"Имя Зверя" - читать интересную книгу автора (Истерман Дэниел)

Глава 10

«Бентли» плавно остановился точно напротив двери. На нижней ступеньке крыльца уже ждал лакей, но человек на заднем сиденье не двигался. Лакей не открывал дверь, пока ему не был дан сигнал. В следующую секунду подкатила машина, в которой ехали личные телохранители посетителя. Они вышли из машины, проверили подъездной путь, крыльцо и фасад дома. Убедившись в отсутствии опасности, один из них произнес пару слов в рацию, затем кивнул. У дверцы автомобиля появился слуга с большим зонтиком.

Эль-Куртуби вылез наружу. Он едва не жалел о зонтике над головой. Он впервые попал в Англию и уже предвкушал наслаждение осенью. Там, откуда он приехал, листья не становятся золотыми, перед тем как облететь. В том краю лето тоже сменяется зимой, но промежуток между ними едва заметен.

На верхней ступеньке крыльца ждал сэр Лайонел Бейли. Эль-Куртуби узнал его по фотографиям, которые раздобыли люди из его разведки. Аристократическая внешность и величественные манеры имели за собой не более чем два поколения, в крайнем случае три, как хорошо знал эль-Куртуби. Его собственное генеалогическое древо уходило в прошлое на четырнадцать столетий. Но ему, в конце концов, важно не благородное происхождение, а влиятельность. А этого у Бейли и его друзей было предостаточно.

Им не был нужен переводчик, чтобы представить друг другу. Эль-Куртуби хорошо говорил по-английски. Да они и не нуждались в представлениях. Каждый знал, что представляет собой другой и что они ожидают друг от друга. Эль-Куртуби со своей густой бородой и в свободных одеждах, стоя на ступенях загородного дома в Кенте, выглядел несколько странно. Его хозяин, застывший в ожидании, внимательно разглядывал гостя. Действительно ли это тот человек, который им нужен? Способен ли он предоставить им то, чего они хотят, и в той степени, которая требуется?

— Мистер эль-Куртуби? — воскликнул сэр Лайонел, приветственно вытягивая руку, но по-прежнему неподвижно стоя на верхней ступени. «Не стоит мокнуть под дождем ради этого маленького черножопого, верно?» — Я рад, что мы наконец встретились.

Ходили слухи, что их гость вовсе не араб, а итальянец, испанец или что-то в этом роде. Католик, в юности перешедший в ислам и ставший вождем фанатиков. Конечно, все это пустые слова. Для Бейли имело значение только то, что эль-Куртуби возглавляет одну из наименее скомпрометированных фундаменталистских группировок в арабском мире, что он обладает бесспорной властью над многими людьми, даже и в Европе, и что он не отказался поужинать с самим дьяволом — в данном случае с сэром Лайонелом и его друзьями — ради достижения своих целей.

— А я — сэр Лайонел. Я надеюсь, мы встречаемся далеко не в последний раз.

Сэр Лайонел улыбнулся как можно более радушно. Впрочем, особенно он не старался. Он не имел намерения становиться заядлым другом темнокожего фанатика или его чумазых спутников. Они заключали союз исключительно из деловых соображений.

Несколько минут они болтали на отвлеченные темы. Бейли постарался убрать жену и дочерей подальше, отчасти из уважения к возможным предрассудкам гостя, отчасти потому, что хотел, чтобы о нынешней встрече знало как можно меньше людей.

— Если вы не против, то, может быть, пройдем в дом, мистер эль-Куртуби? Мои коллеги ожидают в библиотеке. Им не терпится наконец взглянуть на вас.

Библиотека служила не столько книгохранилищем, сколько для того, чтобы польстить вкусам тех, кто, имея книги, редко, если вообще их читал. Английская аристократия никогда не потворствовала интеллектуальным претензиям своих континентальных собратьев, но всегда питала слабость к большим комнатам, обитым кожей и обставленным тяжелыми креслами из того же материала.

