"Час быка (журнальный вариант; рис.: А.Побединский)" - читать интересную книгу автора (Ефремов Иван Антонович)

Цена рая

— Эвиза, где Родис?

— Тот же вопрос вам, Вир.

— Не видел ее три дня.

— Вероятно, и все мы тоже. Чеди искала ее повсюду — от Круга информации до покоев верховного владыки, но оттуда ее прогнали.

— Родис исчезла после показа стереофильмов, как только наша юная пара — Тивиса и Тор — улетели в хвостовое полушарие Торманса, так и не дождавшись снятия скафандров, — сказал Вир.

— Увы, — согласилась Эвиза, — придется еще немного носить броню. Я привыкла к металлической коже, а освобождение от трубок и лицевых щитков было чудесным. Биофильтры мешают меньше… Но вот Гэн Атал — знаете ли вы что-нибудь о Родис?

— Родис в Зале Мрака. Я поднимался по черной лестнице, а она шла рядом с Чойо Чагасом.

— И с тех пор ничего? — беспокойно спросил Вир Норин.

— Почему вы тревожитесь? — невозмутимо спросил Гэн Атал. — Фай уединяется с Чагасом, владыка с владыкой, как она шутит.

— Я тревожусь, — ответил Вир. — Эти плохо воспитанные и считающие себя выше дисциплины владыки похожи на тигров. Опасны несдерживаемыми эмоциями, толкающими их на нелепые выходки. А СДФ Родис стоит здесь, выключенный.

— Сейчас увидим.

Инженер броневой защиты сделал в воздухе крестообразный жест рукой. Тотчас коричнево-золотистый СДФ подбежал, семеня, к его ногам. Несколько секунд — и цилиндр на высокой ножке, выдвинувшейся из купола спины, загорелся лиловато-розовым светом. Перед стеной комнаты сгустилось, фокусируясь, изображение части пилотской кабины «Темного Пламени», превращенной в пост связи и наблюдения.

Милое лицо Неи Холли казалось усталым в бликах зеленых и оранжевых огоньков на различных пультах.

Нея приветствовала Гэна воздушным поцелуем и вдруг, насторожившись, спросила: «Почему не в условленное время?»

— Взглянуть на «доску жизни», — сказал Гэн, — как Тор и Тивиса?

Нея Холли перевела взгляд на светло-кремовую панель, где ярко и ровно горели семь зеленых огней.

— Вижу сам! — воскликнул Гэн, попрощался с Неей таким же поцелуем и выключил робота.

— Мы все узнали! — сказал он Эвизе и Виру.

— Нет, — решительно возразила Эвиза. — Родис цела, и сигнальный браслет на ней, но, может быть, ее держат… как это называется?..

— В плену! — подсказал Вир Норин.

— Кто в плену? — прозвенела позади Чеди.

— Фай Родис. Она исчезла. Вир видел ее в Зале Мраке с Чойо Чагасом четыре дня назад, а мы совсем не встречались с ней.

— Так идемте в Зал Мрака, и пусть Гэн покажет, куда они ушли. — Чеди пошла впереди, уже хорошо ориентируясь во дворце.

В конце серповидно изогнутой галереи они спустились на черные ковры в круге черных колонн и стен, прозванных звездолетчиками Залом Мрака.

Гэн Атал отошел к лестнице с балюстрадой, подумал несколько секунд и уверенно направился к тёмному пространству между двух сближенных колонн. За ними оказалась запертая дверь. После нескольких неудачных попыток открыть ее Гэн Атал резко постучал.

— Кто смеет ломиться в покои владыки Ян-Ях? — рявкнул сверху злобный, усиленный электронными приспособлениями голос.

— Мы, люди Земли, ищем свою владычицу! — заорал, подражая усилителю, Вир Норин.

— Ничего не знаю. Вернитесь к себе и ждите, пока владыки не сочтут нужным явиться вам!

Земляне переглянулись. Чеди шепнула что-то Вир Норину, и на губах астронавигатора заиграла совсем мальчишеская улыбка.

— Владыка Торманса делает так! — И он щелкнул пальцем.

Через несколько секунд послышался, легкий топот девятиножки, и в черном зале появился СДФ астронавигатора.

