"Мучения Минти Мэлоун" - читать интересную книгу автора (Вулф Изабель)

«Первое апреля, День всех дураков! – отметила я, глянув на календарь. – И первая среди первоапрельских дураков – Минти Мэлоун! А также майских, июньских и июльских, ведь именно в июле я была „почти замужем» за отборным куском дерьма».

Стоя под душем, я решила: не собираюсь больше оставаться в дураках. Наконец-то я во всем разобралась. Все поняла. Прозрение – мучительный процесс, но он того стоит. Я словно родилась заново. Новая Минт. Наконец-то, наконец, я могу жить дальше. Говорила, что переживу это, и пережила. Теперь я беззаботна, как пасхальный цыпленок. Сама проклевала жесткую скорлупу и выбралась на солнышко, чтобы расти и хорошеть. «Во всем виноват один лишь Доминик», – удивленно повторяла я про себя. Я была ни при чем. Долгие месяцы казнила себя без вины. Оказывается, ответ прост: деньги, бумажки с водяными знаками, презренный металл. Просто и грубо. Я – всего лишь жертва алчности Доминика.

Одеваясь, я подумала: «Спасибо Господу, что на свете есть Вирджиния Свиной Пирожок!» Если бы не она, я бы никогда не осознала всю низость и мелочность натуры Доминика. Ее неожиданный телефонный звонок расставил все по местам. Она разрешила головоломку. И вот теперь вагон метро, грохоча, несет меня в южном направлении, а я дружелюбно улыбаюсь пассажирам. Хотя пассажиров не так уж много, ведь сегодня Страстная пятница. Поистине страстная. В буквальном смысле слова. Ведь страсти, наконец, улеглись, и я обрела свободу. Я посмотрела на часы: без пяти девять, а на работу мне только к десяти. Так что, не доехав до станции «Эйнджел», я сошла на «Набережной». И, шагая по Стрэнду, залитому лимонными лучами солнца, ощутила лишь легкий укол при виде отеля «Уолдорф». Это было уже не сожаление о несбывшемся, но отголосок боли и унижения, которые Доминик заставил меня пережить. Миновав Олдуич, я двинулась по Флит-стрит, мимо Дома правосудия, старой редакции «Дейли экспресс» и «Пре-а-Манже». А потом повернула направо, к церкви Сент-Брайдз. Я знала, что будет нелегко, но мне требовалось пройти через заключительную фазу выздоровления, разыграть последнюю сцену спектакля.

Послонявшись минутку у крыльца, я зашла внутрь. Церковь была пуста. Совершенно пуста. Внутри оказалось тепло, как в утробе. Желтые цветы: солнечные бутоны нарциссов, кремовые тюльпаны и усыпанные золотистыми венчиками ветки форсинтии – напоминали о праздновании Пасхи. Во второй раз я прошла вдоль рядов к алтарю, и каждый мой шаг отзывался эхом. Я замерла на том самом месте, где стояла напротив Доминика в июле, и вдохнула аромат пчелиного воска, сладкий, как мед. До меня донеслись призрачные голоса: «Согласен ли ты? Согласен?..» – «Нет. Нет... Нет...» – «В болезни и здравии. В болезни...» – «Не могу. Не могу... Не могу...» – «Давай же, Дом. Давай...» – «Мы обязательно разведемся. Разведемся...» – «Ш-ш! Мадам! Ш-ш!» – «Не упади! Не упади... не упади...»

Потом я подняла глаза к потолку и попыталась представить, что над головой открытое небо, а вокруг – почерневшие, обугленные стены, обгорелые скамьи. «Вот что со мной произошло», – подумалось мне. Меня тоже разбомбили, до основания. Осталась лишь зияющая, разрушенная оболочка. Казалось, я никогда не восстану из руин. Но теперь я поняла, что ошибалась. Я родилась заново. Такая же, как прежде, и другая. Я воссоздала себя прежнюю, используя новую материю. «Нужно что-то сказать, – подумала я, – но что?» В конце концов, я просто произнесла: «Спасибо!» – и направилась к двери. По пути к выходу на глаза мне попалась доска с надписью: «Молитвы», сплошь усеянная записками. «Помолитесь за то, чтобы мы с Джулианом увиделись снова», – гласила одна. «За Элис, которая тяжело больна», – просила вторая. «За моего сына Тома, который волнуется из-за экзаменов», – молила третья. И тут я прочитала: «Помолитесь за мою дочь Минти, которая очень несчастлива». Я узнала папин почерк. Наверное, он вернулся сюда спустя несколько дней после свадьбы. Я сняла записку: мне уже не нужны молитвы. Потом вытерла глаза и пошла на работу.

«Воистину от великого до смешного один шаг», – подумала я, войдя в офис через полчаса и увидев Уэсли. У него был действительно смешной вид. Мало того, он выглядел странно. Не потому, что оделся нелепо, и не потому, что побрил голову. А потому, что был на девятом месяце беременности. Он... Ба!.. Я вспомнила, какой сегодня день, и улыбнулась собственной догадливости.

– Первое апреля – никому не верю, – сказала я. – Раскусила! Раскусила!

– Минти, это не шутка, – серьезно проговорил он и погладил свой выступающий живот.

Я вытаращила глаза. А что же еще? Вид у него был такой, будто он вот-вот родит. Он походил на мужика с того дурацкого рекламного плаката, который призывал мужчин «быть ответственными».

– Уэсли, если это не первоапрельская шутка, то что? – поинтересовалась я.

– Сопереживаю.

– Что?!

– Я сопереживаю. Проникаюсь чувствами Дейдры. Хочу до конца понять, что она ощущает. – Он задрал джемпер, демонстрируя нечто похожее на зеленый полотняный бронежилет, прикрепленный к животу скотчем.

– Это накладной живот, – объяснил он. – Для мужчин. Чтобы они сумели понять, каково их беременным подругам.

– О...

– Прислали из Америки, – похвастался он. – По Интернету заказал. У нас такие не продаются.

– И, слава богу, – порадовалась я. – Выглядит ужасно. Какой уважающий себя британец согласится напялить подобный кошмар?

– Ну... я же согласился, – ответил Уэсли. По-моему, он немного обиделся. – Мне кажется, это хорошая идея. Его можно чем-нибудь набивать, по мере роста эмбриона. Мы с Дейдрой уже на шестом месяце, – сообщил он. Потом встал и подпер ладонями спину. – О боже, моя спина меня убивает, – пожаловался он.

– Уэсли!

– Я буду так рад, когда все закончится.

– Хватит тебе!

– У меня жуткие спазмы...

– Ради бога, прекрати!

– И все время тошнит.

– Прошу тебя, Уэсли! – со смехом умоляла я. – Хватило с нас одной Мелинды.

– Кстати, ты слышала? Она возвращается на работу, – проинформировал он, достав каталог магазина «Малыш и мама».

– Что?! – Улыбка осыпалась с моего лица на пол.

– Мелинда возвращается. Ты еще не знаешь? Я в ужасе таращилась на него:

– Нет.

– Все о'кей, Минти. Не переживай, тебе ничего не грозит. Она будет работать в ночную смену.

– Звонки от придурков в прямом эфире?

– С двух до четырех ночи. У Джека были дыры в расписании, и она как раз подойдет, ведь не надо будет писать сценарий.

– Это уж точно.

– От нее требуется только не спать и отшивать крезанутых.

– Как только она согласилась после той жуткой ссоры?

– Очевидно, ей отчаянно хочется вернуться и быть «вадиоведущей», а Джек выбился из сил, пытаясь подобрать кого-то на эту должность. О, легок на помине... – добавил Уэсли.

– Доброе утро! – весело поздоровался Джек. В последнее время он выглядел намного счастливее. – Как у нас чисто, – подозрительно осмотрелся он. – Неужели рак на горе свистнул и пришли уборщики? Уэсли, мне страшно даже предположить, зачем ты запихнул подушку под свитер.

– Это не подушка, а накладной живот для сопереживания.

– Все ясно, – ошалел Джек. – Доброе утро, Минти! – обратился он ко мне. – У тебя довольный вид. Прямо-таки цветешь.

– Цвету? – с недоверием спросила я. – Правда?

– Да, – подтвердил он. – Цветешь и пахнешь. – Он взял со стола Уэсли «Книгу молодой мамы» и улыбнулся мне краешком губ. – Ты что, влюбилась?

– Что? О нет. Просто счастлива, – объяснила я. – Вот и все. Я будто родилась заново.

– Вот-вот, Дейдру это тоже ждет, – скорчив гримасу объявил Уэсли. – Наверное, это очень больно.

– Что? – спросил Джек.

– Я сказала «родилась заново», а не «родила».

– Ты уверена, что гормоны тут ни при чем? – не поверил Уэсли, доставая книгу Мириам Стоппард.

– Уверена. Это было внутреннее перерождение.

– А вид у тебя такой, будто ты влюбилась, – кинул Джек через плечо, заходя в свой кабинет.

– Да, – вдруг изрекла Моника. – И, правда.

– Вы что, издеваетесь, что ли? – рассмеялась я. Потом сняла трубку и позвонила Джо.

Понимаете, я хотела все ему рассказать. Хотела рассказать о своем новом прорыве. О том, как я выбросила Доминика на помойку прошлого. И мы договорились встретиться в «Скрин-он-зе-Грин», в Айлингтоне, в шесть часов на следующий вечер.

– Ты выглядишь отталкивающе, – восхищенно произнес он, громко чмокнув меня в щеку.

