"Проклятие могилы викинга" - читать интересную книгу автора (Моуэт Фарли)14. МОГИЛА КУНАРАВ этот весенний день неоглядные холмистые дали наводили такую тоску, что её не могло развеять даже ослепительно яркое солнце. Равнина казалась пустынной, давным-давно вымершей. Не слышно было птичьего пения. Среди одноцветных каменистых холмов и тающих сугробов в тундре, пропитанной водою, точно губка, не видно было ни единого оленя. Мхи и лишайники ещё не ожили. Они все ещё оставались мертвенно, по-зимнему тусклыми, серо-бурыми. Наступил самый унылый час в жизни тундры: она пробудилась от зимней спячки, но ещё не встрепенулась, лихорадочный восторг короткого лета ещё не завладел ею. Она лежала серолицая и недвижная, как мертвец. Гнетущая безжизненность равнины подавляла, и Анджелина, Эуэсин и Джейми невольно старались держаться поближе друг к другу. Эскимосам и Питъюку тоже стало не по себе. Оухото что-то тихонько сказал, и Кейкут медленно кивнул. — Он говорит, здесь останутся. Ждать нас будут, — объяснил друзьям Питъюк. — Могила Кунар не ходят. Я тоже не хочу туда ходить. Но вы ходите, значит, я с вами. Джейми встряхнулся, заговорил как мог бодро и деловито: — Что мы, маленькие, что ли? Привидений испугались? Тут пугаться нечего. Мы с Эуэсином пробыли у Каменного дома целую ночь, и я туда лазил. С виду он и правда жутковатый, только никакие призраки там не водятся; да их и вообще не бывает. Так что пошли. Эуэсин переглянулся с Питъюком и ответил за обоих: — Может, в твоей стране и нет духов, Джейми. Может, глаза белого человека не видят того, что видим мы. Белые знают много, но они знают не все. — Он пожал плечами, повернулся и поднял дорожный мешок. Закинул его на плечо и снова повернулся к Джейми. — Заяц даже и слепой чует белую сову, — закончил он и зашагал к маячившему вдали Каменному дому. Остальные трое пошли за ним, и Джейми так и не нашёлся что сказать. Не впервые поведение друзей сбивало его с толку. — Все-таки когда-нибудь я научусь помалкивать, — огорчённо пробормотал он, нагоняя Эуэсина. Они пересекли широкую болотистую долину, причём кое-где пришлось идти по колено в ледяной талой воде, и стали взбираться по усыпанному камнями склону холма, на котором похоронен был Кунар. Чем ближе они подходили, тем величественней становился Каменный дом, и под конец стало казаться, что он возвышается надо всем окрест. Но это только казалось, на самом деле он был не выше десяти футов, а основание его занимало не больше пятнадцати квадратных футов. Но такой обман зрения вполне понятен: ведь в здешних краях не видно никаких следов человека и оттого единственное творение рук человеческих стало главной вехой в море пустоты. Они перелезли через расколотые морозом острые валуны, которые преграждали путь к дому, и им снова стало не по себе; будто снова они перенеслись из знакомого обжитого мира в чуждый мир бесконечно далёкого прошлого. В десятке шагов от могилы Эуэсин остановился. Ни на кого не глядя, он порылся в своём мешке, выудил оттуда плитку табака. И положил её на плоский камень. Потом подошёл Питъюк, Он достал из своего мешка небольшой свёрток с вяленой олениной и положил рядом с табаком. Джейми смотрел на все это озадаченно, но смолчал. И сдержанность его была вознаграждена. Видя, что Джейми не подшучивает над ними и не проявляет никаких признаков нетерпения, Эуэсин объяснил, правда немного робко и смущённо: — У нас так считается, Джейми: кто умер, тому надо делать подарки. У нас много всего есть, потому что мы живые. А у них нет ничего, потому что они мёртвые. В прошлом году, когда мы с тобой тут были, я забыл поделиться с мёртвым. А потом дал себе слово: если приду ещё раз, ни за что не забуду. — Тут он заговорил чуть ли не умоляющим голосом: — Ты, может, думаешь, это все глупости, но только все равно не смейся. Пожалуйста, не смейся. — Да мне и неохота смеяться, — серьёзно сказал Джейми. Порылся в кармане и вытащил истинную драгоценность — перочинный нож, приз, который он завоевал в школе в Торонто несколько лет назад. И не без смущения взглянул на Эуэсина: — А мне можно? Ничего, если я тоже что-нибудь подарю? Питъюк схватил левую руку Джейми, крепко её сжал. — Это очень, очень хорошо, Джейми. С тех пор как они подрались на Кэсмирском озере, не часто голос его звучал так дружески. Джейми выступил вперёд и положил нож на камень. За ним подошла Анджелина и рядом с их дарами положила пачку чая. Эуэсин первый нарушил молчание и заговорил так