"Рыбацкие байки" - читать интересную книгу автора (Амир Мирсай)

СКЛЕРОЗ

Если человек уходит на пенсию, это еще не значит, что его песенка спета. Я, например, пенсионер, но не хвалясь скажу, что за всю свою жизнь не то что в санатории, а даже в доме отдыха ни разу не бывал. Подойдет летом отпуск — еду на Волгу, строю шалаш и рыбачу.

К чему мне все эти санатории, когда я ничем не болен? Я даже в поликлиники и в те не хожу. Зачем? Там, знаете, какие очереди! Вотал в хвост—был здоров, подошла очередь — заболел от долгого ожидания. Да я лучше пойду к своему соседу и другу Кадырмету. Большой дока и по части болезней, и по части лекарств. Сам любят лечиться и других любит лечить. Он и диагноз поставит, он же и лекарство даст. У него вся аптека в кармане. Сунет туда руку и достает либо пузырек, либо коробочку с пилюлями.

А все же недаром, видно, сказано, что старость не радость! Возраст коварен, он хоть чем-нибудь да напомнит о себе. Мне он о себе напомнил тем, что по памяти меня стукнул — стала она у меня сдавать. И первым это заметил проницательный Кадырмет.

— Э-э, друг Латып! — как-то сказал он мне.— У тебя, я вижу, с памятью что-то... не того! Надо лечиться!

— Чепуха! Идти к доктору жаловаться, что память плохая? Смех один!

— Нет, брат, не смех. Ослабление памяти в нашем возрасте верный признак склероза. А ты знаешь, что такое склероз?

И тут стал он мне рассказывать про склероз, что это за болезнь и какие опасные последствия от нее происходят. А зачем мне, здоровому человеку, все это знать? Тем более что я отлично понимаю, почему он мне все это говорит. Он мне все это говорит потому, что я, обратившись к нему, назвал его не Кадырметом, а Кадрией — именем его жены. Подумаешь, беда какая! Да мой отец, когда надо было позвать кого-нибудь из детей, всегда путался и в конце концов звал по очереди всех семерых. Иногда даже имена своих покойных братьев вспоминал. И ничего — к доктору не обращался, а дожил до восьмидесяти с лишним лет.

Так я себя тогда утешил, но потом убедился в обратном. В дедовские времена на эту болезнь — склероз — можно было, не обращать внимания, но в наш век технического прогресса приходится с ней считаться.

Нас ведь со всех сторон обступает техника! Дома, например, сплошная электрификация: электросамовар, электронагреватель, электрохолодильник! Электричество бреет, стирает, моет, чистят, даже лечит: если что заболит, к вашим услугам электрогрелка.

Человек с ослабевшей памятью превращается во властелина техники в ее раба и порой попадает из-за этого в самое глупое положение. Вроде меня. Многое со мной бывало. И с велосипеда однажды полетел, потому что забыл на тормоз нажать, чуть было руку не сломал, ч и демонстрацию стал фотографировать с закрытым объективом, под хохот демонстрантов. Но все это были цветочки,— ягодки поспели позднее, когда я ушел на пенсию и приобрел моторную лодку. Без моторки нашему брату рыболову теперь, когда Волга стала морем, прожить нельзя. Ну-ка, попробуйте погребите против ветра два километра! То-то! Мотор нужен, мотор! Любой, самый сильный гребец зубами от зависти щелкает, когда мимо него с веселым треском мчится моторка, » на ее корме гордо восседает голопузый малец и посмеивается, глядя, как безмоторный бедняга потеет, борясь с волной!

Я много месяцев приценивался, полгода деньги копил, пока не раздобыл хороший мотор. В пять лошадиных сил. И вот тогда-то я и осознал по-настоящему значение памяти для человека, живущего в эру технического прогресса. Особенно для такого человека, у которого завелась лодка с мотором!

Не стану описывать, сколько мук я пережил, пока с грехом пополам не освоил правил пользования мотором, как тяжело далась мне техническая инструкция со всеми ее пунктами и примечаниями. Но в конце концов одолел я эту премудрость. А одолев, позвал к себе в гости на берег Волги, в свой фанерный домик, друга Кадырмета. Хотелось похвастать перед соседом своими рыбацкими подвигами: ты, мол, дорогой соседушка, находишь вкус в лекарствах, а я живу на просторе речной волны. И сам шайтан мне не брат! И плюю я на свой склероз, тем более что у меня его нет и не было!