– На себя посмотри, страшилище! – весело ответила я и тут же оговорилась: – Это я, любя так тебя называю.

– Знаю-знаю, – улыбнулся он, и мы зашли внутрь.

Я еще раз посмотрела на него. Ощущение было такое, будто сегодня я впервые отчетливо его вижу – прежде темная тень Доминика застила мне глаза. Хотелось рассказать Джо о встрече с Домиником, но я решила подождать до конца показа. Это была новая фильмокопия классической картины Джона Шлезингера «Вдали от безумной толпы»[80].

– Только прошу, не шурши попкорном, – предупредил Джо, когда свет погас, наступила темнота и раздвинулся нейлоновый занавес.

– У меня нет попкорна, – ответила я.

– И не разговаривай со мной во время сеанса, – продолжал он. На экране появилась Джули Кристи. – Это очень раздражает, и не только меня.

– Ш-ш! – зашикал кто-то с заднего ряда.

– Вот видишь! – Я закатила глаза. – И не хватайся за меня, когда будет страшно, – прошептал он. – Я тебя знаю.

– Это же не фильм ужасов, – прошептала я в ответ.

– Тогда просто не трогай меня, о'кей? – велел он и обнял меня правой рукой.

Я хихикнула. А потом покраснела. Я чувствовала себя необъяснимо счастливой, потому что снова была рядом с Джо. Но скоро я уже очутилась среди холмов Уэссекса, с волнением сопереживала борьбе Батшебы за свою ферму, ее страсти к сержанту Трою. Однако и слепому было ясно, что Трои – мелочный ублюдок, а Батшеба – полная идиотка, раз отвергает замечательного Гэбриэла Оука. В конце концов, у нее открылись глаза. «Оглянись, – говорит Алан Бэйтс Джули Кристи в конце фильма, – и я буду рядом. И когда я оглянусь, – беззаботно продолжает он, – рядом будешь ты». И улыбается. Джули Кристи отвечает ему улыбкой. Они исчезают из кадра, идут титры.

– Вот это называется счастливый конец, – провозгласила я, когда мы поднялись с мест. – Наконец-то она прозрела.

– Но Харди сперва заставил ее помучиться, – заметил Джо. – Он все время измывается над своими героинями, устраивает им адские испытания. Так! – произнес он и взял меня под руку. И теперь, свободная от чар Доминика, я почувствовала, как внутри что-то подпрыгнуло. – Пойдем со мной, – скомандовал он и мягко добавил: – Пожалуйста.

Мы шагали по Аппер-стрит и Роузбери-авеню, и мне было очень-очень хорошо. Наконец-то я могу жить дальше. Жить дальше вместе с Джо. Конечно, мы можем быть больше чем друзьями. Нужно просто убедить его, что Доминик меня уже не интересует. Ведь это правда. Мне плевать на Доминика. Он утратил реальность, стал героем страшного, беспокойного сна. И сейчас я просыпаюсь, а он растворяется в воздухе, как привидение, бесплотный пришелец из другого мира. Теперь у меня есть Джо. Из плоти и крови. Его твердая и сильная рука держит меня под руку. Мы разговариваем о фильмах и режиссерах, и мне это очень нравится, ведь он так много знает, а я очень люблю кино. Мы проходили мимо «Садлерз-Уэллз». Люди спешили в театр, и тут, к своему изумлению, я увидела папу. Он стоял у входа. У него был взволнованный вид. Даже странно, ведь обычно он такой спокойный. Наверное, мама задержалась на какой-нибудь благотворительной вечеринке.

– Папа! – позвала я, вспомнила его записку на доске в церкви Сент-Брайдз, и сердце мое наполнилось нежностью. – Папочка! – еще раз закричала я. Но он не слышал. Он стоял у входа, но не махал рукой, а хмурил брови. И тут, наконец, заметил меня. Видели бы вы, как он удивился!

– Минти? – с изумлением спросил он.

– Привет! Что будете смотреть?

– О... Хм... «Коппелию», – ответил он, слегка занервничав. Интересно, мне показалось или он действительно покраснел?

– Это Джо, – представила я.

Джо и папа обменялись рукопожатием. Так мы и стояли несколько секунд, а потом папа вдруг произнес:

– Что ж, не буду вас задерживать. – Как будто не хотел, чтобы мы здесь торчали. Меня это озадачило.

– Надеюсь, спектакль вам понравится, – произнесла я. – И надеюсь, мама не слишком опоздает. – Папа улыбнулся, какой-то напряженной улыбкой, и мы с Джо ушли.

Я рассказала Джо о маминой одержимости филантропией. Мы перешли улицу, повернули налево, на Эксмаут-Маркет, и остановились у дверей кафе «Кик». Обстановка внутри была очень простая, зато имелось три стола для игры в настольный футбол.

– Давно хотел показать тебе это местечко, – заметил Джо. – Но никак... не подворачивалось удобного случая. А сегодня как раз подходящий момент.

– Да, – согласилась я. – Ты прав. Вообще-то, Джо, я хотела кое-что тебе сказать. Что-то очень важное.

– О'кей. Выкладывай. – Но он уже опустил монетку в прорезь, и на поднос со стуком высыпались семь пробковых мячиков. Я решила отложить признание на потом. Сначала можно и поиграть.

– Итак, запомни, – предупредил Джо, погрозив мне пальцем. – Мячи не закручивать.

– Ты за кого меня принимаешь? Я же не Алистер Кэмпбелл.

– И никаких «бананов».

– И не подумаю.

– Если я забью гол, ты покупаешь мне выпивку. И наоборот.

– Договорились.

С самого начала матч заладился. Я играла довольно агрессивно, пытаясь прорвать оборону защитников Джо.

– Отличная защита! – крикнула я. – У тебя очень быстрая реакция. Но... – продолжала я, разворачивая центрального нападающего к воротам, – не такая быстрая, как у меня! Ура! Один—ноль!

Джо купил мне «Перони». Следующий гол забил он, и я отправилась за выпивкой.

– Ты закручиваешь – хватит!

– А ты слишком долго думаешь перед ударом.

– Хочешь сказать, я жульничаю?

– Да.

– Вот тебе! Гол! Два—один!!

Я принесла Джо еще пива. А потом еще. Мы оба уже были навеселе. Я смеялась. На самом деле я чуть ли не на облаках плавала от счастья, чему, конечно, способствовало пиво. Мы отчаянно флиртовали.

– Я рад, что мы снова друзья, Минти, – произнес Джо.

– Правда? – я улыбнулась.

– Да. После нашего «последнего танго в Париже», – продолжал он с хитрой улыбкой, – я был словно «зачарованный». Сработал «основной инстинкт», – добавил он и пьяно хохотнул.

Я решила подыграть.

– Это было «роковое влечение», да? – хихикнув, спросила я и отхлебнула еще пива.

– Можно и так сказать, – ответил он. – Но я не предпринял никаких шагов, потому что... – он на секунду замолк и загнал мяч в угол, – ...потому что у тебя тогда было «холодное сердце».

– Да, – согласилась я. – Мои «четыре свадьбы и одни похороны» закончились «катастрофой». О, отличный гол!

– Так, с тебя еще «Перони». У тебя был «психоз», – выдал он.

– Нет! – возразила я. – Просто еще одна «женщина на грани нервного срыва».

– И, правда, «почему дураки влюбляются»? Но потом, – изощрялся он, – «в один прекрасный день», у нас случилась одна из этих «опасных связей», после чего мы оба долго хранили «молчание ягнят».

– Я сидела «одна дома», – подхватила я, подводя к мячу полузащитника. – Словно попала в «мертвую зону».

– «Унесенная ветром», – хихикнул Джо. – Ты даже на звонки не отвечала.

– Потому что мужчины меня просто достали. Я сказала: «с меня хватит». И решила стать «деловой женщиной».

– Но это были «жестокие игры».

– Прости. Ого-го – вот это гол! Ну и хитрый ты, Джо.

– Но теперь все о'кей, и мы можем...

– ...вернуться «назад в будущее»? – откровенно предложила я и бросила на поле последний мяч. Игра подошла к концу. Самое время поговорить. Пора признаться Джо, как много он для меня значит, как я люблю его, «верно, безумно, глубоко». Сказать, что не хочу, чтобы мы были просто «друзьями». Не хочу, чтобы он уезжал в Лос-Анджелес. Мечтаю, чтобы он остался в Лондоне и наполнил мою жизнь смехом. Все изменилось.

– Я должна тебе кое в чем признаться, – объявила я в ожидании заказанной пасты. – Это серьезно. – Он сверлил меня взглядом.

– Ты что... беременна? – театральным шепотом спросил он.

Я закатила глаза:

– Нет-нет.

– Если ты беременна, я тебя не оставлю. Я привык отвечать за свои поступки. Сама знаешь.

– Послушай...

– Из тебя получится чудесная мама, – схохмил он.

– Я пытаюсь быть серьезной, – упрекнула я.

– О'кей, – улыбнулся он. – Давай говорить серьезно.

«Да, – подумала я. – Давай говорить серьезно. Прекрасная мысль».

– Это касается Доминика...

– О нет, – вздохнул Джо. – Только не это. Не надо портить вечер.

– Я просто хочу сказать, что он меня больше не интересует. Все кончено. Финиш. Я кое-что поняла. И это все меняет.

– Что же? – Кажется, он был заинтригован. Мы сели за маленький столик в углу.

