Гексоген + пиар = осетрина

Свершилось... Народный трибун, бичеватель пороков постсоветской власти и не скрывающий своих убеждений антисемит увенчан лаврами “Национального бестселлера”. Такого пиара, какой делали премированному роману “Господин Гексоген”, у нас сподобился, пожалуй, один Б. Акунин — и трудно поверить, что тут сработали лишь личные связи издателей “Ad Marginem” (сперва, кстати, роман вышел специальным приложением к газетам “Завтра” и “Советская Россия”, что тоже представляет собой некоторую загадку: все последние романы Проханов печатал в “Нашем современнике” — кто тут кому натянул нос?): по стечению обстоятельств “Гексоген” оказался очень своевременной книгой, политически выгодной как раз тем кругам, к которым Проханов всегда декларировал непримиримую оппозиционность. И которые, кстати говоря, отвечали ему чувством горячей ответной неприязни. И вот поди ж ты — они сошлись...

Само название рассчитано на то, чтобы сразу привлечь внимание: что-что, а взрывы домов в Москве и Волгодонске, после которых слово “гексоген” вошло в речевой обиход, — тема, безусловно, горячая, и массовый читатель просто обязан рефлекторно отреагировать на ключевое слово. Другой вопрос, что ничего особенно нового Проханов по этому пункту не сообщил — версию о причастности ФСБ мусолили все, кому не лень, к тому же собственно господину гексогену места в тексте отведено очень мало. Но — дорога ложка к обеду. Выходу ад-маргиновской книжки сопутствовал взрыв либерального возмущения по поводу возвращения к тоталитарным методам управления, введения цензуры и прочего закручивания гаек, кроме того, он практически совпал с антипутинской акцией Березовского — когда в Лондоне шумно демонстрировался фильм, обещавший изобличить ФСБ, в том числе и в причастности к означенным взрывам, — но так, по существу, ничего и никого не изобличивший.

Так что роман Проханова был прямо-таки обречен на успех. Ленинская формула сработала на все сто: слишком сильно уйдешь налево — придешь направо. Вероятно, она справедлива и в обратном направлении... Во всяком случае, либеральная критика, до сих пор и вполглаза не глядевшая в сторону литературных опытов Александра Проханова, вдруг спохватилась и на разные голоса стала воспевать художественные достоинства прохановской прозы. На вкус да на цвет товарищей, конечно, нет. Товарищи, как известно, все больше по партийным спискам. Несколько удивляет, однако, столь странное профессиональное разгильдяйство: что ж вы, господа критики, куда раньше смотрели? Почему проморгали “Чеченский блюз”, “Сон о Кабуле”, “Красно-коричневого”, который, кстати, написан в рамках идентичной “Гексогену” поэтики? Где ж вы были, почему не доложили народу о скрытых там красотах слога и мысли? Неужто свободные граждане свободной страны боялись публично обнаружить свои эстетические пристрастия? Или не решались взять в руки оппозиционный журнал, ждали, пока продукция не получила штамп ОТК — марку элитарного издательства? Эх, господа, господа, как говаривал профессор Преображенский...

Помимо чистого пиара на прохановский роман сработало, вероятно, и то обстоятельство, что за десять лет свободного и, можно сказать, хаотического (во всех смыслах) плавания экипаж корабля несколько соскучился по твердой почве под ногами. И если иметь в виду интересующий нас аспект, то в общественном подсознании, безусловно, накопился заряд неудовлетворенности — социум затосковал по ощущению всемирно-исторической значимости, искусство — по большому стилю, эту значимость маркирующему...