— Что вы задумали, Вир? — с беспокойством спросила Эвиза. — Как бы не напортить Родис!

— Хуже не будет. Пришла пора дать небольшой урок всяким там владыкам и верховным существам.

По команде астронавигатора СДФ выдвинул вперед круглую коробочку на толстом кольчатом кабеле.

— Закройте ушные фильтры, — распорядился Вир.

Невообразимый визг прорезал безмолвие дворца. Коробочка СДФ описала в воздухе параллелограмм, и огромная дверь рухнула внутрь темного прохода, откуда послышались испуганные крики.

Астронавигатор повел рукой, излучатель ультразвука спрятался под СДФ, уступив место обычному раструбу фонопередатчика.

«Фай Родис! Вызываем Фай Родис!» От громкого рева сверху посыпались кусочки стекол, закачался и погас грушевидный светильник, подвешенный между колонн.

«Зовем Фай Родис!!» — еще громче завопил СДФ. И вдруг земляне почувствовали, что пол черного зала уходит из-под ног, а они скользят по наклонной галерее. От неожиданности, при всей молниеносной реакции землянина, Вир Норин не успел выключить свой СДФ. Девятиножка продолжала взывать к Фай Родис в беспросветной черноте подвала, куда скатились все четверо землян. Рев СДФ раскатывался вдали, вызвав в ответ глухие завывания.

Вир Норин черкнул ладонью по воздуху, и СДФ умолк. Слепящие прожекторы скрестили свои лучи на лицах землян. Те едва смогли рассмотреть, что провалились в круглый подвал со стенами из неотделанного, грубо склепанного железа. С пяти сторон зияли низкие проходы, и в каждом появилась группа охранников в лиловой униформе, направивших черные раструбы своего оружия на звездолетчиков.

Ничуть не смутившись, Вир Норин продолжал командовать. Земляне собрались в кружок вокруг СДФ, а девятиножка выдвинул излучатель защитного поля, похожий на гриб с приостренной конусовидной шляпкой. Земляне стали спокойно осматриваться, соображая, как выбраться из ловушки. Безмятежный вид нарушителей священного покоя дворца привел охранников в ярость. Разевая черные рты в неслышимом крике, они бросились к группе землян и были нещадно отброшены к железным стенам. Из левого прохода появились люди с нашивками «глаз в треугольнике». Охранники, неистово жестикулируя, что-то говорили им. Земляне рассматривали потолок, сомкнувшийся после их падения из Зала Мрака.

— Подлое приспособление! — негодующе воскликнула Чеди.

— Остроумное, с их точки зрения, — сказал Гэн Атал. — Можно собрать толпу неугодных или подозрительных людей и мгновенно переправить их в лапы этих… «лиловых».

— Я думаю, как пробить потолок и подняться в Желтый Зал, — с сомнением сказал Вир Норин. — Защитное поле берет много энергии, и нет уверенности, что не сбросят обратно…

— Не лучше ли подождать развития событий? — посоветовала Эвиза.

— Пожалуй! — согласился астронавигатор.

Долго ждать не пришлось. Лиловые стражи сделали несколько выстрелов из своего оружия. Звездолетчики ничего не слышали, только заметили вспышки малинового пламени, вырвавшиеся из раструбов. Непроницаемый барьер не донес до землян воплей ужаса и боли, когда отраженные защитным полем пули ударили по тем, кто их выпустил. Стрелявшие с искаженными лицами повалились на грязный железный пол, и атака превратилась в невообразимую сумятицу. Со всех сторон сбежались «лиловые», скучившись и давя друг друга в кольцевом пространстве между стенами и защитным полем.

Вир Норин озабоченно поглядел на указатель, беспокоясь о разрядке батарей СДФ и жалея, что еще четыре могучих помощника бесполезно стоят выключенными в их комнатах наверху. Фай Родис просила выключать роботов, чтобы каким-нибудь случайным сигналом не заставить их нарушить строгие правила Садов Цоам.

Внезапно смятение прекратилось, лиловые охранники скрылись в проходах, унося поверженных товарищей, а в монотонное гудение защитного поля врезался сигнал Фай Родис: «Выключайте СДФ, Вир!»

