"Безжалостный убийца" - читать интересную книгу автора (Саберхаген Фред)

ГЛАВА 2

Никогда прежде леди Женевьеве не доводилось попадать в критическую ситуацию, которая хотя бы отдаленно могла сравниться с нынешней. До сегодняшнего дня жизнь молодой женщины протекала в основном в центральном районе заселенной человечеством области Галактики — точнее, в соларианском секторе этой области. Безопасность этого района обеспечивали соединенные усилия тамплиерского флота, Космических Сил и оборонительных систем отдельных планет и планетарных систем. И потому для жителей этого благословенного края берсеркеры были всего лишь полумифическими чудищами, демонами из сказок и легенд.

Вслед за помолвкой и венчанием леди Женевьеву подхватил стремительный поток событий. Ни одно из них само по себе не было ужасным, но все вместе они незаметно влекли Женевьеву к миру легенд, и в конце концов она оказалась в узком коридоре незнакомого космического корабля. Под ребра ей врезался острый локоть визжащей от страха специалистки по связям с общественностью, и этот удар вдребезги разнес последние иллюзии леди Женевьевы, связанные с прежними представлениями о безопасности.

В этом коридоре собрались десятки людей — практически весь персонал станции и посетители, — но из-за лихорадочной суматохи казалось, что их здесь сотни. То, что всего лишь несколько минут назад было обществом цивилизованных людей, теперь стремительно превращалось в обезумевшую толпу, охваченную паникой.

Ховелер позже вспоминал, что видел, как леди Женевьева быстрым шагом покинула лабораторию. Члены свиты окружали ее со всех сторон и словно бы гнали вперед Выйдя за дверь лаборатории, леди двинулась в ту сторону, куда указала доктор Задор, — то есть к тому шлюзу, куда должно было причалить спасательное судно.

В то же самое время в какой-то отдаленной части биостанции, возможно, палубой ниже или выше, взвыла и размеренно запульсировала еще одна, куда более зычная сирена. Такого сигнала тревоги никому из нынешних работников станции слышать еще не приходилось. Позже те двое, что остались на станции, смогли припомнить, что в последнее мгновение юная жена премьера застыла на пороге лаборатории и даже словно бы попыталась повернуть обратно, несмотря на всю ее растерянность и спешку. Но один из телохранителей леди Женевьевы ухватил ее за руку и потащил вслед за основным потоком беженцев туда, где их ждал курьер. В это мгновение нерешительности молодая женщина выкрикнула что-то вроде: «Мой ребенок!»

«Ну вот, теперь это уже ребенок, — подумал Ховелер. — А несколько минут назад этот крохотный клубочек органики, совсем недавно извлеченный из организма леди Женевьевы, был для нее всего лишь даром, яйцеклеткой или протоколонистом…» Но потом леди исчезла, и Ховелеру стало некогда думать о ней.

Что же касается леди Женевьевы, то даже во время импульсивной попытки повернуть обратно она осознавала, что этот приступ материнских чувств совершенно нелогичен. Ведь, в конце концов, именно это она и намеревалась сделать — оставить своего ребенка здесь. Но теперь… Конечно, она не могла предвидеть нападения берсеркера…

Правда, у нее не было никаких причин считать, что это микроскопическое скопление клеток, ныне законсервированное в статгласовой пробирке, у нее в руках будет в большей безопасности, чем под присмотром здешней техники. Возможно, эта пробирка уже находилась в каком-то хранилище. Но, невзирая на все эти здравые мысли, в какое-то мгновение леди Женевьева попыталась повернуть обратно. Потому что логика — логикой, а инстинкт — инстинктом.

Но кто-то помешал ей вернуться в лабораторию. Ее поволокли по коридору, и с этого мгновения мысли леди Женевьевы оказались всецело заняты ее собственной борьбой за выживание. Люди толкались и дрались в стремлении первыми пройти через шлюз и оказаться на борту курьерского корабля. Никто из них даже не пытался придерживаться порядка эвакуации. Вся эта сцена дышала страхом и эгоизмом — ведь на самом деле места в маленьком кораблике хватало для всех, и в подобной безжалостной давке не было никакой необходимости.

Через несколько секунд после того, как последний человек прошел через пассажирский вход, все люки курьерского корабля закрылись. Конечно, пилот курьера честно пытался выполнить свой долг и эвакуировать людей, но, возможно, у него просто не выдержали нервы. И потому, приняв под свою опеку такой груз жизней (не говоря уже о его собственной), он отчалил от станции, не дожидаясь больше никаких приказов, и немедленно погнал свой кораблик прочь, пытаясь спастись.

А тем временем несколько десятков пассажиров, преисполненных благодарности и все еще не избавившихся от дрожи, распределялись по довольно-таки ограниченному внутреннему пространству курьерского корабля. Гравитационные установки корабля работали, обеспечивая нормальную силу тяжести, и это действовало успокаивающе. Пассажиры занимали имеющиеся в распоряжении амортизационные кресла — в случае какой-либо чрезвычайной ситуации и исчезновения искусственной гравитации эти кресла могли обеспечить хотя бы минимальную защиту. То там, то тут среди приглушенного бормотания слышались вздохи облегчения.

Первую минуту-две после того, как курьер отчалил от космической станции, леди Женевьевой владело точно такое же приподнятое настроение, как и прочими ее спутниками, оказавшимися на борту курьерского корабля. Беженцев охватила восхитительная и несколько наивная уверенность, что они уже спасены.

Леди Женевьева как раз разговаривала с кем-то из членов своей свиты — кажется, ругала за грубость то ли телохранителей, то ли специалистку по связям с общественностью, отпихнувшую ее при посадке, — а может, пыталась найти извинение подобному поведению, когда последовал еще один удар.

По сравнению с ним предыдущий взрыв, произошедший еще в то время, когда они находились в лаборатории, был сущим пустяком. А вот этот — настоящим бедствием. В долю секунды молодая супруга премьера была прервана на полуслове и ввергнута в водоворот потрясения и ужаса.

