрочем, известно, великие теноры современности Паваротти, Иглесиас, Доминго дружно ездили по миру «рубить капусту», одновременно радуя людей своим творчеством.

Росла Юлия, молодая семья обзавелась постоянными застольными друзьями.

Много лет в нашей с Надей компании две пары, связанные со мной по службе: Лабзовские и Слижовы, многократно упоминаются в «ТНХК. Хроника». Сергей и Юра, одногруппники химфака, по гороскопу, как и я, змеи, только на один цикл моложе (~ 12 лет), соответственно и кончили в 1975 г. родной университет. Сергей Лабзовский — первый, кого я принимал на работу в ЦЗЛ, через две недели после собственного трудоустройства. Практически весь период моей работы на ТНХК Сергей работал заместителем (формальным и неформальным), а после моего вынужденного ухода с комбината возглавлял то, что осталось от научно-исследовательского центра. Никогда не жалел о своём выборе, Сергей осторожен в конфликтных ситуациях, но не продажный. Кстати, ещё вызовником-одиночкой присутствовал на свадьбе Сергея и Натальи, постоянно ощущаю доброжелательное отношение семьи Лабзовских, включая детей и мать. Немало внеслужебных увлечений нас объединяют: рыбалка, грибы, возня на садовом участке… Уже после моего ухода с ТНХК совместно с Сергеем организовали небольшой бизнес, связанный с ускорением созревания фруктов, каждый имеет в месяц ~ 2500 рублей, мелочь, конечно, но приличная добавка к моей пенсии.

С Юрой и Таней Слижовыми мы познакомились несколько позже, когда Таня устроилась на работу в ЦЗЛ. Дружба началась, когда Юлия и дочка Слижовых Аня начали ходить в одну ясельную группу, затем девочки учились в одном классе, в одной группе университета. Неразлучные подружки как бы дополнительно склеивали семейные пары, много лет праздники, дни рождения мы проводили вместе. С Юрой (в последние годы декан химфака университета) мы много сотрудничали в научной сфере и в области подготовки кадров. Организовали филиал кафедры органической химии университета при научно-исследовательском центре ТНХК, пробив решение через два московских министерства. Считаю, опыт подготовки высококвалифицированных кадров «для себя» был удачен, да и я поддерживал лекторский «тонус». Не один год Юра выполнял оплачиваемые хоздоговорные работы для ТНХК по моему заказу. Несколько лет Слижов возглавлял в качестве совместителя лабораторию хроматографии научно-исследовательского центра, ушёл, как и Таня, к сожалению, когда у меня возникли серьёзные производственные проблемы. Оставшись безработным, просил Юру помочь устроиться в университет хоть на полставки. Увы!

Надя была коммуникабельной женщиной, имела больше подруг и приятелей, часть из них стали нашими семейными друзьями.

Самое доброе отношение у меня осталось к Поповым Володе и Наде и Юсуповым Гале и Шамилю. Галя Юсупова — бескорыстная подруга Нади ещё со времён Надиной работы на приборном заводе. Женщина трудной судьбы с отличным образованием (авиационный институт) в возрасте далеко за 60 почти без выходных торгует в киоске, чтобы прокормить мужа и как-то помочь дочери, попавшей в беду благодаря авантюристу-мужу. А Шамиль (умер в 2006 г.) сошёлся с Галей, имея пять детей. И такой груз маленькая ростом, худенькая, но великая духом Галя тянула много лет. Кстати, Галя читала кое-что из мной написанного, дала хорошие отзывы, рассказывала, как она плакала над отдельными страницами семейной хроники «Отец и сын».

