"Шуточки жизни" - читать интересную книгу автора (Быстрова Ирина)

Глава 10

– Умрешь, умрешь, – «утешает» меня Галка, – но не сразу. Сначала съездишь в командировку.

– В какую командировку? – изумляюсь я.

Мы стоим в курилке, Галка курит, как-то нервно тиская сигарету, я просто стою рядом, чтоб ей было не скучно. Понедельник, утро. Не самое лучшее время для организма. Поэтому Галка и курит в надежде привести себя в чувство. Поэтому я и стою рядом – просто еще не проснулась достаточно для того, чтобы сидеть за компьютером и рыться в цифрах.

– В Москву, в наш филиал, – отвечает Галка, прищуриваясь. – Здорово, правда?

– Что здорового-то? – ворчу я.

– Москва, – поясняет Галка. – Ты ж там сто лет не была. Небось соскучилась?

– Не знаю. – Я вяло переминаюсь с ноги на ногу. – С чего мне скучать?

– Ты ж там училась! – удивляется отсутствию энтузиазма с моей стороны Галка.

Училась, ну и что? Это же было так давно. Москва нынешняя – совсем не Москва прежняя. Я теперь редко там бываю. Раньше – да, моталась туда чуть ли не каждые праздники, все не могла окончательно разорвать ту ниточку, что соединяла меня с городом моей юности, но вот уже лет семь, как эти частые визиты прекратились. Не знаю почему. Не произошло ничего особенного – просто прошло время, юность канула в прошлое, замучила рутина… Москва живет теперь своей жизнью, я – своей. Тем более не понятно, зачем меня туда посылают.

– Филиал! – фыркаю я. – Тоже мне, придумали! Да там три калеки сидят.

– Кто тебе сказал? – Галка давит окурок в пепельнице, вытаскивает из кармана зеркальце и всматривается в свое отражение.

– Никто. – Я тоже старательно разглядываю ее – что-то она сегодня неважно выглядит. – Все знают, что наш филиал в Москве – это одно название.

– Так вот, – важно говорит Галка, пряча зеркальце в карман, – вы все серьезно заблуждаетесь. Это – не просто название. Это – офис, в котором работает уже десять человек…

Я изумленно распахиваю глаза.

– …троих из которых ты должна будешь обучить сложнейшему искусству бюджетирования.

– Откуда там взялось десять человек? – восклицаю я.

– Откуда они берутся? – Галка разводит руками. – Кто с улицы, кто по блату…

– Да я не об этом, – прерываю я ее. – Вчера еще их там не было. Почему вдруг стали расширять московский филиал?

– У руководства свои планы, – опять напускает на себя важный вид Галка.

Ненавижу, когда она такая. Раздувается от гордости, как будто не кто иной, как она, принял решение расширять московский офис. И ладно бы пускала пыль в глаза кому-нибудь другому, но мне? Я же знаю, как обычно все происходит. Зовут Галку на совещание, где она тихонько сидит в уголке и старательно строчит в своем блокноте конспект всей встречи, в том числе и указания, которые ей там дают, потом тихонько идет к себе и со свойственной ей энергией принимается воплощать в жизнь данные ей поручения.

– Какие планы? – все-таки спрашиваю я.

– Не знаю, – честно отвечает Галка и становится похожа сама на себя.

– А кого там нужно учить бюджетированию? – продолжаю допрос я.

– Директора, бухгалтера и старшего менеджера по продажам.

– А младшего не нужно? – усмехаюсь я.

– Младших, обоих, – наставительно говорит Галка, – обучит старший. Усекла?

Усекла. Там, оказывается, действительно все серьезно. Как я пропустила? Обычно такие глобальные события, как расширения филиалов, не проходят незамеченными. Или я слишком увлеклась собственными проблемами?

– А когда ехать-то? – перехожу я к конкретике.

– Завтра вечером. Тебе уже заказали билеты на поезд. Возвращаешься в пятницу, дневным.