Перед тем как прийти Кадырмету, я на всякий случай еще раз проштудировал инструкцию пункт за пунктом. Надо заметить, что у мотора есть одна скверная деталька — «свеча». Величиной с мизинец, а капризов у нее с целый кулак. Не так ее смазал — отказывает. Изменился зазор — тоже. До десятой доли миллиметра чув­ствует, каналья! Я ее заранее всем ублажил. Проверил зазор, протер, просушил, а чтобы она снова не замаслилась, не закрепил ее в моторе, а положил на камень позади дома. Потом отнес в лодку рыболовные снасти. Все проверил — не забыто ли что. А проверив, снова вытащил все из лодки и разложил на берегу, чтобы не поломать, когда настанет торжественная минута подвески мотора.

Все как будто в порядке. Вот и гости явились. Поговорили, попили чайку — надо ехать на рыбалку.

— Эй, друг Кадырмет, давай пару щук на обед привезем!

Гость — ишак хозяина. Кадырмет бодро откликнулся.

— Давай!

Я взыграл душой, как корова, увидевшая поблизости кукурузное поле.

На тропинке между домом и лодкой буря забушевала.

Я бегом волоку мотор, прикрепляю его. Кадырмет грузит в лодку снасти, весла, якорь. Все взяли, ничего не забыли. Прихватили еды на всякий случай. И даже плащи закинули в лодку.

Жены наши посмеиваются над нами:

— Словно на полюс едете, на зимовку!

Я устроил Кадырмета на корме, а сам сел на весла и стал выгребать из затона. Каких-нибудь пять минут — и мы на речном просторе. Какая благодать! Пе­ресаживаемся: я иду на корму, к мотору, Кадырмет—к носу, к веслам.

— Не греби! — говорю я ему.— Возьми весла и следи, чтобы лодка не повернула носом к берегу. Будь начеку. Внимание — завожу мотор!

Все винты подвернуты, все нужные отдушины открыты. Сейчас дерну за веревочку, привязанную к маховику, и... Дерг-дерг... Хоп!..

Обычно маховик туго поддается, а на этот раз он повернулся, как мне показалось, легко, не захотел осрамить меня перед гостем. Тем не менее мотор не завелся! Но где же это видано, чтобы лодочный мотор заводился с одного оборота?! Если после четырех затарахтит, и то слава богу!

Дергаю снова, еще раз, еще дергаю, четвертый раз... Не тарахтит! Но при этом подозрительно легко вращается. Что такое? Надо посмотреть, проверить!.. Батюшки! Да я же, старый дурень, забыл свечу в мотор вставить! Как положил ее на камень возле дома для просушки, так она там, бедненькая, и лежит. Ничего не поделаешь, надо возвращаться!

— Кадырмет, сосед, поворачивай к берегу, греби, дорогой, я свечу забыл. Подождешь меня в лодке, я сбегаю, принесу.

— Вот видишь, соседушка, склероз играет с тобой как кошка с мышкой!

Пристали к берегу. Кадырмет остался в лодке — сидит, смеется. А я согнулся в три погибели — и бегом к дому. Бегу и про себя молюсь: сделай Так, аллах, чтобы жена моя нас не увидела! Увидит — засмеет.

Слава аллаху, жены возле дома я не обнаружил — куда-то ушла вместе с гостьей. Где мой камушек? Вот он! Схватил свечу и, как мальчишка из сказки, что похитил золотой гребень у русалки,— опрометью назад, к лодке.

Кадырмет хохочет.

— Жаль, что старики вроде тебя теперь бороды не носят!

— При чем тут борода?

— Уж больно ты был хорош, когда бежал по берегу в одних трусах. А с бородой да седой был бы еще лучше! «Дед Латып, знаменитый бегун, делает пробежку по берегу Волги!»

— Сейчас ты увидишь, на что еще способен твой знаменитый дед Латып!

Снова отчалили от берега. Кадырмет — на веслах, я — у мотора. Свеча на своем месте, прекрасно!

Смотри, сосед, как это делается. Любуйся!

Обернул шнур, где положено,— точно, по инструкции. Смеха ради сотворил молитву: «Бассмилях-иррах-ман иррахнм...» Дерг!.. Не завелся!.. Не беда — с одного раза никогда не заводится. Дерг!.. Дерг!.. Дерг!.. Ничего, ничего, пусть нагреется как следует. Дерг!.. Дерг!.. Дерг!.. Не заводится?.. Нельзя унывать,— бывает, что только с двадцатого раза затарахтит. Дерг!.. Дерг!.. Дерг!.. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать... Не заводится! Не тарахтит, собака! Поворачиваю мотор боком, чтобы вытащить эту каверзную детальку,— и вдруг...

— Ах, старый я дурень! Ах, болван я, болван!

— Что там у тебя еще?

— Свечу вставил, а провод, подающий ток, не включил.

