Гарольд Роббинс Никогда не покидай меня

Конец вместо начала

Я вернулся в офис после ленча в половине третьего.

— Контракт уже поступил от юриста? — спросил я секретаршу.

Она кивнула.

— Я положила его вам на стол, Бред.

Пройдя в кабинет, я сел за стол и взял документ. Полистал страницы. В плотных строчках, заполненных всевозможными условиями, оговорками и дополнениями, чувствовался профессионализм высочайшего класса. Я начал читать и испытал удовлетворение. Это было лучше, чем бренди после обеда.

Зазвонил телефон; не отрывая глаз от контракта, я снял трубку и услышал голос секретарши.

— Пол Реми, из Вашингтона, по второму аппарату.

— Хорошо, — я нажал кнопку селектора. — Пол, договор уже у меня на столе... — радостным тоном сообщил я.

— Бред! — резко перебил он меня.

В его голосе прозвучали ноты, заставившие мое сердце забиться чаще.

— Да, Пол?

— Элейн покончила с собой!

— Нет, Пол!

Произнесенные им слова потрясли меня.

Контракт выскользнул из моих пальцев, белые листы разлетелись по столу и ковру. Кто-то сильно сдавил мне грудь. Я дважды безуспешно попытался что-то сказать.

Я откинулся на спинку кресла. Комната медленно крутилась вокруг меня. Я закрыл глаза и беззвучно закричал: «Элейн! Элейн! Элейн!»

Потом невероятным усилием воли заставил себя вновь обрести дар речи. Не узнал своего дрожащего голоса.

— Как это случилось, Пол? Когда?

— Вчера ночью. Она приняла смертельную дозу снотворного, — ответил он.

Я сделал глубокий вдох. Самообладание постепенно возвращалось ко мне.

— Почему? — выдавил я из себя, зная ответ. — Она оставила записку?

— Нет. Ничего. Никто не знает причину.

Я перевел дыхание. Известие о смерти станет для всех полной неожиданностью. Мой голос окреп.

— Ужасная новость. Пол.

— Для всех нас — тоже, Бред. Последнее время она, казалось, начала оживать. Несколько недель тому назад Эдит сказала, что Элейн снова, похоже, обрела покой благодаря этой работе по профилактике полиомиелита, в которой ты ей помогал. По словам Эдит, Элейн снова нашла себя, делая что-то полезное для других.

— Знаю, — устало вымолвил я. — Знаю.

— Поэтому я и позвонил, Бред. Элейн симпатизировала тебе. Восхищалась тобой. Она не раз говорила Эдит, какой ты прекрасный человек.

Его слова причиняли мне боль. Я должен был заставить Пола замолчать — он мог убить меня.

— Я тоже считал ее замечательной женщиной, — подавленно произнес я.

— Мы все так считали. Нас поражало, откуда в ней столько мужества, столько сил, чтобы выстоять после случившегося. Теперь, наверно, мы этого никогда не узнаем.

Я сомкнул веки. Они никогда не узнают. Но я-то знал.

Знал многое. Слишком многое.

— Когда состоятся похороны?

— Послезавтра.

Он назвал кладбище и добавил:

— В одиннадцать часов. Она будет лежать рядом с мужем и детьми.

— Я приеду. Встретимся там. Если я что-то могу сделать...

— Нет, Бред. Все уже подготовлено, — сказал он. — Теперь никто не сможет сделать для нее что-либо еще.

Я опустил трубку. Его слова звенели у меня в ушах. Я сидел, уставясь на разлетевшиеся по столу и ковру листки. Машинально наклонился, чтобы поднять их, и вдруг внезапно на моих глазах появились слезы.

Я услышал, как открылась дверь, но не поднял головы. Передо мной стояла Микки. Она коснулась рукой моего плеча.

— Мне очень жаль, Бред, — сказала Микки.

Выпрямившись, я посмотрел на нее.

— Ты знаешь?

Она кивнула.

— Он сообщил мне, прежде чем я соединила его с вами, — тихо промолвила Микки. — Это ужасно.

Она протянула мне бокал.