И Женевьева потеряла сознание.

Придя в себя несколько секунд спустя, леди Женевьева огляделась по сторонам. В кабине стало холодно, и ее заполнили клубы тумана — результат внезапной разгерметизации. Постепенно Женевьева вспомнила, как она здесь очутилась, и принялась озираться в надежде отыскать подходящий ей скафандр. Но если на борту курьерского корабля и было аварийное оборудование, Женевьева понятия не имела, где же его искать.

Леди Женевьева была оглушена и смутно ощущала боль во всем теле. Кроме того, дыхание было затруднено, как будто у нее была повреждена грудная клетка. Женевьева с трудом выбралась из амортизационного кресла. Только сейчас леди сообразила, что искусственная гравитация почти исчезла; должно быть, убывала она постепенно. Огоньки аварийного сигнала продолжали мигать.

Медленно передвигаясь, Женевьева добралась до стены каюты. Леди смутно, словно во сне, осознавала, что двигается лишь она одна. Прочие тела вяло плавали в пространстве. Некоторые пассажиры остались сидеть в креслах и теперь слабо корчились и стонали. Женевьева слышала — почти чувствовала — тонкое посвистывание убегающего из пробитой кабины воздуха. Он вытекал медленно, но быстрее, чем резервные баки могли его восстанавливать.

Женщина развернулась и двинулась вперед, в том направлении, где, по ее смутным представлениям, должна была находиться пилотская рубка. Там должен был оставаться пилот — человек или компьютер, ну хоть кто-нибудь! — и он по-прежнему отвечал за Женевьеву и за других пассажиров, нуждающихся в помощи. Но почему-то оказалось, что она не может открыть дверь — или люк, — ведущую в главный пассажирский отсек. В двери было небольшое стеклянное окошко. Женевьева дотянулась до него. Хотя видимость оказалась очень плохой, можно было понять, что за дверью нет ничего, кроме искореженных обломков.

А убегающий воздух все продолжал тихо свистеть… Система герметизации тщетно, но упорно пыталась исправить повреждение.

Теперь вокруг Женевьевы — такие слова, как «вверху», и «внизу» быстро утрачивали практический смысл — плавали мертвые тела и умирающие люди. Правда, было еще несколько человек, которые, подобно Женевьеве, сумели выбраться из кресел, но ни на что большее их не хватало. Женевьева отметила, что ни у кого из выживших не было даже простейшего скафандра или другого оборудования, способного стать преградой между человеком и пустотой, караулящей за корпусом корабля. А корпус этот, и без того довольно хрупкий, был пробит.

Двигатель продолжал работать, но как-то судорожно, неровно. Женевьева слышала его шум. Он доносился из-за пределов отсека, ставшего ловушкой для нее самой и ее несчастных спутников. Потом откуда-то послышался голос автопилота, пытающегося успокоить пассажиров. Послышался и тут же оборвался. Потом он зазвучал снова, с обычной невозмутимостью робота дважды повторил: «Пожалуйста, оставайтесь на своих местах», — после чего заглох окончательно.

Стараясь не обращать внимания на боль во всем теле, Женевьева принялась трясти то одного, то другого спутника, пытаясь привести их в себя и добиться от них осмысленного общения, но все ее старания пропали впустую.

Теперь каждый вдох давался ей с трудом. Леди Женевьева с трудом пробиралась от одного амортизационного кресла к другому, и ужас ее все возрастал. Насколько она могла понять, все ее спутники — телохранители, специалистка по связям с общественностью, прочие члены свиты — все были мертвы. А те немногие пассажиры, кто пока еще дышал, были так же слабы и беспомощны, как и сама Женевьева. Все, на что их хватало, — тихие стоны.

Прошло еще немного времени, и леди Женевьеве уже стало казаться, что она начинает свыкаться с мыслью о смерти. Но тут до ее слуха долетел новый шум. Женевьева открыла глаза. С каждой минутой ей становилось все труднее сохранять ясность мысли. Что это за шум? Она что-то слышала — это несомненно. Так что же это было? Агония разваливающегося корабля?

И теперь, перед лицом смерти, к Женевьеве внезапно пришло отчетливое понимание: ее решение отдать своего ребенка на благо колонизационного проекта было ошибкой. Если бы она не согласилась на этот дар, ее бы не было сейчас на этом корабле. Она была бы дома…

Шум повторился. И он определенно свидетельствовал о некоей целеустремленной деятельности, а не о хаотичном разрушении.

Да, действительно. Кто-то — или что-то — трудился, пытаясь снаружи проникнуть в корабль.

Леди Женевьева попыталась сосредоточиться, но мгновение спустя ее охватило ощущение, сходное с опьянением, — какой-то частью сознания Женевьева поняла, что это результат кислородного голодания, — и все же ей удалось понять, что этот шум издает судно, старающееся состыковаться с курьерским кораблем.

Добравшись до иллюминатора, Женевьева увидела, что рядом с потерпевшим крушение кораблем висит другой, примерно тех же габаритов.

Шум послышался снова — на этот раз совсем рядом, рукой подать, — и теперь он сопровождался вспышкой. Кто-то — или что-то — резал металл корпуса…

Неожиданно в стене отсека образовался проем, но смертоносной утечки воздуха не произошло. Женевьева увидела, что пришелец оказался не машиной смерти, а человеком в скафандре. От радости и облегчения Женевьева чуть не рухнула в обморок. А пришелец успокаивающе заговорил с ней.

К этому времени Женевьева почти ничего не соображала, поскольку уровень кислорода в воздухе упал до опасно низкого уровня. Женевьева получила множество ссадин и несколько серьезных ушибов, но эти травмы не помешали ей метнуться сквозь затянувший каюту невесомый туман и наградить своего спасителя поцелуем. Правда, на пути поцелуя оказалась лицевая пластина шлема, но это уже были мелочи.

