"Безутешные" - читать интересную книгу автора (Исигуро Кадзуо)

4

Было ясно, что Старый Город остался позади. Закопченные кирпичные стены, высившиеся по обе стороны нашего пути, не имели окон: по-видимому, это были тыльные стены складов. Софи шла по улице быстрым шагом – и я почти тотчас заметил, что Борис поспевает за нами с трудом. Но стоило мне спросить у него: «Мы не слишком торопимся?» – как он метнул на меня в ответ свирепый взгляд.

– Я могу идти гораздо быстрее! – крикнул Борис и устремился вперед рысцой, таща меня за руку. Но чуть ли не сразу же выдохся и с виноватым выражением на лице замедлил шаг. Я старался не очень спешить, однако слышал, что он совсем запыхался. Потом он что-то начал шептать себе под нос. Поначалу я не обратил на это внимания, полагая, что он просто пытается себя подбодрить. Но потом до меня донеслись; слова:

– Номер Девять… Номер Девять…

Я взглянул на него с любопытством. Он весь промок и дрожал от холода – и мне подумалось, что лучше будет поддерживать с ним разговор.

– Номер Девять, – повторил я. – Это футболист?

– Сильнейший в мире игрок.

– Номер Девять. Ну да, конечно.

– Маячившая впереди фигура Софи скрылась за углом – и Борис крепче ухватил меня за руку. До этого момента я как-то не сознавал, насколько Софи нас обогнала, – и хотя мы ускорили шаг, добираться до угла пришлось непомерно долго. Обогнув его, я с досадой заметил, что расстояние между нами и Софи даже увеличилось.

Мы по-прежнему шли задворками – мимо грязных кирпичных стен с обширными мокрыми разводами. Мостовая была неровной – и при свете фонарей под ногами у нас слабо поблескивали лужи.

– Не огорчайся, – сказал я Борису. – Мы уже почти пришли.

Борис продолжал бормотать что-то про себя, повторяя в такт дыханию: «Номер Девять… Номер Девять…»

С самого начала эти слова Бориса всколыхнули во мне какое-то смутное воспоминание. Теперь, вслушиваясь в его полушепот, я припомнил, что Номер Девять был на деле не настоящим футболистом, а просто фигуркой из настольной игры. Игроков, изготовленных из алебастра и налитых для устойчивости свинцом, щелчком пальца можно было заставить вести крошечный пластмассовый мяч, передавать его и забивать в ворота. Игра была рассчитана на двух игроков – у каждого была своя команда, однако Борис играл непременно в одиночку, часами лежа на животе и комментируя вслух матчи, которые изобиловали драматическими поворотами и промахами, заставлявшими потом только кусать ногти. У Бориса были шесть полностью укомплектованных команд, а также миниатюрные ворота с настоящей сеткой и складным полем из зеленого фетра. Он с пренебрежением отверг замысел изготовителей, предполагавших, что команды должны были представлять «настоящие» – вроде «Аякс Амстердам» или «АК Милан», и дал командам свои собственные названия. Игроки, впрочем, имен так и не получили (хотя Борис досконально вник в достоинства и слабости каждого), а различались просто по номерам. Либо не подозревая о значении цифр на майках игроков, либо повинуясь очередной причуде воображения, Борис присваивал футболисту номер, который никак не зависел от места, отведенного ему в команде. Так, Номер Десять в какой-либо команде мог быть прославленным центральным защитником, а Номер Два – подающим надежды молодым нападающим. Номер Девять числился в излюбленной команде Бориса – и, безусловно, был наиболее одаренным из игроков. Тем не менее, при редчайшем мастерстве, он обладал крайне своеобразным, капризным характером. Обычно ему полагалось находиться в середине поля, однако нередко случалось так, что он едва ли не весь матч слонялся где-то по краю, явно не заботясь о грозившем команде чудовищном проигрыше. Порой Номер Девять не выходил из летаргии больше часа, в продолжение которого опасный разрыв в счете достигал пяти, а то и шести голов, и комментатор – как же обойтись без комментатора? – озадаченно произносил: «Номер Девять до сих пор не в игре. Не понимаю, в чем тут дело». Затем, когда до финального свистка оставалось минут двадцать, Номер Девять проявлял свои истинные возможности, искусным приемом перехватывая инициативу. «Вот это уже на что-то похоже! – восклицал комментатор. – Наконец-то Номер Девять показывает, на что он способен». С этого момента Номер Девять обретал все лучшую и лучшую форму и вскоре начинал забивать один гол за другим, так что команде соперников приходилось всецело сосредотачиваться на том, чтобы не допустить его к мячу. Однако рано или поздно ему удавалось завладеть мячом, и тогда – независимо от числа противников, пытавшихся ему помешать, он ухитрялся проложить себе путь к вражеским воротам. Неизбежность результата делалась очевидной мгновенно, – и комментатор приглушенным от восхищения голосом объявлял «гол» не в ту секунду, когда мяч действительно оказывался в сетке, а стоило только Номеру Девять забрать себе мяч – даже если это случалось чуть ли не возле его собственных ворот. Зрители (а они конечно же были) поднимали восторженный рев, едва лишь замечали, что мяч попал к Номеру Девять, и этот рев все усиливался по мере того, как Номер Девять изящно обходил соперников, бил в ворота сбоку голкипера и поворачивался принимать приветствия от благодарных товарищей по команде.