Бейли обыкновенно использовал библиотеку для деловых встреч. Он не видел в ней другого смысла. Большую часть помещения занимал длинный резной дубовый стол, за которым могло уместиться восемнадцать человек. Сейчас за ним восседало двенадцать. Когда Бейли в сопровождении эль-Куртуби вошел в библиотеку, все собравшиеся поднялись на ноги, как будто им было так приказано. В большом камине горел огонь, отбрасывая на стены резкие тени. Сэр Лайонел предоставил почетному гостю место во главе стола, затем представил ему по очереди всех собравшихся.

Эль-Куртуби знал их всех. По правде говоря, он знал о каждом из них, вероятно, гораздо больше, чем сам сэр Лайонел. Его разведка работала незаметно, осторожно, но более эффективно, чем соответствующие службы многих западных государств. Если бы он не был убежден, что от этих людей может получить то, что ему нужно, легче, чем от кого бы то ни было еще, он не находился бы сейчас ни в этой комнате, ни даже в Англии. Не считая сэра Лайонела, из собравшихся в библиотеке трое были англичанами, еще двое — французы, один итальянец, один испанец, двое голландцев и один австриец. Все они были или средних лет, или уже пожилые — повидавшие мир, серьезные, деловые люди. Они прибыли сюда не для того, чтобы разбогатеть, заработать престиж или добиться высокого положения. Все это у них уже было.

Когда воцарилась тишина, эль-Куртуби было предложено обратиться к собравшимся. Он заговорил спокойно, неторопливо, как человек, привыкший, что его слушают в полной тишине. Единственными звуками в комнате, кроме его голоса, был треск поленьев в широком камине и шорох золы, оседающей на решетке.

— Джентльмены, — начал он, — благодарю вас за приглашение приехать сюда и за то терпение, с каким вы слушаете меня. Вы исключительно добры ко мне. В другом месте, в другое время мы, как я думаю, мы стали бы врагами. Возможно, мы и станем врагами в будущем, пока что рано об этом говорить — да и пользы нам такой разговор не принесет. Достаточно сказать, что какими бы ни были наши разногласия, они не так велики, как наши общие интересы. И позвольте мне добавить, что я убежден: преследуя эти интересы, мы заодно разрешим и наши противоречия, разве что они не встанут между нами сию же минуту. Я понятно говорю?

Он посмотрел в их лица, одно за другим, проверяя их реакцию, пытаясь прочесть их мысли. Но они были слишком умными и слишком опытными людьми, чтобы выдавать себя.

Один из англичан подался вперед.

— Я полагаю, мистер эль-Куртуби, — начал он, неправильно произнося его имя, как будто его первый звук произносится как «кв», а не просто quot;кquot;, — что, прежде чем мы перейдем к обсуждению возможных разногласий, мои коллеги и я хотели бы задать несколько вопросов о том, что произошло в Лондоне в прошлую пятницу. Я не имею намерения подвергать сомнению основной принцип. Мы все согласны, что подобные акции, хотя и достойны всяческого сожаления, необходимы для создания в общественном мнении должного понимания масштабов наших проблем. У меня нет оснований усомниться в профессионализме, с которым ваши агенты выполнили работу. Тем не менее у меня вызывает беспокойство... масштаб происшедшего. Ведь вполне возможно посеять в людях страх, не заходя так далеко, без стольких жертв.

Головы нескольких людей из собравшихся за столом кивнули в знак согласия. Другие — какого бы мнения они ни придерживались — ничем не выдавали своих мыслей. Эль-Куртуби бесстрастно слушал. Когда англичанин закончил, он едва заметно подался вперед:

— Вы думаете, я не рыдал в пятницу вечером? Вы думаете, я не молился за души жертв и за благоденствие их осиротевших семей? Вы действительно воображаете, что мое сердце раньше никогда не обливалось кровью при мысли о невинных, убитых мной и моими людьми, или не будет обливаться кровью в будущем? Я само сострадание, друзья мои, меня переполняет сочувствие и жалость. Если бы я мог вернуть к жизни хотя бы одного погибшего, вы думаете, я бы не сделал этого? Я никогда не желал той ноши, которая возложена на меня. Она вынуждает меня к действиям, которые я едва выношу, к действиям, не доставляющим мне никакого удовольствия. Но эта ноша возложена на мои плечи Аллахом, и Аллах направляет мои шаги. Я всего лишь орудие Его воли. И вы, хотя, возможно, и не признаете этого, тоже всего лишь Его орудия.