Женевьева сейчас очень плохо видела, но то, что она сумела рассмотреть под шлемом, на мгновение заставило ее удивленно распахнуть глаза.

Спасатель же, со своей стороны, слегка опешил от такого бурного проявления чувств и на мгновение застыл в нерешительности. Потом закованные в скафандр руки мягко коснулись плеч Женевьевы. А из переговорного устройства раздался тот самый голос, который она слышала с экрана — словно целую вечность назад:

— Николас Хоксмур — к вашим услугам, моя госпожа. Женевьева отпрянула на длину вытянутой руки и нетерпеливо воскликнула:

— Вы можете забрать меня отсюда? Понимаете, у меня нет скафандра. Кажется, их вообще тут нет.

— Никаких проблем, моя госпожа. Мы вполне можем обойтись без скафандра. Поскольку…

Но в это мгновение мир вокруг Женевьевы исчез во вспышке взрыва.

А тем временем Ховелер и доктор Задор выполняли взятый на себя долг — упаковывали опытные образцы — и, урывая секунды, наблюдали по экрану за сражением, бушующим сейчас за пределами станции.

В промежутках они еще и следили за состоянием станционных систем жизнеобеспечения. Они практически ничего не могли сделать для защиты станции — при постройке ее не наделили ни средствами атаки, ни средствами обороны. Впрочем, до настоящего момента станция, похоже не получила сколько-нибудь значительных повреждений.

Время от времени Ховелер и доктор Задор мыслями обращались к курьерскому кораблю. Им очень хотелось верить, что курьеру удалось спастись. Впрочем, никакого сообщения от него так и не поступило. Еще госпожа Задор когда у нее вдруг образовывался короткий отрезок относительно свободного времени, пару раз поинтересовалась вслух, удалось ли Николасу Хоксмуру выполнить полученный приказ и таранить берсеркера.

Сам же Ховелер думал, что конечный результат нападения берсеркера мало зависел от действий Хоксмура. Удался ему таран или нет, но планетоид Иматра располагал достаточно сильной системой обороны, и биостанция с ее низкой орбитой находилась в пределах действия этой системы. И по крайней мере два-три военных корабля оказались достаточно близко от станции, чтобы вступить в бой с берсеркером.

Как позже утверждали официальные документы, наземные батареи и экипажи военных кораблей храбро отражали яростное нападение врага.

Но события доказали, что этот враг — пусть он был всего один — оказался им не по зубам. Несмотря на все усилия, сдержать его защитникам не удалось. Все, что им осталось, — это в бессильной ярости следить, как берсеркер неуклонно движется наперерез биостанции. И не более чем через минуту берсеркер должен был подлететь к ней вплотную.

Когда у Ховелера снова выдалась возможность взглянуть на ближайший голографический экран, он увидел, что машина смерти продолжает приближаться и от нее отделяются какие-то мелкие частицы. Ховелер понял так, что берсеркер выпустил катера — или это были ракеты? А впрочем, с чего вдруг ему вздумалось интересоваться подобной чепухой, когда он сам стоит на краю гибели?

Тем временем оборонительная система планетоида изо всех сил сопротивлялась нападению. Яркие лучи энергетических разрядов прорезали космическое пространство. Несколько шлюпок берсеркеров попали под эти лучи и были уничтожены. Но всего лишь через несколько секунд после того, как наземные батареи открыли огонь, они были подавлены ответными залпами берсеркера, который значительно превосходил своих противников в огневой мощи. Что же касается пары военных кораблей, попытавшихся вступить в сражение, то они вскоре разлетелись на куски, превратились в облачко металлических паров со слабыми вкраплениями органики.

После этого во всей Иматранской системе осталось лишь два военных корабля, и лишь один из них оказался достаточно близко от места схватки. Ни капитану, ни команде этого корабля мужества было не занимать. Они с ходу ринулись в бой, открыв изо всех орудий огонь по своему гигантскому противнику, не то по шлюпкам, не то по самостоятельно действующим берсеркерам, отделившимся от главной машины.

Но человеческое оружие оказалось не в состоянии причинить сколько-нибудь серьезные повреждения берсеркеру, хотя точно оценить результаты обстрела было, конечно же, сейчас невозможно.

Теперь не осталось ни малейшего сомнения в том, что являлось главным объектом атаки. Грузная, почти сферическая туша берсеркера, окруженная свечением защитных энергетических полей, притормозила в нескольких сотнях метров от биолаборатории. Рядом с этим гигантом биостанция казалась карликом. Берсеркер медленно принялся корректировать свой курс, подстраиваясь к орбите биостанции.

К этому моменту Даниэль Ховелер покинул свой пост Он уже сделал все, что мог, и теперь от него не было никакого толка.

Анюта заметила, что Ховелер куда-то уходит, и резке окликнула:

— Ты куда?

— Я вернусь, — бросил Ховелер через плечо. Ему показалось, что Анюте лучше бы не знать, что он задумал.

Он покинул лабораторную палубу и быстро подняло на тот уровень, где была сосредоточена большая часть микросхем корабельного мозга. Анюта Задор кричала ему вслед, требуя ответить, куда его несет, но Ховелер предпочел не откликаться. Пусть лучше она ничего не знает Может, тогда ее минует месть берсеркера.

В общем, Ховелер задумал исказить информационный код, при помощи которого оптэлектронный мозг разбирался в огромном каталоге законсервированных клеток.

Все время, пока Ховелер добирался до помещения, где располагался компьютер, доктор Задор продолжала звать его по интеркому. В конце концов биоинженер не выдержал и откликнулся, но крайне сухо. Его мучили смутные опасения, что враг может уже подслушивать их.

Система внутренней связи отслеживала передвижения Ховелера чисто автоматически, не прилагая к этому специальных усилий. Пока Даниэль пробирался с одной палубы на другую, они с Анютой продолжали коротко переговариваться.

