"Елена Прекрасная" - читать интересную книгу автора (Алферова Марианна)

Глава 8. Столица

Столица Эгеиды поражала своей эклектичностью. Все, что может, и что не может — тоже, — было заимствовано. Безуспешная попытка сплавить осколки в единое целое привела к невообразимой мешанине. Что было подлинно эгейское, так это страсть к бассейнам, огромным, многометровым, украшенным мрамором и мозаикой. Вода в них морская, непременно с какими-нибудь добавками — какие кому по вкусу. Особенно роскошными были императорские водоемы. Их непременно демонстрировали вновь прибывшим, сюда привел профессора Рассольникова смотритель Столичного музея — пожилой эгеец с подвижным очень милым человеческим личиком. Причем личико это гримасничало при каждой фразе, пытаясь изобразить то любезную улыбку, то умиленность и восторг. Атлантида не мог избавиться от мысли, что лицо эгейца странно знакомое. Будто он видел смотрителя раньше, и не раз.

— Никогда не думал, что маски так подвижны, — заметил Платон, то ли льстя, то ли насмешничая.

— Маски? — переспросил смотритель и обиженно поджал губы. Оскорбительно говорить: «маски»! Это не маска, уважаемый профессор Рассольников! Маски лишь у безродных стражей, да у выскочек-торговцев. А у знатных и высокородных обитателей Столицы настоящие лица. У нас самый лучший центр биокоррекции, где можно надлежащим образом изменить свою внешность. Мое лицо настоящее, как и все лица аристократов. И как лицо нашего императора, отца Эгеиды. За образцы взяты самые красивые людские лица.

Ну конечно же! У смотрителя лицо интернет знаменитости. Джекс Майклтон. Лет семь назад он был чрезвычайно популярен, но теперь уже начал забываться. Платон ожидал чего-то подобного. Разве может маска бледнеть? Или улыбаться, или…

— А руки?

Смотритель смутился.

— Замена рук куда сложнее. Хотя многомудрым обитателям Столицы необходимы человеческие пальцы, а не щупальца морской твари. Но не у каждого руки. Если мое положение достаточно прочное, великолепные руки окажутся позволительны. Чудные руки у нашего императора, отца Эгеиды. Голос смотрителя сделался слащавым, а на физиономии возникло умильное выражение. — Вы приглашены на сегодняшний прием?

— Приглашен.

— Какой вы счастливец. Несколько дней на Эгеиде, а уже удостоены…

— И что же, жители Столицы никогда не выходят в Океан?

— Уважаемый профессор, здесь не в чести подобные вопросы. У вас, обитателя другого мира, нет понимания нашего.

— Повсюду раковины, — подсказал Платон с усмешкой. — На дне и на суше.

Смотритель сморщился, будто проглотил что-то кислое.

— Океан для стада. У рожденных на островах Блаженства жизнь без Океана. Пышная жизнь, какую может дать только суша. Изысканцы тоже приверженцы суши, но их суша подвижна, и потому — не подлинна.

— Хочу поговорить о том рельефе, что я послал вам. Ведь он отнюдь не старинный. Это — подделка.

— Нет, нет, он подлинный! — У эгейца побелел нос. Стал прозрачным, как кусок льда. Неужели так страшно признать подделку подделкой? — Это очень старинный рельеф, новое подтверждение теории Слокса о том, что древние эгейцы вели непрерывные войны.

— Не стоит создавать теории, опираясь на фальшивки.

— А вот там, справа, замечательный образец космомодерна! — завопил смотритель, тыча «рукой» в ближайшее здание.

— Сама плита древняя, но я без труда установил, что предыдущий рельеф был уничтожен с ее поверхности и совсем недавно нанесен новый. Зачем?

Смотритель глубоко вздохнул:

— Вы не в восторге от эгейского направления космомодерна?

— Мне не нравятся фальшивки.

— Злой вы человек, профессор. Ваши слова, чтобы унизить нашу древнюю культуру.

— На древних рельефах нет воинов. Там нет крови, там…

Смотритель пришел в ярость. Буквально запрыгал в своем кресле.

— Нет у вас права судить нас! Находка в два-три камушка, прогулка по островку — и уже теория! Обычная людская самонадеянность. Эгеида — сложнее! Эгеида — древнее! Эгеида…

— А чего боятся эгейцы на суше? — спросил профессор. — Здесь есть свои черви, которых выпускают в нужный момент?

Смотритель открыл рот, ничего не сказал и вновь закрыл. Потом выпрыгнул из кресла и плюхнулся в бассейн. Он плавал прямо в перчатках, прижав руки к бокам. Когда вылез, был вновь спокоен и любезен. О рельефах они больше не говорили.

Прием начался. Эгейцы покачивалась в воздухе в креслах-антигравах вокруг огромного бассейна с синей водой. Вода светилась. Люди, приглашенные на прием, передвигались на своих двоих. Платон поразился, как много на планете людей. Немало было и тритонов. Но они старались не лезть в первые ряды, держались небольшими группками по пять-шесть особей. Некоторые плавали по воздуху на креслах-антигравах. И лишь перепончатые ладони да ноги, снабженные ластами, их выдавали.

Среди гуляющих археолог узнал Брегена. В этот раз Ганс Бреген надел смокинг. Глава филиала попытался пройти мимо с таким видом, будто и не заметил Платона. Профессор Рассольников в последний момент шагнул навстречу и загородил узкий мосток, перекинутый через бассейн.

— А, и вы тут! — воскликнул Бреген с наигранной радостью. — Ну, отыскали что-нибудь интересное?

— Пока нет. — Платон сделал вид, что рассматривает бассейн. Сколько в нем глубины? Двадцать метров? Тридцать? На дне светились искусственные гроты. Свет позволял рассмотреть стайки красных и желтых рыбок, что резвились среди кружевных искусственных губок.

— Будьте осторожны с императором. — Бреген ухватил профессора за локоть и заговорил торопливым шепотом. — И особенно — со Слоксом. Надеюсь, он не знает о ваших дальних путешествиях…

Зачем он это сказал? Ведь здесь наверняка все прослушивается и…

Рядом возник смотритель музеев.

— Скорее, профессор, ради агатодемона! У императора желание вас видеть! Какое счастье! — смотритель заверещал от восторга.

И он потащил Платона сквозь толпу к сидящему на роскошном, сделанном в виде трона с балдахином кресле-антиграве, императору. Как удобно! Император всюду и всегда на троне. Никто не посмеет усомниться в его власти! Лицо у правителя Эгеиды было массивное, с тяжелой челюстью, и вислым длинным носом. Черные густые волосы волной спускались на плечи. Абсолютно человеческое лицо. Не маска. Видимо, эта внешность соответствовала канонам красоты эгейцев. Руки императора, непропорционально длинные и мощные, поглаживали золоченые подлокотники кресла.

— Приветствую тебя, единственный повелитель мира, отрок Океана живого, дашь ты мне век добрый и созерцание красоты твоей непрестанно! — свое высокопарное обращение к императору смотритель произнес на космолингве.

Кстати, почти все вокруг говорили на космолингве, а не на эгейском. Император тоже. Лишь несколько тритонов болтали на своем языке.

Император кивнул, давая понять, что позволяет созерцать свою красоту.

— Профессор космической археологии Платон Рассольников прибыл к нам по поручению МГАО, — еще ниже склонившись, сообщил смотритель.

— Какой мужественный вид у нашего гостя, — заметил император. Голос у него был тонкий, писклявый. Тоже канон? Император повернулся к сидящему в массивном кресле с золочеными ручками эгейцу. — А он умен, этот человек с внешностью атлета?

Платон узнал в советнике императора веселиста Слокса. Тот вел себя так, будто никогда до этой минуты с профессором не встречался и там, на берегу, не пытался его арестовать.

— Достаточно умен для человека.

— У меня такое же впечатление, — задумчиво проговорил император. — И он великий воин?

