С неба изобильного

Лобанов Валерий Витальевич родился в 1944 году в Иванове. Закончил Ивановский медицинский институт. Член Союза российских писателей. Автор стихотворного сборника “Попытка жить” (2003). Работает реаниматологом в Центральной больнице города Одинцово. В “Новом мире” публикуется впервые.

Слово

Все зависит от слова, от жеста,

потому что, блуждая в словах,

человек превращается в тесто,

человек расползается в швах.

Он спивается, он колобродит,

всё новеллы свои не издаст,

всё дорогу свою не находит,

всё семейный очаг не создаст.

Бродит рядом Христова невеста.

Человеку нельзя одному.

И не деньги, не власть и не место —

только слово поможет ему.

                           *      *

                               *

                              Бывало, думал: ради мига

                              И год, и два, и жизнь отдам...

                                                            В. Ходасевич.

Замолчи, метеосводка!

Нам не сеять, замолчи!

То ли месяц, то ли лодка,

То ли ласточка в ночи...

Нет, не та уже интрига

В черной проруби окна.

Неужели ради мига

В жертву жизнь принесена?

И какие там причины

Этой полночи без сна?

И в какие там личины

Наряжается весна?

Раз уж мир до основанья

Был разрушен — что в нем жить?

И какие основанья

Этой жизнью дорожить?

Я не пью таблетки на ночь,

Я не вою на луну.

...Владислав Фелицианыч

Усмехается:

— Ну-ну...

Онкология

Носили черешню и творог,

молили небесную рать...

Ни в двадцать, ни в тридцать, ни в сорок

никто не хотел умирать.

Ах, запах черемухи острый!

Крикливые эти грачи,

спокойные эти медсестры,

суровые эти врачи.

Мы жили, мы пили из чаши,

для нас шелестела листва.

Не вымерзли пажити наши,

не высохли наши слова.

Когда мы забудем о хлебе

насущном, ведомы судьбой,

на недосягаемом небе

мы встретимся снова с тобой.

Так что ж бесполезно браниться

на серое это белье,

на грязные стены больницы,

на скудную пищу ее...

Гулящие

Не алкаш со стаканом,

не в морях корабли, —

бродят жук с тараканом

в привокзальной пыли.

Тут епархия шоблы,

тут втирают очки,

всюду шкурки от воблы

да окурки-бычки.

Тут такие бывают

золотые деньки!

Тут вино разливают

мужики, старики.

Провели они вместе

те веселые дни,

и, невольники чести,

восклицают они:

— Наша честь дорога нам.

Третий месяц подряд

про жука с тараканом

ерунду говорят.

Мы направо качнемся,

пропадем без следа,

мы сюда не вернемся

никогда, никогда.

Мужикам, стариканам,

ветеранам клевет,

от жука с тараканом

передайте привет!

                           *      *

                               *

Непогода, ноябрь на Руси.

Мать уехала в Борисоглеб.

— Отче наш, — прошепчу в небеси,

про насущный промолвлю про хлеб.

Это было полвека назад,

это вспомнилось только сейчас.

— Отче наш, не Твои ли глаза

на меня посмотрели, лучась?

Тяжело протекали века,

колокольня устала, звоня.

— Отче наш, не Твоя ли рука

эти годы хранила меня?

На поруганный храм погляжу,

на прозябшее это жнивье.

Ничего я Тебе не скажу

в оправданье свое.

— Отче наш! Я плохой ученик,

растерял я друзей и подруг,

прогибаются полки от книг,

отбивается сердце от рук.

Декабрь

Вот и сумерки. Вот и закончилось

заседанье в небесном Кремле.

Как прозябшее дерево скорчилось!

Как поземка ползет по земле!

Невеселая светится лампочка,

и, в платочке до самых бровей,

говорит моя бабушка-бабочка

о немыслимой жизни своей.

То сбиваясь, то долго, то кратенько

повествует она без затей,

как без устали вкалывал тятенька,

как вытягивал восемь детей,

как ступенечки красила школьные,

как в сознанье, предвестием бед,

приходили слова подневольные —

то “ЧК”, то “ЦК”, то “комбед”.

Как улещивали, кумачили,

как посевы сжигал суховей,

как вы жили, как вас раскулачили,

как война пожрала сыновей,

говорит о святом, о Егории,

что являлся туда, где тюрьма.

...Наши жизни второй категории

подмораживает зима.

Голос

Мир травой колышется

и листвой,

а потом послышится

голос твой

с неба изобильного

над рекой,

с одного мобильного

на другой.