Облегченно вздохнув, астронавигатор убрал «зонтик» и услышал в усилителях приказ Чойо Чагаса: «Недоразумение прекратить, разойтись, „глазам Совета“ проводить гостей наверх в свои покои!» Через несколько минут большой подъемник доставил четырех героев к тому изгибу коридора, откуда начинались хоры Зала Мрака.

У распахнутого окна в сад четким черным силуэтом выделялась Фай Родис. Сквозняк чуть шевелил ее короткие черные волосы. Впереди всех к ней бросилась Чеди. Родис ласково положила руки на ее плечи. Губы ее улыбались, но глаза были печальны, гораздо более, чем в первые дни пребывания на Тормансе.

— Наделали переполоха, милые! — воскликнула Родис без осуждения, — Я не пленница… уже.

— Скрыться так надолго! — укорила Эвиза.

— Действительно, я поступила плохо. Но я столько увидела за эти дни, что забыла о вашей тревоге.

— Все равно надо было немного отрезвить их здесь, — сердито нахмурился Гэн Атал, — жизнь становится тошнотворной от бессмысленных ограничений, глупейшего самодовольства и рассеянного вокруг страха. Чем больше страх и комплекс униженности, тем яростнее стремление возвыситься над всеми, над кем можно, кроме…

— …Владык, от которых, видимо, всем тошно, — перебила Чеди. — Но пойдемте к себе. Фай нужно промыть себя ионотоком, и я помогу ей со скафандром. А потом мы ждем вашего рассказа, Родис.

…Все началось с демонстрации стереофильмов Земли. Два СДФ установили несущий канал, по которому «Темное Пламя» начал передавать жизненные и яркие изображения, называемые на Земле по-старинному стереофильмами. Для жителей Ян-Ях они казались чудом, перенесенной сюда подлинной жизнью далекой планеты.

Члены Совета Четырех, их жены, несколько высших сановников, инженер Таэль, не смея вздохнуть, следили, как перед ними развертывались природа и жизнь людей Земли.

К величайшему удивлению тормансиан, ничего таинственного и непонятного не было во всех областях жизни этого великолепного дома человечества. Гигантские машины, автоматические заводы и лаборатории находились в подземных или подводных помещениях. Здесь, в неизменных физических условиях, шла неустанная работа механизмов, наполнявших дисковидные здания подземных складов, откуда разбегались транспортные линии, тоже скрытые под землей. А под голубым небом расширялся простор для человеческого жилья — колоссальных парков, широких степей, чистых озер и рек, незапятнанной белизны горных снегов и шапок льда в центре Антарктиды. После долгой экономической борьбы города окончательно уступили место звездным и спиралевидным системам поселков, между которыми были разбросаны центры исследования, информации, музеи и дома искусств, связанные в одну гармоническую сетку, покрывавшую наиболее удобные для обитания зоны умеренных субтропиков планеты. Другая планировка отличала сады школ разных циклов. Они располагались меридионально, предоставляя для подрастающих поколений коммунистического мира разнообразные условия жизни.

Сами земляне сначала показались жителям Ян-Ях слишком серьезными. Их нелюбовь к остротам и полное неприятие всякого шутовства, постоянная занятость и сдержанное выражение чувств в глазах болтливых, нетерпеливых, психически нетренированных тормансиан казались скучными, лишенными подлинно человеческого содержания.

Лишь потом жители Ян-Ях поняли, что эти люди полны беспечной веселости, порожденной не легкомыслием и невежеством, а сознанием собственной силы и неослабной заботы всего человечества. Простота и искренность землян основывались на глубочайшем сознании ответственности за каждый поступок и на тонкой гармонии индивидуальности, усилиями тысяч поколений приведенной в соответствие с обществом и природой.

Здесь не было искателей слепого счастья, и потому не было разочарованных, разуверившихся во всем людей. Отсутствовали психологически слабые индивиды, остро чувствующие свою неполноценность и вследствие этого отравленные завистью и садистской злобой. На сильных и правильных лицах не отражалось ни смятения, ни настороженных опасений, ни беспокойства о судьбе своей и своих близких, изолирующего человека от его собратьев в клетке однообразных дум.