— О да! — неожиданно вперед выдвинулся какой-то военный — военных можно отличить в любом народе сразу. И археолог узнал в этом эполетоносце Мгмо. — Самый Великий воин, которого видела Эгеида. И его IQ огромен, как Океан.

— Больше, чем у тебя, Мгмо? — спросил император насмешливо. Он подражал интонациям и мимике людей, однако не слишком искусно.

— О да! Я — лишь ничтожная волна. Он — Океан.

— Этот человек — объект для подражания, — сказал император, в упор разглядывая Платона.

— Несомненно, — поддакнул Мгмо. — У меня уже есть разработка новой программы под названием: Рассольников — универсальный солдат.

— Может, назначим нашего друга на твое место? — император сам первый рассмеялся своей шутке. В человеческом смехе слышалось эгейское бульканье.

Придворные стали вторить владыке наперебой. Обилие звуков, похожих на позывы рвоты. Платон хотел улыбнуться, но губы скривила брезгливая гримаса. Ему показалось, что его сейчас вырвет.

Мгмо вдруг вывалился из кресла и упал к ногам императора. Но владыка Эгеиды даже не повернул головы. Только императорское кресло поднялось немного выше.

— Мгмо, я тобой не доволен, — капризно заявил император. — Ты обещал мне военно-морской парад, а его нет…

— Парад — слишком сложно… — простонал Мгмо. — Слишком трудно…

— Для тебя все слишком сложно и слишком трудно. — Император делал руками какие-то сложные пассы. Одна рука совершала вращательные движения, другая проводила в воздухе плавные волны. — Чем вы заняты на нашей планете, профессор?

— Пытаюсь восстановить прошлое вашей цивилизации.

— Вам удалось обнаружить что-нибудь интересное? — Руки императора неожиданно замерли.

— Пока ничего. К сожалению.

— Жаль… Как жаль… Как жаль… — Пальцы стали исполнять какой-то суетливый беспорядочный танец. — Как жаль… — И тут археолог понял, что пальцы императора выписывают в воздухе восьмерки. Или значки бесконечности.

— Жаль…

Мгмо, видя, что император упорно не желает обращать на него внимания, встал на хвост, постоял, покачиваясь, подобострастно заглядывая в очи повелителя, но опять не удостоенный внимания, запрыгнул назад в кресло и постарался затеряться за спинами придворных.

Вскоре он уже хохотал и веселился вместе с другими.

В небо роем ринулись разноцветные воздушные шарики — перламутровые, серебристые, голубые, похожие на пузырьки воздуха в темной воде. Эгейцы визжали от восторга, глядя им вслед.

— У людей ложный IQ, — сказал веселист Слокс, глядя на археолога своими сумасшедшими зелеными глазами в упор. — Всем людям без исключения вживляют в головы микрочипы. Так что люди — это киборги, их мозг полуэлектронный-полуорганический. Природно эгейцы гораздо умнее людей.

— Откуда эта замшелая информация, — засмеялся профессор Рассольников. — С тех пор как люди научились задействовать резервные отделы мозга, электронные добавки нам ни к чему. Слишком много отрицательных побочных эффектов. Хотя многие применяют для быстроты прямое подключение компьютера к мозгу или к исполнительным модулям. Но это лишь совершенствование систем связи, а не самого мыслительного процесса.

— Так вы признаете, что пользовались вживленными чипами? Да? Да? — взгляд Слокса продолжал сверлить лоб археолога.

— Мой далекий предок, возможно, был каннибалом. Это не значит, что я питаюсь человеческим мясом.

— Ваш IQ обман, дешевая пропаганда, чтобы подчинить себе уникальные планеты вроде нашей. С истинно человеческой надменностью вы не обращаете внимания на другие цивилизации.

— Не обижайте нашего гостя! — засмеялся император. — Всем известно, что твой IQ, Слокс, очень высок. Кстати, смотритель, вы показали нашему гостю рельефы и картины, повествующие о военных подвигах эгейского народа?

У смотрителя вновь побелел нос — будто бедняга мгновенно его отморозил.

— Голограммы наших рельефов были отправлены профессоры незамедлительно. К тому же профессор Рассольников сам нашел один рельеф. Теперь нос у смотрителя начал дергаться.

Археолог прекрасно понимал, что рискует. Но удержаться не смог. Желание поглядеть, как будет вести себя Слокс оказалось сильнее.

— Рельеф оказался подделкой, — сказал он небрежно. — Причем самой примитивной.

Лицо Слокса исказилось, верхняя губа по-звериному вздернулась, обнажая крупные зубы. Такой оскал Платон уже видел однажды — когда Крто налетел на него и едва не убил. Ярость, подлинная ярость.

Профессор ожидал, что Слокс начнет возражать. Но веселист не издал ни звука.

— Не волнуйтесь! В наших музеях рельефы подлинные! — весело воскликнул император.

Атлантида не стал возражать: быть дерзким сверх меры не входило в его планы.

Вновь рядом очутился Бреген.

— Вам предложили место адмирала вместо Мгмо? — спросил глава филиала.

— Не-ет!

— А я, признаться, ожидал… Мгмо нынче не в милости.

— Я заметил. Из-за чего он погорел?

— Из-за сущей ерунды: обещал добиться разрешения установить защитные системы невидимости на военно-морские корабли, но ему отказали. Эгеида нейтральная планета, подобные штучки не для нее. А они жаждут… Ох, как жа-аждут… — в голосе Брегена прорвались восторженные интонации. — Вы обратили внимание: они все здесь разгуливают с бластерами. Но почти у всех батареи давным-давно сами разрядились. Бойтесь лишь веселистов, оружие остальных — игрушки.

— Подождите… — Платон нахмурился: мусор Брегеновской болтовни едва не похоронил внезапную догадку. — Я считал, что все современные военные корабли имеют систему невидимости.

— Эгейские — нет. Не удостоены.

«Что же тогда валяется на дне возле острова Дальнего»? — очень хотелось спросить Атлантиде, но он вовремя удержался.

Утро в Столице ни с чем не сравнимо. Ибо это утро в Столице. Здесь все значимо, и каждый — значителен. Каждое здание, каждый бассейн, каждое кресло под каждой толстой задницей (у эгейцев не бывает худых задниц, разве что у тех, что при смерти). Здесь нет архитектурного стиля — есть демонстрация силы и возможностей. Одна галактическая архитектурная мода соперничает с другой. Платон без интереса оглядывал здания. Любитель древности здесь ничего не почерпнет — ибо все новодел. Одни фундаменты старинные. Но они скрыты слоями покрытий, напылений, транспортных конструкций…

А вот арками акведуков полюбоваться стоило. Эгейцы подавали воду не по подземным коммуникациям, а по открытым желобам. Двух — и трехъярусные акведуки возвышались красноватыми или зелеными аркадами над эклектичными бочкообразными зданиями. Акведуки были визитной карточкой Эгеиды, и Столица пыталась выдать их за нечто главное, хотя главным на планете был Океан, от которого Столица отгородилась, который заменила бассейнами с подсвеченными гротами и стайками безобидных рыбок.

Профессор остановился перед скульптурой в центре площади. Бронзовая обтекаемая фигура — несомненно, современный эгеец, лежал на спине. А в спину его были воткнуты три пики — их острия высовывались из живота. Бронзовая струя крови вытекала из широко открытого рта эгейца. Над бронзовой статуей в капсуле-антиграве парил сотканный из серебряной проволоки огромный сверкающий восьмилистник. Возле статуи в кресле парила эгейка в маске, похожей на Мону Лизу, указывала на текущую изо рта убитого бронзовую кровь и что-то лопотала. Вокруг в нее в креслицах по двое, снабженных мини-экранчиками учебных компов парили маленькие эгейцы. Все детки носили кукольные розовые маски, но многие их сняли и корчили друг другу гримасы. Школьники-эгейцы обходились без перчаток: в этом возрасте их будущие щупальца похожи на очень длинные пальцы, а плечи и предплечья еще не потонули в складках жира. Для защиты от палящих лучей светила детки напудрились — кто розовым, кто белым порошком, и теперь вокруг ребятни образовались розовые и белые облачка.

