"Сожженные мосты. Часть 7 [СИ]" - читать интересную книгу автора (Афанасьев Александр)

24 августа 2002 года Федерал-плаза Нью-Йорк АТОГ штаб-квартира

На экране была зловещая, красная заставка. Лично я, будь здесь руководителем, первым делом убрал бы ее, дабы не подвергать лишним испытаниям и без того измотанные нервы нижних чинов. Но я здесь руководителем не был, и заставка — здесь висела.

Как напоминание того, что может в любую минуту произойти непоправимое.

За прошедшее время мне, наконец, придумали статус, позволяющий мне пользоваться некоторыми благами и находиться под охраной. Даже два статуса — «лицо, являющееся свидетелем по делу об организованной преступности» и «лицо, добровольно оказывающее помощь». Эти два статуса в сочетании с дипломатическим паспортом, делали меня как бы экстерриториальным, а статус особо ценного свидетеля давал иммунитет против судебного преследования, позволяя действовать и оказывать помощь в широких пределах.

С самого начала мы расставили все точки над «И». Это только в дурном синематографе главный герой — одинокий волк, знающий все и вся, эффектно расправляется со злодеями, делая то, что порой не может сделать целое государство. В жизни же — системе может противостоять только система. Террористы вели игру, пока банковали они. Они первыми создали систему, пусть небольшую — но это была система, террористическая сеть, нацеленная только на одно — убить как можно большее количество людей. Вполне возможно, у них уже есть один или несколько ядерных зарядов, возможно, они еще в пути. Как бы то ни было — пока мы отставали от них, и возможности их догнать не просматривалось.

На совещание собрались с самого утра, на Федерал-Плаза. Несколько уставших замотанных копов, Марианна — не слишком уставшая, потому что мы совсем недавно прилетели из других мест — и я. Как бесплатное дополнение.

Совещание проходило в специальной «переговорной» комнате — в САСШ в отличие от нас совещания проводятся не в кабинете начальствующего лица, которому для этого придают кабинет соответствующих размеров — а в «переговорной комнате», которая считается общей. Переговорная комната, которую, открыли для нас, была довольно большой и оборудованной стандартно для таких комнат. Больше всего мне не понравились окна, одна стена кабинета была сплошь стеклянной, от пола до потолка. Русские так никогда не строят, потому что климат у нас холодный и через подобное окно будет теряться слишком много тепла — а тут это самый архитектурный шик, стеклянная стена. Стол был самым обычным, из дешевых — но большой и чистый, без единой бумаги, стулья — тоже дешевые, конторские, неудобные. В углу техника — копировальный аппарат, прибор для показывания слайдов, и большой общественный кофейный аппарат. Все, даже Марианна, не преминули налить себе кофе, я же от «общественного кофе» воздержался, опасаясь изжоги. Кофе с общественного аппарата редко бывает хорошим…

Перед тем, как занять место за столом, я совершил ошибку — загляделся на великолепный вид из окна. В итоге, когда я обернулся — то увидел, что место мне оставили самое худшее, если сидеть на нем — то восходящее солнце будет светить тебе в спину, а лето еще не прошло, и солнце светило — будь здоров. Остальные разобрали места получше, либо в тени, либо поближе к кофейному аппарату. Вздохнув, я занял то место, что мне осталось.

Совещание вел начальник временной оперативной группы — он же, как я понял, начальник сего богоугодного заведения, выше среднего роста, лысоватый, даже в помещении не снимающий черные очки и имеющий обыкновение нервно перебирать пальцами по столу. Из всех присутствующих я знал только троих — Марианну и тех двух копов из антитеррористической группы, которые участвовали в этом деле с самого начала. Остальные были мне незнакомы.

— Итак, приступим, господа… — на правах начальствующего сказал тип в черных очках — я Питер де Соуза, руководитель антитеррористической оперативной группы, центрального отделения. Остальных прошу представиться самостоятельно.

— Доктор Рей Коэн, антитеррористический центр, оперативный директорат СРС, руководитель центра — сказал аккуратный, бородатый человек средних лет, носящий старомодные очки в золотой оправе. Мне почему-то он показался французом, не знаю, почему такая мысль пришла в голову. Позже я узнал, что его родители и в самом деле переехали в САСШ из франкоговорящего Квебека.

— Лейтенант Томас Бонверит, полиция Нью-Йорка — следующим представился не самым лучшим образом одетый здоровяк, он и в самом деле безошибочно опознавался как коп, что было не самым лучшим в его профессии. Фамилия и гнусавый акцент безошибочно выдавали его происхождение — человек с юга, скорее всего Джорджия или Луизиана.

Настало время представиться и мне.

— Александр Воронцов, — я умышленно не назвал своего титула, — посланник Морского генерального штаба Российской Империи.

Коэн, услышав это, ничуть не удивился — а вот по лицу Бонверита было понятно, что это произвело на него впечатление. Интересно узнать — какое.

— Спасибо, господа — де Соуза взял нить совещания в свои руки, недовольно посмотрел на Бонверита, отправившегося за новой порцией кофе — теперь мы все знаем друг друга по именам, но есть еще одна небольшая проблема, которая может помешать нам в работе. Каждый из нас знает свой небольшой кусок информации, который является всего лишь частью мозаики. Сама по себе часть мозаики не представляет по себе никакой ценности — ценность представляет лишь полная картина, и только она нам и нужна. Поэтому джентльмены, я хочу, чтобы сейчас каждый из вас выложил на стол все, что ему известно на данный момент. Если вы что-то скрывали или утаивали — самое время прекратить делать это. Ставки предельно высоки, на карту, возможно, поставлены жизни жителей целого города. Мы стоим перед угрозой максимального уровня за все время существования нашей службы — и от того, как мы справимся с ней, зависит наше будущее. Еще раз, настоятельно прошу ничего не скрывать. Начнем с вас, господин Воронцов. Можете не вставать.

Да я собственно и не собирался.

— Господа, специальными службами Российской Империи было установлено, что в течение ряда последних лет в вассальном государстве Персия с ведома и согласия местных властей проводились активные работы по обогащения урана и созданию ядерных взрывных устройств. С целью маскировки программы создания ядерного оружия — необходимое оборудование либо производилось на месте, либо заказывалось в разных странах под видом оборудования предназначенного для других целей. Исходные материалы — прежде всего желтый кек, исходное вещество для обогащения — незаконно поставлялось из Афганистана. Как известно, афганский желтый кек содержит аномально высокое количество изотопа «Уран-238». Таким образом, ныне уже покойному шахиншаху Хоссейни удалось замаскировать свою ядерную программу, получив на не самом совершенном и производительном оборудовании материала достаточно, чтобы изготовить несколько примитивных ядерных взрывных устройств мощностью сто — сто пятьдесят килотонн каждое. После свержения шахиншаха и установлении на территории Персии исламской революционной диктатуры ядерные устройства попали в руки исламских экстремистов. После чего — они предъявили ультиматум нашему государству, требуя невмешательства в свои внутренние дела. У наших спецслужб, господа, есть все основания считать, что одно или несколько ядерных устройств находится либо на пути в САСШ, либо уже находится в стране. Предполагаемая цель — требовать невмешательства в события на Востоке правительства САСШ, угрожая в противном случае подорвать устройства на вашей территории. Бандформирования, возглавляемые Махди, по-видимому, ощущают угрозу от отправленных вами к нашим берегам авианосцев и десантных судов и делают все, чтобы высадка не состоялась.

Спецслужбисты — Коэн и де Соуза, как-то странно, понимающе переглянулись, и мне это не понравилось.

— У вас — все, сэр? — подчеркнуто вежливо спросил Коэн.

— Полагаю что да, сэр.

— В таком случае разрешите задать вам вопрос, сэр?

— Хоть несколько, господин Коэн — но боюсь, что не на все вопросы у меня есть ответы.

— Хорошо. Начнем с такого. Как Правительство Российской империи и Правящий Монарх относятся к терроризму?

