"Утро — еще не день" - читать интересную книгу автора (Райнов Богомил)

4

— Надо подскочить в Майнц, — через два дня говорит мне Мод.

Наконец хоть что-то.

— Подскочить или переехать?

— Подскочить, Альбер. Собирать багаж излишне.

Утро дождливое и туманное. Мы торопливо залезаем в «мерседес», тяжелые дождевые капли глухо барабанят по крыше.

— Мы остановимся в гостинице? — спрашиваю я.

— Конечно.

— Но у меня же нет паспорта.

— Уже есть. В моей сумочке.

— Наверное, его место не в вашей сумочке.

— Наоборот, именно там — не вы, а я толкусь около администраторов, — отвечает дама. И добавляет будто удивленно: — Вы до сих пор мне не доверяете?

Извилистой дорогой взбираемся в гору. Туман становится прозрачным и синеватым, как разведенное молоко, а потом совсем рассеивается. Лес исчезает, вместо него появляются темно-зеленые луга, над которыми поднимается легкий пар. Дождь прекратился.

— Вас ждет знакомство с одной женщиной, — сообщает Мод. — Надо было сказать вам с утра, чтоб вы взяли новый костюм, но я не сделала этого из ревности.

— Наверное, новая секс-бомба.

— В данном случае это не совсем то. Но не исключено, что она вам понравится.

— Только если она похожа на вас.

— Полная противоположность. Во всех отношениях.

— В таком случае не понравится. Вы даже не замечаете, как вместе с паспортом вы присвоили и мое сердце.

— Не люблю лгунов, — ворчит Мод. — Хотя такую ложь иногда приятно слушать. Особенно когда она не очень грубая.

— Во лжи часто бывает доля правды.

— Будем надеяться.

Красивая, хотя и не богиня, порядочная, хотя и не святая, откровенная, хотя и не нарушает служебных инструкций, эта женщина — настоящая находка для такого, как я, человека, привыкшего иметь дело с собеседниками, которые говорят совсем не то, что думают. Такая не всадит тебе нож в спину. Разве что Сеймур прикажет ей прикончить тебя.

«Будем надеяться» — эти немного скептические слова, кажется, стали для нее привычными.

В ту ночь, когда я впервые пришел к Мод в комнату, она сказала:

— Эта деталь останется между нами, хорошо?

— Я не допускал, что вы боитесь Сеймура.

— Боюсь. Но не в том смысле, как вы думаете. Я не привыкла нарушать дисциплину.

— Он приказал вам держаться от меня на расстоянии?

— Говорил, чтоб я была настороже.

— Ну, теперь вам уже не придется быть настороже. Маленькая тайна всегда сближает людей.

— Я тоже надеюсь, только не тешу себя особыми иллюзиями.

Тот факт, что она держит мой паспорт в своей сумочке, не очень вдохновляет.

Прибываем в Майнц перед обедом и устраиваемся в «Хилтоне».

Солидный, как и все гостиницы Хилтона, комплекс домов, расположенный между шоссе и речкой.

— Поднимемся в комнаты, Альбер, — предлагает дама. — Через полчаса я зайду за вами. Пообедаем тут.

С самого начала эта история проходит преимущественно в обедах и ужинах. Хорошо, если бы и дальше только так.

В «Хилтоне» три ресторана. Мод выбрала этот, внизу, оборудованный в народном стиле, с уютными уголками. Но вместо того чтоб воспользоваться ими, тянет меня к широкому столу, где уже устроилась одна пара — девушка с ясным лицом в ореоле золотистых волос и молодой смуглый здоровяк в черном кожаном пиджаке.

— А, Мод! — радостно вскрикивает девушка, когда мы подходим.

— Добрый день, Дейзи, — довольно сдержанно отвечает дама. — Это Альбер.

— А это Эрих, — представляет блондинка своего кавалера. — Пообедаем вместе?

Мы со смуглым киваем друг другу, я помогаю Мод сесть и сажусь сам. Появляется официантка, берет у нас заказ и скрывается.

