На фоне Путина...

Кронгауз Максим Анисимович — лингвист, доктор филологических наук. Родился в 1958 году в Москве. Директор Института лингвистики РГГУ; автор научных монографий и популярных статей на темы языкознания, культурологии, педагогики. Постоянный автор “Нового мира”.

— Мне говорили, что ваш роман — про Путина. Это тот самый Путин?

— У каждого из нас свой Путин — и это роман про моего Путина.

Из интервью с Сергеем Доренко —

“Афиша”, 2005, № 14.

Вечный вопрос

Сегодня в русской словесности есть по крайней мере три ярких тенденции.

Во-первых, в издательский обиход вошла публикация книжек, состоящих из статей, фельетонов или чего-то там подобного, написанных на злобу дня, то есть уже публиковавшихся ранее в периодической печати.

Во-вторых, стало модно писать сказки (обычно — новые русские сказки, но не обязательно).

И наконец, в-третьих, самым популярным персонажем русских текстов стал российский президент.

Вообще говоря, эти три тенденции никак не связаны между собой. Тем не менее нередки случаи, когда две из них — или даже все три — прослеживаются у одного и того же автора, более того — проявляются в одной и той же книжке. То есть берешь в руки книгу — а это, скажем, сборник газетных статей о президенте. Или того хуже — сказки о нашем времени, выходившие в периодике. Ну и так далее.

Первая из этих тенденций легко объяснима и по-человечески понятна. Если издательство готово публиковать уже выходившие статьи отдельной книгой, то почему бы автору на это не согласиться? Как преимущество, так и издержки такого подхода очевидны. Одна книга престижнее десятка статей. Правда, статьи еще читают, а книжку, скорее всего, просто поставят на полку, в лучшем случае — откроют в произвольном месте и прочитают кусочек. От корки до корки читать такие книги просто невозможно; зато особую ценность — по крайней мере для меня — в них представляют всякие предисловия, аннотации, оглавления и тому подобное — короче, все то, чего нет и не может быть в отдельных статьях.

Вторая тенденция, напротив, на мой взгляд, абсолютно загадочна. Факт, однако, состоит в том, что жанр сказки или даже просто слово “сказка” в названии стали чрезвычайно популярны. За “дикие животные сказки” взялась Л. Петрушевская. “Сказки для взрослых” написал В. Тучков, а “московские сказки” — А. Кабаков. Книг же, чье название хотя бы включало слова “новые русские сказки”, мне попалось целых три (авторы Э. Успенский, Д. Быков и Ю. Зверлин). Что уж тут про писателей говорить, если даже бард Тимур Шаов спел “сказки нашего времени”! Устроены эти сказки совершенно по-разному. Иногда классические сказочные сюжеты и герои переносятся в наше время, где с ними происходит что-то несуразное. Иногда, наоборот, классические персонажи нашего времени, чаще всего — известные политики, переносятся в сказочный контекст. Бывает же, что и сказки как таковой нет, ничего волшебного не происходит, автор же все равно называет свое произведение сказкой… Одним словом, мода такая.

Третья же тенденция диалектически совмещает в себе оба эти свойства: очевидность и загадочность. С одной стороны, объяснение ей напрашивается. Более того, оно уже прозвучало в некоторых критических статьях на эту тему. Так, Евгения Лавут в статье “Слово о президенте” (“Большой Город”, 2005, № 3 /129/) отмечает главное: все, что связано с российским президентом, отлично продается. Поэтому авторы и издатели так легко обращаются к персоне президента: кто же не мечтает продать свою книгу? Но, строго говоря, объяснением это не является. Остается два принципиальных и действительно загадочных вопроса. Во-первых, почему наш президент так интересует читателя, и во-вторых, почему читателя интересует именно этот президент. Ведь, казалось бы, куда более колоритная фигура Бориса Ельцина пользовалась гораздо меньшим спросом. Путин же стал героем — или хотя бы просто персонажем — уже стольких произведений, что не только прочесть, но хотя бы даже отследить их все не представляется возможным. Я, к примеру, отчаялся это сделать после выхода в издательстве “Детская литература” в 2004 году “мемуаров лабрадора Конни” (так они названы в российской прессе), а точнее говоря — “Connie’s Stories”, или “Конни рассказывает. Книга для чтения на английском языке” (автор И. Борисова).

