"Вот оно - село ! (сборник)" - читать интересную книгу автора (Вишня Остап)

Дорожные впечатления

Начнем по трафарету. Как начинает каждый порядочный "собственный корреспондент".

Разница лишь в том, что обычно "собственный" пишет свои дорожные впечатления недельки за две до отъезда, а я не успел, и вот приходится писать, прибыв уже на место "капитального ремонта".

Я, пожалуй, опущу, как я до вокзала ехал. Во-первых, это для вас не представляет большого интереса, а, во-вторых, я не ехал, а шел, зорко следя, чтоб по дороге кто-нибудь не хапнул с таратайки узла с вещами. Так что в это время ровно никаких впечатлений, кроме "узла", не было. А узел — он узел и есть.

Дальше пошли уже и "впечатления"…

Немалое впечатление на меня произвели два грозных вопроса дородной молодицы, стоявшей на ступеньках вагона с коромыслом в руках.

Первый вопрос: куда я пру, а второй: не повылазили ли у меня зенки.

Я галантно ответил, что "пру" я в вагон, и что глаза у меня пока еще на месте.

На все это резолюция молодицы была:

— Черти их тут носят!

Однако спасибо "чертям". Они внесли-таки меня в вагон, растолкав по дороге еще пяток молодиц, и усадили, скрюченным в четыре погибели, на собственный узел.

Пока пробил третий звонок, дыхание у меня ускорилось на 10, а пульс на 20–30 в минуту.

Я, зная из медицины, что в моем распоряжении для дыхания и для пульса остается еще единиц по десять, особенно не волновался…

Бам! Бам! Бам!

Дерг!

— Ох! (это я).

Меня отшвырнуло назад на чью-то талию и уложило затылком как раз туда, где у задней соседки талия переходит в "и так далее".

Там я и застыл…

А передняя соседка тут же шлепнулась на меня, на то место, где грудь переходит в "и так далее". Села, да еще (чтоб ей легонько икнулось) поёрзала — умащивалась.

Отсюда и "ох!".

"Прощай, — подумал, — Харьков!"

Пахло потом… Пахло молоком (коровьим)… Пахло… Да чем только не пахло?!

— Разные на свете запахи бывают! — говорил мне когда-то один хороший человечина, Кондрат, в свое время померший "от горилки".

И таки правду говорил.

Ведь и верно: "Разные на свете запахи бывают"…

Особенно в вагоне и особенно, когда журналист отдыхать едет.

Весенние запахи…

…Сидела "на груди моей", должно быть, середнячка. Куркульки [1] я наверняка не выдержал бы, а под незаможницей [2] было бы, надо полагать, легче.

Я тихонько стонал, нежно прижимаясь к талии задней соседки, меж тем как середнячка, сидя на моем животе, громко щелкала семечки.

А за окном рожь красовалась, пшеница наливалась, голубели васильки на полях, куковали кукушки в лесах…

А за окном серебряно звенели в солнечных лучах жаворонки…

А за окном:

…ширь без границ… и где, и кем

поставлены для солнц семестры

в лазурно-синем молоке?

Так это ж за окном!

А до окна (даже подумать страшно!) еще талий пятнадцать, пудов шестьдесят живого женского веса, не считая коромысел, кувшинов и кошелок!..

Эта моя "смычка с селом" длилась три пролета.

Все это время я вспоминал чьи-то мудрые слова:

"К крестьянству надо подходить умеючи, иначе вместо смычки черт знает что получится".

Истинная правда… Именно "подходить" и именно "умеючи".

А я "подлег" под крестьянство и, должен вам сказать, подлег очень неудобно и вовсе не умеючи.

Вот вместо "смычки" и получилось одно "ох!".

Через три пролета — последний "мазок" широким фундаментом по моему чреву, последнее "гуп", и вот уже мое, на этот раз счастливое и радостное, последнее "ох"…

С меня встали…

Взметнулись юбки…

Чьи-то стройные молодые ноги вдруг спрыгнули с верхней полки прямо на мою печенку.

Кто-то схватил меня за голову и с криком: "Гляди! А я думала — кринка!" — бросил.

Я зажмурился. И мне ясно представилось, будто я лежу в южноамериканских прериях, а надо мной вихрем шпарит табун напуганных тигром бизонов…. . . . . . . . .

Потом я уже и хлеба видел, и васильки для меня синели, покачивая нежными головками, и поля улыбались:

"Что, мол, проехался?!"

"Чего вы, — думаю, — смеетесь?! Ну, проехался! И что?! Вы улыбаетесь?.. А с вами разве не случалось? Разве не о вас поется:

Ой, поля, вы, поля,

Мать родная — земля…

Сколько крови и слез

По вас ветер разнес…

А у меня еще до крови не дошло… Да и слез незаметно… Так только… побаливало.

Мерефа… Езерская… Бирки…

В вагоне я да еще дедок один, что все время с меня глаз не сводит. Вижу, что хочет заговорить.

Наконец, отважился.

— Как вы думаете, без веры жить можно?

Я размышлял о своей печенке, об английском ультиматуме, о том, повысят ли в июле ставки.

— Можно! — буркнул в ответ.

Дедок отодвинулся и запел:

"Возбранный воеводе победительная…". . . . . . . . .

Беспаловка!

Финиш, значит!..

А от Беспаловки — вы же знаете — и до Пасек уже недалеко. Как сойдете с поезда, так сразу налево вдоль колеи немножко, а потом вбок, наискось, по дороге на Гомёльшу…

Гомельшу знаете?

Нет?

Неужто не знаете?! Это по пути к Пасекам! Меж нивами зелеными дорога протянулась. Идете, а справа — нивы и слева тоже нивы…

Если не знаете дороги, идите за подводой, что везет ваши вещи.

Так и дойдете.

Вот уже Пасеки видны…

Вот и школа…

— Тпррр!..

Приехали…


1923

Перевод А. и З. Островских.


[1] _Куркулька_ — кулачка.

[2] _Незаможница_ — беднячка.