— Мы тут говорили о секретаршах, — обращается к нам Дейзи. — Я сказала, что плохо быть секретаршей, а Эрих — что плохо быть немкой. Наконец мы столковались: хуже всего, если ты немка и секретарша одновременно.

— Следовательно, разговор закончился, — подытоживает Мод.

— Совсем нет. Надо знать и ваше мнение.

Эта тема мне хорошо знакома, ибо я целыми днями в гостинице читал газеты. Известно, между писаниями местной прессы и реальными фактами, несомненно, мало общего, но так или иначе пропагандистская машина снова закрутилась на оборотах шпиономании. Шпионами провозглашают чуть ли не всех секретарш больших начальников, которые, оказавшись перед опасностью быть «изобличенными», одна за другой убегают в ГДР.

— Скажите же, Альбер, — подбивает меня Мод. — Хотят услышать ваше мнение.

— Я не совсем в курсе, — бормочу я.

— Как это так! — вскрикивает Дейзи. — Тут все об этом только и говорят.

— Если все говорят, то, наверное, уже все сказано, — отвечаю я. — Поэтому я вряд ли потешу вас чем-то новым.

Обед проходит без особых приключений, за исключением того, что Мод дважды выходит звонить, а Дейзи через неровные интервалы нарушает молчание возгласами. Она принадлежит к импульсивным экстравагантным девушкам. Думаю, многим нравится ее грациозная худенькая фигурка в бледно-синей блузке и брюках, большие синие глаза и худое лицо, выражение которого непрерывно меняется. Полная противоположность Мод. А также и моим вкусам.

Парень, наоборот, крепкий, особенно в руках и плечах. На вид он довольно добродушный, этакое спокойное добродушие человека, уверенного в своей силе.

Во время кофе разговор снова оживился, но его ведут только женщины: Мод рассказывает, какие чудеса бижутерии мы видели в Идаре, а Дейзи сообщает, что как раз сегодня в Майнце открылась ярмарка минералов и драгоценных камней.

— Я думала, вы понравитесь друг другу, — бросает камешек в наш огород Дейзи. — А вы молчите.

— Разве надо, чтоб мы понравились друг другу? — спрашивает Эрих, доставая из кармана пачку жвачки и медленно раскрывая ее.

— А почему бы и нет? — спрашивает, в свою очередь, Мод. — Альбер торговец, вы поставщик.

— Поставщик чего? — решаю и я подать голос.

— Всего, — уклоняется от прямого ответа Эрих. — А больше всего точной механики. Что вам надо? Пистолеты, автоматы, ручные гранаты?

— Точная механика теперь самая перспективная, — тороплюсь согласиться. — Только я специализируюсь на стекольных изделиях.

— Деликатный товар, — бросает немец. — Имею в виду способ перевозки.

— Для этого существуют страховые компании.

— Но у вас, наверное, есть свои поставщики.

— Хватает. Однако разнообразие в ассортименте всегда полезно, — авторитетно говорю я, хотя мне начхать на ассортимент.

Эрих, кажется, заинтересован возможностью сделать бизнес:

— Какое количество вас интересует?

— Количество не имеет значения, — отвечаю так же авторитетно. — Я оптовик.

— В таком случае можем заключить соглашение, — предлагает немец. — Не хочу хвастаться, но я тоже не размениваюсь на мелочи. — И, что-то вспомнив, смеется: — Следовательно… стеклянные изделия, а? Отлично сказано. Ха-ха, стеклянные изделия!

— Чего ты хохочешь, как идиот? — набрасывается на него Дейзи. — Я не вижу тут ничего смешного.

— Пусть смеется, смех — это здоровье, — примирительно замечает Мод, которая оценивает вещи преимущественно с точки зрения физиологии.

Лифт выстреливает нас на шестой этаж, но, прежде чем разойтись по своим комнатам, дама замечает:

— Полагаю, двух часов вам хватит, чтоб отлежаться. Надо все-таки и в самом деле побывать на этой ярмарке.