Оба считали, что им сильно повезет, если для них все это закончится всего лишь быстрой смертью. И оба полагали, что если они все еще живы, то следует опасаться гораздо худшей участи.

— Дан! Эта дрянь повисла метрах в двухстах от нас! Дан, что ты там делаешь?

Ховелер не мог думать под аккомпанемент этих криков, а сейчас ему нужно было сосредоточиться, потому что он наконец-то добрался до цели своего пути и как раз открыл дверь небольшой комнаты. А может, нет смысла держать свои намерения в тайне? Ладно, попытаемся объяснить:

— Я не прячусь, Анюта. Я иду к клеткам.

— Куда-куда?! — Судя по голосу, доктор Задор была близка к панике.

— Анюта, ты не пробовала задуматься над тем, почему мы еще живы? Дураку ясно, что станция не взорвана лишь потому, что берсеркеру нужно нечто находящееся у нас на борту. И это «нечто» нужно ему в целости и сохранности. Я думаю, что под это определение подпадает только наш груз, и ничего больше.

— Дан… Пробирки…

А вот теперь она, кажется, находилась на грани обморока.

Несколько лет Даниэль Ховелер и Анюта Задор работали, жили, боролись бок о бок, иногда расходились во мнении по каким-то вопросам, но всегда совпадали в главном — в уверенности, что колонизационный проект должен быть претворен в жизнь. Они оба посвятили себя благополучию этих протолюдей, надеясь, что когда-нибудь они обретут настоящую жизнь.

На мгновение интерком умолк.

Ховелер тем временем трудился. Он отдавал компьютеру команды и мучительно пытался сообразить, как изолировать ту часть корабельного мозга, которая ведает грузом, и при этом не помешать компьютеру выполнять прочие его обязанности. Биоинженер пробежался по клавишам и связался непосредственно с хранилищем зародышей, занимающим и эту палубу, и еще несколько, — помещение за помещением, бункер за бункером. У него мелькнула мысль: «Хорошо еще, что зародыши пока что не испытывают ни страха, ни боли…»

На несколько мучительных секунд Ховелер застыл в нерешительности. Он смотрел на бункеры, надежно защищающие протокол он истов.

Ховелер вызывал один склад за другим и смотрел на бесконечные ряды пробирок. Рад за рядом, стеллаж за стеллажом, плотно заставленные пробирками. Удобные маленькие пробирки были чрезвычайно прочными. Их делали с таким расчетом, чтобы они могли противостоять как любым случайностям, так и целенаправленной попытке повредить их.

Кстати, а что там случилось с зародышем, только что пожертвованным премьером и его супругой? Помнится, Анюта положила пробирку на какой-то прибор. А вот после этого Ховелер уже ее не видел и на некоторое время вообще забыл об этом экземпляре. При нормальном ходе событий какой-нибудь из лабораторных роботов, увидев лежащую без присмотра пробирку, тут же схватил бы ее и быстренько утащил на склад. Но при нынешних обстоятельствах…

Нет, если просто таращиться на склад, этим делу не поможешь. Что бы он ни решил сделать, времени на выполнение решения у него оставалось совсем немного — Ховелер был полностью в этом уверен. Но секунды складывались в минуты, а Даниэль по какой-то необъяснимой причине все еще был жив и изо всех сил старался придумать, что же можно сделать, чтобы повреждение было контролируемым и при этом необратимым. А пока минуты продолжали тянуться, и жизнь все еще длилась…

Какова бы ни была причина, но завершающий удар откладывался. Машина смерти обращалась с безоружной и беззащитной биостанцией очень аккуратно. Но несомненно, в любой момент могло произойти что-то кошмарное.

Вместо вспышки, несущей за собой уничтожение, раздался глухой удар, а за ним — скрежещущий шум, одновременно и знакомый и ужасающий.

Ховелер заторопился, стараясь завершить начатое. Шум изменился. Теперь похоже было, будто какой-то небольшой корабль или машина — явно посланная берсеркером — пытается состыковаться с лабораторией.

Учитывая ограниченность во времени и в средствах, уничтожить если не все пробирки, то хотя бы значительную их часть, казалось невозможным. Так же как и обеспечить их безопасность. Поэтому Ховелер сосредоточился на попытке максимально запутать всю документацию, позволявшую ориентироваться в накопленных образцах. Похоже, берсеркер по какой-то неизвестной причине действительно собрался не уничтожать их, а захватить.

О причинах оставалось только догадываться, но любое предположение казалось Ховелеру пугающим. Несколько минут назад, когда стало ясно, что быстрое уничтожение откладывается, биоинженеру представился кошмарный сценарий: проклятая машина захватывает зародыши и все необходимое оборудование станции, а потом плодит легионы рабов-доброжилов…

А тем временем оставшаяся в лаборатории Анюта Задор прислушивалась к спокойному механическому голосу Связиста. Связист сообщил, что к шлюзу номер два только что пришвартовалось неизвестное судно.

— Могу я открыть шлюз? — невозмутимо поинтересовался компьютер.

Анюта даже не стала отвечать. Этот вопрос сделался бессмысленным еще до того, как Связист успел задать его во второй раз. Шлюз станции имел стандартную конструкцию, и в эту конструкцию не закладывалась устойчивость к взлому. И потому чужак открыл его сам, снаружи, не ожидая помощи станционного мозга, причем открыл за считанные секунды.

После взлома люка прошло всего несколько мгновений — и вот четыре машины самого смертоносного вида вошли в главное помещение лаборатории.

Анюта Задор зажмурилась и затаила дыхание, ожидая смерти…

А потом, не в силах вынести неизвестности, судорожно вздохнула снова. Доктор Задор открыла глаза и увидела, что одна из безмолвных машин стоит рядом и таращится на нее своими линзами. Прочих же берсеркеров уже не было видно. Должно быть, они вышли обратно в коридор. Через шлюз они не выходили — уж это Анюта бы услышала.