– Я поняла, что не виновата, – сказала я.

– В чем?

– В том, что произошло у нас с Домиником. Это целиком и полностью его вина.

– Что ты имеешь в виду?

Пока мы уписывали пасту, я рассказала – правда, язык у меня немного заплетался, – как позвонила Вирджиния Парк, как я встретилась с Домиником, и что он сказал.

– Он бросил меня из-за денег, – негодовала я. – Из-за каких-то бумажек. В панике сбежал, потому что боялся потерять свои грязные капиталы. А потом, когда кризис неожиданно миновал, понял свою ошибку и захотел меня вернуть.

– Но ты не...

– Конечно, нет! – воскликнула я. – И не думала к нему возвращаться. Как ты мог вообразить? Но я довольна, что увиделась с ним. Иначе мне бы не представилось шанса выложить ему все как на духу и узнать правду.

– А теперь знаешь?

– Да. Правда в том, что мне больше не нужно винить себя. И это потрясающе, ведь чувство вины лишало меня уверенности. Мне казалось, что я сама навлекла неприятности на свою голову.

– Почему ты так думала?

– Понимаешь, я считала, что была с ним слишком мила и добра, во всем угождала и превратилась в тряпку, вот он и потерял всякое уважение, бросил меня.

– Ну, если верить твоим словам и тому, что я видел на семинаре, ты действительно во всем ему подчинялась и стала слабовольной тряпкой.

– Да-да, я знаю. И не отпираюсь. Но он бросил меня по другой причине. Напрасно я терзалась долгие месяцы. Эта мысль очень меня мучила. А теперь я знаю, что моя теория оказалась неверна и я ни в чем не виновата.

– Не виновата? – снова повторил он, играя вилкой.

– Нет, – ответила я и улыбнулась. – Во всем виноват Доминик. Теперь я понимаю. Раньше я не замечала, какой он мелочный. А теперь вижу.

– Понятно.

– Все случилось из-за денег, – заключила я. – Очень просто. – Я тряхнула головой. – Моей вины тут нет. И теперь я будто вырвалась на свободу. Я понимаю, что могу жить дальше. Наконец-то я вольна наслаждаться жизнью. Ты рад за меня, Джо? – Я взяла его за руку, но он не произнес ни слова – только как-то странно смотрел на меня.

– Почему ты молчишь?

– А что я должен сказать?

– Ну, не знаю. Скажи что-нибудь. Скажи, что ты рад за меня, что согласен.

– Почему я должен это говорить? Я так не считаю. О! Наверное, он слишком много выпил. Никак не разберется в том, что я ему наговорила.

– О'кей, – пожала плечами я. – Давай объясню все еще раз. Понимаешь...

– Не стоит, я все слышал, – ответил он с какой-то безразличной улыбкой, как мне показалось. – Но думаю, ты пришла к неправильному выводу.

– Послушай, я пришла к выводу, что во всем виноват Доминик. Он жалок. Но я не подозревала, насколько он жалок, пока не увидела его во вторник вечером.

– А я думаю, подозревала, – надувшись, произнес Джо.

– Нет, – заартачилась я. Происходящее уже начало меня раздражать. – Раньше мне казалось, что Доминик только на первый взгляд придурок. – При этих словах мы оба прыснули. – Я хочу сказать, он уделял так много внимания мелочам: внешности, одежде, машинам, вечеринкам. Я воображала, будто его мелочность этим и ограничивается. Но теперь поняла: это диагноз.

– Согласен.

– Тогда почему ты не понимаешь, что я хочу сказать?

– О, я все понимаю. Просто думаю, что ты и раньше все это прекрасно знала.

– Нет, – настаивала я. – Откуда мне было знать? Я и не подозревала о мошенничестве с пенсиями и выплате компенсаций. Это мне только потом сказали.

– Но ты видела его жалкую натуру, – сказал Джо. – Ты наблюдала это каждый день. Так что же теперь удивляться, что он оказался придурком?

– Я действительно удивилась.

– Ты удивишься, если явно склонный к насилию преступник совершит убийство? Ты видела признаки: склад ума, характер. Минти, не надо быть писателем, чтобы разобраться в этом. Мы не умеем скрывать свои недостатки.

Боже, это уже сильно действовало мне на нервы. Я и не думала, что будет так трудно.

– М-м-м, не согласна, Джо, – процедила я, раздраженно вздохнув. – Я была совершенно сбита с толку, когда, наконец, осознала, что он за человек.

– Значит, ты дурочка, – буркнул он и стал возить по тарелке макароны. А потом как-то странно, устало на меня посмотрел. – Ты же сама сто раз говорила, что с самого начала подметила мелочность Доминика. Его зацикленность на своей внешности. И то, что с самого начала он пытался тебя изменить, исподволь, исподтишка.

– Вовсе не исподтишка. Напрямую: «Надень то. Не надевай этого. Говори то. Не говори этого. Мы делаем так. Атак мы не делаем». Намек прозрачный, скажем прямо.

– Тогда я тем более не понимаю, как ты с этим мирилась. Это же чудовищно. Невозможно поверить, что такая умная и независимая девушка, как ты, стала бы терпеть такое... такое дерьмо. Но ты же терпела.

– Да, – призналась я. – Терпела. И сожалею об этом всем сердцем. И никогда-никогда больше не соглашусь мириться с подобным неравенством. Потому что я изменилась.

– Не уверен, – покачал головой он.

– Джо, извини, но, по-моему, ты жесток. Ни капли сочувствия, когда мне пришлось пережить такой кошмар.

– Я тебе сочувствую, – произнес он, отодвигая тарелку. – Даже очень. Всем сердцем. Просто я немного... разочарован, наверное.

– Разочарован? Что значит «разочарован»?

– В тебе.

– О! Хм... большое спасибо. – Я залилась краской.

– Потому что ты во всем обвиняешь Доминика.

– Да, я обвиняю Доминика. Почему бы мне его не обвинять? Он же плохой. Это он во всем виноват!

– Вот здесь я с тобой не согласен.

– Ну, не знаю, почему ты не согласен. Ведь это правда. – Во мне уже вскипала нешуточная злость. Более того, я чувствовала, что вот-вот заплачу. Джо испортил такой замечательный вечер, донимая меня своими сомнениями, хитрыми, докучливыми вопросами. – Это правда, – повторила я. Стол расплывался перед глазами. – Я стала жертвой. – Горло сдавливал спазм. – Я прошла через ад. Настоящий ад. И все из-за Доминика.

– Из-за себя самой тоже.

– Нет, я ни при чем! – бубнила я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не повысить голос. – Я всего лишь невинная жертва. Он строил козни за моей спиной. Избавился от меня, чтобы спасти свои деньги. Перед лицом двухсот восьмидесяти человек. Моему отцу это обошлось по сто фунтов за каждого. И не понимаю, с какого боку тут я.

– Ты тоже виновата. В каком-то смысле. Тем, что позволяла Доминику так с тобой обращаться. Не пойми неправильно, – поправился он. – Тому, что он сделал, нет оправдания...

– Ура, аллилуйя!

– ...но ты стала соучастницей его преступления. Ты ни разу не пресекла его отвратительное поведение.

– Не пресекла?

– Он обращался с тобой как с дерьмом, а ты не возражала.

– Нет?

– Нет. По крайней мере, не похоже.

– Да-да, ты прав. Не возражала.

– Так почему?

Я нервно заерзала на стуле:

– Мне бы вышло дороже.

– Тебе дороже? Понятно.

– Он заводился с пол-оборота, – оправдывалась я. – Чуть что не по нем, закатывал жуткие, отвратительные истерики. Я боялась перечить.

– Почему? – изумился Джо.

– Начни я перечить, он устроил бы ужасную сцену, и мы бы... мы бы... разошлись, вот почему!

– И что в этом плохого?

– Как что плохого? Я не хотела рвать отношения.

– Почему?

– Потому что он – мой бойфренд. Он был тем самым, единственным. Я хотела за него замуж. Поэтому была готова переступить через себя.

– А...

– Это суть любых отношений. Все должны идти на уступки.

– Непохоже, чтобы Доминик хоть раз в чем-то уступил тебе, – презрительно поморщился Джо. – Еще один вопрос: почему ты захотела выйти за него замуж?

– Почему-почему? Это еще что за вопрос? Зачем вообще люди женятся?!

– Ну, судя по твоим же словам, он был тебе не очень-то симпатичен, ты им не восхищалась. Вот я и теряюсь в догадках. Он вообще тебе нравился, Минти? – Джо пристально посмотрел на меня. – Нравился? – Я не могла отвести взгляд. В радужке его больших карих глаз светились золотистые и зеленоватые прожилки. Он словно меня гипнотизировал. Я тяжело вздохнула. – Нравился? – не отставал Джо.

– Нет, – тихо созналась я. – Не нравился. И теперь, когда я узнала правду, он нравится мне еще меньше.

– Но Минти, – наседал Джо, слегка наклонясь вперед, – зачем было выходить замуж за человека, который тебе даже не нравился? Уверен, что уже задавал тебе этот вопрос, но ты избегала ответа.

– Послушай, Джо, нравился он мне или нет, какая разница? Он же хотел на мне жениться.

– Повторяю еще раз: он тебе нравился?

– Нет, – прошипела я. – Не нравился. Я ненавидела его за то, как он себя ведет. Меня всю передергивало. Терпеть не могла эту манеру называть всех по имени и навязывать страховки на вечеринках. Ненавидела его за то, что он никогда не уступал моим желаниям. За идиотские замечания в адрес людей, которые «не так» одеваются и выглядят. И особенно я ненавидела его попытки контролировать меня, убить во мне всякую уверенность.

