"Хозяйка" - читать интересную книгу автора (Борисова Ирина)

Начало бизнеса

Музей-квартира Кржижановского помещалась на первом этаже особняка на Петроградской, с сохранившимися витражами на широкой светлой лестнице. Две комнаты квартиры был, собственно, музей, с кожаным диваном Кржижановского, с планом ГОЭЛРО, разукрашенным разноцветными лампочками, с большим стеклянным глобусом на огромном дубовом письменном столе. Стеллаж с книгами Кржижановского в старинных кожаных переплетах простирался во всю стену, за стеклянной витриной хранились вещи Кржижановского, его архив занимал несколько шкафов. Третья комната представляла собой нечто среднее между запасником и служебным помещением, ее мы и приспособили под офис.

В мои обязанности смотрителя входило вытирать с экспонатов пыль, проводить экскурсии по музею, наблюдать за посетителями. Посетители случались крайне редко — разве в дождь забредала какая-то бездомная парочка, да и та, сконфуженно потоптавшись несколько минут перед глобусом и диваном, скоро покидала крохотный музейчик. Последнюю экскурсию я приняла еще во времена талонов, когда группу воронежских энергетиков, приехавших на какой-то свой симпозиум, заволокли по программе еще в музей-квартиру, и недоуменные энергетики, посматривая на часы, нетерпеливо озирались, мечтая, верно, рвануть поскорее по магазинам.

Наши первые попытки ведения бизнеса были нетверды, голоса были еще нетренированны, мы с Гришей путали цены, мельтешили, дружно заверяли звонящих клиентов, что приборы, которые Гриша до последнего винтика собирал дома сам, делает предприятие, что тоже было истинной правдой. Из десяти позвонивших один захотел прийти посмотреть, приглашать клиента, кроме музея-квартиры, было некуда, тогда и состоялся ее дебют в качестве офиса.

Теперь я уже, кажется, не помню самого первого принятого в музее-квартире клиента, я совершенно забыла, кто был этот дорогой для нас человек, заинтересовавшийся распылителем, и как мы выдавали служебную комнату за офис арендующей музейную площадь фирмы в первый раз. Я помню, как это было поставлено позднее на поток — на дверь вешалась красивая табличка с названием нашего тогда еще ИЧП, модели экспонатов выносились в кладовку, вместо них на стену помещался блестящий календарь с нашим логотипом, на столе лежали справочники, стоял купленный по случаю факс, на тумбу красного дерева, где раньше красовался бюст Кржижановского, выставлялся демонстрационный образец распылителя.

Первым, купившим прибор клиентом, был гробовщик с Урала, он использовал прибор для окраски своих, как он говорил, изделий. Он привез банковский чек, я заполняла его, прикусив от старательности кончик языка, и, как потом выяснилось, все равно испортила. Мы шли с гробовщиком в банк, он доверительно делился, на сколько снизится себестоимость «изделий» от использования нашего распылителя. Мы со знанием дела кивали, изображая прожженных финансистов, была весна, с крыш текло, солнце светило, что есть мочи. В банке сказали, что неизвестно, пройдет ли испорченный чек, поезд у гробовщика был уже вечером, вставал вопрос, отдавать ли прибор. Вопрос решался в банковском коридоре, двое мужчин, гробовщик и Гриша, вопросительно смотрели на меня, и я, как настоящий главный бухгалтер, напряженно морщила лоб, интенсивно внушая себе, что нельзя отдавать прибор неизвестно кому, уезжающему неизвестно куда, без стопроцентной гарантии оплаты. И все же после паузы я подвинула ногой упакованный ящик к гробовщику и сказала: «Ладно, берите, позвоните только потом». И чек прошел, и гробовщик позвонил, а потом прислал нам с оказией банку меда. И я так радовалась, узнав, что чек прошел, и что первая финансовая операция нашего предприятия состоялась.