"Мучения Минти Мэлоун" - читать интересную книгу автора (Вулф Изабель)

Январь

– Эмбер? – позвала я, поворачивая ключ в замке. Был первый день нового года. – Есть кто живой? – Странно. Эмбер говорила, что все Рождество будет дома работать над книгой. Где же она? – Эмбер! – еще раз окликнула я. Тишина. Чертовски странно.

Педро спал в своей клетке, сунув голову под крыло. В квартире было тихо. Может, она работает наверху, и не слышала, как я вошла? Или отлучилась куда-нибудь? Но ее пальто висело на крючке. Я распахнула дверь в гостиную. Телевизор работал. Перед ним, обливаясь слезами, сидела Эмбер. На экране коричневый лопоухий кролик лежал на операционном столе в кабинете ветеринара. Камера приблизилась и показала крупным планом заднюю лапку, очевидно сломанную. Оператор отодвинулся назад, и в кадре появился Рольф Харрис.

«Что ж, бедный маленький Пушок попал в переделку, – радостно заявил Рольф в камеру. – Столкновение с соседской газонокосилкой не прошло даром».

– Ох-ох, – тихонько всхлипывала Эмбер. «Левая лапа сломана в двух местах. Боюсь, у нас плохие новости. Возможно, придется даже делать ампутацию».

– О нет! – простонала Эмбер. На щеках темнели потеки туши, подбородок морщился от рыданий.

Ветеринар сделал кролику укол, и тот одеревенел. Я тихо опустилась на стул.

«Выживет ли Пушок – вот в чем вопрос! – задушевно проговорил Рольф, поправляя на носу очки. – Лично я бы не поручился за хороший исход. Иногда зверьки не приходят в себя после наркоза, – доверительным шепотом комментировал он. – Их хрупкий организм попросту не выдерживает. Поэтому нам, ребята, предстоит напряженное ожидание...»

– Я не могу смотреть на это, – произнесла Эмбер и встала. – Скажешь мне, что с ним случилось, ладно, Минти? – Ступеньки лестницы проскрипели под ее ногами.

«А пока, – резвился Рольф, – давайте посмотрим, как живется нашему кенгуру Вилли в заповеднике после драки с кабаном Пэтом...»

– Все в порядке, Эмбер, – крикнула я через пять минут. – Кролику уже лучше.

Она приоткрыла дверь.

– Кролику уже лучше, – повторила я.

– Он жив?

– Да.

– А они сделали... – дрожащим голосом выговорила она.

– Нет, – успокоила я. – Его лапка в порядке. В нее вставили два стальных стержня – стала как новенькая, он снова скачет. Иди, сама посмотри.

Она бегом рванула вниз по лестнице и приклеилась к экрану, сжимая в руке промокшую салфетку. Пушок, слегка прихрамывая, робко прыгал в своем загончике.

– Слава богу, – выдохнула кузина. – Слава богу. – Она улыбнулась и вытерла слезы. «Как они с Педро похожи», – подумала я, когда на экране появились титры. Никогда не видела более сентиментальной старой птицы.

– С Новым годом тебя! – поздравила я.

– Да, с Новым годом! – просияла Эмбер. От печали не осталось и следа. – Как провела Рождество? – спросила она, выключая телевизор и принимая у меня пальто.

– Нормально, – ответила я, и мы пошли на кухню. – Тихо, правда. Мама все время торчала в кризисном центре – раздавала индейку бездомным. Так что мы с папой были вдвоем.

– О...—протянула Эмбер.

– Вообще-то, они поругались, – призналась я, пока Эмбер ставила чайник. – Папа сказал маме, что это у него кризис на Рождество, но ей было все равно. Она наотрез отказалась приходить домой.

– Минти, – заинтересовалась Эмбер, – почему тетушка Димпна прямо-таки одержима добрыми делами?

– Понятия не имею, – ответила я. – Может, потому, что святая Димпна – покровительница умалишенных? Наверное, дело в этом. А может, у нее мозги не на месте. Я знаю только одно: папа уже на пределе. Он угрожал ей разводом.

