"Про людей и звездей" - читать интересную книгу автора (Майорова Ирина)КлипОстаток пути до места, где Хиткоров снимал клип на песню «Дырявый зонт», проехали в молчании. Для съемок был зафрахтован ночной клуб из разряда 3*** в паре километров от МКАДа. По нынешним хиткоровским доходам и это накладно. Но клипмейкера пригласили из лучших – Стаса Ширяева. Просекли, значит, что из такого бреда, как новая Федина песнюшка, только супермастер может что-то удобоваримое сляпать. В том, что громко именовалось балладой, рассказывалось о бесстрашном благородном рыцаре, который готов оградить даму от напастей даже при отсутствии шпаги, с одним сломанным зонтом. Вчерашний король отечественной эстрады Хиткоров нынче был под стать и этому занюханному ночному клубу, и песнюшке с убогим текстом и трехаккордовой мелодией, и главному «герою» «шлягера» – пришедшему в негодность зонту. После того как жена-бизнесменша застала его в постели с симпатичным пареньком и разбитной девицей (как они одновременно оказались в его койке, Федя и сам сказать не мог) и подала на развод, слава «мега-звезды» отечественной эстрады пошла на убыль. Сейчас он пребывал во втором, а то и третьем эшелоне, но пока Хиткоров судорожно бултыхался, удерживаясь за край больших сцен, он оставался объектом Улиного внимания. Вот окончательно свалится в оркестровую яму или куда пониже – тогда «до свиданья». Асеева даже на его телефонные звонки отвечать не станет – а чего тратить свое драгоценное время на отработанный материал? – О-о-о, кого я вижу! – поднялся навстречу Уле вчерашний король всех концертов и забойных элитных вечеринок. – Уленька! Господа, позвольте представить: самая охренительная журналистка Москвы и Московской области! Никто из «господ» даже не привстал, хотя – отметила про себя Уля – могли бы из вежливости и подойти, поздороваться. Большинство из тех, кто собрался на импровизированной съемочной площадке, Асееву знали. И особого почтения ни к ней, ни к ее ремеслу и уж тем более к представляемому ею изданию не испытывали. Потому отделались кривыми улыбочками и процеженным сквозь зубы: «Здрасссте». Двухметровый Хиткоров нагнулся, смачно расцеловал Асееву в обе щеки и, кокетливо повертев указательным пальцем возле носа журналистки, с укоризной заметил: – Что-то давно твоя газетка про Хиткорова ничего не писала! Про Толю Баксова чуть не в каждом номере, а про меня – ни гугу. Это для «Бытия» большое упущение. Я слышал, вы и так читателей теряете, а без Федора Хиткорова они вообще от вас все разбегутся. – Ничего мы не теряем, – нахмурилась Уля. – Это все сплетни конкурентов. Нарочно распускают, чтоб рекламодателей отбить. – Да ладно тебе, это ж я просто так. Ну завтра-то про меня уж обязательно статейка выйдет? Хочу, чтоб на две страницы и с портретом на первой. – Не получится, – пробурчала Уля. – Почему? – искренне изумился никак не согласный с падением своей популярности Хиткоров. – А о чем писать-то? – вскинула на экс-звезду глаза Уля. – Да вот о клипе, который мы сейчас снимаем, о том, какая классная песня, хит настоящий. Об альбоме, я его прямо с завтрашнего дня записывать буду. – Ну и кому это интересно? Ты ж знаешь, Федя, чтоб на первую полосу попасть, скандал нужен. А о клипе… ну так, заметулька в колонку. Без фотографий. – Ну давай придумаем скандал! Только добрый скандал, мне сейчас дурная слава не нужна. Ну, например, я дал пощечину подонку, который при мне оскорбил женщину. – Нет, Федя, при твоей репутации защита женщин и животных не проканает. – А-а-а, ты об этом, то есть об этой… Да забыли уже все. – Все равно не пойдет. – Федя, мы сегодня будем работать или как? – подал голос Стас Ширяев. Клипмейкер поднялся с ободранного деревянного стула и, кинув окурок на пол, направился к Хиткорову с Улей. – Ты не видишь, я с прессой общаюсь, – вытаращил на него и без того выпуклые, как у рыбы, глаза Хиткоров. – Между прочим, пиар твоему будущему клипу организовываю… – Чего ты делаешь? – Ну организую. Ты что, будешь меня еще русскому языку учить? – Да я не о твоем косноязычии, а о том, что мне на этот пиар-писсуар глубоко плевать. Это тебе он, как никогда, сейчас нужен. Вот ты и крутись – только не здесь, а в другом месте и в другое время. Я у тебя не повременно