Глава шестая

   Я, несмотря на то, что все о ней понимал, всегда был рад видеть Нину. Но сегодня она меня откровенно достала. Примерно с час она таскалась за мной по коридорам Таврического дворца, вызывая все большее раздражение. И вот когда я был уже готов сказать пару неласковых слов, она исчезла. Сказала: 'Помчусь, все расскажу Зиночке!' - чмокнула в щеку и испарилась, оставив после себя едва уловимый запах так нравившихся мне духов. Я смотрел на исчезающий шлейф ее следа и испытывал огромное облегчение, которое, видимо, проступило на моем лице, потому что возникший подле меня Александрович задумчиво произнес:

   - Я полагал, что у вас все намного серьезнее.

   - В постели - да, но не в этих же коридорах?!

   Мой ответ был резок и, видимо, шокировал Александровича. Лицо его окаменело. Он явно не знал, что ответить. Проклиная свою несдержанность, я решил выбить клин клином и сообщил Александровичу о том, что объединенный штаб приступил к формированию Красной Гвардии во главе с ним самим. Это сработало. Наши с Ниной отношения сразу отошли на дальний план и Александрович устроил мне допрос уже по новой теме: кто, что и зачем? Потом поинтересовался моим мнением: успеет ли он смотаться до штаба, не пропустив нечего интересного здесь? Я его уверил, что парой часов он может располагать смело и Александрович отправился принимать командование. Вскоре в Таврическом объявился Ерш и передал под мою опеку товарищей с 'Авроры'. Мы коротко обменялись информацией и он попылил по следам Александровича.

  ГЛЕБ

   Ольга первой из нас адаптировалась в новом мире. В этом меня убедила фраза, сказанная ей на днях: 'Все немножко уляжется, и мы с тобой обвенчаемся'. До этого момента мы говорили о вполне будничных вещах. Ольга находилась ко мне спиной и не изменила ни позы, ни интонации. До меня даже не сразу дошел смысл сказанного. Но Ольга и не ждала ответа, потому что продолжила без паузы: 'Нет, правда, скоро ведь большевики возьмут власть. Они ее возьмут, ведь так?' - 'Видимо, да', - ответил я, рассматривая завиток волос на ее затылке. 'Вот видишь, - вздохнула Ольга, поворачиваясь ко мне лицом. - Церковь придет в упадок...' - 'В этот раз совсем не обязательно' - несмело возразил я. 'Неважно, - махнула рукой Ольга. - Ты ведь станешь коммунистом. - Она посмотрела мне в глаза. Я лишь пожал плечами. - Станешь, станешь, куда ж ты денешься. И дорога в церковь будет для тебя закрыта. В прежней жизни меня все устраивало. Там гражданский брак не являлся чем-то постыдным. А здесь это неправильно. А я хочу, чтоб у нас с тобой все было правильно. Или ты против?' - Ольга сделала шаг в мою сторону, я поднялся ей навстречу. 'Нет, я не против' - Произнес и заключил ее в объятия.

   Придя в этот мир, Ольга сильно изменилась. А может всегда была такой. Только я этого не замечал. Ей было глубоко наплевать на мировую революцию и все, что с ней связано. Она хотела простого бабского счастья: жить, любить и быть любимой.

   Поняв все про нее, я, одновременно, понял все про себя. Я все еще чувствовал себя как бы в командировке. Пусть бессрочной, но все же командировке. Думаю, Ерш и Макарыч ушли немногим дальше. Мы полагали: смысл этой командировки нам ясен. Он не в спасении монархии. В этом случае нас надо было переместить в самое начало века. Тогда еще была возможность перевести самодержавие на конституционные рельсы. Он не в поддержке Временного правительства. Петр Великий прорубил в Европу окно, но даже он никогда не пытался распахнуть перед ней двери. Россия никогда не станет полноценной европейской страной, как никогда не станет великой азиатской державой. Россия - это двусторонний многослойный фильтр между западной и восточной цивилизациями. Большевикам удалось в ТОМ мире использовать свойства этого фильтра гораздо лучше, чем кадетам или правым эсерам. Но, в конечном итоге, Россия растворила в себе все их грандиозные планы и устремления, оставив на поверхности лишь пену, которую без труда сдул лихой перестроечный ветер. Причина, как нам казалось, заключалась в отсутствии противовеса, который не позволил бы коммунистической партии подняться над народом и, топчась на его плечах, увлеченно заниматься самоуничтожением вместо созидания. Нужна была еще одна сильная левая партия, способная успешно противостоять коммунистической экспансии. Таким образом, смысл нашего пребывания в этом мире мы видели в поддержке партии левых эсеров. Именно поэтому мы способствовали созданию объединенного штаба большевистских народных дружин и эсеровских боевых групп, имея в виду переход в будущем большинства боевиков под крыло левых эсеров. Успешная деятельность штаба в первые дни Февральской революции подтвердили правильность выбранной нами тактики.