Путин как персонаж становится своего рода idйe fixe нашего времени. Он появляется в произведениях совершенно разного сорта — от упомянутой выше книги для чтения на английском языке до серьезных монографий, таких, как, например, P. Baker, S. Glasser, “Kremlin Rising. Vladimir Putin’s Russia and the End of Revolution”1. Он появляется в газетных статьях и в сказках, в прозе и в стихах. В разных текстах президента России могут звать по-разному: чаще всего Владимир Владимирович Путин, иногда Федор Федорович или как-то еще, — но неизменными остаются его основные качества: строгость и бесстрастность, граничащая с безликостью, а также его связь с КГБ. Путин, став самым популярным и растиражированным героем нашего времени, остался, по существу, человеком без свойств. Вопрос “who is Mister Putin?”, прозвучавший в самом начале его эпохи по отношению к реальному человеку, сохранил свою актуальность и по отношению к сегодняшнему литературному персонажу. Я еще готов был поверить в отсутствие свойств у президента России, но их отсутствие у литературного персонажа кажется абсурдным. Человек без свойств не может быть интересен ни писателю, ни читателю2.

На оба эти вопроса: почему Путин и какой Путин, — я и попытаюсь ответить.

Но сначала надо задать разумные ограничения. Нет смысла искать ответ на эти вопросы ни в научной биографии, ни в “книге для чтения на английском языке” (хотя последнее уже не так бесспорно). Подумав, я отбросил и те романы, где Путин встречается как проходной персонаж: слишком разные цели преследуют авторы этих романов. Так, авторы квазибиографической3 литературы (например, Владимир Соловьев и Елена Трегубова) используют Путина для повышения собственного статуса, а Юлий Дубов очевидным образом сводит какие-то личные счеты4.

Что же остается? И тут мне на помощь пришли уже упомянутые две других тенденции.

Я остановился на нескольких книгах, по сути, сборниках коротких произведений о Путине — то ли сказках, то ли байках, то ли репортажах. Все они первоначально появлялись в периодической печати и лишь потом были собраны под одной обложкой, в рамках одной книги. Для простоты я сначала перечислю эти книги, а потом коротко расскажу о них:

“Сказки про нашего президента”. М., “Русская семья”, 2004;

Быков Д. Как Путин стал президентом: новые русские сказки. СПб., “Ред Фиш Паблишинг”, 2005;

Кононенко М. (Mr. Parker). Владимир ВладимировичТМ. Роман. М., “КоЛибри”, 20055;

Колесников А. Я Путина видел. М., “ЭКСМО”, 2005;

Колесников А. Меня Путин видел. М., “ЭКСМО”, 2005;

Колесников А. Увидеть Путина и умереть. Документальные истории. М., “ЭКСМО”, 2005.

Надо сразу сказать, что перечисленные произведения вовсе даже и не книги. К ним замечательно подходит модное ныне слово “проект” (особенно в случае М. Кононенко), и вообще-то говоря, оценивать надо не столько качество текстов в твердом переплете, сколько все вместе: первоначальную идею и регулярную повременную реализацию — в газете, журнале, Интернете или даже на радио, — и лишь в последнюю очередь книжку. В некоторых случаях она оказывается концом и слегка припозднившимся венцом проекта, в некоторых случаях — лишь промежуточным этапом. Таким образом, речь пойдет о четырех проектах, представленных книгами (у Андрея Колесникова таких книг целых три). Впрочем, в мою задачу не входит их оценка, я лишь хочу разобраться с поставленными выше вопросами. И все-таки сначала придется рассказать об этих проектах.

Анонимная хвала

Так вот, “Сказки про нашего президента” — проект, пожалуй, самый странный и даже загадочный в нескольких отношениях.