Перебирая все это в памяти, я смутно припомнил какую-то проблему, возникшую недавно в связи с Номером Девять, и прервал шепот Бориса вопросом:

– А что теперь с Номером Девять? Он в хорошей форме?

Борис молча прошел несколько шагов и только потом ответил:

– Мы не взяли коробку с собой.

– Коробку?

– Номер Девять слетел с основания. Со многими это случается, но их легко приладить. Я поместил его в специальную коробку и собирался починить, как только мама раздобудет нужный клей. Я положил его в коробку – специальную, чтобы не забыть, где он находится. Но коробку мы не взяли.

– Понятно. То есть вы оставили ее там, где жили раньше.

– Мама забыла его упаковать. Но сказала, что мы скоро вернемся. В старую квартиру – и он будет там. Я смогу его починить: у нас теперь есть нужный клей. Я скопил немного денег.

– Ясно.

– Мама говорит, все будет хорошо, она этим займется. Позаботится, чтобы новые жильцы не выбросили его по ошибке. Сказала, мы скоро туда наведаемся.

У меня сложилось отчетливое ощущение, будто Борис на что-то намекает, и когда он снова умолк, я сказал:

– Борис, если хочешь, я могу повести тебя туда. Да, мы могли бы пойти туда вместе, вдвоем. Пойти в старую квартиру – и забрать Номера Девять. Скоро у меня выдастся свободная минута. Возможно, даже завтра. Потом, как ты говоришь, у тебя есть клей. Раз-два – и Номер Девять снова будет в лучшей форме. Так что не огорчайся. Еще немного – и все будет в порядке.

Фигура Софи вдруг вновь исчезла из виду – на этот раз так внезапно, что я подумал: должно быть, она вошла в какую-то дверь. Борис дернул меня за руку – и мы оба поспешили к тому месту, где она скрылась.

Скоро мы обнаружили, что на самом деле Софи свернула в переулок, немногим шире трещины в стене. Он круто шел вниз и был таким узким, что, казалось, по нему нельзя спуститься, не задев локтем шероховатую стену справа или слева. Темноту рассеивали всего два уличных фонаря – один посередине пути, другой где-то совсем далеко.

Борис ухватил меня за руку, едва мы начали спуск, и скоро опять послышалось его неровное дыхание. Софи я увидел уже в конце переулка, но, похоже, она наконец заметила свое упущение и стояла у дальнего фонаря, глядя на нас снизу вверх с немного озабоченным видом. Когда мы приблизились к ней вплотную, я сердито сказал:

– Послушай, разве ты не видишь, что нам за тобой не угнаться? День выдался утомительный – и для меня, и для Бориса.

