"Темная Звезда" - читать интересную книгу автора (Камша Вера)

Глава 6

Рене не спешил ложиться, ему был нужен Роман, который странным образом задерживался. Конечно, либр вполне мог остаться с Маритой, но герцогу отчего-то казалось, что такого не случится. По крайней мере, сегодня.

Адмирал в который раз перебирал события последних месяцев. Новости не радовали, но, что было хуже всего, Рене Аррой не мог понять, что же все это в конце концов значит и какая роль отведена в происходящем лично ему. Чутье опасности, не раз выручавшее Счастливчика Рене, орало во весь голос, что на пороге большая беда, только вот непонятно, откуда и какого удара следует ждать. Это бесило. Герцог отбросил изящные щипцы для орехов и с удивлением воззрился на дело рук своих – посеребренные стальные полоски были свернуты в штопор. Аррой поморщился, нельзя давать волю чувствам, и легким движением придал вещице первоначальный вид, затем медленно поднялся, поигрывая мускулами, подошел к окну и распахнул его. Теплый ветерок немедленно засыпал подоконник душистыми лепестками.

Эландец вглядывался в затканное знакомыми узорами созвездий темное небо, тщетно пытаясь отрешиться от гадких мыслей. Движение в коридоре заставило его резко обернуться задолго до того, как тяжелая, отделанная бронзой дверь раскрылась, пропустив легкую серебристую фигуру.

Аррой вздохнул с видимым облегчением и обратился к Роману... по-эльфийски. Говорил адмирал, с трудом подбирая слова, путаясь в окончаниях и предлогах, но смертных, овладевших речью никогда не существовавших (как дружно утверждали умники из Академии) Перворожденных, либр еще не встречал. Если герцог хотел поразить собеседника, он своего добился. Роман в первый и, возможно, в последний раз в жизни утратил дар речи. Рене же спокойно повторил свою чудовищную фразу:

– Дорогого друга! Надо есть очень немного деловать волшбу от злых и больших ухи или идти на свежий ветер. Но это хуже много раз – мы увидены быть могем на ненужные человеки.

На сей раз бард отреагировал. Очертив круг и положив в его центре маленький золотистый камешек, он произнес несколько слов на эльфийском. Камень вспыхнул мягким светом заходящего солнца, осветив все оказавшееся в границах круга. Воздух наполнили звуки леса – шелест листвы, звон ручейка, перекличка устраивающихся на ночлег птиц. Роман взял герцога за руку и ввел внутрь.

– Я действительно эльф и не стыжусь этого. А что до предосторожностей... Кажется, я скоро буду бояться собственного отражения в зеркале. Но теперь нас сможет услышать разве что Проклятый.

– И то хорошо, – откликнулся Рене. – Никогда не был трусом, а в Высоком Замке всегда жили мои друзья, но сейчас снимать кольчугу как-то не тянет. Что с эркардом?

– Яд, и очень нехороший. Не представляю, кому мог помешать бедняга, завистников вроде бы у него не было, жадных наследников тоже. Зато знаете, кого я нашел?

– Лупе, я полагаю.

– Вы ясновидящий?

– Куда мне. Просто она наша единственная общая знакомая в Таяне из тех, которых мы потеряли из виду. Почему она убежала?

– Долгая история, если захочет, расскажет сама.

– Но ты теперь знаешь, где ее искать?

– Знаю. И у нас появился очень славный друг. Некий лекарь, которого выгнали из Академии за излишнюю приверженность науке.

– Ему можно верить?

– Мне кажется, вполне, Лупе за него ручается.

– Если только мы не ошиблись в Белом Мосту...

– А мы ошиблись?

– Очень надеюсь, что нет.

Герцог откинулся в кресле.

– Что ж, пока мы не узнали, кому мешал бедняга Альфред... Знаешь, мне казалось, что он всегда был эркардом Гелани и всегда им будет... Светлая ему память, добрый был человек... Но давай поговорим о живых. Что Стефан?

– Неудивительно, что дворцовый маг-медикус оказался бессилен и списал все за счет чисто материальных причин. Я не знаю, насколько ты силен в магии, тем более эльфийской...

– В магии я полный профан. Знаю несколько фокусов, и только. Даже не понимаю, как они у меня получаются... Единственное, в чем я уверен, так это в том, что возможности магии куда шире того, о чем толкуют в Академии.

А что до языка, то это память об одном давнем походе. Я немало поскитался по волнам, и однажды меня забросило на остров, где жили эльфы, не желавшие иметь ничего общего не только с людьми, но и с себе подобными. Они помогли мне, я прожил у них пару лет, потом мне удалось вернуться...

– Я много слышал о приключениях Счастливчика Рене, но об этом никогда не говорили.

– Об этом никто не знал. Я дал клятву и держал ее двадцать лет. Но сейчас, мне кажется, я должен сказать правду, чтобы, в свою очередь, услышать правду от тебя. Итак, я знаю, что эльфы существуют, обладают собственной магией, при этом преследуя разные цели, и что ты – один из них, хотя в тебе много человеческого. Пожив средь Дивного народа, я не могу в этом ошибиться.

– Да, ты прав. Будем играть в открытую. Я – разведчик. Кого я представляю, долго рассказывать, но пославшие меня озабочены тем, что прочли в старых книгах.

– Ты имеешь в виду Пророчество?

– О, монсигнор Аррой знает и это?

– Повторяю, я жил среди эльфов. Я не знаю, что там говорится, но у меня ощущение, что над миром подвешен меч.

– Пожалуй, да, если представить, что меч этот как плод. Сначала была завязь, потом этот меч рос, долго рос, а теперь созрел и готов упасть на наши головы... Самое печальное, что мы о нем почти ничего не знаем. Да, были некоторые знамения, упоминавшиеся в Пророчестве, но они говорят о сроке, а не о сути угрозы...

– Что будем делать?

– Разбираться в том, что в состоянии постичь.

– Романе, я второй раз прошу тебя, оставь этикет. Впереди нас ждет Проклятый знает что, а ты строишь между нами стенку из этого дурацкого “выканья”. Ты мне можешь рассказать о Пророчестве?

– Видимо, я должен сделать это. Ты – Первый Паладин Зеленого Храма, истинный владыка Эланда, твое имя известно в Святом городе, и только ты можешь добиться для меня аудиенции у Архипастыря.

