"Крылья ворона" - читать интересную книгу автора (Каннингем Элейн)

Вступление ТУПОЙ МЕЧ


Битва при Иммил Вейл, Рагиемен, ВК 1360

Останки древнего дерева стерегли западную границу Иммил Вейл. Могучий ствол, почерневший от давних пожарищ, был необъятным, точно башня волшебника. Перекрученные бурями сучья, лишенные листвы и острые как копья, торчали во все стороны, будто ветвистые рога горного лося, собравшегося отбиваться от стаи волков.

Теплый туман клубился у подножия, а высоко в кроне слабый свет струился из портала в виде арки, полускрытого среди иззубренных сучьев мертвого дерева. Три одетые в черное фигуры стояли под этой аркой: Колдуньи Рашемена, стражи осажденной врагами страны.

Они озирали невероятной красоты место — глубокую узкую долину, что расположилась к северу от горного хребта, именуемого Текучие Скалы. Зимы в Рашемене долгие и суровые, но здесь царила вечная весна. Горячие источники клокотали и курились паром среди камней. В долине росла густая мягкая трава и теплый воздух был напоен сладкими медовыми ароматами цветов. Неумолчно журчали хлопотливые быстрые ручейки, хвалясь своими приключениями во время странствий среди суровых скал. Колдуньи — хранительницы этой цитадели — обычно приступали к своим занятиям под звуки птичьих голосов. Сегодня же мимо не пролетела ни одна птица, не прозвучала ни одна песня. Даже шум бурных потоков, казалось, был сегодня как-то странно глух. Как и Колдуньи, долина в молчании ожидала Смерть.

В центре троицы стояла Зофия, полная пожилая женщина, которую в какой-нибудь другой стране могли бы принять за неунывающую деревенскую старуху. Здесь, в Рашемене, отлор — старшие среди Колдуний — черпали магию из самой земли. Весна — это, конечно, всегда обещание, но ни один рашеми не стал бы отрицать, что и зима наделена своей силой и красотой. Зофия держалась царственно, как и две сопровождающие ее хатран: искусные Колдуньи, обе уже в летах. Эти трое составляли могущественный союз и были готовы соединить свои магии в единое целое. Другие такие же группы стояли наготове на скалах, их одеяния темнели на фоне снега.

Острые, живые синие глаза Зофии разглядывали людей, готовящихся к битве там, внизу. Все шло как должно. Боевые дружины подошли из многих поселений, и каждая из них — под собственным ярким знаменем. Берсерки, как и обычно, выдвинулись вперед, но сегодня все они сидели на свирепых косматых рашемаарских лошадях. Яростные пешие атаки пронзительно кричащих берсерков, перед которыми столь быстро таяли мужество и решимость врагов, оказались не слишком эффективны против всадников Туйгана. Сегодня воины Рашемена будут сражаться с верховыми — верхом.

Всеми этими силами командовал сам хуронг. Взгляд Зофии задержался на нем, и она с болью отметила, что Железный Господин уже совсем старик и его некогда могучие плечи согнулись под тяжестью лет. Она представила его широкое обветренное лицо, испещренное морщинами — следами прожитых лет — и шрамами, знаками боев и побед.

Колдунья внезапно запустила руку в суму, висящую у нее на поясе, и нащупала древние кости с вырезанными на них рунами, в надежде провидеть, сможет ли старый воин одержать еще одну победу.

Нет. Хотя Хайармон Хассильтар и возглавляет воинов, отлор здесь она. И это ее битва — закончится ли она победой или поражением, а любая Колдунья, вздумавшая узнать свое будущее, накличет лишь несчастье.

Зофия поспешно убрала руку из сумы и легонько поплевала на пальцы, потом трижды, сжимая кулак, резко отряхнула руку. Другие Колдуньи никак не отреагировали на этот небольшой ритуал. Для рашеми такие вещи были столь же привычными, как детский смех или зимняя простуда.

Однако совершенный обряд не смог рассеять неясных опасений Зофии. Глаза ее обратились туда, где собирались берсерки Черного Медведя верхом на выносливых угольно-черных лошадках. Возглавлял их Марион, фирра селения Дерновия, сам похожий на медведя, такой же черный, косматый и свирепый, как и его полудикий боевой конь.