Софи мечтательно улыбнулась. Потом, обняв Бориса за плечи, привлекла мальчика к себе и мягко проговорила:

– Не огорчайся. Я знаю, здесь не слишком приятно – похолодало и идет дождь. Но не расстраивайся – очень скоро мы попадем домой. Там будет очень тепло, мы об этом позаботимся. Так тепло, что можно будет остаться в футболках, если захочется. Там есть большие новые кресла, в которых можно свернуться калачиком. Такому малышу, как ты, легко в них потеряться. Ты полистаешь свои книги или посмотришь фильм по видео. А если захочешь, достанем из шкафа настольные игры. Я выну их все, а ты с мистером Райдером выберешь, в какую сыграть. Можно будет разбросать по ковру большие красные подушки и поставить игру прямо на пол. А я все это время буду готовить нам ужин и накрывать в уголке стол. Вместо одного большого блюда я, пожалуй, подам несколько разных. Мясные шарики, маленькие пирожки с сыром, немного пирожных. Не беспокойся, я помню все твои любимые и разложу их на столе. Потом мы сядем за ужин, а после еды продолжим игру втроем. Конечно, если тебе надоест игра, то мы ее оставим. Быть может, тебе захочется поговорить с мистером Райдером о футболе. Пойдешь спать, только когда по-настоящему устанешь. Твоя комнатка крошечная, но очень уютная, ты сам это сказал. Наверняка будешь спать как убитый. Неприятная прогулка по холоду к тому времени забудется. Да нет, ты все об этом забудешь, как только перешагнешь порог и почувствуешь тепло отопления. Давай не вешай носа. Мы уже почти добрались.

Говоря это, Софи обнимала Бориса, но потом вдруг выпустила, повернулась и пошла дальше. Внезапность ее поступка захватила меня врасплох: ее слова постепенно меня убаюкивали – и я на мгновение даже смежил веки. Борис тоже, казалось, был озадачен, и пока я брал его за руку, Софи вновь от нас удалилась.

Я старался, чтобы она не ушла слишком далеко, но заслышал позади чьи-то шаги и, не утерпев, оглянулся. Прохожий как раз вступил в круг света, отбрасываемого фонарем, и я увидел знакомое лицо. Звали его Джеффри Сондерс, мы с ним вместе учились в школе в Англии. С той поры мы не встречались, и меня поразило, как сильно он состарился. И скудное освещение, и холодная морось, конечно, играли роль, но все равно его потрепанный вид поражал. Плащ на нем словно потерял способность застегиваться – и он на ходу придерживал его у воротника. Мне не очень-то хотелось с ним здороваться, но стоило нам с Борисом двинуться вперед, как Джеффри Сондерс с нами поравнялся.

– Привет, старик, – заговорил он. – Так и думал, что это ты. Ну и поганый же вечерок выдался.

– Да, хуже некуда, – отозвался я. – А поначалу было даже приятно.

Переулок вывел нас на темную заброшенную дорогу. Дул сильный ветер; город, казалось, был неблизко.

– Твой мальчик? – спросил Джеффри Сондерс, кивнув в сторону Бориса. И, прежде чем я успел ответить, продолжал: – Хороший мальчик. Отменно удался. Выглядит неглупым. Сам я так и не женился. Всегда считал, что женюсь, но время ушло – и теперь, наверное, уже не женюсь. Откровенно говоря, пришлось хлебнуть всякого. Но я не хочу тебя утомлять рассказом о своих неудачах. Кое-что за эти годы происходило и хорошего. Все же. Отменная удача. Хороший мальчик.

Джеффри Сондерс подался вперед и поприветствовал Бориса. Борис, не то расстроенный, не то занятый своими мыслями, не ответил.