У самой книги нет автора, а все участники проекта, поименованные в ней, мне неизвестны. Незнакомо мне ни издательство, выпустившее книгу, ни журнал, в котором первоначально печатались сказки. Короче говоря, всю информацию о книге я почерпнул в самой книге и, естественно, за достоверность ее ручаться не могу. А чего в ней нет, о том и говорить нечего. Например, в выходных данных, к сожалению, не указан тираж, а для такой книги он, безусловно, представляет особый интерес. В тексте, фактически являющемся предисловием, говорится, что “сказки про нашего Президента6 записаны со слов народа в разных городах, селах, поездах и самолетах, находящихся в российских государственных пределах”. В книгу включены одиннадцать сказок, три из которых записала И. Гамазкова, а восемь — С. Седов. К тому же в выходных данных указан автор идеи книги — Е. Мячин. Как написано там же, это сказочное повествование впервые было опубликовано в журнале “Жили-были”. Однако поверить в то, что сказки записаны в “городах и поездах”, нет никакой возможности, слишком уж они умильны и, как бы это сказать, безоблачны для народных сказок. А фразы из предисловия насчет того, что “современные ученые находят некоторое сходство с реальными историческими деятелями и событиями” и что “в далеком будущем исследователи докопаются до имени Президента”, вообще можно расценить только как чрезмерное кокетство. Хотя президент и не имеет, пожалуй, никаких индивидуальных свойств, докопаться до его имени не составляет большого труда. Кто же еще среди российских президентов владеет приемами дзюдо, катается на горных лыжах, когда-то работал в разведке и до сих пор сохраняет с ней хорошие связи (особенно со специальным разведывательным воробьем)? Собственно, именно эти качества и помогают ему выиграть выборы, спасти жену Людмилу Прекрасную и глав иностранных государств, явиться вовремя на прием к английской королеве и совершить другие интересные подвиги. Следует признать, что художественной ценности эти сказки вообще-то не представляют, а единственной видимой целью их написания является прославление президента. Трудно даже сказать, кому они предназначены. По-видимому, умильность их авторы (кто бы они ни были) адресуют детям, а легкую иронию — взрослым. К легкой иронии можно отнести упоминание того самого разведывательного воробья в черных очках, в конце концов дослужившегося до звания сержанта, а также разного рода намеки — например, на немосковское происхождение героя:

“И только один кандидат стоял в сторонке и скромно улыбался. Народ его сразу заметил, спрашивает:

— А вон тот, что в сторонке помалкивает, он кто такой?

А кандидаты:

— Да так, один новенький, он из другого города”.

Салтыков-Щедрин, Горький и Дмитрий Быков

Следующая книга и похожа (поверхностно), и не похожа (содержательно) на предыдущую. Похожа тем, что это тоже сказки, которые предварительно печатались в журнале. А различие в том, что настрой у них совершенно другой. Сказки эти сатирические и отнюдь не детские, и печатались они соответственно в сатирическом журнале “Фас” (первые из них написаны в 1999 году). Кроме того, все они основаны на конкретных событиях, актуальных в момент публикации и порой с трудом вспоминаемых сегодня. Автор их — Дмитрий Быков, который и не думает скрываться за формулировками вроде “записал” и подобными, а, напротив, что для этого писателя характерно, сам решительно определяет своих предшественников — Салтыкова-Щедрина и Горького — и, таким образом, литературную традицию, в которую он легко встраивается.

Лучше сразу сказать, что я не готов разделить восторги критика Льва Данилкина, написавшего буквально следующее: “И вообще, если бы сейчас за один стол посадить Щедрина, Горького и Быкова, то я бы без особых раздумий поставил на последнего — в нем гораздо больше шампанской гениальности, чем в его прямых предшественниках” (“Афиша”, 2005, № 11). Дело даже не в том, лучше ли Быков Салтыкова-Щедрина и Горького или не лучше, а в том, что эти сказки просто-напросто скучно читать сегодня, несмотря на безусловную авторскую решительность, энергичность и даже изобретательность7. Ни порой изысканное, порой брутальное остроумие, ни язвительность и точность характеристик, ни яркая языковая стилизация не вызвали у меня даже улыбки, не то что смеха. Причина этого, на мой взгляд, кроется в абсолютной неуместности иносказания как приема для разговора о сегодняшнем дне. Слишком очевидна для читателя сущность всех персонажей и событий, и потому поиск еще одной эффектной метафоры для их изображения оказывается интересным только автору8.

Эти сказки не составляют единого пространства, каждая из них самостоятельна и не связана с другими. Путин в них — один из многих персонажей, хотя по частоте упоминания (правда, под разными именами) он, безусловно, превосходит других. Единого образа Путина в сказках также нет. Он появляется то как хвост дракона, то как колобок, то как суженый страны, то под своим именем, то как полковник Путинг, но, пожалуй, самой важной и постоянной его характеристикой оказывается почти полное отсутствие свойств.

Это сознательная установка Быкова, который в одной из сказок определяет своего героя прежде всего через отрицание:

“Не низок, не высок, не лыс, не кучеряв, скромный, но решительный, на печи не лежит, горшков не бьет, дирижированью не обучен, вредных привычек не имеет…”

И далее:

“…военный, но не совсем, намерения серьезней некуда, безобразия твоего не нарушит. Усов нет”.