Сердце старой Колдуньи согрела волна гордости. Хоть она и была отлор среди Колдуний рашемена, всякий раз, когда она думала о том, чем послужила этой земле, мысли ее обращались к Мариону, ее единственному сыну. Как быстро вращается колесо судьбы, как скоро мальчики становятся воинами! Ее ребенок — уже седеющий ветеран, и рядом с ним едет его собственный сын, Фиодор, который, хоть ему нет еще и двадцати, уже четыре зимы сражается среди берсерков Рашемена.

Томительное предчувствие беды еще усилилось. Зофии за последние годы не раз доводилось слышать о Фиодоре. Сначала о подвигах юного берсерка рассказывали с удовольствием, к которому вскоре стало примешиваться нечто вроде благоговения. В последних же нескольких историях, дошедших до ушей Зофии, звучала некая опасливость, чувство, которое рашеми испытывают крайне редко, и уж тем более не спешат в немпризнаваться.

Глаза ее не отрываясь смотрели на внука, когда начал нарастать далекий гул, похожий на рокот боевых барабанов. Берсерки запели свою песнь, призывая боевую ярость. Песнь эта обретала силу и мощь, а вместе с ней — и люди, которые пели ее. Лица их налились кровью, темные волосы встали дыбом над свирепыми лицами, словно взлохмаченные внезапным ветром. Иллюзия, создаваемая магической боевой яростью, коснулась даже лошадей, которые вдруг обрели размеры и крепость рыцарских коней в бронированных доспехах.

Хуронг высоко вскинул руку, сдерживая рвущуюся в бой волну. Зофия знала его стратегию: когда начнется атака, Колдуньи своими волшебными кнутами должны будут отсечь передние отряды врага от следующих сзади, отрезать им путь к отступлению, ссадить их с коней и вынудить биться на земле Рашемена пешими.

Губы Зофии скривились в угрюмой усмешке. Скоро захватчики узнают, что эта земля — сама лучшая своя защитница.

Вот показался враг, и Колдунья перестала улыбаться. Впереди, перед конниками Тушана, катился большой отряд пеших воинов.

Странно, что их так много. Туйганцы и их кони почти так же неразделимы, как две половинки кентавра. И хотя выросшим в тундре лошадкам недоставало ярости рашемаарских скакунов, это были смышленые и преданные существа, остающиеся со своими седоками до самой смерти.

И внезапно Зофии открылась правда.

— Дирнецкиты,— тихо произнесла она, взглянув на стоящих рядом Колдуний. — Туйган ведет против нас лишенных души.

Две женщины побледнели. На этой земле зомби встречались редко, и их очень боялись. Колдуньи торопливо начали соответствующее песнопение. Зофия присоединилась к ним, обращаясь к духам, что обитали в ручьях, и деревьях, и скалах этой зачарованной долины. Слив свои голоса в один, они просили духов покинуть ненадолго свои дома, вселиться в тела мертвых врагов и сделать их послушными воле Колдуний. Их магия достигла долины, сплелась с клубящимся туманом, рябью побежала по весенним лугам.

Но духи, в последние два года становившиеся все более и более капризными, не ответили вовсе.

Орда неумерших мертвецов, шаркая ногами, тащилась вперед. Всадники держались позади, оставаясь в пределах большого пятна по-зимнему жухлой травы, казавшегося синяком на теле земли.

Голос Зофии впервые дрогнул.

— Как это могло случиться? — прошептала она.

Тайна мест, в которых магия умерла, оберегалась очень старательно. Говорили, что туйганцы — мастера по части пыток, но ей казалось невозможным, чтобы рашеми выдал этот секрет при любых обстоятельствах.

Фраэни, младшая из трех, молча рассыпала перед собой полукругом соль — защиту от злого волшебства.

— Это все Смутное Время, — нараспев произнесла она, — когда Трое безмолвствовали, а давно умершие герои вернулись на землю. С тех пор наша сила уже не та, что прежде.

Отлор быстрым движением ладони отмахнулась от очевидного.

