"Работа над ошибками" - читать интересную книгу автора (Балашина Лана)

Лиза

Услышав снизу звон посуды, папин бас и смех мамы, я натянула сарафан, безуспешно поискала второй шлепок, потом вспомнила, что потеряла его еще вчера ночью где-то внизу. Махнув на это, я слетела по лестнице вниз.

И сразу же наткнулась на папу. Он не слишком одобрительно посмотрел на мои босые ноги и шлепок в руке, и позвал маму:

— Ну, вот, твоя Золушка, наконец, проснулась.

Я обняла отца и повисла на нем:

— Папка, я так рада, что приехала домой!

Мама налила кофе в третью чашку и поставила на стол.

Осмотрев меня, поцеловала в висок и любовно сказала:

— Почему Золушка? Скорее, Спящая красавица. Тем более, что и Принц, кажется, в наличии. — Она спросила меня: — Игорь спустится, или ты попозже сама ему отнесешь кофе?

Мысль об этом мне ужасно понравилась, но папа нахмурился, и я потрясла головой.

— Нет, нет. Он спустится. Я не стала его будить.

Я погладила Анри по шелковой шерсти. Он укоризненно посмотрел на меня, полез куда-то под лестницу и принес в зубах второй пляжный шлепок.

Мама одобрительно сказала:

— Вот молодец! — и скормила ему кусок колбасы.

Я отхлебнула из чашки, и подняла на маму глаза:

— Твой кофе просто ни в какое сравнение не идет даже с нашими лучшими кофейнями! И вообще, есть хочу просто ужасно!

Я потянулась за маминой плюшкой, потом подумала, и положила себе вторую.

Мама посмотрела на отца, засмеялась и сказала:

— Саша, кажется, наша дочь по-настоящему влюбилась.

Папа глянул на меня поверх чашки, вздохнул и сказал:

— Лиза, ты уже достаточно взрослая, и мне не хочется тебе напоминать, что молодые женщины должны обдуманно принимать важные решения в своей жизни. А не руководствоваться сиюминутными желаниями, продиктованными молодостью.

Я фыркнула в чашку.

— Добавь еще, гормонами!

Он поднял на меня взгляд, и я просительно положила руку на его ладонь:

— Пап, я не могу тебе всего объяснить, но решение это вовсе не скоропалительное. Я люблю Игоря уже много лет, и с этим придется смириться всем. В том числе и ему.

Отец кивнул, отодвинул чашку и поднялся.

Поцеловав меня и маму, объявил:

— По случаю субботнего дня, я ненадолго. К обеду вернусь.

Послышались шаги, и вниз спустился Михайлов. Он поздоровался с нами, погладил Анри, и я не выдержала, обняла его и прижалась к плечу.

— Папа и мама, знакомьтесь, это Игорь.

Все засмеялись, а папа вздохнул:

— В некотором роде, мы уже знакомы. Ты б еще неделю проспала!

Михайлов прижал меня к себе и спросил отца:

— Вы считаете меня непоследовательным и несерьезным?

И папа, мой папа засмеялся:

— Вовсе нет!

Несмотря на сопротивление Игоря, я потащила его смотреть дом, потом мою комнату. Потом мы направились на пляж.

К моему изумлению, когда мы подошли к лежакам, с Игорем поздоровались местные ребята. Некоторых я хорошо помнила по прежним своим приездам.

Костя, когда-то довольно долго, но безуспешно ухаживавший за мной, весело поздоровался:

— Лиза, твой приятель нам вчера здорово помог!

Фигуристая девица в крошечном бикини пристально посмотрела на меня и ахнула:

— Григорьева, ты, что ли?

Когда она сняла очки, я узнала ее: она с родителями часто отдыхала где-то неподалеку, и на пляже раньше мы много времени проводили вместе. Правда, она была старше меня года на три. Кажется, после моего замужества мы и действительно встречались здесь.

Она кивнула на Игоря:

— Так ты с ним, что ли? Ну, надо же, один стоящий мужик на весь пляж, и тот тебе достался! Если честно, были у меня на него кое-какие планы! А где твой красавчик-муж?

Я покосилась на Михайлова, но он невозмутимо стягивал майку.

— Муж — объелся груш.

Милка сочувственно спросила:

— Разбежались, что ли?

Я кивнула. Чтобы прекратить разговор, кивнула ей:

— Еще увидимся!

Сбросив сарафан, я подошла к Игорю.

Он насмешливо посмотрел на меня:

— Подругу встретила? Видная девушка.

— Ты, я вижу, времени тут не терял! — неожиданно заметила вслух.

Он сдвинул солнечные очки, посмотрел на мое расстроенное лицо и удовлетворенно отметил:

— А ты ревнивая… Как-то раньше я этого не замечал…

Я независимо дернула плечом:

— Купальник у Милки просто неприличный, вот все и пялятся на нее.

Поправив очки, Михайлов сказал:

— Твой купальник мне нравится больше.

Мы купались, потом Михайлова зазвали играть в волейбол, а мы с Анри устроились на трибунах.

Я наблюдала за тем, как играет Игорь. Помнится, когда-то я вот так уже смотрела на него… Только сегодня все было по-другому. Я еще не забыла, каким нежным он был со мной ночью, и от одного вида движений его мощного загорелого тела у меня под коленками дрожала какая-то тоненькая жилка.

Вскоре он подошел к нам, разгоряченный игрой и солнцем, потянулся за сигаретами. Уселся рядом, обнял меня за плечи.

Я тихо спросила:

— Не жалеешь, что остался?

Нас прервали Костя и Милка.

— Приходите вечером к археологам на танцы, сегодня приезжает мой брат, он сейчас популярный киевский диджей, так что считайте, мы вас позвали. Заодно пивка попьем, а то мы тебя даже не отблагодарили за помощь.

Игорь посмотрел на меня:

— Ты как?

Я кивнула.

Он заверил ребят:

— Обязательно будем.

Вскоре мы поднялись, Игорь свистнул Анри, который играл в переглядки с молодой афганской борзой. Когда мы уходили, она печально посмотрела нам вслед ореховыми глазами, и Игорь потрепал Анри за ухом:

— Зачем тебе эта красотка? Даже не настраивайся, навряд ли нам удастся убедить ее хозяев, что у вас будут замечательные щенки!

Анри выставил лопатки, и побрел. Чувствовалось, что Собакину совершенно не хочется уходить.

Папа уже был дома. Они с Игорем дожидались обеда, устроившись в тени с нардами.

Мы с мамой готовили обед в четыре руки, больше мешая друг другу. Схватившись одновременно за одну тарелку, мы расхохотались.

Игорь и папа поглядывали в нашу сторону.

По случаю жары мы приготовили окрошку, и свежие огурцы благоухали на весь двор. Мама изумительно готовит баклажаны в орехово-чесночном соусе, и все оценили ее кухню. Я уж не говорю о ее малиновом компоте!

Наконец, с обедом закончили, посуду перемыли.

Игорь отошел с сигаретой и уселся на нижнюю ступеньку. Я присела рядом с ним, привалившись к боку.

Папа понятливо посмотрел на нас и сказал:

— Разбираем девушек, и можно отдохнуть часок!

Конечно, целоваться мы начали, едва за нами закрылась дверь. И все было так хорошо и так правильно, как бывает, только если люди любят друг друга.

Игорь дремал, прижав меня к своему боку. А мне спать ни капельки не хотелось, и я тихо рассматривала его лицо, впервые так близко, и водила пальцем по его коже, и прикасалась к губам. Он просыпался, смеялся, ловил мою руку и целовал, целовал…

Он все-таки уснул, и я с неохотой отодвинулась. Потом вспомнила, что вечером нас пригласили на танцы, уже мрачно подумала, что там наверняка будет Милка со своим умопомрачительным бюстом, и решила, что мне тоже стоит подготовиться.