— Сэр, политика Российской Империи в этом вопросе остается неизменной на протяжении многих десятилетий. Российская Империя категорически отвергает терроризм как способ решения тех или иных проблем человеческого существования. Российская Империя не предоставляет террористам помощи либо укрытия и не вступает с ними в переговоры. Наша страна не раз и не два несла серьезный ущерб от террористических проявлений, и поэтому мы не оказывали и не оказываем никакой поддержки террористам.

— Хорошо, сэр. Предположим, что часть должностных лиц Вашей страны поступают иначе. Что произойдет с ними, если такая информация будет вам предоставлена?

— Сэр, эти люди будут отстранены от должности и преданы суду. Указанные действия граничат с изменой.

— Сэр, что если эти действия причинят ущерб Североамериканским соединенным штатам? Если генеральный атторней САСШ потребует выдачи указанных лиц?

— Сэр, это исключено. Подданный Его Величества не может быть выдан под юрисдикцию другого государства для свершения суда над ним. Вы можете предоставить имеющиеся у вас материалы, и если наш суд сочтет их достаточными — виновные понесут наказание по Уголовному уложению Российской Империи. Напомню, что согласно российскому Уголовному уложению террористические действия наказываются смертной казнью.

— Но что если эти лица будут неподсудны вашему правосудию?

— Сэр, это исключено. У нас нет ни одного человека, который по своему положению стоит выше правосудия и выше закона. Даже Государь обязан подчиняться законам, пока они действуют и не изданы новые.

Спецслужбисты снова переглянулись…

— Рей, покажи ему — сказал де Соуза.

— А допуск?

— Покажи…

Неуклюже поднявшись из-за стола, доктор Коэн начал подключать аппаратуру. Де Соуза достал пульт, нажал на кнопку — и стекла вдруг начали темнеть. Фантастика просто, хотя не понимаю, почему он этого до сих пор не сделал. Жарко же… хотя он то, как раз в тени сидит, начальственное место поставлено так, что оно находится в тени колонны, прямой свет туда не падает.

Одна из стен была сделана полностью белой… понятно для чего, для демонстрационных показов.

— Господа. Прежде всего, хочу предупредить — материал, который будет вам показан, является государственной тайной, лицам виновным в его разглашении будут предъявлены уголовные обвинения. Итак, начинаем…

Луч света ударил по белой стене, проявляясь на ней несколько смазанным изображением. Снимали явно на любительскую камеру, внизу бежали цифры счетчика времени. Снято два дня назад.

Какое-то здание. Темное. Луч света от мощного фонаря, скорее даже охотничьего прожектора, выхватывает такое, от чего у меня перехватывает дыхание. Оператор медленно обходит вокруг высвеченного изделия, крупным планом выбирая детали.

— Позиция номер один! — закадровый голос, говорят по-русски.

Новое изображение — какой-то склад, или что-то в этом роде, промышленное помещение. Голые стены… да, промышленный блок. У нас тоже есть такие — специальные, очень большие здания, разделенные на блоки. Их строят в промышленных зонах, со всеми коммуникациями, со складами — а потом сдают в аренду фирмам, желающим открыть какое-то промышленное производство. Здесь — голый бетон стен, плавающие в лучах света, бьющих откуда-то сверху пылинки и снова — что-то типа поддона, а на поддоне…

— Позиция номер два!

Новая картинка — какая-то квартира… скорее всего сдаваемая напрокат, потому что мебель уж очень стандартная и дешевая. Снова лучи света — но они светят откуда-то сбоку.

— Позиция номер три!

Следующая картинка — человек в черном костюме, который используют специальные подразделения МВД и в маске. Он сидит на стуле, на коленях — автомат Калашникова с длинным, на сорок патронов магазином. За спиной — развернут российский, бело-желто-черный стяг с нашим гербом — двуглавым орлом.

— Это последнее предупреждение, других не будет. Мы, народ Российской империи требуем от Североамериканских соединенных штатов не вмешиваться в наши внутренние дела. Армада кораблей с морскими пехотинцами, с североамериканскими боевыми самолетами приближается к нашим берегам — и у нас не остается другого выхода, как предпринять ответные действия. На территории вашей страны находятся три ядерных взрывных устройства большой мощности, все они — размещены в указанных точках. Не пытайтесь их найти и обезвредить, эти устройства связаны между собой и выход из строя одного из них приведет к немедленному взрыву двух других. В случае, если Североамериканские соединенные штаты не откажутся от намерения напасть на Российскую Империю с целью отторжения принадлежащим нам по праву земель Востока — двадцать восьмого числа сего месяца мы взорвем один из зарядов. Этот заряд находится в местности, в которой нет большого количества людей — но его взрыв причинит катастрофический материальный ущерб. Если и первый взрыв не заставит вас отступить — ровно через два дня мы взорвем еще один заряд, а через три дня — еще один. Позиции номер два и номер три находятся в густонаселенных городских районах, количество жертв будет исчисляться сотнями тысяч, а возможно и миллионами. Если же и это не заставит вас выполнить наши требования — мы продолжим атаковать североамериканскую собственность и североамериканские города с использованием оружия массового поражения, в том числе — и ядерных зарядов. Они у нас имеется в достаточном количестве…

Новая картинка — и я кое-что узнал, потому что сам был в одном из таких мест. Это было хранилище ядерных зарядов фугасного типа, засекреченный и особо охраняемый объект. Снимать там — было категорически запрещено…

— Никто и ничто нас не остановит, мы готовы сделать все, чтобы защитить Россию и русский народ от североамериканских агрессоров, изготовившихся к вторжению. Мы в полном праве и мы требуем — вернуть все боевые корабли шестого и седьмого флотов САСШ в порты их приписки. Мы также оставляем за собой право после первого взрыва выйти с публичным обращением к народам всего мира, дабы изложить нашу позицию и обосновать вынужденность наших действий. Мы готовы убить миллионы — ради того, чтобы спасти от гибели миллиарды людей. Мы не отступим, господа! С нами Бог, за нами Россия!

От последних слов меня передернуло. Такое ощущение, что измазался в дерьме, в самом прямом смысле этого слова. Самое плохое — что в этом участвовал кто-то из армейских кругов, потому что я вспомнил, где взяли пленку с изображением хранилища. Это был совершенно секретный учебный фильм о применении ранцевых ядерных зарядов диверсионными группами в глубоком тылу врага. Просто так его было не достать.

Включили свет…

— Вы можете дать какие-либо пояснения, сэр? — спросил Коэн, присаживаясь на свое место.

— Сэр, я не могу дать никаких пояснений, потому что показанной пленки — совершенно недостаточно, чтобы делать какие-то выводы. Это могло быть снято и не в вашей стране, а пленку послали просто, чтобы шантажировать вас. Тем более — что ваши корабли и в самом деле приблизились к нашим берегам в неподходящий момент.

— Можно ли расценивать ваши слова как оправдание действий террористов?

— Нет, нельзя, сэр. Я не могу высказываться от имени Государя по этому вопросу — но как действующий контр-адмирал Российского флота могу твердо заявить: попытка вторжения на нашу территорию не будет оставлена без ответа. Российский флот вне всякого вступит в бой с частями вторжения и уничтожит их. Мы никому не позволим отторгнуть от нас часть территории, под каким бы предлогом это не делалось.

— Но сэр, Персия не часть территории России.

— Российский престол имеет явные и неоспоримые права на эту землю, эти права мы будем отстаивать всем возможными способами, включая военный, сэр! Я не поддерживаю людей, которые угрожают жителям в мирных городах — но ваши корабли, господа, в случае каких-либо агрессивных действий могут быть потоплены.

Теперь Коэн замолчал, заговорил де Соуза.

— Сэр, вы понимаете, что мы не можем вам доверять?

— Понимаю. И, тем не менее — я считаю, что могу вам помочь. Те, кто силен, не наносит удар в спину — он выходит на бой. В спину бьют трусы и слабаки. Надеюсь, вы не считаете трусом и слабаком меня, милостивый государь?