– Что-нибудь еще?

– Да. Его манера вести беседу, точнее, отсутствие таковой. Можно было вздернуться со скуки. Я скажу тебе, что еще меня в нем раздражало: нетерпимость, хронический эгоизм, неумение сочувствовать людям. Вот видишь, – выпалила я, – очень многое в Доминике меня просто бесило!

– Тем более поразительно, как ты могла даже помыслить о замужестве, о браке с человеком, которого, похоже, не уважала и не любила.

– Какая разница, любила я его или нет? Это тут совершенно ни при чем!

– Ты так думаешь? – спросил он, подняв глаза к потолку.

– Да. Потому что брак – это совсем другое. Когда дело доходит до брака, многие соединяют свою жизнь с теми, кто им вовсе не нравится.

– Неужели?

– Да. Ведь мы не останавливаем выбор на друзьях, правда?

– Почему же? Я с удовольствием.

– Друзья – это друзья. С ними нужно дружить. А партнеры – это партнеры.

– Не думаю, что Доминик искал в тебе «партнера», во всех смыслах этого слова, – съехидничал Джо. – По-моему, он хотел превратить тебя в коврик, хорошенький такой коврик для вытирания ног.

– Да, это так. И я почти в него превратилась.

– Хорошо, Минти. Спрашиваю еще раз: почему ты хотела выйти замуж за Доминика?

– Да не знаю! – раздраженно выдохнула я, но сразу же сдалась: – Ну, хорошо, скажу. – Я вертела в руках солонку. – Мне захотелось выйти за него, потому что он захотел жениться на мне. Да, признаю. Мне это льстило. Он выбрал меня. Это было приятно. Мне уже тридцать – пора подумать о замужестве. Тут появился Доминик и выбрал меня. И я подумала: «Ничего, сойдет».

– Ничего, сойдет?

– Да.

– Несмотря на то, что была о нем столь низкого мнения?

– Ну, не то чтобы совсем низкого. У него есть свои достоинства. Например, он очень богат.

– Ага.

– И привлекателен. И хотел меня. Доминик выбрал меня.

– И что, больше для замужества ничего не нужно?

– Нет. Ну, по крайней мере, для меня.

– Он выбрал тебя и попытался переделать по своему вкусу.

– Да, так он и сделал, ублюдок.

– Так я еще раз тебя спрошу: почему ты не противилась этому? Почему пыталась стать кем-то другим? Почему ты позволила этому произойти, Минти? Ты же не ребенок, и у каждого человека есть выбор.

– Почему я позволила этому произойти? Потому что видела, как он уязвим. Видела, в чем кроется причина его неуверенности, и решила быть более гибкой.

– Счастливчик Доминик.

– Потому что понять – значит простить.

– Неужели? Я и не знал. Значит, теперь ты поняла, почему Доминик тебя бросил...

– Да-да, поняла.

– И прощаешь его? – Я взглянула на него исподлобья. – Прощаешь? – повторил он вопрос.

– Нет, – хрипло произнесла я. – Не могу простить.

– Так зачем же ты позволяла ему так с собой обращаться?

Зачем? Действительно, зачем?

– Ладно! Затем, что знала: если начну показывать характер, он меня бросит. Всегда так делал. Если подружка начинала его критиковать, указывать на недостатки, он тут же ее посылал. Сразу. Он мне сам сказал. Как только мы познакомились.

– О, понятно. Вроде как предупредил.

– Не знаю. Все, что я знаю, мне не хотелось, чтобы он меня бросил. Ненавижу, когда меня бросают. Да и кто любит?

– Значит, боязнь быть отвергнутой удерживала тебя возле мужчины, который тебе вообще не нравился? Похоже на извращение.

– Да-да, так оно и было: я боялась быть отвергнутой. Не могла вынести мысли, что Доминик меня бросит. Кроме того, я ненавижу перемены, а я к нему уже привыкла.

– Это очень плохо, Минти.

– И к тому же... да, согласна... кое-что в нем мне все-таки нравилось.

– Например? Он не мог поддержать разговор. Не умел себя вести. Устраивал истерики. Осталось не так уж много.

– Он был очень амбициозен, как и я.

– О'кей.

– И хотел, чтобы я добилась успеха.

– Ты уверена, что он хотел этого для тебя? – усомнился Джо. На лице его играла непонятная полуулыбка.

– Что ты имеешь в виду? Разумеется, для меня. Он мечтал, чтобы я сделала карьеру.

– Правда?

– Говорил, что у меня настоящий талант.

– Да, я уже понял.

– А еще он говорил... он говорил... – О боже... Я вспомнила, что он говорил, и тяжело вздохнула. – Он говорил, что встречаться со мной «полезно» для его репутации.

– Ничего себе, Минти! Вот это комплимент.

– О'кей, согласна, это доказывает, насколько он мелочен, но кое-что в Доминике мне действительно нравилось. Он мне подходил.

– Ага, – Джо откинулся на спинку.

– Мы хорошо... смотрелись вместе. Нам часто говорили, что мы отличная пара.

– М-м-м.

– И мы приятно проводили время, – добавила я и начала возить по столу перечницу.

– Неужели? – скептически сощурился Джо. – Тебе было приятно с ним общаться?

– Иногда. И мне не надо было ни о чем беспокоиться.

– Ты имеешь в виду – о деньгах.

– Он был красив, холост и хорошо одевался.

– Но вы совершенно друг другу не подходили. Ты сама говорила.

– Не подходили? Хм, нет. То есть в чем-то, может, и не подходили. Но не во всем.

– Например?

– Послушай, Джо, мы проходили тест на совместимость. И получили высокий балл!

– По-моему, ты сама в это с трудом веришь. Минти, скажи, а ты честно отвечала на вопросы теста?

Я уставилась на него, пораженная до глубины души: – Ты хочешь сказать, что я вру?

– Хм... да, – осторожно произнес он. – Врешь. Причем врешь сама себе.

– Замечательно!

– Игра окончена, Минти.

– Не смей так со мной разговаривать!

– Я тебя раскусил.

– Раскусил?

– Одно из двух: или ты полная дура, если терпела такую кучу дерьма, как Доминик, или ты такая же мелочная, как и он. Какой вариант выбираешь?

– Я не дура! – взъярилась я. – Как ты смеешь?

– Нет, – согласился он. – Вот и я о том же. Думаю, ты не дура.

Мы сверлили друг друга глазами, будто играли в гляделки, и я моргнула первой.

– Я не мелочная, – хрипло прошептала я. – Не мелочная, и никогда не была такой. Я просто ошибалась. О'кей? Я думала, что Доминик – беспроигрышный вариант, но, оказалось, поставила на темную лошадку. Я заставляла себя не замечать плохое, и в результате у меня сложилось о нем искаженное мнение.

– Да, потому что ты мелочная, Минти. В каком-то смысле.

– Неправда.

– Это так. Поэтому ты и мирилась с его обращением. Потому что у него были деньги и немного внешнего лоска, он прекрасно выглядел в дорогом костюме. Но это все, что он мог тебе предложить. И тут – сюрприз, сюрприз! – он кинул тебя, и ты еще обижаешься.

– Да-да, – сказала я. – Еще как обижаюсь. И мне кажется, очень жестоко с твоей стороны мучить меня в тот самый день, когда я все поняла, готова забыть о прошлом и двигаться дальше.

– Ты так ничего и не поняла, – вздохнул Джо, пробегая левой рукой по волосам. – Ты так и не поняла, что тоже виновата в случившемся.

– Не виновата, – упрямилась я. Джо взял счет.

– Отлично, Минти, как скажешь.

– Да кем ты себя возомнил? – взорвалась я. – Решил поиграть в Бога? Или в испанскую инквизицию?

Он ничего не ответил. Только продолжал смотреть на меня, и это бесило еще больше.

– Ты весь вечер учишь меня жизни.

– Ничего подобного. Я просто задал тебе несколько простых вопросов. Пытался заставить тебя признать правду.

– Правду? – выпалила я. – Что ж, эта, правда, не твое собачье дело! Как ты посмел! – я уже вопила, благо бар был практически пуст. – Как ты посмел устраивать мне допрос?! Пытаться подловить меня?!

– Я не пытался тебя подловить, – устало произнес он. – Ты сама себя выдала.

Ну, все! Словно горящая спичка попала в склад боеприпасов, и я взорвалась.

– С меня хватит! – орала я. – Ты весь вечер издеваешься надо мной! Весь вечер нападаешь. Снова, снова и снова! Хочешь, чтобы я возненавидела себя. Дудки! С меня хватит этого дерьма. Доминик меня досыта им накормил. Я все время терпела. Но больше не собираюсь. Не собираюсь терпеть то же самое от какого-то долбаного ублюдка, который еще называет себя моим другом! С меня хватит! Я не намерена выносить твое отвратительное, наглое вмешательство в мою жизнь. Ты обо мне ни хрена не знаешь! Я же не сижу здесь и не разглагольствую, что у тебя не так. Не обвиняю тебя в том, что ты мелочный, лживый ублюдок. – Запас оскорблений истощился, и я просто хватала воздух ртом, ослепнув от слез. – Я-то думала, это будет идеальный вечер! Но ты все испортил. Испортил прекрасный вечер. А ведь я была счастлива! – Я опять исходила на крик, по щекам струились слезы. – Но теперь, благодаря тебе, я снова несчастна. И не намерена оставаться здесь и сносить оскорбления.

