"Ни пуха вам, ни пера" - читать интересную книгу автора (Вишня Остап)ДИКИЙ КАБАН, ИЛИ ВЕПРЬПочему это, когда говорят "дикий кабан", не страшно, а скажут "вепрь", так уж и мурашки забегают по спине и волосы на голове начинают шевелиться? Оно, может, само слово "вепрь" страшное — клыкастое, угрожающее, хрюкающее. Вепрь! На Полтавщине, неподалеку от славного города Гадяча, есть село Веприк. Хотя это и не взрослый "Вепрь", а только маленький, только еще "Веприк", но думается, что колхозникам там, должно быть, все время страшно: что, если малый Веприк вырастет и станет большим Вепрем? Что тогда? Самый страшный дикий кабан — это бобыль, одинокий кабан, убежденный кнур-индивидуалист, который пристает к табуну, когда свиньи свадьбы справляют. Он тогда своими страшными клыками разгоняет кнуров-парней, а сам усядется затем и хрюкает, чавкает, как когда-то пан помещик на свадьбе у своих крепостных, и ему, как тому пану, принадлежит право "первой ночи". Дикий кнур-бобыль, которого называют за его огромные страшные клыки секачом, выкармливается так, что становится настоящим страшилищем, сильным и лютым. Собак он своими клыками одним ударом сечет на бефстроганов, а охотник, как только увидит секача, сразу же берет на мушку… дуб или грушу и сидит там тихо, как горлица… И только после уже рассказывает: — Секача вчера стрелял! Иду, знаете, в камышах, вдруг слышу, что-то сопит! Смотрю, а оно как гора! Я сначала подумал, что это паровоз обтекаемой формы сошел с рельсов и катит по болоту… Приглядываюсьсекач! Я, конечно, не растерялся — в левом стволе у меня жакан, я его в лоб как трахну! Пуля — "дзынь!". Отскочила и около меня — шлеп! Даже сплющилась. Он только головой встряхнул и на меня. Я не растерялся… А когда же я вообще терялся? Да… Так вот я сразу же, значит, схватил финку и к нему! Замахнулся, а он мне и говорит: "Слезай, дядя, с дуба. Зачем ты туда залез?" Да… Я, конечно… — Постой, постой! Что ты мелешь? Кто говорит? С какого дуба? — Не перебивай! Я к нему с финкой, ударил его под левую лопатку, как раз против сердца. "Ага, — кричу, — попался! Попался, вепп-ппрррь! Не из таких я, — кричу, — чтоб секача испугаться". Да на него верхом! Сел верхом и держусь за ветку! А он опять ко мне: "Да слезай, — говорит, дядя, кабан к Филипповой балке побег!" А я ему: "Слезать, говоришь? Нет, не слезу, — кричу, — пока не прикончу тебя!" Тут уже подходит хозяйка дома. "Может, — говорит, — вы, Стратон Стратилатович, приляжете да поспите?" "Не слезу!" — кричит Стратон Стратилатович. Потом уж берут Стратона Стратилатовича под мышки и укладывают на диван, А он еще и на диване добивает секача. "Не слезу, — говорит, — пока не прикончу!" Так до сих пор никто и не знает, удалось ли Стратону Стратилатовичу слезть с этого свирепого вепря-секача, или он до сих пор еще держится за ветку… Секач — страшный зверь, так что и после четвертой стопки не очень-то слезешь… Но почему мы все время говорим о вепре-бобыле, о секаче? Да потому, что мы, охотники, люди храбрые, а уж если идем на дикого кабана, то на такого, чтобы после можно было кое-чем и похвастаться и кое-что показать… Представьте себе на стене вашего кабинета голову секача со страшными зубищами-клыками. Слава не только вам, но и всему вашему роду-племени. Ясное дело, охотясь на секача, можно попутно десяток других кабанов или свиней убить, которые помельче… Но главная ваша цель — секач! Поросят не трогайте. Убить поросенка — это все равно, что убить на озере утенка, у которого еще и зубы не прорезались. Стыд и срам для настоящего охотника. Секач, несмотря на свой вес и короткие ноги, очень быстро бегает. Один охотник, к тому же довольно опытный, рассказывал мне, как секачи бегают. Кузьмой Демьяновичем зовут моего приятеля, вот он-то и рассказывал: — Охотились мы с компанией в Бабьей балке. А Бабья балка с одной стороны подходит к глубокому-глубокому оврагу. Вдоль балки — лес. За оврагом начинается болото, поросшее камышом, дальше речка. Охотились мы на зайцев, лисичек, одним словом, на все, что попадется под руку. Был с нами и местный дедок-охотник. Прошли мы балку, приблизились к оврагу, сели на пригорок, закурили, отдыхаем. Краса какая, куда ни посмотришь! Камыши, между ними кое-где озера, а за камышами серебристо-голубая лента реки… По ту сторону речки лесок… Около лесочка — хуторок из трех хат… На взгорье возле хутора овечки пасутся. Слышно, как на хуторе и девчата "Черноморца" выводят: Bивiв мене, босую, Та й питае: Чи е мороз, дiвчино, Чи нема-а-а-е-е-е? Смотрел бы вот так и не насмотрелся… Слушал бы и не наслушался… Так вот, сидели, слушали, природой любовались. Как вдруг местный дедок говорит: — А в этом болоте табун диких свиней есть! И секач тут огромный-преогромный бродит. — Мы все, — говорит Кузьма Демьянович, — аж подпрыгнули. — Где? — Да вот здесь, в болоте! — Неужто? — мы к нему. — А видел ли его кто-нибудь в этом болоте? — Почему бы и не видать? Видали! А сколько он у нас овощей на огородах да свеклы уничтожил! Да я и сам секача видел. Пудов пятнадцать будет, если не больше. Стра-ашный зверь! — Вы же понимаете, — продолжал Кузьма Демьянович, — что мы сразу же решили пройтись по болоту, авось удастся набрести на свиней. Было нас шестеро. Решили так: я, как самый старший, — мне уже тогда на пятьдесят шестой повернуло, — должен пройти от оврага в глубь камышей и ждать, а остальные должны зайти с противоположной стороны и направляться ко мне метров на тридцать один от другого. Загонщиков у нас не было, мы сами, видите ли, и загонщики и стрелки. Дедок не пожелал с нами идти. — Боюсь, — говорит… Пошли мы в камыш, а дедок спустился в балку. — Может, — говорит, — где-нибудь зайчишку всполошу. — Вошел я в камыш, — продолжал Кузьма Демьянович, — прошел немного, остановился, осматриваюсь. В самом деле, как будто какие-то тропинки сюда и туда в камышах ведут, "Не наврал, как видно, дедок", — думаю. Прошел еще немного дальше в камыш, выбрал для себя что-то вроде небольшой полянки, остановился, прислушиваюсь… Ничего не слышно… Только камыш шелестит, да иногда где-нибудь в стороне зашуршит болотная крыса. И опять тихо. Долго я стоял, уже пора и товарищам подойти, а их нет как нет… Я, сказать по правде, вздремнул. Стою, значит, дремлю. Вдруг оно как зашумит в камыше, как захрюкает, я так и подпрыгнул. Подпрыгнул и верчусь на месте, как юла, не знаю, в какую сторону удирать. А оно опять как хрюкнет! Я как махнул из камыша, так мигом подле оврага очутился… Услыхал только, как от меня что-то шмыгнуло и бросилось к речке. Куда там! Я даже не успел подумать, что оно такое? Выскочил из камыша и помчался к оврагу. А из оврага, как борзая, помчался к лесу и — на грушу! Сел, взвел курки, жду. Долго сидел, нет ничего. Наконец слышу — зовут: — Кузьма Демьянович! Кузьма Демьянович! А-гей! Где вы? А-гей-гей! — Я тут! — кричу. — На секача засел! На груу-уше! — Слеза-а-а-айте! — Не слезу! — кричу. И в самом деле, я-то не прочь слезть, да не могу. Груша высокая, старая груша, можно сказать, и до половины ни сучьев, ни ветвей гладкий ствол! Как я на нее влез, хоть убейте, сам не пойму… Подошли товарищи. Спустили меня с груши. — Видели что-нибудь? — спрашиваю. — Ничегошеньки не видели, — говорят. — Да как же так, — говорю. — Как же не видели, если оно хрюкало, да и не раз… И шмыгнуло мимо меня! Я от него, а оно от меня. А что хрюкнуло, пускай меня бог убьет, — говорю, — если своими ушами не слышал… — Так это вы, значит, — спрашивает Иван Петрович, — на овраг подались? — Я, — говорю, — конечно же, я! Потому что оно как хрюкнет, я и подумал, что секач из камыша. — Да это я сморкался, — говорит Иван Петрович. — Только я сморкнулся, как вдруг мимо меня что-то как сиганет! Я подумал, что секач, и сам от него опрометью к речке… Подошел к нам дедок. Мы и спрашиваем его: — Где же ваши свиньи? — А разве нет? — И следу нет! — Выходит, нырнули! — Куда нырнули? — Выходит, что под воду. Куда ж еще? — Но разве дикие свиньи ныряют? — Не знаю где как, а у нас ныряют, — говорит дедок. — А что вы думаете, — размышляет при этом Кузьма Демьянович. — Могло быть. Есть же морские свинки, могло быть, что и речные появились. Так вот что случилось с нами во время охоты на кабанов. Я и до сих пор никак не пойму, как из оврага выскочил и как на грушу взобрался. Пятьдесят же шестой год пошел! Выходит, что и такая охотничья прыть бывает! Вот как секачи борзо бегают. — Проворный зверь, — добавил Кузьма Демьянович. Охотятся на дикого кабана с гончими или специально обученными для этого псами, но чаще всего охотятся с загонщиками. Когда на вас выскочит вепрь и вы не успеете удрать, вам уж тогда, ясное дело, приходится стрелять. Стрелять надо обязательно пулей, целиться в голову или в сердце, бить надо наповал, потому что раненый кабан — зверь невероятно лютый: он бросается на охотника с разгона, вонзает свои