Поповы — удивительная пара. Володя — строитель, широколобый, невысокий, наполовину немец, родом из Боготола Красноярского края. Надя — филолог, чистая татарка (блондинка!), внучка богатого томского купца. Четверо детей, причём «обошли» Поповы нас, когда родили двойню лет 25 назад. Моя Надя долго не могла этого пережить. Неразлучные крупногабаритные братья-близнецы абсолютно непохожи друг на друга: один чистый татарин, другой — типичный русак. Пока дети были маленькие, мы много времени проводили семьями, мою Надю возмущала система воспитания «попят». Совершенно голые Наташа (ровесница Юли, на три года старше близнецов) и Андрей с Сашей бегают по квартире, в которой идёт капитальный ремонт, возятся в ящике с гвоздями, таскают инструмент. Мы с Надей старались не смотреть (предпочитали пить, не глядя) на это «безобразие», ничего, выросли здоровыми. Володя — хитроватый мужик-труженник, антипод собственной жене, умеющий приспосабливаться к изменениям нашей жизни и «надувать» любимое государство, постоянно «на плаву», семью обеспечивает, да ещё и многочисленным родственникам помогает. В последние годы между Володей и моей Надей «пробежала чёрная кошка», точно не знаю, не вмешивался, но что-то связано с финансовыми обещаниями. На похоронах Нади, на 9 и 40 дней Поповы были и совершенно искренне оплакивали её уход.

Были у Нади подруги, с которыми её объединяла семейная неудовлетворённость, соответственно рестораны и мужские компании. Эти подруги помогли нам в первой фазе сближения, все они здравствуют, поэтому не буду называть, но позже Надя их отодвинула. Кстати, мужья неудовлетворённых подруг хорошо меня принимали, за исключением, конечно, Вьюгова — мужа Нади.

Постепенно её друзья «до нашей эры» отошли в сторону, изредка собираясь только на самые знаменательные празднества: свадьбы детей, юбилеи. В рядовые праздники и дни рождения дети, внуки, сваты практически вытеснили с нашего хлебосольного (всегда гордился этим) стола не родственников, одна-две пары, не больше.

---------—

Уважаемый читатель! Как ни парадоксально, плотный рабочий график не мешал поддерживать культурный тонус.

В конце 70-х и первой половине 80-х благодаря 1-му секретарю обкома Лигачёву, в Томск на летние гастроли приезжали ведущие театры Москвы и Ленинграда. МХАТ, Современник, Театр сатиры, Пушкинский… Естественно (для того времени!), артистов в обязательном порядке возили на Всесоюзную стройку — ТНХК. Нередко мне приходилось заниматься подготовкой встреч артистов. На артистов из центра актовый зал набивался «под завязку». 30-40-минутная программа состояла из нескольких монологов и небольших сценок из спектаклей. Не один раз появлялись на ТНХК Олег Табаков, Игорь Горбачёв, но, как правило, среди экскурсантов было мало знаменитостей, по-видимому, свободное время они предпочитали тратить на подготовку к вечерним спектаклям.

Трудно вспомнить всех выдающихся актёров, которых мне посчастливилось увидеть, многих уже нет в живых. Поразительна игра Иннокентия Смоктуновского, уроженца Томской области, смотришь на него и забываешь, что на сцене есть и другие актёры. Можно сказать, Смоктуновский «тянул одеяло на себя», любовался собственной игрой. Скорей всего, это так, равного таланта рядом с ним не было, за исключением Евгения Евстигнеева, которого сам Смоктуновский публично назвал лучшим актёром СССР. Запомнил высказывание одного из критиков об исполнении Смоктуновским главной роли в спектакле «Царь Фёдор Иоанович». Спектакль играли сотни раз, в каждом Смоктуновский по-новому изображал своего героя. Отдельные театралы многократно ходили смотреть «Царя Фёдора», чтобы любоваться перевоплощениями гениального актёра.

Великолепны и неподражаемы в театральных спектаклях артисты, всем известные в качестве киноактёров, к сожалению, рано сгоревшие на работе Евгений Евстигнеев, Евгений Леонов, Анатолий Папанов, Андрей Миронов, Олег Ефремов. Не запомнил ни одной актрисы на томских гастролях, возможно, рядом с перечисленными гигантами они выглядели не так ярко. Названия спектаклей забылись, а отдельные сценки в памяти остались, например, когда герой Папанова, приехав на дачу, беспокоился «снял ли дворники с машины, а то украдут». Практически любой хороший спектакль имел скрытый подтекст, напрямую связанный с современностью, а вышеперечисленные актёры держали «фигу в кармане» (в кино подобные вольности пресекала цензура, большинство двусмысленностей безжалостно вырезалось). Период застоя в обществе был временем расцвета театра.