Живые видения прекрасной Земли разбудили острую, небывалую прежде тоску у маленькой кучки землян, отрезанных от родины невообразимой бездной пространства. Тормансиане старались отбросить неодолимую притягательность увиденного мира, убедить себя в том, что им показали специальные инсценировки. Но гигантский охват, всепланетный масштаб зрелища свидетельствовали о подлинности стереофильмов. И, поддаваясь очевидности, жители Ян-Ях оказались охваченными почти такой же ранящей печалью, как и жители Земли. Но причина этой печали была другой, — будто их подвели к широко распахнутым воротам сада, где ничего не было скрыто от их жадных глаз и в то же время недоступно. Что за видение сказочной жизни появилось здесь, на вершине холма, в крепости грозных владык, обители страха и взаимной ненависти? Внизу теснился скученный многомиллионный город Средоточия Мудрости, чье название звучало иронически на пыльной и скудной планете.

— Может быть, довольно для первого раза? — спросила Фай Родис, заметив утомление на лицах зрителей.

Чойо Чагас покосился по сторонам. Его жена Янтре изо всех сил прижимала руки к груди. Инженер Таэль поднял голову и старался незаметно смахнуть слезы сильного чувства, катившиеся в густую бороду. Такие же слезы Чойо Чагас увидел у Зет Уга. Вспышка необъяснимого гнева заставила его повысить голос.

— Да, довольно! Вообще довольно!

Недоуменно взглянув на владыку, Фай Родис выключила связь со звездолетом. СДФ погасили и убрали под крышки излучатели. Земляне направились к себе, и лишь Фай Родис подошла к Чойо Чагасу, который знаком попросил ее задержаться. Когда в опустевшем зале оказались лишь они двое, Чойо Чагас впервые взял Родис под локоть, слегка поморщился и отпустил ее руку. Родис засмеялась.

— Я привык к вашему лицу без маски и забыл, что все остальное — металлическое. Иногда мне кажется, что земляне — просто роботы с головами живых людей, — пошутил владыка, вводя гостью в знакомую комнату с зелеными драпировками.

— Что означал ваш возглас «вообще довольно!»? Разве не понравилась Земля? — спросила Родис.

— Фильмы технически великолепны. Мы никогда не видели подобного!

— Разве дело в технике? Я имею в виду нашу планету.

— Я не судья в сказках. Как я могу отделить ложь от правды, не зная о вашей планете ничего, кроме показанного вами?

Фай Родис встала, чуть опершись рукой на край вычурного стола, и внимательно посмотрела на владыку.

— Сейчас лжете вы, — сказала она ровно, избегая повышения и понижения тона, принятого у тормансиан. — Помогите мне понять вас. Вы человек выдающегося ума, более могущественный, чем любые владыки древней нашей Земли — почему вы избегаете говорить прямо, правдиво, выражая свои убеждения и цели? Чего вы боитесь?

— Мы могли бы уничтожить вас, а вместо этого я вынужден еще отдавать вам отчет!

— Неужели эта жертва вас тяготит? Из опасения, что явится второй звездолет и оба корабля сокрушат ваши города, дворцы и заводы? Я знаю, что вы и ваши сподручные спокойно примете гибель миллионов жителей Ян-Ях, разрушение тысячелетнего труда, исчезновение великих произведений человеческого гения, лишь бы остались жить вы…

— Да, — вздрогнув, признался Чойо Чагас. — А что жалеть? Ничтожных людишек, которые думают лишь о себе?

— Так ведь они — люди! — возмущенно воскликнула Родис.

— Нет, еще нет!

— А разве вы помогаете им стать людьми? Неужели вы даже не помышляли об этом, несчастный вы человек! Неужели вы ничего не понимаете, кроме мелкой мстительности?

— Несчастная — вы! — закричал владыка. — Истинна старая поговорка, что для женщины существует только настоящее и будущее, прошлого нет. Какой вы историк, если не понимаете, что море пустых душ разлилось по планете, выпив, обожрав, истоптав все ее уголки!

Фай Родис уже успокоилась.

