"Законы исчезновения" - читать интересную книгу автора (Иванов Борис)

Глава 5 МАРИКА ВИДЯЩАЯ СЛЕД

Стук копыт по заброшенному тракту зазвучал вовремя — не дав Торну впасть в уныние затянувшегося ожидания, кускам кабаньего мяса, насаженным на вертела, — пригореть, а вину, загодя разлитому по объемистым кружкам, — выдохнуться. Стук этот приблизился, запнулся, сбился с ритма и почти стих, утонув в густом листовом опаде.

Чуть позже тренированный слух Брата различил тихое цоканье подков где-то почти у ограды. Оно сменилось еле слышным пофыркиванием Рённова Альдебарана, оставленного где-то у импровизированной коновязи и осторожным шорохом, производимым самим сэром, пробиравшимся через хламом заваленный и бурьяном поросший мельников двор. Шорох этот, впрочем, можно было считать и вовсе не слышным, так как его вполне заглушало позвякивание доспехов и оружия, с которыми сэр Рённ если и расставался, то не иначе как только в бане. Да и лязг этот тоже шел не в счет. Его с лихвой перекрывали редкие по крепости и изысканности своей эпитеты и метафоры, которыми сэр сопровождал каждый свой очередной неуспех в борьбе с особенностями пересеченной местности, преодолеваемой им.

Наконец сэр постучал в ставни быстрым условным стуком и, как был — при плаще, шпорах и мече, — перевалился через высокий, массивный подоконник прямо на руки к готовому принять его наилучшим образом Брату Торну.

— А ты неосторожен, братец, — сурово попенял он хозяину, отдирая разного рода репьи и колючки, прицепившиеся к его амуниции.

Полутемное помещение, в котором он очутился, удостоилось мрачного и подозрительного взгляда из-под бровей.

— Из трубы — дым столбом, — продолжил он, — в окнах — свет просматривается...

— Сущая ерунда, сэр! — отмахнулся от этих придирок Брат Торн, помогая гостю освободиться от репьев, плаща и части дорожного снаряжения. — Дым... Свет... Да местные жители, завидев такие дела, берут ноги в руки и в дальнейшем вокруг этого места только круги нарезают — чем шире, тем лучше... Боятся, понимаешь, что кто-то из тех, кто не на сон грядущий помянут будь, с проверкой сюда заявился — не завелось ли новых тут хозяев, вызнает... Это — простой люд. Ну, а кто поболе в таких вещах разумеет, так с теми я в прятки и не играю... У таких Брат Торн весь как есть на виду — вот он: помыслы чисты, дела — Мировому Добру Угодны, душа — Вечному открыта, утроба — свое берет, а лишнего не просит!

Он гулко хлопнул себя по объемистому чреву и удовлетворенно захохотал. Широким жестом указал гостю на лавку. Ренн осторожно опустился на лавку рядом с ворохом своей экипировки и с благодарным вздохом принял из рук гостеприимного хозяина кружку вина и вертел с кусками дымящегося мяса. Не обидел, впрочем, Брат Торн и себя.

Некоторое время под сводами захламленной кухни слышалась только энергичная работа двух пар крепких челюстей, хруст разрываемого мяса да плеск щедрой рукой наливаемого вина. Потом Брат Торн как бы между делом, вытирая жирные пятерни о бороду, поинтересовался:

— А ведь скучно стало в наших Палестинах после того, как Черный Рыцарь убрался восвояси?

Начинать деловые беседы в этих краях было принято издалека, используя, однако, повод, хоть сколько-нибудь не лишенный актуальности. Что до истории с Черным Рыцарем Мо, то от нее народу Сумеречных икалось уже второе поколение подряд. Пожалуй, то был страшнейший из Пришлых.

Не считая, конечно, Неназываемого...

— М-м-да... — согласился сэр Рённ, справляясь с принятым на зуб хрящиком. — Черный Рыцарь — это да... То была э-по-пе-я... Истинный, Брат, бой бобра с козлом... Истинный...

Тут сражение зубов сэра с хрящиком закончилось сокрушительным поражением последнего.

— Истинный... Впрочем, новые Пятеро... Они многое обещают в этом смысле?

— Гм... — пожал плечами Торн, круговыми движениями помешивая вино в зажатой в руке кружке. — Именно это я и хочу понять. И тут мне большой подмогой является помощь твоего, сэр, Сословия... До меня дошли слухи, что та просьба, с которой...

— О да!!! — вскинул руки в знак согласия с уважаемым собеседником сэр Рённ. — Не может быть споров — мы обоюдно заинтересованы в том, чтобы вовремя и достойно встретить новых Пятерых. Повторение истории с сэром Мо не устроит ни вас, ни нас. Поэтому, как только мы получили ваш, Брат, знак... Мы не просто «уделили этому вопросу время», как вы изволили выразиться. Мы пустились прочесывать все уголки Земель, которые хоть когда-либо имели отношение к действию Врат... Мы расставили засады... Раскинули сети... Но...

— Но?..

Благодушная улыбка не то чтобы исчезла с физиономии Торна, нет... Она просто мгновенно застыла, превратившись в маску, в прорези которой выглядывали полные цепкого внимания глаза Меченного Мглой.

— Не говори мне, сэр, что в сетях ваших не запуталась ровным счетом ни одна рыбешка и ни одна тварь лесная, а в капканах ваших оказалось пусто — хоть шаром покати... — усмехнулся Торн, прихлебывая вино.

— Ну, тогда бы я с тобой на встречу и не напрашивался... — резонно парировал сэр, мрачнея на глазах и в то же время прикидывая, с какого бы боку подступиться к самому наиаппетитнейшему куску кабаньего мяса, сбереженному им на своем вертеле напоследок.

— Хочешь, я скажу тебе, что там у вас вышло? — голосом, преисполненным наиподлейшего ехидства, осведомился Брат Торн. — Я скажу... Скажу... Капкан-то у вас, видать, щелкнул. Щелкнул... Сети ваши задрыгались-задрожали... Да только вы — господа всадники — замешкались. А дичь-то тем временем то ли силки порвала, то ли — птица гордая — себе самой лапку перекусила да вам на память в капкане том и оставила, а сама, как говорится, и была такова. Угадал? Я ж предупреждал — в Пятерки абы кто не приходит. А кто придет, так то будет народ ушлый. Что называется — оторви да брось! У каждого — Дар!

— Да уж не учи ученого... — невесело буркнул сэр Рённ, угрюмо рассматривая доставшийся ему полным дымящейся кабанины, а сейчас до обидного пустой вертел. — Что с Пятерыми — новые они или прежние — надо ухо востро держать, в Сословии только разве что малые дети не знают... Не очень ты сегодня угадлив, братец. А можно сказать, так и не угадлив, как говорится, вовсе-совсем!

Сэр Рённ сердито поболтал остатки вина на дне своей кружки.

— Одним словом, — недовольным тоном продолжил он, — приметили тут наши людишки, еще до того, как ты, братец, к нам со своим геморроем подвалиться успел, что среди Лоскутного Племени секрет какой-то загулял... А сам, Брат, знаешь: Лоскутных Племен короли, они не меньше чем одним Вратам хозяевами приходятся... Кочующим.

Торн помрачнел. Лоскутное Племя через свои Кочующие Врата уже не раз пропускало в Мир Молний всякое-разное Недоброе. Недаром ходят слухи, хоть и отпирается Племя от них, как может, что и за пришествие Неназываемого все шесть Племен и восемь Народов, обитающих под Огненными Небесами, Лоскутному Племени кланяться должны. Да и что хорошего ждать от племени, которое, ничего не боясь, по Худым лесам ночами без всякого к хозяевам этих мест уважения шастает? С кем оно там знается, это племя? Одним словом — дурной народ, со Злом познавшийся... Недаром Государь Тан, по примеру своих предков, не реже чем раз в пару Больших Зим — по плохому духа расположению — народец этот то на крестах распинает, то в болотах топит, а то и по-простому — на кострах палит...

— Ну, — продолжил свой рассказ сэр Торн, — явно тут кем-то из Пятерых запахло, а по таким делам сам сэр Стефан с обоими своими братьями и, натурально, с отрядами их тут же к королю теперешнему Лоскутному, к самому Мири Пэлу, и пожаловали — аккурат тот всем табором своим сына своего младшего свадьбу играть надумал...

Сэр зловеще улыбнулся.

— Была бы им свадебка — та еще...

Торн хорошо представил себе, как это выглядело: тьма лесной поляны, разодранная пламенем костров, пестрый, разношерстный — от мала до велика — люд вокруг костров тех гомонящий, причудливые тени кибиток — гигантские и уродливые на экране стены вековых деревьев вокруг... И вдруг — словно черти из бутылки — в просветах между стволов, со всех сторон сразу — всадники! Во всеоружии! С мечами и кнутами. С раскрученными над головами арканами и «моргенштернами»! С диким гиком и свистом! С именем Доброго Дела на знамени!

И — полнейший переполох курятника под бомбежкой. Перевернутые столы, опрокинутые кибитки и возы, осатаневшие кони, женщины, влекущие своих чад бог весть куда... Сами эти чада, путающиеся под ногами и копытами, вперемежку с домашней птицей, крадеными поросятами и ошалевшими псами. Мужчины, пытающиеся уберечь и женщин, и детей, и добро — все сразу, а заодно хоть что-то объяснить рыцарям в броне, гарцующим на остатках праздничного пиршества... Непослушное пламя разметанных костров... Пожар в сумасшедшем доме. Во тьме ночной и под вулкана извержение...

Сэр Рённ щелкнул в воздухе пальцами, привлекая внимание отдавшегося своим мыслям Брата.