Среди сказок я бы выделил одну, под названием “Клец, или Правда о случае мистера Вольдемара”, которая посвящена аресту Гусинского. Она интересна не образом Путина — он как раз проходит где-то на периферии, — а яркой метафорой, используемой для описания событий и отношений. Экономическую элиту общества, или, как ее (точнее, их) еще называют, олигархов, Дмитрий Быков представляет как компанию расшалившихся детей, скорее всего детсадовского возраста. Этот образ совершенно неожиданно получает большую объяснительную силу, поскольку нелепые, вздорные или загадочные поступки элиты становятся абсолютно естественными, если представить себе, что речь идет о малых детях.

Именно эта сказка позволяет легко перейти к другому проекту — тексту, являющемуся по существу одной, но очень сильно растянутой метафорой.

Слышь, брателло!

Книгу, написанную Максимом Кононенко (псевдоним — Mr. Parker) читать мучительно трудно и скучно, хотя проект в целом можно оценить не просто как успешный, но даже как блестящий. Безусловно, для проекта результат в виде изданной книги и промежуточен, и второстепенен. Она лишь подтверждает его статус. Главным же следует считать регулярное появление коротких историй (баек) о Владимире Владимировиче Путине, предусмотрительно названном торговой маркой9, в Интернете на сайте vladimir.vladimirovich.ru (с 2002 года) и в эфире радио “Эхо Москвы”. Особенно важным оказывается противопоставление двух текстов, звучащих в эфире. Один из них составляют официальные новости, а другой — их интерпретация, то есть как это было на самом деле (это и есть, собственно, текст М. Кононенко). Реальность объясняется уже не детской метафорой, как у Быкова, а метафорой бандитской. Персонажи обращаются друг к другу с помощью стандартного “Слышь, брателло” и вообще используют соответствующую лексику. Вот, например, как разговаривают Владимир ВладимировичТМ и английская королева10:

“— Слышь, сестренка, — сказал Владимир ВладимировичТМ королеве. — Ну ты чё, а?

— А чё? — удивилась королева.

— Не, ну в натуре, ты чё, а? — сказал Владимир ВладимировичТМ даже несколько обиженно”. И так далее в том же духе.

Комический эффект усиливается еще и тем, что автор называет героев исключительно по имени-отчеству, то есть как бы с позиции благонамеренного, уважающего власть гражданина. Стоит ли подчеркивать, что именно бандитская интерпретация, как и детская, имеет большую объяснительную силу и именно она обеспечивает успех проекта в целом? Говорить о какой-то психологии образов, конечно, не приходится. Скорее это схемы или механизмы, соответствующие (а точнее — несоответствующие) определенным функциям — президенту, главе администрации и т. д.

Вообще же, несмотря на некоторое количество находок, сами тексты Кононенко скорее занудны, и это впечатление только усиливается, когда видишь их все вместе. Это ощущение еще усугубляется громоздким справочным аппаратом, комментариями и приложениями, хотя среди последних попадаются и смешные, в частности список основных андроидов, состоящих на государственной службе, реестр сакральных предметов и т. п. Единственной несомненной удачей собственно книги можно считать предисловия, которые, естественно, отсутствуют в Интернете. Так, в авторском предисловии содержится увлекательная и поучительная история отсутствия предисловий президента и сотрудников администрации. А в предисловиях Марата Гельмана и Глеба Павловского содержатся несколько важных мыслей, которые проще всего процитировать.

Так, Гельман пишет следующее: “Успех „Владимира ВладимировичаТМ” покоится, как мне кажется, на трех китах:

во-первых, на том, что автор отказался от эзопова языка наших юмористов в пользу буквального прочтения событий, присущего наивным художникам;

во-вторых, на термине андроид, который еще сыграет злую шутку с нашей партией власти;

в-третьих, как это ни покажется странным, на искренней симпатии к своим героям, и в первую очередь к самому Владимиру Путину”.

К этому мнению остается только присоединиться, признав, что использование андроидной метафоры по отношению к ряду государственных служащих является еще одной авторской удачей (наряду с метафорой бандитской). По поводу проекта Кононенко следует заметить еще одну вещь. Его успех настолько очевиден, что порождает волну подражаний и плагиата. В продаже уже появилась книга Константина Борового, оформленная похожим образом, под названием “Владимир Владимирович.com”.

