"Брак в православии" - читать интересную книгу автора (Мейендорф Иоанн)

Иудаизм и Новый Завет

Ветхозаветное иудейское мышление видело сущность и цель брака в воспроизводстве рода. Продолжение рода было самым очевидным и совершенно необходимым знаком Божьего благословения. Послушание Авраама и его вера в Бога даровали ему обещание обильного потомства: Я благословляя благословлю тебя и умножая умножу семя твое, как звезды небесные и как песок на берегу моря; и овладеет семя твое городами врагов своих; и благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего (Быт. 22, 17–18). Это торжественное обещание Авраама объясняет, почему евреи считали бесплодный брак проклятием, тяготеющим над супружеской четой, в особенности над женщиной.

Этот взгляд, ярко выраженный в Ветхом Завете, непосредственно связан с отсутствием в раннем иудаизме ясного представления о посмертном существовании. В лучшем случае человек мог надеяться на призрачное прозябание в так называемом «шеоле» (что лишь очень неточно переводится как «ад»). Псалмопевец испрашивает Божьей помощи против врагов, желающих убить его, и он знает, что Бог больше «не вспоминает» убитого, который «от руки Бога отринут». Прося у Бога помощи против врагов, он скептически спрашивает его: Разве над мертвыми Ты сотворишь чудо? Разве мертвые встанут и будут славить Тебя? (Пс. 87, 11). Бог был «Богом живых», а не мертвых. Но обетование, данное Аврааму, предполагало, что жизнь может стать вечной через потомство, и, следовательно, подчеркивало первенствующее значение деторождения в браке.

Нормальным явлением был брак — моногамный и полигамный, но конкубинат [2]также терпелся и подчас даже одобрялся, как гарантия продолжения рода (Быт. 16, 1–3). Учреждение «левирата» (Быт. 38, 8) предусматривало обязанность мужчины «восстановить семя» умершему брату, женившись на его вдове и тем обеспечивая покойному частично выживание в детях его жены. Моногамия, основанная на вечной любви мужа и жены, существовала при этом как некий идеальный образ, заключенный в истории творения, в «Песни Песней», в различных метафорах пророков, говоривших о любви Бога к Своему народу. Но этот идеал никогда не был абсолютной религиозной нормой или требованием.

В Новом Завете понимание брака претерпело коренные изменения. Различия тем более явственны, что в Новом Завете использованы категории ветхозаветного мышления для того, чтобы наполнить их новым содержанием. Так, например, нигде в Евангелии не упоминается о том, что деторождение является оправданием брака. Само по себе деторождение является средством спасения лишь тогда, когда оно сопровождается «верой, любовью и святостью» (1 Тим. 2, 15). Особенно ясно изменение ветхозаветных норм жизни видно на трех примерах:

1. Рассказ об отношении Иисуса к «левирату» приведен во всех синоптических Евангелиях (Мф. 22, 23–32; Мк. 12, 16–27; Лк. 20, 27–37). Важно подчеркнуть, что этот рассказ имеет непосредственное отношение к учению Христа о воскресении и бессмертии — учению, которое не нуждается в идее вечной жизни в потомстве. Когда саддукеи («которые говорили, что нет воскресения») спросили, кто из семи братьев, последовательно женившихся на одной и той же женщине, будет иметь ее женой «в воскресении», Иисус отвечал, что «в воскресении не женятся, не выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божий на небесах».

Эти слова часто толкуются в том смысле, что брак есть чисто земное установление, действительность которого уничтожается смертью. Такое понимание преобладало в Западной Церкви, которая разрешает вдовцам вступать в новый брак и никогда не ограничивает число этих браков. Но если считать правильным такое понимание слов Иисуса, то мы окажемся в прямом противоречии с учением о браке Апостола Павла и с канонической практикой Православной Церкви. Климент Александрийский говорил, что в этом ответе «Господь не отвергает брака, но избавляет их (саддукеев) умы от упования, что в воскресение там будут плотские страсти» [3]. Ответ Иисуса саддукеям строго ограничен значением их вопроса. Они отвергали воскресение, потому что были пропитаны иудаистским пониманием брака как возобновления земного человеческого бытия путем воспроизведения потомства. Об этом Иисус и говорит им: «Заблуждаетесь», потому что жизнь в Царствии будет подобна жизни ангелов… Поэтому ответ Иисуса — только отрицание наивного и материалистического понимания воскресения, отрицание материалистического понимания брака. Ниже мы подтвердим это разбором и других мест Нового Завета.

