"Тьма на ладони" - читать интересную книгу автора (Фудзивара Иори)8На стене плясали блики огня. Красные, сумасшедшие блики. Взгляд наткнулся на часы. Значит, закат. Неужели я провалялся в постели так долго? Видимо, все из-за лекарства. Рубашка, которую я так и не снял, была мокрой от пота. Шатаясь, я поднялся с постели. Снял рубашку. Вытерся полотенцем. Кажется, я сильно похудел. Измерил температуру. По-прежнему за тридцать восемь. Отыскав мобильник, я открыл блокнот и набрал номер Киэ Саэки. Автоответчик. Тот же механический голос, что и вчера. Я подошел к двери, вытащил из щели вечернюю газету. Экономическую газету. Некролог Исидзаки разместили не только в «светской хронике», но и на первой странице. Не будь его гибель такой загадочной — черта с два бы они так старались. В некрологе приводилась крайне туманная фраза Тадокоро: Дальше шел комментарий о том, что, если к концу месяца балансовая прибыль «Напитков Тайкэй» уйдет в минус, компания останется без дивидендов. И что уже к двум часам дня акции «Тайкэя» резко упали. А в конце некролога сообщалось о заупокойной службе в доме Исидзаки сегодня ночью. Я отшвырнул газету и осмотрел руки. Чуть выше локтя заметил красные пятна. Именно там меня позавчера сдавила ручища Майка Тайсона. Я снова прокрутил в памяти вчерашний день. Когда я выходил от президента, Исидзаки окликнул меня. «Все собирался тебя спросить…» Почему он вдруг вспомнил то, что произошло двадцать лет назад? Неужели и правда лишь потому, что увидел меня опять? Сегодня я собирался до вечера проваляться в постели, но теперь передумал. Достал новую рубашку, надел костюм. Отыскал в шкафу черный галстук. На заупокойную я еще успеваю. Если повезет, я наконец повстречаюсь с той, кого искал позапрошлой ночью. Возможно, она тоже прочитала некролог. Шансы, конечно, невелики, но кто знает… Когда я вышел из метро, уже темнело. Вокруг были все те же кварталы Хироо, только дом Исидзаки находился в другой стороне. Точного адреса я не записывал, да этого и не потребовалось. Сразу за турникетами стояли молодые сотрудники компании с траурными повязками на рукаве. Низко кланяясь гостям, они объясняли дорогу к дому. Я прошел вдоль набережной Арисугава, взобрался на холм. Начиная от германского посольства, вдоль дороги выстроились автомобили один дороже другого. Я свернул в переулок, прошагал еще немного — и вышел к японскому особняку, во дворе которого толпились люди. Вместе с двором этот особняк занимал столько же места, сколько моя многоэтажка. Миновав ворота, я подошел к столику регистрации. Вручил конверт с памятным подношением[20], выложил на стол визитку. И тут над моим ухом прозвучал укоризненный голос: — А бантик-то у вас напечатанный!.. Я поднял голову. За столом регистрации выстроились пять девушек в униформе. В том числе и Мари Охара. Черный костюмчик, едва заметная улыбка. — Конвертик небось в переходе купили? — А что, из перехода уже не годится? — обиделся я. — Ну и манеры тут у вас на приеме! Охара строго улыбнулась. — Спасибо, что пришли, — сказала она уже так, чтобы все услышали. — Благовония еще не зажигали?[21] Я кивнул и направился к дому. В просторном садике, освещенном ритуальными светильниками, выстроилась изрядная очередь. На длинной доске, положенной у дверей дома, белела табличка: «Для обуви», а вдоль порога тянулась цепочка пластмассовых тапочек для гостей. В очереди у входа я заметил начальников высшего эшелона крупных компаний, чьи портреты так и мелькали в газетах. Вскоре очередь пришла в движение. Когда подошел мой черед, я тоже разулся. Миновав прихожую, я очутился в просторном зале. Сразу напротив входа был установлен похоронный