Де Соуза думал какое-то время. Потом все же решился.

— Вы можете подписать обязательство о неразглашении, сэр и контракт на исполнение обязанностей нашего гражданского консультанта-эксперта. В этом качестве, сэр, вы обязаны подчиняться законам САСШ в той же степени, в какой им обязаны подчиняться все мы.

— Я готов это сделать, сэр.

— И вам придется принести присягу.

— А вот этого я сделать не готов. Ни один русский офицер не может присягать иностранному государству в какой-либо форме, извините, сэр…

— Рей? — де Соуза повернулся к начальнику антитеррористического департамента СРС.

— Думаю, письменного обязательства будет достаточно — с неохотой сказал Коэн — если нужно, я могу провести его по своему ведомству, мы привлекаем экспертов без принесения присяги.

— Думаю, так будет лучше. Теперь что касается оперативного плана…

Пока докладывали план первоочередных действий — типично полицейский, работа с осведомителями, привлечение технических средств в виде людей со счетчиками Гейгера, перетряска подозрительных — меня не покидала мысль, что здесь что-то не так. Я ожидал, что заряды попали в руки исламских экстремистов, людей Махди — потому что все говорило за это. Теперь же — оказывалось, что придется действовать против Черной гвардии, против патриотов, которые своим пониманием патриотизма убивают страну. И все-таки — у меня были сомнения. Я просто не мог смоделировать ситуацию, при которой ядерные заряды могли попасть в руки черногвардейцев. Тем более, что внезапная ревизия всех хранилищ в стране — дала отрицательный результат, все изделия находились на своих местах. Это могли быть только заряды шахиншаха Хосейни.

Неужели и правду говорят, что крайние по полюсам заряды — притягиваются? Неужели и правда черногвардейцы могут иметь контакты с агрессивными исламистами и даже получать помощь от них? Да какую… Ведь если объективно судить — происходящее выгодно как раз Махди, он и его сторонники тянут время, все больше и больше укрепляя свою государственность. Дураку ясно, что если оставить в покое Махди и его людей — они то как раз не оставят других людей в покое. Это фанатики, фанатики самого худшего пошиба, я смотрел оперативные съемки его выступлений. Когда его спросили — можно ли взорвать бомбу на улице и убить ни в чем не повинных мирных жителей, правильно ли они поступают, если даже исламские правоведы в ужасе отшатнулись от них, и от их кровавых деяний — он ответил…

Если мы оставим в покое Махди и его самопровозглашенную исламскую республику, халифат — рано или поздно ядовитое варево выплеснется из этого котла, отправляя все вокруг. Исламская республика — само название говорит о том, что ее формирование не закончено, да и Махди, согласно верованиям, придет на землю для того, чтобы объединить под зеленым знаменем весь мир. Пока не поздно прекратить все это, прекратить относительно малой кровью — но в том-то и дело, что наличие в оперативной зоне британского и североамериканского флотов, а также подобные этой пленки с угрозами — не дают нам сделать то, что мы должны сделать.

Все-таки никак не вписываются в картину черногвардейцы, никак не вписываются…

Кое-чего не давало мне покоя — пленка! Пленка, снятая в окрестностях Багдада и предназначенная для того, чтобы дискредитировать меня. Если пленка у черногвардейцев — то они рано или поздно козырнут ею, чтобы дискредитировать меня. То, что записано на ней — в САСШ не поймут, да и я сам бы не понял, случись мне увидеть такое.

Пока я после совещания сидел в мрачных думах в офисе АТОГ — принесли кипу документов. Контракт, из которого я узнал, что дядя Сэм согласен заплатить мне за работу двадцать одну тысячу четыреста долларов в год[41] и застраховать меня на триста тысяч долларов САСШ от рисков гибели или утраты здоровья на работе. Право носить оружие мне не полагалось — зато накладывалась обязанность хранить молчание в течение тридцати лет обо всем, что мне станет известно на службе дяде Сэму. Отдельно — напоминание о том, что выплачиваемые мне суммы по контракту не освобождаются от налогов, а за уклонение от их уплаты — полагается уголовная ответственность. В САСШ налоги — это святое, по сравнению с Российской Империей здесь они просто огромны, а сама налоговая система — ужасающе громоздкая и со множеством лазеек. Здесь нет деления на гильдии и это плохо — есть миллионеры, которые платят налогов меньше чем рабочие. Отдельно пакет… медицинская страховка… памятка, еще одна…

Кажется, все. Бюрократия неистребима.

Отодвинув от себя гору подписанных бумаг, я стал ждать остальных…

— Нам нужно с чего-то начать — сказал один из офицеров (агентов, офицерами называю по привычке, в Российской империи подобными делами занимаются военизированные организации, где все — офицеры того или иного чина) по имени Мантино. Толковый человек, кажется — из полицейских. С тех пор, как я и сам четыре года отработал полицейским констеблем в антитеррористической группе — я научился различать полицейских, а также понимать, что они хотят, подозревают ли тебя. Полицейские смотрят не так как все обычные люди — они постоянно настороже, постоянно смотрят по сторонам, фильтруя получаемую информацию. Если подойти к полицейскому и обратиться к нему с чем-то — то он пару секунд будет смотреть на тебя очень пристально — сверяет с картотекой опасных типов, которая в голове у каждого копа, а потом взгляд скучнеет — полицейский убедился, что опасности ты не представляешь, и теперь старается отделаться от тебя побыстрее. А вот если взгляд остается заинтересованным — тогда берегись. Мантино и в самом деле был копом, причем опытным копом — таких опознаешь по глазам.

— Предлагаю начать с обычной полицейской работы! — громко сказал я, опережая остальных. Все члены группы уставились на меня — только Марианна знает, что я когда-то и сам выполнял обычную полицейскую работу.

— Что вы имеете в виду, сэр? — подчеркнуто вежливо спросил второй коп, по имени Джек Мак Дугал. Этот более вежливый и умеет носить костюм, правда подбирать его не умеет, купил самый дешевый по каталогу посылторга. Значит — ФБР.

— Я имею в виду то, что мы не может бежать неизвестно куда, нужно с чего-то начать. Что-то должно было произойти, что-то такое, что не имеет объяснения, и на что не обратили внимание. Это что-то должно быть связано с Россией или с исламским миром. Или — и с тем и с другим. Возможно — это выбросили в мусорную корзину или положили в архив, потому что не знали, куда деть еще. В любом случае — пока не поступило никакой новой информации, это все что мы сможем сделать. Конечно, есть еще работа с агентурой, надо прочесать порты и аэропорты — но это может сделать полиция Нью-Йорка. И ФБР. Мы же должны поднять архивы… скажем за полгода и вытрясти из них все, что покажется нам интересным или подозрительным. А потом понять — имеет ли это отношение к нам и нашему делу. Можно и больше чем за полгода, но тогда нам потребуется дополнительный персонал.

— Мерзкая идея… — сказала Марианна.

И вот тут я заметил, как задумался Мантино. О чем?!

— Надо попытаться тряхнуть СРС, эти подонки явно что-то припрятали в загашнике… — сказал МакДугал.

— Латиф… — задумчиво проговорил Мантино под нос.

— Что, сэр? — поймал его я.

— Латиф… Рахья Латиф…

— Да брось… — сказал МакДугал — это-то тут причем? Обычный нелегальный мигрант.

— С фальшивками? Да и такого качества? И он имеет отношение и к России и к исламу?

— А Михельсон? Кто-то же его нанял?

— Господа, о чем мы говорим? — вмешался Збораван, до этого он благоразумно сидел молча, несмотря на то что бы руководителем группы.

— Дело Рахьи Латифа, сэр. Мы ведь так и не смогли в нем разобраться, оно открыто.

— Но какое отношение это имеет к возможному теракту?

— Это возможный кандидат в смертники. И защищать его — наняли Михельсона. Кто?

— При чем тут смертники?