— Я поняла, что вы хотите запретить показывать жизнь Земли народу Ян-Ях. Но вы должны действовать по каким-то побуждениям, продиктованным вашим видением мира, системой взглядов. Вы не тупой скот и не идиот — следовательно, не можете жить, не руководствуясь какой-то идеей. Мы, земляне, не увидели в вашей примитивной пропаганде никаких глубоких забот о восхождении вашего общества и совершенствовании…

Фай Родис оборвала речь, с удивлением глядя на исказившиеся злобой черты владыки Торманса. Чойо Чагас впервые потерял самообладание.

— Не хочу ваших фильмов, ничего о Земле, ненавижу!.. Ненавижу проклятую Землю, планету безграничного страдания моих предков!

— Ваших предков! — воскликнула Фай Родис, и подтверждение ее догадки перехватило горло.

— Да, да, моих, как и ваших! Это тайна, охраняемая много столетий, и разглашение ее карается смертью!

— Зачем?

— Чтобы не возникали мечты о прошлом, об ином мире, подтачивающие устои нашей жизни. Человек не должен знать о прошлом, искать в нем силу. Это дает ему убеждения и идеи, не совместимые с подчинением власти. Надо срезать от корня и начать с момента, когда дерево человечества привилось на планете Ян-Ях.

— Но почему эта ненависть к Земле?

Чойо Чагас с минуту стоял в раздумье. Затем он извлек из потайного места набор инструментов, похожих на старинные ключи. Одним, коротким и толстым, он открыл незаметную дверцу из толстого металла, повернул что-то внутри и снова тщательно запер ее.

— Пойдемте, — просто сказал он, откидывая зеленую занавесь перед узкой, как щель, дверью.

Фай Родис, не колеблясь, последовала за владыкой. Чойо Чагас шел, опустив голову и не оглядываясь, по длинному проходу, едва освещенному тусклым светом вечных газовых ламп. Он обернулся лишь у дверцы подъемника, пропуская Родис впереди себя в кабину. Раздался скрежет редко работающего механизма. Кабина стремительно полетела вниз. У Фай Родис перехватило дыхание. Они спустились на значительную глубину и вышли в коридор, подобный верхнему, по одной стене которого шли железные опоры и рельсы. Чойо Чагас оглянулся еще раз, вводя свою спутницу в небольшой темный вагон и усаживаясь за рычаги управления. Он зажег путевой прожектор, и с грохотом, достойным старинных машин Земли, вагон помчался в непроглядную темь…

Перед квадратом фиолетового люминофора владыка резко затормозил. Они вышли во мрак нового подземелья. Только черточки указателей слабо светились в полу, как бы плавая в темноте.

Чойо Чагас осторожно взял Родис за руку и медленно повел по указке фиолетовых стрел под ногами. Подойдя к квадратной колонне, он нашел в ней маленький люк, открыл его и прислушался.

— Надо убедиться, что выключатель в моей комнате сработал, — пояснил он безмолвной Родис, — иначе при попытке открыть сейф с дверными реле всякий будет убит на месте…

Вторым ключом из связки он отворил другой люк, взялся за похожую не стрелку рукоятку и с силой потянул на себя. Выдвинулся серебряный стержень и в тот же миг с визгом распахнулись тяжелые, как ворота, двери в ярко освещенный обширный зал. Введя в него Родис, владыка нажал кнопку, и двери захлопнулись.

Родис оглядывалась, пока Чойо Чагас, нагнувшись над широким каменным столом, что-то передвигал и щелкал тумблерами, похожими на рычаги старинных электронных машин, столько раз виденных Родис в исторических фильмах и музеях. Помещение тоже походило на музей.

Высоко возносились застекленные колонки шкафов и стеллажей, ряды плотно задвинутых ящиков были испещрены потускневшими иероглифами. Ступеньки передвижных лестниц, посеревших от пыли, кое-где хранили отпечатки ног.

Чойо Чагас выпрямился, торжественный и бледный. Он показался гостье с Земли древним жрецом — хранителем сокровенных знаний, да и в самом деле он был им.

— Вы знаете, куда мы пришли? — хрипло спросил владыка.

— Я поняла. Здесь хранится то, что вы… ваши предки привезли на звездолетах с Земли.