Я тихо поднялась и перебралась в свою комнату. Эх, жаль, я не догадалась захватить с собой пару вечерних платьев, как-то настроение было не то. А сейчас они бы мне здорово пригодились.

Я критически осмотрела свой арсенал: платья трехлетней давности!

Поскреблась к маме, и она вышла ко мне, зевая.

— И чего тебе не отдыхается?

Я поделилась своей проблемой, и она прониклась.

Мы пошли в гардеробную, и мама сделала широкий жест:

— Выбирай любое!

Посовещавшись, мы отложили два: ярко-алое платье, расшитое крупными пайетками, и черное, замысловато скроенное, с отлетным верхом; верх второго платья был украшен мелким стеклярусом.

Я примерила оба, и оба забраковала:

— В черном я буду похожа на секретаршу Игоря, а красное — чересчур вызывающее. Откуда у тебя такое?

Мама сердито сказала:

— Еще критикует! Если хочешь знать, я в нем как-то настоящий фурор произвела. У меня к нему есть замечательные туфли. Ты ведь, насколько я поняла, хочешь кого-то там сразить?

— Ну, тут главное, чтобы не наповал.

Мама вдруг задумалась, и пробормотала что-то. Она развернулась и пошла в спальню.

Вышла с платьем в руке:

— Вот! Это — то, что надо. Я его из Италии привезла, и не одевала почти совсем — оно мне немного коротковато, зато тебе должно быть в самый раз!

Платье было очень просто скроено, но сидело великолепно. Разве что было чуть широковато в талии, но мама мигом заколола его на мне иголками, и сказала:

— Это мы быстренько исправим!

Высокие проймы открывали успевшие загореть плечи, вырез демонстрировал как раз столько, сколько я хотела показать, а цвет… Вот если бы можно было сказать "цвет ящерицы"… В общем, я поцеловала маму и она, критически оглядев меня, снова полезла в шкаф.

Пара изящных туфелек, открывавших почти всю ступню, и сумочка на длинной цепочке довершили наряд.

В дорогу я брала с собой только дежурную косметику, так что пришлось опять прибегнуть к помощи мамы.

Игорь с отцом устроились внизу с нардами, и я смогла спокойно привести себя в порядок.

Мама, стоя в дверях, критически осмотрела меня и сказала:

— Прынцесса!

Она принесла свои новые духи, и мне они так понравились, что милая мамочка сразу же подарила их мне.

— Ты же знаешь, что из-за папиной астмы я очень редко пользуюсь духами…

Наконец, я спустилась вниз.

Игорь в это время отошел с сигаретой от отца, которому врачи категорически запрещали курить. Они оба молча посмотрели на меня, и я поняла, что достигла нужного эффекта.

Впрочем, Михайлов сразу же добавил ложку дегтя:

— Не иначе, ты собираешься сразить подругу детства?

Я хмыкнула:

— Надеюсь, она будет не в купальнике.

Когда мы приехали, веселье было в разгаре.

Костя махнул нам от столика, и мы пробрались к ребятам. Они устроились на старой пристани, переделанной под веранду летнего кафе. Танцплощадка отсюда была хорошо видна, но музыка уже не так громко била по ушам, и можно было разговаривать.

Нам придвинули пару стульев, и перед Игорем поставили пиво.

Костик порекомендовал:

— Пиво здесь всегда самое свежее, и без всяких консервантов, не то, что у вас, в городе. — Он склонился ко мне: — Лиза, что тебе заказать? Или ты все-таки научилась пить пиво?

Мы посмеялись. Это, действительно, правда, пиво я пить не люблю. Костик припомнил, как однажды, лет пять назад, мы поехали компанией на катере, мотор заглох, и пять часов мы провели на палящем солнце, пока чинили мотор. Ребята от жажды спасались пивом, которого на катере было полно, а я так и не смогла пересилить себя.

Диджей и в самом деле был неплох, музыку мы послушали с удовольствием, потанцевали. Через некоторое время Костин брат, оказавшийся довольно взрослым здоровяком в кожаной жилетке, надетой на голое тело, присоединился к нам, а программу вечера продолжила какая-то группа, приехавшая с ним. Я не большая любительница рока, а тем более украинского, и мы вернулись к столу.

Костик пустился в воспоминания. Я не мешала ему, пока он не признался:

— Когда-то мы все были влюблены в тебя. Чего скрывать? Было дело, даже и я числился в пострадавших.

Я прервала его:

— Костя, да когда это было-то?! Нашел, чего вспомнить.

Костя засмеялся:

— Я из-за тебя тогда и на исторический пошел, все хотел открытие сделать, и сразить тебя наповал. Мы тогда все на археологии и раскопках просто помешались.

Его старший брат засмеялся:

— Так вот кому мы обязаны тем, что Костя перестал валять дурака и взялся за ум!

Я шутливо привстала и поклонилась.

Костик уныло сказал:

— К чести Лизы, она никогда никого не выделяла. Я ее как-то пригласил на свидание, она честно пришла. Я долго мучился, как же рассказать ей о своих чувствах, а она неожиданно призналась, что тоже влюблена, причем, в своего преподавателя. Кончилось свидание тем, что она плакала, а я ее утешал!

Я с ужасом оглянулась на Михайлова, но он, кажется, к нашему разговору не прислушивался, и обсуждал героические успехи нашей сборной по футболу. Я с облегчением перевела дух. Не хватало, чтобы он услышал все эти воспоминания!

Милка, сидевшая напротив меня в компании заезжей знаменитости, ревниво сказала:

— Я тоже помню, как все вокруг тебя увивались, и какие у них физиономии были, когда ты неожиданно приехала с мужем.

Кажется, Милка уже выпила лишнего.

По-моему, платье помогло: на Олега, Костиного брата, я точно произвела впечатление. Он был в ударе: рассказывал забавные истории, и мы с Милкой непрерывно хохотали. Мне он показался забавным парнем.

Зазвучала мелодия старой песни Пресли, под которую когда-то, кажется, сто лет назад, я танцевала с Михайловым на его даче. Он повернулся ко мне, привстал и попросил:

— Пойдем, потанцуем?

Медленные танцы не слишком популярны, и на площадке мы оказались одни. Я плыла в руках Игоря, и голова у меня кружилась от звездного неба, от запахов южных цветов, от того, что все смотрят на нас, от его близости…

Неожиданно Игорь спросил:

— Это правда?

Я подняла на него глаза.

— Ну, что ты плакала?

— Конечно. Ты тогда совершенно не обращал на меня внимания!

Он засмеялся.

— И когда ты поняла, что я тебе… нравлюсь?

Я задумалась и фыркнула:

— Когда ты проводил инструктаж по технике безопасности. — Он приподнял брови, и я пояснила: — Вместо того, чтобы просто прочитать памятку и собрать подписи, ты обратился к нам: "Первое правило — при обнаружении пожара в лаборатории убедительно прошу героизма не проявлять!" И я сразу поняла, что влюбилась в тебя, окончательно и бесповоротно. А вот ты меня, наверное, еще с год не замечал. Нет, замечал, конечно, но совсем не так, как мне бы этого хотелось. Поручения давал всякие… А я твои рукописные листы любила перепечатывать. Вот никто не любил, а я с удовольствием. Я их нюхала, представляешь? Они пахли тобой, твоими сигаретами и туалетной водой.

Он сильнее прижал меня к себе, и глухо сказал:

— Поедем, а?

Я вернулась к столу за сумочкой. Михайлов отошел попрощаться с ребятами.

Милку окончательно развезло, и она почти дремала с сигаретой в руках, попадая время от времени мимо пепельницы.