– Мне казалось, тебе нравится, когда я тебя оскорбляю, – тихо сказал он.

– Но не по-настоящему! Не так!

– Готов поспорить, с Домиником ты в таком тоне никогда не разговаривала.

– Нет, не разговаривала, а надо было!

– Да, действительно, надо было, – кивнул Джо. – Тогда бы ты не кричала сейчас на меня.

– Я кричу на тебя, – прошептала я, заметив, что бармен в ужасе на нас вытаращился, – потому что ты сам довел меня до такого состояния. Сам виноват.

– Да, – согласился он. – Виноват. Прямо как Доминик.

– Да! – взвизгнула я. – Именно! – Я наклонилась и схватила сумку. – Сегодня я была счастлива! – выкрикнула я, направляясь к выходу. – Впервые за многие месяцы почувствовала себя счастливой. Я была счастлива, потому что встречалась с тобой! Но теперь как рукой сняло! – Я уже подлетела к двери. – Теперь я несчастна! Надеюсь, ты доволен, Джо. Потому что это твоих рук дело! И если я никогда – слышишь? – никогда в жизни тебя больше не увижу, то буду считать, что мне очень повезло!

– Ну и ублюдок! – бесновалась я, с грохотом поднимаясь по лестнице в половине двенадцатого. Эмбер уже легла, но мне было все равно. Из-под двери пробивался свет, и я ввалилась в спальню. Кузина читала в кровати. Гладила Пердиту правой рукой, а левой листала «Ярмарку тщеславия»[81]. – Ублюдок! – повторила я.

– Дорогуша, об этом все уже знают, – подняла на меня глаза Эмбер. – Слава богу, что у вас все кончено. Мы тебе об этом твердим уже несколько месяцев.

– Да нет, не Доминик – Джо! Джо ублюдок. – Меня всю трясло от злости.

– Джо? – Кажется, Эмбер удивилась. – Ты же говорила, что он милый. Он и на вид ничего, надо признать.

– Так вот, он не милый! Он ужасный. Как я только сразу его не раскусила! Опять так ошибиться...

– Что он натворил?

– У нас был идеальный вечер, идеальный. Все шло просто замечательно. Чудесно. По правде говоря, я даже думала, что, наконец, у нас с Джо что-то получится.

– Отличная мысль.

– Нет, не отличная. Джо вел себя отвратительно. Ужасно.

– Что он сделал?

– Я рассказала ему о встрече с Домиником, о том, как поняла, что ни в чем не виновата. А он обвинил меня в том, что я мелочная! Мелочная! Ты только представь! Сказал, что я сама навлекла на себя неприятности.

– Правда?

– Да. Сказал, что я хотела выйти за Доминика по одной причине: он был богат, хорошо одевался и прекрасно выглядел. Вот ублюдок!

– Но это же правда, Минти, – тихо произнесла Эмбер.

– Нет, неправда, – я была ошарашена. – Я хотела выйти за Доминика, потому что думала, он любит меня, выбрал меня среди всех. Мне это очень льстило. Я уже целую вечность ни с кем не встречалась.

– Но, Минти, Доминик плохо с тобой обращался. Все это видели. – Она опустила книгу. – И считали, что с его ужасным поведением ты миришься только потому, что он красавчик и у него хорошая работа.

– Не может быть, – во мне поднялась волна протеста. – Я мирилась с ним, потому что была слишком добра.

– Ну не настолько же, Минти, – поморщилась она, переворачивая страницу.

– Выходит, что настолько. По крайней мере, раньше так было. Но теперь я изменилась.

– Это заметно.

Я присела на краешек кровати и глубоко вздохнула:

– Знаешь, мне просто очень-очень не повезло, что я вообще познакомилась с Домиником.

– Нет такой вещи, как невезение, Минти. Есть правильный и неправильный выбор. Мне всегда казалось, что раз уж ты выбрала Доминика, у тебя имелись на то свои причины. Откровенно говоря, он был настоящим гадом.

– Неправда. Он мог быть милым. Иногда.

– Когда? – поинтересовалась она.

Пердита вытянула лапки, как две черные эластичные резинки, и блаженно перекатилась на спину.

– Он был очень щедр. Постоянно покупал мне что-нибудь. Сама знаешь. Дорогую одежду, ту сумку... и вообще, много всего.

– Минти, он их не тебе покупал. А себе. Чтобы рядом с ним ты выглядела «подобающе». Неужели ты не понимала? – спросила она, почесывая животик Пердиты. – Ты же не дура. Я в этом уверена.

– И мы прекрасно проводили выходные за городом.

– Но никогда не ездили туда, куда хотелось тебе. – Я вздохнула. – Гольф, рыбалка... Представляю, как тебе было весело.

– Он очень любил свою маму.

– И Джек Потрошитель тоже.

– Слушай, я не хочу говорить о Доминике. Все это уже в прошлом. Меня бесит, что Джо врет, дискриминирует меня...

– Ты хочешь сказать: клевещет, – поправила Эмбер. – Дискриминация – это совсем другое.

– Какая разница. Мы так чудесно проводили вечер, играли в настольный футбол. А он взял и все испортил. Из-за этой ссоры прекрасный вечер превратился в кошмар. Он говорил чудовищные вещи, – ярость вновь клокотала во мне. – Но я поставила его на место. Более того, – похвалилась я, – высказала все, что о нем думаю, не стесняясь в выражениях.

– О господи... Так позвони ему завтра и извинись.

– Что?

– Извинись перед ним утром и скажи, что была неправа. Похоже, ты на самом деле была неправа. К тому же и нагрубила.

– Но он тоже мне нагрубил! Он вел себя ужасно. Перевернул все с ног на голову. Выставил меня каким-то монстром.

– Позвони ему завтра.

– Это исключено.

– Ну, тогда послезавтра. Только обязательно извинись. Потому что, скажу честно, мне кажется, он был прав. Спокойной ночи, Минти.

И она выключила свет. Взяла и выключила свет! Оставила меня сидеть в темноте. Я была в бешенстве. И стала придумывать, какую бы гадость ей сказать. Но ничего равноценного в голову не приходило. Только когда я уже взялась за дверную ручку, меня осенило. Я измыслила нестерпимое оскорбление.

– Твоя кошка совсем разжирела, – выпалила я.

Т. С. Элиот[82] был прав. Апрель и вправду самый жестокий месяц. Если у вас депрессия, как у меня сейчас, при одном виде всех этих нелепо жизнерадостных нарциссов, покачивающих вульгарными головками, как проститутки на бульваре, вас уже тошнит. Вам становится хуже от одного их вида. И от вида тюльпанов тоже. А также этих тошнотворных сахарно-белых соцветий вишни, которые скоро порозовеют.

Радости весны прошли мимо меня: слишком много навалилось забот. Во-первых, папа вел себя очень странно. Во-вторых, я поссорилась с Джо, который мне раньше вроде бы нравился, и даже очень, а теперь не нравился совсем. В-третьих, я не разговаривала с Эмбер, потому что она посмела нагло меня поучать и тогда я обругала ее кошку, поскольку а) хотела сказать что-нибудь обидное и б) это была сущая правда. Кошка действительно разжирела. Но Эмбер лопалась от злости. Я попала в самое больное место. Поэтому теперь она ужасно дулась. Не выходила из своей комнаты – то есть моей комнаты, но это уже совсем другая история, – и я понятия не имела, что там делается. Прошло уже несколько дней, и все без изменений. Может, она обдумывала сюжет нового романа – упаси боже! – или зависала в Интернете. Так или иначе, со мной она разговаривать не желала.

Вот такая неприятная ситуация. Ледяное молчание уже начало меня напрягать. Наконец сегодня утром лед тронулся.

– Прости, Минти, – произнесла Эмбер с нехарактерным для нее, но все еще холодным смирением, спустившись на первый этаж. – По-моему, мне нужно перед тобой извиниться.

«Ничего себе!» – проскрипел Педро. Я тоже удивилась.

– Все в порядке, – сказала я, протягивая попугаю кусочек яблока. – Откуда тебе было знать, что Джо такой отморозок.

– Я не о Джо говорю, – сказала она. – И он не отморозок. По крайней мере, мне так кажется. Нет, я имею в виду Пердиту. У нее действительно... м-м-м... лишний вес.

– Ты хочешь сказать, она наела брюхо.

– Без подробностей, Минти.

– Открой глаза, так оно и есть.

Пердита сидела на подоконнике, подставив маленькую блестящую черную мордочку солнцу с выражением непостижимого блаженства. Она спрыгнула и пошла на кухню, держа хвост под углом девяносто градусов и громко мяуча – требовала еды.

– Все жиреет и жиреет, – задумчиво проговорила я.

Кошку уже заносило под тяжестью собственного веса. Она резко плюхнулась на пол, будто любое движение давалось ей с большим усилием.

– Да, слишком много сардинок, – признала Эмбер. – Вот в чем проблема. Она их обожает, но придется посадить ее на диету.

– Может, это возрастное? – предположила я. – Ты же говорила, что она опережает в развитии кошек своего возраста.

– Странно, что она не везде толстая, – озадачилась Эмбер и взглянула на меня. – Вроде только низ живота. О господи...

– Что?

– А если у нее опухоль? – На лице Эмбер застыл ужас. Глаза наполнились слезами. – Что, если у нее рак, Минти?

