"Рыбья плоть" - читать интересную книгу автора (Рубаев Евгений)

Глава 3

Павел Иванович ранее работал в Западной Сибири. Или как обобщают современники эту огромную часть страны размерами с несколько европейских стран до названия одного города — в Тюмени. Ранее, до войны, область была ещё больше. Вся эта территория входила в состав Омской области. Коль скоро Омск был столицей региона, при Сталине нефть искали недалеко от областного города. Поиски были безуспешные и несколько геологов расстреляли за вредительство. Потом, после смерти тирана, две эти области разделили и стали искать нефть севернее нового областного города, Тюмени. В начале шестидесятых годов нефть уже основательно нашли. Нашли и, как водится при тоталитарном режиме, навалились всем миром. При этом поиски в Поволжье и других перспективных регионах похерили. Всех молодых специалистов направляли только на освоение Тюменской области. В эту волну попал выпускник техникума Пал Иванович. Начал работу с самых низов. Работал помощником бурильщика, бурильщиком. Наконец, дорос до бурового мастера. Сейчас должность бурового мастера утратила свое первоначальное значение, это звание девальвировали и буровой мастер является кем-то вроде прораба. До недавних времён эта должность совмещала в себе технолога, геолога, спеца по буровым растворам, хозяйственника и «отца родного» для сотни работяг, живущих в посёлке автономно в тундре. Освобожденного парторга не было. На раннем этапе у бурмастера был даже служебный револьвер, который он мог применить в некоторых случаях. В одной бригаде, случалось, работало до девяноста процентов бывших зэков, все с испорченной нервной системой. Но ни один из бурмастеров револьвер не применял, если только по пустым бутылкам по пьянке пострелять. Если случалась авария на буровой — виноват был мастер. Если план перевыполняли — на доске почёта был мастер. Все — от помощника бурильщика, до старшего инженера из конторы — мечтали стать буровым мастером. До начала шестидесятых годов в Сибири применялся в основном труд заключенных. НКВД тогда уже назывался МГБ, нефтяные скважины бурили созданные при них конторы с таинственным названием «Комбинат». Вовсю применялся ручной труд, даже лошади были редкостью. После второй сучьей войны зэки во всех лагерях стали поднимать восстание. Восстания шли волнами, одно за другим, и охранять зэков стало экономически невыгодно. При Хрущёве заключенных стали отпускать, лагеря стали пустеть, а бывшие зэки стали приходить во вновь созданные «конторы бурения».

Всё это было до начала освоения Тюмени. В Тюменской области начали бурить уже конторы бурения, без МГБ. Пал Иванович пришел в Сургутскую «контору бурения № 1» в шестьдесят пятом году, сразу после её создания. Вначале бурили ни шатко, ни валко, но потом освоили кустовое бурение. Это когда с одного места, с одной отсыпанной в болоте площадки в один гектар, бурят восемь скважин в разные стороны под углом к горизонту. После разбуривания месторождения нефтяной пласт на глубине порядка двух или трёх километров охватывается равномерной сеткой скважин, с расстояниями между забоями порядка с полкилометра. Устья каждой скважины собраны в одном месте под названием «куст», что позволяет удобно эксплуатировать месторождение, равномерно отбирая нефть сразу по всей площади пласта. Из одной или нескольких скважин отбирать нефть нельзя — нарушится гидравлический баланс месторождения, и оно погибнет для добычи нефти. Случается, что на одном месторождении бурят несколько сотен скважин, то есть десятки кустов. Все они находятся в ведении предприятия, которое может владеть несколькими тысячами скважин. От этого профессия буровика-проходчика высоко ценилась, правительство всячески поощряло этот труд. В результате труда геологов, геофизиков, буровиков, промысловиков и других служб сейчас страна имеет фонд скважин, эксплуатация которых держит страну в числе лидеров по добыче и продаже нефти.