– У Филиппа? О, это умный человек, но не представляю, чем он может быть нам полезен. Я не верю, что молитвами мы сможем оттянуть конец света.

– Хвала Великому Лебедю, что он послал мне встречу с тобой, Рене. Ты воистину бесстрашный человек.

– Просто я не умею и не люблю молиться. Мы сами отвечаем за себя и за тех, кто слабее нас. Что и кому мы должны, надо решать самим. Если считать, что мы созданы по образу и подобию божьему, то это не две руки и две ноги, а свобода воли, мой дорогой эльф. Но я отвлекся. Конечно, Филипп тебя примет, но что это нам даст?

– Возможность узнать побольше о Пророчестве.

– Ты хочешь сказать, что у эльфов нет полного текста?

– Нет и никогда не было. Более того, единого Пророчества как такового никогда не существовало. Это эклектика...

– Понимаю...

– Нет, ты все-таки необыкновенный пират, Рене.

– Я много повидавший пират. И я требую, чтобы ты наконец объяснил мне все.

– Изволь. – Роман какое-то время помолчал, а потом медленно начал:

– Мне известны четыре варианта Пророчества, пересказываемых церковниками, эльфами, гномами и троллями. Большинство же по понятным причинам знает только что-то одно. Причем на каждое истинное слово приходится мешок шелухи, а понятия “белого” и “черного”, “своих” и “врагов” у сначала враждовавших, а затем разделенных рас столь разное, что я до конца не уверен, что сложенная мною и моими друзьями картина – правильная. К тому же в ней остается множество дыр и неясностей.

Что говорит Церковь, тебе известно. Обычная горько-сладкая смесь из угроз и обещаний. А вот еще сохранившие разум и знания тролли полагают, что уничтожившие их люди рано или поздно поплатятся за содеянное. Что после “века сытного лета”, когда человечество забудет об осторожности и станет ленивым и доверчивым, как когда-то тролли, придут

"Первые Хозяева” и вернут себе власть над миром. Некоторые люди выживут, но участь их будет столь страшна, что они позавидуют участи вымерших и одичавших троллей. В этом вроде бы нет ничего страшного – какой побежденный не пророчит несчастья победителям, если бы...

– ... не “век сытного лета”, – перебил Рьего. Последний стоящий ураган над Скалистым мысом, полностью уничтоживший флот Арции, был 98 лет назад. Примерно тогда же по побережью прошлась гигантская волна, смывшая несколько поселений. После этого море было добрым. Слишком добрым.

– И я о том же. Неурожаи, эпидемии, нашествия саранчи, землетрясения, суровые зимы – все осталось в прошлом. Церковь говорит, что это потому, что люди не преступают границу Дозволенного и живут в страхе божием, за что Господь их вознаграждает. Тролли же придерживаются иного мнения

– Однако всяких предательств, измен, интриг и прочих грехов в “век сытного лета” стало не меньше, а больше, чем столетие назад. Так что награждать всех людей оптом особо не за что. Тролли объясняют происходящее более правдоподобно.

– Увы. Теперь южные гномы. Они утверждают, что задолго до Перворожденных мир был населен всякими чудищами, чьи следы они и сейчас находят в своих подземельях. С ними боролись некие существа, весьма смахивающие на богов, которых гномы шепотом называют “Прежние”. Потом по каким-то причинам “Прежние” ушли. Изначальные же твари затаились где-то поблизости и ждут возможности вернуться. Однако открыть им дорогу можно только с нашей стороны, и сделать это непросто. Для этого должен появиться некий отступник, который запустит их в наш мир, что погубит всех, ибо твари эти бездушны, безжалостны и ненасытны.

– Ты полагаешь, что “Прежние” и “Первые Хозяева” – одно и то же?

– А ты нет?

– Трудно сказать. Может, да, а может, именно “Прежние” как-то изгнали “Первых Хозяев”. Гномы и тролли, насколько мне известно, никогда не ладили. А что говорят Перворожденные?

– У нас нет единства. В эпоху Исхода большинство эльфов ушло из этого мира, а от оставшихся отделились так называемые темные эльфы. Обычные эльфы вычеркнули из своей памяти все связанное с отступниками. Известно только, что именно у тех был наиболее, скажем так, нетривиальный взгляд на Пророчество. Считается также, что последние из эльфов-изгоев воспитали могучего чародея, известного нам всем как Проклятый, победить которого удалось лишь с помощью чуда (как утверждает Церковь) или хитрости (как полагают эльфы).

– Или небывалого предательства, – вставил Рьего, в очередной раз поразивший собеседника. В ответ на немой вопрос герцог невозмутимо продолжил:

– Вероятно, мои знакомые эльфы были несколько... темноваты, но я хорошо помню их рассказы о некоей человеческой женщине, соблазнившей и предавшей на гибель величайшего мага, надежду эльфов. Но те, кто его погубил, не знали, что обрекают на гибель и своих потомков, так как только он мог противостоять страшному врагу, который рано или поздно уничтожит мир...

– Вот и пятая версия, – задумчиво произнес Роман – И, возможно, не последняя. Хотел бы я поговорить с твоими знакомыми.

– Я пытался отыскать вновь этот остров, – отозвался герцог. – И не смог. – Я, кого называют Первым Паладином Зеленого Храма...

– Что ж, вернемся к тому, что в наших руках. Мои сородичи не сомневаются, что на границах нашего мира притаились злобные, изголодавшиеся существа, удерживаемые только древним запретом. Существа, на милость которых нельзя рассчитывать. Эльфы были предупреждены Творцом, что он отвращает свое лицо от Благодатного края и те из любимых чад его, кто добровольно остается здесь, разделят ужасную участь смертных. Если не смогут выстоять в грядущем сражении.

– Значит, надежда остается.

– Значит, остается.

– Но послушай, эти легенды ходят по миру не меньше тысячелетия. Почему ты полагаешь, что срок близок, ведь и раньше выдавались плодородные годы и мирные десятилетия. Почему тебе нужен Архипастырь[55]? Так нужен, что ты предпринял целое путешествие во имя “случайной” встречи со мной?

В ответ Роман-Александр усмехнулся, но усмешка вышла кривоватой.

– Ты страшный человек, Рене. Я никогда больше не возьмусь тебя обманывать. А что до Архипастыря, то я лучше покажу. – Эльф сосредоточился. Потом взял герцога за руку:

– Теперь на какое-то время моя память станет и твоей.