— А кто еще может взорвать бомбу?

— Господа, о чем мы говорим? — на сей раз сказала Марианна, ее это тоже заинтересовало?

— Дело Рахьи Латифа — вместо подчиненных ответил сам Збораван — парень прилетел рейсом из Берута с персидским паспортом, было это в прошлом месяце э…

— Девятнадцатого, сэр — подсказал Мантино — было видно, что дело это его задевало.

— Девятнадцатого. В ДжиЭфКей его задержали. При нем была обнаружена крупная сумма налички, в чемодане — это привлекло подозрение таможенников, они отдали его нам — но оснований для ареста на тот момент не имелось. Мы решили его отпустить, проследить затем куда он пойдет. Ушел он недалеко, его убили у станции метро — пырнули ножом в толпе буквально на глазах у Мантино и МакДугала. Потом, через несколько дней пришли результаты экспертизы — деньги оказались подделкой, стодолларовые купюры, предельно высокое качество, пришлось отправлять в Кентукки, на монетный двор, чтобы дали окончательную экспертизу. Основания для ареста появились — вот только слишком поздно.

Сказанное мне не понравилось — кое-что было до боли знакомым.

— Господа, я могу посмотреть дело?

Полицейские переглянулись между собой, потом Збораван едва заметно кивнул. Мантино отправился за делом — интересно, значит он здесь самый младший по должности.

— Что вас так заинтересовало, сэр?

Я молча смотрел на Зборавана, тот нахмурился.

— Господа, я предполагаю, что в команде все играют в открытую, иначе команда недееспособна. Если у вас есть что-то сказать — прошу сказать это сейчас, иначе в команде вы работать не будете.

Возможно — он и прав.

— Фальшивые купюры.

— Что с ними?

— Высокое качество подделок. Я кое-что прочитал перед тем, как сюда ехать. Есть предположение, что двор Хоссейни был замешан в фальшивомонетничестве. Это не более чем предположение, предупреждаю сразу. Кроме того — он просто мог получить где-то фальшивые купюры.

— Тридцать с лишним сразу? — сказал МакДугал.

— У него их было именно столько?

— Да.

— Он мог получить их в банке. Где-то же эти купюры пускались в оборот, правильно?

— В таком случае — это дело русской полиции, прекратить все это.

— Сэр, вы смеетесь? Вам известно, что происходит в Персии?

— Известно. Но почему вы не работали по этой теме раньше?

— Сэр, мы говорим про отдельное государство, пусть вассальное, но… И я не могу отвечать относительно работы полиции.

Принесли дело. На то, чтобы пролистать его мне потребовалось десять минут.

— Нужно навестить Михельсона.

— Почему?

— Он что-то знает. И немало. Вы заметили, какое оружие использовалось?

— Нож?

— Нет, чтобы разбить камеру.

— Пневматика?

— Именно. Иногда ее используют. Ограниченные размеры и не остается гильз. Человека ей вряд ли убьешь, если только постараться — а вот разбить камеру можно запросто. В этом деле не все чисто, надо понять, кто нанял Михельсона. Вы это не выясняли?

Полицейские снова переглянулись.

— Сэр, если вы возьмете эту работу на себя — мы будем несказанно благодарны.

— В чем дело? Вы разве не можете узнать, кто заплатил ему — по счетам и налоговым декларациям?

— Нет, сэр. Чтобы раскрыть налоговую тайну — нужно решение суда, его вряд ли дадут. Но даже если его и дадут — мы никогда не узнаем о том, кто ему заплатил.

— Почему же?

— Борух Михельсон — очень хитрый человек… — осторожно сказал Збораван — это наша головная боль. Он обслуживает мафию и получает деньги наличными.

— Но почему? Ведь с адвокатом можно расплачиваться даже с заблокированных счетов согласно вашим законам?

— Это так, сэр. Но он не платит налоги.

— Так возьмите его за это. У вас же нет налоговой презумпции невиновности?

— Борух Михельсон очень хитер. Он живет скромно, ровно по тем средствам, какие показывает в декларации. Деньги хранит в оффшорах.

— Понятно. Тяжелый случай. Если я с ним поговорю — это будет считаться нарушением законов САСШ?

— Сэр, вас кто-то должен сопровождать.

— Это сделаю я — решительно сказала Марианна — я поеду.

Збораван облегченно вздохнул — его люди оставались при нем.

— Тогда вам — четыре часа на все про все. А мы… займемся, как это вы изволили выразиться — банальной полицейской работой.

Нам не доверяли и старались выпроводить отсюда. Но в том то и дело, что нас это как нельзя лучше устраивало.

В машине ни я, ни Марианна, ни о чем таком не говорили — просто, мы без слов чувствовали, что не стоит, так мы сделаем только больно друг другу. Лучше молчать и быть просто друзьями — пока не изменятся обстоятельства. Возможно, они не изменятся никогда, а возможно…

А кто знает.

Вырвавшись из удушающего спрута нью-йоркских пробок, которые стояли на выезде из города в любое время дня и ночи — мы покатили на запад по одному из второстепенных шоссе, наслаждаясь американским летом и американскими дорогами. Северная Америка была поразительно живой и деловитой страной, каждый, кто приезжал сюда — замечал это. Ни в Европе, ни в России — нигде не чувствуешь такой свободы, которая прямо в воздухе разлита. Да, в России есть свобода — но не такая как здесь, какая-то бесшабашная, абсолютная. Здесь буквально культ свободы и индивидуализма, и если русские предпочитают селиться хоть в шикарных — но все-таки квартирах или в деревнях — то здесь дома часто стоят в одиночестве, как на хуторе, посреди принадлежащей хозяину земли. Этот индивидуализм пришел сюда с Британии — там, в старых домах строят у каждой квартиры отдельный вход, пусть они и настроены рядом друг с другом и занимают место — все равно отдельный. Америка…

— Проезжай!

Марианна даже дернулась. Чуть не упустил.

— Что?!

— Проезжай. Не снижай скорость, не верти головой. Просто езжай вперед.

— Нам сворачивать.

— Я знаю. Проезжай…

Я огляделся по сторонам — Бургер Кинг! Туда нам и надо. Дальше, по дороге, на противоположной стороне. А с нашей стороны дороги мотель! Идеально!

— Сворачивай к Бургер-Кингу.

— Да что произошло!?

— Сворачивай! Потом скажу.

Марианна, хоть и сделала недовольное и обиженное лицо — но сделала, как я сказал. Развернувшись на развязке, наш Форд подкатил к навесу Бургер Кинга. Остановился.

— Что…

— Слушай сюда. Там машина — у самого поворота. Белый Эконолайн, от какой-то прачечной, стоит у самого поворота.

— И что?!

— Антенна. Там антенна. Я видел такие, их нельзя полностью замаскировать. Антенна SATCOM, армейской системы спутниковой связи. Связь через спутник.

— Ты уверен? — с сомнением в голосе сказала Марианна.

— Уверен. Забыла кто я? Нас готовили для работы в тылу.

— Поверю тебе, мистер шпион. И что будет делать?

— А вот что. Нас заметили — на машине правительственные номера. Возможно — здесь есть еще одна такая же. Или не одна. Сейчас я зайду в Бургер Кинг, куплю что-нибудь. Потом мы поедем в мотель.

— Где ваши манеры, господин аристократ? В мотель меня приглашали…

— Снимем номер — продолжил я — угловой. Пойдем туда, запремся, повесим табличку «не беспокоить». Потом откроем окно и вылезем через него. И навестим мистера Михельсона. У тебя есть оружие?

— Да, пистолет.

— А еще?

— Нету… — кажется, до Марианны только сейчас стало доходить — а ты не преувеличиваешь? Может, вызовем подкрепление?

— Не надо, сделаем сами. За время моего обучения я понял только одно — от армии надо держаться подальше, это еще те ребята…

— А я думала, что ты из армии.