Я поймала насмешливый и понимающий взгляд Олега, и покраснела. Он подмигнул мне:

— Рад знакомству! — Кивнув в сторону Игоря, он сказал: — Не ревнует тебя твой папик?

Я оскорбленно возразила:

— Он не папик.

Кажется, он тоже перебрал, потому что сказал с усмешкой:

— Попробовала бы с молодыми, может, понравится? Я смотрю, тебя по-прежнему тянет на преподавателей.

Я пожала плечами:

— Ничего странного. Это он и есть. Тогда, семь лет назад, именно в него я и была так влюблена.

Неожиданно он растерялся:

— Правда, что ли? Извини. Я не хотел тебя обидеть…

— Не хотел, но обидел. — Олег взял мою руку и поцеловал. Я подумала, что разговор для застольной беседы мы завели довольно странный, и спокойно высвободила ладонь.

Поднялась навстречу подошедшему Михайлову, и, оглянувшись, сказала:

— Думаю, мы еще встретимся.

Уже в машине я заметила, что Игорь молчит.

Я спросила его:

— Почему мне кажется, что ты сердит на меня?

Он ответил, не повернув головы:

— Не за что мне на тебя сердиться.

Я уточнила:

— Но что-то изменилось с тех пор, как мы танцевали?

Игорь чуть наклонился вперед, обняв руль руками:

— Лиза, я не хочу опять начинать этот разговор, но…

— Ты, случаем, не ревнуешь меня к этому разодетому павлину в кожаных заклепках? — спросила я. — Если хочешь знать, мы говорили о тебе.

— Вы не говорили, вы шептались!

— Значит, я права…

— Да, шептались! И он целовал тебе руки! Лиза, ты — большая девочка и должна знать, чего хочешь…

Я прервала его:

— Игорь! Я в жизни делала разные ошибки, и большие, и маленькие. За некоторые из них я заплатила высокую цену. Например, брак с Демидовым стоил мне пяти лет жизни, это время я без всякой пользы потратила на попытки исправить то, что исправлению не подлежало. А сейчас я, может быть, делаю самую главную в своей жизни работу над ошибками.

Мы молчали. Игорь полез за сигаретами, приспустил стекло, и в салон пробрались ночные запахи.

— Наверное, мне следует признаться. Сегодня на пляже мне не понравилось, как ты смотрел на Милу…

— Я не смотрел на нее!..

— В общем, это вылилось в мое глупое желание показать тебе, что я интересна и другим мужчинам. Так что этот Олег просто подвернулся под руку.

— Ты смеялась его дурацким шуткам, и шепталась с ним, как будто есть что-то, что тебя с ним связывает. Ты ведь не будешь отрицать, что он говорил тебе что-то очень личное?

— Я призналась ему, что это в тебя я была влюблена тогда, семь лет назад. Он извинился и поцеловал мне руку, вот и все.

Игорь вспыхнул:

— Мне это не понравилось! И вообще, иметь такую молоденькую подружку вовсе не входило в мои планы…

— Останови!

Игорь резко затормозил, и я вылетела из машины. Оступаясь на высоченных каблуках, зашагала по дороге.

Джип еще некоторое время оставался позади, но потом медленно обогнал меня и остановился. Игорь вышел из машины. Сунув руки в карманы, оперся о капот.

Я подошла, и он взял меня за руку и притянул к себе:

— Извини. Я вел себя, как дурак.

Я прижалась к нему мокрым лицом, и он сердито гладил мои волосы. Он приподнял мое лицо за подбородок и сказал:

— Прости. И давай попробуем сделать вместе эту твою работу над ошибками. Хорошо?

Я кивнула.

Мы уселись, и Игорь завел мотор. Ехали в молчании, но это было совсем по-другому, чем четверть часа назад.

Потом, уже в комнате Игоря, когда он выпустил меня из рук, я, еще не отдышавшись, сказала ему:

— И не смей, слышишь, больше никогда не смей ревновать меня! Это просто не имеет смысла. Я так давно и безнадежно люблю тебя, что прекратить это все просто невозможно…

Утром я порхала, накрывая стол к завтраку.

Игорь спустился вниз, в руках у него была трубка.

Он мрачно посмотрел на меня:

— Звонил Костя. Вчера ночью кто-то стрелял в Кирилла, он в реанимации. Врачи говорят, надежды на то, что он выживет, мизерные. Павел позвонил Косте, сказал, что обе пули выпущены из одного оружия. — Я недоуменно глянула, и он пояснил: — И в Нину, и в Кирилла стреляли из одного ствола.

Я уселась на стул, обдумывая услышанное.

Игорь сказал тихо:

— Лиза, мне надо ехать.

— Я с тобой, — поднявшись, решительно объявила я. — Не думаешь же ты, что я могу остаться!

В родной город мы въехали глубоко за полночь.

Конечно, перед отъездом я выдержала целую баталию с мамой, но папа неожиданно поддержал меня:

— Кирюша, не удерживай ее. Понимаешь, она уже совсем взрослая… — И только хмуро попросил Игоря: — Не спускай с нее глаз, прошу!

После крымской жары и разноцветья августовских красок родина встретила нас десятью градусами тепла и мелким осенним дождиком. Мостовая блестела, отражая огни реклам и витрин. По случаю ночного времени город был пуст.

Я поежилась, и Михайлов спросил:

— Замерзла?

Я кивнула, и он включил обогрев салона.

— Давай заедем ко мне, заберем кое-какие вещи, заодно и переночуем.

Двор был забит машинами, и мы кое-как приткнулись почти у въезда.

Квартира встретила меня тишиной.

Все было в порядке, но я заметила, что некоторые вещи стоят не так, как я обычно их ставила. Я заглянула в шкаф. Так и есть, вещей Сергея не было, зато мои были аккуратно разложены по полочкам. Я про себя тихо порадовалась.

Только усевшись на диван, я поняла, как устала. В голове гудело, и подниматься совершенно не хотелось.

Михайлов подсел ко мне, и я приткнулась к его плечу и сонно задышала.

Сквозь полудрему услышала его смех:

— Ты совсем спишь!

Он отнес меня в спальню, и я заснула, так и не выпустив его из рук.

Утром я так и проснулась. Шевельнувшись, нечаянно разбудила Игоря, и, конечно, подняться сразу не получилось.

Под дверью заскребся Собакин, и Игорь с неохотой натянул майку и шорты.

Отсутствовали они довольно долго.

Я, с мокрой после душа головой и босиком, готовила завтрак.

Кофе угрожал сбежать на плиту, поднимаясь в турке коричневой шапочкой, поэтому я не обернулась, заслышав, как открывается входная дверь. Не услышав характерного постукивания собачьих когтей по паркету, я оглянулась: в дверях кухни, облокотившись о косяк, стоял Демидов. Он молча рассматривал меня.

Кофе все-таки залил огонь, и я с невольной досадой сказала:

— Воспитанные люди звонят, предупреждая о визите.

По-моему, Сергей не обратил на мои слова никакого внимания.

— Я увидел свет в наших окнах…

— В моих.

Он непонимающе поднял на меня глаза, и я пояснила:

— В моих окнах. Спасибо, что забрал вещи, я еще вчера заметила, что все очень аккуратно разложено, и оценила это. Наверное, Лора помогала тебе?

Он мотнул головой:

— Разумеется, нет. Она отправила со мной родительскую домработницу.

— Все равно спасибо.

Сергей пожал плечами, огляделся.

— Да, в общем-то, не за что.

Возникла пауза. Я не стала заполнять ее ничего не значащими словами. В конце концов, это он пришел сюда, вот пусть и выкручивается.

Сергей неуверенно сказал:

— Мама мне все рассказала. Я знаю, что и тебе, и Михайлову очень обязан.