Чойо Чагас кивнул смятенной Фай Родис и показал ей на ряд жестких стульев, из металла и пластмассы, в удалении от каменного стола в центре зала.

— Я понимаю, что здесь для нас интересно все. Но мы, не забывайте этого, продолжаем разговор. И вы будете смотреть фильмы, привезенные предками, как память о планете, откуда они бежали. Бежали на гибель, но нашли девственную планету и новую жизнь, обернувшуюся старой. Когда сомнение или неясность пути одолевает усталые нервы, я прихожу сюда, чтобы насытиться ненавистью и в ней почерпнуть силу.

— Ненависть к чему, к кому?

— К Земле и ее человечеству! — сказал Чойо Чагас с убежденностью. — Посмотрите избранную мной серию. Мне не понадобится пояснять вам мотивы запрещения ваших стереофильмов. Увидев историю вашего рая, — с едкой горечью сказал владыка, — кто не усомнится в правде показанных вами зрелищ. Как могло случиться, чтобы ограбленная, истерзанная планета превратилась в дивный сад, а озлобленные, не верящие ни во что люди сделались нежными друзьями? Какие орудия, какие путы железного страха держат народы Земли в этой дисциплине?

…Погас свет, стена подземелья исчезла, пробитая изображением, по глубине даже превосходящим обычные ТВФ. И Фай Родис забыла все, поглощенная трагедиями далеких веков родной планеты.

Вначале шли только инсценировки. Чойо Чагас подобрал фильмы в исторической последовательности событий. Для самых древних времен еще не существовало фильмовой документации. Пришлось создавать реконструкции важнейших событий. Однако события эти неумолимо разрушали прекрасные сказки Земли о добрых царях, мудрых королевах, безупречных рыцарях и богатырях — защитниках угнетенных и обездоленных. Легенды о доблестных полководцах, корсарах и борцах за веру оборачивались чередой кровавых убийств, жестокого фанатизма и изуверства, разрушением красивых городов, стран и плодоносных островов. Земная история, которую писали и учили далекие предки, была направлена на сокрытие истинной цены завоеваний, смены владык и цивилизаций. Но фильмы-реконструкции поздней ЭРМ ставили перед собой одну задачу — показать, что усилия людей к созданию красоты, мирному труду и познанию природы неизменно оказывались напрасными, заканчиваясь бедами и разрушениями. То озверелые людоеды пожирали более цивилизованное племя перед его заботливо украшенными и отделанными пещерами. То на фоне горящих городов ассирийские завоеватели избивали детей и стариков, насиловали женщин перед толпой зверски скрученных мужчин, привязанных к колесницам за ремни, продетые сквозь челюсти. Нескончаемой вереницей проходили горящие селения, разграбленные города, вытоптанные поля, толпы истощенных людей, гонимых, как стадо, — нет, никакой скотовод никогда не обращался так со своими животными. Совершенно очевидно, что человек ценился куда меньше скота. Более того — люди постоянно подвергались садистским мукам. Их медленно перепиливали пополам на площадях Китая, рассаживали на кольях по дорогам Востока, распинали на крестах в Средиземноморье, вешали на железных крючьях, как освежеванные мясные туши.

Жемчужина древней культуры Эллада, ставшая козьим пастбищем в начале темных веков; развалины еще более древней цивилизации морских народов Крита; стертая копытами азиатских полчищ культура древней Руси; колоссальные избиения аборигенов Южной Африки вторгшимися с севера племенами завоевателей — все это, уже знакомое, не вызывало новых ассоциаций. Но Родис никогда не видела отрывков документальных съемок, вкрапленных в инсценированные фильмы о печальных периодах ЭРМ. Массовые избиения приняли еще более чудовищный характер, соответственно увеличению населения планеты и могучей технике.