— Выполняй приказы, — посоветовал Анюте оставшийся берсеркер. Его голос был не более нечеловеческим, чем голос станционного бортового компьютера. — Тогда тебе не причинят вреда.

Доктор Задор не сумела заставить себя ответить машине.

— Ты поняла? — требовательно спросил берсеркер. Он подкатился поближе и остановился в каких-нибудь двух метрах от Анюты. — Ты должна повиноваться.

— Да. Я… я поняла. — Чтобы не рухнуть от ужаса, доктору Задор пришлось вцепиться в край приборной доски.

— Сколько человек на борту?

— Больше никого. — Анюта солгала прежде, чем поняла, что делает, и успела хотя бы подумать, какими последствиями может обернуться для нее эта храбрая ложь.

В лабораторию вернулся еще один берсеркер.

— Где пульт управления станцией? — спросил он. Голос его ничем не отличался от голоса первого берсеркера. Доктор Задор кое-как взяла себя в руки и немного подумала.

— У этой станции несколько пультов управления. Один из них находится палубой выше.

Берсеркер развернулся и снова покинул лабораторию.

А тем временем Ховелер продолжал трудиться — яростно, но осторожно. Лучше всего будет, если ему удастся скрыть все следы своего вмешательства. Поскольку он практически не имел возможности уничтожить груз станции — запасы зародышей, — Ховелер вообще не был уверен, что сумеет решиться на такие действия, — то он решил сделать эти зародыши наименее пригодными для любых ужасных экспериментов, которые могли планировать берсеркеры.

Ну, предположим, он справился со своей задачей. Что дальше? Ховелер не относился к числу людей, способных хладнокровно покончить с собой. Что, отыскать ближайшего берсеркера и сдаться ему? Или просто вернуться на пост и скорее всего увидеть там бездыханное тело Анюты?

Если он все-таки предпочтет спрятаться, то сколько еще времени ему будет удаваться избежать смерти или плена? Должно быть, это будет зависеть от количества берсеркеров на борту биостанции. Если их тут немного, он сможет прятаться неограниченно долгий срок. Берсеркеры ничего не смыслят в планировке станции, и это ему весьма на руку.

Неограниченно долго?

Станция представляла цилиндр пятидесяти метров в диаметре и примерно такой же высоты. На двенадцати палубах, или этажах, располагались рабочие помещения, каюты персонала и склады. Здесь было более чем достаточно места для того, чтобы люди — члены экипажа и роботы обслуги практически не пересекались.

Станция проектировалась и строилась как образец колонизационного корабля. Она была оборудована установками искусственной гравитации и большим количеством научной аппаратуры, включая десятиметровый куб, именуемый также «десять-три», или «десякуб», предназначенный для проведения некоторых исследований в виртуальной реальности. Ховелеру припомнилось, что с год назад премьер Дирак начал выражать недовольство их работой — его не устраивали результаты. Это и было одной из причин появления поблизости Николаса Хоксмура.

Чтобы как следует выполнить свою разрушительную работу, Ховелеру нужно было найти способ безопасно перебираться с одной палубы на другую. Биоинженер опасался, что машины смерти уже находятся на станции и что, если он снова воспользуется лифтом, берсеркеры мгновенно засекут его. Собственно, они превосходно могли засечь его при помощи интеркома, но тут уж ничего поделать было нельзя, приходилось рисковать.

Прикинув наиболее безопасный маршрут, Ховелер покинул маленькую комнату, в которой работал, закрыл за собой дверь и на цыпочках двинулся по извилистому коридору к ближайшему трапу.

Самый короткий и самый простой путь требовал от Ховелера пересечь по крайней мере ту часть палубы, где было установлено большинство маточных репликаторов. На полпути Ховелер на мгновение застыл, глядя вправо. В дальнем конце палубы, метрах в сорока от него, среди рядов безмолвных машин, предназначенных для вынашивания жизни, маячила чужая и чуждая фигура берсеркера. Казалось, что берсеркер исполняет обязанности часового.

Ховелер не мог простоять здесь весь день, ожидая, пока его поймают. Нужно было двигаться дальше. Может, приглушенного шуршания воздуха в трубах и тихого гула работающей техники окажется достаточно, чтобы заглушить звук осторожных шагов? Может, ряды маточных репликаторов скроют человека от взгляда берсеркера? Так или иначе, Ховелер как-то ухитрился добраться до трапа и спуститься на следующую палубу незамеченным.

Потом он, испытывая все то же чудовищное напряжение, сумел пробраться в следующий отсек, из которого можно было подправить системные записи. Ховелер осторожно прикрыл дверь и принялся учинять бардак в центральном каталоге.

Возможно, Ховелер все же произвел какой-то шум, когда возился с инструментами, и этот звук выдал его присутствие. Но какой бы ни была причина, Даниэль успел поработать лишь секунд двадцать, а потом один из берсеркеров вломился в отсек и застал биоинженера на месте преступления.

Ховелер надеялся, что при таких обстоятельствах он получит быструю смерть, но надежда его обманула. В следующее мгновение берсеркер выволок Ховелера обратно на лабораторную палубу, причем он явно старался не причинять человеку особого вреда.

Еще через секунду и у Ховелера, и у Анюты Задор вырвались бессвязные восклицания — каждый из них обнаружил, что его товарищ все еще жив. Берсеркер выпустил Ховелера, и два человека кинулись друг к другу в объятия.

Берсеркер по-прежнему продолжал воздерживаться от быстрых и решительных действий, и это казалось людям особенно зловещим. Вместо того чтобы уничтожить беззащитную станцию целиком или безжалостно выпотрошить ее содержимое, гигантская вражеская машина накрыла станцию силовым полем и куда-то поволокла. Пленники могли наблюдать за этим, поскольку никто не перекрывал им доступ к экрану. Корпус станции завибрировал от непривычного напряжения и издал какой-то странный печальный звук. Потом все это стихло.