— Полыхать бы, Брат, той свадьбе синим пламенем, — гудел он, — да старый Мири все вовремя просек, в ножки Стефановым людям повалился и все, о чем спрашивали его, и выложил. Как на духу. В смысле — без утайки, похоже... В общем, в том все и дело было, что Врата Кочующие — тот сундук его поганый — еще одним Пришлым неделю назад разродился. Причем не простым, а таким, которого здесь, похоже, поджидали...

— Что значит — «поджидали»? — поинтересовался Торн.

— А то, что Одиночка — помнишь такую? — письмецо для него специально оставила. Точнее — пакет. Еще давненько... Так вот...

— Стоп, стоп, стоп, стоп... — попридержал плавное течение речи своего гостя Брат Торн. — С этого места — поподробнее, пожалуйста...

Он подлил в кружки хмельного, снял с углей вовремя поспевшие вертела с благоухающими, пронизанными янтарными прослойками сала ломтями мяса и бросил их на оловянное блюдо посреди стола. Сам же воплотил своей позой и выражением лица само Внимание.

— Да ты ж лучше меня ту историю знаешь... — прогудел сэр Рённ, с вожделением косясь на еще скворчащую кипящим жиром кабанину.

— Я и знаю, будь спокоен, — уверенно пробасил Брат, скрыв физиономию в недрах винной кружки.

В том, что история Одиночки основательно выветрилась из его памяти (если она туда и попадала когда-либо вообще), Брату сознаваться не хотелось. Помнилось ему только, что кличка та закрепилась за какой-то из одиночных Пришлых, что появляются в Мире Молний время от времени — без всяки знамений, тому предшествующих, и без знаков, эти явления определяющих, — в отличие от того, когда приходят очередные Пятеро. Та Пришлая покрутилась какое-то время среди Племен, да и попала в конце концов в услужение к Неназываемому. Так со многими Извне явившимися бывает. Всех и не упомнишь.

— Ты про пакет, про письмо-то уточни... — подтолкнул Брат впавшего в некую растерянность и потому переключившегося на наполнение своей утробы сэра.

— А что пакет? — развел сэр руками. — С ним у нас действительно прокол получился, так ведь все едино — не знает из нас никто, что в том пакете было. Так — догадываемся только... Запечатан он был, да и теми буковками, видно, надписан, что Пришлые пользуют. Как они лопотать начинают, так на слух все вроде ясно-понятно. А как накалякают что черным по белому, так все — конец. Ищи толмача... Ну, одним словом, перед тем как к Неназываемому податься, оставила Одиночка у Мири ту штуку — «тому, мол, кто следом за мной явится... Чтоб, значит, верным путем за мной шел». Ни хрена себе «верный путь» — скажу. Прямиком к Неназываемому в лапы... Ну да, впрочем, эт’я отвлекся... С тем, в общем, она и отчалила. Сам знаешь куда. В общем, оставила она пакет этот и приметы еще назвала — того, кому письмецо адресовано. И — никому больше! Но главное — имя!

Брат Торн поморщился, словно от зубной боли.

— Ну так давай, рожай! — нетерпеливо поторопил он собеседника. — Кто там из сундука того вылез? На кого похож, как по имени?

Сэр Рённ неловко завозился, разыскивая что-то в многочисленных карманах своей куртки. Наконец вытащил на свет божий листок плотной бумаги с ладонь размером и, поднеся его к свету плошки-светильника, прочел что-то про себя, старательно шевеля губами. Вновь обратил рассеянный взгляд своих серых, слегка навыкате глаз на собеседника и доложил:

— Имя-то? Да идиотское. Как и все у них, у Пришлых... Форрест, — прочитал он по слогам. — Форрест Дю... Тампль! Форрест Дю Тампль, одним словом. И приметы — вот. Рост выше среднего... Ну и все такое. Рот... Нос... Шрам над бровью... Словом — мужик как мужик. Вот...

Он двинул листок по столу к Торну и продолжил:

— Ну, как только Пришлый тот пакет вскрыл и то, что в нем было, прочитал, так тут же в путь и собрался. Ну а Мири, натурально, за штаны его не стал удерживать. Пришлый — он далеко не всегда подарок. В общем, как только оклемался тот Форрест да научился говоры здешние понимать, так и подался прямехонько в Горные Края. В обход Лесов, естественно. Причем, что обидно, ну прямо из-под самого Серафимова носа ушел. Тот смекнул и по горячему следу за ним и ломанул. Даже на Лоскутный народец времени тратить не стал — да и ни к чему это было, если уж они к нему честно, всем сердцем, с открытой душою... Ну... паре-тройке злыдней — из тех, что конокрадством особо славны были, — головы он, конечно, снял, да девок с полдюжины люди его с собой увели. А так — друзьями, можно сказать, расстались. Тут как раз и я со своим отрядиком Стефана нагнал и при расставании том поприсутствовал... Мири все еще в гости заезжать предлагал. Аж прослезился на прощание... Но не до того нашим было. Девок Серафим с молоденьким Айни к себе в Шантен отправил, а сам — налегке — за Пришлым двинул. Только тут нехорошо вышло...

Сэр отхлебнул вина и тяжко о чем-то задумался. Брат Торн напомнил ему о себе выразительным покашливанием.

— Словом, что и говорить, — покачал головой сэр Рённ. — Вовремя мы вслед Форресту тому тронулись. Да вот все ж запоздали малость. Промешкали...

— Ты бы, сэр, ближе к делу факты излагал, — морщась, как от зубной боли, поторопил его Брат Торн.

Он уже прикинул, что, судя по всему, сразу после этой беседы с украшением Славного Сословия ему придется отправляться в путь. И отправляться поспешно. Поэтому он лихорадочно шарил взглядом по погруженной в сумрак комнате в поисках своих брошенных где-то тут пожитков, которые надо было не забыть прихватить с собой. Сэр покосился на него и засопел — слегка обиженно.

— В общем, — угрюмо прогудел он, — получилось так, что поджидали того Форреста в дороге... Шепчущие поджидали. Судя по всему, из тех, что от Неназываемого к Меняле так и не переметнулись. Так вот, ждали они Пришлого в Колючей лощине и оттуда в Мертволесье то ли заманили, то ли силком затащили. Мы бы его и в жизнь не сыскали — если бы не Сморчок. Помнишь — конюх мой. Из лесного люда он. А потому тот еще следопыт. Вовремя он на Форреста этого вывел. Еще немного, и хрен его б мы и видели... Шепчущие его в паутинное гнездо загнали. К тому времени как мы к нему через буераки всякие добрались, висел он, голубь, в паутине той подлой головкой книзу, спеленатый, что твой младенец. И уже не боле младенца того соображать мог. А твари Шепчущие уже вокруг него хоровод свой водили... Все мечи мы об них да о паутину ту к черту потупили...

О, это Брат Торн тоже ясно представил себе: в чем-то подобном ему, ветерану Его Величества Десантного Легиона, приходилось участвовать — и не раз. Мерцающий мрак, белесая поземка «слепого молока», стелющаяся по мертвой земле... Жутковатые нагромождения бурелома Мертволесья и фосфорически светящиеся клочья парализующей паутины на них. Всполохи далекого Небесного Пламени, отраженные сталью клинков... Хриплый визг Шепчущих, их срубленные, катящиеся по кочкам головы, продолжающие пучить бельма невидящих глаз и беззвучно выкрикивать какие-то злые заклинания, перебирая своими вывернутыми губами-присосками. Пляска не желающих падать, обезглавленных тел. И руки — отсеченные и продолжающие ползти, цепляться за черную землю, чтобы воссоединиться с другими корчащимися вокруг обрубками в одно химерическое целое...

И на все это смотрят сквозь задепившую их паутину не живые и не мертвые глаза кого-то взятого в плен упругими паучьими пеленами, повисшего где-то по ту сторону добра и зла. Теряющего — капля за каплей — свою человеческую суть.

— Ну а когда кончили мы эту дрянь в капусту рубить, — продолжал сэр Рённ, — то призадумались...

Вот призадумавшихся на поле брани вождей Славного Сословия Брат Торн вообразить себе мог с большим трудом. Но раз славный своей честностью и прямотой сэр Рённ так говорит, значит, было что-то в этом роде, было...

— А призадумавшись, — вел свой рассказ сэр Рённ, — мы и смекнули, что не могла Шепчущая мразь сама собой догадаться, что этим путем и в эту именно ночь мимо ее владений Пришлого понесет. Кто-то его маршрут наперед знал... А как узнать мог, если в пакетик тот, что Одиночка оставила, глаз не запустил? А? Вот то-то и оно! Тут гадать нечего — торганул, стало быть, старик Пэл своим секретом-то...

Ну и я — ясное дело — своим людям «по коням», скомандовал, и ломанули мы по второму заходу на Лоскутную свадебку гостями...

— Постой, постой, — притормозил сэра Брат. — А этот... Форрест... С ним-то что?

Сэр выразительно пожал плечами.

— А что с ним? Да ничего! Он теперь, считай, по твоей части. Пока что Серафим его к себе в Шантен повез. Но, опять же, сам понимаешь — что против яда паучьего тамошние коновалы? Угаснет он таким макаром через недельку-другую. А может, того хуже — закуклится... Тогда уж, сам знаешь, всем нам забот будет — мало не покажется... Так что на тебя вся и надежда. Это ты у Целительницы в друзьях-товарищах ходишь...

Торн остановил его движением руки.

— Ясно. Мое дело — верно! И — немедля! Все у тебя? Больше ничего путного у Лоскутных выведать не удалось?

— Как так не удалось? — приосанился сэр и отбросил на блюдо второй вертел, освобожденный от аппетитного груза. — Удалось! Кое-что, но удалось! Ты б не перебивал меня, брат... Я об том как раз и речь веду...

Он отхлебнул вина и насупился.