— Вполне достаточно, — киваю я. — Только если засну, это может продолжаться и три часа. Поэтому было бы целесообразней пойти к вам. Тогда я не засну.

— Приходите, если хотите.

Я растягиваюсь на ее кровати, чтоб все обмозговать, пока из ванной комнаты доносится легкий плеск воды.

Мысль о том, что «теперь или никогда», засела у меня в голове еще в тот момент, когда я услыхал, что мы едем в Майнц. От Майнца до Висбадена рукой подать.

Теперь или никогда — даже нечего и думать. Важно определить, когда именно «теперь»: теперь — немедленно или теперь — на ярмарке? Ярмарка — последняя возможность и, конечно, не самая лучшая. Даже если мне удастся незаметно скрыться в толпе, мое отсутствие быстро зафиксируют. И нет никакой гарантии, что все обойдется какой-то ложью и неприятным разговором.

Теперь или позднее, но связь надо установить именно сегодня. До того, как мы возвратимся в Идар. И до того, как мы отправимся из Идара неизвестно куда.

Именно сегодня, говорю себе; в это время из ванной выходит Мод.

— Вы так и будете лежать одетым? — спрашивает она, укоризненно глядя на меня.

Особенного желания раздеваться я не чувствую, но что поделаешь! Поднимаюсь именно в тот момент, когда дама укладывается на широкой постели.

— Не поищете ли в холодильнике чего-нибудь выпить? — слышу за спиной ее голос. — Тот венгерский гуляш просто испепелил мне нутро.

Эта фраза все решает.

— Вы имеете в виду что-то крепкое? — бросаю я, направляясь к белому шкафу.

— Дайте мне кока-колу.

Конечно, кока-колу: она пенистая и темного цвета. Я открываю бутылку, и с моей руки туда падает маленькая таблетка, которая сразу же растворяется. Наливаю напиток в бокал, даю его даме и начинаю раздеваться.

— Эта доска Дейзи, по-моему, немного неуравновешенна, — замечаю я, вешая пиджак на спинку стула.

— Теперь все молодые такие, — отвечает женщина, закладывая руки за голову и давая простор своему бюсту.

— «Все молодые»? Себя вы к ним не относите?

— Неужели я так молодо выгляжу?

— «Так» — нет. Но, во всяком случае, до тридцати.

— Вы привыкли тешить женщин банальнейшим способом, — вздыхает Мод. И добавляет: — Собственно, вы правы: наибанальнейший — наиэффективнейший. Большинство женщин — дурехи, зачем же напрягать воображение!

— Если так, то отныне я буду говорить только неприятные вещи.

— Говорите что хотите, Альбер, — соглашается дама. — А сейчас чувствуйте себя как дома…

У меня возникает сомнение, в самом ли деле мой препарат эффективен? Но, закурив сигарету, замечаю, что Мод едва преодолевает сонливость. Вскоре ею овладел спокойный сон.

Я выкуриваю еще одну сигарету, поднимаюсь и открываю окно, чтоб вышел дым. Пусть женщина хорошо спит и проснется без головной боли и неприятных сомнений. Без головной боли!

Молниеносно одеваюсь, бросаю дверь незапертой и по давней привычке оставляю гостиницу через черный ход. Пока преодолею двести метров пути, надо убедиться, что за мною никого. Да, только двести-триста метров, и я добираюсь до такси.

— Чем быстрее, тем лучше, — говорю водителю среднего возраста.

— Предоставьте это мне, — отвечает он и трогается со скоростью тридцать километров в час.

На автостраде этот симпатяга прибегает к смертельному риску — увеличивает скорость до шестидесяти километров. Но расстояние до Висбадена не превышает десяти километров, поэтому мы все-таки успеваем доехать туда в этот же день.