Атлантида включил транслейтор.

— Это искусственная смерть, акт сильнейшего физического и эмоционального воздействия… — щебетала эгейская Мона Лиза. Искусственная смерть используется в некоторых случаях для коррекции внешних условий…

Профессор Рассольников спешно выключил транслейтор и почти бегом пересек площадь. Но ошибся, и свернул не на ту улицу. Во всяком случае, в нужном месте музея не обнаружил. Перед ним была витрина дешевого ресторанчика, в витрине сидел тритон и манил гостя пальцем. Меж пальцев всеми цветами радуги переливались раскрашенные перепонки. У ног тритона стояла корзина, и в ней — клубок черных живых морских червей. Тритон хватал их по одному и бросал в пышущую паром пасть гриля. Миг — и зажаренный червь вываливался с другой стороны, уже готовый, весь обсыпанный коричневым морским перцем и солью. Наверное, тритон находил эту сцену аппетитной. Платон — нет.

И тут археолог увидел Крто. Эгеец человека не заметил. Он летел по своим делам на своем кресле. Весь какой-то зажатый, стянутый невидимой сетью, подавленный великолепием и наглой роскошью Столицы. При этом он даже не поднимал глаз, будто боялся встретиться взглядом со счастливыми соостровниками императора. Типичный провинциал.

Атлантида, почти не скрываясь, последовал за ним.

Видимо, Крто не опасался слежки, потому как ни разу не оглянулся. Он влетел в двери массивного пятиэтажного здания. Справа от дверей сверкала огромная бронзовая пластина. Сверху шла надпись на эгейском. Внизу — на космолингве.

«Институт биокоррекции», — гласила бронзовая вывеска.

И тут до Платона дошло! Бледность Иммы и сведенные в гневе брови Крто. Ну как он раньше не догадался! Эти эгейцы носят не маски, а сращенные с телом личины. Они могу бледнеть, могут улыбаться или хмурить брови. Эти два провинциала решили сравняться в исполнении своих прихотей со столичными богачами. Вот почему Крто так нагло стяжает, вот почему держит единственную женщину. Все средства поглощает биокоррекция. А когда он сравняется со столичными по всем параметрам, то покинет Северный архипелаг и переберется сюда, быстренько освоится, стряхнет с себя тягостную сеть смущения, и превратится в наглого столичного чиновника. Все задатки у Крто для этого есть.

Атлантида нырнул в двери вслед за архонтом. В просторном, совершенно пустом холле плавала в серебряном кресле очаровательная человекоподобная девица. Упругие белые груди прикрывала ажурная перламутровая сетка. Лишь хвост, упакованный в серебристый чехол, выдавал местную уроженку. Русалка, да и только. Крто в холле уже не было.

— Приветствую тебя, отроковица Океана живого, дай только счастье созерцать красоту твою непрестанно, — обратился профессор к администраторше-русалке. — Мой друг только что вошел сюда. Мы договорились встретиться, но я опоздал. Еще вчера император назвал меня образцом для подражания. Вы наверняка слышали в новостях. Так вот, мой друг решил взять меня за образец в смысле самом прямом…

— Как зовут вашего друга? — спросила русалка с личиком Мадонны поверила. Упоминание императора сделало свое дело.

— Крто.

— Он в семнадцатом боксе. Это на третьем этаже.

— Замечательно. Когда мы вернемся назад, вы не сможете нас отличить.

Русалочка хихикнула. Совершенно по-человечески. У Платона мурашки пробежали по спине.

Широченная лестница из черного и белого камня, с панно из ракушечника по стенам и с огромными стеклянными окнами, вела наверх. Марш был мелкий, немало минут придется сосчитать эгейцу во время подъема. Навстречу Платону с распростертыми объятиями вылетел пожилой эгеец.

— Как я рад! — верещал эгеец с лицом благообразного тибетского старца, простирая к гостю щупальца. — Великий воин оказал нам честь! Мы оценим оказанную милость, клянусь приливом. — Он впился щупальцами археологу в плечо. — Принц здесь… ему делают новое лицо. Он как узнал, что вы здесь, так немедленно приказал вести вас наверх. Счастливое желание принца… О, какая честь для вас, профессор! — взвизгнул от восторга эгеец. — Принц заказал себе ваше лицо!

— Мое лицо? Что вы имеете в виду? — Профессор остановился и сделал шаг назад.

— О, вы не так поняли! — эгеец засмеялся на человеческих манер, но все равно слышались булькающие и харкающие звуки. — Мы снимем с вас голограмму, и лицо принца будет точной вашей копией. Этот вопрос как раз проходил обсуждение, когда вы появились.

Вообще говоря, все звезды интернета, все Мисс Галактики и Мисс Очарования и мистеры Мужества планет проходят сканирование. Сотни людей хотят взять их внешность за образец. И за это, кстати, очень хорошо платят. Но Платон никогда не представлял себя в такой роли… Хотя… Вдруг таким образом можно заработать десять миллиардов?

Вокруг профессора Рассольникова уже вились пять или шесть эгейцев и несколько тритонов. От цепких щупальцев и тритоньих пальцев некуда было деваться.

— Честно говоря, я не собирался… — не слишком настойчиво пытался протестовать Платон.

Но его окружили и повлекли наверх.

— Послушайте…

— Принцу нельзя отказывать. — Профессора ввели в просторный зал. На летучим кресле под летучим балдахином восседал принц. Он был без маски, без перчаток, его лицо, осыпанное белой пудрой, казалось рыхлым и каким-то сырым.

— Какая радость, отрок единственного повелителя мира! — воскликнул биокорректор. — Мы можем немедленно приступить к созданию вашего совершенного облика.

«Вот уж никогда не думал, что мой облик совершенен!» — усмехнулся про себя профессор Рассольников.

— Приблизься ко мне, Великий воин! — приказал принц.

Пришлось подойти. Происходящее все больше и больше забавляло Атлантиду.

— Взгляните, какой чудный тонкий нос, какой волевой подбородок, верещал от восторга биокорректор, — а какой лоб! Сразу виден интеллект. О, принц! Мы будем созерцать вашу красоту…

— Мне бы хотелось… — Атлантида попытался вырваться из кольца тритонов и эгейцев, но не преуспел.

— Вас отблагодарят, — сказал принц. — И притом щедро. Миллион кредитов вас устроит?

— Я бы предпочел миллиард.

Да, занятно… А почему бы, собственно и нет… В некотором роде он станет принцем… то есть его лицо… И к тому же миллион… Что-то его смущало, но что — он не мог понять. Отвлекала суета, запахи косметики и каких-то медицинских препаратов.

— Разденьте его, — приказал биокорректор.

— Честно говоря, у меня были совсем другие планы на сегодняшний день, — заметил профессор Рассольников.

Вмиг несколько тритоньих рук и десятки эгейских щупальцев сорвали с него шляпу, пиджак и рубашку, отобрали тросточку и даже сервисный браслет. Правда, на брюки и ботинки никто не покусился: эгейцы меняли облик лишь верхней половины тела.

— Мне не нравится его шея. Она слишком тонкая… И плечи — слишком острые, — капризно повизгивал принц.

— Мы введем для вас нужные коррективы!

— Послушайте… — вяло запротестовал Платон. Собственные плечи и шея ему всегда нравились.

— Не бойтесь, дружочек, ничего страшного, — бормотал творец новой принцевой личности, — мы лишь снимем с вас голограмму. А потом принц вручит вам орден и миллион кредитов.

— А из чего изготовлен орден?

— Из алмазов. Для людей все ордена изготовляют из алмазов.

Две девушки-тритонихи подхватили профессора под руки, и повели в бокс, усадили в кресло, защелкнули на запястьях наручники.