– О господи!

– Да ладно, он вечно пугает, что разведется. Чаще всего в шутку. Но сейчас, когда папа вышел на пенсию, я не уверена, шутит ли он.

– О боже.

– Он очень несчастен: мама вообще дома не появляется.

– Чем же он занят?

– Ходит в гольф-клуб. Читает. Слушает радио. На самом деле он уже дошел до ручки. Говорит, что не хочет и в старости жить один.

– Я его понимаю.

– Он не против благотворительности, – пояснила я. – Но считает, что у мамы должно оставаться время на семью.

– Бедный дядюшка Дэвид, – пробормотала Эмбер, наливая мне кофе. – Знаешь, тетя Димпна мне напоминает миссис Джеллиби из «Холодного дома»[63], – со знанием дела продолжала она. – Эта ненормальная собирала деньги для голодающих в Западной Африке, пока ее дети умирали с голоду и бегали в лохмотьях. Замечательная книга «Холодный дом», – с умным видом ораторствовала она. – Гневное обличение общества, развращенного жадностью, лицемерием и преступлениями. Шедевр литературы. – Слушая Эмбер, я подумала, уже не в первый раз, до чего же интересно она рассказывает о классической литературе: можно слушать хоть целый день. Странно, что такой умный и проницательный критик пишет жуткую чушь.

– А я даром времени не теряла! – похвасталась она. – Та-да-да! – Эмбер торжественно водрузила на кухонный стол свою последнюю рукопись. – Позвольте с гордостью представить: «Животная страсть»!

– Боже, ты закончила книгу... Мои поздравления! «Ничего себе!» – проснувшись, прокричал Педро, моргнул, встрепенулся и принялся чистить перышки.

– Работала как проклятая все Рождество, – возбужденно делилась Эмбер. – По двенадцать часов в день. Настроение поднялось, появились силы и вдохновение. И мне кажется, уж эта книга станет настоящим прорывом.

Итак, мы откупорили бутылку шампанского, чтобы отпраздновать завершение девятого романа Эмбер и начало нового года, который принесет нам... Мы и сами не знали что. Кто-то в новом году выйдет замуж и родит ребенка. Хелен, например. «А также сотни и тысячи других счастливиц», – думала я, изучая свадебную колонку «Таймс». Это время года всегда богато на помолвки, впрочем, как и разводы. Рождество – переломный период, когда жизнь круто поворачивается, к худшему или лучшему. Я рассеянно просматривала объявления о предстоящих свадьбах. Мистер Р. Макдональд и мисс Б. Кинг, мистер С. Бингли и мисс А. Брэдфорд, мистер Дж. Коллинз и мисс Л. Харпер, мистер Т. Феркин и мисс К. Фрог. Я лениво скользила взглядом по строчкам. Паркер и Нолл, Маркс и Спенсер, Харви и Николз, Фортнум и Мейсон, бла-бла-бла. Как же их много... Уайтс и Лилли, Ид и Рейвенскрофт, Лоран и Перье, Лейн и Парк[64]...

Лейн? Сердце бешено забилось, кровь прилила к лицу. «Состоялась помолвка Доминика, единственного сына мистера Н. Лейна из Южного Бирмингема и миссис М. Лейн из Саттон-Колдфилд, – прочитала я, – и Вирджинии, старшей дочери мистера и миссис С. Парк из поместья Хайвью, Мелтон-Моубрей, Лестершир». Доминик? Помолвлен? Теперь настала моя очередь разрыдаться.

– Как он мог? – всхлипывала я. – Как он мог, так скоро?

– Это ни в какие ворота не лезет, – отрезала Эмбер и для убедительности добавила: – Ублюдок! Между прочим, Чарли сделал то же самое, – с горечью заключила она.

– Да, но у Чарли были на то причины, Эмбер. Сама посуди, он хотел иметь детей, а ты нет.

