"Четыре жизни. 1. Ученик" - читать интересную книгу автора (Полле Эрвин Гельмутович)

Аспирант

1963–1967 гг.

Первый год

1 октября 1963 г. — официальный старт обучения в аспирантуре Томского университета по кафедре органической химии (Нина — аспирант кафедры физической химии).

Несколько слов о приёмных экзаменах в аспирантуру, призванную готовить педагогические и научные кадры более высокого, по сравнению с ВУЗами, уровня. Поступление в аспирантуру, как и поступление в ВУЗ уточняет, иногда резко меняет, вектор судьбы индивидуума. Здесь также объявляется конкурс, существуют приёмная и экзаменационная комиссии, но в реальности всё гораздо проще. И сложнее, одновременно. Поступают практически все, кого предварительно отобрали, но не все желающие. Трудности возникают у научного руководителя, которому выделено энное количество мест, и надо подыскать достойных претендентов. Отнюдь не все лучшие выпускники или выпускники с творческой жилкой (дети, близкие родственники научных корифеев и крупных институтских чиновников — особая статья) соглашаются поступать в аспирантуру. Помню, как долго меня уговаривал зав. кафедрой химии Томского инженерно-строительного института профессор Чемоданов. Писал выше, под каким давлением мы с женой Ниной вынуждены были отказаться от поездки на Омский комбинат синтетического каучука и согласиться на распределение в Алтайский политехнический институт, с немедленным поступлением в целевую аспирантуру на родном факультете. Кстати, целевая подготовка кадров ведущими ВУЗами для периферийных или недавно открытых институтов является распространённой практикой. Отмечу, ни в Томске, ни в Барнауле, ни Тюмени, ни Свердловске лично не слышал о взятках на приёмных экзаменах в аспирантуру. Протекция — это да!

Неожиданно (для меня!) разгорелись страсти по поводу непосредственного руководства диссертационной темой. Поясню. Официальным руководителем подготовки аспирантов по органической химии являлся профессор Тронов, обычно поручавший непосредственное управление доцентам кафедры. Каждый из них заблаговременно подбирал способных студентов и готовил для себя «рабочую лошадь», так как по существовавшей негласной схеме, кандидатская диссертация аспиранта автоматически становилась весомой частью будущей докторской диссертации непосредственного руководителя. В мае 1963 г., на защите доцент Г.Л.Рыжова инициировала в государственной экзаменационной комиссии протокольную рекомендацию (элемент, не обязательный для поступления, но крайне желательный) в аспирантуру, предполагая существенное расширение и продолжение темы моей дипломной работы. Уговаривал к сотрудничеству со сменой направления доцент кафедры Иван Михайлович Бортовой (здесь я категорически упёрся, с детства не терпел мелкой опеки). Тема диссертационной работы, сформулированная Троновым, вызвала некоторое замешательство, так как выпадала из привычных направлений кафедры и предполагала непосредственное руководство научным руководителем. Тогда я ещё не понимал, что попал в центр дрязг, далёких от науки, которые в будущем не раз почувствую.

Предваряя нахождение в аспирантуре, коротко расскажу об учёном, сделавшем из меня квалифицированного научного работника. Приведу несколько эпизодов, которые мне посчастливилось увидеть, услышать лично или даже соучаствовать.

Борис Владимирович Тронов (1891–1969 гг.) — крупнейший учёный Советского Союза в области органической химии, явно недооцененный, если не считать высоких орденов 1940-53 гг. за работы по оборонной тематике, включая создание химического оружия. Совсем недавно томское телевидение рассказало о неожиданно возникшей проблеме (для СМИ!) утилизации образцов боевых отравляющих веществ, хранившихся в сейфе его ученика и соратника профессора Л.П.Кулёва, умершего в 1962 г. Сфера закрытая, говорить о ней не принято, ведь СССР активно боролся за мир во всём мире. Борис Владимирович — человек умный, но не пробойный и не конфликтный. Думаю, потому и не попал в Академию наук.

Впервые увидел Тронова на втором курсе, когда начался огромный (на три семестра с одним экзаменом) курс органической химии. Борис Владимирович читал введение и теоретические основы дисциплины. Невысокий, сухощавый, не суетливый, классный лектор. Я практически на его лекциях не записывал, просто слушал (при подготовке к экзаменам использовал записи сокурсниц). Поражала его аккуратность. Рисуя на доске бензол или его производные, Борис Владимирович каллиграфически выписывал каждую букву, забавно приговаривая цэ-аш, цэ-аш, цэ-аш…. Для не химиков поясню, молекула бензола — геометрически правильный шестиугольник, на каждом углу по атому углерода и водорода СН. Через десяток лет, будучи сам лектором, удивлялся, как у Тронова хватало терпения, большинство лекторов по органической химии даже СН не пишут, просто рисуют шестиугольник с кольцом в середине.

