"Бумажная луна" - читать интересную книгу автора (Райс Патриция)

Глава 20

После этого день пошел веселее. Дженис не привыкла ни дня сидеть без дела — не говоря уж про несколько дней. И сейчас она собирала и разбирала корзинки для пикника, сняв туфли, заходила в воду, чтобы помочь мальчикам вытягивать рыбу, следила за девочками, чтобы они не намокли и не испачкались. Но это было более развлечением, чем работой, и очень скоро она уже просто сидела на берегу и смеялась над детскими шалостями.

В одно из таких мгновений Питер присел на камень рядом с ней.

— Мне нравится слушать твой смех, — тихо сказал он, поправляя на ней широкополую шляпу, чтобы лучше закрыть от солнца ее быстро покрасневший нос. — Тебе надо почаще смеяться.

— Ха! И кто бы это говорил? — Дженис ехидно ухмыльнулась.

Она никогда в жизни не подтрунивала над мужчинами. Но Питер так на нее смотрел, что это вышло само собой. Праздные дни быстро испортили ее. А может, в этом виноват ее муж? Вчера вечером она даже хихикала над ним, когда Тайлер застал их целующимися в галерее. И ведь она действительно сама целовала Питера! Причем в мыслях зашла намного дальше, чем просто поцелуи, пока наконец не опомнилась. Нет, сейчас она не потеряет голову! Хотя на этом крохотном островке, полном детей, не о чем беспокоиться — здесь она в безопасности.

— А я смеюсь, — возразил он, — все время смеюсь.

— Вы нагло лжете, Питер Алоизис Маллони! Когда мы с вами познакомились, вы даже не улыбались. С тех пор я припоминаю только один случай, когда вы смеялись.

— Гм-м-м. — Он подпер кулаком подбородок, обдумывая ее слова. — Тебя послушать, так я просто какой-то напыщенный бирюк.

— Вот-вот, и всегда был таким. Я помню, как ходила к магазину встречать свою сестру, которая там работала, а ты обычно или строго решал споры между продавцами, или с важным видом провожал какую-нибудь старую леди до ее экипажа. У тебя всегда был такой вид, как будто ты сделан из стали.

Он взглянул на нее с веселым недоверием:

— Но ты все равно вышла за меня замуж? Что же тогда можно сказать о тебе?

— Боюсь, что не очень много, — охотно признала Дженис. — Я была напугана грозящими мне неприятностями и ухватилась за легкую возможность избежать их. Не сказать что я горжусь собой за это.

Питер помрачнел:

— Ты в самом деле так сильно меня презираешь?

Если бы она сейчас не видела его лица, то ответила бы утвердительно. Дженис говорила шутя, но ей вспоминались и другие картины ее катлервильского прошлого. Ей вспоминалось, как, до нитки промокшая, она стояла под проливным дождем у дверей дорогого магазина Маллони и ждала, когда выйдет сестра, чтобы проводить ее домой. Зайти внутрь она боялась. А мимо в элегантном экипаже проезжал Питер, и его модный цилиндр был совершенно сухим, потому что кучер держал над ним зонтик. Тогда он даже не знал о ее существовании.

Были и другие вещи, за которые он заслуживал презрения: развалюхи-дома, которые его семья отказывалась ремонтировать; сборщик квартирной платы, который бил женщин; низкая заработная плата, ужасающие условия труда… Этот список при желании можно было продолжать до бесконечности. Но у Дженис уже не было такого желания. Тот Питер Маллони, которого она презирала в Катлервиле, не бросился бы в грязную бурлящую реку спасать малознакомого мальчика. Этого человека, за которого она вышла замуж, Дженис совсем не знала.

— Я не настолько хорошо тебя знаю, чтобы презирать, — наконец ответила она.

— Но ведь ты жила в Катлервиле, твоя сестра работала в магазине Маллони. Ты жила в домах, принадлежавших моему отцу, правда? Даже моя невеста возненавидела меня, узнав про эти дома, а ведь ей не пришлось жить в них.

Дженис уловила в этих словах оттенок горечи и с любопытством взглянула на Питера:

— Ты ее сильно любил? Поэтому и уехал из города?

Питер поднял плоский камешек и зашвырнул его в реку. Один из мальчиков в восторге закричал, увидев, как камешек запрыгал по воде, и попытался повторить то же самое. В нескольких ярдах от них разгорелось соревнование по метанию камней в воду, но Питер не обратил на это внимания, поглощенный разговором.