Громадные концентрационные лагеря, — фабрики смерти, где голодом, изнуряющим трудом, газовыми камерами, расстрелами из специальных аппаратов, извергающих целые ливни пуль, люди уничтожались уже сотнями тысяч и миллионами. Горы человеческого пепла, груды трупов и костей нагромождались массами, не снившимися древним истребителям рода человеческого, и снова шли сцены, где тысячи самолетов, бронированных ползающих пушек сталкивались в сплошном шквале воющего железа и гремящего огня. Десятки тысяч плохо вооруженных солдат упорно, напролом лезли на сплошную завесу огня, пока гора трупов не заваливала укрепления, лишая противника возможности стрелять, или же его солдаты не сходили с ума от беспрерывного убийства. Обреченные на смерть летчики-самоубийцы, подобно настойчивым осам, неслись сквозь завесу снарядов и втыкались в палубы гигантских кораблей, вздымая огненные смерчи, — и летели вверх люди, орудия, обломки машин.

— Очнитесь, земножительница, — услышала Фай Родис зов Чойо Чагаса.

Она обернулась, и он выключил проектор.

— Вы не знали всего этого? — насмешливо спросил владыка.

— У нас не сохранились столь полно фильмы прошлых времен, — ответила, приходя в себя, Фай Родис.

Чойо Чагас бросил взгляд на часы. Родис встала.

— Я отняла у вас много времени. Простите, и благодарю вас.

Председатель Совета Четырех приостановился, что-то соображая.

— Я действительно больше не могу быть с вами. Но если вы хотите…

— Безусловно!

— Потребуется не один день!

— Я могу обходиться подолгу без пищи. Нужна только вода.

— Воду найдете здесь. — Чойо Чагас отпер третьим ключом еще одну маленькую дверцу. — Зеленый кран — моя линия воды, она не может быть вредной, — усмехнулся он, — Пейте без опаски, Вы будете заперты, но сигнальный шкаф я оставлю открытым. Не пытайтесь выйти сами — погибнете. Здесь слишком много ловушек. Материала по последнему веку много, и вы не сможете просмотреть его раньше чем через два дня. Выдержите?

Фай Родис молча кивнула головой.

— Я приду за вами сам. Микрокатушки, на которые пересняты оригиналы, — здесь, в этих ящиках. Удачно прожить! — как говорят у нас при расставании.

Фай Родис попрощалась с ним приветливо и нежно, как с землянином. Внезапно этот непредсказуемый странный человек отпустил — вернее, оттолкнул — руку Родис и скрылся за дверью. Огромная броневая плита захлопнулась отрывистым ударом, похожим на звук механического молота.

Фай Родис осталась в одиночестве в глубине подземелья, хранящего главную тайну Торманса — родину и истоки культуры народа Ян-Ях, закрывшегося щитом неведения от огромного, бесконечно сложного и не созданного для человека мира.

Разобрав катушки, Родис увидела, что Чойо Чагас показал одну группу катушек, обозначенную иероглифами, которые она прочла, как «Человек — человеку». Второй и третий ящички были надписаны: «Человек — природе» и «Природа — Человеку».

Фильмы «Человек — природе» убедительно показывали сведенные леса, иссохшие реки, развеянные и засоленные почвы, залитые отбросами и нефтью озера и моря, огромные участки земли, изрытые горными работами, загроможденные отвалами шахт или заболоченные в тщетных попытках удержать пресную воду в нарушенном балансе водообмена материков. Неотразимо обвиняли фильмы, снятые в одних и тех же местах с промежутками в несколько десятков лет. Ничтожные кустарники на месте величественных, как храмы, рощ кедров, секвой, араукарий, эвкалиптов и густейших лесов тропических гигантов. Молчаливые, оголенные, объеденные насекомыми деревья там, где истребили птиц. Целые поля трупов диких животных, отравленных невежественным применением химикатов. Нагромождение гор битого стекла, бутылок, проржавевшего железа, несокрушимой пластмассы. Изношенная обувь накапливалась триллионами пар, образуя безобразные кучи выше египетских пирамид.

Фильмы третьего ящика — «Природа — человеку» — рассматривали отдельных лиц в крупном плане, показывая страдания и болезни, возникающие из неразумной жизни, разрыва с природой, непонимания потребностей человеческого организма и хаотического, недисциплинированного деторождения. Промелькнули гигантские города, брошенные из-за нехватки воды и рассыпавшиеся грудами обломков бетона, железа, вспузырившегося асфальта. Огромные гидроэлектростанции, занесенные илом, или с плотинами, разломанными смещениями земной коры. Гниющие заливы и бухты морей, биологический режим которых был нарушен.