— Прошу вас, не двигайтесь, а то испортите изображение.

И выскользнули. Заурчали приборы, вспыхнул сканирующий луч и, нащупав попавшуюся в сети муху, принялся ткать вокруг нее сверкающую паутину. Раз и золотая черточка разрезала пространство… два — ее пересекла наискось другая. Точка пересечения вспыхнула, и Платону показалось, что в этот миг иголка вонзилась в висок. Неприятное ощущение. Как долго будет продолжаться процедура? Может, попроситься в туалет и сбежать потихоньку… трезвая мысль… Еще укол… Хм… Что он знает о сканирование? Операция безболезненная и совершенно безопасная, если… Новый укол… И… Платон осознал это, но не ужаснулся — в момент укола сознание выключалось… И остался только золотой свет. И больше ничего…

Вдруг он увидел Крто. Эгеец сидел на кресле напротив. Полностью раздетый. И вместо хвоста у него были ноги… Хотя прежде, когда эгеец плавал в бассейне, он рассекал воду мощным хвостом. Да, да, археолог готов был поклясться, что тогда он видел самый настоящий хвост с раздвоенным плавником на конце. Хвост, на котором эгеец неуклюже прыгал по полу. Черт возьми! Парень решил переплюнуть самого императора и внешне полностью превратиться в человека. Но такие операции законом Лиги Миров запрещены. Одна раса внешне не должна полностью имитировать другую — гласит закон Лиги Миров. Закон, который постоянно нарушают. Тысячи, миллионы подпольных операций превращают гуманоидов в людей — пусть хотя бы внешне. Слишком многие хотят быть людьми, раз люди правят этим миром. Теперь Крто можно принять за человека. Формы, правда, далеки от совершенства — плечи покатые, хотя и широкие, а бедра тяжеловаты. Да и ноги, выкроенные из хвоста, вышли не слишком длинные. Но от человека не отличишь. Разве что генетический код… Но ведь у человека при знакомстве не спрашивают электронную карту с генетическим кодом. Эгеец был под действием анестезии. Глаза закрыты, и сам абсолютно неподвижен. Все тело укрыто каким-то составом, похожим на пышную серую полупрозрачную вату. Пахло водорослями, дымом и еще чем-то… Так сильно, что першило в горле.

Новый укол и вспышка золотого света, теперь куда дольше, чем прежде. Когда Платон пришел в себя, Крто тоже очнулся и смотрел на профессора в упор. Смотрел и… В глазах архонта, еще затуманенных действием обезболивающего, мелькнула такая ненависть…

Вновь вспышка золотого света…

Наверное, профессор был довольно долго без сознания. Когда слепящий свет погас, Крто уже не было. Кресло напротив пустовало. Удрал! Да что ж это такое! Платон попытался вырваться — куда там! Еще укол и еще… Вспышки света и провалы в небытие следовали все чаще. Что они со мной делают? Что это? Ему казалось, что кокон золотой паутины оплетает его все плотнее, и уже не вырваться… Замелькали полосы света и тьмы, кресло куда-то неспешно катилось по наклонной плоскости.

И вдруг все кончилось. Свет погас. Археолог был в абсолютной темноте. Он умер? Атлантида вновь дернулся и не мог сдвинуться с места. Ну да, он умер, и смертельная неподвижность сковала его члены. И вдруг что-то кольнуло в плечо, он ощутил боль, услышал рядом чье-то дыхание, увидел мутный свет и…

И очутился в коридоре, как был — наполовину раздетый, только в руках — любимая тросточка. Перед ним какая-то дверь. Дверь прозрачная, за ней мелькают огни. Вдруг она открылась, и Платон автоматически шагнул вперед. Очутился в маленькой каморке, рядом Крто. На эгейце была какая-то коротенькая рубашонка из серой грубой ткани. Все свои вещи он погрузил на кресло-антиграв и держал его в руках, как ребенка. Крто смотрел на археолога уже без ненависти. Скорее — с любопытством.

— Вы что, убежали со сканирования, — шепнул архонт.

— Они… внешность… принц… — бормотал Атлантида, с трудом разлепляя губы: рот склеила белая пленка, а язык заплетался, как у пьяного.

Крто оглянулся.

— Как вам это удалось? А, впрочем, неважно… Бегите! Пропуск при вас?

Платон сунул руку в карман брюк. Пропуск был на месте. Хотел сказать «да», но губы онемели. Вместо ответа он махнул в воздухе пропуском.

— Отлично. Значит, можешь выбраться.

Тут только археолог догадался, что находится не в комнатушке, а в кабине антигравитационного лифта, и лифт этот медленно куда-то едет. Вроде бы не вниз, а по наклонной плоскости. Но куда?..

— Ты меня вытащил? — спросил профессор у Крто, хотя даже помутненному мозгу такое предположение казалось нелепым.

В ответ Крто провел в воздухе энергичную горизонтальную черту.

— Кто тогда?

— Только возвращенцы могут…

Платон тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Что-то голова совершенно не варит… Да что это с ним! Что вообще произошло? С него хотели снять облик… кожу… личность… бред… ему обещали миллион и орден. А Крто испортил все дело. Или не Крто, а кто-то другой… Но надо бежать… немедленно…

— Куда я должен бежать? — спросил он шепотом, хватая эгейца за плечо. Он вдруг ощутил симпатию к архонту, будто тот был его самым лучшим другом…

— Подальше отсюда. — Крто явно нервничал. — Сколько времени вы были на сканировании? Минут пятнадцать? Двадцать? Что-нибудь помните?

— Только то, что явился сюда узнать, кто убил Кормана. — Платон явно преувеличивал свою беспамятность.

Крто молчал секунду, другую…

— Я убил Кормана, — сказал неожиданно.

— Почему? Друг, почему? Корман — он скотина, конечно. Но он талант… У него был дар, интуиция… Из-за Иммы, да? — наклонившись к самому уху эгейца, доверительно шепнул Платон. — Что он сделал?

Крто молчал — лишь воздух тяжело вырывался через его сконструированный биокорректорами нос.

— Знаю, из-за нее. И еще знаю… Только тсс… Корман что-то нашел. Десять миллиардов, понимаешь?

— Он не нашел… Он засыпал мне глаза песком. — Не сразу археолог сообразил, что эгеец говорит о песке в переносном смысле слова.

— Не хочешь говорить? А зря… Сейчас время для откровений. У меня тут дыра… — Платон ткнул себя пальцем в лоб. Архонт молчал, лишь постоянно облизывал губы. — Есть, чем заткнуть… Нет? Зря… Я как будто сошел с ума. И мне весело… Что это? Какая-нибудь местная наркота?

— Он швырнул мне песок в глаза… — прохрипел Крто.

Двери лифта открылись. Перед ними была улица. Напротив — знакомая тритонья закусочная.

Крто прыгнул вперед. Забыл что у него теперь ноги — думал, что по-прежнему хвост. Потом опомнился. Сделал шаг. Приставил вторую ногу. Опять прыгнул — как это делают эгейцы на суше, лишенные своих кресел. Потерял равновесие и упал. Потом уселся в кресло и, ничего не сказав на прощанье, улетел. Платон стоял посреди улицы голый по пояс, лишенный рубашки, шляпы, сервисного браслета, всего… В карманах брюк только пропуск и… Археолог вытащил несколько пластиковых жетонов. Ага! Все-таки ты везунчик, профессор Рассольников, и пусть кто-нибудь с этим поспорит. Он спешно направился в ближайший магазинчик, купил рубашку, бутылку текилы, лимон и пакетик соли.

И тут почувствовал, что кожу противно жжет, и жжение все возрастает. Причем огнем горела та половина тела, что была обнажена во время сеанса сканирования. Платон глянул на руки. Они все были в мелких красных точках, будто в укусах. О черт! Чтобы с ним было, если бы сканирование дошло до конца?