– Два с половиной дня, – задумчиво киваю я.

Ладно, развеюсь. Хотя я бы и не сказала, что очень закисла здесь, но короткая командировка в Москву – Галка все же права – это всегда приятно. Вот только она почему-то не радуется моей удаче. На нее это не похоже.

– Ты что-то не в духе, – осторожно начинаю я.

– Кто? Я? – изумляется подруга, потом поправляет волосы и неохотно признается: – Да, как-то все…

– Что-то дома? – сочувственно интересуюсь я.

– Дома?.. – Похоже, Галка сама не уверена, на каком фронте у нее нелады. – Да ладно, – наконец встряхивается она, – все это пустяки.

– А почему не была в бассейне? – Я перехожу на прокурорский тон в надежде сбить с нее налет безысходности, окутывающий ее этим утром.

– А ты что, – Галкины глаза расширяются от удивления, – была?!

Нет, ну как вам это нравится? Вот так в нашей жизни было всегда. Сначала они втравят меня в какую-нибудь авантюру, мол, давай вместе – вместе веселее, а потом стремительно линяют, оставляя меня в той авантюре в полном одиночестве. Так я попала в бассейн, а когда-то, лет пять назад – на курсы флордизайна. А раньше – на курсы немецкого языка. Еще были танцы в стиле фламенко и ораторское мастерство. Наверное, я что-то пропустила, впрочем, не суть.

– Я была, – сурово продолжаю я, – и болталась там в глухом одиночестве, не с кем было и словом перемолвиться.

Но Галку голыми руками не возьмешь. Она уже пришла в себя и теперь, судя по холодной улыбочке, скользнувшей по ее губам, готовилась дать мне отпор.

– Отмокала, значит, после коктейлей? – небрежно бросает она. – После коктейлей с романтической приправой?

Уппс! Лучшая подруга Жаннета уже отчиталась о происшествиях. Вот кто ее об этом просил? Почему она решила, что история с Майклом может быть и Галкиным достоянием? «Да потому что, – вмешивается внутренний голос, – у вас так повелось. Рассказала одной – через час-два другая тоже будет в курсе. И можешь даже сто раз предупреждать, что «нет, ни в коем случае не говори Галке» – толку от этого не будет». Давно уже я взяла себе за правило: не хочешь групповых дискуссий – тогда вообще молчи как рыба. Никому. Ни Жаннете, ни Галке. Но натура бурлит. Мне так сложно удержать в себе даже граммульку информации. Пробовала завести дневник и изливаться на его страницы, но, извините, а ответная реакция? Ее бессловесная тетрадочка родить мне не могла, вот и была заброшена подальше за ненадобностью. Так что назвалась груздем – полезай сама знаешь куда.

– Уже все знаешь, – бормочу я, отводя глаза.

– Знаю, – фыркает Галка. – Возник Майкл и взбудоражил твою ранимую натуру.

– Ну-у… – тяну я, – не то чтобы взбудоражил… Скажем, заставил задуматься.

– О чем это, любопытно было бы знать?

Галка недолюбливает Майкла, поэтому сейчас и сыплет во все стороны искрами возмущения. Я, кстати, так и не знаю, за что она на него взъелась.

– О чем? – пожимаю я плечами. – О жизни? О себе? Может, я что-то неправильно делаю? Я же тебе сказала в самом начале: может, я слишком требовательно отношусь к жизни?

– Лелька, – Галка строит презрительную мину, – кого ты слушаешь? Неужели ты поверила этому кобелю…

Я морщусь.

– Не надо делать такое лицо, – возмущается Галка. – Майкл – образчик настоящего, стопроцентного кобеля. Я тебе еще тогда об этом говорила.

Говорила, это так. Но, по правде сказать, я ее слушала вполуха.