Я не удержалась:

— Так ты явился ни свет, ни заря, чтобы поблагодарить меня?

Неожиданно он шагнул вперед, поймал меня за руку и притянул к себе:

— Лиза, мне плохо, мне очень плохо без тебя!

— Сергей, отпусти меня сейчас же! — пытаясь освободиться, я поняла, что он, конечно, гораздо сильнее меня.

Не слыша меня, он торопливо говорил:

— Я хочу, чтобы у нас с тобой было все по-прежнему. Мне тебя очень не хватает. Я не понимаю, почему раньше меня раздражала твоя привычка называть меня по фамилии…Сейчас я совсем не против…

Я отвернулась, пытаясь избежать его поцелуев.

— Ну же, Лиза, нам ведь было так хорошо вместе…

Неожиданно я услышала лай, Сергей выпустил меня, отлетев к стене. Я шмыгнула за спину разъяренного Михайлова, и с ужасом выглянула из-за его спины.

Сергей потрогал пальцами разбитую губу и злобно посмотрел на Игоря:

— Какого черта?!

Тот рявкнул:

— Прежде, чем хватать девушку руками, не мешало бы поинтересоваться, нравится ли это ей!

Сергей смотрел исподлобья:

— Лиза — моя жена.

— Уже нет. Думаю, теперь это тебе должно быть окончательно ясно.

Сергей посмотрел на Анри, на шорты Михайлова, и, наконец, все понял.

Кривя рот, насмешливо сказал:

— Кажется, вас можно поздравить?

Михайлов сунул руки в карманы:

— А вот это тебя совершенно не касается. И хочу тебя предупредить, что мне надоел твой способ вести переговоры с Лизой. Если ты посмеешь даже просто прикоснуться к ней, или она мне пожалуется на твою назойливость, я набью тебе морду и основательно испорчу жизнь. Я ясно выразился? И сегодня же с тобой свяжется адвокат, он займется вашим разводом.

В прихожей хлопнула дверь, Игорь вернулся и прижал меня к себе:

— Напугалась?

Я кивнула, прижалась к нему:

— Понимаешь, мне показалось, что это ты вернулся…

Я уложила вещи в сумку, и мы спустились к машине.

Я попросила:

— Давай съездим в больницу?

Игорь покосился на меня, но вынул телефон и позвонил Косте.

— Платонов в реанимации, там же, где его жена. Нину уже перевели в общую палату, она чувствует себя хорошо. Относительно, конечно.

— А Платонов?

— В сознание не приходил, — с неохотой сказал Игорь.

Мы подъехали к больничным воротам одновременно с Павлом, и он, поздоровавшись, спросил:

— Не дали вам отдохнуть?

Я мотнула головой, а Игорь у входа придержал меня за руку:

— И помни, ты все время должна быть рядом со мной. В противном случае я тебя в 24 часа отправлю к родителям. Ясно?

Я кивнула и погладила его пальцы. Павел сощурился, но промолчал.

В лифте он сказал, поморщившись:

— Платонова молчит. Мы с ней вчера два часа бились, И я, и сын ее уговаривал. Она — ни в какую. Человек этот, говорит, вовсе посторонний, якобы нашла она его в каком-то баре или ресторане, и пострадать ни в коем случае не должен. Бред, конечно, просто начиталась детективов. Ее сын уверяет, что ни бары, ни рестораны она не посещает. Кстати, почему он стрелял в Платонова, она не знает, и, по-моему, на этот раз не врет.

Мы подошли к отделению, и в холле я увидела Димку. Он сидел на кожаном диванчике с совершенно отрешенным лицом.

— Здравствуй, Дима! — тихо сказала я. Он поднял на меня взгляд, грустно улыбнулся.

Я осталась с ним, а Игорь с Павлом направились в ординаторскую.

— Как мама?

— Уже лучше. Если хочешь, можешь поговорить с ней, думаю, она не откажется. Я тогда выполнил твою просьбу, и все ей передал. Она обрадовалась, так что спасибо тебе. Только, если хочешь что-то узнать у нее, это бесполезно: она даже мне ничего не рассказала.

Мы помолчали, сидя рядом.

Дима всмотрелся в мое лицо:

— Знаешь, мне почему-то кажется, что ты изменилась… ну, лицо у тебя другое, и глаза.

Я невольно глянула в ту сторону, куда ушел Игорь, и Дима откинулся на спинку и медленно протянул:

— Вон оно что… Выходит, зря отец все это затеял. Впрочем, у нас это, видно, семейное.

Я шла по длинному коридору к палате, куда перевели Нину Платонову, и думала о том, что Димка сам здорово изменился за этот год. Прошлым летом он был симпатичным, веселым и открытым парнем. Появившись у нас на объекте с направлением на практику, он как-то сразу подружился со мной и Женькой. Правда, я догадывалась, что нравлюсь ему и по-другому.

Тогда же произошел забавный случай. Технологом на установке работал наш с Женькой бывший однокурсник, Артем Колесников. Как-то он забежал к нам выпить кофе и поболтать, и, конечно, заметил Димкино ко мне внимание.

Я уже мыла чашки, когда с улицы вернулся совершенно злой Димка. Он сердито заявил мне:

— Напрасно ты улыбаешься этому Артему! Он, между прочим, посоветовал не терять на тебя время, и сказал, что ты даже для него старая, не то, что для меня!

Мы с Женькой хохотали так, что Димка окончательно разобиделся.

— И ничего смешного!

Женька, кое-как вытерев слезы, попросила его:

— Димочка, а ты влюбись в меня, я — девушка свободная, и на целых три месяца моложе Лизки!

Я вошла в палату. Комната была крошечная, практически вплотную стояли три кровати, и Нину я увидела сразу: она лежала, закрыв глаза, но не спала.

Я поздоровалась, и она сразу же повернула голову в мою сторону.

Обе соседки с любопытством посмотрели на меня. Учитывая сложные семейные обстоятельства Платоновых, меня это не удивило. Впрочем, они почти сразу поднялись и вышли, оставив нас наедине.

От ухоженности Нины не осталось и следа, зато она показалась мне еще красивей, чем в первую нашу встречу.

Я уселась в кресло для посетителей в ногах постели.

Она пытливо посмотрела мне в глаза и сказала:

— Лиза, я рада, что ты здесь. Надеюсь, что Демидов не слишком долго пробыл в заключении. Как только я пришла в себя, все рассказала следователю. Сергей не сердится на меня?

— Я не знаю. Мы с Сергеем давно не разговаривали. — Понимая, что Нина рано или поздно все равно все узнает, я объяснила ей: — Мы расстались. У него другая женщина, другая любовь. И я, я тоже, кажется, встретила свою судьбу.

Она улыбнулась:

— Случайно, не Михайлов ли?

Я кивнула, и она бледно улыбнулась:

— Я за вас искренне рада. Игорь — прекрасный человек. Надеюсь, вы на меня тоже не слишком сердитесь…

— Я вовсе не сержусь, потому что знаю, что никакого моего убийства вы не замышляли. Судя по усилиям, которые вы предпринимаете, чтобы скрыть истинного виновника, это очень близкий вам человек. Я знаю только двух людей, которые дороги вам: муж и сын. У Кирилла Сергеевича не было оснований убивать меня. Извините, что говорю это вам, но на тот момент он еще не потерял надежды, что я передумаю. Значит, Дима. Я права?

В ее глазах метнулся откровенный страх.