Интересно было не только слушать Бориса Владимировича, но и наблюдать за его поведением. Одевался очень скромно, только опытный или знающий человек мог по внешнему виду определить в нём профессора, в широком университетском коридоре Тронов со стареньким портфелем (по-моему, не лучше, чем у Жванецкого) старался ходить близко к стенке, вероятно, чтобы буйная студенческая молодёжь, толпой бегающая из аудитории в аудиторию, не сбила.

Запомнился смешной зимний эпизод 1959-60 гг. В лекционной аудитории на 2-м этаже левого крыла главного корпуса университета окна не закрываются, частично стёкла разбиты. Привычное безобразие, температура не выше 5-10 градусов, студенты в пальто. Тронов приоткрыл дверь, просунул голову, закрыл. Сбегал на кафедру (правое крыло корпуса, 3-й этаж), метров 250 в один конец, не считая лестниц (69 лет!), появился в плотно застёгнутом зимнем пальто с шарфом и с завязанной под подбородком шапкой. Начал лекцию, разогрелся, развязал шапку. Через 3 минуты отогнул уши шапки так, что они начали свисать. Внешний вид профессора (из-за высокого стола видны только плечи и голова), напоминавший то ли огородное пугало, то ли урку из немого кино, привёл аудиторию в весёлое возбуждение. Тронов не сразу понял причину смеха. Показалось, в аудитории стало теплее. Объективно, Тронов должен был отказаться читать лекцию в подобных условиях, но не тот характер. Куда-то ходить, доказывать очевидное — трёпка нервов и отвлечение от науки.

Интересно Борис Владимирович принимал экзамены. Посадит студентов готовиться и уходит, минут через 40 потихоньку открывает дверь и задом входит в аудиторию. Смышлёные студенты уже всё, что нужно, списали. Двоек Тронов не ставил, тройки — редко. Все недоумённые вопросы администрации (курс трудный, 80 лекций), Тронов парировал, что его студентов хорошо муштруют ассистенты с помощью многочисленных коллоквиумов на практических и лабораторных занятиях.

Пробежали студенческие годы, я — аспирант Тронова. С ним и переехали из Томска в Барнаул двигать науку в молодом Алтайском политехническом институте. Здесь уже помимо контактов в институте приходилось бывать у Тронова дома, чаще в составе небольшой группы приближенной к профессору молодёжи. Типичная картина.

Идём с какими-то вопросами втроём. 17:30 (знаем, после обеда профессор отдыхает). Звонок. Дверь открыл только что проснувшийся Тронов, пропустил в зал, на крышке старинного рояля, как обычно, прыгает избалованный 5-летний внук Алишер. Тронов подошёл к холодильнику, достал бутылку кефира.

— Борис Владимирович! Зачем кефир, у нас сухое вино есть!

— О, тогда не буду.

Кефир отправлен обратно в холодильник. В 75-летнем возрасте Тронов способен был выпить две бутылки сухого вина. Крепких напитков в моём присутствии он не пил и пьяным его никогда не видел (и не слышал).

В лёгком подпитии дома Борис Владимирович рассказывал много интересного из прошлого, пока сын не отправлял его отдыхать. С большой неохотой из-за стола он отправлялся в кабинет-спальню. Спал профессор на небольшом узком диванчике, кровати я не видел. Кстати, Тронов работал часов до 2-х ночи, обилие в кабинете специальной литературы, научных и реферативных журналов поражало.

Обладавший энциклопедическими знаниями в разных направлениях органической химии он никому не отказывал в советах, причём спорить не любил. Типичный диалог.

— Борис Владимирович! Что-то не могу разобраться в результатах эксперимента, помогите!

— Здесь должно быть так, так, так…

— Борис Владимирович! Получается совсем наоборот!

— Тогда вот так, так, так…

Воспитывая (не навязчиво) аспирантов на тему качественного подхода к выполнению эксперимента Тронов частенько приводил пример с докторской диссертацией физика Прилежаевой (впоследствии руководитель школы томских спектроскопистов, работавших на грани физики и химии, в их лабораториях я выполнял экспериментальную часть дипломной работы). На защите член учёного совета Тронов задаёт вопрос:

— Наталья Александровна! А какого цвета анилин Вы использовали для спектральных исследований?