— Но остальной долины смерть магии не коснулась. Духи места — телторы — здесь. Я чувствую их. Но только не могу установить с ними контакт.

— Это все равно что петь вместе с сестрами на Скалистой Вершине, — сказала третья колдунья, кивая в сторону самого дальнего их аванпоста. — Мы видим их, но не слышим друг друга.

— Именно так, — угрюмо согласилась Зофия. — Что ж, продолжим. Командуем кнутам!

Десятки многоголовых гидр — оружие, созданное из магии и черной кожи, ~ возникли в воздухе. Их широкие, оправленные в металл кончики взметнулись вверх, потом изогнулись дугой и со свистом рванулись вперед. Громкие щелчки, будто слившиеся воедино молния и гром, раскатились над долиной и пошли гулять затухающим эхом от скалы к скале. Каждый кнут прорезал в телах наступающих врагов глубокие бескровное раны.

Зомби продолжали приближаться.

Колдуньи взялись за руки и выкрикнули одно-единственное звонкое слово. Из земли смертоносными гейзерами вырвался пар. Воздух наполнился зловонием гниющего мяса, но зомби не замедлили наступления.

Черные крылья заполонили небо, это откликнулись на зов Колдуний вороны. Они пикировали на живые трупы, драли их когтями, вонзали клювы в невидящие глаза. Зомби отбивались от птиц, летели перья. Наконец вороны прекратили эту бесплодную битву и взмыли в воздух, кружа и бранясь.

Мертвые воины приближались.

Одна из Колдуний, стоявшая на ближнем от зомби уступе скалы, выпустила по ним струю волшебного огня. Но оружие не долетело до цели. Плотное облако тумана, принявшее форму дракона, взлетело из ручья, широко разевая челюсти. Оно метнулось навстречу пламени и проглотило его. Струйки пара вырвались из его ноздрей, и создание погрузилось обратно в воду.

— Глупо, — пробормотала Зофия. — Нельзя защитить землю, атакуя ее же. Или мы маги, готовые уничтожить все, что угодно, ради создания того, что захотим?

— Эти чудовища не принадлежат ни к природному миру, ни к миру духов, — возразила Фраэни. — Как нам сражаться с ними?

Старая Колдунья кивнула в сторону нетерпеливых берсерков:

— Теперь это их бой.

В этот миг Железный Господин дал знак своим людям начинать сражение. Несколько фэнгов пришпорили коней, пуская их в галоп. Зомби падали под ударами копыт и взмахами мечей.

Они не умирали, как умирают люди. Они увлекали лошадей за собой, и костлявые пальцы продолжали цепляться, хватать и рвать даже после того, как конечности были отрублены от туловища. Многие воины продолжали гнать коней вперед, не подозревая, что отрубленная рука, точно паук, уже подбирается по лошадиной холке к седоку.

На глазах Зофии хуронг взмахнул мечом и рассек одного из зомби надвое пониже грудной клетки. Верхняя половина его покатилась прочь, она отчаянно размахивала руками, ища, за что бы ухватиться. Ей удалось уцепиться за летящую по ветру длинную конскую гриву, потом половина зомби ухитрилась подтянуться и обхватить шею лошади руками. Зубы твари задвигались, голова яростно задергалась, перегрызая горло животного. Тем временем нижняя половина и ноги продолжали тащиться вперед, в самую гущу боя, и серые кишки волочились за ней. Один из черных коней налетел на обрубок и оступился. Его всадник слетел наземь и быстро исчез под массой живых мертвецов.

И куда бы Зофия ни взглянула, везде бесконечно и страшно повторялось одно и то же. Она прикрыла глаза рукой и кинула взгляд на дальний край поля боя. Туйганские всадники оставались на прежнем месте, на том клочке земли, где умерла магия, где их не мог достать ни один волшебный кнут, ни одно заклинание. Она ожидала, что это может случиться — если не предвидела, то чувствовала, — но думала, что это не имеет значения. В конце концов, духи могут бродить где пожелают.

Но почему же тогда они молчат?