Наследуя всем признакам соцреализма, прохановская проза (при очевидной идейной противоречивости) удовлетворяет главному требованию времени — она претендует на монументальность. Причем монументальность прежде всего внешнюю, нарочито бросающуюся в глаза: так выглядит архитектура в духе “сталинского ампира”, так смотрятся мощные скульптурные колхозницы с плотными охапками колосьев и могучие “девушки с веслом”. Приемы, позаимствованные у вторичного по отношению к античности классицизма, при этом третичном использовании теряют уже всякую художественную содержательность и превращаются в систему отвлеченных знаков, действующих по принципу 25-го кадра, ориентирующих сознание по самым прямолинейным осям. Возможно, что нынешние симпатизанты Проханова помимо всего прочего просто устали от вялой и хаотически организованной современной прозы и рефлекторно среагировали на маршевый ритм, лежащий в основе всякого военно-политического боевика.

В том, что “Господин Гексоген” удостоен звания национального бестселлера, есть своя логика: продаваться, по идее, он должен неплохо, во всяком случае, сравнивать его коммерческие возможности с соответствующим потенциалом произведений, составлявших ему конкуренцию в списке претендентов, просто некорректно. Массовый продукт в принципе нельзя сравнивать со штучным: это даже не то, что вывести на ринг боксеров разных весовых категорий, это что-то вроде насильственного спаривания ежа с ужом. Координирующее премию издательство “Лимбус” разыграло грамотную партию — Проханов отдает премию томящемуся в тюрьме Лимонову, у Лимонова тут же начинается судебное разбирательство — это же какая широкомасштабная и абсолютно бесплатная реклама лимбусовскому проекту издания лимоновских сочинений и всей этой издательской кухне вообще!

До текстов ли тут? Отнюдь. При сложившейся ситуации роль текста сведена до минимума — это просто очередной продукт, то самое “обычное моющее средство”, к которому можно при желании прилепить лейбл, а можно оставить “анонимным”. Ни новое, ни старое поколение на самом деле ничего не выбирает. Потребляет то, что PR-технологи выберут за него.

И все-таки читать тексты пока не возбраняется. При том, что “Господина Гексогена” трудно читать всерьез — слишком часто автор допускает не рассчитанные на комический эффект стилистические и даже фактические огрехи (вроде того, что стол, за которым пируют гости, собравшиеся на именинах дочери Президента, на протяжении одной сцены дважды меняет качество — из яшмового превращается в малахитовый, а потом обратно в яшмовый), — он заслуживает внимания как своеобразный срез общественного менталитета. Проханов мифологизирует окружающую жизнь, выстраивая интригу на идее глобального заговора. Но корни этого мифа уходят в коллективное бессознательное российского социума, сформированное его советской историей. В каком-то смысле роман можно рассматривать как документ общенационального невроза — следовательно, изучать и, если верить адептам психоанализа, через это освобождаться.

Основная линия — несмотря на нарочитую запутанность — довольно проста (хотя в основе своей абсолютно нелогична). Отставного генерала разведки вдруг разыскивают бывшие товарищи и вовлекают в работу сверхтайного “ордена КГБ”, который готовит не просто смену власти — на место одряхлевшего Президента поставить своего человека, Избранника, — но в перспективе и вообще смену курса и реставрацию мощи и геополитического веса СССР. Выясняется, что все перестроечные годы орден эффективно работал: все этажи власти, все мало-мальски значимые посты в экономике, армии и любых других структурах контролируются его людьми. Невероятная по нелепости сцена в некоем компьютерном центре рисует какие-то психоделические диаграммы, призванные наглядно продемонстрировать тотальный контроль над всем и вся чуть не в мировом масштабе...

Орден задумывает рокировку: убрать Премьера — последнее препятствие на пути Избранника к власти, — и, как всегда, чужими руками. Используя соперничество двух олигархов — Астроса и Зарецкого (прототипы всех политических фигур романа прозрачны), орден проворачивает интригу с похищением чеченцами генерала Шептуна, для выкупа выдаются фальшивые деньги, а премьеру готовят справку о якобы исключительно мирном содержании ваххабизма. В результате на встрече с ветеранами спецслужб вместо запланированной подарочной вазы Премьер достает из коробки отрезанную голову Шептуна (невольные и, увы, комические аллюзии — то ли Саломея с головой Иоанна Крестителя, то ли Юдифь с головой Олоферна, впрочем, существует и сцена с головой Берлиоза на балу у Сатаны...), и тут же начинается вторжение в Дагестан...