Вручаю шоферу банкнот, приказываю подождать и двигаюсь к знакомому домику на тихой улице. Автомобиль, как и раньше, стоит около садовой калитки, но хозяина не видно. Ничего удивительного, если его нет дома: он не назначал мне встречи.

Садовая калитка отперта. Подхожу и звоню. Никаких признаков жизни. Держу палец на кнопке звонка дольше, но не очень злоупотребляю этим. На этот раз слышу какой-то неясный шорох. Будто шаркают шлепанцы. Вот снимают цепочку и поворачивают ключ.

— Кто там? — спрашивает хозяйка, стоя на пороге. Собственно, спрашивает не она, а ее недоброжелательный взгляд.

— Я по поводу машины, — объясняю ей.

— Снова эта машина! — ворчит женщина. — А он лежит.

— Я знаю, что в такое время люди отдыхают, но…

— Не отдыхают. Он болен, — бросает она, готовясь закрыть дверь.

— И все-таки скажите ему, что я пришел, очень прошу. Мы договаривались…

Дверь гремит у меня перед носом, я остаюсь ждать. Такая уж у меня профессия. Проходит порядочное время, пока снова щелкает ключ. Теперь, к счастью, появляется сам хозяин, в халате, с печальными глазами. Большой костлявый нос кажется еще больше, а щеки — еще более запавшими.

— Очень извиняюсь…

— Заходите, — кивает он.

Пересекаем маленький полутемный коридорчик, вдыхая запахи кухни, и Шмитхаген открывает какую-то дверь. Из глубины коридорчика слышен сварливый женский голос:

— Если ты не продашь наконец эту машину, я позову Петера, чтоб он забрал ее…

— Заходите, заходите, — нервно подгоняет меня хозяин.

Маленькая комната, обставленная мягкой мебелью в белых чехлах, видимо, служит гостиной. Не успеваю оглядеться вокруг, ибо тороплюсь бросить сквозь полупрозрачные занавески на окнах взгляд на садик и фасады домов с противоположной стороны. Мужчина за моей спиной тяжело дышит, что-то передвигая, чем-то шелестит. Тайник.

— Вот, — слышу я. Поворачиваюсь и получаю долгожданный конверт.

Австрийский паспорт. Фотография моей персоны. И — наконец! — коротенькая записка. Содержание записки легко расшифровать тому, кто в курсе: каждое третье слово. Остальные слова ничего не значат. На первый взгляд письмо совсем невинное. Читаю его. Потом щелкаю зажигалкой. Шмитхаген подает пепельницу.

— В тот день вы говорили, что пришли в предпоследний раз… Следовательно, сегодняшний визит должен быть последним…

— Именно так. И не волнуйтесь больше.

— Речь идет не обо мне. Ведь я объяснял вам… Такие обстоятельства…

— Знаю, знаю. У меня то же самое. Иначе я бы вам не надоедал. Желаю быстрейшего выздоровления.

Такси ждет меня на том же месте.

— Как можно быстрее, — говорю водителю.

— Предоставьте это мне, — успокаивает он. — Все торопятся. И вы тоже. Хорошо, можно и быстрее. Но и торопясь, надо же придерживаться разумной скорости.

Я уже упоминал, какую скорость он считал «разумной».

Расположившись на заднем сиденье, стараюсь расслабиться и снова перечитываю мысленно записку, которая уже превратилась в пепел.

В ней сообщается, что в течение двух дней такой-то «опель» с таким-то номером в такое-то время будет ждать меня на такой-то улице. Упомянутые два дня уже прошли. Но назначены две резервные даты — 29 и 30 июня, которые, к счастью, еще впереди. Тот же автомобиль, на той же самой улице, в то же время. А самое главное последнее: «Чрезвычайная осторожность. При удобном случае займитесь программой „Спирит“.

Это английское слово в переводе означает «дух», «призрак». Я не слыхал о такой программе. Наши, кажется, что-то слышали, но не знают ничего конкретного. И не настаивают на немедленном раскрытии ее. «При случае». То есть не считай, что это обязательно, будь осторожен, чтоб не влипнуть в какую-нибудь неприятность… «Чрезвычайная осторожность!»