— Я даже не знал ее. Наши отцы хотели, чтобы мы . поженились, а я видел в этом возможность уйти из-под каблука своего папаши, получив ее долю владения фабрикой. Она отвечала моим представлениям о хорошей жене. Но очень быстро я понял, что сам не знаю, какую жену мне надо, так же, как и то, что Джорджи совсем не подходит на эту роль. Я уехал из Катлервиля, потому что устал.

— Устал? — Дженис едва удалось скрыть свое удивление.

— Устал оберегать своих братьев от тирании отца. Устал оберегать свою мать от правды. Устал бороться с отцом, устал жить по его подсказке, теряя самоуважение. Мне надо было усилить борьбу, когда я узнал об этих сдаваемых внаем домах. Надо было порвать с корпорацией Маллони, когда я понял, что мне не остановить отца. Я сожалею, что взвалил все проблемы на Дэниела, но в то время он, казалось, был больше меня готов за них взяться.

— И он хотел этого, — заметила Дженис. — Он с радостью обрел семью, которой никогда не знал. То, что тебе казалось наказанием, для него было счастьем. Тебе не стоит корить себя за то, что ты бросил свою семью на Дэниела.

Дженис познакомилась с Дэниелом всего за несколько месяцев до своего отъезда из Катлервиля. Дэниел быстро сходился с людьми, и они сразу подружились. Возможно, брату Питера повезло, что он рос подкидышем вдали от отчего дома и не знал безжалостного каблука Артемиса Маллони.

Питер натянуто улыбнулся:

— Как бы то ни было, но Дэниел определенно держит в узде нашего папочку. Каждый раз, когда старик хочет сделать что-нибудь наперекор благородным принципам Дэниела, тот грозится разоблачить его в газете. А уволить его старик не может: мальчики слишком юны, и у них нет опыта Дэниела, а сам отец уже не обходится без инвалидной коляски. Так что ему приходится терпеть Дэниела. Хотелось бы мне когда-нибудь вернуться туда и посмотреть, как они живут.

Дженис заметила нитку, вылезшую из ее юбки.

— В этом одна из причин, по которым нам с тобой никогда не стать подходящей парой. Я не смогу вернуться с тобой.

Камешек Питера с шумом плюхнулся в воду. Мальчики стали смеяться над его неудачей, но он не слышал их насмешек, удивленно глядя на женщину, сидевшую рядом.

— Почему, черт возьми?

Дженис оборвала нитку и стала накручивать ее на палец.

— Мне удалось вырасти из трущобной нищенки до учительницы, но стать дамой высшего света? Вряд ли я смогу. Мои родители вышли из уважаемых, но бедных семей. Они учили нас хорошим манерам, правильной речи и всему такому, но мы никогда не вращались в кругах, к которым принадлежит твое семейство. Если бы мы с тобой встретились в Катлервиле, ты бы даже не взглянул на меня.

«Наверное, это правда, — подумал Питер, — но в Катлервиле меня бы и не посадили в тюрьму, обвинив в поджоге. Огайо — не Техас, там совсем другие порядки». Питер поднял горсть камней и начал один за другим кидать их в речку, причем каждый следующий прыгал по воде чаще предыдущего.

— Раз ты так считаешь, мы не поедем в Огайо, — заявил он после долгого размышления. — Меня уже ничто не связывает с теми местами.

— Не говори глупостей! У тебя там семья! — решительно возразила Дженис.

— У тебя тоже. — Он взглянул на нее. — И я точно так же придусь в ней не ко двору.

Что ж, в этом он, безусловно, прав. Брат Дженис, наверное, попытается его удавить, а сестра плюнет ему в лицо. При мысли об этом Дженис горько усмехнулась.

Но Питер не заметил ее усмешки, потому что в этот самый момент младший Монтейн умудрился свалиться в воду. И Дженис, и Питер тут же вскочили и помчались навстречу новому несчастью, забыв про то, какие они несовместимо разные. Мануэль без труда выудил мальчика из воды, но Дженис объявила, что пора собираться домой.

Лодка еще не отчалила от берега, а двое младших детей уже спали, положив головы ей на колени. Дженис гладила их по волосам, привалившись спиной к борту лодки. Впервые за долгое время она чувствовала странное удовлетворение. Бетси и мальчики Хардингов хвастались друг перед другом сокровищами, собранными на острове. Дженис с улыбкой смотрела на них.

Бетси даже не знала, что означают слова «высший свет». Пройдет время, и она почти совсем забудет первые пять лет своей полуголодной жизни, но зато будет помнить, как каталась на лошадях с Хардингами, ловила рыбу с Монтейнами и играла в салки с кузенами Бенджамина. Мысль о том, что у каждого из них денег намного больше, чем у Дженис, никогда не приходила в голову этим детям, так же, как и о том, что все они разнятся цветом кожи — кто-то белый, кто-то желтый, а кто-то черный. Так и должно было быть.