Минуты плена тянулись, словно вырванные из основного хода времени. Нервное напряжение выматывало. Веки наливались тяжестью. Пленники решили, что нужно попытаться отдохнуть. «Может, это моя последняя возможность отдохнуть», — вяло подумал Ховелер. Установки искусственной гравитации продолжали исправно работать, и им удавалось гасить ускорение, которое в противном случае возникло бы из-за навязанного извне движения. А так находящиеся внутри станции люди даже не ощущали, что их буксируют.

Как ни странно, но берсеркеры, похоже, не обратили ни малейшего внимания на предпринятую Ховелером диверсию. Во всяком случае, они никак не наказали человека, ничем ему не пригрозили и не задали ни одного вопроса. От этого пленникам только становилось еще неуютнее. Если берсеркер не делает тебе ничего плохого, это всего лишь означает, что он задумал что-то очень плохое.

Через некоторое время Даниэль и Анюта отказались от своих попыток отдохнуть и снова принялись совещаться. Они поймали себя на том, что почему-то стараются говорить шепотом, как можно тише, несмотря на то что их металлический охранник почти наверняка способен был улавливать и куда более тихие звуки, чем те, которые воспринимались человеческим ухом. Тот факт, что они все еще были в живых, сильно сбивал обоих пленников с толку, если не сказать — пугал. И еще больше их смущал тот факт, что им до сих пор позволялось делать практически все, что они захотят, — по крайней мере, в пределах лаборатории. Правда, все доступные им действия не могли оказать ни малейшего влияния на события. А с того момента, как берсеркер приволок Ховелера сюда, ни сам Даниэль, ни Анюта Задор не пытались выбраться с той палубы, где располагалась лаборатория.

Несмотря на испытываемый страх, Ховелер не преминул молча поздравить себя с успехом: он таки действительно сумел перепутать всю документацию, касавшуюся груза станции. Но все же он решил даже не пытаться рассказать о своей удаче Анюте. И еще он так и не посмел в присутствии берсеркера спросить у нее, куда делся последний взятый зародыш.

Сама же Анюта даже не заговорила об отсутствии Ховелера и его насильственном возвращении. Но примерно в течение часа после его возвращения доктор Задор бросала на своего коллегу долгие испытующие взгляды, в которых явственно читалось: «Ну и где же тебя носило?»

Ховелер постарался всем своим видом выразить, что он понимает вопрос, но не знает, как в нынешних условиях на него ответить.

Как бы пленники ни пытались отвлечься или отвлечь друг друга от печальных мыслей, они все равно так или иначе погружались в размышления о грозящей им опасности.

У Дана Ховелера не было семьи — и в настоящий момент он был глубоко благодарен судьбе за это. Но он мог предположить — хотя бы мысленно, — что в те минуты, когда Анюта, его товарищ по несчастью, сидела, закрыв глаза или уставившись в пространство, она думала о человеке, за которого собиралась выйти замуж.

Ховелер мог бы попытаться сказать ей, что их непременно спасут, но Анюта не хуже его знала, что надежда на удачную спасательную экспедицию практически нереальна.

Прошло еще несколько часов. Ховелер и Анюта тихонько обменялись несколькими словами и решили попытаться покинуть лабораторию и добраться до своих кают. Берсеркеры не забыли о своих пленниках. Когда люди вышли из лаборатории, две машины последовали за ними, тщательно обыскали их каюты и лишь после этого позволили законным хозяевам войти.

Хотя в каждой каюте теперь стояло по часовому, людям все-таки представилась возможность отдохнуть. И при сложившихся обстоятельствах они предпочли остаться в одной каюте. Ховелер растянулся на койке и вскоре забылся сном.

Несколько часов спустя, немного передохнув и вернувшись в лабораторию, Ховелер и Задор отдали наконец дань любопытству и попытались выяснить, что происходит. Открытые иллюминаторы и доступ к голо графическим экранам предоставляли для этого некоторую возможность.

— Да, ты прав, нас действительно буксируют.

— Я и не сомневался. — Ховелер сопроводил свои слова тяжким вздохом.

— Как и я. Так или иначе, но мы здесь. И нас куда-то тащат. Волокут. Вместе со всей станцией. Ее корпус — или, по крайней мере, большая его часть, — захвачен силовым полем. Если посмотреть под определенным углом, оно немного заметно. Видишь — вроде серого тумана.

Они немного подправили настройку и снова приникли к экрану. Тем временем их механический страж стоял рядом и невозмутимо наблюдал за подопечными. Через некоторое время доктор Задор не выдержала:

— Дан, но это же совершенно бессмысленно

— Знаю.

— Тогда куда нас тащат? И зачем? Ховелер пожал плечами:

— Похоже, что мы удаляемся от здешнего солнца. Медленно, но верно наращиваем скорость и движемся прочь из этой системы. Поскольку мы теперь отрезаны от человечества, ничего более конкретного сказать не могу.

Время тянулось мучительно долго. Люди то сидели, то вставали и бесцельно бродили по лаборатории. Страх медленно перетекал в спокойствие — хотя тошнотворное, ноющее ощущение где-то под ложечкой все же сохранялось. Устав бояться, пленники просто ожидали, что с ними будет дальше.

Постепенно ощущение хоть небольшой, но все же победы, которое испытывал до того Ховелер, исчезло. Ему в голову пришла весьма неприятная мысль: а что, если берсеркерам глубоко плевать на зафиксированные в документации индивидуальные различия захваченных протоколонистов? Вдруг для дьявольских планов берсеркеров равно годится любой человек — или проточеловек, не важно?

Машины по-прежнему не причиняли никакого вреда пленным людям. Равно как и не препятствовали пленникам общаться между собой. Ховелеру даже казалось, что берсеркеры сохранили им некую свободу действий именно для того, чтобы подтолкнуть людей к разговорам.

Обдумав эту мысль, Ховелер решил, что лучше будет высказать ее вслух:

— Возможно, они позволяют нам разговаривать потому, что хотят слушать наши разговоры.