Я выхожу из такси на том же месте, где его взял, и возвращаюсь черным ходом в «Хилтон».

Мод еще спит, лицо ее даже во сне сохраняет серьезное выражение. Бесшумно раздеваюсь и устраиваюсь рядом, делая вид, будто тоже сплю. Я так старательно играю свою роль, что вскоре засыпаю по-настоящему. Просыпаюсь, ибо крепкая рука энергично трясет меня за плечо:

— Альбер!.. Ну же, Альбер! Или вы хотите, чтоб мы тут провели и ночь?

— Только и знаете, что будите меня, — огрызаюсь я, переворачиваясь на другой бок.

Однако дама настроена довольно решительно, поэтому приходится раскрыть глаза. На улице уже темнеет. В такое время года это означает, что перевалило уже за восемь.

— Что там такое? — спрашиваю я. — Почему вы мешаете мне спать?

Она подходит к окну, резким движением опускает занавеску и щелкает выключателем.

— Вы же хотели идти на ярмарку? — невинно спрашиваю я, садясь на кровати.

— Хотела… Такого со мною никогда не бывало. Проспать среди бела дня шесть часов…

Карие глаза смотрят на меня сосредоточено и немного подозрительно, но я делаю вид, что не замечаю этого.

— И все-таки вы проснулись.

— Меня разбудила Дейзи. Вы не слыхали телефонного звонка?

— К счастью, на этот раз аппарат стоит с вашей стороны.

— А что вы делали все это время?

— Разве вы не видели?

— Имею в виду — раньше. Я, кажется, заснула перед вами.

— Все правильно. Я последовал вашему примеру после того, как выкурил две сигареты. Не понимаю только, зачем этот допрос? Или вы думаете, что я перебежал к Дейзи?

— Не исключено, — сухо отвечает она.

На этом следствие заканчивается. Вряд ли я развеял ее подозрения. Но в наши дни кого только они не мучат?

В баре мы находим Дейзи с ее Эрихом. Женщины на какое-то время выходят — им надо кому-то позвонить, а мы с молодым атлетом остаемся развлекаться: я — сигаретой, а он — неизменной жвачкой.

— Итак, когда что-то выгорит, я сообщу Мод через Дейзи, — снова напоминает атлет.

— Именно так, — подтверждаю я. — Сообщите.

Дейзи скоро возвращается, а немного погодя появляется и Мод, которая, оказывается, ходила рассчитываться за гостиницу. Выпиваем по рюмке на дорогу, обмениваемся притворно дружескими улыбками и выезжаем.

— У меня такое чувство, словно вы что-то сделали со мной после обеда, — говорит Мод, когда «мерседес» уже мчится автострадой, прорезая мрак светом мощных фар.

— Вам было неприятно?

— Если бы мне было неприятно, я б вам сказала об этом еще в первый раз. Вы знаете, что речь идет не об этом.

— А о чем?

— Перед тем как я легла, вы дали мне кока-колу…

— По вашей просьбе.

— Вы меня одурманили…

— Почему? Разве у вас болит голова?

— У меня здоровая голова, Альбер. Лучше поберегите свою.

— Зачем мне беречь ее, когда я нахожусь в ваших руках. Вы играете мною как вам вздумается. Лучше объясните, почему Эриха так развеселили мои разговоры про стеклянные изделия?

Она какое-то время молчит, сосредоточенно смотрит на освещенную фарами полосу автострады. Наконец говорит:

— Я не уполномочена давать вам разъяснения, Альбер. Вы знаете, кто это делает. — И добавляет: — И все-таки вы меня одурманили.

Пока что трудно сказать, что обещает мне пакет, полученный через Шмитхагена, — реальное спасение или иллюзию спасения. Вероятнейшая возможность упущена. В то время как мы с Мод рассматривали в Идаре бижутерию, наш человек ждал меня с машиной в Висбадене, чтоб освободить из западни.