Она почувствовала, как оступился конь под Марионом, ощутила, как ее сын очутился на земле, еще до того, как глаза ее отыскали место, где пролилась его кровь. Меч его взлетал снова и снова, яркая вспышка среди извивающихся, тянущихся к нему рук лишенных души чудовищ, стащивших его с седла. Самого его она видеть не могла, но огонь его души ярко пылал и в ее сердце.

И угас, как потушенная дуновением ветра свеча.

Скорбный крик, исполненный глубокой душевной муки, вырвался из груди старой Колдуньи, скорбный плач по Мариону — ее первенцу, ее ребенку, частице ее сердца! Две младшие женщины обняли ее за талию, поддерживая, и подхватили ее плач, обращая его в силу.

Внезапно налетевший вихрь подхватил около двух десятков зомби и отшвырнул их назад. Берсерки, на которых только что нападали эти твари, тут же бросились в атаку, не обращая внимания на полученные раны.

Зофия с трудом совладала с охватившим ее горем и нашла глазами Фиодора. Он все еще оставался в седле, и ветер подхватил его крик ярости и гнева, вторивший ее собственному горным эхом. Конь его вилял, бил врагов копытами, хватал зубами. Вот Фиодор могучим ударом отшвырнул сразу нескольких зомби и, пустив лошадь в галоп, пробился к телу павшего воина. Юноша на скаку соскочил с коня, тот резко отвернул, а Фиодор наклонился и подхватил меч своего отца.

Взмахнув мечом, он свирепо взревел и ринулся в бой. Он мчался вперед, кося врагов, будто крестьянин — рожь. К изумлению Зофии, он прорвался сквозь их смертоносный строй и продолжал бежать к ждущим в стороне вражеским всадникам.

— Вот это отвага! — ликующе бросила Фраэни. — Но что может один меч?

Фиодор, точно услышав слова Колдуньи, вогнал меч в висящие на спине ножны и побежал дальше. Он схватил один из оказавшихся бесполезными колдовских кнутов, все еще висевших в воздухе, и взмахнул им. Все три Колдуньи затаили дыхание. И в таком же изумлении замерла вся долина, поскольку Колдуньи и воины увидели невозможное. На миг время остановилось…

Полосы черной кожи метнулись вперед с такой скоростью, что показались одним размытым серым пятном.

Первый удар Фиодора настиг туйганского всадника, и кнут обернулся вокруг его тела, сокрушая кости. Когда рашеми рванул кнут на себя, на нем остались узкие полоски вырванной плоти. Лошадь туйганца шарахнулась от громоподобного хлопка и внезапно хлынувшей фонтаном крови и сбросила тело своего седока прямо на другого всадника.

Фраэни выдохнула проклятие и сделала резкий жест, предназначавшийся для рашеми, презревших важнейшие законы страны. Поймав скептический взгляд Зофии, она сказала, оправдываясь:

— Этот мальчик сумасшедший! Взять в руки кнут Колдуний — это смерть!

— Да, он сумасшедший, — согласилась Зофия, — да, это смерть — и хвала Троим за это!

Теперь и остальные берсерки двинулись вперед, держась в стороне от туйганских мечей и бьющих копытами лошадей. Фиодор продолжал свой самоубийственный путь, хлеща кнутом, сбивая захватчиков с седел, заставляя их коней ударяться в паническое бегство.

Оставшиеся пешими захватчики мало что могли поделать против охваченных боевой яростью защитников Рашемена. Фэнги вытеснили их из круга, где магия была бессильна, прочь, в долину. Там их встретили кнуты Колдуний, чья смертоносная песнь присоединилась к свисту кнута в руках Фиодора. Они погнали туйганцев к Имильтуру, навстречу поджидавшей их там армии.

Когда все было кончено, Зофия отпустила Колдуний на поле боя, искать раненых и помогать тем, кого еще можно было спасти. Это была тягостная и опасная работа — отделять раненых от мертвых, а мертвых от неумерших. Трудиться им предстояло не в одиночестве: небо уже потемнело от воронья, а из сгущающихся теней Ашенского леса доносился голодный волчий вой.