алтарь. Весь пол устилала белая ткань, точно скатерть на кухонном столе. У входа в зал стоял Какисима. Каждому входящему он отвешивал низкий поклон. Увидев меня, он чуть заметно кивнул и лишь потом поклонился. Цепочка людей с благовониями в руках постепенно продвигалась вперед. Президент Исидзаки тепло улыбался с фотографии на алтаре. Справа от алтаря на раскладных стульчиках сидели, насколько я понял, сын и невестка, брат Исидзаки с женой и президент «Продуктов Тайкэй» с супругой. Слева от алтаря — гендиректор Тадокоро и остальные члены совета. Кроме них, я не увидел ни одного знакомого лица. Я поднес благовония, наскоро помолился и вышел. За воротами дома я огляделся — и тут же заметил двух мужчин в черном. Они стояли по разные стороны улицы, неподвижные и едва различимые в темноте. Один курил сигарету. Они стояли, ничего не делая, и пристально изучали всех входящих и выходящих гостей. Что это за люди — сообразил бы даже ребенок. Стальной взгляд полицейского не перепутаешь ни с каким другим. Я вернулся во двор. Молодые сотрудники, что встречали гостей на станции, уже примкнули к толпе коллег. Все ожидали каких-нибудь распоряжений. Но, кроме пяти девушек у столика регистрации, дел никому не нашлось, и парод бесцельно слонялся по двору. Я встал у крыльца, гадая, чем бы заняться. Ко мне приблизилась чья-то тень, и я повернул голову. Томидзава. Второй человек в нашем отделе, которому предложили уволиться добровольно. Старше меня года на два или три. — Господин Хориэ, — негромко обратился он ко мне. — Мои соболезнования. Вы уже поднесли благовония? — Да. — Н-да… Смелости вам не занимать. — Это почему? — Вообще-то, сотрудники нашего отдела еще ждут своей очереди… После родных и особо важных гостей. Хотя, конечно, жестких правил здесь не бывает… — Ах да! — очнулся вдруг я. — Я и не подумал. Очень глупо с моей стороны. — Да, кстати. Извините, что не ко времени… То, что вас снова берут на работу, уже решено? Я покачал головой: — Ничего подобного. Он как-то судорожно вздохнул. — Да… Нервы у вас что надо. А я сегодня в обед уже сбегал на биржу труда. — Кажется, теперь это называют повеселее? «Здравствуй, новая жизнь»[22] или что-то вроде? Он горько усмехнулся: — Да как ни называй. Суть не меняется. — Значит, все-таки решили уйти? — Да нет… Просто так сходил. На всякий случай. Меня ведь, если что, даже в филиал переводить не станут. — Это почему же? — Потому что я — Что, серьезно? Томидзава снова вздохнул: — В общем, Хориэ, я вам завидую… — пробормотал он куда-то вбок. — Почему? — Я вот тоже в своем доме живу. Конечно, не сравнить с президентским. Но кредит за него еще выплачивать и выплачивать. Трое детей. Старший еще школу не закончил… Не договорив, Томидзава махнул рукой и отошел. Я хотел было окликнуть его, но раздумал. Возможно, стоило бы передать ему слова Какисимы. О том, что через каких-то полгода найти работу станет еще труднее. Но у меня не было таких полномочий. Томидзава решал за себя. К каким бы выводам его это ни приводило. Поток посетителей все не кончался. Но узнавал я лишь тех, с кем работал, когда был менеджером, или же больших начальников, с которыми когда-то пересекался. Через час очередь поредела и воздух стал прохладнее. Меня снова знобило. Перед глазами опять поплыло. Но я молча терпел и ждал. Внезапно я почувствовал легкое оживление вокруг. Словно от самых ворот повеяло чем-то странным. Я обернулся — и увидел, как во двор входит пожилой человек. Лет под шестьдесят. Двубортный костюм с иголочки. Седые волосы аккуратно собраны в хвост на затылке. Финдиректор Одзаки, стоявший у ворот, мгновенно согнулся в поклоне. В его поклоне не было фальши — одно