В еще одном предисловии к основному тексту “Владимира ВладимировичаТМ” Павловский делает утверждение, касающееся вообще текстов о Путине: “Путин еще не написан. А мифов о нем есть три — лондонский, Паркеров и официальный”.

В таком виде с этим утверждением трудно согласиться, но в его основе лежит глубокая истина. Действительно, о Путине говорят тремя способами (если использовать научный термин, можно сказать о трех путинских дискурсах). Один из них — хвала, или способ хвалебный, как правило, он же официальный, но не обязательно: см., например, “Сказки про нашего президента”. Второй, естественно, — хула. Несмотря на различие в оценке, между этими двумя способами много общего. И в том и в другом случае говорится не о живом человеке, а о некоторой схеме, понятной и неизменной. И тот и другой способ приводят к читательским потерям, читателю становится просто неинтересно следить за развитием событий, ибо никакого развития нет, все известно заранее.

Третий же способ, пожалуй, самый редкий. И здесь пришло время перейти к четвертому проекту.

Путем президента, или Погоня за Путиным

Автор этого проекта — Андрей Колесников, журналист “Коммерсанта”, входящий в так называемый кремлевский пул, то есть присутствующий на официальных мероприятиях с участием президента и пишущий об этом. Собственно, если снизить пафос и забыть о слове “проект”, то придется говорить о газетных репортажах, собранных позднее в три книги. Тем не менее, рассматривая книги Колесникова в сказочно-анекдотическом ряду, я не слишком нарушаю привычный порядок вещей. Репортажи Колесникова критики часто рассматривают именно в подобном контексте, а не как документальную прозу. Так, Михаил Эдельштейн в статье “Человек, измученный майданом” (“Русский Журнал”, 2005, 29 апреля) то ли одобряет, то ли иронизирует: “Пишет Колесников действительно хорошо. Даже удивительно — столько лет человек эксплуатирует пару простейших приемов, а все никак не выдохнется. Жириновский и тот уже за это время подустал. А Колесников — ничего, в форме. Хотя метод его достаточно элементарен. Колесников изображает политическую реальность как одно бесконечное абсурдистское представление. Его персонажи бесцельно передвигаются по сцене и, не слыша друг друга, произносят невпопад какие-то реплики. А корреспондент смотрит на них, как Наташа Ростова на оперный спектакль, — и все никак не надивится”.

Критик, как всегда, не прав11. Театр абсурда — это наша реальность, которую автор вполне добросовестно (точнее сказать — достоверно) и, безусловно, талантливо описывает. Талант, собственно, и нужен для того, чтобы эту абсурдность заметить, потому что она давно стала обыденностью, настолько все к ней привыкли. Когда вслед за Колесниковым замечаешь этот привычный абсурд, становится и грустно, и смешно, так что из всех рассмотренных здесь текстов, пожалуй, только эти репортажи вызывают сильные эмоции.

Сам Колесников в предисловии (опять эти предисловия!) назвал свою работу погоней за Путиным и признал, что у него далеко не всегда получается догнать и, значит, понять этого человека. И все-таки время от времени ему удается показать если не характер президента, то хотя бы какие-то характерные черты и то, как эти черты и даже манера поведения постепенно меняются.

Если в начале первого срока реакции Путина значительно отличаются от стандартных реакций окружающих его чиновников (которые как раз и напоминают диалог в театре абсурда, бессвязный и жестокий), то позднее и он овладевает ритуальными фразами. Приведу несколько примеров.

Вот довольно типичные реплики официального лица (депутата) во время беседы с родственниками погибающих на “Курске” моряков:

“Лекарева вернулась и заявила родственникам, которых к тому времени собралось уже человек восемьдесят:

— Не волнуйтесь! Найдем средства на оздоровление детей.

— Да их спасать надо! — закричали ей.

— Это я и хотела в целом сказать, — немного смутилась Лекарева.

— Их же специально топят!

— Ничего, напишем депутатский запрос, я взяла бланки”.

Реплики родственников и депутата никак не связаны между собой, в диалоге сталкиваются реальность и особая бюрократическая имитация реальности. Тогда, в той ситуации, именно Путину удалось найти особые слова и восстановить связь в диалоге с родственниками, то есть не только услышать, но и заставить собеседников слушать себя. В более поздних репортажах Путин сам все чаще участвует в таких же ритуальных и бессвязных диалогах (правда, в менее драматических ситуациях):

“— И устья рек заилились, — озабоченно сказал наконец господин Кислов.