— Мне это тоже приходило в голову, — кивнула Анюта.

— И что же нам делать?

— А что плохого в наших разговорах? Мы с тобой все равно не знаем никаких военных тайн.

Тем временем находящиеся на борту станции берсеркеры не сидели без дела. По крайней мере один из них непрестанно присматривал за пленниками. Прочие по очереди трудились, осваивая управление станцией и здешними приборами и механизмами. Собирались они все это как-то переделывать или просто изучали — Ховелер так и не понял.

Постепенно людей охватывало все большее беспокойство. Им не сиделось на месте. Поскольку они имели возможность бродить по станции — хоть и под охраной, — то могли видеть, что берсеркеры посещают абсолютно все палубы. Время от времени они заставали какого-нибудь берсеркера копающимся в оборудовании. Ховелер прикинул, что на станции их, похоже, сейчас где-то с десяток. С пленниками берсеркеры не разговаривали.

Часы понемногу сложились в стандартные сутки. Большую часть времени Задор и Ховелер проводили на самой привычной для них палубе — непосредственно в лаборатории. Именно там они сидели и вполголоса беседовали когда Анюта внезапно запнулась на полуслове и ошарашенно куда-то уставилась. Ховелер проследил за ее взглядом, и у него тоже отвисла челюсть.

Причиной такого изумления были мужчина и женщина, неожиданно появившиеся перед работниками лаборатории, — явные соларианцы, до предела изможденные, в обтрепанной одежде… Ни Ховелер, ни Анюта никогда прежде не видели этих людей. Незнакомцы следили за людьми, и глаза у них были какие-то странные… голодные, что ли…

Первым опомнился и нарушил тишину Ховелер.

— Привет! — сказал он.

Незнакомцы никак не отозвались на приветствие. Ховелер еще раз оценил их потрепанный, изнуренный вид и странное выражение их лиц и глаз и понял, что рассчитывать на четкие, понятные ответы не приходится.

Даниэль предпринял еще одну попытку. После некоторых понуканий удалось выяснить, что неожиданных гостей зовут Кэрол и Скарлок.

Анюта продолжала удивленно рассматривать их.

— Откуда вы здесь взялись? Вы прибыли вместе… вместе с берсеркерами?

Оба гостя кивнули. Мужчина пробормотал несколько слов, подтверждая это предположение.

Анюта и Даниэль с ужасом переглянулись. Им обоим пришла в голову одна и та же мысль: «Неужели и мы станем такими же?!»

Чем внимательнее Ховелер рассматривал гостей, тем больше ему становилось не по себе. Скарлок был небрит. Волосы как у мужчины, так и у женщины были грязными и нечесаными. Одежда находилась в скверном состоянии — потрепанная, давным-давно не стиранная. Кэрол была босиком. Рубашка ее была застегнута не полностью; в образовавшиеся прорехи проглядывала грудь. Ясно, что такое поведение нельзя было назвать нормальным, к какому бы обществу эти люди ни принадлежали прежде. По крайней мере, в какой-то момент у Скарлока, похоже, наступило некоторое просветление, и он попытался заставить Кэрол прикрыться. Однако доступ к еде и питью у этой пары был — во всяком случае, когда один из служебных роботов по просьбе доктора Задор принес еды, гости не проявили к ней интереса. Явных следов физического насилия на них тоже не просматривалось.

Но их пустые, бессмысленные взгляды (особенно у Кэрол), их нерешительность, сам их вид — все это, вместе взятое, заставило Ховелера предположить, что эксцентричное — если не сказать безумное — поведение гостей было по-своему вполне закономерным. Очевидно, Кэрол и Скарлок давно привыкли к присутствию берсеркеров, поскольку на снующие вокруг экземпляры они просто не обращали внимания.

Ховелер поймал себя на том, что он искренне надеется, что эта пара не причинит вреда лабораторному оборудованию.

Как будто это имело сейчас хоть малейшее значение…

Люди перебрались в одну из многочисленных пустующих кают и там устроились. Берсеркер-сторож последовал за ними. Между собой Ховелер и Анюта вскоре согласились, что психика их гостей — в особенности Кэрол, — Должно быть, сделалась неустойчивой в результате тягот длительного плена. Потому разговор с ними — пускай обрывочный — был весьма ценным, но в то же время очень странным.

— Вы не хотите рассказать нам, как вы попали в плен? — спросила Анюта. — И где это произошло?

— Нас забрали с корабля, — ответил Скарлок и посмотрел на двух постоянных обитателей станции, словно желая знать, какое впечатление произвела на них эта новость.

— И давно это было?

На этот вопрос ни Кэрол, ни Скарлок ответить не смогли. А может, не захотели.

Анюта Задор подсела к дисплею компьютера и запросила сведения о пропавших кораблях. Она надеялась, что в банке данных станции может храниться информация о каких-нибудь судах, исчезнувших в течение последних нескольких месяцев. Компьютер выдал небольшой список, но Кэрол и Скарли вели себя так, словно совершенно не были заинтересованы в сотрудничестве. Они признали, что летали на маленьком безымянном корабле и работали на фонд Сардоу, занимались астронавигационными исследованиями. Нет, они понятия не имеют, куда берсеркеры дели их корабль и где он сейчас может находиться. Фактически они не смогли даже вспомнить, когда видели его в последний раз.

Ученые попытались расспросить гостей о подробностях, но не преуспели в этом. Ни Кэрол, ни Скарлок не разговаривали достаточно осмысленно, чтобы внятно объяснить, как долго они пробыли в плену у берсеркеров. Нет, они понятия не имели, зачем их притащили сюда, на биостанцию.

— А на борту корабля берсеркеров есть другие люди? — неожиданно спросила Анюта. Она решила попытаться зайти с другой стороны. — Может, какие-нибудь доброжилы?