Глоток текилы прочистил замутненные мозги и немного утишил жжение. Что делать? Бежать? Но куда? От кого?

Платон взял раковину с пивом из водорослей и сел за столик. Первое кафе, в котором нашлись стулья — специально для людей.

— Хорошее кафе, — сказал сидящий напротив пожилой эгеец. — Хожу сюда уже двадцать лет.

— А я только что приехал… Эта скульптура давно здесь стоит?

Эгеец глянул в окно и нахмурился.

— Нет… Лет десять… ну да, ее поставили как раз в тот год, когда переименовали кафе. Прихожу и вместо вывески «Елена Прекрасная» сверкает надпись «Примавера». Мне, конечно, все равно… но как-то привык…

— Десять лет назад кафе переименовали? — профессор насторожился.

— Именно.

— Почему?

— Откуда мне знать? Был еще салон красоты с таким же названием. И его название тоже заменили на какое-то другое…

— Одновременно с кафе?

— Кажется…

Эгеец махнул рукой в черной перчатке и уплыл на своем стареньком, но вполне работоспособном кресле.

Десять лет назад все названия «Елена Прекрасная» убрали с Эгеиды. Потом, вернувшись с этой планеты, Корман выкинул статью, где упоминалась Елена Прекрасная… Но женился на женщине, которую звали Елена… Прислал посылку с куском гроба… Думай, Платон, если ты не разгадаешь эту загадку, то ты идиот!

— Какая радость! Я с утра в поисках вашей милости… — смотритель музеев даже запыхался. Будто не летал на своем кресле, а бегал по кругу минут десять. И вот неожиданно нашел — в этом маленьком кафе на площади. Из окна была видна бронзовая статуя проткнутого пиками эгейца. — По поручению императора.

— Что хочет от меня император? — Платон едва не спросил, не хочет ли император сделаться ликом похожим на профессора Рассольникова, но передумал — вдруг расхотелось шутить.

— Единственный повелитель мира, отрок Океана живого Император дарует вам век добрый и коллекцию раковин на память.

Смотритель разложил перед археологом на столе набор раковин. Точь-в-точь такой, какой был у Кормана. Красивая эффектная дешевка.

— Император и Корману подарил такие раковины? — профессор почему-то не желал об императоре говорить в почтительном тоне.

— Откуда у вас такое знание? — изумился смотритель.

— Видел у Кормана в кабинете.

Смотритель улыбнулся.

— Я передавал Корману лично дар повелителя мира, отрока Океана живого.

— За что?

— Как самому человечному человеку.

— Странная формулировка. Кстати, а в Столице есть возвращенцы?

Смотритель пискнул.

— Нет разговора об этих выродках. Возвращенцы разбивают рельефы и скульптуры или похищают шедевры и топят их в Океане.

— Почему?

— Они против искусства. Да и вообще — против новой цивилизации. Они за сушу. Только сушу! Безумцы… Надо их давным-давно уничтожить… Всех!

— Мечтают вернуться на твердь?

— Тсс! — прошипел смотритель и испуганно оглянулся. — Твердь неприличное слово. Только возвращенцы его произносят. И еще — изысканцы. Мы говорим: суша… Не хотите на прощание посидеть в джакузи? Тепленькая водичка и все вокруг кипит… М-м-м… прелесть. — Смотритель прикрыл глаза от восторга. — У каждый жителя Столицы джакузи.

— Я предпочитаю Океан.

При слове «Океан» смотритель смутился и как-то съежился, хотя не так сильно, как при слове «твердь».

— Ну зачем же Океан! Океан — это стихия. Нечто монументальное. Почти Космос. Для частной жизни лучше бассейн с теплой или холодной водой — как кому по нраву. Ни волнения, ни шторма, ни течений.

— А вы когда-нибудь купались в Океане?

— Не-ет… — У смотрителя задергался нос — созданное биокоррекцией человеческое лицо сохранило мимику эгейца.

— Послушайте, уважаемый, не скажете ли мне, что означает восьмилистник на этих ваших рельефах? Я встречал этот знак много раз. И там, на площади, над памятником…

— Это символ… — Смотритель нахмурился. — Символ жизненной силы… Священный для Эгеиды.

— То есть над убитым парит знак жизни?

— Нет… — нос смотрителя побелел и задергался. — То есть да… силы… знак силы… но другой. — Эгеец издал знакомый писклявый звук. Отказ от старого смысла и обретение нового.

— Какой же новый, можно узнать?

— Вместо священности жизни теперь священность смерти.

Вдруг воздух взорвался. Пронзительный визг несся со всех сторон. Платон невольно заткнул уши. Но помогло мало. Визг все нарастал и злобной пилой резал его мозг на куски. Смотритель подпрыгнул в своем кресле.

— Вам надо немедленно покинуть Столицу… — пролепетал он. — На Эгеиде несчастье…

— Торнадо?

— Нет, у принц тяжкая болезнь. Какое горе! Мы лишены счастья созерцать его удивительную красоту…

Атлантида вздрогнул. Он был уверен, что внезапное заболевание принца как-то связана с бегством археолога, но пока не мог понять — как. Профессор Рассольников подозревал, что просто так его из Столицы не выпустят. Но что делать? Обратиться в посольство Лиги Миров, благо пропуск при нем. Или… Половину вида из панорамного окна занимала голограмма «Гибрида».

Платон взял пакет с морскими раковинами, и выскочил из кафе, даже не попрощавшись со смотрителем. Бегом он кинулся через площадь к огромному зданию филиала. Пока эгейцы визжат, изображая отчаяние, чтобы угодить своему императору, у археолога есть несколько минуток. Невольно профессор бросил взгляд на скульптуру в центре площади. На бронзовой струе крови, льющейся изо рта бронзовой жертвы, сидел малютка-эгеец.

Священность смерти… Рельефы… отгадка… рядом…

Археолог нырнул в стеклянные двери. Два здоровяка-охранника тут же загородили вход, сомкнув свои квадратные плечи в единую стену-монолит. Наверняка — клоны — рост их совпадал до миллиметра, черты лицо казались слепком с одного оригинала.

— Мне нужно видеть господина Брегена немедленно! — заявил профессор Рассольников.

— У вас назначена встреча?

— Нет, но…

— Сожалеем.

Ах, они сожалеют. Кто спорит, растрепанный тип с пятнистым лицом, в одной рубашке и с каким-то мешком в руке — личность наверняка не слишком уважаемая. Но Платон прекрасно понимал, что сейчас только Бреген может ему помочь покинуть Столицу. А эти двое… Атлантида повернулся к выходу и… Полный оборот, хлесткий удар тросточкой — идеальная горизонтальная черта. И как раз по глазам! Причем обоим клонам — разом. Я тоже умею говорить «нет», господа! Платон кинулся вверх по лестнице через две ступеньки. Не минуты секунды, доли секунд отсчитывали ступени сейчас. Взвыла сирена, но на ее визг в первый момент никто не обратил внимания. Все решили: воет в память о тяжко заболевшем принце.

До кабинета прорываться не пришлось. С Брегеном Рассольников столкнулся на лестнице. Глава филиала вновь облачился в халат цвета морской волны и в домашние тапочки. Два охранника выступили вперед, Бреген их отстранил.

— Как я рад вас видеть, профессор… — фальшивая улыбка, фальшивый тон, но какое это имеет значение?

— Послушайте, мне надо покинуть Столицу. И немедленно…

Бреген взял археолога за локоть.

— Этот переполох связан с вами?

— Может быть… Честно говоря, я толком не знаю, что произошло.

Платон в нескольких словах рассказал о своем приключении, опустив лишь связанные с архонтом подробности.

— Это сканирование, разве оно опасно? Тысячи людей его делают и…

— Про сканирование ничего не знаю, — оборвал его Бреген. — Берт, обратился он к охраннику, — быстро найди какую-нибудь приличную одежду для нашего друга да еще маску — из тех, что носят эгейцы. Он летит вместе с нами. И никому ни слова. Если кто-то привяжется — действуй.