— Как какого? Чёрного!

Борис Владимирович промолчал, не стал срывать защиту, а позже объяснил Прилежаевой, что анилин окисляется на свету с образованием красителей, в очищенном виде анилин бесцветный. Конфуз, понятный любому химику, ведь экспериментальными данными обосновываются теоретические построения. Вспоминается аспирантская байка: физики работают хорошими методами, но с плохими веществами; химики работают с хорошими веществами, но плохими методами; физико-химики работают плохими методами с плохими веществами.

Помню, в период громких празднеств по случаю 50-летия октябрьского переворота, Борис Владимирович описывал события 1917 г. в Москве. Он работал и учился в лаборатории академика Зелинского в Московском университете. Снимал комнату у какой-то княгини с видом на Красную площадь. Красногвардейцы штурмовали Кремль. Никто из ближайших домов не выходил на улицу. Тронов:

— Откроешь форточку, пуля жжжить…. Через три дня стрелять кончили, я взял портфель и пошёл в университет.

— Борис Владимирович! Да Вам надо сейчас говорить, что Вы помогали красногвардейцам!

— Нееет!

Любил Тронов, получивший звание профессора в 1924 г., со смехом рассказывать об абсурде 20-х годов, введении в томском университете бригадных форм обучения. Чаще вспоминал некую малограмотную студентку Веру, ходившую в гимнастёрке и сапогах. Вера определяла, кто и на каких занятиях отвечает на вопросы преподавателя за всю бригаду. Профессора, «буржуазные недобитки», стояли перед ней на цырлах.

Борис Владимирович отлично владел русским языком (большая редкость!), хорошо знал французский язык. Как заразительно он смеялся, случайно услышав наши жаргонные выражения «такова сель ави» или даже «селявуха».

Однажды, в 1965 г. возникло кратковременное напряжение в отношениях с Троновым. Я написал первую статью в Журнал общей химии АН СССР по результатам годичного эксперимента, авторов (нас двое) расставил по алфавиту, отпечатал в машбюро, принес Тронову на подпись. Чувствую, что-то не нравится. Борис Владимирович положил статью в портфель, на следующий день принёс собственноручно каллиграфическим почерком переписанный машинописный текст (ни одного изменения, исправил несколько запятых) и подчеркнул, первым ставится автор, который написал статью, т. е. свою фамилию поставил первой. Вроде бы мелочь, как посмотреть. Можно и посмеяться. Конечно, уступил, но до сих пор считаю единственно правильным расположение соавторов в алфавитном порядке. Думаю, не свойственный характеру Бориса Владимировича поступок совершён по команде фактически управлявшего кафедрой сына Тронова (поставить на место зарвавшегося аспиранта!). Месяцев через 10 оттиск напечатанной статьи с указанием в качестве организации-исполнителя Алтайского политехнического института Борис Владимирович с гордостью показывал в ректорате и коллегам: «нас печатают в центре!».

Убеждён, Борис Владимирович заслуживает обстоятельного описания творческого (более 10 докторов и 60 кандидатов наук — прямые ученики Тронова) и жизненного пути.

Вернёмся к «нашим баранам». Первая стадия обучения — подготовка кандидатских экзаменов по органической химии (не специалисту трудно представить объёмы фундаментальных источников), философии, английскому языку. Это уже далеко не студенческие экзамены по записанным лекциям или «Who is on duty today?».

Взялся за работу интенсивно, полгода не выходил из научной библиотеки, подготовился к экзаменам и перелопатил огромное количество литературы по проблемам, близким к диссертационной тематике. От учебников, монографий и реферативных журналов до первоисточников. Дошёл до оригинальных трудов великого француза Бертло (журналы с его фундаментальными трудами середины 19 века имели неразрезанные страницы, т. е. никто никогда эти статьи в Томске! не смотрел). Начал создавать личную картотеку, сейчас она содержит координаты и мои краткие рефераты многих тысяч научных трудов, «хранится» в гараже. А ведь кому-то из научных работников картотека могла бы быть весьма полезной (сослагательное наклонение!).

Май 1964 г. Томск. Аспиранты сдали кандидатский экзамен по английскому языку.