– Поэтому все эти его бредни насчет великой любви, – продолжает Галка, – чистой воды вранье. Вернее, нет, – подумав немного, вдруг смягчается она, – Майкл мог верить в то, что наплел тебе. Знаешь, как это бывает – проходит время, и ты начинаешь приписывать прошлому не пойми что.

Знаю. Прошлые любовники всегда лучше нынешних. Прошлая работа – всегда интересней настоящей. Прошлый начальник – самый добрый и умный. А детство и студенчество – вообще пора, в которой не найти ни одного изъяна.

– Я не верю, – чеканит слова Галка (видно, совсем уже вошла в норму), – что он протянул бы больше года, а потом еще и сделал бы тебе предложение. Поверь мне, морочил бы тебе голову по сей день. Это просто здорово, что ты невольно пугнула его.

Невольно, вот уж действительно…

– Ага! – Дверь на лестницу распахивается, и мы видим Вику. – Вот вы где! Ищу, ищу тебя, Ольга, еле сообразила, что ты тут Галине Викторовне компанию составляешь. Привет!

– Привет, – хором отвечаем мы.

– Тебя, Ольга, к директору.

– Срочно? – уточняю я.

– Срочнее некуда, – роняет Вика и исчезает за дверью.

Да, действительно, прежний начальник всегда лучше нынешнего. В моем случае это не домыслы, приправленные перчиком времени, а объективная реальность. Я разглядываю Юрика, завершающего разговор по телефону, и думаю: кто его назначил на эту должность? Не исключено, что имел место шантаж, потому что любому человеку, находящемуся в здравом уме, ясно, что из Юрика директор никудышный. Правда, есть у него один плюс – он ни во что не лезет. Не раздает «ценных» указаний, не контролирует никого, иногда у меня создается впечатление, что его рабочая философия – «дайте мне спокойно отсидеть свое рабочее время, и я буду вам весьма признателен». Как наша компания еще не развалилась? Все очень просто: Юрику повезло с персоналом. Все его замы и начальники отделов – самоорганизующиеся единицы, могут работать вне всякой связи с тем, есть у них генеральный директор или нет. Впрочем – я вдруг впервые задумалась об этом – может, как раз в умении подбирать таких людей и заключается Юриков талант?

– Жаль, что не могу отлучиться, – внезапно говорит Юрик, аккуратно укладывая телефонную трубку на аппарат. – Дела, знаете ли.

Я непонимающе смотрю на него.

– Я имею в виду, – поясняет вальяжно Юрик, – как бы это было прекрасно, прокатиться в командировку вместе.

О-о… Началось. Обычная Юрикова песня. Уникальный кадр. Бабник от бога. Не знаю – и знать не хочу, – каковы его сексуальные успехи, но в искусстве обольщать он великий мастер. Хотя его стиль скорее пригоден для молоденьких секретарш и средневозрастных теток «от сохи». И те и другие слаще Юрика ничего в своей жизни не видали, вот и млеют от его юмора «ниже пояса» и любовных ухваток «в постельку – быстренько-быстренько». Тонких натур этим не проймешь. А Юрику ой как хочется зацепить тонкую натуру!

– Дела – это серьезно, – делаю я умное лицо.

– Н-да, – откликается Юрик и продолжает беззастенчиво рассматривать меня.

За такой взгляд на Западе можно было бы смело подавать в суд за сексуальные домогательства. Впрочем, что же это я? Я тоже могу изобразить нечто подобное, тем более что у меня есть повод. Дела, о которых стонет Юрик, это не что иное, как свидание с дамой. Питер, знаете ли, город маленький. И имя дамы не представляет тайны для меня. А Юрик – Юрик, тот всегда желает усидеть на двух – а лучше на трех, четырех etc. – стульях одновременно. Собственно, какой мужик не желает?

– Итак, – я возвращаю его к цели нашей встречи, – я должна буду?..

