"Не мешайте девушке упасть" - читать интересную книгу автора (Дар Фредерик)

Глава 15

Должно быть, сейчас полдень. Дверь моей камеры-шкафа открывается, и солдат протягивает мне миску супа. Нужно недюжинное воображение, чтобы назвать эту мерзкую бурду супом. На самом деле это теплая вода, на поверхности которой меланхолично плавает одна морковка. В нынешнем моем положении я не требую обеда от Ларю… Проглатываю эти помои и делаю несколько упражнений, чтобы размяться…

Едва я закончил эту легкую гимнастику, как заявляется Карл.

Он кипит. Я говорю себе, что он продолжит серию демонстраций китайских пыток, но пока об этом нет речи.

— Мы сделали обыск на улице Жубер, — взрывается он. — И знаете, что за лампу мы там нашли? Труп!

Если бы я читал рассказ Сан-Антонио, то в эту самую минуту веселился бы сильнее всего. Я и думать забыл о Фару, он же «Стрижка-бобриком», которого замочил в квартире моего двойника. Лучше того! Позавчера я совсем забыл сообщить о нем Гийому… Возможно, эта забывчивость меня спасет: труп придает правдоподобие моему «признанию».

— Проклятье! — кричу я. — Банда «Кенгуру» завладела ею!

Я пользуюсь смятением, царящим в мозгах Карла, чтобы спросить:

— Значит, вы их не всех перебили в Везине?

Отметьте, что этот вопрос рискован, потому что может подать Ренару идею допросить выживших, если таковые есть и находятся у него в руках. Так он узнает, что Фару был убит мной задолго до моего ареста…

— Увы, нет! — отвечает Карл. — Трое мерзавцев сумели удрать… Остальные мертвы…

Так, так, так! По Парижу еще скачут «кенгуру», и это дает мне прекрасную возможность для объяснения исчезновения лампочки… Карл, сам того не зная, открыл мне дверь на свободу.

— Какое несчастье! — говорю. — В ту ночь, перед вашим приходом, они сумели заставить меня признаться, где находится лампочка… Должно быть, они бросились по указанному адресу, чтобы ее забрать, и передрались из-за нее… Вам остается только поймать оставшихся в живых.

Карл размышляет.

— Мы об этом подумаем. Следуйте за мной! — приказывает он.

Меня охватывает страх, что он влепит мне маслину в затылок. В общем, я ему больше не нужен, а на милосердие Ренара особо рассчитывать не приходится.

Мы входим в столовую, где офицеры пьют ликеры и курят сигары толщиной с фок-мачту. В почтенном собрании я замечаю и женщин, в том числе Грету.

Ничего не скажешь, эта девочка просто прелесть, и, даже будучи ее личным врагом, невозможно не любоваться ею. На ней черный костюм, белая блузка и брошка из слоновой кости. Приняв томную позу, она курит длинную сигарету с золотым ободком на конце.

— А вот и мой любимый комиссар, — воркует она. — Садитесь рядом со мной, комиссар.

Я ошеломлен этим приемом, которого никак не ожидал. Но, как вы знаете, я умею приспосабливаться ко всем ситуациям и не моргнув глазом сажусь возле нее.

— Выпьете стаканчик коньяку?

— Я могу выпить целую бутылку, баронесса…

Она смеется и наливает мне коньяк.

Ох, как эти гады себя любят! Коньяк великолепный… Если бы я себя послушал, то крепко напился бы в этом изысканном обществе.

— Это что же, — спрашиваю я ее, — у моей нежно любимой подруги сегодня выходной от пыток?

— Да.

Кажется, она твердо решила не обижаться. Остальные невозмутимо слушают нас.

— Вы знаете, что прекрасны?

— Не может быть!

— Как! — вскрикиваю я, притворяясь удивленным. — Ни один из этих срывателей ногтей не сказал вам об этом? Ах, Грета, старая добрая немецкая галантность погибает!

Она наклоняется поймать сползающую петлю чулка. Я машинально вдыхаю запах ее духов и бросаю взгляд на ее груди. Это у меня почти рефлекс, только сейчас я ничего не вижу, потому что ее блузка очень высоко заколота брошью Тогда я смотрю на брошь, и от удивления у меня начинает течь слюна. На этой безделушке есть надпись, напоминающая мне другую…

Никто не замечает моего смущения, и это прекрасно…

— Дамы и господа, перед вами знаменитый комиссар Сан-Антонио из Секретной службы, — заявляет Карл, — доставивший нам столько неприятностей перед войной. Это продолжается и сейчас. В числе прочих подвигов он сумел отобрать у мерзавцев «кенгуру» нашу BZ 22. Правда, следует отметить, что те не остались в долгу и смогли снова завладеть нашим изобретением.

Карл берет стакан шерри и опрокидывает себе в рот, после чего с подлинным удовольствием прищелкивает языком и продолжает.

— В принципе, раз милейший комиссар оказался нам больше не нужен, осталось только прислонить его к стенке и дать ему двенадцать пуль, на которые он имеет все права…

Он делает паузу.

— Но, — продолжает он, — мне в голову пришла одна идея: почему бы нам не использовать замечательные качества этого человека? Один раз ему удалось заполучить BZ 22, и нет никаких оснований не верить, что удастся повторить этот подвиг…

Собравшиеся с сомнением качают головами. Один из них что-то говорит по-немецки, но Карл его перебивает:

— Давайте играть в открытую, дорогой майор. Я предпочитаю, чтобы этот человек понимал, о чем мы говорим.