Он замолчал и оглядел комнату. Они слушали. Неужели никто никогда так с ними не говорил?

— По Его воле народы Европы должны восстать против мусульман, живущих среди них, и по Его воле я должен открыть для них Египет и дать им убежище. Но каким образом этого добиться? Нанося булавочные уколы, как в течение поколений делали без всякого успеха ирландцы? Играя с насилием, ограничив его состраданием? Попугав немного, но затем отступая назад?

Он снова сделал паузу, удерживая внимание присутствующих только взглядом и голосом.

— Вы должны понять, — продолжал он, — что мы стоим на краю. Если необходимо спасти человечество и выполнить наш долг, то наши действия должны быть жестокими и бескомпромиссными. О чем вы попросите хирурга, если придете к нему с раковой опухолью? «Пожалуйста, оперируйте осторожно, не вырезайте слишком много?» Или если у вас на ноге гангрена и вы попросите его отрезать ступню, оставив все остальное, принесет ли вам это какую-нибудь пользу?

Я прошу вас очень серьезно обдумать мои слова. В прошлую пятницу погибло более ста человек. Прежде чем мы выполним свое дело, погибнут еще не меньше трех или четырех тысяч, а возможно, гораздо больше. Вам это кажется чрезмерным? Вы испытываете искушение все бросить из-за боли, которую чувствуете, из-за страха перед несколькими бессонными ночами? Но подумайте, что если мы не будем действовать, если мы не посеем ужаса в самом сердце этой тьмы, опускающейся на нас, что случится тогда? Сколько погибнет людей? Десять тысяч? Двадцать тысяч? Миллион? Десять миллионов? Я предоставляю вычисления вам. Как видите, арифметика тут простая.

В комнате наступила глубокая тишина. Он, как и намеревался, пробудил в них глубокий страх. Потрескивал огонь. Полено развалилось на угольки. Золотистая гончая у камина пошевелила во сне ушами.

— Могу я задать вопрос? — произнес Алессандро Пратолини, итальянец.

Эль-Куртуби кивнул. Теперь он держал их в своих руках. Они выполнят его волю — он чувствовал это.

— Дело вот в чем. Я отвечаю за ситуацию в Италии. В нашей стране нет такого числа иммигрантов, как во Франции, Германии или Англии, но мы испытываем сильное давление со стороны таких стран, как Албания, и наша экономика в гораздо меньшей степени способна справиться с наплывом иностранцев. Если мы не остановим наплыв в ближайшем будущем, и север и юг Италии постигнет катастрофа. Но мы не должны забывать о Ватикане. В делах подобного рода мы не можем действовать без благословения Папы. Однако новый Папа слишком озабочен развитием международного взаимопонимания, чтобы с сочувствием прислушаться к нашим жалобам. В следующем году он планирует провести конференцию в Иерусалиме. Его необходимо убедить, что вы представляете величайшую угрозу для мира, к которому он стремится, и что ваши требования необходимо удовлетворить, если он хочет чего-либо добиться. Мне нужно знать, как вы предполагаете решить эту проблему.

Эль-Куртуби впервые улыбнулся.

— Вам наверняка все объяснили, — сказал он. — Вам не нужно беспокоиться. О Папе уже позаботились. Он знает обо мне, хотя по-прежнему не знает, кто я такой. Важнее то, что он думает обо мне. Какой страх я в нем вызываю. Когда придет время, он не сможет ничем нам помешать — даю вам слово.

— Вы можете рассказать мне подробности?

— Разумеется. Мы с вами поговорим позже, и я отвечу на все ваши вопросы. Ma in fondo, non sara un problema per noi. Mi creda[1].

Бейли бросил взгляд на эль-Куртуби. Потом надо будет поговорить с Пратолини, проверить, действительно ли этот человек — итальянец. Разведка давно должна была это выяснить.