Сдаче экзаменов по специальности и философии (английский язык изучал в специальной группе до весны) предшествовала познавательная поездка в сельскую глубинку в декабре 1963 г. Москва вела интенсивную пропаганду решений пленума ЦК КПСС по химизации сельского хозяйства (полезнейшее мероприятие Хрущёва). В Томске по указанию обкома мобилизованы через общество «Знание» все аспиранты-химики (10 рублей лекция при стипендии 68 рублей, большущие деньги). Мне достался Шегарский район. Холод дикий, или мне так казалось в демисезонном пальтишке и лёгких ботинках, тем более что по совхозам лектора возили древнейшим способом, на розвальнях (снега много, дороги не чищены). Выступал перед киносеансами в клубах и непосредственно на фермах. Люди слушали молодого городского умника с интересом, но скептически. Ещё один приехал учить уму-разуму. Типичный вопрос, почему раньше собирали по 20 и более центнеров пшеницы с гектара без всяких удобрений, а сейчас по 5–7 центнеров. Объяснения причин истощения почвы практически не воспринимаются. Забавный случай на молочной ферме. Парторг собрал скотников и доярок в бытовке, тесновато, я примостился за обеденным столиком, выступал-беседовал сидя. От общих проблем химизации постепенно спускаюсь на проблемы животноводства, улучшения качества питания, начинаю объяснять полезные свойства карбамида (мочевины) при добавлении в корм скоту. Вопрос: «Вот этот, что ли?» Оказалось, я локтем упирался в бочку с позеленевшим карбамидом, заплёванную окурками. Карбамид явно не использовался по назначению, и стоял важнейший компонент питания скота на виду для проверяющих, в первую очередь, партийных грамотеев. Надо полагать, после смещения Хрущёва бочку просто выбросили. 70 км от «умного» Томска и поразительная безграмотность сельчан, даже украсть и использовать карбамид на собственном огороде фантазии не хватало. Ситуация мало изменилась в лучшую сторону и через 40 лет, блуждая в поисках белых «берёзовых» грибов, не единожды встречал открытые ветру, осадкам и солнцу кучи минеральных удобрений просто сваленных вдоль полей.

Первые два кандидатских экзамена мы с Ниной сдавали, ожидая прибавления в семье. Здоровая дочь родилась 16.02.1964 г. (см. «Фёдорова Эльвира Эрвиновна»).

Приступил к эксперименту и быстро убедился, что подход к изучению комплексов трёхвалентного железа с многоатомными фенолами традиционными для школы Тронова методами исследования молекулярных комплексов является тупиковым. Идею подбросил Тронову заезжий академик, по-моему, Тананаев из Свердловска, её реализацию Тронов поручил мне, одному из шести аспирантов первогодков. Кстати, навсегда запомнил уважительное отношение со стороны Тронова к аспирантам (только на «Вы»), он всегда обращался ко мне по имени-отчеству, что вначале было очень непривычно. Но приятно!

Отрицательный результат тоже результат, хотя и жаль месяцев интенсивного труда. Ближе к концу учебного года обстоятельно поговорил с Борисом Владимировичем, убедил его в необходимости сменить направление диссертации. Тронов сформулировал тему, близкую к традиционным работам кафедры (изучение комплексов галогеннафталинов с замещёнными нитробензолами).

Главный итог первого года аспирантуры повышение эрудиции, сдача кандидатских экзаменов.

Ближе к весне прошёл слух о переезде Тронова в Барнаул. Вопрос касался и нас, Алтайскому политехническому институту нужен профессор, создающий в молодом институте научную школу. А мы же целевые аспиранты. В ТГУ не верили очередному уезду Тронова из Томска (до того он уезжал во Фрунзе, через 2 года вернулся). Да и сам Борис Владимирович под влиянием сына, сыгравшего зловещую роль в судьбе пожилого профессора, шантажировал руководителей ТГУ и АПИ требованиями крупной квартиры, трудоустройством сына, так что непонятен был конечный результат (уедет, не уедет).

Представители АПИ уговаривали нас поехать в Барнаул вперёд. Через министерство оформлялся перевод из аспирантуры ТГУ в аспирантуру АПИ. Дополнительную сложность вносило, что Нина специализировалась в области электрохимии, а её руководитель доцент Раиса Михайловна Куликова и не думала о переезде в Барнаул.

С другой стороны, квартирные хозяева после появления Эльвиры начали выживать нас под предлогом тесноты. Съездил в Барнаул, обещали комнату в общежитии немедленно (в Томске немыслимый вариант), квартиру после защиты диссертации.

А! Была, не была! Есть у меня в крови любовь к риску и резким поворотам. Отослал Нину с четырёхмесячной Элей к матери в Бийск, сам отправил контейнер с вещами в Барнаул. В середине июля 1964 г. нехитрый аспирантский скарб распаковывал в общежитии АПИ.