— Лоскутное отродье бесовское меня с отрядом своим ждать на старом месте не соизволило. Не удостоило, понимаешь, такой чести. Побросали половину шмотья своего, возы запрягли и — только их и видели! Только тут у меня на такие хитрые штучки свой штопорок имеется...

Сэр со значением ухмыльнулся в густые усы.

— Знаю я, кого при случае спросить-расспросить про то, кто, куда, когда и какой тропой-дорогой через Леса пер...

— Это ты про Мелких? — небрежно уточнил Торн. Рённ испуганно оглянулся и суеверно сплюнул.

— Про Шуршиков я, про Бегунков лесных... «Мелкими» их называть не след. Услышат — обида будет. А услышат точно — их в Лесах где только нет... Я с ними дружбу рушить не хочу... Не враг я народцу этому. А вот Лоскутные, как раз часто им обиду всякую творят. И разорение. По местам их заповедным со своими возами-кибитками прут, захоронки их со снедью или другой добычей какой в распыл пускают... Так что Бегункам этим ворюгам месть какую-нибудь учинить или просто нагадить всяко — благое, считай, дело. Одним словом, новую стояночку Пэловых людишек они мне мигом указали. За пяток монет всего. И ходить далеко не пришлось — там же у речки и накрыл я Лоскутников...

Сэр, улыбнувшись какому-то воспоминанию, отхлебнул еще пару глотков вина.

— Ну, сам Мири артачиться не стал. Повздыхал только малость о том, что себя не послушал — с самого начала от пакета того и вообще от секретов Пришлых добра не ждал, ан нет — все равно с делами ихними связался...

— Сундук свой старик Мири продавать еще не надумал? — иронически улыбнувшись, поинтересовался Торн.

И он сам и сэр Рённ прекрасно знали, что, сколько бы докуки и неприятностей ни доставило Лоскутному Племени обладание Кочующими Вратами, воплощенными в пресловутом Сундуке Предтеч, есть и всегда останется масса причин, по которым с Вратами этими бродячий народ никогда не расстанется и чужакам его местонахождения не раскроет. И одна из причин этих — вера в то, что через них, через эти неведомо когда и неведомо как доставшиеся Врата, Лоскутное Племя пришло в Мир Молний. Изгнанное из какого-то другого — много лучшего — Мира. И подразумевала, конечно, эта вера и то еще, что, когда будет дан Знак и настанет Пора, через те же Врата Лоскутный народ и уйдет — куда-то туда, где в путанице дорог и тропинок, соединяющей Миры и Времена, ждет их лучшая доля. Коли на то будет воля Судьбы Бродяг.

В конце концов, для всех, кто приходил сюда, Мир Молний был чужим. Какой-то долгой остановкой на пути к неведомой цели. Испытанием, но не домом.

— Так вот, — продолжил сэр Рённ свой рассказ о задушевной беседе со старым Пэлом. — Пакетик-то этот отдавал Мири человеку, что от Неназываемого приходил. Тоже из Пришлых. Назвался Посланцем. Недавно — когда Ветра менялись...

«Но все-таки до того, как Знак был... — прикинул про себя Торн. — Но концы-то с концами не сходятся. Одиночка — у Неназываемого в услужении, а письмо ее прочесть специальный человек приезжает... Значит, нет там между людишками Пришлыми друг к другу доверия...»

— Ненадолго пакетец взял тот человек от Неназываемого... — вздохнул сэр Рённ. — И вернул — на вид — нераспечатанным... Да толку что? И дурню ясно, что конверты да печати не от такого народа сделаны... Как звали типа этого, что письмо на посмотр выманил, Мири сказал — не знает. И я ему верю. У старика правило железное — лишнего в голову не брать... А типу тому — на кой ляд бродяге какому-то свои имена-прозвища открывать?! Посланец — он Посланец и есть... По-сла-нец!

Торн тяжело вздохнул. Отхлебнул из кружки.

— Ладно, сэр. Как того засланца зовут и что еще тут такого он вызнал и откуда — мне репу чесать...

Сквернословием Брат Торн, можно сказать, что и не грешил всуе. Однако подручных Неназываемого, да и самого частенько именовал словами вроде необидными, но стремными какими-то — вроде вот «засланца» того же...

— А сейчас, — энергично откашлялся он, — по последней, и — погнал я. Дела, вижу, назревают — будь здоров!

Он снова разлил вино по кружкам: гостю — от души, а себе — осторожно, больше для виду. Негоже было Брату Мглы уж и вовсе пьяным быть в такие времена, что нынче подступили к порогу Сумеречных Земель. Решительно встряхнувшись, он всем видом своим показал собеседнику, что засиживаться за столом больше не намерен.

— Погоди, Брат! — придержал его сэр Рённ. — Тут у меня есть что тебе показать... Да и порассказать еще будет о чем...

Он смущенно засуетился под раздосадованным взглядом Торна. Манера славного сэра — о важном вспоминать только к концу разговора — допекала Брата необыкновенно. Тот об этом догадывался, но ничего со своим капризным норовом поделать не мог.

— Тут... — прогудел он, роясь в ворохе своей амуниции, — тут пацанва эта лесная... Ну, я про Малый Народец — не им в уши будь сказано, ты ж понимаешь... Так вот — они мне напоследок вот экую странность для дальнейшего разбирательства впарили... Говорят, точно — Пришлых вещица. И вроде совсем недавно Оттуда...

Сэр почесал в затылке.

— Тут дело, в общем, в том, что в прошлую ночь с Гор сразу двое Пришлых явились. Приметы у них такие...

Сэр заскрипел кожей куртки и многочисленных своих ремней, ремешков и ремешочков и не без труда — откуда-то из подбрюшного кармана — вытянул еще клок бумаги, небрежно оторванный и многажды сложенный. Клок был покрыт неудобочитаемыми каракулями в сумраке и спешке сделанных заметок.

— Один — коренастый, чернявый, с проседью... Одет не по-нашему, естественно. Вроде при оружии. Второй — помельче, рыхлый такой... Словом, роста невеликого, но дороден... Лицо — что твоя тарелка. Волосы — редкие, светлые, в завиток...

«О боги! — мысленно вскричал Брат Торн, выслушивая косноязычное описание внешности еще одного незваного гостя Мира Молний. — Пришлые чуть ли не новой Пятеркой в полном составе бродят окрест, а преславный сэр только сейчас — и то по случаю — припомнил это обстоятельство...»

— Они вместе объявились? — постарался он уточнить складывающуюся расстановку сил.

— Как разаккурат наоборот! — живо возразил ему сэр Рённ. — Один — тот, что покруче, — сразу по темноте. Другой — к рассветной ясности поближе. И похоже, что искали они один другого... Да только не сошлись. Один вроде дорогу свою знал — вниз по реке шел. Прямиком в Леса, значит... А другой покружил, покружил, да так след его и потерялся. То ли назад в горы двинул, то ли затаился где... Так вот... Его — эта вещь.

Сэр приподнял свой брошенный поодаль на скамью плащ и из его потайного кармана вытянул нечто бережно завернутое в потертую, но на удивление чистую тряпицу. Из тряпицы же своим чередом явилась на свет божий вещь, для всех, кроме Мира Молний, Населенных Миров вполне обычная, — бутыль темного небьющегося стекла из-под фабричного розлива спиртного. Была она практически пуста, укупорена типовой гермопробкой и украшена не лишенной определенного изящества этикеткой, исполненной на одном из языков Пришлых.

— На десяток имперских реалов подняли меня, паршивцы... — пробормотал он, крутя диковинную вещицу перед своими светлыми, навыкате глазами. — Может, и одурачили по обыкновению своему противному — не знаю уж... Но больно уж на следок похоже... На настоящий следок...

— Ты про каких паршивцев говоришь-то? — постарался уточнить Брат.

— Да про Мири и сынка его... Не того, что свадьбу играл, а старшего его брата — Одноглазого... Он эту диковину отцу и приволок...

Сэр Рённ снова покрутил диковину перед носом.

— Опять же... Сморчок говорил, что Магией от этой штуковины так и разит... За версту, как говорится.

Брат Торн задумчиво кивнул и принял загадочную емкость из рук преславного сэра. Нахмурившись как можно более глубокомысленно, он откупорил ее и осторожно произвел своей могучей дланью несколько взмахов над разверстым горлышком, принюхиваясь к аромату, источаемому еле заметными остатками некогда содержавшейся в бутыли жидкости.

— Ммм... Что-то крепкое! — воодушевился сэр Рённ, нос которого уверенным румпелем развернулся в сторону источника нового запаха. — Пришлые называют такое «коньяк»... — сообщил он.

Если сэр и не знал чего-то по части греющих душу и веселящих сердце напитков, то, по общему мнению всех его Друзей и знакомых, этого «чего-то» и знать не стоило.

Сэр еще разок-другой втянул в себя воздух и призадумался.

— Н-но... — протянул он.

Брат Торн и сам ощутил уже присутствие среди летучих ингредиентов заурядного, в общем-то, спиртного некоего «но». Вещица была безусловно Извне. Но каким боком она относилась к Магии? Как ни крути, однако Брату Мглы не след было показывать простому смертному (пусть даже и немало украшающему собой Славное Сословие), что его — Брата — чутье на Магическое будет (особенно после второй кружки красного) куда как пожиже, чем у какого-то конюха по кличке Сморчок.

Он решительным движением поплотнее укупорил бутыль, выпрямился и изрек:

— Так что ж, Пришлые этак вот и разгуливают по здешним местам, выпивают, понимаешь, стеклом пустым мусорят где ни попадя, а нам до того вроде как и дела нет?

Он повертел перед собой творением стеклодувного мастерства какого-то из нездешних Миров и добавил:

— Притом мусорят, паршивцы, не простым стеклом, а таким, в котором жижа магическая недавно плескалась... За мусорщиков они нас тут держат, что ли, не пойму?..