Они подплыли к берегу, и Питер с Мануэлем перенесли спящих малышей в фургон. Судя по отсутствию шума, остальных детей тоже разморило. Почти все мальчики решили, что лучше идти домой пешком, чем ехать в фургоне с девчонками, но младшие сели рядом с Беном и потребовали сказку. Дженис устроилась рядом с Питером, с тихой признательностью слушая историю Бена о говорящих кроликах и лисах.

Этот день выдался чудесным, но Дженис боялась думать о следующих. Ведь ничего не изменилось: у ее мужа все так же нет ни денег, ни работы, да и ее положение ничуть не лучше. Питер все так же намерен поставить одолженные у Тайлера деньги на бегах, чтобы пустить их на еще большую авантюру — золотой рудник. Хорошо, пусть она не может презирать его так, как должно, и пусть как человек он сильнее, чем она думала, но это не меняет сути. Да что там — они даже не могут представить друг друга своим семьям! Господи, и о чем только она думала, выходя замуж за этого человека?

Дженис думала, что Питер богат; вот о чем она думала, и теперь отнюдь не гордилась собой за то, что приняла такое решение. Но она так боялась остаться на улице без денег и без работы, и потом, кажется, было бы только справедливо заставить Питера платить за ее страдания. Тем более что сам он никак не пострадал, женившись на ней. Он хотел жену, которая умела бы готовить, а Дженис, помимо готовки, умела делать еще много разных домашних дел. Так что уж он-то ни в чем не прогадал.

Кроме разве что одного маленького вопроса, о котором она пока не желала думать.

Эви и Кармен выбежали из дома, чтобы отнести в кроватки своих малышей. Дети постарше, отдохнув в дороге, помчались проказничать дальше. Мужчины помогли Бену подняться на веранду, усадили его в кресло-качалку и просидели с ним до ужина, забавляясь рыбацкими байками.

Питер поймал Дженис на ступеньках, ведущих в башню. Она собиралась переодеться и привести себя в порядок.

— Есть время вздремнуть перед ужином, — многозначительно произнес он, опершись рукой о стену и целуя ее в висок.

Дженис почувствовала, как жар подбирается к ее щекам, и отвела глаза.

— Нет, не сегодня.

Она знала, что больше не может отказывать ему, но ей предстояло принять непростое решение. Вообще-то его надо было принять раньше — еще до того, как она согласилась выйти за него замуж, но сейчас изменились обстоятельства.

Питер погладил ее по щеке:

— Значит, завтра? Завтра вечером в конюшне будут танцы. Мы с тобой еще никогда не танцевали, Дженни. Я разрешаю тебе танцевать с любым мужчиной. Вообрази на время, что ты свободна. А я буду твоим ухажером. Я побью любого, кто посмеет пригласить тебя на танец дважды. А потом мы вернемся сюда и будем заниматься любовью всю ночь.

От его соблазнительно-бархатного голоса по спине Дженис бегали мурашки. Она знала, что он нарочно так делает, и у него неплохо получалось. Всю неделю он безропотно терпел ее отказы и сейчас давал еще день отсрочки. Но послезавтра он собирался уезжать, значит, у них будет только одна ночь. А может, лучше еще подождать?

«Вряд ли он пойдет на это», — подумала Дженис, задрожав, когда его рот нашел уголок ее губ. Питер принял ее молчание за согласие, не дав вырваться возможному протесту.

Дженис отдалась во власть наслаждения от его поцелуя. Ей начинали нравиться пылкие прикосновения его губ и рук. Закрыв глаза, она чувствовала приятное томление, ощущала его ладонь на своей груди и уже понимала, что этот жар внутри вызван ее желанием. Пройдет совсем немного времени, и он снова будет в ней. На этот раз он не даст ей отвертеться.

Прошла ночь, наступил новый день, и Питер, почувствовав, что близок его час, не упускал возможности напомнить об этом Дженис своими жаркими поцелуями. Он вел себя, как ребенок накануне Рождества. Или как жеребец, рвущийся из-под узды, думала она, глядя на настоящего жеребца, которого объезжали в загоне мужчины. Ее муж был точно так же нетерпелив, как это животное.

От одной этой мысли кровь кипела в жилах у Дженис. Такого с ней никогда не было. Ее бросало то в жар, то в холод, когда она вспоминала поцелуи Питера и представляла, к чему они приведут. К концу дня нервы ее были на пределе.