Дорога вела теперь вниз по склону. Пока мы пробирались сквозь темноту, я припомнил, что в школе среди сверстников Джеффри Сондерс слыл первым, делая успехи и в учебе, и на спортплощадке. Его неизменно ставили нам в пример, желая пожурить нас за недостаток старательности, и все были согласны, что со временем он сделается школьным старостой. В старосты он не попал, как мне вспомнилось, из-за какой-то неприятности, которая вынудила его внезапно покинуть школу на пятом году обучения.

– О твоем приезде я прочитал в газетах, – говорил мне Сондерс. – И ждал от тебя весточки. Думал, сообщишь, когда ко мне заскочишь. Купил в булочной пирожные, чтобы было что предложить к чаю. У меня в берлоге, конечно, довольно мрачно: я ведь холостяк и все такое, однако порой все еще жду гостей и, пожалуй, вполне способен неплохо их принять. И вот, едва услышал о твоем приезде, тут же помчался в булочную и купил набор пирожных к чаю. Это было позавчера. Вчера они вроде бы выглядели еще совсем прилично, хотя глазурь немного и затвердела. Но сегодня, поскольку ты все еще не появился, я их выбросил. Наверное, из гордости. То есть я имел в виду, что ты так преуспел в жизни, и мне не хотелось, чтобы ты ушел под впечатлением от моего жалкого существования в тесных нанятых комнатушках, где посетителю нечего предложить, кроме черствых пирожных. Поэтому я снова направился в булочную и купил свежих. И немного прибрал комнату. Но ты так и не объявился. Что ж, винить тебя я не могу. Послушай, – он снова наклонился и всмотрелся в Бориса, – ты как там, в порядке? Дышишь тяжело – похоже, совсем выдохся.

Борис, снова насторожившись, сделал вид, что не слышит.

– Замедлим шаг ради маленького копуши, – проговорил Джеффри Сондерс. – Просто одно время мне немного не повезло в любви. Многие в городе считают меня гомосексуалистом. Оттого, что снимаю комнату в одиночку. Сначала я возмущался, а теперь мне все равно. Ладно, меня принимают за гомосексуалиста. Ну и что? Когда надо, мои потребности удовлетворяют женщины. За плату. Вполне меня устраивает – и я бы сказал, некоторые из них очень достойные особы. И все же, какое-то время спустя, ты начинаешь их презирать, а они – тебя. Тут ничего не поделаешь. Я знаю большинство шлюх в городе. Это не значит, что я со всеми ними спал. Ни в коем случае! Но они знают меня, а я знаю их. Многие кивают при встрече. Ты, возможно, думаешь, что я влачу жалкое существование. Совсем нет. Все дело в том, как смотреть на вещи. Иногда ко мне приходят друзья. Я вполне способен угостить их чашечкой чая. У меня это неплохо получается – и они потом часто говорят, что остались очень довольны тем, что ко мне заскочили.

Дорога круто спускалась вниз, но потом выровнялась – и мы очутились посреди заброшенной фермы. Со всех сторон нас окружали высившиеся в лунном свете темные очертания амбаров и надворных построек. Софи продолжала идти впереди, однако теперь нас разделяло приличное расстояние, и я улавливал абрис ее фигуры только когда он исчезал за углом какого-нибудь сломанного строения.