Зофия поспешила погрузиться в колдовской транс, скользнув в серый мир, отделяющий царство живых от обиталища душ. Она обратилась к сестрам, охраняющим сторожевые башни Ашена. Они должны знать, с чем им предстоит столкнуться.

Она быстро коснулась разума первой из стражниц, Колдуньи, стоявшей в портале на границе миров, и без слов сообщила ей все, что было необходимо. Предупредив эту башню, она обратилась к следующей, потом еще к одной. В третьей по счету башне не оказалось погруженной в транс Колдуньи, охраняющей портал. Вместо нее Зофия наткнулась на хаос бесприютных душ…

И вспышка чужой силы отшвырнула ее через всю комнату.

Серый мир взорвался белымвсполохом боли, и заним наступила тьма.

Зофия не слышала, как пришли воины, и не знала, у кого хватило наглости влить ей в глотку добрый глоток джуилда. Задыхаясь и отплевываясь, она пришла в себя, и первыми ее словами были несколько отборных выражений, которым она научилась в солдатских шатрах.

Тонкая, но сильная рука поддержала ее и помогла подняться.

— Прибереги их для Туйгана, Зофия.

Колдунья сфокусировала взгляд на лице старого хуронга, потом мельком взглянула на бледного юношу, стоящего в двух шагах позади него. И вновь посмотрела на хуронга.

— Мы выиграли еще одну битву, Хайармон Хассильтар. Наверно, нам всем стоило бы выпить.

— Время праздновать еще не пришло, — холодно ответил хуронг. — Юный Фиодор нарушил боевой порядок и заслуживает соответствующего наказания;

Зофия иронически рассмеялась.

— Нарушил порядок? Или глаза твои настолько ослабели, Хайармон, что ты спутал наших берсерков с Пурпурными Драконами Кормира? Люди Рашемена не маршируют в бой строем, будто муравьи.

Лицо старика пошло пятнами.

— Волки и те нападают более организованно и дисциплинированно!

— И менее яростно, — парировала она, кивая на Фиодора. — Этот молодой воин переломил ход сражения. Ты знаешь это.

— Этот молодой воин опасен, и ты знаешь это. Он не хозяин самому себе. Кто в здравом уме посмеет завладеть кнутом Колдуний?

Железный Господин потянулся к длинному темному мечу, висящему у него за плечом, и бросил оружие на пол. Меч упал на камни с глубоким гудящим звоном, точно ударили в басовитый колокол по покойнику.

— Я не отрицаю, что юный Фиодор выполнил свой долг, — сказал хуронг уже мягче. — Теперь я должен выполнить мой, а ты — твой.

Это был закон страны, порожденный суровой необходимостью, и Зофии нечего было возразить. Она коротко кивнула, и соглашаясь, и не соглашаясь с ним. Железный Господин склонил голову и быстро вышел.

Она нагнулась и подняла меч. Держа его на вытянутых руках, она оглядела клинок, прямой, гладкий, сделанный так же искусно, как и любое оружие Рашемена. И он был тяжел — даже в пору молодости она не могла удерживать его на весу дольше минуты. Такими мечами почти невозможно сражаться — разве что в приступе ярости берсерка. И он не был заточен. До сути, это была дубинка, а не, рубящее оружие. Берсерк, чья боевая ярость вышла из-под контроля, становится опасен для себя, как и для других, а для любого рашеми величайшее бесчестье — погибнуть от своей собственной руки, от своего собственного меча.

Она повернулась к молодому мужчине и, увидела в его глазах угрюмое согласие. Прежде чем она успела заговорить, в дальнем углу комнаты замерцало темное магическое облако, потом оно обрело плоть, застыло, затвердело. Тела трех Колдуний Рашемена — женщин, чья смерть едва не убила и Зофию, — вернулись в цитадель.

Зофия выронила черный меч и бросилась к павшим сестрам. Разум ее отказывался видеть все раны, понимая только, что они зверски убиты. Две еще были в черных масках, которые Колдуньи надевали, отправляясь в путь, а иногда — перед тем как приступить к заклинаниям. Маска третьей висела на поясе. Лютая смерть не исказила ее лица, оно было юным, прекрасным и очень знакомым. Это было лицо, которое Зофия видела, когда девушкой гляделась в гладь пруда или в серебряное зеркало.