Маг Уанн постучал к Роману.

– Я слышал, ты завтра уходишь...

– Как всегда. Я привык идти навстречу возвращающимся птицам.

– Хочу попросить тебя об одной услуге. Не возражай, я знаю, что эльфийский разведчик не обязан выполнять просьбу смертного, допущенного в Убежище из милости...

– Не кокетничайте, дан Уанн. Ваша магия ненамного слабее эльфийской, если, конечно, слабее. Заключив союз с Преступившими, эльфы не прогадали, вы это знаете не хуже меня. Как, впрочем, и то, что для меня люди и эльфы в одинаковой цене.

– В отличие от твоей сестры...

– Да, Аутандиэль подвержена предрассудкам. Но вернемся к вашей просьбе. Ее довольно сложно выполнить, не так ли?

– И да, и нет. Я прошу тебя узнать, не говорят ли в Благодатных землях о Белом Олене?

– Белом Олене? – Роман, слывший знатоком всяческих легенд, был искренне удивлен. – Никогда не слышал ни о чем подобном. Конечно, если бывают белые вороны, волки и даже тигры, может случиться и белый олень, но почему я должен его разыскивать?

– Не разыскивать! Как только услышишь об огромном Белом Олене, ты должен бросить все и известить меня. Возможно, от этого зависит судьба Благодатного края, да и всего мира. Если твоя находка окажется бредом пьяного охотника или обычным уродом-альбиносом, я первый возблагодарю Великих Братьев. Но если мы по недомыслию пропустим появление Белого Оленя, то можем не пережить следующей зимы.

Уанн шутить не любил и не умел. Поэтому Роман сразу понял – дело плохо. Спрашивать было бесполезно, маг-одиночка никогда не говорил больше, нежели считал нужным. Разведчик кивнул, полагая разговор оконченным, но Уанн, как всегда грубовато, предложил прогуляться с ним до Лужи.

Лужей жители Убежища прозвали облюбованное магами малюсенькое озерцо на восточной окраине острова. Кто-то из волшебников вечно возился на его берегу, к чему привыкли даже лягушки. В обмен на предоставленную им свободу маг Примеро и его соратники отваживали от Убежища перелетных птиц, так как иначе тучи пернатых путешественников постарались бы осесть на чудо-острове.

Жить в гармонии с полчищами уток и гусей не смогли бы даже любящие все живое Перворожденные, однако удовольствия от борьбы с пернатыми путниками эльфы не получали и с радостью свалили эту обузу на плечи беглых чародеев. Надо отдать справедливость последним, крылатых гостей они отгоняли умело. Исключение делалось лишь для нескольких пар лебедей и белых журавлей, которые и летом и зимой жили с эльфами, радуя их своей красотой. Впрочем, в Лужу ни одна из птиц не совалась. Озерцо, заросшее желтыми гигантскими кувшинками, служило обиталищем лишь стрекозам и полчищам лягушек, большую часть года находившихся в состоянии свадебных песнопений. Эльфы это местечко не жаловали, так что Роман и Уанн подошли к берегу никем не замеченные.

Маг уверенно ступил на плотные кожистые листья, сплошным ковром покрывающие водоем. Роман, поколебавшись, последовал его примеру, живые зеленые плотики мягко пружинили под ногами. Несмотря на свое природное любопытство и положение разведчика, раньше он не удостаивался чести быть приглашенным в святая святых Запретной магии людей и теперь предвкушал нечто интересное. Они дошли почти до центра пруда, когда листья кувшинок, запросто выдерживающие вес двух взрослых мужчин, внезапно расступились – блеснула вода. Уанн прикрыл глаза, сосредоточиваясь перед заклинанием, и пробормотал что-то невразумительное. Водная гладь подернулась серебром, внутри закружились и затанцевали зеленоватые вихри. Когда они утихли, Роман увидел полутемную комнату.

Окна скрывали тяжелые драпировки, дубовые резные панели и массивный письменный стол создавали обстановку мрачной торжественности. За столом в кресле сидел полный седой человек в светло-зеленом одеянии. Бард сразу узнал Архипастыря Филиппа. Эльфийский разведчик помнил, что первый клирик Арции был человеком умным и занимался не столько делами небесными, сколько земными, обычно именуемыми политикой.

К главе Церкви людей Роман испытывал спокойное уважение. При Филиппе не сжигали ни еретиков, ни книг, не устраивали великих походов, не пытались разнести в клочья уцелевшие языческие поселения. Архипастырь подкармливал художников и поэтов, стараясь с их помощью сделать обряды богослужения красивее и светлее, а причитающуюся Церкви “двенадцатую долю” собирал в основном с людей состоятельных. Поговаривали, что Филипп сведущ в Высокой магии. Это не удивляло. Для того чтобы определить рамки Дозволенного (что входило в компетенцию Церкви), главе последней надо было знать много больше, чем положено простым смертным. Одним словом, Его Святейшество был человеком достойным, но пути его с тропами эльфов нигде не пересекались.

Роман недоуменно посмотрел на Уанна. Тот глазами попросил подождать, и бард послушно принялся рассматривать детали меблировки. Наконец Филипп очнулся от задумчивости и позвонил в стоящий на столе бронзовый колокольчик. Вошел кругленький монашек в очках и с обвязанным горлом.

– Брат Парамон, мне сообщили, что была предпринята попытка проникнуть в библиотеку.

– Ваше Святейшество, сторож поднял тревогу, но злоумышленнику удалось бежать.

– Какой ущерб нанесен?

– Вор перерыл все помещение. В конце концов ему пришлось зажечь фонарь, свет которого его и выдал. Насколько известно мне...

– А тебе, брат Парамон, насколько известно мне, известно все, связанное с библиотекой, – с улыбкой заметил Архипастырь. Брат Парамон расплылся от похвалы, став до невозможности похож на симпатичного лесного сычика.

– Ваше Святейшество, – продолжал дрожащий от счастья монах, – к счастью, не пропало ничего. Однако я с большой долей вероятности могу предположить, что искал вор. Он рылся в картотеке в ящиках с литерой “Ж” – “животные”, “К” – “Копытные” и “Р” – “Разное” в секторе гравюр. Очевидно, ему была нужна некая гравюра с изображением копытного животного, но в необычном ракурсе. Не лошади и не мясного скота. “Лошади” и “Скот” у меня хранятся отдельно (вы же знаете, что кардинал Атуанийский интересуется всем связанным с породистыми лошадьми, а Иоахиммиус занимается мясными животными). Лично я готов предположить, что искомый предмет – это старинная гравюра, выполненная в так называемом “стиле Темных эльфов” и не имеющая эквивалентов. Это очень ценный экземпляр, и я не рисковал хранить ее в общем зале. Она находится в моем рабочем кабинете, куда вор не добрался.