— Я офицер флота. Армейским я бил морду в переулках у Невского проспекта. Картина ясна? Мы — федеральные служащие, приехали перепихнуться по-быстрому в рабочее время. Сиди здесь и думай о чем-нибудь хорошем…

В Бургер-Кинге было все, как и бывает в Бургер-кинге — покрытые дешевым пластиком — формайкой столы, меню с заламинированными страницами, молодежь за стойкой. Неистребимый запах горелого масла. Единственно, что здесь хорошо — здесь пристойно и не наливают спиртное. У нас в такого рода заведениях — наливают.

— На вынос. Два бургера, самых дорогих, какие только есть (согласно меню — с рубленым мясом техасского бычка, сыром и еще чем-то). И колы. Две больших, самых больших, какие только есть.

— Да, сэр. Но только придется подождать немного…

На это я и рассчитывал.

— Подожду. Обязательно. И дайте обычный бургер, пока я ожидаю…

Сел в углу, так чтобы видеть вход — неистребимая привычка. Прикинул — как махнуть через стойку, чтобы в случае чего оказаться на кухне. Тоже неистребимая привычка, оставшаяся после Белфаста — это место чертовски меняет взгляды на жизнь, после него — ты уже не станешь прежним. После Белфаста — ты уже не прекратишь воевать.

Пока готовили для меня эти многоэтажные бургеры (Господи, как их есть то, по частям, что ли) — в зал никто не заходил. Марианна ждала на улице в машине, тоже должна была просекать, что происходит.

Заплатив (четыре — девяносто девять за каждый, по меркам общепита — огромная сумма) я получил два больших, теплых фирменных пакета, два стакана «Кинг-сайз» с крышкой и соломинкой — и вышел обратно. С широкой улыбкой вернулся к машине.

— Это тебе, дорогая…

— Это обернется для меня двумя днями голодания.

— Да брось. Надо иногда порадовать себя. Кого-нибудь видела?

Марианна задумалась…

— Какая-то машина… проехала по трассе, сюда не заезжала. Я ни в чем не уверена.

— Тогда поехали. Постараемся вместе обрести уверенность на той стороне улицы, в объятьях друг друга.

— Очень смешно… — фыркнула она, и резче чем следовало, приняла с места.

Мотель на той стороне улицы был не сетевой, какое-то странное, незнакомое название. Как обычно — два этажа, на втором — терраса, стоянка для машин, занимающая большую часть территории. Машин довольно много — видимо не одни мы решили съехать с дороги и предаться телесным радостям. А может быть — кто-то в этом мотеле снял номер на несколько дней, оставил в нем большой ящик и уехал. Совершенно обычный тип на пикапе, расплатился наличными. Обычный ящик с надписями «не вскрывать» — и тридцать с лишним килограммов обогащенного урана внутри. Это я так шучу — замогильный, но вполне уместный по нынешним временам юмор.

Зарулив на стоянку, Марианна решила прояснить ситуацию.

— Если ты рассчитываешь воспользоваться…

— Рассчитываю. Я рассчитываю воспользоваться, прежде всего, твоим умом и твоей честностью. И твоим весьма высоким статусом в этой стране — без него нам не справиться. А возможно — и не выжить. Это не шутки. И если ты обнимешь меня так, что это будет выглядеть правдоподобно — я буду тебе безмерно благодарен.

— Пошли… Герой девичьих грез.

Обнять она меня все-таки обняла — и весьма правдоподобно.

За стойкой стоял мексиканец — типичный молодой крысеныш из баррио — в рваной майке с каким-то героем хип-хопа, с длинными, сальными, собранными в хвост волосами, с дешевой золотой цепочкой на шее и наглыми глазами. От него шибало одеколоном и травкой, причем даже нельзя сказать, чем пахло больше. Увидев нас — он сначала уставился на Марианну, начал осмотр снизу… потом заметил мою руку на ее талии и улыбнулся. Может быть, ему капает процент от продаж номеров?

— Да, сэр…

По крайней мере, вежливо.

— Нам нужен номер. На двадцать четыре часа.

— На двадцать четыре часа…

— И там где соседи не будут жаловаться на шум — добавила Марианна.

— Конечно… — крысеныш передвинул нам засаленный гроссбух, куда записывали клиентов — распишитесь здесь, сэр…

Если верить записям — то только за два последних дня тут останавливались Эндрю Джексон и Авраам Линкольн. Интересное заведение.

Я записался как «Эндрю Ллойд», все-таки воображение у меня более богатое. Потом достал из кармана пятидолларовую банкноту, подтолкнул ее парню. Тот жадно сцапал ее.

— Полагаю, мою спутницу вписывать необязательно?

— Конечно, сэр. Номер ваш, а кто в нем живет — это меня мало интересует. Пятнадцать долларов.

Я отсчитал еще пятнадцать долларов.

— И двадцатка в залог, сэр.

— Зачем?

— За мебель, сэр. Вдруг вы что-то сломаете… кровать, к примеру.

— Закупите водяные, не будут ломаться… — посоветовал я, отсчитывая еще двадцатку — и клиентов будет больше.

— Непременно, сэр — поверх журнала лег ключ, старомодный, со старомодным круглым брелком — номер пятнадцать, он на самом краю комплекса, первый этаж. Приятно провести время в нашем мотеле, сэр.

— Благодарю… — сказал я, забирая ключ — и не беспокойте нас.

— Конечно, сэр. Никто вас не побеспокоит…

Дверь в контору захлопнулась за нами под воздействием пружины.

— Кажется, он принял меня за шлюху… — негромко сказала Марианна.

— Это не так плохо. Если он тебя принял за шлюху — значит, ты еще котируешься в этом забеге…

Шутка моя обошлась мне дорого — Марианна наступила мне каблуком на ногу, и я чуть не взвыл от боли.

— Шутник…

— Это истинная правда. Ищи во всем хорошее.

— Ищу. Белый Таурус позади нас — кажется, эту машину я тогда видела.

— Не обращай внимания.

Номер был обычным — не слишком большой, с кроватью-двуспалкой, которую здесь называют «Кинг-сайз», с ночником, который дает приглушенный свет, с душевой, в которой можно поместиться вдвоем… если постараться. Когда-то давно, много лет назад мы были бы несказанно рады такому номеру, мы, гардемарины Флота Его Величества, которым иногда давали увольнительные, и мы шли на Невский проспект, где искали себе спутниц. Денежного содержания почти ни на что не хватало — но мы все равно искали любви. Увы — время это давно прошло, и у меня до сих пор болят ноги и подозрительно покалывает в груди — началось после ранения в Тегеране. Я был гардемарином, а стал жестким и циничным типом… и кажется уже старым.

Да, старым…

Мельком осмотрев душевую, я вернулся в комнату.

— Отойди!

Марианна повиновалась. Табличку «не беспокоить» — я нашел на шкафчике, куда можно повесить одежду, если вы не собираетесь разбрасывать ее по всей комнате. Выглянул в светлый и пустой коридор, потом — повесил табличку на дверную ручку и запер дверь. Для верности — привалил ее шкафом.

— Дай нож.

Раскладным ножом, который есть у каждого полицейского, я поддел фрамугу окна и открыл его, так чтобы можно было вылезти.

— У тебя неподходящая обувь для прогулки.

— Черт, я забыла, что с тобой — одно сумасшествие!

— Шагай потише… На цыпочках — сказал я, и полез в окно.

За окном был задний двор мотеля — с большими ящиками для мусора, которые и были его главной достопримечательностью. Хорошо хоть не воняло по жаре — у американцев принято выбрасывать мусор в мешках — но все равно приятного мало. Оглядевшись, я увидел, что шанс выбраться отсюда незамеченными у нас есть…

— Дай пистолет.

— Размечтался.