Следующая встреча назначена на последние дни месяца, в запасе еще две недели, но все зависит от этих досадных «если»: если я сумею вырваться, если сумею добраться, если… останусь жив.

Австрийский паспорт — это уже что-то. На случай, если встреча с нашим человеком сорвется, у меня останется шанс воспользоваться гражданским транспортом: сесть в поезд на какой-то станции вблизи границы и испытать свою судьбу. Вчера у меня не было ни одного шанса, а сегодня есть два.

Чувствую, что то гадкое ощущение, которое чем дольше, тем чаще охватывало меня, немного рассеялось. Я знаю, что Центру уже известно, где я приблизительно нахожусь и чем приблизительно занимаюсь. Знаю, что мне предоставлена свобода действий, но в то же время меня предупреждают: чрезвычайная осторожность! Знаю и то, что при определенных обстоятельствах могу сделать полезное для раскрытия тайной операции «Спирит».

Вот только забота с этим австрийским паспортом. Его необязательно похищать у меня — достаточно узнать, что он у меня есть, и паспорт потеряет всякую ценность.

Вообще-то Сеймур имел основание, когда говорил, что мне не везет. Но ведь бывает же, что выигрываешь, не имея почти никаких шансов на выигрыш. Например, вчерашняя встреча со Шмитхагеном — это настоящая удача. Удача в последнюю минуту, ибо сегодня Мод уже говорит:

— Будем хорошо, если вы соберете свой багаж, Альбер. Мы отправляемся в Кельн.

Эту новость мне сообщают во время завтрака, а в обед мы уже в Кельне. Гостиница «Европа», где мы останавливаемся, видимо, выше средней категории, судя по мебели и виду на кафедральный собор. Но у меня нет времени любоваться пейзажем. Уладив формальности с администратором, дама спрашивает:

— Пойдете в свою комнату или отправимся сразу?

Садимся в «мерседес», и Мод прибегает к сложным маневрам, чтоб отъехать от площади у кафедрального собора. Сделать это не так-то просто, ибо окрестные улицы или закрыты для автомашин, или же там одностороннее движение, поэтому приходится ехать не туда, куда надо, а куда можно.

На улице жара, смрад выхлопных газов острее, чем когда-либо. Улицы заполнены автомашинами, которые едва ползут или же сбиваются в стадо, загипнотизированные красными глазами светофоров. Над полными чувственными губами моей дамы выступили мелкие капельки пота.

Наконец мы как-то вырываемся из автомобильного водоворота, который создался вокруг собора. Мод поддает газу, машина выскакивает на широкий бульвар и какое-то время мчится по нему. Свернув с бульвара, снова петляет маленькими улочками, но это уже спокойный, сонный жилой квартал без людской кутерьмы. Кажется, на этот раз мы едем не питаться.

— Вот здесь, — говорит Мод, припарковывая «мерседес» перед жилым домом, облицованным белым камнем.

Расспрашивать — пустое дело. Я выхожу из машины и направляюсь вслед за дамой. Из прохладного вестибюля лифт поднимает нас на шестой этаж — дальше некуда, седьмого этажа нет. Одна-единственная дверь без всякой таблички. Два коротких звонка и после паузы — еще два. На пороге появляется Сеймур, молча кивает и отступает, давая нам дорогу.

Проходим через переднюю в просторный, богато обставленный холл, проходим его и оказываемся на широкой террасе, защищенной от солнечных лучей навесом в бело-зеленых полосах. В углу мягко журчит огромный вентилятор.

Мод отстала еще в передней, наверное, чтоб посмотреть, где стоят бутылки. Мы опускаемся в плетеные кресла, когда она появляется с подносом, наполненным всем необходимым для делового разговора. Оставляет поднос на низеньком столике между двумя креслами и скрывается.

— Мне приятно видеть вас, Майкл, — говорит американец, принимаясь сервировать стол.

— К сожалению, не могу ответить вам полной взаимностью, — бормочу я. — Но вы меня поймете.