Конечно, во всех этих — и некоторых других не менее серьезных — операциях задействован главный герой, ослепленный верой в благородство конечной цели. Как же он ошибается!.. Хитроумное и циничное ФСБ преследует корыстные цели — вернуть страну под свой тотальный контроль, возвратить былое могущество, приплюсовав к нему ставшую теперь актуальной экономическую власть. Вот тут-то под занавес и прозревает герой, пытаясь остановить подстроенные гвардией Железного Феликса взрывы московских домов. Тщетно, разумеется...

Зачем ФСБ нужны были эти взрывы? Версия, как мы уже говорили, известная — чтобы оправдать широкомасштабную войну в Чечне и утвердить позиции нового премьера — Избранника. Так что, Владимир Владимирович, извольте к ответу за кровь невинно убиенных, коей окроплен ваш путь к вершинам Олимпа... Почему, например, вторжения в Дагестан для этой кампании недостаточно, никто объяснять не трудится. Проханов не аналитик (напомним, что массовый читатель в аналитике не нуждается, он предпочитает сенсацию).

Финал романа в ад-маргиновской версии скомкан — разочаровавшийся герой летит куда-то на самолете, то ли разбивается насмерть, то ли нет, а то ли и вовсе не летит, но только воображает... В газетном варианте он уходил, потрясенный пережитым, куда-то вдаль по крещенским водам... Как заметила в приватной беседе одна остроумная дама — что он, ледокол, что ли? Видимо, кто-то все-таки указал автору на досадный просчет и — взяв тотчас кисть, исправился художник...

Опять же у самой финишной черты на сцену выходит еще один тайный орден — корпорация ГРУ. Как разъясняет герою очередной “резонер” (“Гексоген” построен по чисто классицистским канонам — герой просто “ходит” по тексту, а “подчиненные” персонажи последовательно выдвигаются на авансцену и дотошно рассказывают в зал суть происходящего): “Две тайные структуры — „Орден ГРУ” и „Орден КГБ” — борются за Избранника. Борются две идеи русского будущего. „Орден КГБ” встраивает Россию в мировое развитие как ресурс мировой энергетики, пресной воды, ископаемых, трансконтинентальных путей сообщения, что не предполагает суверенной страны, суверенной цивилизации и культуры (так! — М. Р. ). Излишки населения будут ликвидированы мягкими средствами. Центром мирового развития становится Америка, и все, что противоречит глобальному единству и управлению, будет сметено и подавлено. „Орден ГРУ” мыслит категориями суверенной великой России, уповая на русскую альтернативу гибнущему миру, на великую идею России, спасающую мир от гибели. Две этих модели вступают в решительную схватку, в последний глобальный и космологический бой...”

Ну, несмотря на загадочный космологический бой, здесь все кристально ясно. Черное воинство, белое воинство, Армагеддон, русская идея — все это гораздо подробнее было прописано в “Красно-коричневом”. КГБ-ФСБ Проханов сдает, очевидно, потому, что копает под, так сказать, гносеологические корни нынешней власти. Отчего это ГРУ вдруг обрело белые крылья? Ну, тоже, вероятно, загадка не из самых сложных, принимая во внимание жизненные перипетии автора в тени, допустим, раскидистого “Дерева в центре Кабула” — старая любовь, как известно, не ржавеет...