– Да, – вздыхает Юрик, и взгляд его приобретает более осмысленное выражение, – ваша задача…

Мы углубляемся в беседу, смысл которой сводится к тому, что уже сообщила мне Галка: обучить трех московских сотрудников нашей системе бюджетирования и показать им программу, которую мы сочинили для облегчения моей бурной деятельности. Юрику беседа удовольствия не доставляет – что взять с бюджетирования, скука, одним словом, – поэтому он краток, и спустя пятнадцать минут я пулей вылетаю из его кабинета, стряхивая с себя скользкие комплименты и пошловатые намеки.

Вылетаю и сразу же встречаю Алену.

– Привет! – жизнерадостно восклицает она. – Как дела?

– Привет! – Я очумело трясу головой. – Нормально.

– Что директор? – На ее губах появляется ироническая улыбочка. – Грузит?

– Слегка, – дипломатично отвечаю я.

Я еще не поняла, каково место Алены в нашей системе мироздания, а потому стараюсь избегать при ней язвительных реплик и крепких словечек.

– Говорят, ты едешь в Москву? – Алена закатывает глаза. – Завидую.

Боже, да что это с ними со всеми? Москва, в конце концов, не Лондон.

– Может, отвезти тебя на вокзал? – неожиданно предлагает Алена.

– М-мм… – растерянно мычу я.

К чему эти нежности? Она явно набивается мне в подруги. С чего бы это? Хотя, надо признаться, это общеофисное хобби. Меня любят все поголовно, приходится даже некоторых отваживать, иначе бы моя жизнь превратилась в сплошной кошмар, где только и толклись бы все, кто ни попадя, не оставляя места для меня самой. Насчет Алены я пребывала в сомнениях. Могла отвадить ее на раз-два, и она, уверена, словила бы мое настроение с лету, но я пока тянула с окончательным вердиктом. Я испытывала к Алене противоречивые чувства. Вроде и любить мне ее не за что, но противиться ее обаянию было сложно, если не сказать – невозможно. Однако везти меня на вокзал – это уж слишком.

– Спасибо, – качаю я головой, – не хочу тебя привязывать к своим телодвижениям.

– Как хочешь. – Алена реагирует молниеносно. – Желаю приятного путешествия.

Весь следующий день провожу в лихорадочных попытках собрать в кучу свои мысли. Обучать – вот уж задача! Обучать мне еще никого не приходилось.

– Главное – держи уверенную мину, – советует всезнающая Галка. – Помни, что ты приехала из головного офиса, значит, для них для всех ты уже – начальник.

– Угу, – киваю я, перебирая бумаги, которые намереваюсь взять с собой.

– Вечернее платье взяла? – внезапно спрашивает Галка.

– О боже, – вскидываюсь я, – зачем?

– А вдруг? – Галка хитро щурится.

– Что вдруг? – Я тупо смотрю на нее.

– Во-первых, – Галка начинает загибать пальцы (она страшно любит перечисления), – вдруг в московском офисе найдется кто-нибудь приличный?

Я закатываю глаза и мотаю головой в знак возмущения.

– Не надо делать безумное лицо, – ворчит Галка. – Слушай дальше. Во-вторых, вдруг ты встретишься… – она выдерживает многозначительную паузу, – с Игорем?

– А? – вздрагиваю я.

Галка торжествующе смотрит на меня.

– Вдруг? – саркастически повторяю я. – Ты соображаешь, что говоришь? Как это вдруг? Выйду с Ленинградского вокзала и вдруг встречу Игоря? В Москве?

Вот если «вдруг» не позвоню, тогда никакого «вдруг встречу» не будет. А может, и в самом деле, позвонить? Для чего только?

Игорь… Институтский друг. Не товарищ, как Димка, а друг, бойфренд. Хорошие были времена, хотя поначалу Игорь был призван – о чем сам, конечно, не знал – помочь мне зализать раны после того неудачного демарша в Максовы апартаменты. Еще один мужчина из прошлого… Что-то слишком их много.

– Не находишь, что слишком много мужчин из прошлого? – повторяю я свои мысли вслух.