Я взял его и поднес к губам. Микки стала собирать бумаги, валявшиеся на полу. Подобрав последние листки, она вопросительно посмотрела на меня.

Моя улыбка больше походила на гримасу.

— Ничего, — сказал я, — оставь договор здесь. Я просмотрю его позже.

Она положила аккуратную стопку на стол и направилась к двери.

— Никаких звонков, Микки, — предупредил я ее. — И никаких посетителей. Я занят.

Обернувшись, Микки кивнула; дверь мягко закрылась за секретаршей. Я подошел к окну и посмотрел в него. Мрачные серые здания врезались в холодное голубое небо. На клочке Мэдисон-авеню размером пятьсот на четыреста футов размещались помещения общей площадью в полмиллиона квадратных футов. Новые соседние дома казались крохотными. Этот городской пейзаж был частью большого бизнеса, которому я принадлежал.

Я стремился к этому миру с тех пор, как началась моя сознательная жизнь. Теперь я знал, чего он стоит.

Ничего. Абсолютно ничего. Один маленький человек на тротуаре стоит больше целого города.

Я не мог поверить в то, что она мертва. Совсем недавно мягкие губы Элейн касались моих, ее голос звучал у меня в ушах.

Элейн. Я произнес имя вслух. Некогда сладкое и нежное, теперь оно казалось кинжалом, вонзающимся в мое сердце. Почему ты сделала это, Элейн?

Снова раздалась трель телефона. Я вернулся к столу, раздраженно поднял трубку.

— Я же просил ни с кем меня не соединять, — рявкнул я.

— Ваш отец здесь, — тихо сказала Микки.

— Хорошо, — произнес я, поворачиваясь лицом к двери.

Он скованно вошел в кабинет. Отец почти всегда имел смущенный вид; уверенным в себе он казался лишь сидя за рулем автомобиля. Отец осторожно, изучающе покосился на меня своими темными глазами.

— Ты знаешь? — спросил он.

Я кивнул.

— Мне позвонил Пол.

— Я услышал по радио и сразу же приехал сюда, — пояснил он.

— Спасибо.

Подойдя к бару, я вытащил бутылку.

— Со мной все в порядке.

Я наполнил два бокала виски и протянул один из них отцу.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

Я покачал головой.

— Не знаю. Я сказал Полу, что приеду на похороны, но сейчас не уверен, что сумею это сделать. Не знаю, смогу ли смотреть на нее.

Его глаза по-прежнему изучали мое лицо.

— Почему?

Я молча уставился на него и вдруг взорвался.

— Почему? Тебе это известно не хуже, чем мне. Потому что я убил ее! Мне кажется, что я приставил револьвер к ее виску и нажал на спусковой крючок!

Я опустился в кресло, стоящее возле бара, и закрыл лицо руками. Отец сел напротив меня.

— Почему ты так считаешь? — спросил он.

Я посмотрел на него горящими глазами.

— Потому что я занимался с ней любовью, лгал ей, давал обещания, которые не мог выполнить; потому что она верила мне, любила меня и надеялась, что я никогда не оставлю ее. И когда я покинул Элейн, она потеряла свое место в этом мире, потому что ее миром стал я.

Он медленно отпил виски, посмотрел на меня и наконец произнес:

— Ты действительно убежден в этом?

Я кивнул.

Он на мгновение задумался.

— Тогда ты должен отправиться туда и попросить у нее прощения. Иначе ты никогда не обретешь покоя.

— Но как я смогу это сделать, отец? — едва не закричал я.

Он поднялся на ноги.

— Сможешь, — уверенно сказал отец. — Потому что ты — мой сын, Бернард. Ты унаследовал многие мои слабости и недостатки, но ты не трус. Тебе будет тяжело, но ты сумеешь вымолить у нее прощение.

Дверь закрылась за ним, и я снова остался один. Посмотрел в окно. Сумерки опускались на город. Вот в такой же день несколько недель тому назад я впервые встретился с ней.

Где-то в промежутке между тем днем и сегодняшним находился ответ. Я должен был отыскать его.