Что до глобального заговора, то не в Америке тут вся сила, нити-то известно, куда ведут, в чем честно признается резонер Зарецкий, под маской которого прячется не кто иной, как Борис Абрамович: “Мы отняли у народа его страну, он отдал нам ее без боя, и мы разломали ее на части, как плитку шоколада lt;...gt; Если захотим, мы сгоним их с территории к железной трубе, проложенной из-за Урала в Европу, по которой текут русские нефть и газ. И они будут жаться к этой трубе, как крысы, замерзающие на морозе, и из них уцелеют лишь те, кто сумел прислониться к нефтяной магистрали. Если они станут вдруг размножаться, мы прикажем женщинам перестать рожать, предложим мужчинам безболезненную стерилизацию. Если это не поможет, мы столкнем их к гражданской войне, и пусть они убивают друг друга, русские режут татар, татары стреляют в башкиров, а якуты под бубны шаманов станут курить первобытную трубку мира, в то время как мы займемся их кимберлитовой трубкой. Зараженных СПИДом, туберкулезом и сифилисом, пьяниц и наркоманов мы отправим за Полярный круг, где они тихо уснут от переохлаждения, на радость песцам и росомахам. А у здоровых мы станем брать кровь и органы и продавать в медицинские центры Израиля, утоляя ностальгические чувства евреев — выходцев из России, чтобы у них не прерывалась связь с их второй Родиной”.

Все бы ладно — каждый имеет право на собственную шизу. Проблема, однако, в том, что вычленить содержание русской идеи в романе Проханова — категорически невозможно. Ну пусть бы эта идея была только противоречива — как в одной голове совмещается Православие и болезненное пристрастие ко всему советскому?.. Русский монархизм и уничтоживший его Ленин? С Лениным, впрочем, отдельная история. Ленина Проханов наконец-то тоже сдал — в морг. В буквальном смысле. Таинственный полуюродивый-полусвятой, потерявший жену и малолетнего сына на баррикадах у Белого дома в дни парламентского мятежа, после чего оставшаяся в живых дочь, вероятно, от потрясения стала валютной проституткой и тайным агентом все того же “ордена КГБ” (именно она подставила под скрытую камеру похотливого Прокурора), еще в самом начале раскрывает герою глаза на мистическую функцию ленинского Мавзолея: змей (он же метро) уже почти обхватил своим телом столицу, осталась последняя точка сопротивления — Мавзолей, вынесут тело Ленина — пиши пропало, не сдюжить светлому воинству в борьбе с мировым злом... Ближе к финалу герой, пользуясь отпущенной ему автором способностью без малейших усилий оказываться, где ему только заблагорассудится, посещает секретную лабораторию, где мумия вождя пролетариата проходит регулярную профилактику. Хозяин заведения — полоумный доктор — грезит федоровскими мечтами о воскрешении и победоносном восшествии Ленина на новое царство, но герой вдруг прозревает: в сакральной фигуре лишь жалкий, лишенный погребения труп. Так Проханов хоронит кремлевского мечтателя, кажется, признав наконец несостоятельность его харизмы на текущий момент...

Так вот о русской идее. Пусть бы она была противоречива, но хоть как-то сформулирована. Нет. Нет даже самого приблизительного, самого беглого изложения каких-то хотя бы основных положений. Позитивная программа просто опущена как несущественная, принципиально незначимая деталь. Приходится заподозрить, что автор, на протяжении стольких лет разоблачающий сатанинскую власть, не щадящий самых ярких красок на изображение ее онтологической скверны, даже в малой степени не способен представить, что именно он может предложить взамен.

Ну, Армагеддон. Ну, допустим, победили. Америке дали по рукам, Израиль вообще стерли с карты мира. Дальше-то что?

А дальше — язык не поворачивается. Нет, серьезно. Дальше — БАНКЕТ. Рыбка разная. Грибочки. Икра в хрустальной вазе. Куропатки. Холодная водка. Какое-нибудь там неотчетливо золотистое вино. Фиолетовый виноград... За столом с белоснежной крахмальной до хруста скатертью седые строгие мужчины — узким кругом. “Откупоривали бутылки, наливали водку, клали на тарелки сочно-алые лепестки семги, нежно-белые, с золотистым жиром ломти осетрины”.

Видит Бог, это единственное, что Проханов описывает с неподдельной любовью — и, главное, с превосходным знанием предмета...