– И неудивительно. Ребенок портит фигуру, и ты оказываешься на восемнадцать лет прикована к дому. А по истечении этих восемнадцати лет никто из друзей уже не хочет с тобою знаться, потому что ты впадаешь в маразм и начинаешь страдать недержанием.

– Дело твое, – я закатила глаза, не переставая всхлипывать. – Но Чарли был другого мнения. И вам пришлось расстаться. Ничего неясного. Но я не понимаю, как это Доминик так быстро умудрился найти новую пассию. Когда успел узнать ее достаточно, чтобы сделать предложение? – Я заревела. – Если только... – Сердце будто сжала ледяная ладонь.

– Ты же не думаешь, что он... – начала Эмбер. Глаза ее сузились в щелочки. Я видела, как завертелись колесики у нее в голове.

– Не знаю, – хрипло пробормотала я. – Об этом я не подумала.

– А может, зря? – тихо проговорила она. – Может, это и есть ответ на все твои вопросы, Минти.

– Может быть, – поежилась я. Мне стало не по себе. Какая же я наивная, какая дурочка... Как это мне не пришло в голову, что Доминик изменяет.

– Или девица залетела, как Хелен, – предположила Эмбер. – Но если подумать, – рассудительно добавила она, – не могу представить, что такой, как Доминик, женится из-за этого.

Самое ужасное, Эмбер была права.

– Нет, это невозможно, – рыдала я. – Наверное, он... он... любит ее. Наверное, у него был... был с ней роман. Но тогда почему он не порвал со мной?

– Минти... – тихо произнесла Эмбер, очищая яблоко для Педро.

– Что?

– Хм! Не знаю, стоит ли говорить тебе об этом, но я знакома с Вирджинией Парк.

– О... – прошептала я, шокированная донельзя.

– Хочешь, расскажу? – спросила она. – Ты хочешь знать, кто она такая?

Я посмотрела на нее, сомневаясь, хочу ли этого.

– Да, – проговорила я тихим, бесцветным голосом. – Расскажи.

– Она из довольно богатой семьи, – сообщила Эмбер.

– Это видно по адресу, – вздохнула я, совершенно убитая, и снова взглянула на объявление: – Поместье Хайвью, Мелтон-Моубрей.

– Наследница огромного состояния. Свинофермы.

– Отлично. Повезло ей. Но откуда ты знаешь?

– Учились в одной школе.

– Понятно. – На меня вдруг нашел страх, к горлу подкатила тошнота. – Она красивая? – спросила я.

– Обычная, – расплывчато сформулировала Эмбер. – Лошадиное лицо, икры толстые, как у Хилари Клинтон, тонюсенькая верхняя губа. И ей сейчас уже тридцать восемь, она на четыре года старше меня. – Надо сказать, меня это приободрило, даже очень. И крайне удивило.

– Доминик не стал бы связываться с женщиной старше него, – заметила я. – Он сам мне говорил, что не понимает, как это некоторые мужчины берут в жены женщин на несколько лет старше. Утверждал, что это неправильно и сам он никогда бы так не сделал.

– Да, но у Вирджинии денег куры не клюют. Может, для нее он готов был сделать исключение.

– Но у него полно денег, – усомнилась я. – Вряд ли он купился на такое. Другое дело, хорошая семья, – горько признала я. – Это для него важно. Знатность, древний род и все такое. К тому же из провинции.

– Никакой у них не древний род, – отмахнулась Эмбер. – Ее и в школе дразнили выскочкой. Называли Свинаркой и Пятачком. Из грязи в князи.

– Значит, она такая же, как Доминик.

– У нее был очень визгливый голос, – вспоминала Эмбер. – Ужасно неприятный. У всей этой семейки дурной вкус. Помню, мы покатывались со смеху, когда на школьный праздник они заявились в золотом «порше».

– Кошмар!

– Еще она обожала командовать. Все время одергивала меня. Надо же, и он женится на такой особе, – подивилась Эмбер, непонимающе передернув плечами.