   27 февраля 1917 года штаб приступил к выполнению задачи, ради которой он, собственно, и был создан: мы начали формировать Красную Гвардию, полноценную вооруженную силу, обладающую всеми атрибутами военного формирования. Строго говоря, наши действия были чистейшей воды авантюрой, поскольку политическое руководство обеих партий мы в свои планы не посвятили. Но мы очень рассчитывали на то, что эта вольность сойдет нам с рук. Кто же в создавшихся условиях откажется от поддержки реальной вооруженной силы? Первым под красное знамя встал Запасной бронедивизион. Следом был сформирован сводный батальон из лучших боевиков и дружинников. К середине дня ряды красногвардейцев пополнили батальоны, сформированные из мятежных солдат Волынского, Литовского и Преображенского полков. И тут в штаб буквально ворвался взъерошенный Петр Коряков, которому в этой жизни не было суждено пасть на баррикаде, и от имени Петроградского комитета большевиков потребовал объяснений. Что я с превеликим удовольствием и сделал, объяснив товарищу уполномоченному, что действия штаба нисколько не противоречат условиям договоренности, но лишь являются обоснованной реакцией на изменившуюся в городе обстановку. За самим же товарищем Коряковым в создаваемой структуре зарезервирован пост заместителя командира Красной Гвардии. Выслушав мой доклад, Петр Трофимович заметно подобрел и тут же связался с кем-то по телефону. Положив трубку, повернулся ко мне.

   - Товарищ Шляпников со своей стороны идею одобрил, но окончательный ответ даст только после того, как переговорит с другими членами комитета.

   - А наше одобрение, значит, уже не требуется?! - В комнату стремительно вошел Александрович. - Потрудитесь объяснить, Глеб Васильевич, что за самодеятельность вы тут развели?

   Я принял строевую стойку.

   - Товарищ командир! Штаб Красной Гвардии...

   - Стоп! - прервал доклад Александрович. - Не с того начинаете. О том, что вы без меня меня женили мне уже известно от товарища Жехорского. Начните-ка лучше с начала.

   Было бы приказано. Я повторил Александровичу все, что до этого сказал Корякову. Потом положил перед ним бумагу. Александрович взял лист, молча, прочел вводную часть, потом произнес:

   - Интересно. Александрович - командир, Коряков - заместитель командира, Абрамов - начальник штаба, Жехорский - его заместитель, Ежов - командир отряда особого назначения, ну, и так далее...

   - Для того чтобы приказ вступил в силу, нужна ваша подпись, - сказал я.

   Александрович усмехнулся, обмакнул перо в чернила и решительным росчерком пера перевел нашу авантюру в разряд реалий.

   - Надеюсь, товарищи большевики поддержат это решение? - Он посмотрел на Корякова.

   - Нисколько в этом не сомневаюсь, - ответил тот.

   - Ну, что ж. Тогда попросим начальника штаба ознакомить нас с ближайшими планами?

   Я развернул на столе карту Петрограда.

   Когда в штаб подъехал Ерш, все уже было готово к осуществлению главной придумки штаба на сегодняшний день. О ней я немногим ранее доложил Александровичу и Корякову. Идея командирам понравилась и они дали добро на ее осуществление.

   - Ты с 'Авроры'? - спросил я Ерша. - Какой настрой у товарищей матросов?

   - Там все в порядке. Крейсер наш, экипаж просится в Красную Гвардию.

   - Даже так?! - Я, честно говоря, не был уверен, что у Ерша это прокатит. - Так зачем дело стало? Прямо сейчас и телефонируй, что просьба экипажа крейсера штабом удовлетворена.

   - Экий ты быстрый, - покачал головой Ерш.

   - А чего тянуть?

   - А то, что все офицеры разбегутся, как только узнают 'приятную' новость, - тебя не волнует?

   Об этой стороне вопроса я как-то не успел подумать.

   - Думаешь, разбегутся?

   - Почти уверен. Их и так чуть больше половины осталось. Я ведь говорил с каждым, и что-то восторга на лицах не отметил ни у кого. А уж под красный флаг...