— Я очень прошу вас, пусть это останется между нами! Дима не должен пострадать ни в коем случае! Простите его, он ведь очень любил отца; я думаю, что для него большим ударом было узнать, что Кирилл собирается нас оставить. Знаете, сын у меня несовременный, он — максималист. Видимо, он решил, что, устранив вас, он устранит и проблему. Понимаете, он в сущности просто мальчишка! Когда Кирилл позвонил мне, и сказал, что Дима задумал убить вас, я сразу бросилась к вашей квартире, чтобы остановить его. Но было поздно… Видимо, в темноте он и спутал меня с вами.

— Скажите, а вы обсуждали это с сыном?

— Нет. Зачем? Я и так вижу, как он мучается…

— Значит, это Платонов звонил вам, чтобы сообщить о намерении Димы убить меня. А как он объяснил свою догадку?

— Он обнаружил пропажу пистолета. Когда-то, много лет назад, он приобрел его, просто для самозащиты. Время тогда было неспокойное. Так вот, он позвонил и сказал мне, что нигде не может найти Диму, и рассказал, что исчез пистолет и фотография с того злосчастного вечера, на которой изображены вы.

— И вы бросились к моему дому… Послушайте, я не верю, что Дима хотел меня убить. И фото — оно ему было совершенно не нужно, мы с ним довольно хорошо были знакомы. Кирилл рассказал ему о своих чувствах ко мне, и Дима был расстроен, но он не был зол, понимаете?

— Что вы хотите этим сказать? Зачем Кириллу понадобилось обманывать меня?

— Я не знаю. Но совет дать могу: поговорите откровенно с сыном.

Анна Петровна налила мне кофе и присела рядом.

— Эдик уехал, вас с Женькой нет, Михайлов на работе не появляется… От тоски у нас мухи осенние скоро заведутся.

Я засмеялась:

— Женька звонит чуть ли не два раза на дню. Купается, загорает. Я ей не стала портить отдых, и про покушение на Платонова не рассказала. Зачем? Через неделю вернется, сама все узнает.

Дверь в кабинет Михайлова была прикрыта неплотно, и я слышала, как он с кем-то беседует по телефону.

Анна Петровна пытливо посмотрела на меня и кивнула в сторону кабинета:

— Ну, ты-то хоть счастлива? Добилась своего?

Я кивнула и слегка покраснела. Конечно, я знала, что Анна Петровна догадывается о моих чувствах к Михайлову, но вслух мы никогда это не обсуждали.

Решилась спросить:

— Что, в институте говорят о нас?

— А ты думаешь, — усмехнулась она. — В таком коллективе, как наш, вообще тайны долго не держатся, а тут такое… Прямо сериал снимать можно!

Я огорчилась, но не надолго: иллюзий я не питала, и о том, что без разговоров не обойдется, знала.

— Твой бывший приходил перед обедом, злой, как черт. Принес конверт с какими-то документами Михайлову. Я ему сказала, что Игорь Степанович в Крым уехал, так он весь аж передернулся. И что вы за секретарь, говорит, если не знаете, где ваш шеф.

Я не удержалась и хихикнула:

— Он сегодня утром у меня в квартире с Михайловым столкнулся…

Анна Петровна скептически заметила:

— Конечно, люди-то интеллигентные, надеюсь, обошлось без членовредительства.

Я уточнила:

— Ну, не совсем…

Пришлось рассказать Анне Петровне о роковой встрече. Она всплеснула руками:

— Говорю же, чистый сериал! Но Игорь-то, вот молодец…

В этот момент в дверях кабинета появился Михайлов.

У меня в сумке зазвенел телефон, это был Дима Платонов.

— Мама очень просила, чтобы я позвонил тебе. Я не знаю, как это пришло вам в голову, но только я никого не собирался убивать, и даже не знаю адрес, по которому ты живешь. И уж тем более, не стал бы стрелять в собственную мать!..

— Дима, я и так это знала. Мне просто нужно было, чтобы мама услышала это именно от тебя. Понимаешь, она не слишком верит тому, что я ей хотела сказать, а теперь, думаю, ей придется об этом подумать. Надеюсь, она сделает правильный вывод.

Я пояснила Анне Петровне:

— Это Дима Платонов.

Анна Петровна задумчиво поставила чашку на стол.

— А ведь я на днях видела его. В этом году юбилей Глеба Алексеевича, и в институте состоялись торжества. Съехались его ученики, друзья. Из Израиля приехала Ада Турчинская. Вообще, было довольно много народа. Платонова, понятное дело, приехать не смогла, но я видела на кладбище ее сына и мужа. Так вот, после панихиды все разъехались, а я задержалась. Там неподалеку похоронена моя тетка, и я прошла к ее могиле. Погода в тот день была прекрасная, и я засиделась. А когда проходила мимо ограды Турчинского, заметила, как Ада Турчинская о чем-то беседует с молодым Платоновым, сидя на скамье. Я тихо ушла, так, чтобы они меня не видели.

Михайлов удивленно поднял брови:

— Насколько я знаю, вдова Турчинского никогда не поддерживала отношений с Ниной Платоновой, а о том, что у нее был сын, думаю, вовсе не подозревала.

Анна Петровна помолчала, а потом подняла на Игоря глаза:

— Понимаете, я ведь тоже до этого никогда не видела сына Платоновых. Только узнала-то я его сразу. Ошибиться невозможно, он очень похож на Глеба Алексеевича…

Я спросила:

— Когда был юбилей Турчинского?

— В четверг.

— Значит, за два дня до того, как в Платонова стреляли, — задумчиво протянул Михайлов.

После ужина я забралась Михайлову под бок и лежала молча. Он о чем-то думал, рассеянно прикасаясь к моим волосам.

Я громко вздохнула, и Михайлов вспомнил о моем существовании.

— Зря я тебя не оставил у родителей, — недовольно сказал он. — Ты меня отвлекаешь своими вздохами.

— А ты о чем думал?

Он снисходительно посмотрел на меня и сказал:

— А, по-твоему, думать не о чем? Кто стрелял в Нину? Кто стрелял в Платонова? И где сейчас этот чертов пистолет, в чьих руках?

Я уселась рядом с Михайловым, поджав ноги по-турецки, и сказала:

— Конечно, кто именно стрелял, я не знаю, а вот то, что заказчиком был Платонов, у меня лично сомнений не вызывает.

— Почему ты так уверена?

— Я думаю, что Нина ему вдруг стала мешать, и его предполагаемая любовь ко мне тут вовсе не при чем, потому что именно на меня он и собирался все взвалить. Потом, правда, удачно подвернулись Марина Николаевна и Сергей, но на этом везение и кончилось. Нина выжила.

— Зачем ей понадобилось брать вину на себя? Так любила Кирилла?

— Нет. Я вообще не уверена, что она любила его. Понятно, что она была ему благодарна, но любовь… Это чувство редко рождается из благодарности. Нет, Нина Платонова пыталась выгородить сына. Она рассказала мне, что Кирилл позвонил ей и взволнованным голосом сообщил, что у него из сейфа исчез пистолет, и что он нигде не может найти Димку. Он объявил, что из его кабинета пропала моя фотография, и Нина бросилась ко мне, чтобы уберечь Димку от непоправимого. Накануне она изучала мое личное дело, и адрес ей был известен. Про фотографию он придумал зря: Кирилл просто не знал, что мы с Димкой знакомы, и рассчитывал снимком привлечь дополнительное внимание к моей персоне.

— Знаешь, это выглядит довольно правдоподобно, и, в отличие от других версий, хорошо укладывается на события той ночи. За единственным исключением: мотив. Что могло заставить Платонова физически устранить жену? Чем она могла так мешать ему?

— Вот, этого я как раз и не знаю.

Я полежала молча, потом спросила Игоря:

— Как ты думаешь, Ада Турчинская уже уехала?

— А она тебе зачем понадобилась? — насторожился Игорь.

— Не знаю, — со вздохом призналась я. — Только мне кажется, что это ж-ж-ж неспроста.