лишь безграничное уважение. Старик прошел во двор, а его телохранитель в черном пиджаке встал рядом с Одзаки у выхода. Новый гость отметился за столиком регистрации и неторопливой походкой направился к дому, глядя прямо перед собой. Подойдя к дверям, он остановился рядом со мной и начал снимать ботинки, делая это чуть медленнее, чем нужно. И негромко пробормотал: — Привет, малой. — Малых по списку не значится, — ответил я. — Вот как? Ну что ж, извини… Давненько не виделись, Масаюки! — Да уж, — сказал я. Каждый из нас продолжал смотреть в свою сторону. — Надеюсь, у тебя все нормально? Сейчас много людей, толком не поговорить… Но будет время — как-нибудь поболтаем? — Времени не будет. — Да-да, конечно. Я понимаю. Прости старика, сорвалось. Не серчай… Не сказав больше ни слова, он сунул ноги в тапочки и растворился в доме. Я обернулся к выходу. Парочка за воротами застыла, пристально изучая двор. Сейчас их глаза чуть не сверлили дверной проем, в котором исчез седовласый. Телохранитель седого, подпирая ворота, пялился в пустоту, и в его глазах не читалось ни малейшего интереса к происходящему. Я направился к столику регистрации и заглянул в список посетителей. Седой расписался размашисто и неразборчиво. Имя сочинил, фамилию оставил как есть. Одзаки у ворот уже не было. — Господин финдиректор! — вдруг послышалось у меня за спиной. Санада? Я и не заметил, что все это время он крутился поблизости. — Вы случайно не в курсе, кто этот седой господин? Видимо, Одзаки подошел сюда с той же целью, что и я. Решив не оборачиваться, я стоял и слушал, как он небрежным тоном учит Санаду уму-разуму: — Вообще-то я сам себе не поверил, пока в журнал не заглянул. Смотрю — точно! Я-то лично с ним не знаком. Но фигура известная! Это, брат, сам Дайго Сакадзаки. Глава группировки Сиода… — Сиода? Банда якудзы?! — Она самая… Одна из старейших в Японии. А он уже четвертый в династии. И теперь возглавляет не только Сиоду, но и весь клан Минамото. — Минамото?! — Санада выпучил глаза. — Под которым весь район Канто?[23] — Эй, ты чего разорался? Прикуси язык! Или вон тот верзила тебе его мигом укоротит. — Прошу прощения! — тут же притих Санада. — Но что этот мафиози делает на похоронах нашего президента? — Не знаю, не знаю… Это уж не в моей компетенции. Я-то сразу почуял неладное. Не зря здесь полиция ошивается. — Какая полиция? — А вон те двое, за воротами. Каждого посетителя глазами ощупывают. Я еще до службы к ним подошел, спросил, что да как… Мы, говорят, участковые из Адзабу. Не волнуйтесь, дескать, мы вам не помешаем. Вежливо так ответили. Ну я и отстал. Хотя могу спорить: на самом деле эти парни из отдела по борьбе с бандитизмом. — Ох… А я и не заметил. Но разве господин президент был связан с якудзой? — Кто его знает. Еще в восемьдесят втором, после принятия поправки насчет сокайя[24], он официально заявил, что не имеет к якудзе отношения. Тогда его как раз избрали гендиректором… Может, за это ему в дом и подкидывали дохлых собак и кошек. Обычно так якудза своих предателей метит… Давно это было, я мало что знаю. Но слухи ходили. Может, из тех времен отголоски? Трудно сказать. Но о том, что их главный на поминки заявится, никто и подумать не мог! Такие птицы, как Сакадзаки, на людях светиться не любят… — Что ж, он и правда такой великий? — Какой есть. Мало того, что весь клан Минамо-то под себя подмял, так еще и сын самого Кётаро Сакадзаки! В этой стране ты не найдешь ни одного директора дзайбацу[25], который не знал бы его папашу. Да ты и сам небось о нем слышал, даром что начальник отдела… Санада судорожно сглотнул. — Да уж, слыхал. Самый великий сокайя, олигархов разводил. Когти