— Тогда сними его с предохранителя. И будь наготове. Пошли…

Борух Михельсон — не знаю правду или нет сказала полиция о его богатстве, жил в районе типичном для миддл-класса, не богатом, но и не бедном. Это могло иметь два объяснения — либо у него не так много денег как о нем думают, либо он не хочет отбиваться от уголовного обвинения в неуплате налогов. В САСШ это одна из самых распространенных фелоний[42], на нем и на законе RICO попалось немало мафиози. Иезуитская хитрость этой системы в том, что в САСШ полагается платить налоги со всех доходов, даже незаконных, к примеру, от торговли наркотиками — и поэтому, скрывая одно преступление, ты автоматически совершаешь второе. А закон RICO у нас, скорее всего, был бы отменен Священным Синодом[43] как противоречащий основам права и допускающий лишение собственности лиц, чья вина не доказана. Но… американцы жили, как жили, и не мне лезть со своим уставом в их огород. Хотя нет… в огород все же залезть придется…

— Дамы вперед.

Марианна смотрела на меня.

— Ты с ума сошел? Это же чужая собственность, огороженная земля.

— Но я не собираюсь ничего красть, я просто пройду там. Это незаконно?

— Незаконно. Есть улица.

— Тогда стой здесь, размышляй о законах.

К моему счастью те, кто выехал из этого дома на уик-энд или в отпуск — забрали с собой собаку, судя по размерам конуры, она была немалого размера. А если бы и малого — лаем она предупредила бы и хозяев дома и всех, кто пожелал бы ее услышать. Но собаки не было, а был обычный задний дворик обычного американского дома — зеленая, подстриженная трава, надувной бассейн, который почему-то не убрали, кострище для барбекю, маленький сарайчик, куда складывают все ненужное…

Парня этого я увидел сразу, стоило только высунуться из-за забора. Среднего роста, в светлой, не по нынешней жаре куртке, он просто прогуливался по дорожке, мимо припаркованных машин, ничего не делая. Если бы он сидел, к примеру, в машине — тут ничего особенного не было бы, может — он просто кого-то ждет. А вот так ходить по улочке субурба[44] — в САСШ не принято, значит — он делает это не просто так. И куртка… тоже не просто так.

Парень развернулся и двинулся в обратную сторону, я едва успел убраться с его глаз. Не мешало бы узнать, кто он такой, и чего здесь делает…

И все таки я постарел… решил сделать то, что было мне уже не по силам, и чем я заниматься был не должен. Или чутье у этого парня было превосходное. Когда он прошел мимо, я махнул через низкий, по грудь зеленый забор, тут же перешел в атаку, но он, даже не поворачиваясь, почти сумел уклониться от нее.

Атакуя его со спины, я добился только того, что напоролся на локоть, выставленный на уровне груди, да так что в глазах потемнело. Сила инерции и удара повалили меня на землю — но и мой противник, не успевший принять устойчивую стойку, тоже упал на раскаленный солнцем асфальт. В следующую секунду я едва успел увернуться от удара ногой, который летел мне в голову — из положения лежа! Оба мы успели вскочить, разворачиваясь друг к другу лицом и вставая в боевую стойку. Что-то подсказало мне, что этого противника я могу и не одолеть.

Противник мой был совершенно обычным типом, с гладко выбритым лицом, только кожа для конца лета бледная, совсем не загоревшая. Он не пытался вызвать помощь, не пытался достать пистолет — хотя я был уверен, что он у него есть. Он просто стоял и ждал моего нападения, смотрел на меня бледно-голубыми, как выцветшее от солнца небо на Востоке глазами… а потом глаза его закатились и он опал на землю, как кукла-марионетка, у которой разом подрезали все нити… прямо под себя упал, такое не сыграешь…

За его спиной стояла Марианна, все же сунулась на улицу.

Только подойдя ближе, я увидел, чем она его так приголубила. Это был металлический шарик, очень тяжелый, тяжелее того, что используют для тренировки запястья, видимо она попала ему этим шаром в затылок.

— Нужна помощь? — ехидно спросила она

— Где ты этому научилась?

— Один парень научил… В Сан-Сальвадоре. Он так убивал людей. Не думала, что тебе понадобится помощь.

— Я старый, уставший от жизни человек. Не так давно меня вывезли из Тегерана на носилках, учитывай это.

— Немудрено, ты же ввязываешься во все тяжкие.

Первым делом, я обшарил моего потерявшего сознание противника и нашел то, что искал — пистолет. Он и парился в куртке потому, что ему надо было скрыть пистолет. Пистолет он носил без кобуры, заткнутым за ремень. Обычный, «тактический» Кольт калибра девять миллиметров, стандартное оружие североамериканского военнослужащего.

— Дай наручники.

На улице обшаривать потерявшего сознание человека как-то не годится, поэтому я надел на него наручники и только потом перебросил в сад через живую изгородь. Затем перелез сам — это вызвало новую вспышку боли. Я остановился, прислушался к себе — вроде ничего не сломано, но болит зверски.

— Лезь сюда.

— Как ты это себе представляешь?

— Господи, ну обойди, зайди через калитку!

Пока Марианна искала обходной путь — я наскоро обыскал незнакомца и все понял. Документов нет — но есть небольшая рация без гарнитуры hands-free, есть раскладная пружинная дубинка и есть пропуск в виде карточки, но на нем не написано ни имени владельца, ни куда он помогает пройти. Дешевые противоударные часы, кроссовки, немудреная, но прочная одежда.

Я похлопал поверженного противника по щекам, чтобы быстрее приходил в себя — и придавил коленом к давно не стриженному газону, а чтобы не думал лишнего — сунул ему под нос его же собственный пистолет.

— Я спрашиваю — ты отвечаешь. Имя, должность, воинское звание!

Парень молчал, смотря на меня полными ненависти глазами.

— Тогда скажу я — военная полиция, Форт-Драм, так? За кем ты здесь присматриваешь?

— Кто ты такой?

— Неважно. Ты готов к сотрудничеству?

— Кто ты такой? — повторил парень, как кукла с микросхемой внутри.

— Я русский — перешел я на русский.

И по глазам, по мелькнувшему осознанию я понял — в цель.

— Русские идут — обнадежил я его и повторно вырубил.

— Что за спектакль? Кто это? — осведомилась появившаяся у меня за спиной Марианна.

— Военный полицейский, из Форт Драма. Он ничего не скажет.

Я осмотрелся — одна из колонн, на которой держался навес для парковки машины, показалась мне довольно прочной. Туда и я и подтащил вторично потерявшего сознание пленника, после чего расковал его руки и снова сковал — но так чтобы он как бы обнимал эту колонну и не мог от нее никуда деться. Найденное добро — пистолет, дубинка, рация — я рассовал по карманам, пропуск сунул обратно в карман пленнику. Я не знал, от чего он — а вот у пленника могли быть проблемы из-за его утери. Не следует создавать людям проблемы без необходимости: пропуск был мне не нужен — значит, пусть останется у него.

— Что здесь происходит?

— Здесь как-то замешаны военные — начал объяснять я — этот парень военный полицейский из Форт Драма. Внешний круг обороны. Думаю, остальные в доме у Михельсона.

— Как ты это понял?

— По многим причинам. Армейское оружие плюс дубинка — никто кроме военных копов в армии не носит такие дубинки. Рация тоже из тех, что закупает ваше министерство обороны. Этот парень прошел специальную подготовку по рукопашному бою — потому что военные полицейские работают с особыми клиентами. С морпехами, десантниками, спецназовцами, которых государство научило убивать. Чтобы работать с ними — они должны быть подготовлены лучше их, вот почему я не смог с ним справиться. Из Форт-Драма — потому что вряд ли они дернули кого-то не пойми откуда, позаимствовали персонал на ближайшей военной базе. У него не было подходящей гражданской машины — у сотрудника полиции или ФБР она обязательно была бы, и он сидел бы в машине. А вот за этим парнем явно закреплен Хаммер или Интернэшнл, и он просто не мог приехать сюда на такой машине, а денег, чтобы нанять гражданскую в прокате — ему не выдали. Вот он и стоял тут…

— Кажется, мы вляпались в дерьмо… если ты прав.