К счастью, Джеффри Сондерс, по-видимому, отлично знал дорогу и прокладывал путь не задумываясь. Я следовал почти вплотную за ним – и тут меня посетило одно воспоминание из наших школьных дней: мне припомнились холодное зимнее утро в Англии, хмурое небо и замерзшая земля. Мне было не то четырнадцать, не то пятнадцать лет; мы стояли с Джеффри Сондерсом возле паба где-то в Вустершире, в глубине сельской местности. Нам двоим поручили помогать участникам загородного пробега; наша задача сводилась к тому, чтобы просто указать бегунам, появлявшимся из тумана, в какую сторону свернуть через близлежащее поле. В то утро я был чем-то необычайно расстроен – и минут через пятнадцать, на протяжении которых мы оба молча вглядывались в туман, не сумев побороть себя, я вдруг залился слезами. В то время я еще не очень хорошо знал Джеффри Сондерса, хотя, как и все окружающие, старался произвести на него выгодное впечатление. Поэтому я был совершенно подавлен – и когда наконец мне удалось совладать с собой, у меня было такое чувство, что Джеффри проникся ко мне крайним презрением и даже не желает со мной общаться. Но вот он заговорил – сначала глядя в сторону, а потом повернувшись ко мне. Сейчас уже забылись слова, сказанные им в то туманное утро, но их воздействие память моя удержала прочно. Прежде всего, даже проникнутый жалостью к себе, я не мог не ощутить щедрого великодушия Джеффри – и меня охватила глубокая к нему благодарность. А далее, именно в тот момент я впервые увидел – и холодок пробежал у меня по спине – школьного кумира с другой стороны, и из-за этого он не сможет оправдать возлагаемые на него ожидания. Теперь, когда мы с ним пробирались бок о бок сквозь темноту, я еще раз попытался припомнить произнесенные им в то утро слова, но ничего из этого не вышло.

Дорога выровнялась, и Борис как будто восстановил дыхание: он снова принялся что-то шептать себе под нос. Вероятно, ободренный тем, что мы почти у цели, он собрался с силами, пнул лежавший на пути камешек и по-прежнему громко выкрикнул: «Номер Девять!» Камешек подскочил в воздух и где-то во тьме плюхнулся в воду.

– Вот так уже лучше, – обратился к Борису Джеффри Сондерс. – Это твоя позиция? Номер Девять?

Поскольку Борис промолчал, я поторопился ответить:

– Нет, это просто его любимый футболист.

– Да? Я часто смотрю футбол. По телевизору, конечно. – Он опять наклонился к Борису: – В какой команде он девятый?

– О, это просто его любимый игрок.

– Что до центральных нападающих, – продолжал Джеффри Сондерс, – то мне нравится голландец, который играет за Милан. Вот это да.

Я собирался подробнее объяснить, в чем суть дела с Номером Девять, но тут мы остановились. Теперь мы оказались на краю обширного, заросшего травой поля. Величину его я не мог определить, однако догадывался, что оно простирается далеко за пределы, освещенные луной. Резкий порыв ветра пронесся над травой и умчался во тьму.

– Кажется, мы заблудились, – обратился я к Джеффри Сондерсу. – Ты знаешь, как отсюда выбраться?

– Ну да. Я и живу недалеко. К сожалению, не могу сейчас вас к себе пригласить: страшно устал и должен выспаться. Но завтра буду рад вас видеть. Скажем, в любое время после девяти.

Я устремил взгляд через поле в темноту.

– Честно говоря, мы сейчас в затруднении, – признался я. – Видишь ли, мы направлялись в квартиру той женщины, за которой шли раньше. Теперь, чувствую, заблудились, а я понятия не имею, какой у нее адрес. Правда, она говорила, что живет возле какой-то средневековой часовни.

– Средневековой часовни? Это центр города.

– Ага. Мы попадем туда, если пойдем напрямик? – Я указал в сторону поля.

– Нет-нет, совсем не туда. Там ничего нет – одна пустота. Единственный, кто там живет, – этот парень Бродский.

– Бродский, – повторил я. – Хмм. Сегодня в отеле я слышал, как он репетирует. Похоже, вы все в городе наслышаны об этом Бродском.

Джеффри Сондерс бросил на меня взгляд, который заставил меня заподозрить, что я сморозил какую-то глупость.

– Ну да, он живет здесь уже не один год. Почему бы нам о нем не услышать?

– Да-да, конечно.

– Непросто поверить, что этому старому маразматику взбрело в голову дирижировать оркестром. Но я готов подождать и посмотреть, что у него выйдет. Хуже от этого не станет. Если уж ты – не кто-нибудь! – как-то его ценишь, кто я такой, чтобы спорить?