Пал Иванович, повинуясь призыву партии (был он человек партийный, хотя и пил одеколон), быстро стал буровым мастером. Мировоззрение населявшего страну тогда народа было таким, что материальные накопления считались делом позорным. В почёте были только передовики производства, которые в соревнованиях выходили на первое место по суммарному метражу проходки в год. Факт нахождения или не нахождения нефти никак не отмечался. Главное было — погонные метры. Вымысел, что когда находят нефть и она фонтанирует из скважины, а нефтяники набирают её себе в ладони и умываются, не имеет никакого реального подтверждения! Буровику выгоднее, когда нефти нет, когда скважина «сухая» К концу шестидесятых уже окончательно сформировалась каста «семидесятитысячников». Этим термином назывались буровые мастера, которые бурили семьдесят тысяч метров скважин в год. Большинство из них получили звания «героев социалистического труда», не говоря о том, что им предоставляли право купить автомобиль «Волга». Свою «Волгу» к началу семидесятых Пал Иванович успел разбить и продать. Деньги разошлись как-то. Остатки исчезли при разводе с женой — она их просто присовокупила. Жене, как и любой женщине, хотелось всё большей интенсификации успехов, а Пал Иванович к тому времени от подвигов устал. На смену старичкам, которые все интенсивнее стали попивать горькую и выражать свои амбиции, что не нравилось начальникам, пришли молодые охотники до «Волг» и квартир. Жизнь — она полосатая, а в бурении случаются иногда аварии со скважинами. Если попадаешь в полосу с такими авариями, то «семьдесят тысяч» проходки дать проблематично. Начальство выматывает нервы. И жена орёт: «Я тебе отдала всю свою красоту и молодость!» Для снятия стресса, чтобы не развилась депрессия, приходится пригублять водочки. Жена орёт, начальство требует. Организм стремится пригубить. Система замыкается.

А здесь ещё с Пал Иванычем случилась оказия. Как-то вышло на скважине осложнение. Пал Иванович встал за рычаги вместо бурильщика. Дело было перед грозой. Инструкция гласит, что во время грозы всему персоналу надлежит укрыться. Буровая установка металлическая, и бригада находится как бы в «клетке Фарадея», люди недостижимы для молнии теоретически — все металлические детали хорошо заземлены на два контура, углубленных в сырую почву. Пал Иванович привык доводить дело до конца. Он не уходил с поста и решил допустить буровую колонну до забоя. Гроза бушевала уже во всю силу. Пал Иванович на вышке был один. Он всё время думал про клетку Фарадея, в которой электричество не страшно. Буровая вышка имеет внутри себя рабочую площадку десять на десять метров, на этой площадке он-то и стоял, на стальном полике. Вся бригада по его команде спряталась в укрытии. И в этот момент сильная молния ударила прямо в вышку. Свет померк в его глазах, и только огромный огненный шар ясно увидел Пал Иванович прямо перед собой. Он как бы охватывал его вкруговую. Управление буровой установкой он успел поставить на стопор. Зрение его восстановилось только через несколько минут, да и то частично. По прошествии времени зрение вернулось как бы полностью, только конечности, особенно ноги, Пал Иванович чувствовал плоховато. Врачи по этому поводу ничего не говорили. Инвалидности в те времена выдавали не охотно. Инвалидность — плохой показатель и для врачей, и для руководства. Врачи говорили: «Это у вас от нервов. Надо нервы подлечить!»

Посылали его несколько раз в Пицунду, в Сочи, на воды в Мацесту. Там и остались его последние сбережения. Тяга к пьянству, напротив, усугубилась. Но, что самое главное, потом, при бурении скважин — он продолжал потихонечку бурить — он явственно ощущал, в какой скважине нефть будет, а какая останется «сухой». Это чувство его ни разу не подвело. Причём он ясно ощущал потенциальную продуктивность скважины. Просто понимал физически. И без колебаний, чётко связывал эту способность с видением того огненного шара при ударе молнии. Он пытался, особенно во время застолья, делиться этим открытием с товарищами-геологами. Геологи успокаивали его увещевательным тоном, что это у него от нервов, мол, пройдёт! А в его отсутствие говаривали: «Допился Иваныч! До «луриков». А ещё орденоносец, герой соцтруда!»