работаю, и в моих интересах закончить эту тягомотину как можно быстрее. Еще полгода назад Хиткоров такого хамства не потерпел бы, да никто и не позволил бы себе так с ним разговаривать. Но сейчас другое дело. Придется и терпеть, и просить. – Ну еще пару минут, Стас. – Хиткоров заискивающе поглядел Ширяеву в глаза. – Сейчас мы только скандальчик с Улей придумаем. Тако-о-ой маленький скандальеро! – Да я тебе прям с ходу могу предложить одну идею, – материализовался рядом с Федором и Улей какой-то хлыщ из ширяевской команды: то ли осветитель, то ли помощник администратора. – Пусть «Бытие» напишет, что Хиткоров насц… простите, барышня, я оговорился… пописал в карман своему продюсеру. Или лучше Толе Баксову. Шутка получилась так себе, но на площадке заржали. Хиткоров застыл на месте, и даже сквозь толстый слой грима стало видно, как он побелел. – Вы, пидоры гнойные, недоумки, пальцем деланные, над кем ржете?! – бешено вращая глазами, прохрипел Федя. – Над Хиткоровым?!! Да вы все носки мои грязные нюхать недостойны, толчок мой драить… Вы рабы, которые за мои деньги готовы на брюхе ползать и с ботинок пыль слизывать! Вы рабы, а я царь! Царь я, понятно вам, говноеды! Царь!!! Ширяев за истерикой Хиткорова наблюдал с выражением смертельной скуки на лице. За время сотрудничества с «королем» эстрады он повидал в его исполнении и не такое. Но если раньше, внутренне морщась, терпел, старался перевести все в шутку, то теперь… Что позволено Юпитеру, не позволено быку. – Значит, так, ваше величество, – дождавшись, когда «царь» перестанет топать ногами и визжать, спокойно объявил Ширяев. – Мы отсюда сейчас уходим. Насовсем. Пусть твой клип снимает кто другой, только не я и мои ребята. Аванс, что ты нам заплатил, мы не вернем, потому как потратили на тебя, мудака, почти целый день. Десятисекундный кусок, что успели снять, можем, если хочешь, отдать. Все. Гуд бай! Ширяевские ребята принялись споро собирать аппаратуру: чехлить камеры, микрофоны, снимать свет, сматывать шнуры. Хиткоров растерянно топтался на месте и как заведенный повторял: – Куда это он? Куда это вы? А клип? Ответом его никто не удостоил. Проходя мимо «царя» к припаркованным у входа в «ночник» машинам, ни один из ширяевцев даже головы в его сторону не повернул. – Ну ладно, Федя, нам тоже пора, – тронула Хиткорова за рукав Уля. – Постой! Но мы же с тобой еще ничего не придумали… И тут Улю озарило: – А хочешь, я вот этот твой скандал с Ширяевым обрисую! – Ты совсем охренела? – охнул Хиткоров. – Стас меня и без того среди своих ославит, чтоб никто больше не работал! А в тусовке Хиткорова уже знаешь как зовут? Феклой-истеричкой! – Да-а? А я не знала. – Глазки Ули плотоядно блеснули. От Хиткорова эта «стойка терьера» не укрылась: – Ты что, тоже из меня кусок дерьма сделать хочешь? На костях потоптаться? Да ты за счет меня себе карьеру в своей поганой газетенке сделала! Я это, я тебе и сплетни про других сливал, и про себя всякую мутотень писать разрешал! Ты вспомни, вспомни, как по Эмиратам за мной, как собачонка моталась, потому что я тебе намекнул, что мы там с женой будем годовщину свадьбы отмечать! Звонила, умоляла: «Феденька, миленький, что хочешь для тебя сделаю, только скажи, где вы остановились! Меня ж за впустую истраченные командировочные шеф изнасилует в извращенной форме!» Забыла? А теперь, значит, когда у меня временные трудности, решила, как все шакалы, кусочек оторвать – и в кусты? – Да ты еще, Федя, вроде не падаль, то есть не труп, чтоб тобой шакалы питались, – скривила губы в злой ухмылке Уля. И тут же смягчилась: – Ну ладно, не хочешь, чтоб в «Бытие» было про сегодняшний скандал, не буду. Хотя можно б было написать, что все произошло на почве творческих разногласий, а уж потом вы стали друг друга педарюгами обзывать. – Уленька, умоляю… – Да, ладно, ладно, сказала же, что не буду. – А поедем в «Пушкин»? Пообедаем, поболтаем, – засуетился Федя. Асеева на мгновение задумалась. Возвращаться сейчас в редакцию не хотелось да и не имело смысла. Самой сдавать в номер ей было нечего, за Алькой и Галькой править не надо, а вот за стажерами – сладкой парочкой Стасиком и Яриком – нужен глаз да глаз. По-прежнему не отвечая Хиткорову ни «да» ни «нет», она набрала номер Алевтины: – Я тут задерживаюсь, прочитай, что там эти юные пиздюки сдают, свое и Галькино можешь прямо на верстку кинуть. Я тебе доверяю. Фраза «Я тебе доверяю» тоже была из репертуара Габаритова и должна была вызвать в душе Алевтины взрыв восторга, а в мозгах – цунами энтузиазма. – Робик, – хлопнув крышкой телефона, обратилась Асеева к фотокору, стоявшему неподалеку с физиономией Пьеро, только что испробовавшего плети Карабаса-Барабаса, – езжай в редакцию, я сегодня уже, наверное, там не появлюсь. Спросят, скажешь, скандал с Хиткоровым раскручиваю. По дороге в ресторан «Пушкин», куда Уля с Федей отправились на хиткоровском белом «мерсе» (оба сели сзади, за рулем – бык-телохранитель, теперь, в связи с сокращением штатов, еще и выполнявший роль водителя), «царь» снова ударился в воспоминания: – А помнишь, когда ты только в Москву приехала и в светской хронике работать начинала, в чем ходила-то? Мы в тусовке усцывались над твоими нарядами. Холщовые штаны на заднице мешком висят, кофтюлька какая-то вязаная, у бабульки на обочине купленная… – Это ты меня с кем-то путаешь, не было такого… – хмуро прервала его Уля. – Как не было? Было! Да и с кем тебя спутать можно – с таким-то буфером! – С этими словами Хиткоров игриво ущипнул соседку за грудь. – Ты офигел, да?! – вскинулась Асеева. – Чего себе позволяешь? – А раньше тебе нравилось, когда я тебя тискал. Повизгивала от удовольствия, – злорадно заметил Хиткоров. – Или не нравилось, но надо было себе дорогу в тусовку пробивать? – Нравилось – не нравилось, какое твое дело? Давай лучше решать, будем чего-нибудь про тебя в газету ставить или нет. – А давай напишем, что у меня кольцо с сапфиром украли! Ну то, что мне Жанна на десятилетие свадьбы подарила. Помнишь, как вы его тогда расписали: и камень уникальный, и белое золото такой пробы, какой в природе не бывает, и стоит миллион баксов. Три номера подряд перстенек и так и сяк крутили. Уле стало неловко – и за просительный тон, и за заискивающий взгляд некогда всемогущего Федора Хиткорова. – А где он на самом деле, перстень этот? – Да я его еще в прошлом году в казино проиграл. – А с тобой там кто-то был? Я имею в виду из тусовки… Ну кто заложить может, что его у тебя не украли, а ты его сам спустил? – Да была какая-то шантрапа, но они будут молчать в тряпочку. – Смотри, если кто вякнет, что «Бытие» наврало, сам виноват будешь. – Да не вякнет никто. В «Пушкине» Хиткоров демонстрировал чудеса не свойственной для него щедрости: заказал королевские креветки в кляре, карпаччо из осетра, запеченные устрицы и фирменное блюдо «Филе телятины» под соусом «Порто». В винную карту даже не заглянул, с ходу приказав принести «Пюлиньи Монраше» 1982 года. – А ты знаешь, что за вино мы сейчас будем пить? – развалившись в кресле, поинтересовался у Ули Хиткоров. – «Пюлиньи Монраше» – любимое вино Александра Дюма. От недавней растерянности не осталось и следа. Федя опять был «хозяином мира», пригласившим отобедать за царским столом аппетитненькую плебейку. Улю это нарочитое барство начинало бесить. – Какого из них – отца или сына? – Чего? – не понял Федя. – Ну ты говоришь: «Любимое вино Александра Дюма». А их двое было – отец и сын. Кто из них это вино-то любил? Федя наморщил лоб. Откуда он знает кто. Слышал где-то, запомнил и с тех пор, когда заказывает «Пюлиньи…», всем про это говорит. И никто никогда не уточнял ни про папу, ни про сына. – Оба, наверное, любили, – нашелся наконец Хиткоров. Обед прошел скучно. Пару раз к Хиткорову подскакивали какие-то прыщавые мальчики и, вертя тощими задами, говорили о безмерной любви к его творчеству, о гениальном вкусе кумира «в смысле репертуара и одежды», просили автограф. Федя кривил недовольную гримасу: мол, достали эти фанаты, но Уля видела, что его буквально распирает от гордости и самодовольства. Когда ждали кофе, Уля позвонила Юрику: – Давай подъезжай к «Пушкину». Попрощалась с Хиткоровым не то чтобы сухо, но без долгих демонстративных чмоканий и обжиманий. Это раньше, когда еще только пробивала себе грудью дорожку в полусвет, Асеевой надо было, чтобы «пиплы» – посетители ресторанов, клубов, покупатели в дорогих бутиках и обслуга всех этих заведений – видели: симпатичную журналисточку звезды держат за свою… |
||
|