"Исцеляющее безумие: между мистерией и психотерапией" - читать интересную книгу автора (Соколов Дмитрий)

Глава 3. Мистериальная атрибутика.

Описывая другие мистерии, я перейду к другим сюжетам; тем не менее, стоит заметить, что есть базовые, каким-то образом необходимые темы, которые должны быть «отыграны» в любом случае. Их НЕОБХОДИМОСТЬ становится особенно очевидной, когда их пытаются обходить всякие обходимцы. Не то чтобы это было невозможно, но их присутствие, наподобие мифического эдипового комплекса, неистребимо, и будучи нереализованным, искажает любые другие действа. По отношению к ним ЧТО-ТО нужно делать, вот что я имею в виду. Итак, такими темами я считаю:

· возвращение к природе,

· оргию,

· унижение (обезличивание),

· очищение и

· героический прорыв.

Очень много ниточек связывают эти темы друг с другом, и это убеждает меня в цельности материи.

Если бы я встал перед Господом ответчиком за человечество, и Он, весь в синих молниях, спросил бы меня: «Что ж вас всех так в групповуху тянет?», я бы ответил: «Не знаю, Господи. Тянет.» Вот если бы Он вызвал Мирчу Элиаде, тот стал бы, вероятно, тереть об идее изначального единства, которое в оргии хоть как-то реализуется; о стародавней общности жен; о восстановлении первичного мифического Хаоса; о стимуляции плодородия; об отзеркаливании на Земле воссоединения небесной божественной четы…

Не переписывая уймы примеров из Элиаде, Фрезэра и прочих обозревателей мифологий, я подписываюсь под универсальностью темы. Сексуальные оргии чрезвычайно привязаны к мистериям, праздникам и духовным сектам не только в исторической перспективе, но и в любой общине собранных с подобными целями людей современных (то есть психологически). Сколько угодно фантазий, страхов, символики и т.п. легко доступны для наблюдения. Другой вопрос, что с этим делать.

Самый простой ответ – делать оргию. Ведущий здесь, понятно, прилично рискует – в общем виде, тем, что мощность эмоциональных переживаний перекроет всё остальное, включая основную тему мистерии. Еще хуже, что это же может случиться и с самим ведущим. То есть – это не проблема только тогда, если оргия является центральной заявленной темой.

Здесь еще стоит иметь в виду, что оргия объединяет людей либо анонимно, либо очень личностно. Другими словами, ее легко делать либо людям, друг с другом незнакомым, либо людям, друг с другом близким. Первое, понятно, технически легче, и ближе духу мистерии. Учтите только, что если дать участникам вечерок «пообщаться», назвать друг другу имена и т.п. – и прощай, анонимность. (Заметим ниточку, которая тянется отсюда в следующую тему, «отбрасывание характера», «обезличивание».)

Итак, что же делать, если не делать оргию? Обычный ответ – делать то, что около, тянуться к ней, отрабатывать ее основные моменты в других, более контролируемых процессах. Простые аналоги: «телесное общение» без правил в закрытом помещении, можно в полной темноте и с запретом выходить в течение, скажем, часа; стриптиз (каждый танцует перед всеми остальными); усиленное (типа голотропного или «чакрового» (по Ошо) дыхание в полуобнаженном или совсем голом виде; танцы раздетыми; массажи, когда несколько человек «ублажают» одного. Это – из моих практик; понятно, что вариации можно множить, поскольку это всего лишь вводные, наподобие детской игры «в доктора». Важно понимать, с какими энергиями имеешь дело и чего от них можно ожидать.

Следует помнить вот еще что со всеми этими игрушками в освобождение. Социальное существо – невротик по определению, и одной из его базовых характеристик является «бегство от свободы». А основной идеей оргии является как раз свобода. Что же будет делать «социальное существо», попав в подобную ситуацию? Оно будет «стараться быть свободным», то есть держаться за вводные, как бы глупы и расплывчаты они не были. Зачем? – не брать на себя «лишнюю» ответственность. Красивый пример мне дала однажды группа психологов, которой на семинаре по сказкотерапии было задано сочинить сказку «про существо, которое не могло громко сказать слово блядь». Так вот, в прочитанных со сцены десятке сказок (вполне остроумных и интересных) аккуратно упоминалось слово «блядь» – и больше ни одного матерного слова, хотя, понятно, напрашивались. Такая вот свобода в заданных – хотя вовсе не заданных мной, ведущим – рамках.