Беседа продолжалась. Эль-Куртуби отвечал на вопросы о его организации и степени ее готовности, о планах действий в Египте и Европе. У каждого из присутствующих имелся хотя бы один вопрос, но эль-Куртуби, похоже, мог удовлетворительно ответить на все вопросы. Прошло больше часа. Наконец Лайонел Бейли оглядел комнату.

— Ну, джентльмены, есть еще вопросы? — И добавил после паузы: — Нет. Отлично. В таком случае я спрошу мистера эль-Куртуби, имеются ли у него вопросы, которые он хотел бы задать нам.

Эль-Куртуби ответил не сразу. Они испытывали его как могли, но он не рассказал им ничего существенного. Но все же они не были полностью в его власти, они все еще колебались, предоставить ли себя и контролируемые ими силы в его распоряжение. Придется опутать их еще более плотной паутиной.

Он порылся в своих одеждах и вытащил толстый конверт, который положил на стол. Из конверта эль-Куртуби достал несколько фотографий и две магнитофонные кассеты. Он разложил фотографии рядом друг с другом на столе перед собой, Это были черно-белые снимки шесть на десять, четкие и резкие.

— Человек, которого вы здесь видите, — он показал на первую фотографию, — и здесь, и еще здесь — Курт Ауэрбах, директор Ближневосточного отдела немецкого Wundesamt fur Verfassungsschutz. Эти фотографии сделаны на прошлой неделе в Берлине, в кафе на Унтер-ден-Линден. Это крупный план. Другие снимки дают нам более широкий вид. Человек на этой фотографии... и на этой, — он показал на снимки, — старший чиновник, работающий в ЕАТС, Европейской антитеррористической комиссии. Его зовут Цвиммер. Две эти фотографии выбраны из серии снимков, сделанных четыре дня назад с помощью телеобъектива высокого разрешения в Берне.

Он замолчал. Его внимательно слушали, причем один из присутствующих — внимательнее других.

— На всех этих фотографиях, разумеется, присутствует третий человек. Вы без труда узнаете его. Он сидит через два стула слева от вас, сэр Лайонел.

Человек, на которого он указывал, был Пауль Мюллер, один из двух представителей Германии. Его лицо посерело. Он с заметным усилием повернулся к эль-Куртуби:

— Это означает, что ваши люди тайно следили за мной и фотографировали меня без моего разрешения?

— Да, именно это.

— Тогда вынужден заявить протест. Ваши действия могут подвергнуть нас опасности. Контакты с этими людьми — необходимая часть сбора сведений для нашей организации. Детали моих разговоров с ними, как обычно, будут сообщены в моем ежемесячном отчете. Я...

— В этом нет необходимости, — сказал эль-Куртуби. Он указал кассеты. — Эти записи сделаны одновременно с фотографиями, при помощи направленного микрофона. Позже, при желании, вы можете прослушать их полностью. Сейчас же я приведу один фрагмент.

Достав из кармана крохотный плейер, он положил его на стол, вставил в него кассету, нажал на кнопку, и комнату тут же наполнило еле слышное шипение, которое через несколько мгновений взорвалось словами. Разговор шел по-немецки. Не все собравшиеся за столом говорили на этом языке, но некоторые его знали, и этого хватило. Лицо Мюллера быстро превратилось из серого в белое. Эль-Куртуби нажал на вторую кнопку, и лента остановилась.

— Я думаю, мы услышали достаточно, — сказал он.

— Ради Бога, вы не можете позволить... — запротестовал Мюллер.

— Заткнитесь, — прорычал Бейли. Затем, повернувшись к эль-Куртуби, он сказал: — Если эта запись подлинная и мистер Мюллер действительно разгласил эти сведения, вся наша операция может оказаться на грани провала. Вы понимаете это, не так ли?

— Мне кажется, — сказал эль-Куртуби, — что я понимаю это даже лучше, чем любой из вас. Мои люди весьма пристально следили за герром Мюллером уже несколько месяцев. На прошлой неделе он предпринял первую попытку — как это у вас говорится? — «дунуть в свисток». Когда вы прослушаете эти записи или прочтете сделанную мной стенограмму, вы поймете, что он проделал большую работу.