Чувствуя, как разрывается сердце, Зофия упала на колени и отцепила маску от пояса. Лицо женщины изменилось и стало лицом Жанны, ее сестры-близнеца. Зофия нежно отвела прядь седых волос и зашептала молитву, помогая душе сестры отыскать дорогу.

Долг пересилил эту новую боль. Недрогнувшими пальцами Зофия прицепила маску себе на пояс. Позже она позовет Фраэни, отдаст маску и отправит ее охранять сторожевую башню. Жанна была одной из самых могущественных Колдуний страны и хранительницей множества сокровищ. Кроме Маски Данигара ей был доверен Жезл Желаний из черного дерева и поручено узнать тайну древней силы, сокрытой в амулете, именуемом Летящий На Крыльях Ветра.

Ужасное предчувствие беды охватило Зофию, и рука ее скользнула за высокий ворот одеяния сестры, нащупывая пальцами цепочку. Ее не было — амулет забрали маги, убившие Жанну.

А с ним исчезла и мечта сестры. Как утверждали старинные сказания, в Летящем На Крыльях Ветра таились силы, способные соединять и разрушать, исцелять и убивать. Жанна была уверена, что он должен сыграть свою роль в возрождении магии Рашемена.

Бремя горя стало вдруг непосильным для Зофии. Комната начала кружиться и расплываться, и ее собственная душа страстно устремилась прочь, вослед душе ушедшей сестры.

— Бабушка?

Это слово, произнесенное глубоким, звучным басом, резким толчком вернуло ее обратно. Зофия одним мягким движением поднялась на ноги, привычно надела на лицо маску спокойного величия и повернулась к Фиодору.

Молодой воин был бледен и измучен, его покачивало. Чудом было, что ой вообще мог стоять. Слабость, обрушивающаяся на воинов Рашемена после приступа боевой ярости, бывала по-своему не менее опустошительна, чем безумие берсерка.

Гордость и горе смешались воедино в сердце старой Колдуньи, когда она в последний раз смотрела на своего внука. Фиодор — истинный сын своего Отца, сильный мужчина, славный воин. Хоть он и молод, уже поговаривали о том, чтобы сделать его командиром фэнга. С тяжелым сердцем она вновь взяла тупой черный меч, держа его плашмя на вытянутых руках.

— Ты добыл славу Рашемену, — тихо произнесла Колдунья и удивилась, что смогла выговорить эти ритуальные слова уверенно. И все же она с трудом сглотнула, прежде чем сумела закончить фразу: — С честью прими свой последний бой.

Он взял у нее оружие, без колебаний принимая смертный приговор. Почетная смерть, да, но все равно смерть. Зофия подняла руку, чтобы благословить его, как положено благословлять мертвых и умирающих, но, как она ни старалась, не смогла начертать ритуальный жест.

На долгий миг старая Колдунья и молодой воин словно застыли, потом рука Зофии тяжело упала вниз.

Слишком много смертей.

Ее сума с гадальными костями чуть шевельнулась, словно древние кости в ней сами собой задвигались. Зофия сунула в нее руку, вытащила пригоршню камушков с вырезанными на них символами и кинула их на пол.

Они легли вокруг юноши ровным кругом. Мгновенно его окружили полупрозрачные, стремительно меняющиеся образы, их было слишком много, и они были чересчур скоротечны, чтобы Зофия смогла распознать их. Одним из тех, что успело выхватить ее сознание, был ворон с золотыми глазами, на шее его висел древний амулет, затертый, потускневший золотой кинжал, покрытый рунами.

— Летящая На Крыльях Ветра, — вымолвила она и услышала силу, наполнившую ее слова, подобно порыву ветра в зимнем лесу — силу видения. — Ты отыщешь Летящую На Крыльях Ветра. Она может соединять и разрушать, исцелять и убивать. Ты вернешь ее в Рашемен, а она вернет тебя домой.

Образы, окружавшие Фиодора, растаяли, и сила, вошедшая было в Колдунью, исчезла, будто уходящая буря.