__________________

Вот еще одна интересная игра из числа религиозных церемоний (мне известны примеры из Африки и Индии). Мужчины становятся против женщин, и две группы начинают высмеивать друг друга обязательно похабными словами, максимально хамски откровенно, и преимущественно в сексуальном плане. Пиписьки, другими словами, высмеиваются особенно тщательно.

Что это? Одним махом – вычищение накопившейся грязи, унижение (ниточки в соседние главы) плюс прелюдия к оргии. Отыгрывается тот самый элемент унижения, «овладения», присущий сексу, насилия, опошления высоких чувств грубым телесным. Замечательное занятие, хотя трудное для постановки даже тем, кто с отличием закончил Институт Культуры по специальности «массовик-затейник». Шучу, ничего трудного, господа бляди и блядуны.

Мат здесь должен употребляться в своем прямом смысловом значении.

В одном этнографическом тексте подобная церемония была названа «креативное состязание полов».

______________________

Противоположный аспект оргии – прелесть, нежность, культ красоты. Это не менее закрытый аспект для многих мистов (особенно для мужчин типа «цивильный папик» и женщин типа «деловая колбаса»), чем для иных – матерная откровенность. Когда обыгрываются темы возвращения к природе – это оно. В темах демонстративности и эксгибиционизма – оно. В темах наслаждения моментом в потоке вечности – оно. Интересная вариация – соблазнительные танцы обнаженных женщин на мужской инициации (тоже из практик реальных племен Африки и Америки), дабы не соблазнились. А вы дабы поняли, что одни и те же процессы можно использовать в совершенно разных целях, нет никакой однозначной связи, все зависит от того, какое представление вы вокруг этого устраиваете. И почему хамскую и пошлую оргию можно использовать в спектаклях духовного развития.

Если оргия – очень понятный для моих соплеменников атрибут мистерии, то унижение понимается и принимается гораздо хуже. Я открыл для себя эту тему, как любил говорить Юнг, «эмпирически», то есть из практики. Почему-то на совершенно различных действах, на аналитических ли группах, или на «беспределах», кто-то хотя бы раз разыгрывал – сознательно или без – сцену «унизьте меня», «ударьте меня», «разорвите меня на части». Спектакли эти обычно не удавались, оставляя кучу тягостных ощущений, но сама повторяемость меня задела – особенно при том, что это делали совсем разные люди, и девушки-хохотушки, и дамы калибра тяжелой артиллерии. Здесь уместно сделать сноску, что я вообще склонен относиться к результатам как к замыслу – не к тому, который был выписан лозунгом, но к реальному, тому, что собрал нас вместе. Можно сказать, что мои действа (хотя бы только для меня) реконструируют мифологию психологически. То, что происходит – не как задумывается, а именно что и как происходит – открывает и проявляет элементы универсальной мифологии не хуже этнологического исследования папуасов.

Итак, эта потребность в унижении, более глубокая, чем Берновская игра «Ударь меня», отражает, как я думаю, базовую черту ритуалов инициации, а значит – процесса трансформации. Логика здесь очевидна: нынешнее состояние, из которого человек стремится выйти, должно быть попрано. Оно должно потерять свою прелесть.

В сказках это прекрасно видно. Возьмите «Железный Ганс» или «Принцессу-свинопаску» братьев Гримм (как мужской и женский варианты) – и там, и там королевское дитя становится слугой самого низкого пошиба. Это чаще всего связано с кухней, самым грязным местом работы (Золушка, Маленький Мук, солдат, который чертов чумазый брат и т.д.). Обычными испытаниями сказочного героя является обмывание вонючего старика, женитьба на лягушке, семь лет службы и т.п. – и общей темой здесь сквозит унижение.