Масса хороших кинофильмов. Всех здесь не перечислишь, отмечу несколько грузинских картин. После великолепных юмористических короткометражек и отличного военного фильма «Отец солдата» (в главной роли Серго Закариадзе) на экраны в Томске вышел фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние» (не сказал бы, что в кинотеатрах аншлаг). Удивительный символический антисталинский фильм заставил думать даже людей, благосклонно принимавших «отца народов». Поразительны кадры, когда труп Сталина раз за разом выкапывают из могилы и швыряют на прокорм воронам, не должен изверг лежать спокойно в могиле. Я несколько дней не мог отойти после просмотра фильма. Говоря о грузинском кино, нельзя не упомянуть талантливого комедийного режиссёра Георгия Данелия, работающего в Москве, но выпускающего фильмы с грузинским мягким юмором, например, «Не горюй», «Мимино», в главной роли — популярнейший в СССР и России Вахтанг Кикабидзе.

Среди исполнителей моего поколения больше других импонирует задушевная манера пения Вахтанга Кикабидзе, Валентины Толкуновой, Льва Лещенко. Они не раз гастролировали в Томске, а Кикабидзе в начале 80-х даже принимали в центральной лаборатории ТНХК, после чего в моей приёмной долго висел красочный портрет-календарь с автографом прекрасного артиста и певца. Лет двадцать до того (в 60-е) Кикабидзе приезжал в Томск в составе отличного грузинского ансамбля «Рэро» (на сцене человек 30, а может и больше), но о том, что Кикабидзе пел в составе «Рэро» узнали на встрече с коллективом ЦЗЛ. Студентом на концерте «Рэро» я впервые «живьём», без микрофонов, услышал знаменитое грузинское многоголосие. Испытанное потрясение сравнить не с чем, возможно, через десяток лет с воздействием органной музыки в Домском соборе Риги.

Жаль, что политики России и Грузии в последние 20 лет работают на разрыв (независимо от произносимых слов) многовековых связей, в том числе в области культуры. Потеряют от бездарной внешней политики простые люди России и Грузии.

На наших глазах произошёл фантастический взлёт примадонны отечественной эстрады. Алла Пугачёва стала широко известна после яркой победы на международном конкурсе песни в Болгарии «Золотой Орфей». Одно из условий конкурса — обязательное исполнение песни болгарских авторов. Пугачёва спела (сыграла) популярную песню «Арлекин» болгарского певца и композитора Димитрова, ранее часто гастролировавшего в Москве. Мне нравились мелодичность и тембр голоса Димитрова, оригинальное исполнение песни Пугачёвой вызвало отторжение. «Арлекин» Пугачёвой звучал «со всех сторон», но не меньше пяти лет я помнил авторскую мелодию Димитрова. Постепенно начало меняться моё мнение о Пугачёвой в лучшую сторону.

Пугачёва сумела привлечь лучших советских авторов, наиболее известные из них — композитор Раймонд Паулс и поэт Илья Резник. Продуктивность певицы поражала. Трудно сказать, сколько выпущено шлягеров, некоторые годами исполнялись (и исполняются!) на ТВ. По-моему, рекорды популярности побила песни «Миллион алых роз», «Маэстро».

Пугачёва — трудоголик и творец. Во время недельных гастролей (билеты — по блату) в Томске в начале 80-х мы с Надей сидели близко от сцены во дворце спорта и видели, как она работает. Диву даёшься, откуда в этой маленькой женщине так много энергии. На репетициях (рассказы очевидцев) гоняла оркестр, кордебалет (группа «Рецитал», в составе знаменитый впоследствии Борис Моисеев и Кристина Орбакайте, дочь Пугачёвой), звукорежиссёра и себя до «седьмого пота». Жила Пугачёва в гостинице ТНХК для иностранных специалистов и, по отзывам обслуживающего персонала, оказалась неприхотливой к еде, вела себя скромно. Это было время, когда партийная печать начала её «гнобить» за якобы недостойное поведение в быту. Толчок дал культурный город Ленинград, в одной из центральных гостиниц, Пугачёва, якобы, матом обругала горничную. Спровоцированный скандал тянулся несколько лет и затих сам собой.

Гола два назад Пугачёва приезжала в Томск с единственным концертом, попасть можно было без блата, но стоимость билетов (3000 рублей) оказалась не по карману пенсионеру.

Томск. 14.06.1984 г. В центральной лаборатории Вахтанг Кикабидзе.