— Да-да, — подтвердил президент, — мы в курсе, уже меняем законодательство”.

Приходится отметить, что “живого президента” мало и в этих газетных репортажах. Их главный герой, как и в других текстах, все больше предстает человеком без свойств, хотя автор и признает обманчивость такого взгляда. Колесников иногда достаточно жёсток по отношению к своему герою, но тем не менее именно за показ человеческой сути президента упрекают Колесникова и коллеги, и некоторые читатели.

Александр Иванов, директор издательства “Ad Marginem”, в интервью на сайте журнала “Большой город” говорит следующее: “Колесников является очень тонким, очень профессиональным его апологетом. Он показывает нам человеческое в Путине, хотя, как мне кажется, человеческого там очень мало. Колесников пишет о каких-то его мелких неточностях, каких-то таких ошибках в речи, в поведении. Это же то, что очень сближает нас, эти милые погрешности”. Примерно то же самое утверждает на одном из форумов в Интернете некая Алина: “Добродушно вышучивая своего Президента, Колесников, как бы стравливая пар из котла, сублимирует неприязнь нормальных людей к этому персонажу российской истории. В этом качестве Колесников вполне устраивает путинскую власть”. Очевидно, что часть оппозиционно настроенных читателей предпочитает исключительно второй способ разговора о Путине (см. выше). Наиболее ярко использовала этот способ еще одна журналистка газеты “Коммерсантъ” Наталья Геворкян, также мимоходом упрекнув Колесникова, с которым когда-то вместе они написали книгу о президенте — “От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным”12. В интернет-издании gazeta.ru она пишет:

“Я знаю лично этого человека. Я, как и Андрей Колесников, видела Путина, и он меня видел. Но в отличие от Андрея меня к нему совершенно правильно близко не подпускают. Потому что с чисто комсомольским задором (как шутят мои друзья) я просто плюну ему в лицо. За все и за всех. За „Курск”, „Норд-Ост” и Беслан. За бабушек, лишенных скудных льгот, и за еврея-капиталиста, показательно разоренного в назидание другим. За жуткий образ моей страны, вылепленный им за пять лет, — страны, от которой бегут даже самые близкие и родные нам народы. За жадное и завистливое мурло, которое он привел за собой во власть. За тупость в политике и бездарность в экономике. За лоботомию нации, которую ежедневно осуществляют его СМИ. За поиск врагов народа. За расизм и национализм на улицах российских городов”.

Ответ критикам Колесникова содержится, как и следовало ожидать, еще в одном предисловии к его книгам, которое написал теперь уже бывший генеральный директор издательского дома “Коммерсантъ” Андрей Васильев:

“…кроме Колесникова писать о президенте России Владимире Путине так, чтобы про это можно было читать, никто не умеет”.

Но главное даже не это. Читая тексты Колесникова, начинаешь замечать, что, в отличие от Путина, окружающие его люди наделены всевозможными свойствами с избытком, и постепенно понимаешь, что именно они являются главными героями эпоса о президенте. Так, например, они совершенно искренне произносят слова, которые могли бы встретиться в “Сказках про нашего президента”:

“— Какое счастье, что вы у нас есть, — сказала президенту медсестра, участница Сталинградской битвы Алла Гудкова. — Спортивный, красивый, осторожный, трезвый!

Она неожиданно перечислила практически все составляющие высокого рейтинга президента России”.

Нельзя сказать, чтобы в окружении Путина люди выглядели особенно красиво и достойно. Чаще всего происходит как раз наоборот, и здесь Колесникова также можно упрекнуть за жесткость по отношению почти ко всем своим героям, выражающуюся в подчеркивании той самой привычной абсурдности поведения. Почему-то особенно ярко она проявляется в репортажах о награждении орденами и премиями, в избыточных благодарностях награждаемых и попытках перевесить свою награду на грудь президента. В этой ситуации странным уже выглядит нормальное поведение:

“И только барон фон Фальц-Фейн не стал никого благодарить. Ни народ Лихтенштейна, гражданином которого он является, ни президента России. Он быстрой походкой подошел к Владимиру Путину, подождал, когда тот повесит ему на лацкан пиджака орден Почета, и коротко сказал:

— Я так рад, что дожил до сегодняшнего дня. Ведь мне стукнуло 90. И я одно могу сказать: я заслужил эту награду!