   - Ладно! - Я решительно стукнул ладонью о столешницу. - Решим это позже. А сейчас - на крепость?

   Занять Петропавловскую крепость - вот основная операция намеченная штабом Красной Гвардии на 27 февраля. Штурма не предполагалось. Договоренность с гарнизоном о том, что нас впустят через открытые ворота, была достигнута. Весь фокус состоял в том, чтобы занять крепость после начала выборов в Петросовет, но до их окончания.

   - Самое время, - подтвердил Ерш. - Я ведь заезжал в Таврический, подвозил делегатов с 'Авроры'. Там такое творится...

  МИХАИЛ

   В Таврическом дворце действительно творилось нечто невообразимое. И что самое смешное: все было временное! Часть комнат временно были превращены в тюрьму. В одном крыле заседал Временный комитет Государственной думы, в другом Временный Исполком Петроградского Совета . Дума меня интересовала мало, а вот Петросовету требовалось уделить максимум внимания. В той жизни Выборы в Петроградский Совет с большим преимуществом выиграли меньшевики и правые эсеры. Сейчас мы были согласны минимум на паритет: большевики и левые эсеры против меньшевиков и правых эсеров. Для достижения этой цели из рядов подчиненных штабу отрядов были выделены агитаторы, которые разошлись по предприятиям и воинским частям с целью поспособствовать избранию 'правильных' делегатов на выборы Петросовета. Ну и наш козырный туз - Красная Гвардия. Когда бывшая на связи Ольга передала мне последнюю телефонограмму из штаба: 'Александрович и Коряков приняли командование', - я с нетерпением стал дожидаться их приезда. Их появление буквально пред началом заседания произвело нужный эффект. Оба явились упакованными в кожу, в портупеях и с красными звездами на фуражках. Увидев меня, Александрович приказал:

   - Переодевайся, - один из сопровождавших командиров бойцов протянул мне мешок, - и иди на улицу встречать батальон красноволынцев. Принимай их под свою руку и меняй дворцовый караул. Назначаю тебя временным комендантом Таврического дворца!

   Черт! Это совсем не входило в мои планы, но ослушаться приказа я не мог. Переодевшись и выйдя на крыльцо, я увидел, что во двор уже въехало несколько грузовиков, из которых на землю стали спрыгивать солдаты с красными звездами на папахах. Смена караула прошла без особых эксцессов, но отняла много времени. Когда я, наконец, смог зайти в зал, дебаты были в самом разгаре. Смена часовых не прошла незамеченной. Наши соперники на выборах занервничали, но благодаря искусству своих ораторов все еще владели большей частью аудитории. Это я понял, когда перехватил взгляд Александровича. В нем был вопрос, на который я только отрицательно помотал головой. Александрович досадливо поморщился. А я что мог сделать?

   Подмога в лице Ольги подоспела вовремя. Выслушав ее короткое сообщение, я решительно направился в сторону президиума. Заметивший мой маневр Александрович остановил председателя собиравшегося объявить о начале голосования.

   - Товарищи! - обратился он к залу. - У коменданта Таврического дворца есть для вас короткое сообщение.

   Подойдя к столу, за которым сидели члены президиума, я повернулся лицом к аудитории.

   - Только что получено сообщение о том, что отряды Красной Гвардии заняли Петропавловскую крепость! И еще, - мне пришлось усилить голос, чтобы перекрыть поднявшийся шум. - В состав Красной Гвардии вошел находящийся в Петрограде крейсер 'Аврора'!

   Теперь можно было и голосовать. Результат я счел вполне удовлетворительным. Семь мест в Исполкоме у эсеров (из них три у левых), четыре у большевиков, три у меньшевиков и один у трудовиков. У этих отличился, понятно, сладкоустый Керенский.

   Итоги голосования я обсуждал с членами Исполкома Петросовета Александровичем и Коряковым.

   - Почему все-таки председателем избрали Чхеидзе? - недоумевал я.

   - Как фигуру компромиссную, - объяснил Александрович. Большевики не хотели Чернова, а эсеры Шляпникова. В итоге оба стали всего лишь заместителями.

   - Понятно, - кивнул я и тихонько добавил: - С пивом потянет.

  Но Александрович расслышал.

  - Что? Причем тут пиво?

  - Не обращай внимания. Это у меня присказка такая, - успокоил я товарища.

  Александрович в сомнении покачал головой, но тему закрыл.