Эта способность очевидно, физически на местности, чувствовать есть в недрах нефть, или её нет под ногами, просто съедала Пал Ивановича. Он настойчиво просил руководство конторы бурения дать ему отношение на перевод в экспедицию глубокого бурения, которая занималась чисто поиском нефти на ранее не изведанном месте. Руководство начинало давить на его партийную совесть:

— Тебя партия воспитала! Сделала тебя передовиком — «семидесятитысячником»! Ты должен оправдать доверие партии! А ты вместо трудовых подвигов прячешь голову в песок. Хочешь уйти в поисковую экспедицию, чтобы водку там без надзора пить! Рассказываешь коллегам про всякие свои оккультные способности! Ведь ты же — член партии! Ты же с рождения знаешь, что бога нет! Зачем позоришь звание члена партии? Чтобы больше не слышали от тебя про всякие чудеса, ведь донесётся до обкома, может быть резонанс. Уже и нас по головке не погладят!

Жена, тогда ещё не ушедшая с концами, тоже давила на мозоль:

— И так премии теряешь месяц от месяца! Перейдёшь в эту поисковую геологию, будешь там шиш с маслом иметь! А дети должны доучиться!

Его дети-погодки были довольно самостоятельными негодяями. Окончили разные вузы, но трудиться за сто рублей не желали. Одна поступила в аспирантуру, а второй в ординатуру, и дурковали там, изображая учёных, выкачивая из «предков» субсидии на всякие поездки — то в Крым, то ещё куда-нибудь. Посмотрел Пал Иванович на всё это «бл…дство» и стал косить на бюллетене «на нервной почве». Потом подал на увольнение вчистую. Ушёл с работы с потерей северной выслуги. Начальство думало «Отрезвеет, поймёт, что мы его простим и восстановим на работе, записав прогулы как отпуск. Побоится он потерять все надбавки!» А он не побоялся. Чтобы порвать с прошлым и не подвергаться расспросам знакомых о том, что там, да как там, перевалил он через Урал и устроился в Коми АССР, в Печорскую экспедицию по поиску нефти. Решил испытать свою способность — обнаруживать нефть на глубине. Принять-то его приняли на должность бурового мастера, но для проверки послали запрос, что за человек перебежал:

— От добра добра не ищут! — говаривал начальник экспедиции.

А пока Пал Иванович собутыльничал с Рафом и Шурой. После второй бутылки он стал рассказывать про свою необыкновенную способность. Шура попытался перевести всё на шутку:

— А говорят у вас там, в Тобольской области ханты прячут от властей Золотую Бабу. Её ещё с турецкой войны привезли волонтёры, а вообще она принадлежала Александру Македонскому!

Раф оборвал его:

— Человек дело говорит, а ты ему истории Тома Сойера рассказываешь!

Но Пал Иванович не стал возражать:

— Да, говаривают люди. Но эту Золотую Бабу не видел никто. Очевидцев нет. И снежный человек, говорят, там бродит. Но его даже не сфотографировали. Говорят, что если кто дорогу этому — зовут его «хозяин тайги» — перейдёт, тот с тайги не вернётся! Но это всё легенды. Устное творчество. А в случае со мной — это факт. Для меня, по крайней мере.

Пал Иванович был человек с апломбом, орденоносец всё-таки! Поэтому он прибавил обороты:

— Я вам-то ничего доказывать не собираюсь. И никому не собираюсь. Мне этого не нужно. У меня до случая с молнией всё было хорошо и красиво. Мне — почёт, дети устроены!

— Так, а чего вам не жилось дальше? Время бы подошло, получили бы пенсию персональную, как у министра. Жили бы себе на даче, гнали бы самогон и нянчили внуков!

— А вот распирает меня эта способность. Ничего поделать с собой не могу! Против моей воли толкает обнаруживать залежи нефти в недрах! Я и пить стал из-за этого больше обычного. Думал, заглушит. Отпустит.