— Чего? — изумленно поднял голову Игорь.

— С тебя пирожные, вот чего. Это из мультика про Винни-Пуха, темнота!

— Да, в мультиках ты сильнее, — с неохотой признал Игорь.

— В общем, так, — подвела я итог, — завтра ты позвонишь Киршнеру и узнаешь, где остановилась Ада Турчинская. И попроси заодно, чтобы он предупредил ее о нашем визите.

Утром нам пришлось изменить планы.

Позвонил Павел и сказал, что ночью Кирилл Платонов умер, не приходя в сознание.

Не сговариваясь, мы быстро собрались, Игорь усадил меня в машину и подвез к больнице.

Я быстрым шагом шла по аллее и не сразу обратила внимание на то, что Игорь отстал. Я оглянулась, и он нагнал меня.

— Показалось, что встретил знакомого… — виновато пояснил он.

Дежурная медсестра разговаривала с какой-то женщиной, и остановила нас, когда мы уже почти прошли мимо.

— Вы к Платоновой? Извините, но врач запретил временно всякие посещения. Ей вчера стало хуже, а сегодня, сами понимаете…

Неожиданно стоявшая рядом с ней женщина обратилась к Михайлову:

— Игорь Степанович, вы меня не помните? А я вас еще в прошлый ваш визит узнала. Я тоже хотела зайти к Нине…

Он присмотрелся и неуверенно сказал:

— Регина? Значит, я действительно столкнулся внизу с Ильиным. У тебя хорошая память. Все-таки мы с ним и учились, и работали вместе, однако он меня не узнал…

Она опустила глаза:

— Узнал, наверняка, узнал… Володя просто не любит встречаться со знакомыми. Особенно из той, прошлой жизни.

— Как он?

Она махнула рукой:

— Все по-прежнему. Пьет, выглядит лет на шестьдесят, хотя ему едва за сорок. Вы ведь с ним ровесники?

Михайлов кивнул:

— Когда-то даже учились в параллельных группах. Володя всегда был общительным, веселым парнем. Спортсмен, чемпион института по шахматам, отличник! За ним всегда девицы бегали. Я даже помню, когда вы поженились. Кажется, ты тогда училась курсе на третьем?

Регина кивнула. Мы вышли в холл, и она вынула сигареты, беспомощно оглянулась, и сказала:

— Вот курить здесь нельзя, жаль…

Михайлов предложил:

— Внизу есть пиццерия, там вполне демократичные нравы. Спустимся? Когда еще представится случай встретиться и поговорить…

— …А потом он начал пить так, что скрывать это стало невозможно. — Регина рассказывала свою грустную повесть, и Михайлов ей сочувственно кивнул. — После этого он и покатился вниз. Тогда время было такое, наука вообще никому не была нужна. Володя пробовал себя и в торговле, и производство пытался организовать, но уже было поздно. Я долго терпела, но потом мы все-таки разошлись. Вот, живу с сыном, он недавно женился.

Михайлов спросил:

— А здесь как оказалась?

Регина погасила сигарету и печально улыбнулась:

— У сына девочка родилась, наше маленькое солнышко. Вот только оказалось, что у Маши порок развития сердца, и нужна операция. Сам понимаешь, деньги лишние у нас не водятся, а здесь еще до операции нужно очень дорогое лечение, да сама операция больше ста тысяч стоит…

Михайлов деловито уточнил:

— Долларов?

Регина грустно на него посмотрела:

— Нет, конечно, но у нас и в рублях такой суммы не было. — Она положила руку на Михайловский рукав: — Нет, нет, не беспокойся, деньги мы нашли. Уж не знаю, где Володя их взял, но именно он дал деньги Машеньке на лечение, а сегодня внес недостающую сумму на операцию. Так что я ему теперь по гроб жизни обязана. Я вот и к Нине зашла, чтобы радостью поделиться, а тут такое.

Я уселась в машину и сказала:

— Надеюсь, ребенку операция поможет. Хорошо, что этот бывший муж помог с деньгами…

Игорь как-то странно покосился на меня, но промолчал.

Мы подъехали к институту, и Михайлов направился к Киршнеру, выполнять мою вчерашнюю просьбу, а я забежала к Анне Петровне.

Она выслушала мой рассказ, кивнула:

— Не беспокойся, все организуют, как надо. Бедная Нина! Сама едва оправилась, так тут еще и Платонов. Что следствие думает? Они хоть оружие, из которого стреляли, нашли?

— Навряд ли. Это Павел сообщил нам, что Кирилл Платонов умер. Если бы знал что новое, обязательно рассказал Игорю. — Я хмыкнула. — Они втроем очень сдружились на почве расследования…

Я вспомнила о встрече в больнице, и рассказала Анне Петровне.

Она кивнула:

— Конечно, помню! Володя Ильин подавал большие надежды… Впрочем, проблемы со спиртным — это у него семейное. Я ведь и отца его знала, он работал у нас. Кстати, Володя, наверное, с отцом и живет, если тот еще жив. Это совсем недалеко отсюда, в доме, где твоя любимая пиццерия.

Я чмокнула Анну Петровну в душистую щеку:

— Вы — просто кладезь полезной информации!

Появился озабоченный Михайлов.

— Анатолий Карлович обещал лично все проконтролировать, так что все будет путем. Он удивился, но Аде Турчинской позвонил, она будет ждать нас. Название гостиницы я взял. Это где-то на Волхонке, уточни адрес по справочнику.

— А ты куда?

Он глянул на меня:

— Мне надо заскочить в отдел кадров, узнать адрес одного человека.

Я невозмутимо спросила:

— Володи Ильина? Так я уже знаю, где он живет. А в кадрах, наверняка, столетние данные, еще когда он женат был.

Михайлов посмотрел на меня, покрутил головой, но промолчал.

Уже в машине он сказал:

— Я думал, что к детективным романам у тебя интерес чисто академический. Случаем, о карьере частного сыщика не мечтаешь?

Я покрутила головой:

— Мне просто не нравится, когда мной манипулируют. Я хочу разобраться в этой истории сама.

Гостиница была не из современных, но даже ее холл дышал респектабельностью и достатком. Я вовсю вертела головой, и Михайлов взял меня за локоть.

После того, как девушка на ресепшен получила согласие на наш визит по телефону, молодой человек в униформе проводил нас к номеру, негромко постучал согнутым пальцем.

Дверь почти сразу открылась, и я имела возможность познакомиться с вдовой профессора.

Ада Турчинская сама встретила нас, и я с любопытством присмотрелась к ней. Лет шестидесяти пяти, некрасивое, но ухоженное лицо, тщательно уложенная волосок к волоску прическа, неяркий лак на ногтях. Косметика, если она ей пользовалась, в глаза не бросалась. Одета она была в строгую темно-синюю юбку и блузку пастельных тонов. Не знаю, чем именно, но она мне напомнила Маргарет Тэтчер в ее бытность премьером.

Хозяйка номера любезно пригласила нас и с любопытством посмотрела:

— Анатолий Карлович уверил меня, что вы очень просили его посодействовать встрече. Не знаю, право, чем смогу быть вам полезна… Последний раз я была в России лет восемь назад, так что, боюсь, все мои сведения потеряли актуальность.

Она присмотрелась к Михайлову, и внезапно сказала:

— А ведь я вас помню. Глеб Алексеевич отзывался о вас, как об очень талантливом и перспективном ученом. Надеюсь, вы оправдали его мнение.