Женится... О боже! Это уж слишком. Я обхватила голову руками.

«Счастливого Нового года!» – пожелал почтальон, с которым я столкнулась у порога своего дома, направляясь на работу. Моя улыбка вышла мрачной. Никакой он был не счастливый, этот Новый год. Напротив, несчастный. Худшего еще не выпадало на мою долю. И опять Шерил фон Штрумпфхозен угодила пальцем в небо. «Горизонт уже проясняется», – предсказала она. Чушь собачья, Шерил! Кто бы сомневался, впереди у меня только хорошее. А как же Доминик? Разве ему «воздалось по заслугам»? Разве он заслужил счастье с другой женщиной, а тем более так скоро? Он бросил меня в день свадьбы, но это еще ничего. Гораздо хуже, что он, как ни в чем не бывало, нашел новую пассию и сделал ей предложение, а не прошло и пяти месяцев! Боль, которая только начала отступать, вернулась, набрав удвоенную силу. Рану разбередили, и она снова кровоточила.

Рабочий день я отбывала, как каторжный срок. Сдавали нервы, и я все время срывалась. Злость на Мелинду подливала масла в огонь.

– Минти-и-и, – проблеяла она умоляюще.

– Да? – буркнула я, стараясь не дышать носом: она меняла младенцу подгузник на своем рабочем столе.

– Пвоклятье! – ругнулась она. – Не подгузник, а наказание какое-то!

– У ребенка есть няня, пусть она этим и занимается, – огрызнулась я. – Причем желательно на автостоянке!

– Я ее уволила. От нее никакого пвоку. А двугую пока не нашла. Знаешь, Минти, я уже уволила твех нянь. Можешь себе пведставить?

– Да, – бесстрастно ответила я. – Могу.

– Так вот, Минти, – продолжала Мелинда, решительно не замечая, что мой тон холоднее айсберга. – Ты мне не васскажешь еще вазок пво евво? Я что-то никак в толк не возьму.

– И рада бы, Мелинда, – я была сама вежливость, – но ничего в этом не смыслю.

– Минти, – промямлил Уэсли. У него был радостный вид, и за ним волочился длинный хвост пленки.

– Извини, Уэсли, – отрезала я. – У меня нет времени заниматься твоими пленками, так что выкручивайся сам.

– Я и не собирался просить тебя о помощи, – обиделся он. – Просто хотел поделиться. Хотел рассказать тебе о...

– Извини, Уэсли, – я надела наушники. – Очень занята, у меня нет времени. – Терпение на нуле – вот что со мной происходит. А ненависть к людям зашкаливает. Мне не хотелось выслушивать исповеди о чужих проблемах. Мое сердце зачерствело, оделось броней. Я обнесла его рвом, соорудила подвесной мост и поставила сторожить подступы шестерых ротвейлеров. «Решающий фактор» мог мной гордиться.

У Джека тоже был подавленный вид, но я не стала выяснять почему. Я была полна решимости уйти с головой в работу и тихонько корпеть над ней, похоронив мысли о Доминике и его последнем увлечении под необъятными грудами пленки.

За следующие несколько дней я выдала на-гора уйму репортажей. Чего там только не было: гражданские браки, матери-подростки, пятидесятипятилетняя матрона, беременная близнецами, которых зачали в чашке Петри. «Уж лучшее делать скучные финансовые обзоры, – сердито думала я, – или программы о спорте, моде и ежовых бегах в Милтон-Кейнс. Что угодно, только не семья и воспитание детей». Мне надоело растравлять раны. Поездка к Ситронелле Прэтт не прибавила положительных эмоций.

– Хорошо провели Рождество, Араминта? – осклабилась она.

– Отлично, – солгала я.

– Наверное, были у родителей?

– Да-да, вы правы.