— Да нет!... — Сэр Рённ устало отмахнулся от столь вздорных слов своего закадычного друга. — В том-то и дело, что Пришлый — тот, которого под прошлое утро с гор принесло, — был какой-то ненормальный... На остальных непохожий... Он, видно, не понял вовсе, на какой свет попал. Но одно за ним заметить успели, прежде чем унесло его неведомо куда.

Сэр крякнул, в один присест ополовинил содержимое своей кружки и закусил стебельком пряной травки.

— Кружил-кружил чудак этот по лесу, — продолжил он. — Кружил-кружил... Удивительно, как в западню или яму какую-нибудь не влез... Так вот — покружил этак, да и вышел наконец к Тракту... А там — у дороги — огляделся этак пристально, осторожно. Потом деревце приметное отыскал с дуплом подходящим да в него, в дупло это, стекло свое пустое и схоронил. Видно, в стекле том смысл какой-то для него заключен. И видно — рано ли, поздно ли, а придут за ним... За стеклом пустым. Может, он сам, а может, кто другой... Только в делах здешних он, конечно, ровно дитя малое... Пацанва лесная у него чуть ли не под ногами вертелась, а он не провидел и не услышал ни-че-го-шень-ки! Сынок Мири с целой компанией ему чуть ли не на пятки наступают, а он — пень пеньком. Только головой крутит, а все не в ту сторону. Лоскутные — сам знаешь — мастера глаза отводить... Так что чудак тот лишь, говорят, ушами иногда прядал. Словно кобыла, которую мошка достает...

— А потом? — поторопил его Брат.

— А потом вроде потопал он по Тракту и в места такие полез, что даже Лоскутные за ним идти не решились. Сперли из дупла стекло поганое и — в табор. Спереть-то сперли, а что делать с ним, не решили. А тут и я подвернулся с расспросами своими... С твоим, Брат, порученьицем — следок Пришлых поискать. Ну, Мири тут же и смекнул, что, кроме меня, ему на то стекло покупателя хрен найти. Но торговался за него круто — с девятисот монет начал! Но, со мной потолковав, до десяти спустился. А дальше — ни в какую! Ну я и сам... Из своего кармана...

Вторичное напоминание о тратах, в которые ввело сэра исполнение дружеской просьбы Брата, сопровождаемое выразительным покашливанием, возымело свое действие на утратившего было всякую сообразительность Брата. Крякнув, он поднялся из-за стола и принялся с сопением шарить в отдаленном углу кухни. Посвятив несколько долгих минут этому занятию, он отыскал под кучей наваленного там хлама ничем не отличающуюся от других плиту каменного пола, подцепил ее каминной кочергой и, приподняв, запустил в образовавшуюся щель руку. Назад он ее вытащил, зажав в горсти неполную дюжину монет золотой чеканки с гербами самых разных земель и профилями самых разных персон, когда-либо царствовавших на территории Сумеречных Земель.

Не вдаваясь в пересчет тяжелых кругляшей, он — неким подобием рукопожатия — вложил их в ладонь сэра Рённа. Сэр с выражением лица, говорящим: «Ну право же, стоило ли вам утруждать себя подобными пустяками, Брат?..» определил монеты в один из многочисленных карманов своей кожаной куртки, бросив на них лишь один, но цепкий, словно абордажный крюк, взгляд. Увиденное вполне устроило сэра и подняло его настроение.

— А вы уверены, сэр, — поинтересовался тем временем Брат Торн, — что Лоскутное Племя и впрямь упустило того бедолагу, а, скажем, не сдало его за соответствующее вознаграждение все тому же засланцу?..

— Посланцу, — то ли поправил его, то ли просто перевел на понятный для себя язык слова Брата сэр Рённ. — Не думаю, Брат, не думаю... Лоскутные, они хоть и подлое племя, а с Неназываемым дела вести боятся... Да если б и сдали они бедолагу того — так стекло-то это ведь непременно с ним заодно к тому же покупателю и пошло бы... Верно я рассуждаю, Брат Торн?

— Пожалуй что и да... — рассеянно промычал Брат.

Вернувшись к столу, он уже не опускался на лавку, а оставался стоять с кружкой в руках, намекая гостю, что рассматривает предстоящий тост как заключительный.

— Ну, славный сэр, — невесело усмехнулся Торн, — если за пазухой у тебя не затерялся еще десяток-другой новых Пришлых, о которых ты не нашел времени упомянуть, то...

Славный сэр отозвался понимающим гудением.

— Если это так, — продолжил Торн, — то расстаюсь я с тобой ненадолго, но поспешно... иначе, прости, со многим неотложным мне не справиться...

Он вздохнул.

— Славное Сословие, сэр Рённ, в твоем лице сильно помогло Братству Мглы. Вам не долго придется ждать нашей благодарности. И мы рассчитываем на то, что наше сотрудничество в такой сложный момент продлится...

— Хорош речи толкать, — добродушно завозражал сэр. Торн потер лоб и бросил на сэра Рённа требовательный взгляд.

— Ты меня очень обяжешь... — произнес он, стараясь впечатать каждое свое слово в размягченное вином и кабаниной сознание сэра. — Ты очень обяжешь меня, если как можно скорее поставишь сэра Серафима в известность о том, что в ближайшее время я заявлюсь к нему в Шантен в сопровождении надежного целителя. Для всех других посетителей — буде такие явятся — его пострадавший от козней Шепчущего народа гость должен оставаться недоступен. Лучше, если о нем вообще никто не будет знать. Кроме тех, разумеется, кто уже знает... Я знаю...

Он отмахнулся от собиравшегося что-то произнести сэра рённа.

— Я знаю, что Славное Сословие не любит слышать слова «должен» от посторонних... Но...

— О, не беспокойся, Брат! — взмахнул руками сэр Рённ. — Когда речь идет о Магии, о Пришлых, о Мгле и тому подобных вещах, в которых смыслят немногие — вот вроде тебя, Брат, — мы, люди твердой руки и чистого сердца, становимся тихи, как овечки, и послушны всем советам и требованиям такого вот знающего люда... Когда ему доверяем, разумеется. Вот как тебе, Брат!

Он взял в руки кружку и, стоя, отсалютовал ею Торну.

Анна ждала Брата Торна там, где и было условлено, — у скрытой зарослями кустарника и высоких трав заводи. Она устроилась на выброшенной когда-то давно на крохотную отмель и успевшей уже порасти мхом колоде. Травница коротала время, меланхолично скармливая крошки своего прихваченного в дорогу и оставшегося нетронутым ужина какой-то водной живности, кишащей у бережка.

Торна она заметила издалека и, не меняя позы, помахала ему рукой.

— Ваша встреча состоялась? — рассеянно осведомилась она, когда Брат подошел поближе. — Как поживает сэр Рённ? По-прежнему украшает Славное Сословие своими делами и помыслами? И вина в него влезает не меньше прежнего? Как в сорокаведерную бочку?

— Где-то так... — добродушно прогудел Торн, присаживаясь рядом — места на колоде хватало. — Однако и в этот раз оказался полезен — заметь это для себя, Сестра. Сэр вот, к примеру, успел разузнать, что у Лоскутного Племени аж трое из Новых Пятерых отметились...

Анна молча пожала плечами.

— Так вот, — продолжил Торн. — Одного из новоприбывших Славное Сословие уже к себе в гости — в Шантен — заполучить сподобилось. К сэру Серафиму на отдых и излечение... Правда, излечение ему понадобится крутое... Я бы сказал — крутейшее... После встречи с Шепчущими, правда, считай — хорошо отделался... Так что мне этой ночкой и не спать — пойду Исцеляющей в ножки кидаться. Против паучьего яду она одна только сила... Надо, чтоб госпожа Цинь в Шантен поспела скорее, чем человек от Неназываемого... А такой уже объявился в наших краях. Легок, как говорится, на помине... Ты об этом знаешь?

— Знаю, — усмехнулась Анна. — Есть такая магия — «радиоперехват» называется...

Торн усмехнулся, показывая, что оценил шутку. Потом движением руки отвел шутки в сторону.

— Ладно, сестрица. Этот гость Шантена и все сложности с уговорами Целительницы... Все это — моя головная боль. А твою, Энни, я принес с собой... Сюда.

Торн скинул с плеча дорожный мешок, присел на корточки, распутывая шнурок, стягивающий его горловину, и наконец извлек на свет божий давешнюю бутыль Пришлого. Анна осторожно приняла пустое стекло из рук Брата и молча повертела его перед глазами, слушая весьма лаконичные пояснения Брата. Откупорила склянку и осторожно вдохнула запах остатков ее содержимого. Задумавшись, заломила бровь — несколько иронично: как-никак, из таинственного сосуда несло в основном спиртным. Потом положила руку на плечо умолкшего и безмолвно наблюдавшего за ней Торна.

— Значит, ты думаешь, что я должна отнести эту находочку к Видящей?

— Так о том и говорю, сестрица... — недоуменно загудел Торн. — Вещь побывала в руках, по крайней мере, у одного из Новой Пятерки...

Анна оборвала его, сухо и звонко щелкнув в воздухе своими крепкими, длинными, как у пианистки, пальцами.

— Ты думаешь, я не поняла твоего рассказа?

Она поежилась и, не дожидаясь ответа, заговорила быстро и тревожно.

— Ты меня было уговорил, Брат, а вот сейчас — по здравом размышлении — снова меня сомнение берет... По букве — Клятву мы вроде блюдем... Но ведь мы — не простые смертные... вот дело-то в чем. Мы — Трое Меченных Мглой. И хотим мы этого или не хотим, а получается, что, поклявшись ждать, мы тем не менее начинаем вовсю действовать. И хочешь не хочешь, а получается так, что действуем мы от имени Матери-Мглы...