Михайлов вежливо улыбнулся:

— Мне трудно об этом судить… Извините, ради бога, не хочется затягивать наш визит, поэтому я сразу перейду к делу. Сегодня в больнице скончался бывший ученик вашего мужа, Кирилл Платонов… Дело в том, что умер он не своей смертью. Он не приходил в сознание, поэтому вопросы ему задать было невозможно. Мы пытаемся расследовать это дело. Если вы посчитаете возможным ответить на наши вопросы, мы будем вам искренне благодарны. Если нет — что ж, это тоже ваше право.

Турчинская молчала так долго, что я заерзала.

— Хорошо, задавайте ваши вопросы. Я догадываюсь, что они будут касаться Нины Платоновой, и готова на них ответить.

Михайлов уточнил:

— Значит, вы знали… Как давно?

Она вынула сигарету, и Михайлов поднес ей зажигалку. Затянувшись, она ответила:

— Конечно, о Нине я знала еще с того времени, когда у них с моим мужем был роман. Да, нашлись доброжелатели. Знаете, всегда и в любом коллективе есть люди, которым не терпится раскрыть глаза жене или мужу. У нас тогда были очень сложные семейные обстоятельства. Наша с Глебом единственная дочь родилась инвалидом. Такое ужасное сочетание букв: ДЦП. Ее диагноз поставил крест на моей счастливой семейной жизни. Я не работала, дома у нас всегда и все разговоры были только о врачах, болезнях и лекарствах. Может быть, от этого и Глеб ввязался в этот роман… Впрочем, может быть, там были любовь и страсть, не знаю. Мы с ним это не обсуждали. А потом я поняла, что-то изменилось. Я предприняла кое-какие действия, и узнала, что пассия мужа вышла замуж за одного из его учеников. Вскоре у них родился сын, а через некоторое время они уехали за границу. Глеб остался в семье. Это было только его решение, и я искренне благодарна ему.

— О том, что это ребенок вашего мужа, вы не знали?

Она спокойно подняла глаза на Игоря:

— Нет. До тех пор, пока не прочитала завещание.

Я полюбопытствовала:

— А что именно было в завещании?

— Глеб оставил мальчику очень приличную сумму. Деньги до сих пор находятся в доверительном управлении, и по достижении 21 года должны быть переданы ему. За это время сумма значительно выросла. Мой муж был не только талантливым ученым, он и бизнесом занимался успешно. Все предприятия, организованные им, успешно работают и сейчас.

— Что такое доверительное управление? — снова вмешалась я.

— Выбирается лицо, на которого и возлагается завещательная обязанность исполнить какие-либо действия. Раньше это называлось душеприказчик, — любезно пояснила вдова. — Наверняка вы захотите узнать, кого мой муж назначил душеприказчиком. Так вот, это и был Платонов Кирилл Сергеевич.

Михайлов почесал переносицу.

— С его смертью эта обязанность должна перейти к кому-то?

— Нет необходимости привлекать посторонних людей к нашим семейным тайнам. В октябре Диме исполнится 21 год, и я сама с удовольствием произведу все необходимые формальности.

Игорь спокойно посмотрел на нее:

— Все эти годы вы не пытались разыскать сына вашего мужа, с чего вдруг такая внезапная симпатия?

Ада Турчинская насмешливо посмотрела на него:

— Я виделась с мальчиком на кладбище. Он — действительно сын Глеба. Тогда, много лет назад, врачи не оставили мне возможности родить еще одного ребенка, и Глеб с этим смирился. И вот, спустя много лет, я встречаю молодого человека, так похожего на него… — Она поднялась, сказав все, что хотела сказать.

Игорь тоже поднялся.

Уже в дверях я спросила ее:

— Почему вы были с нами так откровенны?

Вдова усмехнулась и сказала:

— У нас в Израиле хорошие врачи, но даже они бессильны против моей болезни. Мне осталось совсем немного. Моя дочь умерла, других наследников у меня нет. Я собиралась завещать все деньги фонду, помогающему детям, больным детским церебральным параличом. Я много лет руковожу им. И вдруг эта встреча… Этот мальчик должен унаследовать дела моего мужа, и я разговаривала с ним, он сможет их продолжить. Поймите, по прошествии стольких лет во мне уже нет ревности к этой женщине. Есть только благодарность и признательность за сына. — Она чуть помедлила и сказала: — Я знаю, что Глеб одобрил бы все, что я собираюсь сделать для этого мальчика.

Мы спускались в роскошном лифте, сияющем зеркалами и золочеными поручнями. Перед моими глазами так и стояла мрачная одинокая женщина. Я подняла глаза на Игоря и сказала:

— Надеюсь, Димка не обманет ее ожиданий.

Он кивнул.

— Ты заметила, она даже не поинтересовалась, зачем нам все это знать?

Я была рада, когда мы выбрались на свежий воздух. Честно сказать, роскошь этого отеля несколько давила на меня.

В машине Игорь спросил:

— Куда?

Я объяснила, и вскоре мы въехали в арку рядом с черно-белой вывеской пиццерии.

— Ты уверена? — спросил он, задирая голову.

Во дворе, на лавочках, пенсионеры играли в шахматы, и я направилась к ним.

Черными играл лысый толстяк, а белыми — худощавый мужик в клетчатой ковбойке.

— Ильин? — Они переглянулись, и отрицательно покрутили головами. — Нет, у нас такой не живет.

Игорь вмешался в нашу беседу:

— Его зовут Володя, прихрамывает немного, хорошо играет в шахматы…

Я добавила:

— Когда-то он здесь жил с отцом…

Мужчина с обширной лысиной встрепенулся:

— Так это они Володьку ищут, точно… Только на работе он, придет после восьми, не раньше.

Мы решили дождаться Ильина, и отошли чуть в сторону. Я наблюдала от нечего делать за игрой, а Игорь вынул сигареты и закурил.

Когда-то, еще в институте, с шахматами была связана забавная история. Несмотря на то, что практически каждое лето я проводила на море, плаваю я до сих пор плохо, и только на мелководье. И, если бы не мое умение играть в шахматы, не видать бы мне зачета по плаванию, как своих ушей. Впрочем, это совсем другая история…

С моего места хорошо было видно, что противник лысого, тот, что в клетчатой рубашке, готовит западню для ферзя черных. И я не удержалась, посоветовала:

— Дяденька, не мешало бы вам рокировочку сделать, а то ферзя потеряете, не ровен час!

Клетчатый возмущенно поднял на меня взгляд, но, разглядев мощную фигуру Игоря, только скривился и пробормотал недовольно:

— Тоже мне, Нона Гаприндашвили…

Зато толстяк, видимо, из благодарности за спасение ценной фигуры, посоветовал:

— Если уж вам нужно с Володькой поговорить, вы лучше к нему на работу пройдите. А то он после дежурства еще в пивную зайдет, так побеседовать вам с ним после этого вряд ли удастся.

Игорь спросил:

— А как его найти?

— Да тут рядом. Он ведь работает сантехником при сауне, так что с места своего точно не отлучается. В соседнем дворе стоит большое квадратное здание, вот туда и идите. Да, только вход для обслуги там сзади.

За тяжелой деревянной дверью располагался длинный коридор, в который выходили несколько дверей. Мы наугад толкнули одну из них и не ошиблись, она была не заперта. В уютной светлой комнате за столом сидел худощавый мужчина неприметной наружности. Он пил чай из симпатичной кружки в крупный белый горох.

Я хотела, было, поинтересоваться, где нам найти Ильина, но Игорь меня опередил.

— Ну, здравствуй, Володя.

Ильин кивнул, спокойно показал нам на стулья:

— Здравствуйте. Усаживайтесь, а я вам чаю налью.

От чая мы отказались, и он хмыкнул:

— А я выпью, если не возражаете.

Игорь молча уселся напротив него и внимательно рассматривал.

Ильин, невозмутимо прихлебывая из кружки, посмотрел в мою сторону:

— Подружка? — и кивнул одобрительно: — Красивая.