— Склероз продолжает свою игру! — веско говорит Кадырмет.— Погоди, он тебе еще и не то покажет!..

— Ничего! Все хорошо, что хорошо кончается.

— Ты думаешь, что все уже кончено?

— Самое главное — найти причину помехи. Я ее нашел — дальше пойдет как по маслу!

Все налажено. Мотор поставлен прямо.

— Кадырмет, следи за носом лодки, не давай ей вилять. Р-раз!..

С одного оборота мотор у меня на этот раз затарахтел. Полный вперед. Помчались!

Картина такая: впереди — задранный кверху нос лодки, позади — я с задранным от гордости носом, а в середине — Кадырмет. Щучий рот до ушей. Что-то кричит, но нельзя разобрать слов: мотор тарахтит так, что все заглушает. Но мне и так понятно: рад Кадырмет. И за себя рад. И за меня. А мне от радости петь хочется во все горло. Хорошо! Чувствую себя властелином не то что лодки, а всей вселенной! Хоть и помучился я с мотором, пока его запустил, но зато до заранее облюбованного мною места — знакомого щучьего гнезда — мы о Кадырметом домчались за десять минут. Здесь я своей волей,— слышите — своей! — заглушил мотор. Подвел на веслах лодку к нужной точке и забросил якорь. Не какой-нибудь там старый, испорченный утюг, а настоящий якорь — трехлапый, железный. Я его специально к приходу Кадырмета раздобыл. Надо было бы еще и подходящую веревку к нему достать, но не достал, не сумел. Обойдемся пока тем, что есть.

Все в порядке. Пора приступать к главному — к ловле щук на обед.

— Кадырмет, друг, ну-ка, достань из того ведра жестяную коробочку, в ней крючки.

Кадырмет роется в ведре.

— Нету здесь никакой жестяной коробочки!

Сердце у меня упало. Вырвал у Кадырмета из рук ведро, роюсь в нем сам. Ключи, отвертки, гвозди, клещи... Где же жестяная коробочка с крючками и блеснами? Коробочки нет! Вай, вспомнил! Я же ее, проклютую, чтобы не забыть, положил на самое видное место — на пенек, за который лодочную чалку обматываю!.. В сердцах говорю Кадырмету:

— Эх ты, тетеря! Неужели ты не видел коробочку на пеньке?! Сказал бы мне: «Сосед, не забудь ее взять!»

— Я тебе еще в прошлом году говорил...

— Про коробочку?!

— Про твой склероз! Лечиться надо, братец, лечиться, пока не поздно.

— Ладно! — говорю,— Не будем унывать. Мотор еще не остыл, смотаемся домой за коробочкой, все в наших руках!

Дерг! Мотор затарахтел с одного оборота,— значит, действительно еще не остыл! Лодка рванулась вперед...

Но... что это?! Почему она не идет туда, куда нам надо, а тянет в сторону? Сильно кладу руль налево. Лодка задирает нос и бросается вперед, как норовистая кобыла, а рядом с бортом всплывает оборванная веревка. И тут же, словно подавившись своим собственным треском, глохнет мотор.

Оказывается, я забыл выбрать якорь! А он, видать, крепко зацепился своими железными лапами за дно, веревка не выдержала рывка пяти лошадок и лопнула! Наверное, мотор теперь основательно вышел из строя. Положение — хоть плачь! Но я опять радуюсь: веревка-то все же осталась цела, а она бельевая, я ее тайком от жены взял. Едем назад, а Кадырмет свое твердит:

— Лечись, друг Латып, лечись, а то пропадешь. Послушался я в конце концов его совета.

Через несколько дней погода испортилась, подул северный ветер — клева не жди. Дай, думаю, поеду в город. Зайду в поликлинику, посоветуюсь с врачами насчет своего склероза. Пришел. Занял очередь к врачу. Повезло мне — сосед по очереди оказался рыболовом. Рыбак с рыбаком всегда найдет общий язык. Где ловите да на что ловите, что поймали, что упустили... Не заметил, как очередь подошла.

Вхожу в кабинет врача. Молодая красивая женщина в белом халате ласково говорит:

— Подойдите поближе. Подошел поближе.

— Садитесь!

— Сел.

— Самочувствие у вас какое? Я растерялся, пожимаю плечами.

— Хорошее — говорю.

— А на что жалуетесь?

— Вроде не на что мне жаловаться.

— Зачем же вы тогда ко мне пришли? Что у вас болит? И где?

Я еще больше растерялся. Что у меня, действительно, болит? Где болит? Не могу вспомнить! Забыл! Так ничего ей и не сказал. Поднялся и ушел. Вот что склероз делает!