"Ни пуха вам, ни пера" - читать интересную книгу автора (Вишня Остап)ЛИСИЦАОхотиться на лисицу выгоднее всего зимой, когда земля натягивает на себя белое-белое пуховое одеяло и засыпает спокойным зимним сном. Тогда шкура лисицы становится густой-густой, лоснящейся и пушистой. А на лисицу мы, как известно, охотимся исключительно ради ее знаменитого меха, который по-научному называется горжеткой. Лисицы у нас водятся почти на всей территории Советского Союза: на полях и на болотах, в лесах и перелесках. За все время сознательной охоты нам приходилось видеть лисиц во всех вышеуказанных местах я во всех этих местах в них стрелять. Собираетесь вы, значит, на лисиц. По этому поводу вы дома говорите: — На лисиц поеду! В Среблянском ярке, — сам Осип Евдокимович рассказывал, — два выводка. Поеду, четырех-пять лисичек тарарахну — вот тебе и горжетка. Это если четыре! А ежели пять, то и мне горжетка. Собрались вы на лисиц — одевайтесь потеплее, потому зима, на тону приходится стоять довольно долго — лисица, идет, большим кругом, пока собаки ее по тому кругу не нагонят, замерзнуть можно. Следует знать, что зверь, когда гончие поднимут его и погонят, делает круг: и заяц, и лисица, и волк. Каждый из них, сделав круг, возвращается туда, откуда его подняли, вот почему наша задача — не бегать вместе с собаками за зайцем, за лисицей или за волком, а стоять на месте и ждать да следить, когда зверь, обежав круг, вернется к своему логову. Собаки гонят, как известно, "в голос"; и когда приближается гон, знайте, что зверь идет на вас! Следите тогда внимательно. Голос приближается, приближается, приближается… Вот мелькнула молнией среди кустов красно-золотистая ленточка! "Бах!" — и нет ничего… Заяц делает маленький круг, лисица — побольше, а волк — совсем большой. Ждать иногда приходится довольно долго, так что одевайтесь тепло. Оделись. Вам дома и говорят: — Ты ездишь-ездишь, стреляешь-стреляешь, собак кормишь, а у Анны Ивановны вон какая чернобурка! И ружья нет, и собак нет, а чернобурка есть, и такая, что глаз оторвать нельзя. — Ладно, ладно! Случится, так и чернобурку пристукну! Только чернобурка у нас на Украине встречается очень и очень редко! Почти что никогда! — Редко?! Полные комиссионные магазины! — Да что ты, господь с тобой! Что ты хочешь, чтоб я с гончими в комиссионном магазине охотился за чернобуркой?! Хороша будет и рыжебурка! — А песцы там есть? — Есть! — Белые или голубые? — Рябенькие! Они только на далеком Севере белеют и голубеют. Как и куропатки: у нас они рябенькие, а на Севере — белые-белые, ослепительно белые! Так и песцы! Вообще сборы на охоту за лисой, как видите, очень и очень сложное дело… В коротеньком кожушке, в валенках и в шапке на лисьем меху выходите вы из уютно-теплого дома Осипа Евдокимовича и направляетесь в Среблянский ярок, где: — Ей-богу, аж два лисьих выводка! Осип Евдокимович, старый, опытный охотник и давний ваш приятель, и на своем веку: — Тех волков, тех лисиц, тех зайцев столько поубивал, что, поверьте, им и счета нет! Утро. Морозец. Поскрипывает снежок. От хутора до Среблянского ярка три километра. Выглянуло солнце. Запрыгали на ослепительно белом одеяле — и глазом его не охватишь — миллиарды алмазов… Докучай и Бандит — на смычке. Докучай идет спокойно, он много лет прожил уже и много гонял и зайцев, и лисиц, и волков, его уже ничем не удивишь, а Бандит только второе поле начинает, он то рванет вперед, то повернется к вам и, подпрыгнув, пытается положить передние лапы вам на грудь, то снова вперед. Нервничает Бандит… Рвется и так жалобно-жалобно скулит: "Пусти, мол, дай побегать, дай потешиться! Гляди, как все кругом бело, как хорошо, как снег блестит! Дай покачаться!" Осип Евдокимович, потягивая папироску, советует: — Пустим с той стороны, от груши, чтобы против ветра. Вы пройдите от груши немного вперед и остановитесь