– Принесите ее.

Роман взглянул в лицо мага, но оно оставалось бесстрастным. Зато на лице Архипастыря отчетливо читались тревога и нетерпение. Наконец брат Парамон появился вновь, торжественно неся потертый футляр черного сафьяна. Филипп нетерпеливо отбросил крышку, и перед ним (и двумя сторонними наблюдателями) предстало изображение Белого Оленя.

Великолепное грациозное животное, увенчанное короной сияющих рогов... раздирало клыками человеческое тело. На заднем плане дымились развалины и в море на всех парусах уходил корабль.

Архипастырь долго не мог оторвать взгляда от изображения. Наконец он резко повернулся:

– Брат Парамон, я прошу вас забыть об этой гравюре. Я позабочусь, чтобы НИКТО, вы слышите, НИКТО и НИКОГДА ее не нашел. И, кстати, почему в вашем каталоге она не числилась ни под литерой “Ж”, ни под литерами “К” и “Р”?

– Ваше Святейшество. Она принадлежала Ее Святейшеству Циале и была ею собственноручно зарегистрирована на литеру “П” – “Пророчества”...

– Вот такие дела, герцог, – тихо сказал Роман, – Уанн, лучший из живущих магов, чтоб там ни говорил Примеро и его дружки, по каким-то лишь ему ведомым причинам наблюдал за Архипастырем и подслушал этот разговор. Волшебник, конечно, что-то скрывает, но и сказанного вполне достаточно, чтобы я добивался встречи с Архипастырем.

Рене Аррой молчал, прикрыв глаза. Возможно, он и был поражен, но на породистом лице не дрогнул ни один мускул.

– Филипп тебя примет, но сначала надо понять, что творится здесь. Что со Стефаном?

– Для начала скажи мне, если ты столкнешься с чем-нибудь, что можно объяснить только чудом...

– Если других объяснений нет, я согласен на чудо.

– В таком случае придется согласиться с тем, что Стефан стал жертвой колдовства, но колдовства, совершенно чуждого человеческой или эльфийской волшбе. Тролли и гномы здесь также ни при чем. Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Разговоры о простуде или простой порче – бред. Как медик и маг могу сказать, что у него все в порядке.

– При этом он не может ходить, а его болезнь медленно и верно его догрызает...

– ... и по ночам ему снятся кошмары, которые он не помнит. Я заглянул в сознание Стефана. С его разрешения, разумеется. Обычно ужасы гнездятся в нас самих, но у твоего племянника удивительно твердая и ясная душа. Там нет ни злобы, ни безумия. Я нашел едва заметные следы эльфийской памяти крови (очевидно, кто-то из предков был Перворожденным), самой же сокровенной его тайной является любовь к дочери Годоя.

– Что ты, это-то как раз ни для кого не тайна, хоть мне его и не понять... Такая женщина может вызвать жалость или удивление, но никак не любовь.

– Тем не менее Стефан любит ее, в этом нет сомнения. Но к его болезни бедняжка не имеет никакого отношения.

– Ты все же недоговариваешь...

– Скорее, готовлю тебя к “приятной” новости. Я усыпил Стефана, и... вот тут-то я и поймал их за хвост. Когда принц уснул, его сознанием и его телом тотчас же попробовала овладеть какая-то сущность, непонятным мне образом вцепившаяся в его астральное естество. Это нечто до такой степени страшное, отвратительное и чуждое, что я едва не упустил эту пакость. Оно пытается полностью подчинить Стефана...

– И? – Унизанная кольцами рука с треском переломила изящный нож для фруктов.

– Единственным объяснением болезни может быть лишь то, что принц, сам того не понимая, боится превратиться в чудовище, несущее гибель всему, что он любит. Потому-то он и дал своему телу не осознанный им самим приказ – “умри!”.

Стефан жертвует собой, как если бы он, будучи болен заразной болезнью, бросился в костер, чтоб предотвратить эпидемию. Повторяю, твари не повезло. У Стефана слишком сильная воля, он умрет, но не подчинится...

– Принимаю это объяснение. Но что делать с этой напастью?

– Я постарался на нее воздействовать всеми имеющимися у меня средствами, но это то же, что идти с таким ножичком (эльф тронул пальцем стальные обломки) на медведя.

Герцог оценивающе сощурил глаза:

– Ну, если сразу вогнать его куда нужно...

– Я постарался сделать именно это... Но я боюсь, Рене. Откуда “оно”? Как и почему прицепилось к Стефану? Одно или нет?

– Может быть, это тот самый дьявол, которого вроде бы наловчилась изгонять Церковь?

Роман с отвращением махнул рукой:

– Если сравнивать это... эту сущность с теми жалкими духами, которые сдуру иногда вселяются в людей, можно додуматься до того, чтобы переплыть море в дырявом тазу...

– Извини, я не разбираюсь в таких делах.

– Это ты извини. Как ни странно, в чем-то ты прав, – церковный обряд не помешает. Однако единственный, на кого я надеюсь, это сам Стефан. Я рассказал ему все, он меня понял и мне поверил. Теперь вся его воля будет направлена на то, чтобы удержать тварь на цепи. Кроме того, я объяснил твоему племяннику, как запоминать сны.

Узнай мы, отчего Стефан кричит по ночам, мы многое поймем... Сейчас главное выяснить, что это за мразь... Знаешь, Рене, судьба принца вполне может быть наказанием роду людскому, о котором шепчутся уцелевшие тролли. Что могло бы произойти, окажись Стефан человеком слабым, мне и подумать страшно!

– Тебе надо задержаться тут и понаблюдать за этой тварью, а заодно и за остальными жильцами сей обители. Если мне не изменяет память, всяческие, как ты говоришь, “сущности” впиваются в человека, или когда тот сам по глупости их вызывает, или же когда их на него натравят...

– Вижу, ты не тратил времени зря на таинственном острове. Хорошо, попробуем разобраться. Ты более или менее знаешь тут все и всех. Кому мог мешать Стефан? Почему эту тварь спустили именно на него?