Несколько минут Платон был идиотом. Неприятно, но факт… Великий воин, потом идиот. Как он позволил этим хвостатым так себя так околпачить? И к тому же приступы непонятной сентиментальности. Откуда они? Похоже на вспышки внешней, театральной эмоциональности, тогда как внутренне Атлантида оставался спокоен. Платон себя не узнавал. Он покидал Столицу с тяжелым чувством. Еще несколько дней пребывания на этой планете и он будет готов… На что? Теперь он был уверен, что существует какая-то тайна, связывающая скалу на острове Дальнем, находку на дне и поддельные рельефы. Все стянуто в узел, как пучок таинственных восьмерок. Но развязывать его опасно. Кто стоит за всем происходящим? Слокс? Да, Слокса стоит избегать: достаточно заглянуть в его сумасшедшие зеленые глаза, чтобы пропали любые вопросы. Лучше все это прекратить… Да, десять миллиардов соблазнительны. Но новой жизни даже за десять миллиардов не купишь. Кормана, к примеру, миллиарды не спасли…

— А на вашем глайдере нет случайно системы невидимости? — поинтересовался профессор, когда машина Брегена взмыла над столицей. — Я, признаться, чувствовал бы себя…

— Мы — люди гражданские. А гражданским Лига Миров никогда не оказывает таких милостей.

— Вы бы могли попросить…

— Мне это ни к чему. Здесь меня никто не тронет.

Наверное, профессор задремал во время полета и очнулся, когда из кабины глайдера был уже виден остров Сомнения.

— Что вы теперь намерены делать? — как бы между прочим спросил Бреген.

— Покинуть планету.

— Нет, ваше бегство вызовет подозрения. Ведите раскопки как ни в чем ни бывало. Я постараюсь обеспечить охрану. Если почувствую опасность немедленно вас предупрежу. И потом, по последним сообщениям, принцу стало гораздо лучше.

Вести раскопки? Или вести допросы? Судя по всему, допросы куда перспективнее. Архонт и его единственная женщины, что-то знают… Но как заставить Крто говорить? Его или Имму? Может, сержант что-то придумает? Допросы — по его части.

Да, допросы были по части Дерпфельда. Едва они встретились, как полицейский приступил к этой мало приятной процедуре.

— Как прошел визит в Столицу? — Голос Дерпфельда звучал наигранно равнодушно. Значит — оскорблен до глубины души.

Для человека подобного склада пренебрежение власть имущих смертельная обида. Позвали профессора Рассольникова, а про напарника даже не вспомнили. Милость любого императора — это императорская милость. Обидно.

— Нормальный визит в ненормальный город. А ты чем был занят? Развлекался с эгейками?

— Мне достаточно интернет секса. Так что случилось? Я уже слышал, что…

— Программа была насыщенной, — перебил его Атлантида. — Меня чуть не прикончили… — Про встречу с принцем рассказывать было неприятно — уж больно глупо вел себя профессор Рассольников. — Ты мне скажи, неужели сканирование внешности так опасно?

— У меня был один случай на практике, — задумчиво произнес сержант. Как раз в салоне красоты на Ра-е. Одна дама, член клуба, зазвала на Рай девчонку из начинающих интернет-див. Тайком устроила непосредственное сканирование. Контур замкнули во время процедуры, и образец буквально поджарился в сканирующем коконе. Думаю, что твой неведомый спаситель, когда разомкнул контур сканирования, слегка поджарил принца.

— Это было сделано намеренно?

— Может быть и нет… Считай, это несчастный случай. В конечно счете ты не виноват. Непосредственное сканирование запрещено уже много лет, но поскольку в таком режиме образ сканируется идеально, подобные «жаркие контакты» случаются.

— Может, нам лучше убраться с планеты? И чем скорее, тем лучше. Хотя Бреген и советует остаться.

— Мы ищем убийцу Кормана. Или ты забыл? А твои подвиги на поприще косметологии к делу отношения не имеют.

— Но принц…

— Нам нужен убийца Кормана.

— Как раз убийцу я и нашел. Это Крто. Он сам признался.

Дерпфельд с сомнением покачал головой.

— Этот тип соврал. Не мог он прикончить Кормана. Просто потому, что архонт ни разу не покидал планету. Он — управляющий Северным архипелагом, и практически все время торчит здесь. Раз или два в год отправляется в Столицу на очередной сеанс биокоррекции или на выволочку к начальству.

— Но он мог кому-то отдать приказ, — предположил Атлантида.

— Кому?

— Мориву… Стато… — Платон хотел назвать Имму, но передумал.

— Кто их выпустит? Дальше Северного архипелага им путь закрыт, если не хотят угодить на шельф к стаду. Пропусков у них нет. Путешествие по Галактике — несбыточная мечта. Даже по интернету они не могут полазать. Если уж искать убийц — то среди жителей Столицы — эти счастливчики частенько посещают иные миры.

— Архонт мог кого-то нанять. Я имею в виду — неэгейца, — не сдавался профессор Рассольников. Ему почему-то хотелось обвинить Крто. Но пока не получалось.

— Мог. Но кого? У меня нет ни единой зацепки. А его странное признание после сеанса биокоррекции и наркоза ничего не стоит.

— Однако он напал на меня. Он будто сошел с ума, когда увидел, что я беседую с Иммой. Уверен, что он знает достаточно много. Надо проследить за ним…

— Кто будет следить?

— Ты. Надеюсь, у тебя есть опыт в таких делах.

Дерпфельд хотел что-то возразить, но передумал. И вообще, что за наглость?! Расследованием руководит Дерпфельд, а Платон дает ему указания. Пусть лучше займется поиском информации.

Странно, что сайт в интернете об Эгейском море столь мал и беден. Несколько ничего не значащих заявлений, которые походили на рекламные проспекты дутых фирм, что всеми силами пытаются скрыть свою бедность. Вывод напрашивался как бы сам собою. Планета бедна. И к тому же тяжело больна. Но в чем ее бедность и в чем причины болезни — определить с наскока нельзя. Сайт посещали редко. Мир Эгеиды был людям чужд, и люди не слишком рвались в него проникнуть. Сами же эгейцы инопланетных гостей не любили и успешно держали оборону. Если бы людская раса захотела эту оборону сокрушить, то смогла бы — ей все по плечу — особенно когда речь идет о ломке и драке. Но люди обходили Эгеиду. Люди и эгейцы жили друг против друга, но друг друга не замечали. Как сосед соседа в окне домус-блока. Сосед неприятен. Вот веская причина не здороваться при встрече и не заходить в гости. Но планета… планета с таким прекрасным морем. Почему люди не попытались ее отнять? Законы и принципы оставим в стороне, то есть на обочине — там, где им положено быть, когда речь идет о добыче. Добыча — вот высшая цель. Или планету уже отняли? И пока идет медленное переваривание в желудке концерна, не стоит кричать об этом слишком громко. Во время обеда издавать громкие звуки неприлично. Надо расслабиться и получать удовольствие. Вот император со Столицей расслабляются. И стражи расслабляются. Хотя кое-кто не выдерживает и начинает визжать от боли. Платон вспомнил Имму… И тут же тряхнул головой, одновременно прогоняя неприятное воспоминание и возвращаясь к нерешенным вопросам.

Да, из компа плохой подсказчик.

— Вил… Я узнал случайно, что у военных кораблей Эгеиды нет защитной системы невидимости. А коли невидимости нет, то там, на дне, лежит вовсе не эгейская калоша…

— А что же это может быть?

— Космический корабль.

— Космический корабль таких размеров! — фыркнул сержант — Что он перевозил? Погоны для адмиралов космофлота? Ведь ты говорил, что он мал…

— Не велик. Меньше челнока… Но не так чтобы очень…

— Черт! — Дерпфельд хлопнул себя по лбу. — Как я сразу не догадался! Это же шлюп космического корабля. Спасательный блок. Причем корабля секретного, раз он перешел в режим невидимости.