Игорь вздохнул:

— Мне тоже нравится. — Он поинтересовался: — Чего не спрашиваешь, зачем мы пришли?

— А чего спрашивать? Раз пришли, значит, вам надо. Надоест в гляделки играть, сами скажете, чего ищете.

Михайлов нехорошо улыбнулся:

— Мы пришли за стволом. Где ты его держишь, здесь, или дома?

— Какой еще ствол? — очень натурально удивился Ильин.

Михайлов поморщился:

— Послушай, можешь не исполнять. Тебя по институтской фотографии опознала мать Марины Демидовой. Так что вопрос, был ли ты в квартире, откуда пропал пистолет, на повестке не стоит. Я ясно выражаюсь или тебе пояснить что?

Он отставил кружку и с тоской сказал:

— Что вам всем от меня надо-то, а? Живу тихо, никого не трогаю, так нет: ходят и ходят!

Михайлов достал сигареты, но курить не стал. Спросил Ильина:

— Платонов сам тебя нашел или ты к нему явился?

Тот глянул исподлобья:

— Я Регинкиного брата встретил, он мне и рассказал, про ребенка. Понимаешь, то, что я живу такой жизнью, как сейчас, это никого не касается, это я от них отстоял. А вот то, что я не могу ничем помочь маленькой девчонке, которую я никогда не видел, но в которой течет и моя кровь, мне это показалось страшным. И несправедливым. Вот если бы у нее был нормальный дед, он ведь помог бы ей… И я пошел к Платонову. Пару месяцев назад я встретил его на юбилее института, мы перебросились парой слов.

— Странно, но тебя я там не видел!

— А я не оставался на банкет. Зачем? Я там никому не интересен.

— Что Платонов? Дал денег?

— Видишь ли, я хотел продать квартиру отца и купить себе однокомнатную где-нибудь на окраине, но времени на это у меня не было. И я решил, что объясню Платонову свою проблему и займу деньги. А он… Он сказал, что лишних денег у него нет, и предложил мне выполнить одно поручение. Сказал, что у него проблемы с женой, и предложил мне за десять тысяч долларов убить ее. Обещал, что организует все, как надо, и никто никогда ничего не узнает. У него и план был, как все это сделать. Кирилл обещал, что сообщит мне, когда я должен ждать ее у лифта в подъезде. Мне нужно было выстрелить в нее, убедиться в том, что она мертва, оставить рядом с телом бумажник и пистолет и уйти. За эту работу он дал мне авансом пять тысяч. Утром я нашел Регину и отдал ей деньги. — Он горько улыбнулся: — Она даже не спросила, где я их взял. И еще пообещал, что принесу остальные.

Он мрачно посмотрел на меня и вздохнул:

— Тогда, в больнице, я сразу узнал твою девушку. Это она была на той фотографии, которую мне дал Платонов. У меня тогда все пошло наперекосяк. В подъезде все время ходил народ, несмотря на позднее время, и я ужасно нервничал. Чтобы руки не тряслись, отхлебывал из бутылки. Наконец, Кирилл позвонил мне. К тому времени я уже был совершенно пьян… Я выстрелил в темную фигуру у двери, но сил на то, чтобы добить умирающую женщину, у меня не осталось. Так получилось, что она осталась жива. Кроме всего прочего, только уже утром, я обнаружил пистолет в кармане куртки. Представь, я забыл его оставить на месте!..

— И Платонов тебе больше денег не дал?

— Он разозлился ужасно… И предупредил, что, если я проговорюсь хоть одной живой душе, он меня угнобит. И сказал, чтоб я не вздумал ни в чем сознаться, потому что тогда девчонке уж точно никто не поможет, и она помрет… Правда, пообещал, что вторую часть денег даст в октябре, когда я выполню вторую часть задания.

— А какое задание, не говорил?

— Нет. Сказал только, что, если я на этот раз проколюсь, он сам меня прикончит.

— А о чем вы разговаривали в больнице? Это ведь тебя я с ним тогда видел?

Ильин покаянно кивнул:

— Я просил и умолял, но он холодно сказал, что нужно было все делать как заказывали, а не заниматься самодеятельностью. Врачи уверяли, что до октября девочка не дотянет, а Платонов денег не давал. И тогда…

Он запнулся, и Михайлов продолжил за него:

— И тогда ты пошел к его сыну.

Ильин кивнул, опустив голову.

— Я знал, что ему никаких доказательств не потребуется. Характер у него весь в отца…

— Какого отца?

— Глеба Алексеевича, конечно… Я его видел в больнице и сразу все понял. Тогда много слухов ходило, про Платоновскую жену и Турчинского.

Ильин замолчал, и Игорь спросил его:

— И что дальше было? Поверил тебе парень?

Он кивнул.

— Так все и вышло. Деньги он мне дал, не обманул, и пообещал еще помочь. Все, рассказывать больше ничего не буду, хоть режьте. И учтите, что в милиции я и слова не скажу. Я просто тебя, Игорь, давно знал, и не хотел, чтобы ты думал, что я за деньги человека убить смог бы… А Платонов — он и не человек вовсе, а так, гнида… — Ильин помолчал, а потом, решившись, сказал: — Столько лет молчал, не надо бы говорить и сейчас, но… Я ведь у нас на факультете комсоргом был, так вот, у нас парень один любовь завел с девушкой, она откуда-то с Ближнего Востока была родом, тоже у нас училась. Так вот, анонимка пришла в комитет комсомола, и ее в 24 часа отправили домой, от греха подальше. Она была у себя на родине не то принцессой, не то наследницей какой-то. Мы тогда и не узнали ничего толком…

— А это ты к чему рассказал? — сквозь зубы спросил Михайлов, и я по-настоящему испугалась.

— Анонимку писал Платонов, вот что. Я его почерк сразу узнал, но промолчал. Время тогда такое было…

Михайлов поднялся:

— Про пистолет Демидовский тебе тоже Платонов рассказал?

— Нет, я сам знал, где Николай его держал. Я ведь раньше довольно часто у него бывал. Просто я очень изменился, и Маринина мать меня не узнала. А пистолет я забрал, это конечно.

— Где он сейчас? — спросил Игорь.

Ильин поднялся, пошарил за шкафчиком и вынул тяжелый сверток.

Михайлов забрал его, сунул в карман пиджака.

— Извини, задержали мы тебя. Лиза, пойдем.

Я торопливо ринулась за ним.

Последнее, что помню — это растерянное лицо Ильина.

На пути к даче Игорь остановил джип около моста. Я поняла, вышла с ним.

Мы поднялись на мост, и Игорь бросил сверток в воду. Стояли молча, бездумно смотрели на водовороты у опор моста. Я прижалась лицом к его плечу, и он обнял меня, уткнувшись подбородком мне в макушку.

Ужасно хотелось расспросить про эту арабскую принцессу, но умом я понимала, что лучше этого не делать.

Вместо этого спросила:

— Интересно, где Димка взял деньги?

Михайлов вздохнул:

— Я думаю, ему их дала Турчинская. Уж конечно, она полностью в курсе семейных дел.

— Значит, Платонов все это затеял из-за наследства. И с женой расправился, не моргнув глазом, и планировал смерть парня, которого вырастил с детского возраста и привык считать своим сыном. Сколько же темного и мрачного скопилось в его душе. И непонятно, почему ему понадобилось втягивать в эту историю именно меня? Между прочим, поговаривают о каком-то вашем давнем соперничестве.

Игорь покосился в мою сторону, но не ответил.

Я помолчала, потом потерлась носом о его плечо:

— Что ты думаешь делать со всем этим?

Михайлов пожал плечами:

— А что тут можно сделать? Не идти же с этой историей в милицию?!