— Мы — доброжилы, — отчетливо произнесла Кэрол и испуганно при этом взглянула на маячащего рядом берсеркера. Двое ее слушателей невольно отпрянули, не сумев совладать с отвращением. Похоже было, что изможденная женщина не вполне в своем уме, но говорила она очень выразительно.

Ее спутник медленно, задумчиво кивнул.

— Да, мы доброжилы, — подтвердил он. — А вы?

На несколько мгновений воцарилась тишина. Потом Анюта Задор твердо произнесла:

— А мы — нет.

Берсеркер-часовой вроде бы не обратил на эти слова никакого внимания.

Постепенно Скарлок начал проявлять некоторый интерес к новой обстановке, в которую его поместили их металлические хозяева.

— А что это вообще за место? — спросил он. Ховелер попытался объяснить, но неопрятный, грязный парень быстро перебил его:

— Мне интересно, что здесь нужно нашей машине.

— Вашей машине? Вы имеете в виду берсеркера?

— Называйте его как хотите. Но он задал нам целую прорву вопросов об этом… месте… прежде чем привезти нас сюда.

К вящему ужасу Задор и Ховелера, Кэрол добавила:

— Просто не представляю, зачем могут понадобиться человеческие зародыши. Ну и ладно. Нашей машине виднее.

Ховелер, у которого уже тоже начали сдавать нервы, не сумел сдержать гнев:

— Ваша машина, как вы ее называете, похоже, рассчитывает, что вы оба окажете ей немалую помощь-Конечно, я буду ей помогать, — поспешно согласилась Кэрол. Сейчас ее речь была отчетливой и звучала достаточно осмысленно. — То есть мы будем. Мы только пока не знаем, что нужно делать. Но машина скажет нам, когда будет нужно, а мы все сделаем.

— Да, все! — ревностно подтвердил Скарлок. Потом он умолк, заметив, что ученые смотрят на него с отвращением и презрением. — Зложити! — с не меньшим пренебрежением прошипел он.

— Мы доброжилы! — снова заявила Кэрол. Впрочем, на этот раз ее слова звучали как-то неуверенно. Ее манера вдруг напомнила свойственную школьным учителям привычку повторять одну и ту же фразу несколько раз. Но здесь это выглядело на редкость неуместно.

— А что, в этом кто-то сомневается? — огрызнулась доктор Задор. — Вы сказали, что вы доброжилы, — значит, доброжилы. Я охотно в это верю.

Ховелер поймал себя на том, что не сдержался и тоже пробулькал несколько выразительных эпитетов.

Кэрол испустила истошный вопль и внезапно ринулась на Анюту — так, что та даже покачнулась, хотя и была значительно выше нападавшей. Кэрол захватила доктора Задор врасплох и острыми ногтями впилась ей в лицо.

Но прежде чем она успела нанести серьезные повреждения противнице, вдело вмешался Ховелер. Он отшвырнул Кэрол так, что та не удержалась на ногах и упала. Тогда Скарлок в свою очередь толкнул Ховелера:

— Не трогай ее

— Сначала скажи ей, чтобы она не трогала нас! И люди разошлись, обмениваясь ругательствами.

Несколько часов спустя между ними продолжал царить худой мир. Ховелер и Задор шепотом обсудили этот вопрос. У них появились сильные подозрения, что, возможно, Скарлок и Кэрол сами нашли берсеркеров и добровольно к ним присоединились.

— Как ты думаешь, может, берсеркеры и от нас ждут того же?

Анюта вскинула голову:

— Как ты думаешь, часовой нас подслушивает?

— Не сомневаюсь. Мне плевать. Может, услышит что-нибудь, что ему не придется по вкусу, — для разнообразия. А вот что меня на самом деле пугает, так это то, что я, кажется, понимаю теперь, как люди становятся доброжилами. Ты когда-нибудь думала об этом?

— Как-то нет, а что?

Было несколько моментов, когда Скарлок вроде бы пытался найти общий язык со второй парой. Кэрол же, похоже, слишком глубоко ушла в себя, и ее не волновало, найдет она общий язык с кем бы то ни было или нет.

— Послушайте, все мы здесь — пленники, — сказал Скарлок.

Ховелер кивнул, продолжая, впрочем, оставаться настороже.

— Слушай, а машины не говорили вам, что они собираются с вами делать? Или с нами?

— Нет. — Потом по лицу Скарлока скользнула страдальческая улыбка. — Но мы с Кэрол собираемся им подыгрывать. В нынешних обстоятельствах это единственный выход.

А тем временем на разнообразных базах, в многолюдных городах и всяческих поселениях на обитаемых планетах Иматранской системы кипела бурная деятельность. Большая часть совершаемых действий была просто бестолковой, а все прочее слишком запоздало. Станцию было уже не спасти. Конечно, известие о нападении берсеркера молниеносно разлетелось по всем планетам системы — через какие-нибудь несколько часов об этом знали все. Правительства планет поспешили оказать помощь пострадавшему планетоиду, но их возможности были ограниченны.

Зато, правда, этот инцидент мгновенно подтолкнул правительства к выработке единой военной доктрины и созданию единого командования вооруженными силами. Наконец-то все планеты системы объединили свои усилия в этом вопросе.

Но никаких боев за этим не последовало, причем по самой банальной причине — иматранцы не располагали сейчас военными кораблями, способными выдержать бой с этим берсеркером. И берсеркер неумолимо, но аккуратно увлекал захваченную станцию все дальше и дальше.

Через несколько часов после нападения единственными свидетельствами происшествия остались лишь некоторое количество убитых и раненых людей, выжженные отметины на поверхности планетоида и быстро слабеющие электромагнитые сигналы, включая световые волны…

Ах да, еще было некоторое количество плавающих в Космосе обломков: останков человеческих кораблей и небольших берсеркеров — все, что осталось после короткого, но яростного боя.

И еще некоторое количество записей, по возможности полно описывающих беспримерно дерзкое нападение.