— Так я и знал! — с досадой крякнул Брат. — Тебя, сестрица, одну оставлять — только делу вредить. Тем более в месте таком... раздумчивом... Как тебе время на размышление дашь, так ты всенепременно весь уговор шиворот-навыворот перевернешь...

Он тяжело засопел, успокаивая нервы.

— Лишку ты хватаешь, Энни... Ждать мы договорились. Ждать — а не бездействовать! Бездействие и ожидание — далеко не одно и тоже, Сестра! Вспомни премудрого Рэя: «Порой мудрость состоит в том, чтобы в бездействии видеть действие». Ведь прикинь — именно бездействуя, мы и становимся на одну из сторон. И тем как раз и нарушаем наш уговор с Матерью-Мглой! Мы ведь о чем уговорились? Мы о том уговорились, чтобы Знака от Мглы дожидаться — подсказки — чью сторону принять. Сторону Пятерых — не важно, Старых или Новых, — или сторону Неназываемого... А теперь прикинь: что значит сделать выбор в его — Неназываемого — пользу? Это значит — стравить Новую Пятерку со Старой. Чтобы они друг друга или извели, или до предела ослабили. А заодно в драку эту втянуть все здешние племена и народы. Это у него здорово получается. Тут все до драк охочи... Только Пятеро да Мать-Мгла равновесие и держат... Они Неназываемому — главная помеха.

Торн знал, что говорит: пришествие Неназываемого ознаменовалось в Сумеречных Землях, да и во всем Мире Молний, пожалуй, неслыханной сварой и смутой, которые немало способствовали его — Неназываемого — возвышению, а заодно и восшествию на престол нынешнего государя Земель — Тана Алексиса XXIII.

Анна слегка поежилась.

— Что-то мы все философами становимся... — угрюмо буркнула она. — Но уж если «Книгу подсказок» цитировать, так до конца. У Рэя там дальше сказано: «Мудрость заключена и в том, чтобы в действии усмотреть бездействие»... Ты, Брат, подумал о том, что если ты приведешь Целительницу к одному из Пришлых, а я через эту штуку — она помахала в воздухе чудной бутылью — выведу Видящую на второго, то получится как раз, что мы своими действиями поставим две Пятерки в неравное положение? Попросту отдадим новых Пришлых в полное распоряжение старых...

Торн упрямо покачал головой.

— Мы имеем не какую-то философскую проблему, Сестра. Мы имеем живого человека, который без помощи Целительницы попросту обречен на ужасную участь. Какую не всякому врагу пожелаешь. Вот захочет ли Целительница его спасать — другой вопрос. Но если мы не обратимся к ней, то получится, что мы — я и ты — берем его смерть на себя. А это к тому же может быть и не просто смерть. Ты лучше меня знаешь, что Шепчущие могут наколдовать кое-что и похуже смерти. А что до второго из Пришлых... Тут — тебе решать. Можешь просто забросить это стекло куда-нибудь подальше и забыть о нем. Кто как, а я тебе — слова не скажу...

Анна молчала, думая о чем-то своем, коснулась кончиками пальцев темной, кажущейся тяжелой, словно мазут, воды — по заводи побежали трепещущие, еле заметные круги волн.

— Я решу сама, Брат... Оставь меня одну. Или тебе есть что сказать мне еще?

— Да пожалуй больше нечего, — признал Брат. Он тяжело поднялся на ноги и протянул Анне тускло поблескивающую карточку.

— Это наших с преславным сэром разговоров запись. Найди время послушать. Не найдешь — сразу в огонь определи... Одним словом, до встречи, Сестра...

Сестра все так же молчала, не отрывая взгляда от тяжелой глади воды. Ее в который уж раз поразила странность собственной судьбы. И вообще — странность выбора, что сделал с Мать-Мгла. Ну что общего могло быть у них Троих: у ветеран Морского Десанта, подавшегося в лесные бродяги, у странной монахини из странного монастыря и у нее самой, лесной Травницы, так же далекой от мирских забот, как Огненные Небеса далеки от тоскливой тверди, что стелется под ногами.

Шаги Брата стихли в глубине чащобы, и скоро откуда-то из поднебесья стал слышен — правда, слышен еле-еле — характерный звук движка «Лаланда» — юркой авиетки с вертикальным взлетом-посадкой. Звук приблизился, сменил тональность и оборвался, через минуту зазвучал снова, теперь уже удаляясь куда-то в направлении неровных всполохов над зубцами гор. Там он и стих окончательно. Брат явно прибег к мере, считавшейся среди Меченных Мглой исключительной, — вызвал свой личный транспорт. Впрочем, он, разумеется, был прав — тот Пришлый, что попался в паутину Шепчущего Племени, был, надо думать, плох, а Шантен — не ближний свет.

Анна снова поежилась — от темных вод заводи все явственнее тянуло холодом — и тихо щелкнула крышкой потертого амулета-медальона — вещицы, почти неприметной даже на фоне скромного наряда Травницы. Потертая, темного металла крышка скрывала под собой клавиатуру и экранчик блока связи — старомодного, как сказал бы любой житель Федерации. Но в Мире Молний обладание подобными средствами связи было привилегией немногих. Привилегией довольно сомнительной — бурная магнитосфера Мира ограничивала возможность радиосвязи до минимума. Но те, кто должен был услышать Анну, находились неподалеку.

Анна все глубже и глубже заходила в лес. Тропинка, которая завела ее в самое сердце глухой чащи, стала едва заметна. Только тайные, ничего не говорящие глазам непосвященного знаки — особым образом заломленные травинки, увядшие листья не растущих окрест деревьев, сложившиеся в условный Узор сухие ветви — указывали путь, которым надо было следовать, чтобы не угодить в какую-нибудь из многочисленных ловушек, разбросанных окрест. Или просто не заплутать в зарослях, сплетенных ветвями, стволами, вьющимися побегами растений, словно созданных отравленным наркотиком воображением обезумевшего художника. Растений, которые и растениями-то назвать не всегда язык поворачивался.

В волглой ложбинке, в нише, свитой невинным на вид черным кустарником, ей почудилась засада. Рука ее потянулась к надежно прикрытому металлическим кожухом светильнику, что висел на поясе, но она удержалась от того, чтобы выдать себя светом его огонька. Просто остановилась и, притаившись, стала всматриваться в темную глубину кокона, сплетенного ветвями.

Там — в коконе этом — действительно угадывалась человеческая фигура. Тоже притаившаяся и ждущая. И только после долгого и томительного всматривания в сгустившийся сумрак Анна поняла, что видит лишь подобие человека. Приблизившись и чуть приподняв задвижку фонаря, она уже отчетливо различила перед собой сплетенное из мелких веточек и побегов изваяние, в точности, портретно воспроизводившее облик кого-то, кому совсем недавно не повезло тут. Кого-то, кто не понял тайных знаков тропы...

А еще немного погодя — после того, как она миновала бочажок с темной, мертвой водицей, — не стало и знаков. Пора было остановиться.

Анна знала, что если даже повернет с середины пути и пойдет обратно — по памяти или по цепочке знаков, которые миновала недавно, — то все равно назад, к началу пути ей не вернуться. Лес собьет ее с дороги. Но это вовсе не пугало ее. Меченным Мглой не привыкать ходить заклятыми путями.

Она глянула на ставший еле различимым в сплетении сомкнувшихся над нею густых крон трепещущий огонь Небес и присела на шершавый валун — чуть поодаль от тихо журчащего где-то в зарослях высоких трав невидимого ручья. Анна не сомневалась, что ее одиночество здесь, в этой глухой чащобе, не более чем иллюзия и не одна пара глаз, хорошо укрытая в тенях Леса, внимательно наблюдает за каждым ее движением. Малый Народец — каины — неприметен, но он пронизывает своим присутствием все здесь.

Присутствует всюду, но остается невидим, пока сам не захочет показать себя человеческому глазу.

А потому бессмысленно вертеть головой по сторонам и напрягать зрение, вглядываясь в игру теней в листве кустарника и расщелинах камня. Расслабься, прикрой глаза и жди. Слушай Лес. Слушай шорох листвы и голоса невидимых тварей. Вдыхай аромат травы и ветерка, забравшегося сюда издалека. Ощути ласку невидимой паутины, опускающейся на твое лицо. Иногда тебе будет чудиться всякое — еле слышный звон колокольчиков и смешливый шепот, например. Или запах нагретого воска горящих свечей. Неслышный топот крошечных ног. Или еще что-нибудь. Не обращай внимания. Растворись в пространстве Леса и жди.

И если ты пришел туда, где ты нужен, если верно угадал время и место, то рано или поздно крохотная ручка потреплет тебя за рукав. Потом осторожно коснется пальцев...

Анна вздрогнула и открыла глаза.

Тайри-Тойри стоял внизу, среди причудливых трав и нетерпеливо теребил ее руку.

— Здесь нельзя засыпать, Энни, — тихо, с укоризной в едва слышимом голосе напомнил он ей. — Если ты хочешь говорить с Хозяйкой — иди за мной...

Анна осторожно поднялась с камня, достала из котомки загодя приготовленную тесьму и протянула ее кончик Тайри.

— Веди меня, — тихо произнесла она.

И чуть было не добавила «малыш». Но вовремя прикусила язык. Вслух Тайри и его соплеменников можно было называть — не обижая их — только лишь «пронырами», «работягами», «пострелятами» и всякими другими именами, не намекающими прямо на их физические размеры.

«И почему это смешливый Малый Народец начисто лишается чувства юмора, когда ему намекают на его малый рост? Или называют гномами? — пожала плечами Анна. — Впрочем, если поставить себя на их место... К тому же, несмотря на детские замашки и смешные клички — кстати, это мы их им даем, большие люди, потому что не только выговорить, но и расслышать их настоящих чудных имен не способны, — большинство каинов — создания весьма почтенного возраста. По людским меркам, конечно.