С этими словами он разлил остатки водки. Выпили, запив водой. Сырков уже на последнюю стопку не осталось, чтобы занюхать хотя бы. Пал Иванович предложил поспать до ужина. Ребята удалились в свою комнату. Шуре на работу надо было с завтрашнего утра, а сегодня ему объявили оргдень. Они с Рафом улеглись на койки поверх одеял и начали разводить догадки про феноменальные способности нового знакомого. Наиболее осведомленный Раф начал первый:

— Я читал, что после поражения молнией, если человек выживет, у него развиваются феноменальнее возможности. Он может предсказывать будущее, или находить закопанные трупы, если попросит милиция.

Более осведомленный Шура сказал, что он на серьёзном уровне изучал явление молнии и читал в научной литературе, что молния бьёт и от Земли, пробивает и в Космос.

— Ну, ты задвинул, в Космос!

— Есть так называемый Нижний Космос, где магнитное поле Земли образует сферу, свободную от радиации и мелких метеоритов. Что, собственно, и позволяет летать спутникам и орбитальным станциям. Вот в границу Нижнего Космоса молния и пробивает. Также бывают на границе Нижнего Космоса и свечения, которые регистрируют приборы из Космоса. Это называется эльфы и другое.

Раф не дал ему продолжить «про эльфы», а спросил напрямую:

— К чему ты всё это ведёшь, говори сразу!

— А говорю то, что неожиданные знания приходят к некоторым людям из информационного поля. Но только сугубо к некоторым. Не мог человек, в принципе, из пальца высосать, как устроить атомную бомбу. Или Архимед в ванной закон придумал! Менделеев — тот вообще ночью во сне придумал Периодическую таблицу элементов. И все другие открытия, начиная от Эйнштейна и до Дизеля. В принципе, ложку, или там, штаны, человек мог сам придумать. Вот что касается грандиозных открытий, типа в квантовой механике или генетике — это идёт посыл из информационного поля!

— Выходит, наш новый знакомый получает посыл из информационного поля. Как Леонардо да Винчи в начале средних веков рисовал вертолёт и водолазный костюм, — откликнулся Раф на такую гипотезу. — Он как медиум, переносит информацию, где может залегать нефтяной пласт. Его рвёт эта информация, вот он и куролесит, всё бросил, с работы уволился, с семьёй порвал. Получается, он стремится пожертвовать собой, ради нашего народа, ради всего человечества, чтобы не наступил энергетический кризис на Земле!

— А как в общем случае, хрестоматийно, нефть ищут геологи? Без гласа из информационного поля?

— Ну, это широкозахватный вопрос. Этому пять лет в университете учат и ничего не знают!

— Так расскажи в общих чертах. Тезисно, так сказать. Ведь я же тоже в геологии разбираюсь. Только лишь в рудной, по поиску твёрдых полезных ископаемых.

— Если только в общих чертах… В самом начале картируют территорию. Потом строят голую гипотезу, что данная территория нефтегазоносная. Допустим, по историческим данным здесь были выходы нефти на дневную поверхность. Затем ставят разведочную геофизику различными методами. Последний метод — сейсмика — самый дорогостоящий. По совокупности методов рисуют структурную карту по глубинному горизонту, стараясь выбрать максимально приближённый к гипотетически продуктивному. После всех заключений ставят точку на карте, где надлежит пробурить первую поисковую скважину. От результата — подаёт она признак нефтегазоносности или нет — ставят дальнейшее разведочное бурение. Трудоёмкий, дорогостоящий это процесс. Требует больших затрат времени и материальных ресурсов.

— А какой процент вероятности, что получишь нефть? — спросил Шура.

— Этот процент называется «коэффициент удачи». Он равен порядка десяти. На десять скважин — одна даёт продукт.

— Так это же очень рискованное предприятие!

— В том-то и дело, что «проигравший не получает ничего!» Как, впрочем, и выигравший. В Тюменской области первые точки бурения, как говорится, открыл почти все месторождения один старик, чечмек, геолог. Он стоял над структурной картой и простым деревянным карандашом наносил точки бурения. Десятки за один раз. Тогда коэффициент удачи покруче был. Половина из нанесённых им на карту дали приток нефти. Ну и что? Кроме долгов, он ничего не имел!