  НИКОЛАЙ

   Я вновь ехал на 'Аврору'. После того, как отряды Красной Гвардии заняли Петропавловскую крепость, мы с Васичем отправили-таки сообщение на крейсер о том, что он включен в состав Красной Гвардии. Этого требовала обстановка на выборах в Петросовет.

   У трапа меня встретил Звягинцев. Темные круги под глазами председателя судового комитета сигнализировали о недосыпе, а озабоченный вид о непростой обстановке на борту. После обмена приветствиями я попросил Звягинцева доложить о ситуации на корабле на текущий момент.

   - Сообщение о том, что крейсер теперь красногвардейский мы попридержали до утра, потому ночь прошла спокойно. А как после побудки довели приказ до команды, так тут, товарищ Ежов, и началось. Братишки, понятное дело, возрадовались - сами ведь того хотели. А вот офицеры почти что взбунтовались. Обвинили нового командира, чуть ли не в предательстве, и собрались покинуть борт.

   - Что, все? - поинтересовался я.

   Звягинцев отвел глаза.

   - Почти.

   - Ну, а вы что?

   - А что мы? Загнали их в кают-компанию и велели там сидеть до вашего прибытия. Там они сейчас и грызутся.

   - Так вы им и командира на съедение отдали?

   - Нет, он туда добровольно вошел.

   - Ладно, с ними разберемся чуть позже. А теперь слушай приказ, товарищ Звягинцев! Ты назначен комиссаром красногвардейского крейсера 'Аврора', поздравляю!

   Я жал матросу руку и с улыбкой смотрел в его ошарашенное лицо. Наконец к Звягинцеву вернулся дар речи.

   - Заясни, товарищ Ежов, что это за должность такая - комиссар? Она матросская или, может, офицерская?

   - Комиссар, товарищ Звягинцев, это полномочный представитель Совета рабочих, солдатских и матросских депутатов. На корабле приравнивается к щтаб-офицеру только без чина.

   - А разве так можно?

   - Если Революция решила - значит можно! Так что с офицерами можешь отныне вести себя на равных. Но при этом не забывай главного: сила твоя в матросах. Понятно?

   - Понятно, - не совсем уверенно произнес Звягинцев. - А как теперь быть с судовым комитетом?

   - Судовой комитет должен стать твоей опорой. Через него ты будешь поддерживать связь с матросами. Так что судовой комитет остается, но как совещательный орган при комиссаре. Нельзя командовать кораблем через вече. Принцип единоначалия - это основополагающий армейский принцип. Комиссар и командир - единое целое. Он отдает приказ, который ты до этого утвердил.

   - А в бою?

   - Там еще проще. Будь радом с командиром. И если в его действиях нет измены, пусть командует один!

   Лицо Звягинцева посуровело.

   - Я все понял, товарищ Ежов!

   - Надеюсь, что так. На-ка вот, примерь.

   Я принял от одного из сопровождавших меня бойцов сверток и протянул его Звягинцеву. В свертке был офицерский китель без погон и с большими красными звездами на рукавах вместо нашивок. Там же была офицерская фуражка. Звягинцев облачился в новое обмундирование и немного смущаясь, спросил:

   - Ну, как?

   - Альбатрос! - заверил его я. - Теперь пошли в кают-компанию!

   За дверью кают-компании слышались громкие возбужденные голоса.

   - Отпирай! - скомандовал Звягинцев часовому.

   Матрос, кося глазом на его прикид, отпер дверь. Когда мы вошли в помещение разговоры разом стихли. Похоже, мы поспели к середине последнего акта морской драмы. Общество в кают-компании было поделено на две группировки. Две неравные по численности кучки офицеров разместились по обе стороны длинного стола. Ближе к двери стоял назначенный накануне командир 'Авроры' старший лейтенант Стриженов в окружении крайне незначительно числа сторонников. Щеки молодого человека пылали юношеским задором, глаза горели решимостью. При нашем появлении он скомандовал: - Господа офицеры! - принял строевую стойку. Его примеру последовали стоящие рядом с ним и некоторые офицеры по ту сторону стола. Остальные командой пренебрегли. Один из них даже не удосужился подняться с дивана. Так и остался сидеть развалясь, с расстегнутым кителем. С него-то я и начал воспитательную работу. Глядя на разгильдяя в упор заговорил резким командным тоном:

   - Товарищ капитан 2 ранга, извольте встать и привести в порядок мундир в присутствие старшего по должности и званию!