Ловкому Тайри — верному слуге Видящей След — никак не меньше, чем самому старому из стариков, которых я знала. Он помнит не одну Пятерку Пришлых...»

Тесьма слегка натянулась и повлекла Анну под полог кустарника — вслед за мгновенно исчезнувшим из виду Тайри. Теперь надо было идти особо осторожно, чтобы не затоптать ненароком кого-то из оставшихся невидимыми в густой траве спутников.

Тот, кто создавал Малый Народец, явно или сам был человеком, или собирался устроить в свое время какой-то симбиоз «малых» и людей. Слишком — без всякой на то надобности — очеловечил он их, слишком многими людскими качествами, часто возведенными в степень пародии, наделил он их. Кое-кто из ученого люда до сих пор до хрипоты спорит о том, не были ли эти крохотные — дюйма в четыре ростом — подобия людей каким-то из «пробных шаров» Предтеч. Результатом генетических экспериментов с «человеческим материалом». С людьми Предтечи экспериментировали, пожалуй, чаще и больше, чем с представителями других разумных рас Космоса, которых они в незапамятные времена заманили, а то и просто выкрали из самых разных уголков Мироздания и собрали в своей причудливой коллекции разумов здесь, под небом Молний. Возможно, ими хотели населить какой-то более подходящий для этих малоросликов Мир. А может, и населили. А здесь — в плавильном котле Мира Молний — остались то ли излишки, то ли резервные остатки этого чудного отродья — просто позабытые, а может, сохраняемые до поры до времени. Так же как и заблудившиеся в этом Мире племена еще семи — не меньше — разумных рас, прижившихся под трепещущим пламенем здешних Небес.

Конечно, если присмотреться, многое было «не так» в строении тел этих, с виду похожих на карикатуры на представителей рода людского. Мышцы были на вид «пожиже», а руки-ноги подлиннее, чем у обычных людей. Увеличь их до нормального человеческого роста — и их головы показались бы уродливо большими, словно причудливые шапки грибов, насаженные на крепкие пеньки плотно сбитых туловищ. Но в своем мирке, спрятанном в дремучих зарослях трав, в лабиринтах пещерных нор и пронизывающих горные кряжи ходов-туннелей, они — облаченные в крепко сшитые из шкур каких-то им одним известных тварей одежды, перепоясанные причудливыми поясами и перевязями, увешанные диковинным оружием, освещающие свои темные пути крошечными золотистыми фонариками и дающие о себе знать друг другу звоном миниатюрных колокольчиков и напевами серебряных дудочек — смотрелись очень гармонично сложенными и даже не лишенными какого-то героического флера.

Тайри нырнул в щель неожиданно выросшей перед Анной скалы, и Сестре Мглы пришлось протискиваться за ним следом, а потом и сгорбиться в три погибели, когда каменные стены сомкнулись над ней в низкий свод. Странный запах — чужой и смрадный — стал ощутим в сыром воздухе подземелья. Свет фонариков Тайри и еще двух его спутников — теперь и они перестали прятаться от Анны — был скорее светом путеводных огоньков, но никак не тем светом, который позволял видеть хоть что-то вокруг, кроме самого фонарика разумеется.

— Я зажгу свой фонарь, Тайри? — тихо попросила Анна, очередной раз основательно приложившись скулой к незамеченному вовремя выступу скалы и вторично оступившись в протекавший под ногами ручей.

— Не надо... — ответил ей из темноты еле слышный голосок. — Здесь — не наш путь. Шепчущее Племя дает нам дорогу. А они, ты знаешь...

Что и говорить, свет в обители Шепчущего Племени был совсем ни к чему. И Шепчущих он мог расстроить, и самой Анне вовсе не хотелось увидеть того, что мог осветить здесь ее фонарь.

«Вот, оказывается, что за странный дух здесь стоит, — сообразила Анна. — Я могла бы и догадаться, куда попала...»

Шепчущие — Темное Племя... Ни на что не похожие создания, умеющие самым невероятным образом изменять свой облик. Наделенные невероятной способностью регенерировать чуть ли не из фарша. Способные разделяться на части и, наоборот, сливаться друг с другом в одного монстра... Возможно, это вообще было единое существо, части которого могли жить по отдельности, а могли соединяться друг с другом в любых комбинациях. Один бесконечно многоликий Шепчущий. Кто знает? Темное племя обреталось по подземельям Сумеречных Земель испокон веку. Еще с тех пор, когда Предтечи стаскивали в Мир Молний и смешивали в этом огромном котле образцы разумных рас со всех уголков Вселенной. Говорят, что когда-то Шепчущие были верным инструментом этих экспериментов Предтеч. А может, и самими Предтечами, выродившимися теперь в странных ночных тварей, с наступлением темноты выбирающихся из подземелий на болота и караулящих свои жертвы на их зыбких тропах.

Они вовсе не утоляли свой голод людской плотью или плотью других разумных созданий. Они не жаждали даже просто смерти попавшихся в их лапы неудачников. Нет, ими владела жажда иного рода.

Шепчущие владели искусством превращения. Жертве было суждено стать коконом, облепленным вязкой паутиной. Иногда — на считанные дни, иногда — на долгие годы. А потом кокон этот усыхал, сморщивался, и находящееся в нем существо снова обретало жизнь и свободу. Но человеком это существо уже не было. Разные превращения претерпевали узники паутинных коконов одни из них становились Шепчущими, другие — немыслимыми чудовищами, третьи — просто слегка человекоподобными существами, словно вышедшими из страшных сказок. Впрочем, чего-чего, а удивительных созданий в Мире Молний хватало. С одними из Превращенных Шепчущие продолжали работать, порой ввергая сотворенного монстра во все новые и новые циклы превращений, других— «исследовали». Люди знающие считали, что подземное царство Темного Племени — не что иное, как брошенная Предтечами лаборатория, в которой те творили все новые и новые разумные расы, предназначенные для заселения каких-то дальних Миров. Лаборатория, продолжающая свою давно уже ставшую бессмысленной работу. Лаборатория, в которой оставленный там живой инструмент творит все новых монстров и исследует свои наиболее интересные изделия. «Исследования» эти, как правило, кончались мучительной смертью «объекта изучения». Но некоторых отпускали на свободу, видимо утратив к ним всякий интерес.

Одни из отпущенных были агрессивны и опасны. Таких рано или поздно приходилось уничтожать. Другие пополняли орду лесной нечисти. Бывали и такие, что приживались среди людей. Многих из Превращенных брали к себе в услужение маги...

Естественно, большой любви людское население Сумеречных Земель к Темному Племени не испытывало. Удальцы из Славного Сословия, такие как сэр Рённ например, при случае крошили клятую нечисть в капусту и предавали огню — чтобы не срослась и не ожила. Временами — с подачи очередного государя — затевались карательные экспедиции на предмет полного искоренения этой напасти. Но больших успехов такие походы обычно не приносили. В лучшем случае Шепчущие надолго исчезали в своих пещерах, затем снова объявлялись ночами в болотном крае. Попытки хоть как-то вступить с Темным Племенем в переговоры успеха не приносили. Хотя были Шепчущие разумны, и кое-кто из магов похвалялся, что владеет их языком — «языком шепота»...

С каинами Шепчущие не воевали и даже оказывали им мелкие услуги — как вот сейчас, разрешив пройти через свои владения. И еще — они никогда не трогали Меченных Мглой.

Еле слышный звук воды, стремящейся неведомо куда и неведомо откуда по своему подземному руслу, вселял тревогу. Но когда ноги Травницы коснулись холодных струй подземной реки, она испытала даже какое-то странное успокоение.

— Жди, — тихо молвил в темноте Тайри.

Анна ответила кивком, словно в окружающей темноте можно было увидеть это ее движение. Впрочем, может быть, ее спутник и в самом деле хорошо разглядел его — у Малого Народца зрение устроено не так, как у простых людей. Они зорки во тьме, и слабенького света их причудливых фонариков им достаточно для того, чтобы разглядеть в ней — этой тьме — многое недоступное взгляду обычного человека.

Трудно сказать, сколь долго им пришлось ждать. Травница вдруг потеряла ощущение времени. Но время от этого не перестало существовать. И в свой срок еле заметное во мраке подземелья движение вод принесло из мрака темную, из одного ствола дерева выдолбленную лодку. У ее носовой части светился слабым светом небольшой фонарь. А темную фигуру с веслом, высившуюся на корме, Анна рассматривать не стала. Она не любила Шепчущих — даже тех, что были «своими». И старалась не думать о них.

Она осторожно ступила в лодку и помогла перебраться туда крошечным проводникам. Темный лодочник оттолкнул суденышко от берега, и оно заскользило по ледяным водам подземной реки, подчиняясь их неслышному течению. Снова время стало ускользать от Травницы. Его заменило что-то другое — такое же таинственное. Что-то, что хорошо понимаешь в детстве, но забываешь, взрослея. Может быть, то, что служит временем во сне.

Тихое прикосновение ручонки Тайри разбудило Анну.

Лодка, покачиваясь, стояла у сколоченного из грубых досок причала. Откуда-то сочился призрачный свет. Анна окончательно стряхнула с себя сон, поклонилась — в знак благодарности — жутковатому лодочнику и со вздохом облегчения покинула лодку. Каины уже ждали ее на причале.

Свет — еле видимый — проникал на причал из далекого выхода из подземелий. Там Небеса разгорались набирающим силу дневным пламенем. Травницу все еще не отпускала сморившая ее усталость, и она пару раз оступилась, следуя за своими проводниками вдоль поблескивающей под ногами струйки воды.

— Не бойся, Энни, — прошелестел из темноты Тайри. — Потерпи немного. Мы придем уже скоро... Сейчас мы выйдем в сад Хозяйки...

И они действительно вышли в сад.