весело, словно с души его свалилась немалая тяжесть: — Ты прости, что я нехорошо сказал тогда в становище про твой народ. Мы с тобой отдалились друг от друга, тут и я тоже виноват. Понимаешь, у нас в сердце столько гнева накопилось против белых, оттого мы иногда сердимся и на своих друзей. А ты нам друг: и Анджелине, и мне, и Питъюку. Зря мы на тебя обиделись. — Я не обижалась, — колко заметила Анджелина. — Говори за себя Эуэсин. Ты забыл, я ведь люблю дикобразов. — Выходит, я дикобраз? — спросил Джейми. — Ну ладно, Анджелина, твоя правда. Дикобраз и есть. И раз все тут вроде виноватые, так и я скажу: я тоже виноват, нехорошо говорил. Ну, а теперь займёмся делом. Массивную и неприступную гробницу Кунара строили, видно, с большим тщанием — камни сложены были в плотный куб, зазоры между ними наглухо зашпаклеваны болотным дёрном. Дёрн пустил корни, разросся, окутал гробницу мшистым покровом. Однако каменный куб был сплошным только с виду — Джейми обнаружил это ещё в прошлом году. Он тогда отыскал узкий, наполовину осыпавшийся ход, что вёл под северную стену, и пробрался во внутренний склеп. Теперь он повёл друзей к этому ходу. И вдруг остановился как вкопанный: чуть в стороне среди мха что-то белело. В тот же миг это увидел и Питъюк и негромко ахнул. — Ничего-ничего, Питъюк, — заторопился Джейми. — Это просто череп. Он лежал внутри, а прошлым летом я вытащил его, не разобрал, что это такое. Мы положим его на место. Но слова эти не успокоили Питъюка. Он быстро попятился от гробницы, и Эуэсин тоже отступил — он-то видел череп ещё в прошлом году и тогда отчаянно перепугался. — Я туда не иду! — нетвёрдым голосом выговорил Питъюк. — Ты не обижайся, Джейми. Только я не иду. — И не нужно, Питъюк, — ответил Джейми. — Я сам все сделаю. Эуэсин, помоги отвалить камни. Эуэсин нехотя подошёл, и вдвоём они сдвинули камни, которыми в прошлом году завалили узкий вход. Это была всего лишь расщелина, дно её густо поросло мхом, через трещины меж валунами сочился слабый свет. Джейми наклонился, заглянул в отверстие. Сердце его часто стучало, и ему вдруг отчаянно не захотелось лезть в эту сырую, тёмную дыру. Он набрал в грудь побольше воздуха и сунул голову и плечи в проход. Руки его коснулись знобяще-холодного металла, и он тотчас выполз, таща за собой то, что успел нащупать. Питъюк и Анджелина изумлённо уставились на длинный, чуть не в четыре фута нож, покрытый корою грязи и ржавчины. — Нож Кунара! — прошептал потрясённый Питъюк. — Это меч, — объяснил Джейми. — Двуручный меч. С таким мог управиться только настоящий великан. Мне его даже поднять трудно. Эуэсин, положи-ка его осторожно на мох. Он весь изъеден ржавчиной. В нем, может, железа-то почти совсем не осталось. Во второй раз Джейми нырнул в дыру уже с меньшей неохотой. Теперь он вытащил ржавый шлем, а потом и кинжал — от его лезвия осталась лишь узкая полоска металла, изузоренная ржавчиной. — Вот и все, что я достал в прошлом году, — объяснил Джейми Питъюку и Анджелине. — Теперь полезу внутрь и погляжу, что там ещё есть. Буду зажигать спички, а то ничего не увижу. — Там одни кости, Джейми, — боязливо сказала Анджелина. — Может, не надо туда лазить? Может, и этого хватит? Джейми упрямо замотал головой. — Нет, — сказал он. — Надо посмотреть, что там ещё есть. И череп надо положить на место. Эуэсин подошёл к дыре и, опасливо глядя, как Джейми лезет в тесный проход, опустился на корточки. Питъюк и Анджелина стояли поодаль. Питъюк то и дело переводил взгляд с входа в гробницу на белый череп, который, казалось, пустыми глазницами слепо уставился в небо. Но вот Джейми скрылся из виду. Слышно было, как он чиркнул спичкой, потом раздался его приглушённый голос: — Я внутри, Эуэсин. Здесь вроде пещеры. Фута три в высоту. Давай мне сюда череп. Эуэсин с трудом заставил себя поднять череп, осторожно поднёс его к дыре и сунул во тьму, где его перехватил Джейми. Долго, нестерпимо долго из гробницы не слышалось ни звука. Но вот снова раздался приглушённый голос Джейми. Казалось, ему трудно говорить. — Передаю ещё кое-что. Придётся тебе сунуть голову в дыру, Эуэсин. Ты поосторожней. Это вроде ящичка, только он тяжеленный. Набравшись храбрости, Эуэсин стал на колени и сунул голову и руки до самых плеч в дыру, из которой несло затхлостью. Пальцы его коснулись чего-то холодного, скользкого, и он невольно отпрянул. Но вот чиркнула спичка, и он увидел лицо Джейми, совсем белое, в поту — прямо глядеть страшно. И Эуэсин