Рене помолчал, видимо, обдумывая, с чего начинать:

– Я расскажу тебе, что знаю, а потом, если захочешь, то, что думаю. Королю Марко зимой исполнилось шестьдесят три. Я знаю его тридцать четыре года. Первый раз я его увидел, когда сопровождал сестру в Гелань. Акме шел восемнадцатый, и она была на редкость хороша. – Аррой на мгновение запнулся. – Мужа сестра никогда не любила, но, насколько мне известно, была ему верна. Зато Марко жену обожал, у них было три сына и две дочери. Принца Марко и принцессу Илануты видел.

– Удивительная девушка...

– Она любимица отца и братьев. Ее единственная сестра умерла в прошлом году в родах. Ланка в отца – своенравна и готова постоять за свое счастье. Впрочем, – Рене улыбнулся, – девочка предпочитает гонять дичь по лесам, а не кокетничать в дворцовых залах, и не мне ее за это судить, я тоже в ее годы не любил двор.

Осенью я увезу Ланку в Идакону, она будет королевой Эланда, хотя заслуживает лучшей участи. Мой племянник слишком много пьет и слишком мало думает, чтобы быть достойным такой жены. С другой стороны, Ланка достаточно умна, она будет хорошей герцогиней... – адмирал задумался, перебирая бахрому скатерти. Роман его не торопил. В который раз его приводила в недоумение внешность адмирала. Родословная владык Эланда была известна, тайн там вроде бы не числилось. И все равно точеные руки с длинными пальцами, неистово-голубые чуть раскосые глаза, уже доказанная примесь эльфийской крови в его племяннике, дружба с загадочными островными эльфами (с этим надо будет разбираться особо), слова Ушедшего о мистерии крови – все это заставляло задуматься.

– А Лара, – Рене оставил в покое скатерть и как ни в чем не бывало вернулся к прерванному рассказу – очень походила на мать, долг для нее был превыше всего, и она без колебания вышла за Эгона Илбайзинского. Брак тем не менее оказался удачным. Смерть Ларуни кажется вполне естественной, если не считать того, что женщины нашего рода обычно здоровы. По крайней мере, я не припомню, чтобы кто-нибудь в семье умер в родах.

– Ребенок выжил?

– Нет. Теперь сыновья. Стефана ты, похоже, теперь знаешь лучше, чем я. Скажу только, что никто из нас не сомневался, что он будет достойным королем. Сейчас ему тридцать три. Когда ему исполнилось двадцать девять, он по настоянию отца женился на племяннице арцийского императора Марине-Митте.

Я был на свадьбе, так что могу засвидетельствовать – более красивую пару вообразить трудно. Митта очень быстро стала звездой двора, оттеснив даже Ланку. О, Митта великолепно играла роль наследницы престола. Митта и Стефан производили впечатление очень счастливых и довольных друг другом, пока не началась история с Зеноном.

– Средним братом?

– Да. Зенон был изрядным шалопаем, слава о его выходках вышла далеко за пределы Таяны. Когда число бастардов стало угрожающим, а принц с молочниц и горничных переключился на девиц благородного происхождения, Марко решил принять меры. Чтобы “сокровище” остепенилось, ему просватали единственную дочь старого союзника и друга короля ГерикуТарскую.

– Герика... Странное имя для принцессы. На староэльфийском “гэрикэ” означает вереск. Она, наверное, родилась осенью.

– Да, в месяц Волка. А что до имени... В Тарске, знаешь ли, смешались все легенды и сказки, которые когда-либо были в Благодатных землях. Церковь и та вынуждена с этим мириться. Просто к любому не каноническому имени клирики добавляют Мария или Анна, и все в порядке. Так что по-настоящему она Мария-Герика...

Тарска вообще странная земля. Три четверти княжества занимают Последние горы, коренных жителей могут считать людьми только придурки из Академии. Что до меня, то я моряк и не люблю гор, они, по-моему, воруют у нас небо... Но Марко хотел, чтобы союз Таяны и Тарски сохранялся и после смерти нынешнего герцога. Ведь преемник Михая, став властителем, пусть небольшого, но крайне удачно расположенного государства, смог бы диктовать Таяне свои условия.

– Драгоценные камни, руды, шкуры, древесина, которую сплавляют по рекам гоблины...

– Здесь предпочитают называть их горцами...

– Понимаю. Но мы отвлеклись.

– О Герике я могу сказать мало. Она не из тех женщин, на кого обращаешь внимание. Безропотна, послушна и неинтересна, несмотря на очевидную красоту и роскошь, которой ее окружал отец. Говорят, Михай не слишком хотел отдавать дочь за принца, хоть и обладавшего доброй душой, но шкодника и юбочника. Годой предпочел бы старшего из братьев, но Стефан к тому времени уже был женат. Но детей у него не было и нет. Детей у него нет, эта чертова Митта хотела блистать при дворе, а не рожать.

– Стефан болен и бездетен, кого в Таяне теперь считают наследником? Марко?

– Не все так просто. Король может прожить еще лет двадцать, он здоров и крепок. Его отец умер в девяносто шесть лет, родив сына, когда ему было за шестьдесят. Сейчас наследник – Стефан, хотя многие, как я понял, его успели заживо похоронить. Если Стефан умрет раньше отца и бездетным, ему должен наследовать средний брат, но он пропал. По закону он жив, пока три свидетеля под присягой не подтвердят, что видели его мертвым.

– Расскажи об этом исчезновении.

– Я знаю очень мало. Известно, что против женитьбы Зенон восстал категорически. Однако, когда невесту ему все-таки показали, сменил гнев на милость. Как мне рассказывал Марко, Зенон даже казался влюбленным и торопил со свадьбой. Если он и притворялся, то делал это весьма искусно, а среднего Марковича можно было обвинять в чем угодно, но не в лицемерии.

– А невеста?

– Герика, как всегда, была ласкова и спокойна. Жених казался куда более нетерпеливым. Надо сказать, что симпатия между Герикой и Стефаном возникла сразу же, а Ланка, не жалующая Марину-Митту, во всеуслышанье говорила, что уж лучше бы королевой стала Рика, а не подлая и пустоголовая арцийка. Я, впрочем, считаю, что курица на троне не лучше шлюхи, но не в этом дело.

– А что говорил Стефан?