– То есть? – хмурится Галка. – Кто это? Майкл и все, верно?

– А Кирюша, – принимаюсь перечислять я, – а… – и застреваю, успев поймать себя за язык.

М.А. ни в коем случае нельзя упоминать. Чуть не проболталась.

– Ффу, Кирюша! – пренебрежительно отмахивается Галка. – Нашла тоже мне мужчину из прошлого!

Просто поразительно, сколько в моей жизни было мужиков. А толку ноль. У других по паре тинейджеровских воспоминаний и столько же зрелых казусов, и трах-бах – свадебные колокола. А я до сих пор болтаюсь, как…

Самое смешное (или грустное?), что я никого по-настоящему не любила. Влюблена была, не без этого, но чтоб вот сейчас сказать про кого-нибудь: «Это была самая большая любовь в моей жизни», – не о ком. А ведь половину жизни я уже пробежала. Как же так? А что, если – я вздрагиваю от ужаса – каждой из нас отмерено определенное число мужчин в жизни, и я уже свое количество выбрала? Что тогда? Как жить оставшуюся половину отпущенных мне лет? Вырывая последние волосы от отчаяния? Что тем более обидно, когда мужиков, как биологических особей, вокруг полным-полно.

Купе оказывается набито «биологическими особями» под завязку. Я зажмуриваюсь в надежде, что, когда вновь открою глаза, наваждение исчезнет. Открываю. Мужики остаются. Я со вздохом втаскиваю сумку в купе и принимаюсь устраиваться. Мужики дружно поднимаются и выходят в коридор, не предложив мне никакой помощи. Приходится самой поднимать нижнюю полку, предварительно сняв с нее чей-то весьма непрезентабельного вида багаж, самой запихивать сумку в узкое пространство под койкой, самой водружать на свою верхнюю полку тяжеленный матрац. Мужики стоят в коридоре и с интересом наблюдают за мной.

– У вас двадцать второе место? Верхнее? – внезапно спрашивает один из них, пухлый и лысый.

Я с надеждой оборачиваюсь:

– Да.

Он кивает и затихает. Прекрасно, просто великолепно! Никому не приходит в голову предложить даме нижнюю полку. Я застилаю свою постель, упираясь ногами в обе нижние полки, с трудом сохраняю равновесие и пыхчу от злости. А потом ведь вытащат водку или пиво, напузырятся на радостях, что никто из знакомых и родичей их не видит, и начнут приставать с разговорами, а то и с ухаживаниями. И еще притравят меня ночью своим жутким храпом. Не дай бог, храпят все трое. Ну, наконец-то расстелилась. Мужики возвращаются в купе, рассаживаются по углам и все как один принимаются таращиться в окно. Я еще раз мрачно осматриваю их и быстренько прикрываюсь журнальчиком.

– Граждане пассажиры, приготовьте билетики и деньги за белье, – орет где-то вдали проводница, дебелая брюнетистая баба.

Мужики оживляются, вытаскивают свои портмоне и начинают шуршать билетами. Я завороженно слежу за их манипуляциями – они делают все одновременно, как в синхронном плавании. Мало того – я всматриваюсь в них внимательнее – они похожи друг на друга. Все трое пухлы и круглолицы, лет 40-45, вот только степень облысения у них различна. «Может, они родственники! – ужасаюсь я про себя. – Тогда точно – компанейского распивона не избежать. Нет, – тут же отказываюсь я от этой мысли, – все-таки нет, расползлись по углам и молча изнывают от вынужденного бездействия в ожидании проводницы».

– Ну, что у нас здесь? – проявляется она в дверях. – Так, билетики… Кому нужны билеты, по прибытии заберете. Ага, это за белье. Без сдачи?

– Без, – хором отвечают мужики.

Я протягиваю стольник. Проводница отсчитывает сдачу и исчезает из поля зрения.