Я не нашелся с ответом. Во всяком случае, Джеффри Сондерс вдруг повернулся спиной к полю со словами:

– Нет, конечно, город вон там. Если хотите, я покажу вам дорогу.

– Мы будем очень благодарны, – откликнулся я, стараясь защититься от порыва пронизывающего ветра.

– Что ж, тогда… –Джеффри Сондерс на минуту призадумался, а потом продолжил: – Откровенно говоря, вам лучше всего сесть в автобус. Прогулка пешком займет добрых полчаса. Возможно, женщина убедила вас, что живет близко. Они всегда так поступают. Одна из их штучек. Никогда им не верь. Проще всего поехать на автобусе. Я покажу, где остановка.

– Будем очень обязаны, – повторил я, – Борис замерзает. Надеюсь, остановка недалеко.

– Рукой подать. Иди за мной, старик.

Джеффри Сондерс повел нас обратно к заброшенной ферме. Я сообразил, однако, что мы не возвращаемся по своим старым следам, – и действительно, вскоре мы очутились на узкой улочке в довольно населенном пригороде. По обе стороны дороги стояли расположенные террасами небольшие домики, там и сям в окнах горел свет, но большинство жителей явно отправилось на отдых.

– Все в порядке, – шепнул я Борису, который, кажется, вконец выдохся. – Еще немного – и мы будем на месте. К тому времени, когда мы появимся, твоя мама все для нас приготовит.

Мы продолжали шагать мимо выстроившихся в ряд домов. Борис вновь принялся бормотать:

– Номер Девять… Это Номер Девять…

– Слушай, а что за номер девять? – спросил, поворачиваясь к нему, Джеффри Сондерс. – Ты имеешь в виду того голландца, не так ли?

– Номер Девять – лучший на сегодня игрок за всю историю, – заявил Борис.

– Хорошо, но какой номер девять? – В голосе Джеффри Сондерса прозвучала нотка нетерпения. – Как его зовут? В какой он команде?

– Борису просто нравится называть его…

– Однажды он забил семнадцать голов за последние десять минут! – сказал Борис.

– Чепуха. –Джеффри Сондерс, казалось, был по-настоящему раздражен. – Я думал, ты настроен серьезно. Говоришь чепуху.

– Забил! – выкрикнул Борис. – Это был мировой рекорд!

– Точно! – вмешался я. – Мировой рекорд! – Немного опомнившись, я рассмеялся. – То есть, должно быть мировым рекордом, не правда ли? – Я с умоляющей улыбкой смотрел на Джеффри Сондерса, но он не обращал на меня внимания.

– О ком же тогда ты говоришь? О том голландце? В любом случае, молодой человек, тебе следует уяснить, что забить гол – это еще не все. Защитники не менее важны. Подлинно великие игроки – это часто защитники.

– Номер Девять на сегодня лучший игрок за всю историю! – повторил Борис – Когда он в ударе, никакой защитник его не остановит!

– Это верно, – подтвердил я. – Номер Девять, без сомнения, лучший игрок в мире. В середине поля, в нападении, все что угодно. Он умеет все. Это точно.

– Ты несешь чепуху, старик. Вы оба не понимаете, о чем толкуете.

– Прекрасно понимаем. – К этому времени я уже всерьез начал сердиться на Джеффри Сондерса. – То, о чем мы говорим, в сущности, признано повсеместно. Когда Номер Девять в форме – действительно в форме – комментатор кричит «гол», едва только он овладевает мячом, независимо от того, где он находится на поле…

– О Господи! – Джеффри Сондерс брезгливо отвернулся. – Если ты забиваешь голову мальчика этой ерундой, да поможет ему Всевышний.