– Как славно, – умилилась она. – А у нас было столько гостей! – в ее тоне сквозило самодовольство. – Даже такой прекрасный большой дом с трудом вместил приглашенных. Но все же, – ворковала она, – мы умудрились всех устроить. А как Новый год? – спросила она через плечо, наклоняясь за книгой. – Загадывали желание? Погодите-ка... я угадаю: найти себе мужа, не так ли?

– Нет, – ответила я. – Моим новогодним желанием было удавить вас и расчленить.

Ситронелла обернулась и недоуменно уставилась на меня:

– Что вы сказали?

– Я сказала, мое новогоднее желание – удивить вас и впечатлить.

– А... Знаете, у вас, одиноких женщин, столько мужества, – проникновенно просюсюкала она, опуская свой огромный зад на близлежащий стул. – Не представляю, как вы со всем справляетесь.

В ответ я сладко-сладко ей улыбнулась, считая в уме до десяти, чтобы не поддаться соблазну пристукнуть ее микрофоном или удушить магнитофонным шнуром. На этой неделе в газетах развернулась дискуссия о работающих матерях. В своей колонке Ситронелла нещадно побивала их камнями. С тяжелым сердцем я нажала на «запись».

– Женщины, которые имеют маленьких детей и при этом работают, ужасные эгоистки, – объявила она своим низким, обманчиво ласковым голосом. – Все мы знаем, что первые пять лет жизни ребенка оказывают решающее влияние на его развитие, – невозмутимо продолжала она. – В этот важный период ребенок нуждается в матери. Я феминистка, – объявила она. Кто бы мог подумать… – Однако в данном случае феминистки совершенно неправы.

– Но у большинства женщин просто нет выбора, возвращаться на работу или нет, – возразила я. – Они вынуждены работать из-за денег.

– О, знаю я эту старую отговорку, – произнесла Ситронелла со снисходительной улыбкой. – Нужно чем-то жертвовать.

– Ну, вам-то это ни к чему, – подколола я с непривычной наглостью.

Она заморгала, выпучилась на меня, потом изобразила виноватую улыбку:

– Нет. Думаю, мне очень повезло, что мой муж так много зарабатывает. Более того, мне повезло вдвойне: я всегда могла позволить себе работать дома и делать карьеру

– Карьеру? – насмешливо переспросила я. – И что же за карьеру вы делали, прежде чем стали вести колонку?

– Была консультантом по уходу за детьми, – призналась она, и ее толстый зад беспокойно заерзал на стуле. – Но к чему хвастаться прошлыми достижениями, Араминта? К тому же работать дома не так уж просто, особенно если малыш у вас громкоголосый и требовательный. К счастью, у меня есть помощники по дому.

– Да, – усмехнулась я. – Насколько мне известно, у вас есть няня и горничная.

– И садовник, – добавила она, самодовольно ухмыляясь. – О да, я понимаю, как мне повезло, – продолжала она, теребя необъятное платье-балахон. – Невероятно, невероятно повезло. Но дело не в этом. Дело в том, что маленькие детки должны оставаться с мамочкой.

– Что ж, спасибо большое, Ситронелла, – проговорила я с облегчением, нажав на «стоп». – Еще один мудрый комментарий, украшение нашей программы.

Ситронелла сама проводила меня до двери. Я взглянула на красавицу Франсуазу, которая играла с малышкой Сьенной, и подумала: «Как она может работать на эту ужасную женщину? Бог знает, почему она до сих пор не уволилась».

– Выше нос, Минти! – крикнула мне вслед Ситронелла, когда я шла по подъездной дорожке.

– Выше нос? А я и не грущу, – моя улыбка излучала беззаботность. Но, разумеется, я лгала.