— Надеюсь, и вы меня.

Он опускает в свой стакан два кубика льда, добавляет минеральной воды, отпивает, чтоб проверить, выдержана ли пропорция, и подносит зажигалку к зажатой в правом углу рта сигарете.

— Не смотрите так на меня. Ничего драматического не произошло. Просто хочу продолжить наш разговор, прерванный в тот день.

Я не возражаю. Бросаю в стакан немного льда и, в свою очередь, дегустирую. Сеймур тем временем достает из кармана несколько снимков и подает мне:

— Что вы скажете об этой продукции?

— Совсем любительская, — отвечаю я, наскоро просматривая снимки.

Они и в самом деле любительские, но достаточно точные. Эрих и я в разные моменты нашей вчерашней беседы в ресторане и в баре гостиницы «Хилтон».

— А теперь послушайте это, — предлагает Сеймур, достает из другого кармана миниатюрный магнитофон и нажимает кнопку.

Снова Эрих и я, на этот раз представленные своими голосами. Голоса звучат совсем аутентично.

«Я: Поставщик чего?

Эрих: Всего. Что вам надо? Пистолеты, автоматы, ручные гранаты?.. Но у вас, наверное, есть свои поставщики?

Я: Хватает. Однако разнообразие в ассортименте всегда полезно.

Эрих: Какое количество вас интересует?

Я: Количество не имеет значения. Я оптовик.

Эрих: В таком случае можем заключить какое-то соглашение. Не хочу хвастать, но я тоже не размениваюсь на мелочи…»

— Ну, что скажете? — спрашивает американец.

— Вульгарный монтаж — и только.

— Вы необъективны, Майкл, — качает головой Сеймур. — Для вас это, возможно, монтаж, ибо вы знаете настоящий разговор. А представьте себе, как прозвучит эта запись для неосведомленных, особенно в сопровождении снимков вашей дружеской встречи.

— Если слушатели такие неосведомленные, что даже не имеют представления о трюках монтажа…

— Нет, нет… Вы необъективны, — снова качает головой американец. — А представьте себе, когда к этому материалу будет прибавлено еще и несколько подобных, которые документально подтверждают сделки с другими лицами все в той же сфере бизнеса на оружии…

— Допустим, что представляю. Ну и что дальше? После того как вы уже один раз обвинили меня в убийстве, зачем вам обвинять меня еще и в торговле оружием?

— Не вас, Майкл. Вы только козырь в этой игре, я же вам об этом уже говорил. Обвинение будет направлено против других.

— Но вы же втягиваете меня в историю с компрометацией, а это компрометирует прежде всего меня. Я в самом деле занимаюсь торговлей, но никто никогда не поручал мне торговать оружием. Я не включусь в операцию, которая может перерасти в политический скандал и запятнать мою страну.

— Оставьте патетические декларации, — примирительно бросает Сеймур. — Какой там политический скандал! Речь идет о внутренних делах между нашими ведомствами.

— Это на данном этапе. А когда завтра все это будет подытожено и в одном из ваших ведомств соберется целая папка фальшивых обвинительных материалов, где гарантия, что соответствующий шеф не захочет извлечь из них двойную выгоду? «Коммунистический агент торгует оружием под носом федеральной полиции» — неплохая сенсация для западной прессы и весьма полезная для вас.

— Глупости, — снова пожимает плечами Сеймур. — Чистейшая глупость.

Он достает очередную сигарету, щелкает зажигалкой и потягивается в кресле.

— Во время нашего предыдущего разговора новый вариант был только проектом. Однако со вчерашнего дня операция в действии. И поскольку вы жалуетесь, что вас держат в полном неведении, я решил в дальнейшем работать с вами открыто, Майкл. Так будет лучше для нас обоих. Вам ведь известно, что есть изделия, которые производятся всюду в невероятном количестве. Это оружие. Вооружение растет в бешеной прогрессии. К тому же оружие очень быстро устаревает. Старое заменяют новым, новое — еще более новым, одним словом, машина работает полным ходом. Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, что делают с устаревшим оружием?