Он именно что должен пасть низко, на дно колодца, на дно общества, во власть «грубых зверушек», которые, как заметила в своем трипе Алиса, «всё время норовят командовать». Зачем? Такова логика, и если задуматься, это железная логика, которой трудно придумать альтернативу. Это – логика молитв («Прах я еси, Господи!»). Это – логика религиозных и духовных сект («Тридцать ударов этому монаху»). Это – логика психотерапевтического принятия себя и мира (как говорит Михал Михалыч, «Какие хорошие люди здесь собрались! А бздуном никто не хочет быть?»).

______________________

Унижение, в сущности, хреновое слово из-за того, что описывает способ взаимодействия между людьми. На самом деле, в мистерии – инициации – по-любому должен происходить простой процесс растворения личности, такова алхимия. Не пригибания и обламывания этой липкой структуры (что подразумевает слово «унижение»), но гораздо более тотальный и безличный процесс об-нуления, о-без-личивания. Идеальным условием хорошей инициации является возврат к тому простому и базовому состоянию, которое в дзэне называют «твоим лицом до того, как ты родился». В инициации участвует не личность, обладающая характером, а просто человек, существо, душа. Все привычки, заморочки, способы крутить мысли этого существа являются не просто вторсырьем, но именно мусором или чем-то вроде мягкой мебели в горном походе. Скорее всего, именно они и довели это бедное существо до того печального и униженного положения, что ему потребовалась инициация.

Железная логика. Как же это достигается практически? По всем фронтам, на всех доступных уровнях. Личность стоит на фундаменте своих историй, а характер состоит из привычек и предпочтений. Поэтому истории, привычки и предпочтения более-менее игнорируются. Минимум разговоров. Убрать имя (можно дать взамен кличку; на одной мистерии я просто попросил участников пронумероваться на первый-второй-и т.д., а потом эти номера сделал именами). Простые процессы, в которых нет «достижений и потерь» (никто не может никого победить, и даже просто сделать что-либо правильно), наподобие быстрого дыхания, танца, бега. Ты дышишь или танцуешь, когда у тебя это хорошо получается, и ты дышишь или танцуешь, когда у тебя это не получается; нравится – дышишь, не нравится – дышишь. Твои реакции и мысли по этому поводу сугубо вторичны; как правило, тебя никто о них не спросит. Мистерии нет дела до твоей личности (личины), ей есть дело до других вещей в тебе. Личности, как и уму, невозможно запретить функционировать, но внимание переключается на другие функции.

Освобождение от характера – великая свобода.

Можно поиграть красивыми словами и сказать, что очищение от характера и очищение от грехов – одно и то же. Оставим такую точку зрения людям серьезным и духовитым; в ней безусловно есть правда; сами же займемся вещами попроще, вроде баньки в субботу. Очищаться человеку нужно не от великой греховности; так, просто, живешь-живешь – пачкаешься. Опять – в физическом смысле очищение от грязи в культуре прекрасно понятно и отточено; а вот в психологическом – еле-еле. Кроме церковной исповеди есть, пожалуй, только идея релэкса по выходным, кое-какого очищения от «стресса». Опять мистерия предлагает компенсировать ежедневную культуру специальными практиками.

Почти все идеи очищения легко понять по аналогии с баней. Так же, как там, нужно раздеться и «грязь обнажить», чтобы она стала доступной для «воды». Понятно, исповедь здесь хороша, но, на самом деле, любой процесс обнажения, актуализации плохо видимых «грехов» хорош. Та же оргия – она обнажает таящиеся сексуальные импульсы. Та же кровавая жертва, о которой речь пойдет дальше – импульсы одновременно сильной руки и смиренной воли.

Только не надо уподобляться праведникам и говорить, что вовлекаясь в процессы, связанные с агрессией, развратом, жестокостью и т.д., мы рискуем «породить то, от чего хотим очиститься». Ибо уподобитесь не праведникам, но ханжам, «фарисеям», что стремятся блюсти внешность и не заботятся о внутреннем, скрытом, истинном. Тот, кто ест мясо, очевидно несет грех пролития живой крови, и скрытие этого есть ханжество вовне и психологическая наивность вовнутрь. Тот, кто смотрит боевик, несет в себе идею и желание пролития крови. Им есть от чего очищаться, и актуализировать эти желания в мистерии так же опасно, как смотреть боевик. С той разницей, что тому, у экрана, почти нечем очиститься, инстинкт просто волочит «владельца» по кругу. У нас же есть «вода и мыло».