– Да ты послушай… – Я приблизил губы к уху Джеффри Сондерса и сердито прошептал: – Послушай, неужели ты не понимаешь…

– Все это чушь, старик. Ты забиваешь голову мальчика всякой чушью…

– Но ведь он не взрослый, а только маленький мальчик. Неужели ты не понимаешь…

– Это не повод, чтобы забивать ему голову чушью. Кроме того, он выглядит не таким уж маленьким. На мой взгляд, в его возрасте мальчик должен серьезно относиться к жизни. Начинать хоть немного впрягаться в дело. Пора учиться клеить обои, например, или класть плитку. А вся эта галиматья с выдуманными футболистами…

– Замолчи – ты, идиот! Замолчи!

– Мальчику в его возрасте самое время впрягаться в дело…

– Это мой мальчик. Я сам скажу, когда настанет время…

– Клеить обои, класть плитку и так далее. По моему мнению, это настоящее дело…

– Слушай, что ты в этом понимаешь? Что ты понимаешь – жалкий, одинокий холостяк? Что ты обо всем этом знаешь?

Я грубо толкнул его в плечо. Джеффри Сондерс внезапно впал в уныние. Он сделал несколько шаркающих шагов вперед – и теперь шел впереди нас, слегка наклонив голову, все еще придерживая отворот плаща.

– Все нормально, – тихо сказал я Борису. – Скоро доберемся.

Борис ничего не ответил. Я увидел, что он пристально всматривается в маячившую перед нами фигуру Джеффри Сондерса.

По мере того как мы продвигались вперед, мой гнев на старого однокашника постепенно ослабевал. Кроме того, я не забывал, что только он способен довести нас до автобусной остановки. Понемногу я подтянулся поближе к нему, желая выяснить, готов ли он продолжить наш разговор. К моему удивлению, я услышал, как Джеффри Сондерс тихонько бормочет себе под нос:

– Да-да, мы все это обсудим, когда ты заглянешь ко мне на чашку чая. Поговорим обо всем, предадимся на часик-другой ностальгии, вспомним наши школьные деньки и старых друзей. Я приберу комнату, и мы усядемся в креслах, по обе стороны очага. Верно, моя комната скорее походит на жилье, которое можно снять в Англии. Или, по крайней мере, походила сколько-то лет назад. Вот поэтому я ее и снял. Напоминала мне о доме. Во всяком случае, мы сможем посидеть у очага и вволю наговориться. Об учителях, о соучениках, обменяться новостями об общих друзьях, с которыми все еще поддерживаем связь. А вот мы и пришли.

Теперь мы стояли как будто посередине небольшой деревенской площади. Вокруг было несколько магазинчиков, в которых обитатели этого района, вероятно, запасались бакалеей: все двери были заперты на ночь, а витрины зарешечены. В центре площади виднелась полоска зелени, размером не больше, чем островок безопасности. Джеффри Сондерс указал на одинокий уличный фонарь перед магазинчиками:

– Жди с мальчиком вон там. Я знаю, таблички там нет, однако это известная всем автобусная остановка. А теперь, к сожалению, должен вас покинуть.

Мы с Борисом устремили взгляд в ту сторону, в какую он показывал. Дождь прекратился, но основание фонаря окутывал туман. Вокруг все было тихо.

– Ты уверен, что автобус придет? – спросил я.

– Конечно. В ночное время, естественно, придется немного подождать. Но в конце концов автобус непременно придет. Вам надо набраться терпения, и только. От стояния на месте, правда, нетрудно продрогнуть, но дождаться автобуса нужно, поверь. Он появится из темноты, ярко освещенный. А едва взойдете на ступеньку – сразу почувствуете тепло и уют. Внутри всегда толпа весело настроенных пассажиров. Они будут смеяться и шутить, протягивать вам горячие напитки и легкие закуски. Вы будете для них желанными гостями. Потом попросите водителя высадить вас у средневековой часовни. На автобусе туда вы вмиг доберетесь. Джеффри Сондерс пожелал нам доброй ночи, потом повернулся и пошел своей дорогой. Мы с Борисом дождались, когда он исчезнет в проходе между двумя домами, а потом направились к автобусной остановке.