в орешнике, а я на ту сторону переберусь и за терном сяду. Отпустите уже тогда, как я на месте буду! Я потихоньку свистну! — Ладно! — Да в зайца не стреляйте! Лисичек сначала пошлепаем. Разве только собаки за куцехвостым сами увяжутся, — ну, тогда будем бить, чтобы собак освободить! — Хорошо! В орешнике тишина, безмолвие… Утаптывается вокруг снег, чтоб удобнее было во все стороны поворачиваться: лисица может выскочить и отсюда, и оттуда, и спереди, и сзади… Докучай лег и лежит у ног, а Бандит весь напрягся, словно струна, поднял голову и нюхает, нюхает, нюхает… — Какие же запахи проникают, Бандит, сквозь розовые твои ноздри в твой чистопородный мозг? Какие? Фиалковые ли от основания пышной "трубы" хитрой лисицы, или густая вонь проголодавшегося волка, или невыразительный аромат и во сне дрожащего зайчика-убегайчика? Какие? Ложись, Бандит, успокойся! Вы осматриваетесь вокруг… Вон от елочки протянулся узенькой цепочкой след и около груши оборвался. То — белочка. Может, спит она теперь сладким сном, прикрывшись листочком в грушевом дупле, снятся ей сосновые шишки да сладкие орешки… А вот чуть подальше покатились в ярок одна за другой круглые ямочки, и то там, то сям между ямочками легчайше-нежный по снегу "чирк". То лисичка с ночной охоты в ярок отдыхать пошла… Значит, есть!! Легонький свист. То Осип Евдокимович подает знак, что он уже на месте. Отпускаются со смычка Докучай и Бандит. — Ну, хлопчики, вперед! Ни пуха ни пера! Три минуты напряженной тишины… Пять минут… Еще тише… Вдруг отчаянный скулеж Бандита и нервно-густой бас Докучая: "Гав!" Бандит скулит одинаково истерично, подымает ли он зайца, или лисицу, а Докучай, почуяв зайца, сначала легонько завывает, а потом — спокойное "гав", и дальше равномерное "гав", "гав", "гав"… Погнал, значит… На лисицу Докучай подает первый "гав" значительно нервознее и, следуя за ней, лает немного чаще и более высоким тембром, чем за зайцем. А Бандит и за зайцем и за лисицей одинаково истерично: "Ай-яй-яй! Ай-яй-яй!" Погнали лисицу… Ну, тут уже у вас пульс с семидесяти двух ударов сразу на девяносто, глаза на лоб, "простреливают" орешник, и ходором ходит в руках двадцатка. — Спокойно! — говорите вы сами себе. — Спокойно! Первая горжетка идет на вас! Метрах в пятидесяти от вас, с легоньким треском, из орешника на поляну вылетает она… Она не бежит, она летит, красно-огненная на ослепительно белом фоне, выпростав трубу (хвост) и вытянув мордочку. "Бах!" — легкий прыжок, и красного нет, один только белый фон… Выскакивает Докучай, за ним Бандит. Докучай глядит в вашу сторону, замечает, что ничего нет, рявкает суровым басом и мчится дальше. За ним Бандит. "Ай-яй-яй! Ай-яй-яй!" Покатила горжетка через яр, и вы видите, как мелькнул беленький пушок на ее хвосте в орешнике по ту сторону яра. Докучай чуть ли не на ее хвосте сидит. На Осипа Евдокимовича пошла. — Пильнуй, старик! Наконец вот: "Бах!" Дым и снежная пыль около Осипа Евдокимовича. — Бей, — кричу, — старик, еще раз, чтобы вернее было! — Крепко лежит! — кричит Осип Евдокимович и добавляет такое, о чем, и не просите, написать не могу. Я срываюсь с места, лечу сквозь кусты в ярок, запыхавшись, карабкаюсь в гору и Подбегаю к Осипу Евдокимовичу. — Есть? — спрашиваю. Он смотрит куда-то в сторону и не говорит, а стонет: — Есть! Вон! За терном! Я прыгаю за терн… Крутится Докучай и дергает левой ногой. Я падаю в снег… А где-то далеко-далеко, в другом конце яра, Бандит так плачет и заливается: "Ай-яй-яй! Ай-яй-яй!" Горжетку гонит… Приезжаете вы домой в старой фуражке Осипа Евдокимовича: свою лисью шапку вы потеряли, когда сквозь кусты бежали… Вам дома и говорят: — Горжетка? Чернобурка?! Одна была лисья шапка, да и ту проохотил. И кто те ружья выдумал?! "Ладно, — думаете вы себе, — ладно! Говори! Говори! Выздоровеет Докучай — снова за горжетками поедем". |
|
|