Поезд набирает ход. Все сидят молча, изредка посматривая на часы. Я прикрываю глаза и пытаюсь настроиться на приятные мысли. Подумаешь, ночь продержаться, а там – Москва! Ох! Город моей юности. Сердце сладко заныло от предвкушений. Я открываю глаза – мужики дружно отводят от меня взгляды и опять принимают отстраненный вид. А ну как маньяки? Я стискиваю зубы, чтоб не расхохотаться. Маньяки, как же! Маньяки все жилистые и энергичные, а эти расползлись квашней по купе… Хотя кто его знает… К черту! Пойду-ка я спать, вернее, полезу.

Я беру полотенце и туалетные принадлежности и бреду в уборную. Вернувшись через десять минут, я обнаруживаю всю компанию упакованной по своим местам. Двое уже и не шевелятся, а третий, с нижней полки по диагонали от моего места, возбужденно дергает за брезентовую штору, тщась натянуть ее на все окно.

– Может, оставим открытым? Кому мы нужны? – легкомысленно прелагаю я.

– Нет уж, – бурчит он, – фонари мешают.

И, дернув изо всех сил, побеждает-таки капризный механизм. Шторка защелкивается внизу, отрезав нас от окружающего мира, в купе становится, как в шкатулке: темно и страшно. «Караул!» – вскрикивает моя клаустрофобия. Я стремительно взлетаю на свою полку, включаю ночник и часто-часто дышу, пытаясь прийти в себя. Потом с тоской смотрю на часы – семь часов мучений, может, не стоило и ехать? Хотя – командировка, как отказаться? «Лучше бы мы сейчас все дружно выпивали, – мелькает у меня в голове. – Тогда бы и ночь быстрее пролетела». Вот уж точно, все в мире относительно. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь расслабиться. Мужик напротив меня ворочается, укладываясь носом к стенке, наверное, для того, чтобы не видеть мой зажженный ночник, с которым я собираюсь коротать всю ночь. «Так вам и надо, – мстительно думаю я, – нет чтобы уступить даме нижнюю полку. И лежала бы я сейчас внизу, – мечтаю я, – и смотрела бы на щель под дверью и пробивающийся из-под нее свет и не чувствовала бы себя погребенной заживо».

Видимо, мне все-таки удается задремать, потому что через некоторое время, после очередного весьма ощутимого толчка поезда, я открываю глаза и обнаруживаю себя в кромешной темноте. Ночник не горит. Я судорожно щелкаю тумблером – ничего. Темнота надвигается на меня со всех сторон, сгущается, лишая воздуха и последних остатков здравого смысла. Сердце колотится в груди, а в голове пульсирует одна-единственная мысль: выйти, мне нужно срочно выйти! Я рывком сажусь на своей койке, упираюсь правой рукой в соседнее лежбище и начинаю спускать правую ногу, надеясь нащупать ею нижние полки. Уши от ужаса заложило, звуки исчезли, и, казалось, все происходит, как в замедленной съемке. Паника нарастает. Нащупав наконец-то край одной из нижних полок, я плюю на осторожность и смело шагаю второй ногой вниз, в темную бездонную пропасть. Первая нога не удерживается на своей опоре, соскальзывает, и я чувствую резкую боль. От неожиданности я отпускаю руки и с диким грохотом обваливаюсь на пол.

Мужики, как по команде, дергаются, шевелятся и, видимо, теперь прислушиваются. Но никакой иной реакции не демонстрируют. Я сую ноги в свои шлепанцы, едва различимые в луче света, струящемся из щели в двери, лязгаю замком и ошалело выношусь в коридор. Благодать, снизошедшая на меня там, не поддается описанию. Все окна открыты, свежий воздух врывается в них, безжалостно потрепывая занавески, а в неровной темноте за окнами можно различить леса и луга, проносящиеся мимо. Коридор освещен умеренно. Но все равно, в коридоре весьма неплохо. «Может, мне тут и остаться», – думаю я. Бросаю взгляд на часы – еще пять часов пути – пожалуй, это будет слишком, просидеть пять часов на коврике в коридоре.