— Вот, значит, как, — сказал Бейли. — Теперь, я полагаю, это только вопрос времени.

— Не совсем. Как подтвердит вам сам герр Мюллер, ни в BFV, ни в ЕАТС больше никто не знает об этих встречах. Мюллер хотел заключить сделку, и он знал, что получит гораздо больше, если сперва сделает свои признания отдельным лицам. Однако это была серьезная ошибка. Нам было не слишком трудно добиться того, чтобы ни Ауэрбах, ни Цвиммер не дошли до своего кабинета на следующее утро. Мы приняли соответствующие меры. Ваша тайна осталась тайной, как и раньше. Остается проблема, что нам делать с герром Мюллером.

— Мы позаботимся об этом.

— Нет, я так не думаю. — Голос эль-Куртуби был резким, тон — решительным. — В подобных делах я никому не доверяю. Вся эта болтовня о сострадании действует мне на нервы. — Он встал, отодвинув стул.

Лайонел Бейли почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Все шло совсем не так, как он планировал. Маленький араб вышел из-под контроля.

— Я думаю... — начал он, но эль-Куртуби оборвал его единственным испепеляющим взглядом.

— Это же абсурд! — протестовал Мюллер. — Я был бы последним человеком, который бы предал вас. Вы это знаете. Он все подстроил. Эти пленки — фальшивка. Можете их проверить. Вы же знаете, что это можно проверить.

Мюллер был толстым человеком. Дыхание с хрипом вырывалось из его груди, и чем сильнее он волновался, тем тяжелее дышал.

— Вы только ухудшаете свое положение, — сказал эль-Куртуби. Сейчас он стоял рядом с Мюллером. — Мало того, что вы пытались предать нас, теперь вы еще обвиняете меня в мошенничестве в глазах честных людей.

Никто не шевелился, как будто эль-Куртуби всех загипнотизировал. Возможно, так и было. Он сделал еще шаг, подойдя вплотную к немцу. Всех охватило ужасное предчувствие. Из кармана эль-Куртуби достал какой-то предмет, с первого взгляда напоминающий длинный карандаш. На самом деле это был заостренный металлический стержень толщиной в четверть дюйма и длиной в девять дюймов.

Мюллер попытался отстраниться, но эль-Куртуби протянул руку и подтянул немца к себе, схватив его за воротник. Толстяк скулил, но ничего не говорил. Эль-Куртуби поднял стержень и засунул его острием в ухо Мюллеру.

— Неприятно, правда? — спросил он.

Мюллер неловко кивнул.

— Д-да... — пробормотал он.

— Ленты — не фальшивка, не так ли, герр Мюллер?

Немец снова заскулил. Эль-Куртуби слегка нажал на стержень, прижимая его к барабанной перепонке в ухе Мюллера.

— Я спрашиваю: ленты — не фальшивка, правда?

— Да, — прошептал Мюллер.

— Это абсолютно подлинные записи. Вы предали нас, не так ли?

Молчание. Стержень проник еще глубже, заставив Мюллера поморщиться от боли. Из ушного отверстия на мочку вытекла струйка крови.

— Не так ли?

— Да, да. Конечно. — Мюллер взмок с головы до ног, капли пота катились по его лбу и щекам, падая на дорогой костюм. — Но меры приняты. Никакого вреда не было причинено.

Мертвая тишина царила в комнате. Никто даже не дышал. Эль-Куртуби жалостливо улыбнулся.

— Да, — пробормотал он. — Меры приняты.

Одним движением он вонзил стержень глубоко в череп Мюллера. Немец отчаянно дернулся, мучитель отпустил его, и он тяжело повалился на пол.

Эль-Куртуби безмолвно вернулся на свое место. Теперь все они принадлежат ему и сделают все, что он захочет. Признание Мюллера было очень кстати, но, в конце концов, в нем не было нужды, поскольку он знал, что ленты, конечно, фальшивка и что немец действительно, как он сам заявлял, был бы последним человеком, который бы предал их.