— Шлюп корабля… — задумчиво повторил Атлантида. — И что дальше?

Дерпфельд грыз ноготь и ничего не отвечал…

Итак, у нас есть шлюп. У нас есть рельеф… Нет, это из другой Галактики. У нас есть алмаз… Но алмаз причем? Алмаз… алмаз… отгадка вертелась в мозгу. Алмаз… сокровища… красавица… Елена… Черт! Не туда… Для чего нужны алмазы… не как сокровища, а в производстве? Напряги свою генетическую память, профессор! Ну конечно! Солнечный парус! В его конструкцию входят тысячи алмазов, сапфиров и кристаллов кремния, а так же золото. У спасательного шлюпа не может быть солнечного паруса. А вот у межзвездного крейсера — вполне. Как любой мужчина, профессор интересовался военными кораблями — пусть и чисто умозрительно. Корабль потерпел крушение, спасательный шлюп затонул, парус рассыпался, камни оказались на дне.

— Тогда… — Платон вздохнул. — Тогда «Елена Прекрасная» — это военный космический корабль, который потерпел крушение. Причем, сами эгейцы это крушение пытались скрыть. Они убрали все названия «Елена Прекрасная» десять лет назад…

— Точно! — закричал Дерпфельд.

И Платон, и сержант бросились к компьютеру.

— Немедленно! Найти! Десять лет назад… Корабль под названием «Елена Прекрасная»! что-то, связанное с планетой «Эгейское море».

Комп рылся усердно, но безуспешно.

— Ничего нет…

— Так…

Археолог и сержант переглянулись.

— Раз шлюп невидим, то и данные…

— Черт!

— Открой секретный канал, ты же военный…

Сержант кинулся набирать секретный код.

Результат не заставил себя ждать.

Корабль «Елена Прекрасная» класса «Вечный бой»…

Стоп… Что такое с кораблем… подробнее…

«Десять лет назад корабль класса „Вечный бой“ под названием „Елена Прекрасная“ получил повреждения во время полета сквозь раскаленное газовое облако и был вынужден совершить посадку на поверхности Океана планеты Эгейское море. Корабль погрузился в воды Океана, и с тех пор никаких данных о нем нет. Вероятно, поврежденный корабль коллапсировал после гибели экипажа».

— Что за ерунда… Тут, оказывается, где-то на дне лежал корабль Лиги Миров, а мы ничего не знаем… — изумился профессор.

Дерпфельд присвистнул.

— «Вечный бой»! Ни хрена себе! Тогда ясно, почему требовалась виза Службы Безопасности Лиги Миров. А ведь на сайте самой Эгеиды нет ни слова о корабле.

«Вечный бой» — класс кораблей, предназначенных как для защиты, так и для нападения. Оснащены двадцатью семью видами оружия. Находятся исключительно в распоряжении Лиги Миров. Всего кораблей этого класса двенадцать. Построены десять и более лет тому назад. В последнее десятилетие новых кораблей класса «Вечный бой» не производилось из-за их высокой себестоимости. В настоящее время на вооружении Лиги находятся одиннадцать кораблей с неполным боекомплектом. Один корабль «Елена Прекрасная» утерян. Предположительно — самоуничтожен.

— А что если корабль не уничтожен, а по-прежнему лежит на дне? — предположил Платон. — Корман нашел корабль и продал его… корабль может стоить десять миллиардов.

— Куда дороже, если они не по карману Лиге Миров. Только версия твоя — полет метеорита — все мимо. Кому его можно продать? Эгейцам? На кой он им ляд, если они не воюют. Кому-то другому? Но кто купит неисправный корабль на дне Океана чужой планеты?

Корабль… Корабль… с ним должно быть многое связано. Слишком многое. Стоит лишь немного подумать… Платон был как в лихорадке. Дерпфельд — тоже.

— Послушай, а ведь Бреген появился на планете, как он сам сказал, более девяти лет назад. То есть сразу после катастрофы с кораблем, напомнил Атлантида. — Он непременно должен что-то знать. И вдруг… да вдруг Корман продал корабль именно ему?

— Продал корабль Брегену и попросил двадцать пять человек охраны у того же Брегена? Нет, не получается… — сержант задумался. — Что ты скажешь?

— Не люблю иметь дело А — с полицией, B — с военными, C — со Службой Безопасности, D — с местной администрацией. Спешу заметить, в любом порядке. Их образ мышления — для меня terra incognita.

— Давай-ка навестим Брегена. Корабль он, разумеется, не покупал. Но что-то знать о нем должен.

— Елена Прекрасная! — сказал профессор Рассольников, когда их пригласили в кабинет Ганса Брегена.

Хозяин, разумеется, был в просторном махровом халате цвета морской волны. На старческих ногах с белой прозрачной кожей кожаные тапочки из шкуры морского льва. Секретарша (живая, не андроид) принесла кофе и коньяк.

«Сколько на этой планете, где нет ни единого кофейного дерева, может стоить чашка кофе? Сотню кредитов, не меньше», — подумал Платон.

— А, как же, знаю! Леночка… Миленькая сучка, и получила приз «мисс Очарование Вселенной» три года назад.

— И навещала вас недавно, — напомнил профессор не без яду.

— Могу иногда позволить себе подобную прихоть.

«Не исключено, что она навещала Брегена и раньше, — подумал профессор. Ревность еще когтила сердце, но слабенько, совсем чуть-чуть. — И тогда их союз — отнюдь не случайность и…»

— Нет, речь идет о военном корабле Лиги Миров класса «Вечный бой», который потерпел аварию на этой милой планетке. Упал в Океан и утонул со всем экипажем. Вы знаете…

— Разумеется, я знаю про катастрофу. Она произошла незадолго до моего прибытия. Служба Безопасности просканировала Океан, ничего не нашла, выплатила императору компенсацию — он после долго веселился, могу вас заверить, — и убралась. Так что никакого корабля нет. Он самоуничтожился. Бреген говорил убедительно. Как всегда. — За девять с лишним лет работы на шельфе я лично ничего не обнаружил. А если корабль и есть, то он недоступен, — вдруг после многозначительной паузы добавил глава филиала.

Профессор и сержант переглянулись.

— Так есть корабль или нет? — спросил Атлантида.

— Откуда мне знать… — Бреген загадочно улыбнулся.

— А не мог Корман найти корабль? — спросил Дерпфельд.

— Исключено. Если корабль и есть, то он находится где-то на абиссали[3], или в глубоководной впадине, но никак не на шельфе, иначе он был бы обнаружен из космоса. Во-вторых, у Кормана было с собой лишь легкое оборудование для ведения работ на старом шельфе — на таком до корабля он добраться никак не мог.

— Он мог купить все нужное на планете, — предположил сержант.

Бреген позволил себе вновь улыбнуться:

— На планете нет оборудования для глубоководных работ — у эгейцев вообще нет никакого оборудования. Они — дети Океана. К тому же за всеми работами на море мы следим очень внимательно, могу вас заверить. Корман очень недолго вел раскопки у побережья острова Волка. А затем вернулся на Северный архипелаг, несколько дней пьянствовал со стражами, поссорился с Крто. Говорят, даже пытался убить архонта После чего пришел ко мне и потребовал охрану.

«И он не был на Дальнем»,  — вдруг сообразил Платон. Так что же получается? Он не мог найти корабль?

— И далее? — спросил Дерпфельд.

— Мы вместе посетили Столицу, поскольку нас пригласили на большое увеселение императора как почетных гостей. После этого Корман сразу покинул Эгеиду. Охрана сопровождала его до космопорта. Об обыске, который я ему учинил, вы уже знаете. Что-нибудь еще хотите узнать?

— Получается, корабль бесследно исчез?