Вышли из горловины старинного грота, откуда ручей, промочивший во тьме скального лабиринта обувь Анны, выбегал уже живописным и звонким подобием малой речушки и устремлялся по каменному руслу вниз — невинный и чистенький, оставивший во мраке подземелья всю свою память о мерзких тайнах Шепчущего Племени.

Анна подняла голову к светлеющим Небесам.

«Утро, — подумала она. — Пришлые называют это „утром“... Скоро станет совсем светло».

Потом Анна огляделась.

Эта часть Леса и впрямь могла считаться садом — заброшенным, заросшим, заселенным призраками прошлого садом. А в глубине сада стоял Дом Видящей След.

Этот дом можно было назвать и замком: строившееся и одновременно разрушавшееся много веков подряд здание, в котором сочетались десятка два архитектурных замыслов и воплотились бредовые фантазии не одного потерявшего разум зодчего. Здание это множество раз переходило от одного здешнего племени к другому, сменило множество хозяев. Теперь оно было Домом Видящей След.

Во владениях своей Хозяйки Малый Народец уже не таился, и Анна поразилась тому, как много их здесь — деловитых мальков, снующих окрест по своим и своей хозяйки делам.

Видящая След, как всегда, встретила свою подругу по-простому — не в сумраке кабинета, уставленного предметами, долженствующими означать магическое могущество хозяйки, а в небольшой, залитой ровным светом люминесцентных ламп оранжерее.

Да и держала себя Видящая просто — не было сегодня в ее репертуаре приемчиков, обычных для высоко вознесшихся Пришлых. Отрешенного, вперенного во что-то, чего простым смертным узреть не дано, взгляда, осанки, подобающей более особам королевских кровей, властной стали в голосе. Из глубины оранжереи навстречу Анне вышла по-домашнему одетая, улыбающаяся, миниатюрная женщина — из тех, что до глубокой старости производят впечатление молоденьких. По-детски милое лицо хозяйки Дома было упрятано в копну иссиня-черных волос, а половину лица, казалось, занимали васильковые — в контраст волосам — глаза. В глазах этих не было и намека на связь с тайными силами этого мира. Только тень тревоги жила в них — где-то в глубине.

Рядом с Видящей Анна всегда начинала себя чувствовать неуклюжей, долговязой нескладехой. Видящая поражала Анну своей неподвластностью времени. Говорят, что это — общая черта всех Пришлых. То ли старость забывает про них надолго, то ли они просто не успевают состариться за то время, что выпадает им, чтобы пройти свое испытание и уйти дальше по пути Превращений... Да, старость, может, и забывает про них, а вот Судьба, бывает, вспоминает. И часто.

Впрочем, не только во внешности было дело, не в том, что Видящая оставалась привлекательной, сохранившей в облике что-то детское миниатюрной ведьмочкой. Будь она даже обтянутым пергаментной кожей скелетом или призраком, бренчащим цепями, Травница все равно была бы влюблена в свою подругу — за внутреннюю молодость, которой та была наделена. И которую дарила всем, кто понимал ее так, как понимала Травница. Впрочем, сегодняшняя их встреча вряд ли закончится задушевным разговором за чашкой настоянного на травах чая.

— Здравствуй, Видящая След, — поклонившись, произнесла Анна.

— Здравствуй, Травница, — невеселым от необходимости выслушивать и произносить прозвища-титулы голосом отозвалась хозяйка. — Присаживайся.

Она небрежно махнула чуть испачканной в оранжерейной земле рукой в сторону каменной скамьи. Анна опустилась на шершавую плиту и, сняв с плеча котомку, поставила ее себе на колени.

— Показывай вашу находку, — кивнула ей хозяйка. — И давай без церемоний! Ты для меня — просто Энни, а я для тебя — просто Марика. Договорились? И доставай же ты на свет божий свое сокровище!

— Ты уже обо всем знаешь... — вздохнула Анна и принялась развязывать стягивающий горловину котомки шнур.

— Мои пострелята еще прошлой ночью что-то видели и что-то слышали... — усмехнулась Марика. — В Лесах и на Тракте. Но Лоскутное Племя их опередило... Спасибо, что ты решила мне помочь в этом деле...

— Ты должна знать, — глухо, с трудом подбирая слова, стала объяснять Анна. — Это не просто помощь... — Она запнулась. — Я д-должна быть уверена, что мы — Меченные Мглой — не бросаем свой меч ни на одну из двух чаш весов...

— Ты хочешь от меня клятвы? — как-то отрешенно-беззаботно спросила Марика. — Какой? Я верю, что мы поймем друг друга...

— Я должна быть уверена, что вы — Пятеро — не обратите нашу помощь во вред тем, кто пришел вам на смену... Мы связаны клятвой перед Матерью-Мглой.

Марика смотрела на подругу прозрачным, без тени тревожной задумчивости взглядом.

— Я готова поклясться, что сама не причиню вреда никому из Новых Пятерых... — не задумываясь, произнесла она. — Не причиню его — первой. И не позволю этого своим друзьям. Но только в том случае, если никому из нас не придется защищать себя или своих друзей. Тебя устроит, если я поклянусь в этом?

Анна молча кивнула.

— Тогда — клянусь! — сухо и строго отрубила Марика, вскинув к огню Небес тонкую руку.

Она помолчала немного, взяла протянутую ей странную склянку и чуть небрежно прикинула ее на вес. Улыбнулась.

— Давно я не встречала старый добрый «Космос». Это питье, Энни, продается в буфетах всех Космотерминалов. Там...

Она неопределенно взмахнула рукой в сторону трепещущих пламенем Небес.

— Примерно как «Дурная кровь» — в каждой приличной таверне здесь, в этих краях. Странно...

Она осторожно поставила пустое стекло на скамью и, присев перед ней на корточки, стала приглядываться к нему. Потом протянула к странной склянке руки, погладила ее кончиками пальцев... Закрыла глаза, прислушиваясь к чему-то нездешнему...

Анне всегда хотелось представить себе, что происходит в сознании Видящей, когда она прослеживает пути вещей в пространстве и во времени, их встречи с людьми и живыми тварями. Но представить ей это никогда не удавалось.

Марика еще с минуту-другую сидела неподвижно. Потом быстро — словно вспорхнула — поднялась на ноги и поднесла сосуд к лицу. Откупорила его, вдохнула давно забытый запах не слишком дорогого коньяка и тут же вернула пробку на место. Отставила лесную находку в сторону и резко свела пальцы в замок.

Она узнала этот едва заметный аромат, приметавшийся к запаху спиртного. Хотя ей всего лишь раз пришлось ощутить его. Далеко отсюда. И теперь уже — довольно давно.

— «Жидкие Врата», — сказала она тихо. Скорее всего — самой себе. — Господи, глупость какая...

Она прикрыла глаза и как-то сразу осунулась. Ушла в себя.

«Жидкие Врата»... Энни опасливо покосилась на пустое стекло. Пустое, да не совсем... Она тихо поднялась со скамьи и отступила на шаг — чтобы не мешать Марике. За те несколько лет, что она водила дружбу с Видящей, Анна хорошо усвоила, что в те минуты, когда той овладевает ее странный Дар, посторонним вообще не стоит быть рядом. А раз уж пришлось, то надо держаться тише воды и ниже травы — чтобы не нарушить это глубокое — в саму себя — погружение Видящей.

А в этот раз — так, по крайней мере, показалось Анне — в сумеречной глубине подсознания что-то не получается у Видящей. Что-то ей не дается. Озадачивает ее.

Никто другой не заметил бы этого. Не смог бы прочитать это по ее почти неподвижному лицу — лицу спящего ребенка. Но именно по лицам детей Анна училась в свое время читать души людей. Эта способность — читать по лицам — была ее давним проклятием. Вот и сейчас она не сводила глаз с чуть подрагивающих уголков губ Марики и что-то мучительно решала вместе с ней. Делала какой-то выбор. Ей казалось, что еще мгновение — и она поймет какой. Сама станет такой же, как Марика, — Пришлой Ведьмой, Видящей След. Впрочем, она хорошо понимала, что это предчувствие обманывает ее. Ей давно была знакома эта иллюзия. Анна даже улыбнулась ей — этой незримой обманщице — как своей старой знакомой.

Марика открыла глаза и тряхнула головой. Бросила на Анну успокаивающий взгляд и тихо хлопнула в ладоши. Еле слышные шажки засеменили издалека, и через несколько мгновений по левую руку от Видящей словно из-под земли вырос крохотный, подчеркнуто серьезный каин.

От прочих «лесных пострелят» его отличал, кроме этой глубокой серьезности, пожалуй, только фосфорически-белый воротничок — деталь, забавно сочетавшаяся с традиционным нарядом Малого Народца, нарядом мастерового и охотника. Сплошная кожа — из шкурок каких-то прячущихся в густотравье тварей, ремни, карманы, кармашки — простые и потайные...

Анна никак не могла вспомнить, как зовут этого педантичного зануду — доверенного секретаря-порученца Видящей.

— У нас проблемы, Шорри... — вздохнула Марика, поворачиваясь к гному. — Найди Лонни и передай: пусть велит своим следопытам — пяти-шести самым толковым — приготовиться к выходу в Лес. Будет охота на Пришлого. Его придется вытаскивать прямо из-под носа у людей Неназываемого... Может, сразу двух Пришлых... Пусть ребятишки поторопятся. Мы будем их ждать на Стеклянной тропе.

Анна оценила это как бы невзначай брошенное «мы».

Она встретилась взглядом с Видящей. Та улыбнулась, взмахом ладони отпуская Шорри. Подхватила со скамьи склянку Пришлых.

— Придется держать это под замком, — сказала она. — Слишком многим может приглянуться это стекло. А точнее — то, что осталось на его стенках...

Анна кивнула, давая понять, что разделяет тревогу подруги.