— Летящий На Крыльях Ветра, — повторила Зофия уже своим собственным голосом, отвечая на замешательство, отразившееся на лице внука. — Это древнее сокровище нашего народа. Ты должен найти его и вернуть мне.

Воин в ответ уныло улыбнулся. Он поднял черный меч и провел рукой по лезвию, потом показал ей ладонь, на которой не осталось и следа.

— Было объявлено, что я найдеска, тупой меч. По рашемаарским законам я мертв.

— И это избавляет тебя от необходимости повиноваться отлор? — едко поинтересовалась она. — Если я говорю, что ты пойдешь, значит, пойдешь.

Губы Фиодора сжались.

— Я подчиняюсь нашим обычаям и традиции. Всякий берсерк, который не может управлять своей яростью, заслуживает смерти, — спокойно произнес он, — но чем я обесчестил себя, бабушка, что ты осуждаешь меня на изгнание?

— Что ж, тогда считай это даджеммой, — сказала она, имея в виду путешествие, которое совершает вся рашемаарская молодежь на пороге возмужания.

— Никто из молодых не совершал даджемму с тех пор, как Туйган напал на нас. Ты хочешь, чтобы я покинул Рашемен сейчас, когда в него вторгся враг?

— По-моему, я уже сказала. Он кивнул, подчиняясь приказу. Однако долгий миг он беззвучно боролся с собственной гордостью.

— Я хочу умереть, — заговорил он наконец со спокойным достоинством, — но позволь мне умереть дома. Не обрекай мою душу скитаться по неведомым землям, точно павших туйганцев.

Это поразило ее, считавшую, что никто, кроме Колдуний, не способен разглядеть этих неупокоенных изгнанников.

— Ты можешь видеть эти призраки?

Он заколебался.

— Да, временами. Уголком глаза. Когда я смотрю прямо на них, их нет, а когда я обращаюсь к ним, они не отвечают.

Это описание с удручающей точностью подходило и к ситуации с остальными духами тоже. Итак, Фиодор наделен видением, отметила Зофия. В этом не было ничего удивительного, учитывая, что мужчины их рода нередко становились временными — Старцами, так называли наделенных способностями к колдовству, которые владели магическим оружием и создавали новые заклинания. Зофия подумала, не рассказать ли Фиодору о теперешнем состоянии магии Рашемена, но решила, что на него и без того возложено тяжкое бремя.

— Я заколдую твое оружие. Меч будет рубить, но только тех, кто не из Рашемена, — сказала она. — С ним у тебя будут такие же шансы, как у любого другого, выполнить свою задачу и с честью вернуться в Рашемен.

— А если я погибну?

— Я пошлю Лунного Охотника разыскать тебя и принести домой, — предложила она. — Я обещаю, и будет тому порукой слово отлор и сила Матери Земли, что, чем бы ни окончилось твое странствие, твой прах будет покоиться под небом твоей родины. Ты удовлетворен?

Несмотря ни на что, голубые, будто зимнее небо, глаза Фиодора вспыхнули от удивления, как бывает лишь у тех, кто обожает слушать и рассказывать сказки.

— Так Лунный Охотник есть на самом деле? А я думал, что это просто легенды! И ты правда его знаешь?

— По-моему, я уже сказала.

Он минуту размышлял об этаком чуде, потом тяжело вздохнул и запустил руку в свои темные волосы. Затем криво улыбнулся ей, и улыбка эта была не по годам мудрой.

— Странные времена настали, право! Тупой меч отправляется в странствие по приказу Колдуньи, Лунный Охотник выслеживает мертвых людей. Что происходит, бабушка? Происходит на самомделе?

— Я не могу сказать тебе, — честно ответила она.

Он долго смотрел на нее.

— При всем моем уважении к тебе, Зофия отлор, — мягко произнес он, — сдается мне, что ты не можешь мне этого сказать потому, что сама не знаешь ответа.

О да, он видит слишком многое, этот ее наследник по крови и по духу.

— Отыщи Летящий На Крыльях Ветра, — повторила она. — В нем — твоя судьба и, наверно, судьба всего Рашемена.