   Видимо прочтя что-то в моих глазах, офицер поднялся с дивана и стал застегивать китель. Толи для форсу, а скорее для того, чтобы сохранить лицо, он с насмешкой произнес:

   - Не могу отказать в просьбе ТОВАРИЩУ!

   По кают-компании прокатился смешок, но я не стал обращать на это внимания.

   - Привыкайте к слову 'товарищ', - произнес я, переводя взгляд с одного лица на другое. - Это хорошее теплое слово, выражающее доверительное отношение друг к другу товарищей по оружию. С этого дня на крейсере, а через день-другой и на всем флоте, оно станет единственной добавкой к вашему чину, будет на то ваше желание или нет. Итак, товарищи офицеры, вы меня удивляете. Только вчера я говорил с каждым из вас и мы, кажется, пришли к соглашению. Что же происходит с вами сегодня?

   Ответил мне все тот же борзый кавторанг:

   - Товарищ... старший меня по званию. Простите, но никаких знаков отличия я на вашем кожаном кителе не наблюдаю, потому верю вам просто на слово. Вчера речи не шло о включении крейсера в состав какой-то там Красной Гвардии...

   - Если я правильно понял, - перехватил я слово, - то весь сыр-бор разыгрался именно по этому вопросу? В таком случае должен признать, что доля правды в вашем проступке присутствует. Потому спешу исправить допущенную оплошность. Красная Гвардия входит в состав российской армии и флота и является их передовой частью. Теперь о моем статусе. Я являюсь командиром отряда особого назначения. Мое звание соответствует чину полковника в прежнем табеле о рангах.

   По кают-компании прошелестел ропот. Уверенности во взгляде кавторанга заметно поубавилось, но он все еще продолжал хорохориться.

   - С ваших слов, товарищ полковник, выходит, что мы еще должны Бога благодарить за оказанную честь?

   - Не бога, а Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов! - уточнил я.

   Лицо кавторанга пошло пятнами. Он рванул ворот так, что от кителя отлетела верхняя пуговица.

   - Нет, я больше не стану терпеть это издевательство! - почти переходя на визг, прокричал он. - Я ведь присягал Государю Императору!

   - Молчать!! - взревел я, делая малозаметный знак рукой.

   Из-за моей спины тут же выступили два 'самопальщика' и навели стволы на офицеров.

   - Прекратить истерику и стоять смирно!

   Я ждал, пока все офицеры выполнят команду, и честное слово в душе я им сочувствовал. Потому и постарался подобрать слова, которые примирили бы их с действительностью.

   - Стыдно. Офицеры флота российского, а ведете себя как институтки. Объясняю. Никто силком вас в Красной Гвардии держать не будет. Не хотите служить - пишите ропо́рты и подавайте их по команде. Но борт вы не покинете раньше, чем на него ступит ваш сменщик.

   - До конца срока службы, - буркнул неугомонный кавторанг.

   - Много раньше, - поправил я его. - Это я вам обещаю твердо. В этом мы заинтересованы не меньше вашего - нам на 'Авроре' нужны только преданные офицеры. Что касается присяги... Я вас от нее освободить не могу. Но это может сделать ваша совесть - совесть патриота и гражданина России. У кого совесть молчит - дождитесь, пока это сделает тот, кому вы присягнули. Уверяю, ждать придется недолго. А до тех пор утешьтесь тем, что пока корабль стоит на ремонте вам вряд ли представится случай серьезно нарушить вашу торжественную клятву. На этом дискуссию объявляю закрытой. Хочу лишь предупредить. Если кто самовольно покинет борт - будет объявлен дезертиром со всеми вытекающими последствиями! А теперь, товарищи офицеры, позвольте вам представить комиссара корабля товарища Звягинцева. Он является полномочным представителем Совета и приравнивается к штаб-офицерам.

   - Дожили, - донеслось с той стороны стола.

   - Товарищ капитан 2 ранга! Если я услышу с вашей стороны хоть еще одно замечание, вы незамедлительно отправитесь на гарнизонную гауптвахту! - Потом я обратился к командиру корабля: - Виктор Михайлович, пройдемте со мной.

   Разговор в командирской каюте ни для одного из нас троих легким не был. Один не был в восторге от ущемления своих командирских прав, другой робел от обилия новых обязанностей. Я, как мог, тянул одного к другому. В конце концов, что-то у нас срослось.

   - Товарищ Стриженов, объявляйте Большой сбор поротно, будем говорить с командой! **********************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************************