— Выходит, у него была связь с информационным полем, раз он так безошибочно наносил точки бурения, и ему доверяли?

— Выходит, имел. В результате Тюменская область добывала до четверти миллиарда тонн нефти в год! А его ещё гнобили, если какая-нибудь скважина «мазала». Вроде как он стал причиной убытков экспедиции.

— А за счёт каких средств производится вся разведка?

— Все нефтегазодобывающие предприятия при добыче углеводородов перечисляют десять процентов в министерство геологии на разведку новых месторождений. Из этих денег и живёт поиск новых месторождений. Но по сравнению с буровиками эксплуатационного бурения, они пасынки. Все эти предприятия материально бедствуют. Очень бедно живут. Снабжение оборудованием и материалами у них просто аховое! Всё развитие в загоне, держится на энтузиазме и смекалке нефтеразведчиков. Охраны труда, считай, просто нет! Не говоря уже о социалке. Квартир парням из геологоразведки не дают просто исторически. Считают, что они должны жить типа в палатке. По определению!

— А как же тебе, как молодому специалисту? Должны же дать жилплощадь в течение трёх лет! — забеспокоился Шура за товарища.

— А мне и не надо! — бравировал Раф, — найду невесту, дочку секретаря обкома. Мне всё тесть и отвалит сразу чохом: машину, квартиру и прочие блага. Своим паром только «орден сутулого» заслужишь. Главное, чтобы в тебя влюбилась папина дочка, а папа надо, чтобы был из номенклатуры!

— А что это — номенклатура?

— Ну, это из тех партийцев, которых на должность назначают в Министерстве. С хорошей синекурой, в общем.

Что такое синекура Шура тоже не знал, но до конца дискредитировать себя не стал. Он пытался загасить в себе огонь вопроса, как это человек не хочет брать того, что ему положено по закону, того, что ему дают за просто так, не хочет претендовать на жилплощадь?

На эти домогательства Раф ответил, неожиданно проявив не свойственную ему смекалку:

— Что тебе дадут в засратой экспедиции, в дремучем посёлке, где и контора и орган самоуправления располагаются в сараях? Дадут тебе с большим боем комнату в бараке, которую не отремонтировать никогда. Будь даже ты великим реставратором, который ремонтировал Лувр. А зачем мне комната в клоповнике, с придурками соседями-алкоголиками? Чтобы делить с ними место в коридоре: «Кому подвесить оцинкованную ванну для стирки белья на гвоздь?» И чтобы в пылу спора сосед с белой горячкой саданул топором тебе по темечку, и ты стал бы таким, как все?

— Как же другие?

— Другие становятся в очередь на жильё в хороших городах и лижут жопу до боли начальству, чтобы эта очередь двигалась быстрее, для него персонально.

— Тебя послушать — все просто вурдалаки, — сумничал Шура.

— Главное — я не «все»! У меня есть великая цель!

— Какая эта цель?

Раф вошёл в полный «раж» и не мог скрыть своих сокровенных мыслей. Он поведал случайно встреченному товарищу, Шуре, что хранилось в глубине его души:

— Хочу открыть большое месторождение нефти и назвать его своим именем!

— Эк, так ты честолюбивый! А с первого раза не скажешь!

— Не честолюбивый. Больше, можно сказать, сребролюбец. А что? Открою месторождение. Дадут мне государственную премию. Буду иметь много денег. Куплю автомашину «Волга». Дадут орден, хорошую квартиру. Не может же орденоносец жить в халупе с тараканами и мышами. Буду ездить по съездам и слётам, путешествовать. Путешествие — лучший отдых!..

Шура призадумался над словами своего попутчика. Стал даже ему завидовать, живо нарисовав своим воображением, как Раф с орденом Золотой Звезды на лацкане мчится на новом автомобиле. Но голова, не до конца охваченная алкоголем, произведённым Воркутинским ликёрно-водочным заводом, подсказала аргумент. Крыть этот аргумент, по представлению Шуры, было нечем:

— А ты не член Коммунистической партии!

— Ну и что!