— Пока еще нет — обнадежил я — но скоро вляпаемся. Возвращайся. Выжди какое-то время, минут двадцать, потом возьми машину и подъезжай прямо к дому Михельсона. Ты — агент ФБР, хочешь задать ему пару вопросов.

— А что будешь делать ты? Я вообще-то глаз не должна с тебя спускать.

— Придется. Мне надо провести разведку. А у тебя слишком шумные туфли и ты не умеешь лазать через забор.

Второго я обнаружил прямо на заднем дворе дома Михельсона, который был хоть ненамного — но больше и лучше соседских, к тому же там, на заднем дворе был построен самый настоящий, выложенный кафельной плиткой бассейн. Пространства было мало, поэтому прямо к бассейну с небольшим промежутком примыкал большой, аккуратный домик — сарай, где должно было храниться что-то по размерам напоминающее небольшую моторную лодку. А вот между бассейном и сараем стоял шезлонг, и в шезлонге, развалившись, сидел парень, одетый примерно так же, как и тот, у кого я позаимствовал пистолет и рацию. Но больше всего меня привлек не сам парень, а то оружие, что он небрежно приставил к шезлонгу справа, под рабочую руку. Автоматический карабин М4А1, устаревший — но смертоносный.

Перелезть через забор мне удалось чисто, но в последний момент парень что-то заподозрил — наверняка увидел мою тень на воде или на кафельной плитке бассейна. Сделать я ему ничего не дал — хлесткий удар дубинки пришелся прямо по затылку…

Не мешкая, я подхватил трофейный автомат, повесил его на шею, потом затащил неизвестного в тень, в пространство между забором и эллингом. Связать мне его было нечем, поэтому я снял с трофейной винтовки ремень и связал его им — руки заодно с ногами, быстро освободиться невозможно. Напоследок я обшарил его — дубинки не было, но был точно такой же армейский Кольт, два запасных магазина — к автомату и к пистолету и рация. Рацию я включил, не меняя частоту — обмена не было.

И времени тоже не было. Рано или поздно они начнут перекличку. Эти парни знают, что такое безопасность — и рано или поздно они ее начнут.

С автоматом наизготовку я перебежал к задней двери дома — все окна были плотно зашторены, и невозможно было понять — видит меня кто-то или нет, наблюдать можно и из-за штор. Дверь, ведущая на задний двор, была деревянной с окном и замком, и я уже думал, как и чем ее бесшумно вскрыть. Но вскрывать не пришлось — пальцами я толкнул дверь, просто проверяя — а она вдруг неожиданно поддалась…

С улицы я попал как ни странно в биллиардную — с большим, покрытым зеленым сукном столом, с лампами над ним, с киями в подставках у стен, с наборами шаров в застекленной витрине. На стене висели две фотографии, обе видимо изображали хозяина дома в процессе игры в бильярд, и с кием в руках и еще с каким-то человеком рядом. Были тут и два или три диплома.

Осторожно обогнув биллиардный стол, я подошел к ведущей из нее в другие комнаты двери. Рискнуть или не рискнуть? А выхода то и нет…

Коридор. Темный, освещение погашено, в доме тихо — но ощущение опасности не покидает меня. Это не надо видеть — это надо чувствовать.

Шаг, еще шаг. Ствол автомата нацелен в конец коридора, но если там кто-то появится — я не знаю, что буду делать. И возможно погибну — потому что одно из правил ближнего боя гласит: если ты взял в руки оружие, то будь готов немедленно выстрелить из него, а если не готов — то нечего и брать. В таком коридоре невозможно промахнуться — и задержка с выстрелом на секунду может стать роковой. К тому же — темно, а на автомате не установлен фонарь.

Как раз в это время с улицы — едва слышный шорох шин и скрип тормозов. Я прижался к стене, дожидаясь звонка в дверь — резкого, громкого, неприятного тембра…

Шаги! Тяжелые — и в то же время негромкие, это сложно передать словами, это шаги людей, которые привыкли ходить тихо, даже если обстановка не требует этого — просто по-другому они ходить не умеют. Как минимум двое, они прошли прямо над моей головой, потом — начали спускаться по лестнице, по левую руку от меня.

Двое…

Затишье — и вдруг щелчок. Едва слышный металлический щелчок, добавивший мне в кровь целое ведро адреналина, так может звучать щелчок предохранителя. Надо двигаться вперед, потому что — что на уме у этих — черт знает.

Стараясь не шуметь, шаг за шагом я пошел вперед.

— Да, мэм?

— ФБР, сэр. Вы мистер Михельсон?

Замер у угла коридора у поворота, на мгновение — чтобы прислушаться. Угол — одно из самых опасных мест при зачистке помещения, мало кто умеет проходить его правильно. Выходя из-за угла, может получить пулю даже очень опытный боец — потому что у противника, заранее держащего угол под прицелом изначальное преимущество.

— Нет, мэм, я не мистер Михельсон. Мистер Михельсон в настоящее время уехал.

— Тогда кто вы? Предъявите документы, сэр.

Согнувшись в три погибели — так, чтобы моя голова была на уровне пояса, и в то же время можно было нырнуть обратно, спасаясь от пуль, я на мгновение выглянул из-за угла. Тут же спрятался обратно.

За углом был холл — довольно большой, хорошо обставленный, с лестницей, ведущей на второй этаж. У большой «венецианской» двери, которая больше сделана из стекла, нежели чем из дерева — здоровенный негр, просто огромный, ростом выше меня. Прилично одетый, в костюме и в очках, именно он и разговаривает с Марианной. А спиной ко мне стоит коренастый парень, в такой же «спортивной одежде», что и предыдущие двое, с которыми я имел дело. И этот самый парень целится в дверь из длинного Моссберг-590 армейской модели. Такая штука, с патронами, снаряженными крупной картечью, в ближнем бою опаснее автомата…

Интересно, страхует ли их кто-то с верхнего этажа? Если да — то близко к ним лучше не подходить, схлопочешь пулю. Но и оставлять это так — нельзя.

— Мэм, вы уверены, что имеете право находиться здесь?

Вынырнув из-за угла, держа наизготовку автомат, я сделал три шага вперед и остановился, целясь в спину бойцу с ружьем.

— Эй, парни! — негромко позвал я.

Они отреагировали так, как и должны были отреагировать в такой ситуации. Тот, что с ружьем весь напрягся — но не сделал и попытки повернуться, потому что знал — не успеет, получит несколько пуль в спину. Негр остался стоять на месте — но повернулся ко мне. Судя по его виду — он несильно испугался.

— Что происходит? — спросил он.

— Силы безопасности, не двигаться, стреляю на поражение! — выдал я заученную фразу, потому что именно это должны были говорить королевские констебли Белфаста, перед тем как начать стрелять — вы, сэр, в очках — сделайте три шага назад и остановитесь! Не пытайтесь достать оружие, не пытайтесь сопротивляться.

— Это не ваша юрисдикция! Мы сотрудники правоохранительных органов.

— Я так не думаю, сэр! Марианна, осторожно заходи в дом, внимание наверх!

Большему риску сейчас подвергалась она — потому что она входила с освещенной улицы в дом, зрение ее должно было адаптироваться к недостаточной освещенности, на это должно было потребоваться несколько секунд. Я не мог ее прикрыть, от того, кто сверху, ее мог частично прикрыть только негр своим телом. Возможно — если наверху кто-то и есть, то он не посмеет стрелять, опасаясь задеть своих. Возможно — и нет.

Марианна шагнула в комнату, держа наготове свой ЗигЗауэр, правильно держа, у бока, чтобы стрелять в случае чего накоротке, почти в упор.

— Ты, что с ружьем — медленно наклонись и положи оружие на пол. Потом подтолкни его ногой вперед, исполняй!

Стрелок так и сделал.

— Теперь вы, сэр. У вас есть оружие?

— Да.

— Достаньте его левой рукой и бросьте на пол! Не пытайтесь хитрить.