— Ну что же, — повторяет майор с акцентом, густым, как гудрон, — мне кажется, господин полковник, что освобождать комиссара опасно… У нас нет никакой уверенности, что, выйдя отсюда, он не попытается удрать в Англию. А если перед этим он сумеет заполучить BZ 22, это будет крайне неприятно. Конечно, у нас есть все возможности установить за ним плотное наблюдение, но из ваших слов следует, что мы имеем дело с очень хитрым человеком…

Карл улыбается.

— Успокойтесь, фон Штибле, если я открываю перед Сан-Антонио двери этой тюрьмы, то потому, что имею способ держать его в руках.

— Можно спросить, что это за способ, господин полковник?

— Крыса.

Я понимаю ход его рассуждений.

— Мы удерживаем в качестве заложницы его возлюбленную, — объясняет Карл, — которой он очень дорожит, чему мы получили доказательство. Он не захочет, чтобы с ней случилось большое, очень большое несчастье. Правда, дорогой комиссар?

Вам надо говорить, что это предложение меня чертовски устраивает? Все лучше, чем сидеть в этом жутком шкафу. Выйдя на свежий воздух, я придумаю способ вытащить отсюда Жизель. Вы сочтете меня излишне оптимистичным, но один из моих любимых девизов: «Веселись, пока жив».

Я допиваю коньяк и любезно отвечаю Карлу:

— Это кажется мне осуществимым, но я хотел бы узнать, что произойдет после того, как я получу результат. Вы отправите меня на переработку для азотистых удобрений или наградите Железным крестом?

Карл снова наливает себе стакан.

— Вы не видите середины между этими крайними решениями? Мое вчерашнее предложение остается в силе. Вы имеете мое слово офицера, что, если передадите мне лампу, вам и вашей подруге сохранят жизнь. Я даже отдам распоряжение, чтобы ваше заключение проходило в самых лучших для вас условиях.

— Вы очень любезны.

— Я бы не хотел строить долгосрочные проекты, — говорит он, — но если мы останемся довольны вашей работой, то, может быть, рассмотрим возможность более тесного сотрудничества. Наше правительство использует все таланты…

Сказать, что я хочу заржать, — значит не сказать ничего. Карл шутник. Послушать его, так он может дать мне пост гауляйтера!

— Ну так что? — спрашивает он. — Каков ваш ответ?

— Мне кажется, у меня нет выбора… Но я ставлю мое согласие в зависимость от двух… не хочу говорить условий… скажем, пожеланий.

— Я вас слушаю.

— Так вот, я бы не хотел, чтобы вы окружили меня целой толпой шпиков под предлогом, что я освобожден условно. Мне предстоит сыграть очень деликатную партию, и я не хочу, чтобы ангелы-хранители затрудняли мою свободу действий. Вы меня понимаете? Я говорю откровенно, без малейшей задней мысли…

— А второе пожелание?

— Оно скромнее: в данный момент мечта моей жизни — слопать сандвич… За два дня я съел только одну морковку и выпил миску теплой воды.

Карл подзывает официанта и приказывает подать мне холодный ужин.

— Ну и славно! — говорю я. — Вести дискуссию лучше в дружеской обстановке.

Я начинаю есть, стараясь не особо набрасываться на еду. Не хочется, чтобы они могли рассказать, как Сан-Антонио вел себя, словно голодная собака. Я отставляю мизинец и стараюсь применить на практике все советы пособия по хорошим манерам, найденного мною когда-то в ящике ночного столика одного лжебарона.

Пока я закусываю, господа и дамы возобновляют разговор на немецком.

Я поворачиваюсь к Грете.

— Скажите, далекая принцесса, вы знаете, что, несмотря на наши маленькие разногласия и даже на то, что вам случается перепутать мою щеку с пепельницей, мне обалденно нравится ваша фигура? Думаю, я уже доказал, что ваши прелести не оставляют меня равнодушным… Как вы смотрите на то, чтобы заключить между нами перемирие?

Она смотрит на меня сквозь дым сигареты. Ее глаза почти зеленые. Между чувственными губами я замечаю ослепительно белые зубы.

— Если я назначу вам завтра стрелку, придете?

— Надо подумать.

— Отметьте, — продолжаю я, чтобы развеять все ее сомнения, — если об этом узнают здесь, это не будет иметь никакого значения. Вы сможете сказать, что флиртовали со мной, чтобы было удобнее следить. Самое смешное, что это должно быть правдой. Но неважно, я слишком хочу сжать вас в своих объятиях, чтобы анализировать причины, заставляющие вас проявлять ко мне благосклонность.

— Хорошо, — шепчет она.

— Встречаемся в Пам-Пам де л'Опера?

— Если хотите…

— Давайте в четыре?

— Можно.

Довольный полученным результатом, я вонзаю зубы в бифштекс. Дела идут отлично.

В середине второй половины дня, свежевыбритый, я покидаю фрицев. Карл возвращает мне часть моих бабок. Перед тем как отпустить меня, он показывает клетку, в которой кружится бедная крыса

— Не забывайте эту маленькую зверушку…

— Не беспокойтесь.

— Вот наш номер телефона. Если понадобится подкрепление, звоните.

— Договорились.

— И последний момент, — заявляет лже-Ренар. — Я даю вам восемь дней, чтобы добиться успеха. По истечении этого срока крысе будет что покушать…

Я отвечаю неопределенным жестом и выхожу.

До скорого!