— Тебе ничего не дадут! Исключено! Не членам партии — ничего не дадут! Это непобедимый закон нашей страны! Капитан Маринеску в одном походе на подлодке, во время войны, уничтожил три тысячи фашистов. Ему ничего не дали, а потом ещё посадили на десять лет в тюрьму за то, что взял без спроса железную кровать и семь брикетов торфа. Десятку лагерей отсидел! Умер потом под Питером, ему на памятник на могилу ветераны скидывались. А ему королевство Англии своим существованием обязано. Он одним ударом уничтожил экипажи всех самолётов, с которых Гитлер хотел бомбить Англию. А он за семь кирпичиков торфа десять лет лагерную баланду хлебал. Был бы членом партии, стал бы адмиралом!

— Поэтому, когда шли в атаку, писали: «Считайте коммунистом!» На случай, в какой капитан Маринеску попал, — неожиданно для себя мудро ответил Раф, — Когда месторождение большое открою, в партию примут автоматически. Главное, не сопротивляться, сказать: «Давно мечтаю быть коммунистом!»

— Так ты сейчас вступи, заранее!

— Не говори «гоп». Ты знаешь, они такие огромные взносы платят, за право быть избранным. Потом парторги начнут сношать за аморалку. Им самим девки не дают, а они завидуют, и каждый половой контакт разбирают на собрании. Такое извращение у них. Виртуальная групповуха. У нас в экспедиции, где я был на практике, у одного управленца-общественника жена была страшно бл…довитая. Давала всем помбурам, у кого вставал на неё. А этот партиец имел привычку бегать домой в рабочее время, прямо в пиджачке по морозу. Барак, где они с женой жили, стоял рядом с бараком, где была контора. Забегает он в квартиру в обед, а жену помбур дрючит коленно-локтевым способом с прогибом хребта. Этот партиец быстро закрыл дверь на замок снаружи. Прибегает в контору и прямым ходом к парторгу: «Давай, собирай партсобрание! Будем мою Марию разбирать на собрании!» Его еле уняли. Хорошо аргумент был, что помбур не член партии!

У Рафа была природная способность сводить ненужные ему разговоры на каламбур. Он быстро рассказал историю. Сосед соседке говорит: «Люба, я к тебе вечером приду!». «Приходи», — говорит та. «Так ты шею-то помой!». «А-а-а! Я шею помою, а ты не придёшь. И буду я сидеть, как дура, с помытой шеей!». Дальше Раф высказал свои опасения насчёт партии:

— Вступлю с партию, а месторождение не открою!

В какой-то момент он почувствовал, что слишком разоткровенничался с малознакомым парнем, проще говоря, с собутыльником. Поэтому он скомкал разговор, до конца не раскрывшись, что способность Пал Ивановича очень его взволновала. Раф решил максимально приблизиться к этому человеку, это стало планом-минимумом на ближайшие дни. Способность, чувствовать, где залегает месторождение нефти, была просто находкой для него! Во время этих размышлений в дряблую дверь их комнаты раздался стук с рыком:

— Можно? — в проёме двери появился Пал Иванович. — Мои юные друзья! — тривиально начал он, — А не испить ли нам яду Воркутинского ликёроводочного завода?

— Да на сегодня хватит! — искренне заскромничал Шура.

— Ну, всё равно, ужинать надо. На сухую — просто грех!

Пал Иванович был истинным ленинцем-партийцем, поэтому в бога показно не верил. В душе он побаивался кары божьей. Когда близкие люди спрашивали его: «Как ты думаешь, Паша, есть ли бог на небе? Ты веришь в бога?» Он категорически отвечал: «В бога я не верю! Но что-то там есть!»

Эта позиция была характерна для большинства советских людей. В существование бога верили, но молиться ему как-то ленились. Потом, соблюдать каноны не всегда было прикладисто. Допустим, подвернулась оказия сдобрить жену товарища. Вроде хочется, а по закону божьему запрещено. Поэтому советские люди сплошь и рядом применяли двойные стандарты: на людях служение богу громко осуждали, а втайне при возникновении опасности шептали: «Господи, помоги!»