невольно попятился. — Держи, — нетерпеливо сказал Джейми. — Это же просто ящик. Он не кусается. Прежде чем спичка погасла, Эуэсин увидел зеленоватую квадратную коробку. Стиснув зубы, он взял её и полез из хода. Джейми — за ним следом. Выбравшись наружу, Джейми поднялся на ноги и минуту-другую молчал: казалось, ему не хватает воздуха. — Ну ладно! — сказал он, отдышавшись. — Давайте поглядим, что это за ящик. Оказалось, что это — подобие шкатулки, вырезанной из мыльного камня, десяти дюймов в основании и восьми дюймов глубиной. Когда-то у неё, видно, была деревянная крышка, но давно сгнила; дерево сохранилось лишь кое-где по толстому краю. Коробку наполнял какой-то чёрный прах, но, осторожно покопавшись палочкой, Джейми наткнулся на что-то твёрдое. Мальчики и Анджелина, позабыв все свои страхи, склонились над коробкой. Джейми бережно вынул какой-то твёрдый предмет, пальцами счистил истлевший мох и плесень. И в руках у него оказалось широкое незамкнутое кольцо, похожее на браслет, в котором не хватает куска. Оно было металлическое, и металл какой-то очень тяжёлый, тускло-зелёный. Джейми поскрёб его ногтем. — По-моему, это золото, — прошептал он. Питъюк с жадным любопытством схватил палку и стал ворошить ею в коробке. Но Джейми удержал его за руку: — Погоди, Пит. Лучше не будем больше ничего трогать. Вдруг сломаем что-нибудь, что прогнило. Лучше оставим коробку как есть, пускай в ней роется, кто в этих делах понимает. — Это не коробка, — сказал Питъюк, — это эскимосский горшок, старый-старый кастрюлька из камня. — Горшок ли, коробка ли, а в ней вещи Кунара, — вмешалась Анджелина. — Джейми верно сказал: надо обернуть её мхом и положить в чей-нибудь заплечный мешок. Джейми показал рукой в сторону меча и кинжала, лежащих неподалёку на земле: — С ними тоже хлопот не оберёшься. Они до того ржавые: стукни посильней — рассыплются. — Я сделаю, — сказал Питъюк; после того как Джейми его одёрнул, он хотел искупить свою вину. — Берём палка, кладём по бокам. Потом заворачиваем крепко мокрый олений шкура. Шкура высыхает, садится. Будет жёсткий покрышка, очень крепкий, не гнётся. Эуэсин кивнул: — Так и сделаем. Но сперва надо все это доставить в становище эскимосов. Каждый понесёт по одной вещи, и, если осторожно, все донесём в целости. Они не стали задерживаться у гробницы. Но перед тем как уйти, Эуэсин собрал скромные дары, что лежали на плоском камне, и сунул в отверстие лаза. Потом вместе с Джейми завалил вход большими валунами. Через полчаса они присоединились к двум эскимосам, поджидавшим их на дальнем холме. Кейкут и Оухото взглянули на все, что они принесли, но ничего не сказали. Легко вскочили и повели ребят обратно к каякам и каноэ. Поздним вечером, когда все в становище улеглись и четверо друзей остались одни в своей палатке, Питъюк сказал: — Я раньше не хотел говорить, только прошлый неделя разговоры был, говорили, вы будете забирать вещи Кунар. Некоторый люди ходил шаман, и он бил бубён, пляска был, вызывал духи. Эскимосы слышал чудной голос, больно густой, говорил непонятный слова — никто не понимал. Только три раза слышал имя «Кунар». Шаман слушал с закрытый глаза. Дрожал весь. Потом упал на пол, будто помер. Скоро проснулся, говорил, очень плохо взять вещи с могила Кунар. Говорил, Кунар рассердится сильно, нашлёт на нас несчастье. Джейми слушал и еле сдерживался — очень хотелось сказать: ерунда все это, пустая болтовня. Однако он молчал до тех пор, пока Питъюк не вышел на минуту из палатки. Джейми сразу обернулся к Эуэсину и даже поразился — такая тревога была в лице друга. — Ты что? — резко спросил он. — Может, ты тоже веришь во всю эту чепуху? У Эуэсина лицо стало совсем растерянное. — Не знаю, что и думать. У нас тоже есть колдуны, Джейми; они всякое могут, ты даже не поверишь. Не знаю, правда ли это дух Кунара с людьми говорил, только не нравится мне разговор про то, что он нашлёт несчастье. Эскимосы теперь, наверно, не захотят нам помогать, а тогда нам нипочём не найти путь, как плыть на восток, к побережью. Вот уж это и правда будет для нас настоящее несчастье. Джейми уже готов был отчитать друга, но тут вернулся Питъюк и пришлось прикусить язык. Он позволил себе лишь несколько слов: — Дядя Энгус говорит, счастье каждого человека зависит от него самого, и я ему верю. Мы прекрасно со всем справимся, только не надо пугаться сказок да заклинаний. А теперь давайте забудем про это и ляжем спать. Завтра у нас дел по горло. |
||
|