— Его вывозят в магазины и там продают вместе с галстуками, вышедшими из моды.

— Может, его и не вывозят в магазины, но приблизительно так оно и бывает. Наверное, вы слышали про «Интерармко»?

— Кто не слышал.

— «Интерармко» покупает у нашей армии устаревшее оружие, а потом разными каналами пересылает его своим клиентам. Но, как вам сказал вчера Эрих, вопрос транспортировки часто создает серьезные затруднения. Именно поэтому наш здешний штаб, вместо того чтобы возвращать устаревшее оружие назад, в Штаты, складывает его на месте в ангары, которые формально принадлежат армии, а фактически являются собственностью «Интерармко». До некоторого времени интендантом одного из таких складов был ваш старый знакомый Томас.

— Вы хотите сказать, что его уже выгнали?

— Еще нет. Но это произойдет. Ибо Томас, как вы догадываетесь, иногда заключал соглашения на поставку оружия по собственной инициативе, а деньги клал себе в карман. Дирекция — за океаном, оружия — много, ревизию делают в кои веки и очень поверхностно, так почему же человеку не поработать на себя. Субъект, который помогает ему в этой частной торговле оружием, также ваш знакомый — Эрих. — Сеймур поднимается и широкими шагами меряет террасу. Ему тяжело высидеть на месте больше пяти минут. — В последнее время, однако, произошли изменения. Томасу пришлось отказаться от сольной партии и довольствоваться партией второй скрипки в дуэте, навязанном ему сверху. Не знаю, то ли что-то пронюхали в дирекции о его частных сделках или просто решили устроить на тепленькое место еще одного паразита, но в концерт включили и первую скрипку. Теперь шеф секции Райен, а Томас — его подчиненный.

Американец перестает ходить и опирается на перила.

— Я уже говорил вам это, Майкл: моя цель — Райен. Ведет он себя так, будто так и хочет сказать: «Я закончил Гарвард! А знаете ли вы, кто мой отец?» Этот человек мне и нужен, Майкл.

— Понимаю. Только не могу понять — зачем?

— В данном случае мои личные причины ничего не значат. Главное, что Райен должен быть разоблачен. Непосредственно выйти на него не удалось, поэтому вы сделаете это через Томаса. Но о деталях потом. В конце концов, вы будете действовать не голыми руками. Рассчитывайте на помощь трех дам.

Он смотрит на меня: хорошо ли я его понял? Потом снова подходит к столику, берет ведерко для льда, убеждается, что там уже только вода, и наконец, успокоившись, отпивает из своего стакана.

— Жарища.

— Хороший день, — отвечаю я, глядя на раскаленное белесое небо. Потом добавляю: — И все-таки странно, что такой женоненавистник, как вы, всегда работает с женщинами.

— Я не женоненавистник. Женщины находчивей в игре. Они деликатно берут вас на мушку и очаровательно улыбаются, подталкивая к пропасти.

— Возможно, у вас есть основания.

— Не говоря о том, что они старательней и педантичней в мелочах…

Словно в подтверждение этих слов из холла выглядывает Мод и спрашивает:

— Вы еще не проголодались?

— Тут нечего есть, — бурчит Сеймур.

— Уже все приготовлено.

— Вот видите, Майкл? — подхватывает американец. — Мужчина никогда бы не додумался до этого. Женщина, если она собирается дать вам отраву, сделает это, угощая вас роскошным обедом. А мужчина в лучшем случае поднесет вам отраву вместе со стаканом воды, да еще прошипит: «Ну-ка, пей быстрее, а то у меня нет времени!»

— При чем тут отрава? — спрашивает сбитая с толку Мод. — Ассорти совсем свежее, салат — также.

— Мы высказываемся аллегорически, дорогая, — успокаивает ее Сеймур. — Говорим как раз о преимуществах вашего пола.