Следующая деталь бани – сильный разогрев, до пота. Это опять «актуализирует грязь», и опять ханжа может сказать, что это «рождает грязь, которой не было». Давайте посмеемся над ним с верхней полочки.

Разогрев в мистерии – «нагнетание обстановки», оно может быть тематическим, как нагнетание страха, похоти, дикости и т.п., а может быть неспецифическим. Мое любимое усиленное дыхание (холотропное или «чакровое» по Ошо), быстрое и глубокое, обладает как раз таким действием, в котором один проорется, другой разденется, а третий заметит впервые за тридцать лет птицу над головой. Усиленное дыхание в большинстве случаев ведет к очищению, это его природа.

Что дальше в бане? – вода и мыло. Что на этом месте в церкви? – таинство искупления. Что на этом месте в мистерии, я смогу объяснить только тем, кто не будет сильно разыгрывать тупость. Таинство искупления, на самом деле, – частный случай мистерии. Есть миф, согласно которому грех, в определенных условиях, после исповеди, прощается и искупляется. Миф есть мыло, средство искусственное, повышенной эффективности. Можно, в принципе, мыться и без него, хотя хуже; лишь бы была вода, что есть вода? – сознание.

______________________

Это очень просто, но мало кому понятно. Осознавание обладает великой искупительной силой. Видение вещей как-они-есть целебно и очистительно. Буддистская медитация и психоанализ дают практики обращения с этой «водой». Мне очень нравится эта метафора: это вода, со всем «переливанием» её в психотерапевтической болтовне; с невозможностью удержать её; с тем, что в основе она «никакая», и с тем, что так нужна для жизни.

Так вот, почему просмотр боевика не терапевтичен, а драка в мистерии – да. Потому что в мистерии мы «входим в воду» (а не смотрим на купающихся), и, что важно, – мы входим в воду с открытыми глазами. Мы знаем, куда идем (даже не зная никаких деталей, ибо – таинство), мы соглашаемся на это сознательно. В этом смысле оргия, в которую человек попадает полуслучайно в «обычной жизни», по пьянке, с миллионом игр по перекладыванию ответственности, хуже оргии мистериальной, куда человек приходит «с открытыми глазами», зная, на что идет. Конечно, и здесь он не полностью осознан, но разница очевидна, и часто может оказаться решающей.

Не скандал в доме, получающийся «неизвестно как», «злыми силами», но сознательное участие в драке, высмеивании, убийстве. Не серая депрессия «из-за погоды», но участие в похоронах Королевы Весны, к примеру, или оплакивании распятого Бога. Я, кажется, могу перечислять вечно.

Итак, миф и сознание, мыло и вода. Вода обязательна всегда, мыло зависит от конкретной темы, центральной идеи, божества.

Еще что касается воды – не думайте, что обсуждение автоматически повышает осознавание. Параллельно и не менее сильно работает процесс ровно противоположной направленности. То есть, например, если вы обсуждаете с людьми каждый сделанный процесс, то с огромной вероятностью большинство их уже в ходе процессов будут думать о том, что и как сказать потом. И пока будут говорить другие – по кругу – они будут продолжать моделирование своей речи. Другими словами, они будут находиться не в настоящем моменте и не в сознании. Ширяйтесь шерингами поаккуратнее!

Герой – это дуролом из любой классической сказки или стандартного боевика. Его миф состоит, в сущности, в следующем:

· у него накопились большие проблемы, разрешить которые обычному человеку не по силам;

· и тогда он выходит из своего мира в какой-то другой,

· привлекает там на свою сторону волшебные, сверх-человеческие силы;

· рискует собой на полную катушку;

· вступает в борьбу с тем, что считает злом, не на жизнь, а на смерть;

· выходит из этой борьбы победителем;

· завоевывает волшебную, сверх-человеческую награду;

· и возвратившись домой,

· делит с другими плоды своей победы.

Если еще упростить схему, «героическим прорывом» подразумевается безоглядный силовой переход из одной жизни в другую, включающий победу над тем, что победить невозможно.