– Он с первого дня играл роль старшего брата и благородного рыцаря. Впрочем, они и виделись-то всего ничего, вскоре старый герцог (хотя он всего на два года старше меня, его частенько зовут именно так) увез дочь в Тарску.

До свадьбы оставалось два месяца, когда забросивший своих подружек Зенон засобирался в гости к невесте. Тайны из этого не делали. Весь замок видел, как принц с двумя оруженосцами и двумя дюжинами воинов ускакал на восток. Его ждали через три недели, но он не вернулся. Не вернулся никто. Поиски были напрасными, след терялся у развилки дорог, одна из которых вела в Тарску, другая – в Арцию. О разбойниках в том краю давно не слышали. К тому же справиться с отрядом Зенона могла лишь добрая сотня шпаг. Никаких ураганов и паводков не было, земли в тех краях паханые-перепаханые – ни лесов, ни болот.

Единственным разумным объяснением казалось, что принц предпочел семейной жизни скитания инкогнито по белу свету, а его эскорт подался на поиски приключений вместе с ним: Король был в бешенстве от выходки сына, но о нем самом не волновался. Чтоб загладить мерзкий поступок, он пригласил Герику в Таяну. Она и приехала со все той же телячьей покорностью и нежданно-негаданно стала любимой и единственной подругой взбалмошной Ланки, уговорившей “сестричку” перезимовать в замке.

– А как случившееся восприняли Стефан и его супруга?

– Стефан никак не мог прийти в себя после поступка Зенона и, мне кажется, продолжал поиски, когда все отступились.

– Он что-нибудь нашел?

– Спроси его сам. Вы же теперь друзья.

– Действительно. А Марина-Митта?

– Она Герику ненавидела. То есть ненавидела-то она Ланку, но с принцессой были шутки плохи – могла и хлыстом протянуть, а уж язычок-то у нее и вовсе змеиный. Тарскийку Ланка взяла под свое крыло, думается, из-за ее беззащитности. Дурочка никогда ни на что и никому не жаловалась, вот Митта и принялась ее изводить, когда этого никто не видел. Однажды рядом случился Стефан. Что между супругами произошло, никто не знает, но вечером Митта перебралась в отдельные покои. Марко же пригласил в замок своего троюродного племянника, владетеля Альвского плоскогорья...

– Альвского?

– Говорят, там когда-то жили альвы, – лукаво пояснил Рене, – хотя нас и учат тому, что их никогда не было и быть не могло. Название тем не мейее откуда-то взялось. Так вот Гергей Альвский прекрасно понимал, что ему предлагают загладить выходку Зенона, но согласился на это с радостью. Граф и мечтать не смел о столь выгодной партии. Герика ко второму жениху относилась так же, как и к первому, – дружелюбно и спокойно. Гергей, будучи старше невесты лет на пятнадцать, ждал свадьбы с удовольствием, но ему судьба готовила другой обряд. Во время последней осенней охоты беднягу понесла лошадь. Альвианец был наездник, каких поискать, однако в седле не удержался.

Он умер мгновенно, ударившись об оледеневший валун. Кто-то решил сорвать зло на коне, но... за животное вступилась Герика, и Стефан распорядился отвести помилованного иноходца на конюшню.

– Я поговорю завтра со старшим конюхом.

– Изволь. Я должен был сам догадаться. Начало зимы ознаменовалось новым несчастьем. Эти дурочки умудрились провалиться под лед. Ланка наверняка бы выбралась, но Герика тонула. Стефан, наблюдавший за девушками с берега, бросился их спасать, все кончилось благополучно, но после “купания” принц слег. Истинную причину знаешь только ты.

– А что Митта?

– Красотка не собиралась сидеть у изголовья больного мужа. Он, впрочем, также не горел желанием ее видеть. Неудивительно, что ранней весной Митгу обнаружили в постели с одним придворным. Разразился скандал. Жене наследника по всем канонам грозило заточение или, как минимум, монастырь, но Стефан ее отпустил, отписав Императору, что, поскольку врачи и астрологи в один голос утверждают, что до конца своих дней он будет прикован к постели, он просит развода, дабы не губить вместо одной жизни – две.

Узнавший от своего посла (кстати, очень умелого шпиона) истинную причину разрыва, Император, а вернее его многомудрый зятек, не только безропотно принял любвеобильную дуру назад, но даже прислал в Таяну отступное. Теперь Герика просиживает целыми днями у кресла Стефана, и, похоже, несмотря на несчастье, им вместе хорошо. Даже самые отъявленные сплетники не смеют бросить в них камень. Более того, девочка первый раз в жизни проявила характер, отказавшись от найденного отцом нового жениха.

Годой, кстати, теперь тоже живет тут. Вместе с Марко они гадают, слать ли посольство к Архипастырю, испрашивая благословения на брак Герики и Стефана, или же принц не жилец, и не успеет гонец одолеть половину пути, как все будет кончено. К тому же развод официально был признан Церковью только из-за невозможности Стефана исполнять супружеские обязанности...

– Но теперь мы знаем причину болезни, а значит, у Стефана появился шанс...

– Думаю, Архипастырь пойдет навстречу, хотя тесный союз Эланда, Таяны и Тарски может окончательно добить одряхлевшую империю...

– И все-таки что собой сейчас представляют, если так можно сказать, наследники наследника?

– Ланка, как женщина и как будущая королева Эланда, не имеет прав на престол. К тому же девчонка ненавидит все связанное с придворными церемониями. Она мне заявила, что отдуваться в Идаконе за нее придется мне, раз уж мы не воспитали путного короля, а ее дело гонять белых лисиц.

По закону Стефану наследует Марко-младший, которому сейчас семнадцать. Он исключительно милое создание, но говорить о его способностях я не рискнул бы.

– Рене, тебе не кажется, что все крутится вокруг Герики?

– Побери меня Проклятый, – адмирал удивленно сверкнул глазами, – да я скорее поверю, что человек укусил собаку, чем в то, что в девочке есть какое-то зло!

– Я не говорю, что зло в ней. Оно может быть вокруг. И еще меня волнует Зенон. Куда делся целый отряд? А эти несчастные случаи...

– Случай?

– Случаи. Ведь девчонки как-то оказались в полынье.

– Но если можно “уронить” человека с коня или спустить под лед, зачем таинственное исчезновение?

– Надо, пока не поздно, получше расспросить слуг и придворных.