Пал Иванович на людях ругался: «В креста бога-мать!», а втайне молил о спасении. Как всем таким зачлось на том свете — остаётся тайной.

Тем не менее, три новых товарища стали повторять дневной опыт. Правда, уже без одеколона. Дойдя до столовой, все втроём хором удивились: очередь в столовую была сравнима с очередью в мавзолей Ленина. Раф сказал, что в магазине здесь ассортимент по продуктам достоин ассортимента пропитания йогов. Исходя из этого, организовать пикник, закупившись в местном сельпо, представлялось совершенно невозможным. Пал Иванович обратился к скучающему водителю автобуса, стоящего на конечной остановке:

— А что дружок. Нет ли здесь по близости другой столовой?

— Есть! — ответил тот твёрдо, — В городе. Но по вечерам там ресторан «Вечерний». Садись, я туда как раз еду! — Очевидно, водителю совсем без пассажиров ехать было запрещено.

— Ну что, друзья, едем?

— Нет, неудобно, Пал Иванович! Когда мы теперь вам деньги отдадим. Вы и так нас угощаете, а тут ещё ресторан! — заскромничал Шура.

— Что за китайские церемонии! Отдадите, когда будут! Едем! — скомандовал Пал Иванович.

Погрузились. Автобус покатил по тряской дороге, сложенной из бетонных плит. Повозка, именуемая автобусом, давно была лишена штатных амортизаторов. По распи…дяйскому мнению спецов его эксплуатировавшего, «амортизаторы — лишняя трихамудь.» Это умозаключение было из разряда «тормоза выдумали трусы!» Поэтому в каждый стык плит перекаченные колёса ударяли, как паровой молот в плохо разогретую болванку. Оптимистичный Пал Иванович свято всех уверял, что это очень полезно:

— В почках не будет камней! Всё вытрясет!

Пессимистично настроенный на этот момент Раф добавил:

— Заодно и позвонки в трусы осыпятся!

Любой путь когда-нибудь кончается. Вскоре их высадили у крайних крупнопанельных домов. В одном из них на первом этаже был ресторан «Вечерний». На крыльце толпились страждущие попасть внутрь за дверь, под стеклом которой была табличка «Мест нет!». Усатый седой швейцар в картузе, околышек которого был охвачен жёлтой лентой, позаимствованной из аксессуаров школьниц младших классов, в ожидании трёх рублей за несанкционированный проход, маячил позади таблички. Это был яркий представитель первых взяточников, которые появились намного позже смерти Сталина. В послесталинские времена долго шло реактивное убеждение, что за взятку шлёпнут без суда! Гораздо позже — сначала сантехники, гонимые похмельем, потом таксисты, сжигаемые алчностью, стали оживать. Особенно развились могильщики. Пал Иванович, на краткий момент остановленный возникшей преградой, пошарил в карманах широченных своих белых штанов и извлёк золотую Звезду Героя. Щёлкнул ею по стеклу. Швейцар навёл фокус и безропотно пропустил всю троицу — героям было «без очереди»! Официант смёл со стола табличку с лозунгом «Занято!».

И застолье полилось уже в другом формате. Официанты шмыгали как в первоклассном заведении. Рафу показалось, что водку им принесли не разбавленную, причём охлаждённую. Даже администратор прищеголял и оповестил, что поступила сёмга малосолёная:

— Её в меню нет, но для особых гостей мы можем выделить несколько порций!

— Валяйте! — великодушно скомандовал Пал Иванович.

Через несколько минут они закусывали охлаждённую водку свеженарезанной сёмгой Печорского улова. Это блюдо было приготовлено не из тушки сёмгоподобного вида, выращенного в садке, где-либо организованного у слива воды охлаждения атомной электростанции. Это была дикая рыба, нагулявшая жир из криля на Лабрадоре. Эти два продукта отличаются как коньяк Реми Мартин и денатурат из ржавой двухсотлитровой бочки, предназначенный для промывки водолазных шлангов команды по поиску утопленников.

— Только ради этого стоит стать Героем Соцтруда! — подумал Раф.