Фай Родис едва хватило сил смотреть на замученных раком людей, бесконечно жалких дефективных ребят, тупых, апатичных взрослых, вся жизнь которых тянулась в сумерках неспособности к работе и отсутствии интереса к чему-либо.

Увиденное потрясло закаленную исследовательницу. Она понимала, что фильмы древних звездолетов прошли специальный отбор. Люди, ненавидевшие свою планету, разуверившиеся в способности человечества выбраться из ада неустроенной жизни, взяли с собой всё порочащее цивилизацию, историю народов и стран, чтобы второе поколение уже представляло себе покинутую Землю местом неимоверного страдании, куда нельзя возвращаться ни при каких испытаниях или трагическом конце пути. Вероятно, это же чувство разрыва с прошлым заставило предков нынешних тормансиан, когда им удивительно посчастливилось найти совершенно пригодную для жизни планету без разумных существ, объявить себя пришельцами с мифических Белых Звезд, отпрысками могучей и мудрой цивилизации. Ничто не мешало бы позднее показывать фильмы земных ужасов. На их фоне современная жизнь Торманса выглядела бы сущим раем. Но стало уже опасно разрушать укоренившуюся веру в некую высшую мудрость Белых Звезд и ее олигархов. Только теперь, не умом, а сердцем поняла Фай Родис всю неизмеримую цену, заплаченную человечеством Земли за ее коммунистическое настоящее. Поняла по-новому мудрость охранительных систем общества, остро почувствовала, что никогда, ни при каких условиях, во имя чего бы то ни было нельзя допускать ни малейшего отклонения к прежнему. Ни шага вниз по лестнице восхождения, туда, обратно, в тесную бездну. За каждой ступенькой этой лестницы стояли миллионы человеческих глаз, тоскующих, мечтающих.

— Вероятно, все мы наделали ошибок, оказались легкомысленными, — закончила свой рассказ Фай Родис. — Здесь, на Тормансе, жизнь проходит тяжело и тупо, как движется человек по длинной дороге, скользкой и вязкой. И то, как поступили вы с дверью или я — с Чойо Чагасом, видится тормансианам, как чрезвычайное дело, преступление. — Родис обвела товарищей смеющимися глазами. — Мне ли корить вас? Сама испытываешь яростное желание как-то расшевелить эту чугунную монолитность, упорство и нежелание понять.

— Нас совсем уничтожили хранилища информации, — в тон ей сказала Чеди, — старинные храмы и другие брошенные помещения, набитые штабелями книг, бумаг, карт и документов, заплесневевших, иногда полусгнивших. Чтобы разобрать хотя бы одно такое хранилище, нужны сотни усердных работников, а примерное число хранилищ порядка трехсот тысяч.

— Разве лучше дело с произведениями искусства? — вставил Гэн Атал. — В Домах Музыки, Живописи и Скульптуры выставлено лишь то, что нравится Совету Четырех и их ближайшим приспешникам. Все остальное, старое и новое наравне, свалено в недоступной тесноте в запертых, никем не посещаемых зданиях. Я посетил одно и на всю жизнь запомнил груды слежавшихся холстов и беспорядочные пирамиды статуй, покрытых толстым слоем свалявшейся, точно шерсть, пыли. Холод сжимает внутренности при взгляде на эту гекатомбу колоссального творческого труда, мечтаний, надежд, так «реализованных» человечеством Ян-Ях!

— В общем уже ясно, — сказала Эвиза Танет. — Находясь здесь, мы ничего не увидим, кроме того, что нам захотят показать. Мы доставим на Землю искаженную картину жизни Торманса, и наше экспедиция принесет слишком малую пользу!

— Что же вы предлагаете? — спросил Вир Норин.

— Отправиться в гущу обычной жизни планеты, — убежденно ответила Эвиза. — На днях мы сможем снять скафандры, и металлический облик не будет смущать окружающих.

— Снять скафандры? А оружие убийц? — воскликнул Гэн Атал.

— И все же придется, — спокойно возразила Родис.