даже в политику запустил. Кажется, у него еще кличка такая была — Фиксатор. Лет пять уж как на том свете… — Точно. Когда помер, ему уже за девяносто было. Сынок сперва отцову банду возглавил, а потом и остальных под себя подмял. Уж не знаю, какими способами. Может, у них это по наследству передается… В общем, создал новый клан по модели кансайского[26]. Клан Минамото работает очень гибко — хоть и контролирует ведущие корпорации страны, своих подопечных друг с другом не ссорит. Со всеми договаривается по-хорошему. А потому и с поличным их поймать очень трудно. Про папашу Кётаро какие только слухи не ходили! А наружу так ничего и не выплыло. Вот если б еще сынок вел себя, как родитель, и не высовывался, — всем бы проще было… — Сын Фиксатора?! — ошарашенно пробормотал Санада и наконец заткнулся. Девушки за столиком регистрации начали поглядывать в нашу сторону. С явно испуганными лицами. Похоже, уловили кое-что из этого разговора. По крайней мере, Охара точно подслушивала. Одзаки ушел: за спиной постепенно затихли шаги. Вскоре его фигура вновь замаячила у ворот. И тут Санада заметил меня: — А-а, Хориэ! Явился-таки? Что, уже выздоровел? — Худо-бедно… Санада собрался было что-то сказать, но тут же захлопнул рот. В дверях дома опять появился седой. Неторопливо обулся и так же медленно зашагал обратно к воротам. Одзаки снова отвесил ему поклон. Старик даже не повернулся. Когда он исчез, финдиректор выпрямился и шумно перевел дух. Особо важные гости постепенно разъехались, и рядовые сотрудники выстроились в цепочку у входа. Я отошел от Санады и снова встал в очередь. Все-таки в доме по-прежнему дежурил Какисима, а в мой первый заход нам пообщаться не удалось. — Шеф? Вы что, уже поправились? Я обернулся. Охара стояла в очереди сразу за мной. — Успею еще. А пока терплю. — В живых останетесь? — Да уж как-нибудь… Пропущу где-нибудь стаканчик да и спать завалюсь. — Стаканчик? — Она покачала головой. — А завтра что делать будете? — Не знаю пока. Посмотрю по самочувствию. Если с утра не выйду, отметь в расписании, что я взял выходной. — Хорошо… Вам, кстати, сегодня в обед звонили. — Кто? — Какая-то женщина. Я сказала, что вы отдыхаете и я могу что-нибудь передать. Но она повесила трубку. Даже не назвалась… — Сколько лет примерно? — Не старушка. Но и не девочка. — Что — женщина без возраста? Она улыбнулась уголком губ: — Не знаю, есть ли у нее возраст. Но вроде постарше меня. Голос низкий, грудной. Никого не вспоминаете? — Трудно сказать. У меня всяких подруг хватает. — Не так много, чтобы нос задирать… За два года я вас еще ни разу не соединяла с женщинами по личным вопросам! — На этом свете, поверь, тебе еще много чего не известно. — Шеф! — Ну, чего? — У вас из носа течет. Будете так ходить — от вас последние подруги разбегутся! Она достала из сумки пачку бумажных салфеток. Я вытащил парутройку и вытер нос. Подошла моя очередь, и я опять вошел в дом. Какисима все так же стоял у входа в зал и кланялся каждому вне зависимости от возраста и положения. Я тронул его за локоть. Мы отошли в сторонку, и он с удивлением посмотрел на меня: — Ты чего? — Какого черта этот якудза приходил? Он нахмурился. — Ты о Сакадзаки? — Так ты его знаешь? — По имени и в лицо, не больше. Но заметил сразу. — И что он здесь забыл? — Понятия не имею. Компания от рэкетиров давно отделалась. Сам же Исидзаки с ними порвал, и мы с тех пор придерживаемся его политики. Так что у меня и самого челюсть отвисла. А что делать? Не выгонять же… — Хм-м, — задумался я. Он как-то странно посмотрел на меня. — А может, ты с ним знаком? — Как сказать… Признаюсь только тебе: когда-то пересекался. Очень давно. Он немного