– Это нетрудно, но часто самое простое объяснение и есть самое верное. То есть Зенон отправился путешествовать, а Гергея сбросила перепуганная лошадь.

– А Стефан?

– Тут я молчу. Но связано ли все друг с другом?

– Связано, Рене. Ты сам это прекрасно понимаешь... И еще. Когда ты говорил мне про кого-то, от кого “разит злом”, ты думал про Михая?

– Да! Я его давно ненавижу, хоть и не могу объяснить свои чувства. Годой всегда был верным союзником. Мне хотелось бы думать, что причина в том, что моряки и горцы так же чужды и неприятны друг другу, как кошки и собаки, но к другим тарскийцам я ничего подобного не испытываю...

– Дело не в том, что он горец. В нем действительно есть что-то до предела отталкивающее. Михай лжив и жесток, к тому же он кое-что смыслит в магии, уж в этом-то я не ошибаюсь. Вопрос в том, имеет ли он отношение к исчезновению Зенона и смерти Гергея, а если – да, зачем ему это нужно.

Роман поднялся, и светящийся круг погас. Тотчас же утихли и лесные шорохи и шумы. Они вновь стояли в роскошной гостиной Высокого Замка. Немного поговорили об охоте и таянских традициях. Затем эльф вытащил из потайного кармана два темно-красных шелковых шнурка и прикрепил их по обе стороны двери. Шнурки зашевелились как живые и прилепились к стене, в точности повторяя прихотливый орнамент, после чего стали менять цвет, пока не подладились полностью под обивку. Теперь даже самый внимательный наблюдатель их не заметил бы. Роман удовлетворенно оглядел дело рук своих, улыбнувшись одними глазами адмиралу:

– У Стефана я оставил такое же украшение. Теперь никто без нашего разрешения сюда не войдет и отсюда не выйдет.

– А слуги?

– Придется им исполнять свои обязанности в присутствии Димана. Я думаю, он не откажется проследить.

– Не то слово. Ему тоже не нравится происходящее в Высоком Замке. А я его суждениям верю...

– И я тоже, – подытожил молчавший до сего времени Жан-Флорентин. – Я выслушал все, что здесь говорилось, и беру на себя смелость утверждать – мы оказались в центре политического заговора. А раз так, заговорщики себя вскоре обнаружат. Кстати, я уже говорил Рене, что в вино, которое вы пили утром, были добавлены посторонние вещества. Это очень слабый яд, он вызывает общую слабость, ломоту в костях и глубокий сон с кошмарами.

– Но кому было нужно нас усыплять?

– Я считаю гадание бесполезным занятием. Это мог быть кто угодно, имевший доступ или к вину, или к отведенным вам покоям. На вашу жизнь пока не покушались, но тем не менее я привел вино в порядок.

– Мне кажется, тот, кто попытался нас усыпить, скоро появится собственной персоной, – кривовато усмехнулся Рене.

– Но пока мы вполне можем лечь, – отозвался бард, освобождаясь от серебристой парадной одежды.

– А как же наш отравитель?

– Кто бы это ни был, он вряд ли появится, пока мы подаем признаки жизни. К тому же я принял кое-какие меры... Да и Жан-Флорентин постарался.

– Уговорил, – откликнулся Рене, снимая колет, – я был бы очень благодарен этому негодяю, если б он оставил нас в покое до последней оры. Я просто с ног валюсь. – Герцог отбросил меховое покрывало и обернулся к Роману:

– А как он, кстати, сюда заявится? Насколько я знаю, в этих комнатах потайных дверей нет, а в передней комнате караулят наши люди.

– Мне это тоже интересно. Я, когда ты был у Марко, все проверил – прокрасться сюда задача почти невозможная.

– Но ведь зачем-то нас решили усыпить. Раз сюда нельзя проникнуть, когда двери заперты изнутри, остается одно. – Рене вскочил с постели и принялся лихорадочно высекать огонь. – Они не хотят, чтобы мы им где-то помешали. – Эландец зажег свечу и взялся было за сапоги, но передумал. – Пойдем разутыми, а то еще услышит кому не положено. Гардани наверняка еще в городе с Маритой...

– Вот и ответ, почему понадобилось травить безобидного эркарда. Капитан “Серебряных” не мог не прийти на помощь племяннице. Нас, как они считают, усыпили. Стефан – калека. Словом, приходи и делай что хочешь...

– А вот этого не будет! – Герцог, забыв, как только что мечтал о двух орах покоя, торопливо застегивал неприметное темное платье.

– Куда и как? – Роман деловито пристроил в специальные ножны четыре метательных ножа и выжидательно глянул на друга.

– Для начала разыщем Лукиана и обойдем дворец. А потом посмотрим. – Герцог тронул было плечо расположившегося в прихожей Зенека, но передумал. – Спит мертвым сном. Ну и пусть. На твои заклятия можно положиться?

– Пока не сбоили.

– Ну и славно. Стражу я оставлю здесь, чем меньше народу, чем больше возможностей что-то найти...

Эльф и эландский вельможа, крадучись, вышли в пустой коридор. Был самый глухой час ночи, когда спят все: и утихомирившиеся ночные гуляки, и встающие задолго до света труженики; даже собаки в это время затихают. Время для злодейства было самое подходящее, но крик все равно прозвучал неожиданно. Это был даже не крик, а дикий булькающий вой, вырывающийся из глотки погибающего животного.

– Похоже, у Стефана, – лицо Рене стало жестким. – Мы должны успеть! – Они бегом промчались по лестнице, расталкивая спешащих “Серебряных”. Двери были распахнуты, в комнатах принца слышались голоса, мерцало пламя светильников.

Рене и Роман были не первыми, кто прибежал на шум. Их опередили несколько гвардейцев, растерянно толпившихся посреди спальни. Стефан был невредим, но возле двери дергалась и извивалась оплетенная багровыми лозами фигура. Вероятно, именно это существо и кричало, но сейчас вопли смолкли, слышались только приглушенные хрипы. Расталкивая стражу, пришел Лукиан, замелькали перепуганные лица придворных, прибежали взлохмаченный младший принц и Илана. Наконец появился король. Марко, недолго думая, выгнал посторонних и только потом поинтересовался:

– Что это?

– Красная стража, Ваше Величество, – объяснил Роман, вовремя вспомнивший, что на “ты” он только с Рене и Стефаном, причем остальным об этом знать не обязательно. – Я полагал, что Его Высочеству грозит опасность, и с его разрешения и по просьбе герцога Арроя поставил ее охранять жизнь принца.