– Не глупи. У нее же ничего не болит. Вообще-то, вид у Пердиты был очень довольный.

Она легла на пол, перекатилась на бок, и живот перекатился тоже. Забавно. Я заметила, что соски у нее набухли и стали похожи на два ряда розовых пуговиц. А на мордочке блуждало виноватое, вроде как неуверенное выражение. И внезапно до меня дошло. Словно в голове включилась электрическая лампочка.

– Она залетела, – объявила я.

– Что за глупости, – фыркнула Эмбер. – Она сама еще ребенок.

– Нет, по-моему, она беременна, – повторила я. – И она уже не ребенок, а тинейджер. С какого возраста кошки беременеют?

– Не знаю, – ответила Эмбер. Потом исчезла, вернулась с книгой «Все о кошках» и стала лихорадочно перелистывать страницы. – Тут написано... с шести месяцев. – Она опустила книгу. – А Пердите, по меньшей мере, семь.

– Тогда все понятно. Она не жирная, а просто ждет котят. Лори же сказал, что нужно ее стерилизовать, а мы об этом не подумали. Забыли.

– Это ты виновата, Минти, – напала Эмбер.

– С каких это пор я должна заботиться о твоей кошке?

– У меня и без этого хлопот хватало.

– А у меня нет, что ли?

– Ты должна была мне напомнить.

– Ага.

– О'кей, о'кей, мы обе виноваты.

– Очень благородное решение, – похвалила я.

– И что же нам делать?

– Ждать.

– Сколько?

Я сверилась с кошачьей книгой:

– Тут написано, период вынашивания равен шестидесяти пяти дням.

– Да, но Минти...

– Что?

– Мы же не знаем, как давно она беременна.

– Давай позовем Лори. Он наверняка скажет.

– Давай. Позвони ему.

– Нет, сама позвони. Ты же ему нравишься.

– Но он мне не нравится.

– Почему?

– Ой, не знаю, – поморщилась она. – Почему люди вообще не нравятся? Какая разница, Минти... Позвони ему! А потом позвони Джо.

– Зачем это мне звонить Джо? Он наговорил мне кучу гадостей.

– Он сказал все это только потому, что ты ему очень нравишься.

– Неужели? – вздохнула я.

– Да. Это же очевидно. Иначе он не стал бы волноваться.

– Правда?

– Конечно. И дураку ясно: ему не наплевать на тебя, вот и высказался. К тому же он был прав, Минти, как ты думаешь?

Я опустилась на стул рядом с клеткой Педро.

– Да, – тихо признала я. Пол опять начал расплываться перед глазами. – Он был прав, – хрипло произнесла я и посмотрела на Эмбер. – Я мелочная. Это правда. Я не любила Доминика и не уважала его. По правде говоря, я его презирала. Но все спускала ему с рук, потому что он казался мне... подходящей партией. И вот – какая ирония! – оказалось, что и это одна видимость. – Признание отняло у меня все силы, во рту появился привкус пепла. Мне было ужасно стыдно.

– Не переживай, Минти, – утешила Эмбер, обняв меня одной рукой. – Все мы совершаем ошибки. Но, по крайней мере, еще не слишком поздно, – весело сообщила она. – Тебе только и нужно, что позвонить Джо.

– О'кей, – кивнула я, шмыгая носом. – Так и быть. Но сначала ты позвонишь Лори.

– Я не хочу звонить Лори, – недовольно пробурчала она. – Он меня раздражает. Я просто с ума схожу.

– Так-так, – деловым тоном произнесла я. – Баш на баш: я звоню Джо, если ты звонишь Лори.

– Ах, так... ладно, – с опаской произнесла она. И подошла к телефону. Но знаете, что она сначала сделала? Прежде чем набрать номер? Причесалась! Нет, я серьезно! Как можно так врать самой себе? Ни в какую не хочет сознаться, что Лори ей нравится. Смех, да и только. Не понимаю, почему она так странно себя с ним ведет. Он же умный, и забавный, и милый. И у него чудесное чувство юмора. Я знаю, что он ей нравится, но вот, поди, ж ты: никак не хочет этого признать, чем очень меня забавляет.

– Пердита беременна, – сообщила она в трубку. – Да... мы так думаем. Ты зайдешь? Если только тебя не сняла на вечер какая-нибудь мымра... Почему бы нам не принести ее в клинику? В ее положении? Когда она так уязвима? Ты что, шутишь? Это совершенно безответственно, вдруг у нее будет выкидыш. Мы заплатим тебе, разумеется, – добавила она. – Нет, не натурой. Наличными. Сколько ты берешь за вызов?.. Да, о'кей. В восемь. Ты пьешь красное или белое вино?

– Сказал, придет, – объявила Эмбер. – Как же он меня раздражает! – еще раз повторила она. – Так, что приготовим? Думаю, начать надо с копченого лосося. Затем утка или, может, ризотто с лесными грибами?.. Я могла бы сбегать за лисичками. И у меня есть потрясающий рецепт шоколадного торта... и отличная бутылка «Пуи фюиссе».

Она достала все свои кулинарные книги и принялась прилежно их изучать, а я тем временем собиралась с духом, чтобы позвонить Джо. Мне очень хотелось с ним помириться, особенно потому, что мы поссорились из-за Доминика. «Опять проклятый эффект Доминика», – с горечью подумала я. При одной мысли об этом мне захотелось все исправить. И я набрала домашний номер Джо. Но он не взял трубку. Гудки, гудки, гудки. Я попробовала позвонить на мобильный. После четвертого или пятого гудка я услышала его голос:

– Алло?

– Джо, это Минти.

– Алло? – повторил он. – Кто это?

– Минти, – произнесла я чуть громче.

– Извините, ничего не слышно, – ответил он. Очень странно. Мне его было прекрасно слышно. – Перезвоните, – попросил он.

– Джо! – закричала я. – Ты меня слышишь?

– Извините, вас не слышно.

– Джо, это Минти!!

– Черт... – выругался он.

И тут я услышала: «Пассажиры, вылетающие рейсом БА196 в Лос-Анджелес авиакомпании „Британские авиалинии», срочно пройдите на посадку к выходу 27...» О боже, нет!

– Джо, мне очень жаль...

– Боже! – воскликнул он, а потом произнес: – Извините, не знаю кто это, но мне пора идти, – и дал отбой.

Вот и все. Он уехал. Я его потеряла. Я опустила трубку на рычаг, внутри меня все умерло. Я чувствовала такое опустошение, будто кто-то вычерпал меня ложкой.

– Дозвонилась? – спросила Эмбер.

– Да, – ответила я. – То есть нет. Не дозвонилась, – поправилась я слабым голосом.

Минуту Эмбер была в замешательстве. А потом произнесла:

– Как думаешь, Лори любит топинамбур?

«Гав-гав!» – протявкал Педро. Я открыла дверь и ахнула. Не удержалась. Над правым глазом у Лори чернел синяк размером со спичечную коробку.

– С виду еще ничего, – сообщил он. – Знала бы ты, как он болит. Привет, Эмбер!

– Господи! – воскликнула она. – Что стряслось?

– Принял участие в эксперименте, – мрачно произнес он, снимая пальто.

– В каком?

– Был на вечеринке с девушкой из Ливана. Но понятия не имел, что, оказывается, она наняла меня с единственной целью: пробудить ревность в бывшем бойфренде. Это сработало, – добавил он. – Вам будет приятно узнать, что свадьба в июне.

– Хочешь, приложим лед? – спросила Эмбер. У нее был довольно расстроенный вид.

– Нет-нет, – отказался Лори. – Ничего страшного. Профессиональный риск. Все равно как если бы собака укусила в приемной. Кстати... где моя пациентка?

Мы прошли в кухню. Пердита лежала на боку под столом и старательно вылизывала шерстку. Она подняла мордочку, дружелюбно поморгала, подняла переднюю лапку в знак приветствия и вернулась к умыванию. Ее маленький шершавый розовый язычок ритмично скреб шкурку.

– У вас будет котенок, – с видом эксперта объявил Лори. – И не один.

– Сколько? – поинтересовалась я.

– Не знаю. Может, три или четыре. Может, пять. – Он наклонился, и Пердита позволила ему прощупать свой набухший животик. – Беременна она уже недель пять.

– Ничего себе! – воскликнула Эмбер. – Она же сама еще котенок.

– У кошек половое созревание начинается как раз в этом возрасте, иногда и раньше, – объяснил Лори. – Не хочется говорить: я же вас предупреждал, но так оно и есть. Надо было ее стерилизовать.

– Беременность незапланированная, – сказала Эмбер. – Точно знаю. Наверняка изнасилование на свидании. Наша Пердита не такая.

– Все они такие, – возразил Лори. – Кошки не отличаются высокими моральными принципами. Даже королеву отделяет от шлюхи всего одна буква[83].

– О! – Эмбер явно была разочарована, но взяла Пердиту на руки. – Скажи, кто с тобой это сделал, – допытывалась она у кошки. – Мамочка не будет сердиться. Просто скажи. О господи, только не этот рыжий соседский кот! – скривилась она. – Мы же не хотим, чтобы наши котята были рыжими!

– Тут поблизости ошивался какой-то красивый полосатый котик. Может, это он? – оптимистично предположила я. – И в 31-й квартире живет симпатичный трехцветный котяра.

Кто бы это ни был, Пердита ничего не сказала. Молчала как рыба.