Меня грызла черная тоска. Чернее грязи в самой глубокой сточной канаве. Я опасалась однажды проснуться и обнаружить, что она сгрызла меня напрочь. Я была несчастна. Я захлебывалась отчаянием. Такой тоскливой зимы у меня еще не было. Мой камень опять прогрохотал вниз по склону и намертво застрял в глубокой расселине. На работе я еще кое-как держала себя в руках, занималась делом, резко и недружелюбно пресекая все попытки вытащить меня из раковины, но дома впадала в уныние. Затворяясь в комнате, читала «Большие надежды» и размышляла о своей нелегкой судьбе. Я погружалась в депрессию, тонула в ней. Лелеяла свою тоску, берегла, как бутылку старого портвейна. Должно быть, я действительно была несчастна, потому что когда позвонил Джо, даже не захотела с ним разговаривать.

– Он звонит уже в третий раз, – сообщила Эмбер из-за двери два дня спустя. – Почему бы тебе не поболтать с ним?

– Не хочу, и все, – проворчала я.

– Он сказал, что хочет с тобой побеседовать.

– Мало ли чего он хочет. Целый месяц меня игнорировал.

– Ты не забыла, Минти? – не отставала Эмбер. – Неделя добрых дел еще не кончилась.

– Для меня кончилась.

– Минти, почему ты не желаешь с ним разговаривать?

– Он меня обидел. Вот почему.

– Но это не значит, что ты тоже должна его обижать.

– Почему нет? – равнодушно отозвалась я. Может, мне хочется обижать мужчин.

Мисс Хэвишем отомстила мужчинам, внушив своей воспитаннице Эстелле презрение к противоположному полу. И я теперь тоже намеревалась презирать мужчин. Они заслуживали презрения. Все до единого. Низшая раса. Без чувств, без совести. Бросить женщину у алтаря и, не задумываясь, жениться на другой. Я больше не доверяла мужчинам. Ни одному из них. Знать их не желала. Я вообще не хотела ни с кем общаться. За несколько дней я обросла непробиваемым панцирем безразличия. Моя раковина затвердела и застыла, как мерзлая январская земля. Мне больше не нужен был «Решающий фактор». Я избавилась от нерешительности раз и навсегда. Когда шестого числа Эмбер сказала, что пора снимать рождественские украшения, не то мы навлечем на себя беду, я рассмеялась горьким, безжизненным смехом. Тогда она объявила, что сама уберет игрушки. И посадит деревце в моем саду – она специально попросила елочку с корнями. Я даже не вызвалась ей помочь. Я стала жестокой и бессердечной. Потому что Доминик так безжалостно обошелся со мной. Когда позже, в тот день, Эмбер позвала меня с первого этажа, я только заворчала и уткнулась в книгу:

«Мисс Хэвишем поманила к себе Эстеллу...

–[65] Поиграй с этим мальчиком в карты...

– С этим мальчиком! Но ведь это самый обыкновенный деревенский мальчик!

Мне показалось – только я не поверил своим ушам, – будто мисс Хэвишем ответила:

– Ну что же! Ты можешь разбить его сердце!»

– Минти! – снова позвала Эмбер.

– Что? – крикнула я.

– Иди сюда.

– Не хочу.

– Спускайся!

– Нет.

– Пожалуйста.

– Отстань.

– Я хочу тебе кое-что показать.

– Меня это не интересует.

– Ты будешь в восторге.

Уф! Любопытство заставило меня спуститься. Эмбер была в саду. Она посадила елку. Уж как умудрилась, не знаю, ведь земля замерзла намертво. На низкой ограде, ластясь к Эмбер, сидела очаровательная черная кошечка. Я никогда ее раньше не видела.

– Смотри, какая лапочка! – произнесла Эмбер с восхищенной улыбкой. У нее изо рта вылетали маленькие клубы пара.

– Да, – согласилась я. – Хорошенькая. – Котенок был крошечный, с узкими глазками, будто с примесью сиамской крови, на кончике хвоста у него был забавный маленький завиток в форме вопросительного знака.

– Какая тощая, – заметила Эмбер. Я ступила на обледеневшую землю. – Как она только выжила в такой мороз. Наверное, уже давно не ела.

Бедняжка! Лед, сковавший мое сердце, треснул, на глазах появились слезы. Я подошла поближе и погладила котенка. Он встал на задние лапки и волнообразным движением потерся мордочкой о мою ладонь.