То есть «невозможно» – это взгляд из того мира, который герой оставляет.

На практике героизм проявляется как отчаянный шаг и борьба «на все сто». Герой ничего не жалеет и не прячет на «потом».

Важной чертой «героизма» мне кажется то, что герой не взвешивает по ходу дела все за и против. Он не знает всех последствий своего шага, и заранее согласен на это. Тот, кто будет обдумывать возможные последствия, не сделает никакого прорыва, а так и будет обдумывать и сегодня, и завтра.

Героизм включает «переступание через себя» – связь с «унижением». Героизм включает жертвоприношение.

Героизм включает – в том смысле, что «запускает» – необратимые процессы. Человек, проходя через такой «прорыв», знает, что никогда не сможет стать прежним, забыть, вернуться к прежней жизни. Чаще всего это оказывается правдой.

У меня в голове есть много драматических примеров таких «прорывов», когда люди наконец делали на мистериях что-то, о чем раньше долго раздумывали и не решались. Проход босиком по битым стеклам… Первое в жизни сознательное убийство… Но, чтобы избежать совсем уж примитивных (вполне представимых) сюжетов, я расскажу вам об одном парне с мобильным телефоном.

Процесс, который мы делали, выглядел так: каждый отдал в качестве ставки некую дорогую для себя вещь, аналогичную ценности успешного прохождения процесса. То есть, грубо говоря, все скинулись вещами настолько ценными, насколько была ценна победа. А победа (и вся мистерия) была посвящена теме «внутренней мощи». После чего каждый делал свой личный процесс – сам устраивал сцену, сам объяснял правила, сам делал. Остальные – в том числе и ведущий – помогали и участвовали, но не вмешивались. Только в конце, через один час, они все определяли – как в римском амфитеатре, мановением большого пальца вверх или вниз – успешен ли был процесс, правда ли человек таким образом продвинулся к открытию своей внутренней силы или – пшик, показуха, неудача. При победе вещь отдавалась бывшему владельцу; при поражении – уничтожалась.

Трудно было работать в таких жестких условиях. Почти все на второй день были уставшими, тревожными, злобными. Добровольцев было всё меньше, мы сидели и мучались, глядя друг на друга. На место таких замечательных идей, что такое «внутренняя сила» (в общем) пришла полная тупость в отношении себя и своей жизни. Некоторые не знали, некоторые знали и боялись. Процессы шли всё хуже – сознательно или нет, многие «топили» друг друга, как бы доказывая, что цель трудна недостижимо.

И вот вдруг у одного парня просветляются глаза (или они и раньше были светлыми? – не помню), он берет свой мобильник из кучи «ставок», кладет его на середину комнаты (это знак, что он начинает «свой процесс») и говорит: ребята, а чего вы боитесь? Бояться-то нечего. И начинает читать лекцию о том, что бояться, в натуре, нечего. Уже через пять минут ему говорят: ой, рискуешь ты своим мобильником, эту ж болтовню никто за работу не посчитает. А он берет мобильник и говорит: ну да, дорогой ты мой телефончик. Отдал я за тебя 800 гривен, давно хотел купить, но что ж делать, наверное, судьба твоя пропасть, да только – эй, разве это страшно? Не буду я вас слушать, судить вы меня будете только через час, а пока я хоть оторвусь вволю. И говорит мне – была у тебя такая запись с хохотом. Есть такая – это первая часть медитации Ошо «Мистическая роза». Я ее приношу и ставлю на магнитофон. Вся запись – час хохота какой-то группы, и под нее на этой медитации положено смеяться. Это трудная медитация, если кто не знает, совсем не всегда получается. А этот парень говорит: сейчас у нас час хохота, кто хочет – участвуйте вместе со мной, остальные делайте что хотите. И, глядя на нас, начинает хохотать. Причем совершенно расслабленно и искренне, это не спутаешь. Для меня и еще нескольких людей атмосфера меняется совершенно. Становится просто и хорошо. Мы лежим и ржем, глядя друг на друга. Какое отношение это имеет к внутренней силе? А вот имеет, раз ему единогласно по прошествии часа «присудили» его телефончик.