подумал. — Ладно. Об этом позже поговорим. Оклемайся сперва. Видок у тебя ни к черту… — Да ладно. Это как раз ерунда. Лучше скажи, что там с копией фильма. — Сын Исидзаки сказал, что личные вещи начнут разбирать завтра, как служба закончится. А закончат через три недели, к официальным поминкам. Так что эти поиски времени займут будь здоров. Не говоря уж о том, что кассет Исидзаки наснимал целую гору. Я предложил помочь, да он очень вежливо отказался… Но тут уж ничего не поделаешь. Частная жизнь все-таки. Он, похоже, забыл, что через три недели я уже не буду сотрудником компании. — А секретаршу его расспрашивал? Куда он в последний день выходил и так далее… — Конечно. Сразу после твоего звонка он отправил ее в универмаг на Нихонбаси. Попросил купить новый галстук. Мы потом с ней вместе проверили — этот галстук так и висит в шкафу. — А потом, когда она вернулась? — Потом ему кто-то звонил. Ни кто это был, ни о чем они говорили — она, конечно, не знает. Но после того, как она их соединила, лампочка на ее телефоне очень долго не гасла. Потом Исидзаки сказал ей, что скоро придет, и куда-то вышел. Звонили ему в три часа, а вернулся он почти в пять. Особенно ее удивило, что он не сообщил, куда и зачем уходит. — А дальше? — Дальше не очень понятно. Около шести Нисимура попрощалась с ним и ушла домой, а он, похоже, остался по каким-то делам. — Ну так я скажу, по каким делам. Говорят, в семь часов он спустился к нам на этаж. Там оставалась только Мари Охара… Что случилось в конторе, лучше не скрывать. Никогда не знаешь, кто за тобой наблюдает. Какисима вытаращил глаза: — Зачем бы он заходил в рекламный? — Как показалось Охаре — возможно, перед тем как покончить с собой, его пробило по ностальгии. И он решил заглянуть туда, где когда-то работал… — Ну что ж. Тоже не исключено. — И вот еще что… Полиция ничего не выпытывала? — Да нет. По-моему, они уже считают дело закрытым. — Как знать. Два копа с чугунными мордами сегодня весь вечер у дома ошивались. Да и ты говорил, что следователь из Второго отдела в ночь смерти сюда притащился. Кажется, на его счет у тебя были какие-то догадки? Похоже, он удивился. И, понизив голос, переспросил: — Здесь были копы? — Ну да… Сам же рассказывал: после того как Исидзаки порвал с рэкетирами, якудза ему травлю устроила. Может, полиция опасалась каких-нибудь инцидентов? — Возможно. Только знаешь… Наверно, нам больше не стоит во всем этом ковыряться. Я посмотрел на него. Он задумчиво потер подбородок. — А? Как думаешь, Хориэ? — Ты о чем? — Даже если мы поймем мотивы его самоубийства, это ни к чему не приведет. — Не понимаю. — Я вот сейчас здесь стоял… Люди прощались с ним, а я то и дело смотрел на его фотографию. Мягкая улыбка, доброе лицо… И я подумал: что бы там ни осталось после смерти — его настоящих мотивов нам все равно никогда не понять. Конечно, Он обернулся к алтарю. Я не стал. Красивое фото с траурной ленточкой стояло здесь для тех, кто остался в живых. — Может быть, ты и прав, — сказал я. — Но я никогда не слыхал о самоубийцах, которые кончали с собой, чтобы сказать кому-то спасибо… Лицо Какисимы помутнело и куда-то отъехало. Я начал терять равновесие. Какисима подхватил меня под локоть и потрепал по щеке. — Эй, Хориэ! Ты в порядке? Да ты весь горишь! Тебе в постель надо, братец! — Да ну, ерунда… — Вот же упрямый, черт! Иди-ка домой да отоспись хорошенько. После поговорим! — Ладно, — сдался я. Наверно, он прав. Все равно здесь не лучшее место для таких разговоров. И я решил вернуться домой. Когда я вышел за ворота, ни полицейских, ни машин уже не было. Я побрел по тихой улочке обратной дорогой, покачиваясь от слабости. |
||
|