– Что же нам делать, когда начнутся роды? – забеспокоилась Эмбер. – Мы ничегошеньки об этом не знаем.

– Отвезите ее в отделение скорой помощи и спросите доктора Росса[84], – посоветовал Лори.

– Очень остроумно, – поморщилась Эмбер. – Мы не знаем, как появляются котята.

– Сейчас объясню, – утешил Лори. – Вам нужны кошка и кот, и у кота есть такая штука...

– Ради бога! – воскликнула Эмбер. – Нам уже рассказывали о птичках и пчелках, просто объясни, что нужно делать. – Нам?

– Вы ничего не сможете сделать, – успокоил ее Лори.– Кошка просто спрячется и родит. Кошки любят теплые, темные места – устраиваются в шкафу, например, или под лестницей. Или под кроватью. А может, даже в кровати. Предупреждаю: будет много крови!

– Господи! – испугалась я. Что станет с моими коврами?

– Беременность длится шестьдесят пять дней, – поучал он, еще раз осмотрев кошку. – Значит, котята появятся в середине мая. Мы можем помочь вам найти хозяев, если хотите.

– Ты слышала, Пердита? – спросила Эмбер. – Придется отдать твоих детишек на усыновление. Чтобы избежать позора.

– Вот и все, диагноз установлен, – подвел итог Лори.

– Хорошо, сколько с меня?

– Нисколько, – ответил он. – Платить будешь, когда получу диплом.

– Что ж, тогда останься на ужин. – И он остался.

Узнав о том, что Пердита в интересном положении, Эмбер пришла в небывалое возбуждение. Она беспрерывно болтала с Лори, раскладывая по тарелкам фуа-гра, морского окуня с красной чечевицей и припущенный щавель.

– Очень вкусно, – похвалил Лори.

– О, мы с Минти так каждый день ужинаем, правда, Минт? – проворковала Эмбер, толкнув меня ногой под столом.

– О да, – соврала я. – Подумаешь, обычный ужин. Эмбер была в восторге. Пусть говорит что угодно, но когда женщине нравится мужчина, этого не скроешь. Она начинает чаще улыбаться. И широко раскрывать глаза. Эмбер то и дело хлопала ресницами. И отчаянно хохотала над шутками Лори. Так и светилась счастьем, как светятся воды озера в солнечный день. Когда рядом был Джо, я тоже так светилась. Сплошь улыбки и смех. Мне хотелось открыться миру, а не замыкаться в себе. Доминик приносил мне одни слезы – Джо заставил меня смеяться. Доминик лишил меня силы духа, а Джо вселил уверенность в себе. Доминик пытался заткнуть мне рот, Джо хотел, чтобы я разговаривала. Я представила, как он сейчас летит в Лос-Анджелес на высоте тридцати тысяч футов, и поняла, как он мне нравится, какой он замечательный. Между нами существует особое притяжение, которого никогда не было с Домиником.

– Кофе? – спросила Эмбер, потянувшись за банкой. – Извини, есть только растворимый, но тут написано: «Богатый, приятный вкус».

«Богатый и приятный, – подумала я. – Как Доминик. И оставляет такое же горькое послевкусие». Эмбер разговаривала с Лори, а я сидела, положив Пердиту на колени, и размышляла о Джо. Две недели я собиралась ему позвонить, а когда собралась, он уже был на пути в Штаты. И зачем я тогда сказала, что не хочу его больше видеть? Похоже, мое желание сбывается. Капля за каплей душу наполняло сожаление. «Опять ты все испортила, Минти», – сказала я сама себе. Надо же было так напортачить. Лицо запылало, на глаза набежали слезы и закапали Пердите на шерстку.

– Минти! – всполошилась Эмбер. – Что с тобой?

– Ничего! – ревела я. – Все в порядке.

– Нет, не в порядке, – не согласился Лори. – Что стряслось?

– Ничего, – хлюпала я. – Плачу себе и плачу. Совсем не потому, что Джо улетел в Лос-Анджелес, я сваляла дурака и теперь буду всю жизнь расплачиваться, как и за ошибку с Домом.

– Ясно, – кивнула Эмбер, протягивая мне бумажный платок. – Понимаешь, Лори, – объяснила она, – Минти давно нравился Джо, но она этого не осознавала – сходила с ума по Доминику, который ужасно с ней обращался и бросил в день свадьбы. Она поехала в свадебное путешествие со своей подружкой, Хелен. Эта Хелен потом вышла за моего бывшего жениха Чарли – он, кстати, был шафером. Ну, теперь он уже больше не шафер и не жених. Короче, в Париже Минти познакомилась с Джо. Он ей понравился: творческая личность, милый, интересный, правда, не такой богатый и шикарный, как Дом. И все бы хорошо, только Минти не подозревала, как ей нравится Джо, пока не открыла страшную правду о Доминике, этом презренном червяке. Не буду вдаваться в подробности. Скажу только, что у Минти был шанс сойтись с Джо, а теперь ей кажется, что она все испортила. Видишь ли, он выложил напрямик все, что о ней думает, и наша дуреха впала в истерику. А сегодня она ему позвонила, а он уже летит в Лос-Анджелес. Вот Минти и решила, что поезд ушел. Возможно, она права.

– Большое спасибо! – простонала я. – Мне стало намного лучше!

– Так позвони ему завтра, – подсказал Лори.

– Как?

– По мобильному.

– Но раз он в Хитроу меня плохо слышал, то в Лос-Анджелесе и подавно ничего не услышит!

– Может, у него батарейка села, – предположила Эмбер. – Пусть перезарядит, и тогда можешь перезванивать.

– Ему самому не помешает перезарядить батарейки, – добавил Лори. – Все-таки двенадцать часов в самолете.

– Плюс восемь часов разницы во времени, – сообщила Эмбер. – Так что утром не звони.

И вот в пять часов следующего дня я позвонила Джо на мобильный. После первого же гудка включился автоответчик. Я оставила сообщение и попросила его перезвонить. Но он не откликнулся, ни в тот день, ни на следующий, ни через день. Я поставила на уши компанию сотовой связи, допытываясь, работает ли вообще его телефон в Штатах, и мне ответили, что работает. Так что я оставила еще пару сообщений – больше не рискнула: вдруг он подумает, будто я в отчаянии. Только вот я действительно была в отчаянии и позвонила еще раз. Но Джо не ответил. Более того, у него выключился телефон. Отрубился, и все. Я ничего не понимала. Я даже не могла отправить ему электронное письмо с компьютера Эмбер, потому что не знала его адреса. Я позвонила в издательство и попросила к телефону его редактора, Фрэнсиса Джонса. Но Фрэнсис уехал на книжную ярмарку и перезвонил только на третий день. И толку от него не было никакого.

– Извините, но от Джо ничего не слышно, – сказал он. – И я не знаю его адрес. Он вроде говорил, что первое время будет жить в отеле, пока не подыщет квартиру.

– Квартиру?

– Да. Он же приедет только через несколько месяцев. У него полно работы.

– Сходи к нему домой, – надоумила Эмбер. – Может, соседи пересылают ему почту.

И я пошла на Альберт-стрит. Глициния была вся в цвету, пурпурные бутоны ниспадали гроздьями, как виноград. Я вдохнула цветочное благоухание и постучала в дверь квартиры Джо. Но никто не ответил. Две другие квартиры, похоже, также пустовали. Я вернулась домой.

– Где живут его родители? – не сдавалась Эмбер. – Можно поискать их номер в телефонном справочнике.

– В Манчестере, – ответила я. Какая же она хорошая, что так мне помогает.

– Как зовут его отца? – спросила она.

– Понятия не имею. К тому же Бриджес – очень распространенная фамилия.

– Может, позвонить Дэвиду из «Решающего фактора» и спросить номер Джо?

– Уже звонила, – призналась я. – Они дали мне два номера, которые у меня уже есть.

Я и Хелен позвонила, но она не имела понятия. Так я ничего и не узнала. Потом на работе случился аврал, и я не заметила, как наступила третья неделя апреля. На смену нарциссам зацвели тюльпаны, почти распустились ландыши, магнолии раскрыли огромные, с восковым налетом, розовые лепестки. Время летело незаметно. Весна вошла в полную силу, и в воздухе запахло летом. Я все думала, может, он позвонит или напишет. Но весточки не было. Наверное, дел у него набралось по горло. И потом, я сама сказала, что больше никогда не хочу его видеть. Нас разделяли шесть тысяч миль. Восемь часовых поясов. Наверняка он обо мне и думать забыл, а вот я о нем думаю. Представляю, как он греется на калифорнийском солнышке. Как бродит по пляжу. Закатывается на вечеринки и кинопремьеры. Знакомится с новыми людьми. И что самое худшее, с новыми женщинами. Я была в смятении и очень жалела о своем поступке.

– Пошло все к чертовой матери! – не выдержала я, когда мы с Эмбер сидели в баре «Инженер» в пятницу вечером. – Будьте вы все прокляты!

– Минти! – воскликнула Эмбер. – Я польщена. Обычно ты говоришь гадости только тем, кого любишь.

– Я зла как черт, – продолжала я, рассеянно вертя в руках подставку для стакана. – Все мои попытки выследить Джо закончились неудачей.

– Может, обратиться в Интерпол? – игриво предложила Эмбер. – В Эм-Ай-5?

– Поезд ушел, – сокрушалась я. – Проклятый поезд уехал.

– Уехал, говоришь? – передразнил Лори. Его рука с пивной кружкой застыла на полпути.