– Надо дать ей молока, – сказала я.

– Верно. Кис-кис! – позвала Эмбер. Просить котенка дважды не пришлось. Он уже прошмыгнул в открытую дверь, забежал на кухню и принялся тереться о ноги Эмбер, неустанно описывая восьмерку. Мы налили ему молока, накрошили ветчины и немного копченого лосося.

– У меня есть банка русской икры, – возбужденно сказала Эмбер. – Наверняка кошки такое любят.

– Наверняка, – согласилась я. – Но мне кажется, нужно дать малышу нормальной кошачьей еды.

Я сбегала в магазинчик на углу и вернулась с парой баночек «Вискас».

Котенок тем временем уже умял всю икру и теперь покоился на коленях у Эмбер, разомлев от счастья и урча, как маленький трактор. Так у нас появилась кошка.

– Как мы ее назовем? – спросила я чуть позже, поглаживая маленькие треугольные кошачьи ушки. – Надо придумать ей имя. Может, Кристина?

– Почему?

– Потому что сегодня Крещение.

– М-м-м, – задумалась Эмбер.

– Можно назвать ее просто Киской, – предложила я. – Или Кисточкой. Или Кисонькой. Или...

– Пердита, – вдруг произнесла Эмбер. – Вот как я хочу ее назвать. В честь Пердиты из «Зимней сказки»[67], – объяснила она. – Малышка Пердита потерялась, но в конце концов нашлась. Прекрасная пьеса, – мечтательно говорила она. – Об искуплении и возрождении. О том, что судьба иногда дает тебе еще один шанс, когда кажется, что все уже потеряно.

– Пердита, – произнесла я. – Урчалка Пердита. Но откуда ты знаешь, что это девочка?

– Она похожа на девочку. Только посмотри на ее хорошенькую, девчачью мордочку.

– Надо проверить. Давай спросим у Лори.

– О, он хуже занозы в заднице, – рассердилась Эмбер.

– Ничего подобного, – тихо возразила я. – У него отличное чувство юмора. И острый язык, – многозначительно добавила я.

– Он идиот, – уперлась Эмбер.

– О'кей. Как скажешь. Но он учится на ветеринара, – привела я решающий аргумент, – и может точно определить пол Пердиты, осмотреть ее – вдруг она болеет.

Только тогда Эмбер согласилась. Тем же вечером пришел Лори и сообщил, что Пердита – здоровая девочка примерно четырех месяцев.

– Она еще котенок, – сказал он. – Ужасно отощала, но все остальное в порядке. Может, хозяева забыли ее при переезде или она убежала и заблудилась.

– Надо поместить объявление в местную газету, в рубрику «Пропала кошка», – предложила Эмбер. – Но надеюсь, ее хозяева не объявятся, – задумчиво добавила она. – Она такая лапочка.

Педро разозлился, разумеется. Мы это поняли, потому что он перестал кричать: «Супер, дорогуша!»

Он сердился не оттого, что приревновал – хотя попугаи жуть, какие ревнивые, – а оттого, что презирает кошек. Вот собак он любит. Он их уважает. Но, как увидит кошку, сразу напускает на себя ледяное, высокомерное презрение. У бабушки была бирманская кошка по имени Винки, так он ее пятнадцать лет игнорировал.

– Педро придется привыкнуть к Пердите, не так ли, Педро? – весело прощебетала Эмбер. – Потому что у меня такое ощущение... – она скрестила свои длинные тонкие пальцы, – что Пердита будет жить снами.

Хорошо, что Лори хотя бы остался поужинать. Он поведал нам о своих последних приключениях в качестве «сладкого мальчика»:

– В понедельник ходил на бар-мицву[68] с разведенкой лет сорока. Во вторник сопровождал вдову пятидесяти трех лет на коктейль коллегии адвокатов. А вчера посетил ужин Британской медицинской ассоциации с незамужней дамой тридцати пяти лет.