Но у нее было не слишком много времени на терзания. Детвора чуть не до потолка прыгала в предвкушении вечерних танцев и завтрашнего праздника. Из кухни доносились упоительные ароматы свежей выпечки и жареных цыплят. Конюшня была чисто вымыта, столы расставлены, и дом в основном приведен в порядок перед приходом гостей. В каждом уголке и двора, и дома кипела работа. Дженис незаметно для себя втянулась в эту суматошную деятельность.

Только когда наступил полуденный зной и работы начали сворачиваться, она задалась вопросом о том, что ей надеть к танцам, и решила найти Эви, чтобы с ней посоветоваться.

Эви сидела в семейной гостиной и вместо веера обмахивалась журналом мод. Услышав вопрос Дженис, она расхохоталась:

— Надень самое легкое, что у тебя есть. Хотя шелк я бы не советовала. Знаешь, некоторые парни любят похулиганить, и тебя запросто могут закинуть в стог сена или облить пуншем. Вот почему мы устраиваем танцы в конюшне. Когда в первый год мы собирались в доме, то чуть не рухнули стены. Нам повезло — спалили только занавески. Теперь мы заранее наполнили водой лошадиные корыта. Надень легкое платье из хлопка. Думаю, это будет лучше всего.

У Дженис были платья из хлопка — платья строгой классной дамы. Их скучные серо-коричневые тона не совсем подходили для танцев. Может, спороть немного белых кружев с одного из ее выходных платьев для посещения церкви?

Как будто прочитав мысли своей гостьи, Эви воскликнула:

— Я придумала! — Она внимательно осмотрела Дженис с головы до ног. — У тебя почти такой же размер, какой был у меня до родов. Я никогда ничего не выбрасываю. Правда, мода несколько изменилась… Ты хорошо шьешь?

— Неплохо, — состорожничала Дженис.

Зная пристрастие Эви к модной одежде, трудно было поверить, чтобы у нее в гардеробе нашлось скромное платье из хлопка, пусть и старое.

— Вот и отлично! Слушай, мы с тобой смастерим такое платье, что твой муж просто рухнет к твоим ногам! Это будет нечто!

С этими словами Эви упорхнула наверх, где находился ее гардероб.

Дженис с благоговейным трепетом смотрела, как поочередно распахиваются дверцы шкафов, являя на свет платья из шелка, атласа, шерсти, фуляра, шитья и кружев. Эви перебирала их одно за другим, одно за другим отвергая, пока наконец не добралась до того, которое искала, и победно сдернула с вешалки батистовое платье в ярко-голубую с белым полоску.

— А цвет тебе очень идет! Обожаю переделывать старые платья, а ты? Чувствуешь себя творцом!

Дженис нерешительно притронулась к дорогой ткани платья. Хлопок был мягким, как шелк. Каскад оборок сзади на юбке и отделка лентами спереди сводили Дженис с ума. Ей безумно захотелось померить эту красоту. У нее никогда не было таких элегантных платьев: она не могла позволить себе тратить деньги на такое количество ткани и время на такое количество отделки.

— Ты уверена? — пробормотала она с сомнением в голосе, стараясь держаться вежливо, хотя ее так и подмывало схватить платье и убежать.

— Ну конечно! Взгляни-ка на талию! Да мне больше не влезть в него и через миллион лет! Пойдем примеришь и посмотрим, что можно сделать.

В конце дня Дженис стояла на стуле, облаченная в чудесное платье, а Джасмин последними стежками подшивала подол, в то время как Эви с Кармен торопливо переделывали отпоротый шлейф в оборки для юбки. Голубой шейный бант теперь поддерживал верхнюю юбку, а лиф открывался у горла, украшенный белым кружевом. Дженис гладила рукой ряды оборок на юбке, удивляясь, как можно было додуматься предложить такое великолепие для танцев в конюшне.

— Tres elegant[3], — пробормотала Джасмин, отступив назад и восхищаясь своей работой. — Теперь волосы… — задумчиво добавила она. — Нам надо что-то сделать с волосами.

— Гардении! — заявила Кармен решительно. — Ей надо надеть гардении. Они отлично будут сочетаться с белыми полосками.

Дженис попробовала было возразить, но ее не стали слушать.

— Я поручу Китти прогладить подол, пока мы будем мыться, — сказала Эви. — Дженис, как вымоешь голову, спускайся сюда, пока волосы еще мокрые. Мы немного завьем их и взобьем локоны.

— Ты бы лучше выгнала из дома ее мужа, — вмешалась Кармен. — Он весь день ходит за ней по пятам, как гончий пес. Я поручу Мануэлю его отвлечь.

Женщины, пересмеиваясь, обсуждали предстоящий вечер и то, как сделать Дженис еще более соблазнительной.