– Да. Уехал. Я все проворонила. И теперь остается только рвать на себе волосы.

– Так почему бы тебе... знаешь... – начал Лори.

– Что?

– Почему бы тебе не сесть на другой поезд.

– На другой поезд? Что ты имеешь в виду? Как я могу сесть на другой поезд? Джо уехал.

– Поезжай в Лос-Анджелес, – посоветовал Лори.

– В Лос-Анджелес? Ты в своем уме?

– Да. Я серьезно. Сама посуди, сидя здесь, ты далеко не уедешь.

– Разве можно вот так сорваться и улететь в Лос-Анджелес, Лори? Я же работаю.

– Ну, тогда ладно, – он пожал плечами. – Вариант отпадает.

– Да, она работает, – кивнула Эмбер. – Хотя, Минти, – рассудительно добавила она, – если я не ошибаюсь, ты очень давно не брала отпуск.

– Это точно, – согласилась я. – У меня накопилось целых четыре недели.

– Так езжай в Лос-Анджелес и найди Джо, – подначивал Лори. – Не такой уж это большой город. Все друг друга знают. К тому же ты журналист, наверняка сможешь легко его выследить.

– Как? Буду бродить по городу, и спрашивать прохожих, не знают ли они Джо Бриджеса? Это же глупо.

– Ну, тогда не надо никуда ехать, – отыграл Лори. – Зачем? Ведь Джо для тебя не так уж много значит. Иначе побродила бы и поспрашивала.

– Джо для меня очень много значит. Очень много. Но существуют некоторые... практические неувязки.

– Если бы я волновался о практических неувязках, то до сих пор тянул бы лямку топографа и ненавидел свою работу, – объявил Лори. – А я собираюсь стать ветеринаром. Если сдам экзамен. Поэтому мне нужно заниматься. Эндокринология у собак. Терпеть не могу этот предмет. Так что вот тебе, Минти, мой диагноз.

– Спасибо, – несчастным голосом произнесла я.

– Рискни, Минти, – сказал Лори и поднялся на ноги. – Я серьезно. Жизнь слишком коротка.

– Поехать в Лос-Анджелес? Какой бред! – твердила я Эмбер, когда мы возвращались домой, любуясь закатом.

– Почему? – возразила она. – Просто скажи Софи, что хочешь взять отпуск.

– Придется просить Джека, – колебалась я.

– Ты хочешь поехать?

Хочу ли я поехать? Хороший вопрос.

– Да, – промямлила я. – Знать бы еще, как мне найти его и все исправить. Не поеду, – буркнула я. – Честно говоря, мне это не по карману.

– Неужели?

– Нет. Поездка влетит в копеечку, а у меня не так уж много отложено на черный день.

– Я заплачу, – внезапно заявила Эмбер.

– Что?

Она открыла входную дверь, и я зашла в дом.

– Я заплачу, – повторила кузина. – Я живу здесь уже десять месяцев и не плачу за квартиру. А ты мне даже и слова не сказала. Позволь мне оплатить поездку, Минт. Это самое малое, что я могу сделать.

– Ты серьезно? – удивилась я.

– Да, – Эмбер расцвела в улыбке. – Но лишь при одном условии.

– Каком?

– Я поеду с тобой! Итак, мы приняли решение. Но мне еще предстояло все уладить с Джеком, как можно скорее, и на следующее утро я позвонила ему домой. Трубку сняла одна из девочек.

– Привет! – поздоровалась я. – Это Минти Мэлоун. М-м-м... это...?

– Иоланта.

– О, Иоланта, привет. Как...

– После вечеринки? – спросила она.

– Да. Как там после вечеринки?

– Все починили, – проинформировала она.

– Хорошо... как вы?

– Ждем малыша, – ответила она.

– Что?..

– Ждем ребенка, – повторила она. О боже. Хотя, если вспомнить, как девочки отрывались в январе, удивляться нечему.

– Да... – Я не знала, что и сказать. – Серьезные новости.

– Да все нормально, – тихо произнесла она.

– Что говорят родители?

– Они не против. В шоке, конечно, но держатся молодцом.

– О... Ну... хорошо, – пролепетала я. Чего бы еще сказать?

– Ты, наверное, с Джеком хочешь поговорить? – пришла на выручку Иоланта.

– Да-да, пожалуйста. Спасибо.

– Подожди, сейчас позову. Он чинит мой велосипед.

– Привет, Джек! – выпалила я и не удержалась: – Иоланта только что сообщила новость.

– Да, – ответил он. – Мы были потрясены.

– Что собираетесь делать? – поинтересовалась я, хотя понимала, что меня это не касается.

– Рожать, конечно.

– Господи. Но как же... возраст.

– Слушай, в жизни всякое бывает, – возразил он. – Она не первая, с кем это случилось. Уверен, мы как-нибудь справимся, хотя придется переехать в дом побольше. Но это не проблема.

– Хорошо. В любом случае, это не мое дело. Можно мне взять отпуск?

– Что?

– Мне срочно нужно уйти в отпуск.

– Когда?

– На следующей неделе.

– Минти, могла бы и заранее предупредить.

– Знаю. Поэтому и звоню тебе домой. Извини, что все так спешно, но мне необходимо уехать в Лос-Анджелес.

– Вопрос жизни и смерти?

– Да. Именно так.

– Можно спросить, зачем ты едешь?

– Хм-м, это личное. – Мне не хотелось никому рассказывать. Лучше все держать при себе. – Прошу тебя, Джек, можно мне взять отпуск?

– О'кей, – произнес он через несколько секунд. – Но жду тебя обратно не позднее седьмого, в мае у нас будет куча работы.

– Понятно.

– Боюсь, я могу отпустить тебя всего на пять дней.

– Пять дней? – ахнула я. Так мало.

– Извини, Минти, или пять дней, или вообще ничего. Выбирай.

Пять дней? Боже мой.

– Хорошо, – произнесла я. – Я согласна.

– Понимаешь, мам, тебе надо будет приходить два раза в день и смотреть за животными, – упрашивала я маму следующим вечером. – Это всего лишь длинный уикенд. Пять дней. Больше мне не дают.

– Пять дней? Минти, стоит ли лететь так далеко всего на пять дней? – усомнилась она.

– Это мало, я знаю, но больше мне не дадут. Надо было предупреждать заранее.

– Минти, зачем ты летишь в Лос-Анджелес?

– Чтобы встретиться с одним человеком. С мужчиной.

– Но в Лондоне полно замечательных мужчин.

– Это мой старый знакомый, Джо. Он уехал.

– И этот туда же, – вздохнула мама.

– Он так и так должен был уехать, но мы поссорились, и я ужасно его обидела. Вот он и не сказал мне, когда уезжает, и где будет жить. Но он очень хороший, и Лори...

– Что еще за Лори?

– О, Лори – ветеринар и по совместительству «сладкий мальчик» из эскорт-службы. Ему нравится Эмбер.

– Ну, дорогая, мне не уследить за всеми перипетиями твоей жизни.

– Да, мам, но ты же никогда не интересуешься моими делами. Так вот, Джо уехал в Штаты, возможно, на несколько месяцев, и я только хотела... – Чего? Что я хотела сделать? – ...я только хотела попытаться все исправить. – При этих словах у меня перехватило дыхание, и глаза защипало от слез. – Мамочка, это самый милый человек, которого я только встречала.

– Дорогая, то же самое ты говорила о Доминике.

– Да-да, знаю. Но я врала. Обманывала саму себя. Мам, я так рада, что не вышла за Доминика.

– Я тоже, дорогая. Всегда знала, что он мерзавец. Он стал бы никчемным мужем.

– А Джо... просто прелесть, – продолжала я. – С ним все по-настоящему. А я взяла и все испортила. Вот почему мне нужно поехать в Штаты. Так ты присмотришь за животными? Дома есть куча кошачьей еды. Кстати, Пердита беременна.

– Святые небеса!

– Но котята должны появиться только в середине мая, так что не переживай. У нее есть свой туалет, а для Педро мы оставили кучу компакт-дисков.

– Минти, чем ходить туда-сюда два раза в день, я уж лучше поживу у тебя. Если не возражаешь. Так будет намного проще, чем все время бегать из конца в конец, – продолжала она. – И честно говоря, кошачий туалет – это так отвратительно. Не думаю, что я справлюсь. Лучше буду жить в твоей квартире, и выпускать ее погулять.

– Конечно, мам, живи сколько хочешь. Если только папа не против.

– Думаю, он даже не заметит, – ответила мама. – Мы в последнее время совсем не видимся.

– И кто в этом виноват?

– Но, дорогая, на мне лежит такая ответственность. Ты знаешь, что вчера вечером мы собрали четырнадцать тысяч фунтов для Синего Креста?

– Я рада, мам, но перед папой у тебя тоже есть обязательства.

– Без меня никто не станет работать.

– Ты уверена, мам? – устало спросила я.

– Да, – отрезала она. – К тому же твой папа в последнее время занят какими-то своими делами.

– Правда?

– Мы даже не разговариваем.

– Но вы же недавно ходили вместе на балет, – возразила я. – Тебе понравилось?

Она замолчала. И ничего не говорила три или четыре секунды. Потом произнесла:

– Ты сказала, балет?

– Да, балет. Я видела, как он ждал тебя у входа в «Садлерз-Уэллз».

– Минти, – медленно проговорила мама. – Я в «Садлерз-Уэллз» уже сто лет не была.