У негра оказался такой же Кольт, какие были заткнуты у меня за пояс в количестве двух штук, справа и слева. Он гулко бухнулся об пол прямо у ног Марианны.

— Наверху есть вооруженные люди?

— Нет.

— Если это не так, сэр — я буду стрелять на поражение.

— Сядете в тюрьму — сказал негр, у него был красивый, баритонистый голос как у певца — вы не имеете право вмешиваться в нашу деятельность.

— У вас есть удостоверение? Если да — передайте его моей напарнице, левой рукой.

— Сэр, мое удостоверение находится у меня в офисе. Вы вмешиваетесь в дело, имеющее отношение к национальной безопасности.

— Я так не думаю — сказала Марианна — пока что я агент ФБР и передо мной двое, проникшие в чужой дом. Вы арестованы сэр, и вы тоже. Вы имеете право…

Если бы это было так… Марианна не была агентом ФБР, и я не был — но мы работали на ФБР и, наверное, все же имели право задержать двух типов, проникших в чужой дом.

Пока Марианна зачитывала обязательную «Миранду» — я держал обоих под прицелом. Похоже, мы действительно столкнулись с чем-то серьезным — но пока у нас оружие, а они не могут предъявить нам ни единого документа, подтверждающего их привилегии. Этим надо пользоваться по полной программе, чтобы узнать информацию, которую нам знать не положено. Военные не слишком склонны к сотрудничеству и никакое 9/10 это не изменит. Свои проблемы они по обыкновению решают сами.

— У тебя есть наручники?

— Нет. Единственную пару мы надели на того парня, я же не думала, что придется производить массовый арест.

Я, собственно, так и думал.

— Сэр, вы будете хорошо себя вести? Предупреждаю — у меня есть пистолет помимо этой винтовки, и я умею им пользоваться. Возможно мы и на одной стороне, но вы не предъявили никаких документов, и мы вынуждены считать вас грабителями.

— Не говорите глупостей — негр повернулся, внимательно посмотрел на меня — откуда ты, парень? Ты не из ФБР. Мы знакомы?

— Флот — коротко сказал, не уточняя, какой именно.

— Я так и думал. Чертовы земноводные… — выругался негр.

Армия. Только они могут сказать подобное про флот.

— Сэр, пока автомат не у вас, а у меня — извольте относиться к флоту с должным уважением.

— Парень, по праву старшего по званию я могу относиться к флоту так, как сочту нужным. Ты с Литтл-Крик? С Коронадо?[45] Что ты сделал с нашими парнями?

— Они еще поживут. Правда, с головной болью.

— Ты напал на военных полицейских при исполнении.

— Переживу. Я хочу подняться наверх.

Негр покачал головой.

— Парень, не знаю, что наплели тебе ФБРовцы, но не забывай, что ты подчиняешься Единому кодексу военной юстиции. То, что ты собираешься сделать — это государственное преступление, ты можешь оказаться в военной тюрьме и провести там остаток жизни. Ты уже сделал достаточно глупостей, не усугубляй.

— Сэр, я так не думаю. Я не подчиняюсь Единому кодексу военной юстиции, потому что я не североамериканский гражданин и не североамериканский военнослужащий. И полагаю, что не вы старше меня по званию, а я старше вас. Я офицер флота Его Императорского Величества Николая Третьего, Государя Императора Российского в звании контр-адмирала. Извольте идти наверх, медленно и без глупостей. И вы тоже, сэр.

Видели, что бывает с неграми, когда они в шоке? Они сереют, если белые в этом случае бледнеют, то негры — сереют. Вот именно так и посерел этот хорошо одетый негр, посерел так, что я начал опасаться за его сердце. Но рискнуть он не рискнул.

Адвокат Борух Михельсон находился в комнате, которую я определил как спальню. Одну из спален — в таком доме спальня была явно не одна. Он сидел на стуле, жирный, поросший густым черным волосом и пучил на нас глаза. Сказать он ничего не мог, потому что рот его был заклеен широкой полосой серого канцелярского скотча, и встать со стула он тоже не мог, потому что кто-то его к нему привязал, и привязал очень хорошо, я бы лучше не привязал, с минимальным расходом веревки и максимальным эффектом. В комнате был разгром — кто-то что-то искал, сильно воняло мочевиной.

— Нормально… — оценил я.

Те двое, которые поднялись с нами — угрюмо молчали, они уже поняли, как влипли. Надеюсь, что глупостей делать не будут.

Не мешало бы еще раз напомнить, кто в этой комнате альфа-самец[46]. Пока и впрямь не забыли, и не наделали глупостей.

— Вы двое! Идете вон в тот угол комнаты, становитесь на колени! Лицом к стене! Нет, ты, в очках — отдерни шторы, открой окно — тут дышать нечем от вони. Не пытайся смыться — убью! Не дергаться!

— Я вызову подмогу… — решила Марианна.

Телефон — аппарат стоял на столике у кровати — не работал. Было бы глупо предполагать иное. Я бы удивился, если бы было по-иному.

— Как отсюда позвонить?

Я достал трофейную рацию и бросил Марианне.

— Воспользуйся этим, найди полицейскую волну. Или позвони из соседнего дома.

Когда моя напарница в этом дурно пахнущем (в прямом смысле слова) деле отправилась на поиски средства связи — я подошел к Михельсону, одним движением сорвал с него скотч — а если бы медленно, было бы еще больнее. Адвокат завизжал как резаный, на губах, там, где был прилеплен скотч, моментально появились алые точки крови.

— Не кричи! — сказал я по-английски.

Михельсон продолжал орать и ругаться на языке, который я определил как идиш, разговорный язык евреев. Увы, этим языком я не владел.

— Да не ори ты! — сказал я по-русски и для закрепления хлестнул жирняка по щеке. Подействовало — замолчал, ошеломленно пялясь на меня.

— Ты Борух Михельсон! — продолжал давить я — так?

— Так… — и снова посыпались ругательства, уже на русском.

— А это кто?

Кроме слова «поц» я ничего не разобрал, но понял, что Михельсон этих людей недолюбливает…

— Ты что, деньги должен им?

— Развяжите, я этих…

— Сейчас развяжу. Отвечай. Кто это!?

— Я их не знаю! Они ворвались ко мне, требовали денег!

— Денег? И ты не дал?

— У меня их нет!

— Заметно…

— Развяжите! Вы русский?

— Русский, русский. А ты — нет. И у меня к вам есть парочка вопросов. Кто такой Рахья Латиф, отвечай!?

По метнувшемуся в глазах испугу понял — знает. Помнит о нем, это не обычный клиент с улицы.

— Отвечай! Иначе я уйду!

По багровой роже адвоката я понял, что с ним делали эти заплечных дел мастера из армии. Рядом валялся пакет из прочной пленки, его надевают на голову и душат, пока ты не заговоришь. Не остается никаких следов, идеальная пытка — не то, что электроток или простое избиение. Так можно свести человека с ума — нужно знать меру и продержать пакет на голове ровно столько, чтобы от недостатка кислорода начали погибать клетки мозга, но человек при этом был бы жив. Есть и такие мастера.

— Ты не можешь бросить меня! Это бандиты! — Михельсон снова перешел на «ты»

— Не думаю. Они из армии и у них есть к тебе вопросы. Если не ответишь на мои — вопросы будут задавать они.

— Они бандиты.

Я отступил на шаг, потом еще.

— Господа, можете приступать. Этот парень не желает сотрудничать.

Негр глянул на меня, а я на него — и мы поняли друг друга без слов. Мы теперь временные — но союзники, ему тоже нужна эта информация, равно как и мне. Когда мы ее получим — начнем разбираться друг с другом, но пока надо разобраться с этой жирной тушей.

Негр сделал шаг вперед. Я — шаг назад.

— Скажу!!! Скажу! Скажу, будьте вы все прокляты!

— Так говори!

— Это… Это…

— Кто заплатил?! Кто?!

Михельсон заговорил.