– И как, было весело? – с подозрением, как мне показалось, выпытывала Эмбер.

– Да, но не так весело, как на балу «Мы против рабства», – тактично ответил он. – Некоторые женщины просят заняться с ними сексом, – признался Лори.

Мы жевали макароны.

– И как ты реагируешь? – насторожилась Эмбер. По-моему, она занервничала.

– Говорю, что это абсолютно исключено, – откровенничал он. – Потом объясняю, что сексуальные услуги оказываются за отдельную плату. Но для друзей, – он многозначительно посмотрел на Эмбер, которая закатила глаза, – бесплатно.

– Надо же, как здорово, – протянула она со скучающим видом, но я-то знала – точно знала, – что она не скучает.

– Меня так уже достали эти женщины, – вяло признался он. – Я бы с радостью бросил все это. Но двести фунтов за вечер – точнее, сто пятьдесят, после того как Ширли заберет свою долю, – это слишком мало. К тому же работа несложная. Все, что от меня требуется, – надеть смокинг и пустить в ход свое обаяние.

– Обаяние? – насмешливо произнесла Эмбер. – Ты это так называешь?

– Да.

– Что-то я не припомню, чтобы со мной ты пускал в ход обаяние.

– Ты видишь в людях только плохое.

– Но я, правда, не помню, – уперлась она.

– Вспомни, я подвинул тебе стул. Рассказал самые смешные анекдоты, какие знаю. И утешил тебя, когда ты чуть не разорилась на аукционе. Знаю, как ты нервничала, – добавил он с игривой усмешкой.

– М-м-м.

– И если бы ты не покинула бал так стремительно – прямо как Золушка, – думаю, я бы пригласил тебя на танец.

– Неужели?

– Я бы пристально посмотрел тебе в глаза и спросил: «Станцуем шейк?»

– Хотела бы я это видеть, – язвила она.

– Кстати, если ты захочешь нанять меня до конца жизни, это обойдется тебе в пять миллионов фунтов, при условии, что я дотяну лишь до семидесяти лет.

– Ах, так.

– Но мы могли бы договориться – оптовым клиентам скидки.

– Тронута, что ради меня ты готов пойти на уступки, – произнесла она, мило улыбнувшись. – Почему ты зарабатываешь эскорт-услугами? – поинтересовалась Эмбер, вдруг посерьезнев. – Я хотела спросить еще тогда, в «Савое», но голова была забита другим.

– Всегда мечтал стать ветеринаром, – объяснил Лори. – Но отец убедил меня заняться топографией – он сам топограф. Позже я пожалел о том, что не выбрал профессию, о которой на самом деле мечтал. В тридцать лет вернулся в колледж. Но на этот раз стипендию не получил. И растратил все свои сбережения. Поэтому я и работаю в эскорт-службе. Чтобы заплатить за последний год обучения.

«Он любит рисковать, – подумала я. – Как и Джо. Покидает безопасную гавань ради незнакомых и, возможно, враждебных берегов».

– Ты уже нашел себе место? – не отставала Эмбер. – Где будешь работать, когда закончишь колледж?

– В лечебнице «Кэнонбери», в Айлингтоне. Сейчас прохожу там стажировку. В июле начну работать официально, когда получу диплом... если получу, – поправился он, поднимаясь на ноги. – Мне пора заниматься. Прием родов у лошадей – захватывающий предмет. Спасибо за ужин, – добавил Лори. – Приносите котенка, мы сделаем все прививки. Вы же не хотите, чтобы она заболела гриппом? Через несколько месяцев надо будет подумать, намерены ли вы ее стерилизовать. – Он погладил Пердиту, улыбнулся Эмбер, потом мне и тихо вышел.

– Какой надоедливый тип! – произнесла Эмбер, обнимая кошку.

– Ужасно надоедливый, – кивнула я.

– Он безумно меня раздражает.

– Угу

– Как же он меня достал!

– Меня тоже. Может, как-нибудь еще раз его пригласим?