Яркий свет льется из купе проводницы, оттуда же доносится жизнерадостный смех нескольких человек. Покачиваясь от пережитых волнений, я бреду на звуки. Веселящаяся компания состоит из двух проводниц: нашей и чужой, рыжеватой толстушки – и двух мужиков, тоже в форме. Увидев меня в проеме двери, вся компания замолкает и выжидательно лупится на меня.

– Здравствуйте, – я извлекаю из своего арсенала доброжелательно-демократическую улыбку, – приятного аппетита!

– Спасибо! – улыбаются они.

– Может, с нами? – приглашает один из проводников, отчего женщины вздрагивают и несколько набычиваются.

– Нет, спасибо, – отказываюсь я. – Знаете, я хотела спросить, а вы что, отключили по вагону ночное освещение?

– Ну да, – озадаченно отвечает наша проводница, – а что?

– Да у меня место наверху, а я там не могу спать без ночника. Вы не включите мне?

Проводница поднимается и выходит ко мне в коридор. Ее слегка покачивает, и не только от быстрого хода поезда, но двигается она вполне уверенно. Она заходит в кандейку с оборудованием и зажигает свет в коридоре.

– Какое у вас место? – спрашивает она меня, решительно направляясь в глубь вагона.

– Двадцать второе, верхнее, – отвечаю я, стараясь не отстать от нее. «И зачем она тащится смотреть на купе, – успеваю подумать я, – неужели нельзя щелкнуть у себя переключателем – и все?»

Она останавливается у моего купе, секунду мешкает, затем яростным рывком открывает дверь, впускает в купе яркий свет и свежий воздух, и вдруг очень громко орет:

– Вот это, что ли, ваше место? – и тыкает пальцем в мою пустующую полку.

– Ага! – как под гипнозом ору и я.

Мужики синхронно садятся на своих полках, стыдливо прикрываясь казенными простынями. Проводница пристально оглядывает их, презрительно фыркает и, резко захлопнув дверь, поворачивается ко мне:

– Вот мужичье пошло – не могли женщине нижнее место уступить!

– И не говорите, – поддакиваю я.

– Счас включу вам свет, – обещает она, – идите, спокойно спите.

И она марширует к себе. Я иду в туалет – все равно вскочила, нужно использовать ситуацию – и возвращаюсь в купе. Ночничок мирно горит под потолком. Мужики лежат по углам и недовольно посверкивают глазками. „Нога болит все сильнее. Я взбираюсь на свое место и осматриваю пострадавшую конечность: вся голень правой ноги ободрана, кое-где до крови. «Вот тебе и Москва», – грущу я, потом вспоминаю обалдевшие лица мужиков и тихонько хихикаю. А все-таки есть в этом нечто приятное: и тебе плохо, и тогда уж всем вокруг. Я ложусь и принимаюсь думать о Москве, чтобы отогнать клаустрофобную панику, периодически накрывающую меня душной и теплой волной. Усталость наваливается на меня, и я погружаюсь в недолгий дорожный сон.

Утром мужики не говорят ни слова по поводу ночных приключений, лишь по очереди подозрительно посматривают на меня и кривятся. Поезд подходит к платформе точно по расписанию. Так, теперь главное – сконцентрироваться и с минимальными затратами энергии добраться до гостиницы. Я выпадаю из поезда, стараясь не задевать сумкой за больную ногу. На перроне прямо напротив двери в наш вагон стоит… М.А.

– С добрым утром! – говорит он и шагает мне навстречу.

– Что вы тут делаете? – ошеломленно спрашиваю я.

– Хорошенькое приветствие! – улыбается он, протягивая руку за моей сумкой. – Я вас встречаю.

– Пардон, – извиняюсь я, – с добрым утром! Я не знала, что вы в Москве.

– Вас это огорчает? – усмехается он.

Огорчает? Вот уж точно нет.