— Я думаю, ты не против? — бросила та и кивком головы пригласила Анну следовать за собой в Дом. — Я говорю, ты ведь не против того, чтобы участвовать в поисках? Так тебе будет много спокойнее за твое обещание Мгле.

— Ты дала слово, и я спокойна, — ответила Анна, с трудом поспевая за ней в отворившуюся тяжелую дубовую дверь. — Другое дело — что и от меня может быть польза... Я тоже кое-что смыслю в лесных тропках...

Марика кивнула, легко взбегая по винтовой лестнице. Остановилась на площадке у дверей на галерею второго этажа. Повернулась к Анне, которая задержалась внизу.

— Конечно, Энни, — согласилась она. — Ты знаешь Лес не хуже любого каина. Но ты ведь устала? Подожди здесь, я распоряжусь о чае — том, твоем... Он прекрасно восстанавливает силы. Если немного вздремнешь — еще лучше. Сама понимаешь — у нас будет непростой Поиск сегодня...

Она скрылась за дверью-ширмой, расшитой знаками неведомого Анне языка. На несколько минут Травница осталась наедине с собой. И — с Домом.

Он был, как всегда, странен — Дом Видящей. Был он словно необитаем — пуст и чисто прибран, словно приготовлен к расставанию. Анне казалось, что Видящая в Доме жить и не собиралась, а просто навела в нем порядок, накинула чехлы на старинную мебель, а сама обосновалась в небольшом, больше похожем на затейливую антикварную лавчонку кабинете. А может, он больше походил на какую-то мастерскую — этот кабинет. Анна часто бывала в нем и хорошо помнила его внутреннее убранство.

Там — этажом выше — на низеньких лавках-столах были разложены и разбросаны предметы странные и никому, наверное, в Сумеречных Землях не известные. На полках стояли книги в причудливых переплетах, а в стенах мерцали экраны, в которых то ползли непонятные узоры, то возникали какие-то знаки и видения. Странное то было место.

А здесь, в пустом, светлом зале не было ничего, кроме нескольких лавок из потемневшего от времени дерева вдоль стен. Да еще на стенах висело несколько по шелку выполненных картин, вставленных в простые рамы, тоже почерневшие, словно закопченные. Изображали картины, должно быть, пейзажи, существовавшие в тех, других Мирах, что — Извне... На других полотнах — тоже выполненных в необычной, нездешней манере — Анна видела цветы, растения, животных — тоже не таких, как здесь, — чужих...

Особенно долго рассматривать убранство зала — и без того ей хорошо знакомое — Анне не пришлось. Тихое, но хорошо различимое в тишине покашливание, исходившее откуда-то от двери на веранду, привлекло ее внимание: там из-за серой портьеры высовывалось крошечное личико слуги-каина. Анну приглашали пройти на балкон, где ей подан завтрак.

Травницу всегда разбирало любопытство — хотелось хоть раз подсмотреть, как каины управляются с хитрым искусством сервировки стола для хозяйки и ее гостей. Анне представлялось, что лесные крохи никак не могут обойтись в этом деле без какой-нибудь — гигантской по их масштабам — машинерии. Без каких-нибудь лебедок, полиспастов, подъемных башен, в общем всего такого, что можно повидать на строительстве замка, крепости или собора. Но всякий раз прислуга Видящей успевала сделать свое дело, не показываясь на глаза посторонним. И всякий раз результаты их незримой и бесшумной активности являлись ей в сиянии полной законченности и таинственной завершенности.

Как вот сейчас. Словно вышколенной горничной накрытый стол. Гренки, ветчина, суфле и чай на травах. Разумеется, скрупулезно заваренный по ее — Травницы — рецепту.

Именно здешние травы и их секреты свели Анну-Травницу с Марикой Видящей След. В ту пору — теперь уже довольно далекую — Марика была еще новичком в Мире Молний и даже с помощью доставшегося ей во владение Малого Народца трудно приживалась в Сумеречных Землях. Анна-Травница, Меченная Мглой — замкнутая обитательница заброшенных скитов и зимовий — неожиданно для себя самой, как и для остальных двоих Меченных Мглой, сошлась с Марикой Видящей След, Пришлой колдуньей из Новой Пятерки. Сейчас они уже могли считаться близкими подругами.

Дружбой своей Анна не злоупотребляла. По-прежнему на девять десятых их разговоры были посвящены особенностям разной целебной зелени Сумеречных Земель. За годы общения Марика и Анна всего несколькими словами обмолвились о тех силах, что стояли за каждой из них. Ни обо Мгле, ни о Магии Предтеч всуе говорить у них было не принято. Обе они неукоснительно соблюдали это правило. Сегодняшний день был исключением.

К поданным блюдам Анна притронулась больше из вежливости, чтобы не обидеть хозяйку. Она очень странной находила это обыкновение Пришлых — с утра накидываться на обильную, тяжелую еду, словно специально для того чтобы убить часы утренней рассветной легкости ленивой сонливостью, источаемой плотно набитым желудком. Чай же был заварен на удивление умело, и Травница, не торопясь, маленькими глотками чашку за чашкой опустошила весь чайничек, в котором был подан настой.

Настой тот действительно оказал на Анну свое действие — накопившаяся за бессонную ночь усталость покинула ее. Травница обрела ясность сознания, а дух ее исполнился утренней бодрости.

Появившаяся на балконе Марика застала гостью уже вполне готовой тронуться в путь по тропам Худых лесов. Сама Видящая — в удобном, слегка потертом дорожном наряде, при легком рюкзачке, закинутом за спину, — была почти неотличима от обитателей этих краев.

Им не потребовалось много времени на то, чтобы собраться в путь. Уже через полчаса тень Леса поглотила их.

— Видите? — прервал долгое молчание всадник, указывая на вершину небольшого холма, который начал неожиданно вырастать перед путниками словно ниоткуда. На вершине этой находился довольно уютного вида дом.

— Это — мой дом, — объяснил Русу всадник. — Вы будете моим гостем. До тех пор, пока мы не поймем, кто вы такой.

Рус уже успел догадаться, что гостеприимство незнакомца отличается весьма заметным своеобразием.

С момента их встречи прошло уже немало времени, и они успели основательно удалиться от той лесной опушки, где эта встреча произошла, но представиться друг другу успели только наполовину. Рус назвал себя и без особых церемоний объяснил, что направляется к Скальным Храмам для встречи с человеком, который его ждет.

На что всадник, почесывая за ушком черную пушистую тварь, устроившуюся у него на плече, высказался в том духе, что для всех будет только легче, если они продолжат движение вместе. К сожалению, он не может предложить господину Рядову коня, но путь недалек, и если тот не откажется подержаться некоторое время за стремя, то они без проблем смогут позавтракать обсудить интересующие их вопросы в более комфортабельной обстановке. Себя называть всадник и не подумал. Поэтому, а может, и по какой-то иной причине свой не слишком долгий путь по довольно широкой тропе оба они — и гость и хозяин — проделали в молчании.

Собственно говоря, у Руса не было оснований отказываться от приглашения. Во-первых, всадник даже не намекнул на возможность задержать его силой. Да и оружия при нем, похоже, не было. А оружие, которым Центр снабдил Руса, оставалось при нем. Во-вторых, указанное им направление не слишком отличалось от того, в котором намеревался продолжать свое движение Рус. Если бы в намерения так незаметно приблизившегося к нему всадника входило отправить Пришлого на тот свет, то он для того имел достаточно хорошую возможность. И раз ею не воспользовался, то, стало быть, его намерения были другими. Ну и, наконец, просто не стоило обострять обстановку. Если это и был арест, то арест, проведенный в крайне мягкой форме. Вот и сейчас Рус не стал выражать слишком уж большого недовольства этим безапелляционным «вы будете моим гостем до тех пор, пока...». Он только осведомился:

— «Мы» — это?..

Всадник пожал плечами.

— Это я и некоторые другие... Те, кому приходится присматривать за странниками вроде вас. Но лучше мы поговорим с вами в стенах дома. Они — будьте уверены — не имеют ушей. По крайней мере, таких, о которых я не знал бы. А Лес — полон ушей и глаз...

Он снова почесал за ушком черного пушистика, понимающе переглянулся с ним и скормил зверьку извлеченный из кармана орешек.

У ворот, ведущих во дворик перед жилищем столь гостеприимного всадника, его ожидал преисполненный почтения пожилой слуга, которому спешившийся хозяин передал поводья и своего пушистого подопечного. Зверьку при этом был оказан не меньший решпект, чем самому хозяину. Рус же слугою просто не был отнесен к числу предметов, заслуживающих внимания. Хозяин простым кивком предложил гостю заходить в помещение.

Дом был невелик и, судя по всему, выстроен далеко не в этом веке. Внутри он, впрочем, не выглядел ни ветхим, ни заброшенным, как это казалось со стороны. Русу было предложено присесть-отдохнуть с дороги, а заодно и подкрепиться — чем-то вроде плоховато приготовленного рагу и тепловатого отвара, мало отличавшегося по вкусу от кипяченой воды.

Рус окинул взглядом нехитрое убранство комнаты, которая, видно, служила одновременно и прихожей, и гостиной, и столовой, и кабинетом хозяина дома. Хозяин этот явно не грешил пристрастием к роскоши. Обстановка комнаты сводилась к трем табуретам, широкому столу и некоему подобию конторки, где в беспорядке находились бумаги и переплетенные в кожу фолианты.

— Так кому же я все-таки обязан таким гостеприимством? — осведомился наконец Рус.

— Вообще-то, — пожал плечами хозяин, — для здешнего народа я — Антуан Парре, хозяин пары гостиниц на Новом Тракте. Но перед вами мне придется выступать в несколько ином качестве...

— Вы ненароком не из неназываемых будете? — устало предположил Рус.

— Вы угадали, господин Рядов, — с легкой досадой в голосе подтвердил хозяин дома.