Справа директор комбината В.М.Набоких.

---------—

Уважаемый читатель! Заканчиваю главу неприятной темой проводов в мир иной.

На ТНХК немало людей пришлось хоронить, причём всё это были работники отнюдь не пенсионного возраста, да и вообще первые 20 лет комбинат имел в целом молодёжный состав. Тяжело воспринималась гибель людей при исполнении производственных заданий (Скочилов, Силос, Обложко…). Самое противное, система расследования смертельных несчастных случаев так настроена, всегда виноват сам погибший. Невозможно забыть, как «классически» для химической промышленности погибли при подготовке цистерн два аппаратчика (залезли внутрь цистерн с фильтрующим, а не шланговым противогазом), а на проходной даже некролог не вывесили.

Я к вопросам техники безопасности всегда относился серьёзно и горд, что в руководимых мной на ТНХК подразделениях не произошло ни одной серьёзной трагедии со смертельным исходом, хотя производственные травмы временами происходили. Хоронить своих работников приходилось несколько раз. Запомнились проводы художника ЦЗЛ. Приехал издалека, никакой родни в Томске, начал неплохо у меня работать, жил в комбинатском общежитии. Повесился. Позже выяснилось, что «не вдруг». Долго готовился, через некоторое время нашли его записки, в которых он предрекал самоубийство. Хлопоты легли на мои плечи и десяток отличных ребят, составлявших костяк ЦЗЛ. Самую неприятную работу: занести в морг, затем вынести пришлось выполнять мне с заместителем Лабзовским. Остальные отказались, меня тоже жестоко тошнило, но пример надо показывать. Прилетевшая с Украины мать была нам благодарна: цинковый гроб отправили по указанному адресу, в столовой аэропорта даже устроили поминки.

Производство огрубляет чувства людей, в том числе и не связанных непосредственно с производством. Помню похороны начальника цеха электрооборудования Лактионова, так именно на час выноса тела секретарь парткома Шахов назначает совещание с обязательным присутствием начальников цехов. Меня это возмутило, поехал на похороны, но большинство руководителей побоялись ослушаться партийного руководителя.

Поразило бездушие руководства комбината при прощании с первым начальником производства полипропилена Александром Сергеевичем Селезнёвым, за несколько лет до того ушедшим на пенсию по болезни. Нет, конечно, полипропиленщики активно участвовали в организации похорон, но поведение администрации ТНХК ниже всякой критики, Александра Сергеевича хоронили, как мужа начальника отдела сбыта Селезнёвой. Это тот самый «крупногабаритный» Селезнёв, который в 1978 г. претендовал на внимание Нади, а потом долго обижался, что Надя предпочла меня.

Заканчивал работать в должности начальника центральной лаборатории, когда пришлось хоронить тестя, отца Нади. Виктор Яковлевич Нусберг. Мы познакомились в марте 1978 г., когда он только-только отходил от перенесённого инсульта. После некоторого улучшения началась постепенная (на моих глазах в течение 5 лет) деградация организма. Виктор Яковлевич радовался, когда я приходил, был доволен Надиным выбором. Выпивали с ним. Рассчитывали на возможность его выздоровления до тех пор, пока не услышали заключение папы (приехал в гости из Талды-Кургана): тяжелейшее поражение центрального нервного столба, никаких шансов на улучшение состояния. После этого Виктор Яковлевич умирал ещё целый год. Человек трудной судьбы: родился в январе 1919 г.; отец, латышский стрелок, расстрелян в 1937 г.; инвалидом стал в битве на Курской дуге; приехал в 1943 г. в Томск к сосланной матери, а её нет в живых; в 39 лет остался с тремя дочерьми без умершей в 30-летнем возрасте жены. Привёл в дом 17-летнюю Раю (на три месяца моложе меня, в 2007 г. умерла), появились ещё двое детей, работа на износ для содержания пятерых детей и смерть в июле 1983 г. Светлая ему память. Я тяжело воспринял его уход, старался помочь в прощании, даже привёз с работы (украл?!) две двадцатилитровые бутыли спирта для поминок (Раина родня из Анжеро-Судженска водку могла вёдрами хлестать). Я и гроб выносил из квартиры, но вот остаться ночью с покойником отказался, чем вызвал недовольство Нади на много лет.