страшные клыки прямо в живот и с криком: "Ага, попался!" — рассекает охотника по брюшной белой линии от пупа вверх до самой груди. Если же кабан сам смертельно ранен, он ложится тут же, рядом с охотником. И оба они потихоньку отдают богу душу, Потом уже сходятся охотники, мастерят носилки и несут своего погибшего товарища и дикого кабана к машине или к железнодорожной станции. Те, кто несет погибшего товарища, очень грустны, потому что им жалко храброго охотника, павшего жертвой своей благородней спортивной страсти. А те, кто несет убитого кабана, очень веселы, так как подобный охотничий трофей случается не очень часто. Когда вы идете по болоту, где обязательно есть целый табун диких свиней и где бродит огромнейший секач, весом не менее пятидесяти пудов, очень полезно произносить такую как бы молитву, испокон веков весьма помогавшую во время охоты нашим предкам-охотникам (между прочим, молитва эта полезна не только во время охоты на кабанов, но и вообще во время охоты на любого зверя). Вот эта молитва: Когда вы такую молитву прочтете с верой, то, безусловно, можете подойти к кабану, несмотря на то, что он зверь очень осторожный и слух у него, как у самого талантливого дирижера симфонического оркестра. С вышеприведенной молитвой можно и нужно охотиться на дикого кабана самому, пробираясь запутанными тропинками и перепрыгивая с кочки на кочку в поросшем камышом болоте. А вообще еще раз говорим, что охотятся на кабана с загонщиками. Случается, и очень часто случается, когда кабан, услышав или догадавшись, что впереди стоят на номерах охотники с жакановскими пулями в ружьях, и будучи не совсем уверенным, что все они прыгнут на груши, поворачивается и идет на загонщиков. Кабан зверь хитрый: он знает, что у загонщиков, кроме криков и отчаянного шума, в руках нет ничего. Такие случаи заканчиваются более или менее благополучно, заканчиваются они испугом, потому что кабан порет человека, когда сам ранен, а так он подбежит, хрюкнет, напугает и, посмеиваясь, побежит дальше. Было такое и с нами во время охоты на кабанов, было! Врать не стану было! Подняли загонщики в камышах на болоте несколько диких свиней и кабанов. Те пошли на охотников. Послышалось: "там-бах, там-бах!" Наткнулся на них один, ничего себе, пудов на десять, вепрь. Стреляли по нему или не стреляли, я уже не скажу, потому что кое-кто из охотников, чтобы виднее было, сидел на груше. Но только кабан повернулся и помчался на загонщиков. Во весь опор подскочил к одному пареньку-загонщику, тот и "караул, спасайте, кто в бога верует" не успел прокричать, как он ткнул его рылом в пуп, перевернул, перепрыгнул через него, хрюкнул, загоготал и помчался дальше. Подбежали мы все к тому пареньку: стоит бледный-бледный, губы побелели и дрожат, и ничего вымолвить больше не может, только: — Хрюкнуло и побежало! Хрюкнуло и побежало! Наконец немного пришел в себя. Мы к нему. — Ну что, сильно испугался? — Испугался, только не совсем, не до конца испугался! Можно было бы и сильнее испугаться, — проговорил он и побежал в кусты. Так что, как видите, и загонщики должны быть бдительными. Убили вы дикого кабана. И вот наступает самый тяжелый момент охоты на диких свиней. Это — когда уже соберутся на дикого кабана к вам приятели и вам нужно убедить их, что убит именно не простой, а дикий кабан. Вы им рассказываете о своей охоте все до мельчайшей подробности: и как собирались на охоту, и как ехали, и как доехали, как шли по лесу или по болоту, где останавливались, сколько было гонщиков, как вепрь выскочил, как вы не растерялись, — как бахнули, как он ткнулся рылом в землю, а после опять поднялся и побежал, а вы его вторично… Рассказывая, вы и свидетелей называете и расплюснутую пулю калибра вашего ружья показываете… Ну все, буквально все доказательства того, что вы собственноручно убили дикого кабана. Но вы видите, что ничего не помогает: все едят и хвалят кабана, а не вас! И вы прекрасно знаете, что, возвращаясь домой, они, пошатываясь, будут хохотать: — Дикий кабан! Нашел дураков! А кстати, почем нынче свинина? Вот какие люди! Неблагодарные люди! Съели целого кабана, выпили все, до такой степени все выпили, что утром хозяйка истерически визжит: — Ну, какая это дендя (хозяйка немного знает по-английски) пол-литра керосина выпила? Ну и гости! Чтоб ты больше диких кабанов не стрелял! А они, приятели, идут сытые и пьяные домой да еще и насмехаются. Нехорошо! |
|
|