Король, прищурившись, рассматривал дергающийся кокон.

– Вы можете показать нам пленника?

– Разумеется, – эльф выкрикнул короткое, резкое слово, и щупальца стали разматываться и как бы таять, обнажая добычу. Это был стройный темноволосый человек, одетый в порванную, перемазанную одежду из дорогой ткани. Лицо скрывала кожаная маска, в правой руке ночной гость сжимал кинжал, который так и не смог выпустить – красные змеи намертво приторочили пальцы убийцы к рукояти. Рене обернул руку плащом и вырвал нож из скрюченных пальцев с черными обломанными ногтями.

– Хотелось бы, однако, знать, кто не может дождаться, пока я умру своей смертью, – раздался спокойный голос Стефана. – Он воспользовался тем, что этой ночью я ухитрился заснуть. Интересно, где дежурный лекарь? Меня всегда раздражало его присутствие, забавно будет, если он удрал в единственную ночь, когда мог быть полезен.

– Он тут, – откликнулся Лукиан. – Бедняга лежит в приемной. Его умело зарезали, он так и не успел понять, что происходит...

– Значит, цель нашего гостя сомнений не вызывает... – Марко выглядел слегка растерянным.

– Похоже... Думаю, самое время посмотреть, кто же нас осчастливил. Марко, ты не возражаешь? – Адмирал рывком сорвал маску и отпрянул так, как будто увидел привидение.

Открывшееся лицо было молодым и красивым. Высокие скулы, волевой подбородок, надменные брови... Убийца одновременно напоминал короля Марко, Стефана и, как ни странно, самого Рене. Слово еще не было произнесено, но Роман уже знал – перед ним исчезнувший принц Зенон, жених Герики, младший брат Стефана.

Первым пришел в себя король. Старик набросился на блудного сына с яростью, подтвердившей его юношескую кличку “Скаженный”.

– Как ты мог, подонок?! Стефко тебя всегда защищал, а ты... Поднял руку на брата, на больного... – Король приоткрыл дверь:

– “Золотые”! Взять. В железа!

– Постой, отец, я его не оправдываю, но, может быть, он скажет...

– Да что он может сказать. Трус!

– Нет, Ваше Величество, – Роман заговорил тихо и грустно, – он не трус. И не подлец, и не предатель. Он очень тяжело болен, чтобы не сказать больше.

Собственно говоря, от вашего сына осталось только тело, а душа... Душа подчинена чьей-то воле. Он ничего не скажет, по крайней мере, сейчас.

– Ты можешь помочь?

– Не уверен, но попробую. А пока отведите его куда-нибудь и не спускайте с него глаз. Все, что есть в человеке животного, у него в порядке. Потому он и кричал, когда попался моей страже. Насколько я понимаю, настоящий Зенон не стал бы убивать спящего, не растерялся бы, если б его схватили... А оставшаяся оболочка, она будет есть, пить, спать, хотеть женщин, но не говорить и не думать... Пока мы не вырвем его из “серого сна” или пока он не сделает то, зачем пришел, он останется таким.

– Но для чего он пришел? Неужели...

– Думаю, ему велели убить своего брата.

– Кто?!

– Если бы я знал. Надо проследить путь его отряда, тогда мы, возможно, что-то и поймем.

– А сейчас ты что-нибудь можешь сказать? – Король не приказывал, а просил. Роман, видя перед собой не грозного монарха, а почти сломленного старого человека, мягко ответил:

– Я попробую подслушать того, кто пленил его душу. Если повезет, мы узнаем тайные мысли, владевшие этой тварью, пока она творила заклятья. Отойдите все. – Роман подошел к пленнику и очертил вокруг обоих тройной круг. Затем он положил обе руки на плечи Зенона, пристально вглядываясь тому в глаза.

Время словно остановилось. Вламываться в чужой недобрый разум, используя полностью порабощенное чужаком человеческое существо, было делом опасным, тяжелым и болезненным. Роман чувствовал, как по лбу потекли капельки пота, виски сжимала пульсирующая боль, перед глазами мелькали острые цветные вспышки, но он терпел и хоть медленно, но продвигался вперед. Когда эльф понял, что забрался слишком далеко и пора остановиться, если он не хочет закончить жизнь идиотом с текущей изо рта слюной, Зенон зашевелился. Тупое выражение на его лице сменилось озабоченным, в глазах вспыхнул неприятный огонек. Еще мгновение, и с губ принца слетела странная фраза:

– Зажигать Темную Звезду – это не гоблинов дурачить. Время, проклятое время! Осень близится, а сколько еще нужно сделать. Союзники ждать не могут, да и впрямь сколько можно! Варгххродэ[56], она...

Взгляд Зенона вновь стал пустым и диким, потом глаза закатились, принц тихонько вскрикнул и затих.

– Он жив? – первым очнулся Стефан.

– Если это можно назвать жизнью. Сейчас его можно унести.

– А тот... то... – король явно не знал, как назвать их незримого врага.

– Он не прорвал мою защиту. Но все обернулось плохо. Мы ничего не узнали, зато он наверняка понял, что Зенон в наших руках и что здесь появился кто-то разбирающийся в магии.

– Это не так уж плохо, пусть знает, что мы во всеоружии. Однако надеюсь, этой ночью больше не случится ничего, тем более она на исходе. Я приказываю всем отдыхать, – Марко прошел к выходу первым.

– Он прав, – Рьего положил руку на плечо Стефана. – Спокойной ночи, племянник, – мы придем завтра. Пошли, Роман, я уже ничего не соображаю.

Бард, едва державшийся на ногах, с благодарностью оперся на плечо адмирала, который почти на руках потащил эльфа из комнаты. Последнее, что заметил Роман, выходя из покоев принца, это искаженное ужасом лицо наследницы Тарски. Захваченный астральным поединком, он даже не заметил, откуда и как она появилась... Задержался и Лукиан. Капитан “Золотых” был изрядно встревожен:

– Мой принц, я настаиваю на том, чтобы удвоить охрану, – обратился он к Стефану.

– Зачем? Стражи Романа стоят целого отряда, к тому же отец прав, второй раз в одну ночь они не посмеют. Хотя, знаете что? Прошу вас подождать минутку в коридоре. Мне надо поговорить с Герикой, а потом ее нужно проводить в ее комнаты.