И ни одного слова про Путина. Я даже вздрогнул. Не зря все-таки говорят, что скромность украшает человека”.

В репортажах о Путине Колесников, как это ни странно, больше пишет о других людях. Именно это и навело меня на определенные мысли.

Проявитель человеков

Читая газетные репортажи Колесникова, я наконец нашел ответ на вопрос “почему Путин?”. Не потому, что Путин как-то специально интересен сам по себе. Он, как я уже говорил, в большой степени остается человеком без свойств, человеком максимально закрытым, даже в текстах Колесникова (не говоря уж о других книгах и проектах), одного из немногих авторов, пытающихся раскрыть своего героя и обнаружить эти свойства. Зато Путин оказывается гениальным проявителем скрытых свойств общающихся с ним или просто окружающих его людей. И этим он как литературный персонаж принципиально отличается, например, от Ельцина. Путин не перетягивает внимание на себя, наоборот, дает выговориться собеседникам, дает им возможность показать себя. Но при этом он, конечно же, не является нейтральным, спокойным фоном. Напротив, он создает поле сильного напряжения, или, говоря современным языком, “большого напряга”, которое не просто дает возможность, а заставляет людей проявляться тем или иным образом (к сожалению, чаще иным). Более того, возвращаясь к квазибиографическим романам (Трегубова, Соловьев и т. д.), мы видим, что персонаж Путина используется для этих же целей, только в них автор волен нарисовать своего героя (то есть — себя) на фоне Путина “красиво”, так, как ему хочется.

В заключение я обращусь к эпиграфу — интервью с Сергеем Доренко, пишущим очередной роман о Путине (для Доренко, впрочем, первый). Я никак не могу поверить в то, что у Доренко есть свой особый Путин, но с удовольствием соглашусь с тем, что у этого автора есть шанс проявиться на фоне Путина своим особым образом.

Президента Путина едва ли можно назвать героем нашего времени в том смысле, как использовал эти слова Лермонтов. Но наше время немыслимо без него. И хотим мы этого или нет, но все мы существуем на фоне Путина и, опять же независимо от наших желаний, проявляемся на этом фоне определенным образом.

1 Это, как и “мемуары лабрадора”, конечно, нельзя назвать русским текстом, тем самым, строго говоря, я уже вышел за рамки русской словесности. Среди множества биографий президента на русском языке можно назвать, например, книгу Р. Медведева “Владимир Путин — действующий президент”.

2 Тем более, что с человеком без свойств раз и навсегда разобрался Р. Музиль.

3 Квазибиографическими в данном случае я называю такие романы, в которых главный герой носит имя автора и во многом напоминает его, хотя совершенно очевидно, что описываемые события не происходили на самом деле. Авторы этих романов играют — а точнее, спекулируют — на одновременном тождестве и нетождестве со своими героями.

4 Среди романов “с Путиным” в первую очередь следует назвать “Меньшее зло” Ю. Дубова, “Евангелие от Соловьева. Первая книга” В. Соловьева, “Байки кремлевского диггера” Е. Трегубовой. Впрочем, к ним относится также “Господин Гексоген” А. Проханова, “Советник президента” А. Мальгина и некоторые другие.

5 Об этой книге и вокруг нее см. статью Аллы Латыниной в новомирской рубрике “Комментарии” (2005, № 10). (Примеч. ред.)

6 Именно так — с прописной буквы.

7 В конце книги автор поместил примечания, в которых он кратко рассказывает реальные истории, лежащие в основе каждой сказки, но напоминание об этих событиях интереса не прибавляет, а точнее, имеет чисто академический интерес.

8 Тем не менее жанр политических сказок по-прежнему привлекателен, правда, скорее для писателей, чем для читателей. Это подтверждает текст, обнаруженный мной в Интернете: “Товарищи! Жутко нужно издать книгу в жанре „Политических сказок” (иду по стопам Щедрина, Горького и Быкова). Нужно финансирование. Кто может помочь? Какие-то варианты, может, подскажете. Сергей”.

9 Отсюда и наименование — Владимир ВладимировичТМ.

10 Вызывает глубокое сожаление, что в этих текстах английская королева не является торговой маркой.

11 Критик вообще, а не конкретно Михаил Эдельштейн.

12 Третьим соавтором этой книги была Наталья Тимакова.