2. Сущность христианского брака глубоко освящена в запрещении развода Христом. Такой запрет прямо противоречит Второзаконию (Мф. 5, 32; 19, 9; Мк. 10, 11; Лк. 16, 18). Христианский брак нерасторжим, и это исключает всякие материалистические, утилитарные его истолкования. Союз мужа и жены является самоцелью; это вечный союз между двумя личностями, союз, который не может быть расторгнут ради «продолжения рода» (оправдание конкубината) или защиты родовых интересов (оправдание левирата).

Нерасторжимость эту, однако, не следует понимать как некую юридическую неотвратимость. Известная фраза из Евангелия от Матфея (кроме вины прелюбодеяния — 5, 32) напоминает нам, что в Царствии Небесном нет принудительных, в том числе и юридических, законов, что закон Христа предполагает свободу человеческого отклика и потому брак для христиан не является обязательным, и при известных обстоятельствах этот дар Божий может быть отвергнут человеком. Евангелие вообще никогда не лишает человека его свободы, не накладывает на него железных предписаний закона. Оно исходит из того, что человек обладает даром свободы — даром единственно достойным «образа Божьего», пусть полное совершенство и невозможно. «Будьте совершенны, как Отец ваш совершенен есть». Требование абсолютной моногамии показало все несовершенство слушателей Христа (Мф. 19, 10). Фактически любовь стоит вне категорий «возможного» и «невозможного». Она есть тот «совершенный дар», который познается лишь в реальном опыте. Любовь, очевидно, несовместима с супружеской изменой, потому что в этом случае ее дар отвергается и брака более не существует. Тогда мы имеем дело не с юридическим только «разводом», но и с трагедией злоупотребления свободой, т. е. с грехом.

3. Апостол Павел, говоря о вдовстве, исходит из того, что брак не прерывается смертью и любовь никогда не перестает (1 Кор. 13, 8). Вообще отношение Апостола Павла к браку разительно отличается от иудаистско–раввинистического взгляда на брак, что особенно заметно в 1 Послании к Коринфянам, где апостол отдает предпочтение безбрачию над браком. Только в Послании к Ефесянам этот отрицательный взгляд исправлен учением о браке как образе союза Христа и Церкви; учением, которое стало основой богословия брака, созданного православной традицией.

В спорном вопросе о безбрачии вдов взгляд Апостола Павла, как он выражен в 1 Послании к Коринфянам, точно соответствует канонической и освященной традиции Церкви: Если не могут воздержаться, пусть вступают в брак, ибо лучше вступать в брак, нежели разжигаться (1 Кор. 7, 9). Второй брак вдовца или разведенного терпим только как лекарство от «разжжения», не более того. До Х века Церковь не благословляла второго брака, и он теперь является препятствием для принятия духовного сана. Современный чин благословения второбрачных ясно показывает, что он допускается только из снисхождения к человеческой слабости. Священное Писание и Предание всегда исходили из того, что верность вдовца или вдовы покойной или покойному — это нечто большее, чем «идеал», это — норма христианской жизни, потому что христианский брак — не только земной, плотский союз, но вечные узы, которые не распадаются и тогда, когда тела наши «станут духовными» и когда Христос будет «всяческая во всех».

Эти три примера ясно показывают, что Новый Завет создал новое понятие о браке и что основывается это новое представление на «благой вести» о Воскресении, принесенной Христом. Христианин призывается уже в этом мире воспринять новую жизнь, стать гражданином Царства, а идти по этому пути он может в браке. В таком случае брак перестает быть простым удовлетворением временных природных потребностей и гарантией иллюзорного выживания через потомство. Это — единственный в своем роде союз двух существ в любви; двух существ, которые поднимаются над своей человеческой природой и становятся едиными не только «друг с другом», но и «во Христе».