— Выходит — так. Военные заявляют, что произошло самоуничтожение. — В голосе Брегена послышалось странное торжество. — Скажу по секрету: я пацифист.

В эту секунду профессор Рассольников чувствовал себя дураком. И он был уверен, что Вил Дерпфельд — тоже. Гости поднялись.

— Кстати, у меня есть для вас радостное известие: принц жив здоров, только изменил внешность, — поведал Бреген.

— Чью внешность он выбрал? Аполлона Бельведерского?

— Нет, тритона. Но это — временно. Принц раз пять или шесть за год меняет внешность. Он заявил, что охладел к человеческим лицам. Так что, опасность больше вам не грозит, профессор.

Как раз в этом Атлантида не был уверен.

— Археология! Находки! Предметы древности! Чушь! — Дерпфельд метался по домус-блоку и кидался на стены. Буквально.

Золотая пыльца обоев сыпалась на него. Он обвалялся в пыльце, как в муке. И кто придумал эту забаву — обои с рисунком, который осыпается и вновь восстанавливается. Но, кажется, в этот раз Дерпфельд стрясет на себя весь узор. Ярость его была беспредельна.

— Почему чушь? — возразил Платон из одного чувства противоречия. — Мы слишком мало знаем о цивилизации эгейцев. Возможно, в их культуре есть нечто такое, что стоит десять миллиардов. В каждой культуре есть некое сакральное ядро, и оно бесценно. Если его отыскать…

— Что тут искать? Примитивная культура, убогая планета! — продолжал бушевать Дерпфельд. — Они вымирают и вырождаются. Разве ты не видишь?!

— Чудная планета. Куда шикарнее твоего Ра-я. Или тебя ревность гложет? Интуитивно чуешь конкурента?

— Мы говорим о культуре.

— Панно из раковин очень даже ничего. Если проследить развитие этого вида искусства…

— Ни одно панно не стоит десять миллиардов. Надо искать корабль. Ясно, что корабль есть. Коллапсация… Как же! Зачем уничтожать корабль такого класса?

— В том случае, если он представлял опасность для планеты. Все военные корабли имеют программы самоуничтожения, которые включаются…

— Да, знаю, знаю! В случае гибели экипажа и опасности экологической катастрофы. И все-таки я уверен, что мы должны искать «Елену Прекрасную». Корман нашел ее и составил карту.

— Корман не мог составить карту. Его не было на Дальнем.

— Вот как, приехали! Откуда же тогда карта?

— Не знаю. Елена нашла. Передала мне…

— Та-ак… Уже интереснее. Ты нарочно меня запутываешь?

— Нет, это факты тебя запутывают — не я. Дело не в корабле, упрямился Платон. — Надо продолжить раскопки на шельфе. Ключ — в самой цивилизации. Эгейцы оберегают нечто безумно для них дорогое. Бесценное.

— Кто тебе такое подсказал?

— Моя интуиция.

Профессор вдруг прекратил спор. А что, если обрывок ремня принадлежал кому-то из членов экипажа? Но ведь экипаж погиб. Ну и что? Какие-то вещи мог выкинуть на берег Океан. Как алмаз из солнечного паруса. Все сходилось. Алмаз, «Елена Прекрасная», даже кусок композита для гробов намек на гибель корабля. Да, задал загадку Корман, пусть лежится ему покойно в морге «Эдема».

Но при этом что-то подсказывало археологу: отгадка в поддельных рельефах. Ощущение, что он на верном пути, его не покидало. Археолог без интуиции — не археолог. Этот постулат известен еще со времен Шлимана.

— Привет, дружок, — обратился Платон к исследовательскому компу. — Что нового на сайте Эгеиды?

— Появилось голографическая запись Слокса. Включить?

— Давай.

Слокс вывалился в комнату в своем кресле-антиграве почти как настоящий. Улыбнулся человекоподобной улыбкой и заговорил:

— Кто ратует за исключительно морское существование Эгеиды бессознательно, а скорее сознательно, хочет полного исчезновения нашей цивилизации. Мы — уникальная раса, сумели сменить один образ жизни на другой. Какой еще галактический народ смог полностью измениться и изменить свою планету, и при этом не утратить своего прошлого. Мы достаточно пластичны и восприимчивы к внешним воздействиям, и мы можем сформировать новый образ галактического существа, то есть сделать то, что не под силу людям. Лишь находясь на суше, можно оценить море. Лишь отталкиваясь от суши, можно оберегать море. Столица моря может быть только на суше. Для разогрева цивилизации нужна зона конфликта. Лучшая зона конфликта — это граница стихий…

Слокс-голограмма кружился по комнате домус-блока. Его голос заворачивал. Он не говорил — колдовал:

— Наше главное достояние — Океан. Эгеида не может лишиться Океана. Но путь в Океан — это отказ от Океана. Находясь в Океане, нельзя оборонить Океан. Великолепный чистый сакральный подвиг умерщвления принесен нам именно Океаном. Подвиг во имя высокого разума.

— Заткнись!

И Слокс замолчал. Но его голограмма продолжала кружить по комнате и беззвучно открывать рот.

— Отключить связь, — приказал профессор компу.

И Слокс исчез.

— Тайна Эгеиды — в ее прошлом! — выкрикнул Платон. Как будто с кем-то спорил. Со Слоксом? Или с Дерпфельдом?

Все споры умозрительны и бездоказательны. Логика не работает, данные засекречены. Что происходит с цивилизацией, когда она ломает свой ментальный ориентир? Она погибает. Даже если при этом кажется, что продолжается развитие. Даже если армии Империи захватывают одну страну за другой, это уже не имеет значение. Если Боги умерли, значит, скоро умрут и люди. И останутся только руины — более или менее величественные. На святыню нельзя поднять руку. Против богов не восстают. Да, их убивают. Но только вместе с собой.

Для Эгеиды, планеты восьми материков, Океан, этот символ хаоса, не мог быть богом. Наверняка прежняя культура ориентировалась на сушу. Корабли на старинных изображениях примитивны — уж явно не морской народ создавал эти катамараны и плоскодонные баржи, и пыхтящие от натуги, плюющиеся черным дымом пароходы. Их назначение — перебраться из одной бухты в другую. Их предел — опасливое каботажное плавание. Да и к чему большее, если все материки были связаны друг с другом удобными перешейками? Обрабатывай камень, мости дороги и строй, строй… Крепости-замки, — вот символ прежней Эгеиды. Крепости над морем. А что теперь? Теперь эгейцы мучительно ищут свой путь. И находят лишь возможность уцепиться за берег, втиснуться в кресло стража и радоваться своей жизни. Да, Стато радуется. И Морив. И Криг… И Имма. Стоп. Имма совсем не радуется. Напротив, кричит от отчаяния. И готова бежать. А что если сыграть на этом… Кажется, она готова на все, лишь бы покинуть Эгеиду.

Платона осенило.

— Вил, — крикнул он. — Надо действовать через Имму. И заодно узнать, почему архонт решил переделаться в человека на пару с супругой. Я уверен, что у нее тоже не маска, а созданное биокорректорами лицо. Она украла у меня пропуск. Она кричала, что ей все здесь опостылело. Они собираются бежать с планеты. Логично? А что, если посулить им отъезд?

— Это не в нашей власти. Хотя… Если они укажут место, где грохнулся корабль… то… этих двоих можно провести по программе охраны свидетелей. Не бог весть что… Я бы сам не желал быть свидетелем под защитой — то есть игрушкой в лапах мелкого полицейского чиновника. Но они, думаю, клюнут…

Но знают ли они, где корабль? А почему бы и нет? Серая бумага в таверне… Карту передал Стато… И все трое — Имма, Стато и Крто именно с Дальнего! Если Корман нашел корабль, то… Одна неувязка: Корман не приближался к Дальнему. Звено выпадает. Ладно, пойдем напролом, как Шлиман: главное вырыть посреди холма котлован, и тогда все сокровища будут твоими.