"Хроника чеченской бойни и шесть дней в Буденновске" - читать интересную книгу автора (Бунич Игорь)

Глава 1 Пролог

Над свободной Россией хмуро поднималось тяжелое утро 25 ноября 1994 года. Приветствуя новый день, утренние газеты писали о том, что «наша демократия напоминает светофор, у которого горят все три огня». На Московской валютной бирже курс американского доллара подскочил на 18 пунктов по сравнению со вчерашним днем и стал равен 3216 рублям.

В одном из храмов столицы отмечался 40-ой день с момента убийства журналиста Дмитрия Холодова, разорванного на куски взрывом мины, подложенной ему в портфель. Сам президент Ельцин взял расследование этого убийства под личный контроль. Впрочем, как уверяли столичные циники, «личный контроль президента» дает гарантию, что убийц не найдут никогда. Тем более, что покойный Холодов в качестве корреспондента скандальной газеты «Московский комсомолец» шнырял по Чечне и сопредельным территориям, стараясь выяснить, откуда в свободную Ичкерию идут эшелоны с оружием и боеприпасами с таким напряженным графиком движения, как накануне битвы на Курской дуге.

«Нам наплевать на этого журналиста, порожденного жалкой газетенкой!»-объявил кандидат в будущие президенты Свободной России депутат Государственной Думы Владимир Вольфович Жириновский, как всегда, в несколько огрубленном виде доводя до сведения народа мнение президентского окружения. Жириновский выступал в Краснодаре перед своими сторонниками. Но и те были некоторым образом шокированы. Соборные и богобоязненные люди не любят таких резких высказываний о мертвых, даже если они им при жизни и не симпатизировали. Потому на этом месте речь вождя не была прервана оглушительными аплодисментами…

В итоге сорокадневного следствия по делу об убийстве Холодова ФСК, еще раз подтвердив свою высокую репутацию, пришло к сенсационному выводу о том, что «убийство Холодова связано с его профессиональной деятельностью», о чем поведал населению руководитель Центра общественных связей ФСК генерал Александр Михайлов. Лицо генерала светилось важностью и значимостью сделанного сообщения, как-будто он и его коллеги открыли новый физический закон.

То, что в ФСК через сорок дней еще помнили об убийстве Холодова, вызывало некоторое удивление, поскольку у Федеральной Службы контрразведки была пропасть своих дел, по сравнению с которыми убийство какого-то малоизвестного журналиста выглядело просто смешным.

Во-первых, именным указом президента ФСК возвращались следственные функции, восстанавливались следственные управления и отделы, что, в свою очередь, вело к возобновлению огромного числа уголовных дел, оставшихся от якобы распущенного КГБ.

В родное лоно возвращался и старый «чекистский» изолятор в Лефортово. Понимая, что подобные подарки надо как-то отрабатывать, ФСК начала раскручивать новую волну шпиономании, обвинив, для начала, в шпионаже «Фонд Сореса», на деньги которого жили, как в сиротском интернате, русская наука, литература и искусство.

Видимо, было принято решение «чтобы они сдохли», а потому «Фонд Сореса» стали чекистской палкой отгонять от «сирот», брошенных Россией-мамой. Точно таким же методом умирающих от голода в Поволжье в свое время отгоняли от «Организации Американской Помощи»…

Но были дела и поважнее. Сотрудники ФСК с кейсами, набитыми пачками 50-тысячных купюр, ездили по подмосковным гарнизонам, включая элитные Кантемировскую и Таманскую дивизии, ведя там приватные разговоры с некоторыми офицерами, предварительно отобранными по рекомендации Особых отделов. Пачки банкнот исчезали в офицерских карманах, а сами офицеры таинственным образом исчезали из своих воинских частей…

А жизнь шла своим чередом.

На экранах телевизоров вновь возникла реклама «МММ».

Неожиданно было объявлено о кончине президента банка «Чара» Владимира Ильича Рачука, «нагревшего» своих интеллигентных клиентов на миллиарды рублей.

В Москве продолжался суд над генералом Сильвестровым, куда-то сплавившим примерно 40 тысяч тонн боеприпасов, принадлежавших некогда Западной Группе Войск ныне уже не существующей.

Московская милиция арестовала некоего умельца, делающего бомбы, замаскированные под банки с пивом, а священник отец Баранов освятил помещение газеты «Московский комсомолец», где произошел взрыв, убивший Дмитрия Холодова. Близкая к ФСК газета «Пульс Тушино» сравнила это действо с «освящением (?) публичного дома». Демократия сверкала многогранностью, как дорогой алмаз.

Откуда-то с государственных окраин глухо доносилась стрельба, к которой все давно привыкли, не обращая не нее ровным счетом никакого внимания…

Почти никто не обратил внимания на то, что вновь пришли в движение «президентские заточки», предвещая пролитие крови.

Одна из этих «заточек» Руслан Хасбулатов засунутая на какое-то время в сапог Лефортовской тюрьмы и вынутая оттуда по «думской амнистии», снова объявилась, сверкая своими неровными гранями в буграх и заусеницах. Объявилась в Чечне, бросив в Москве свою шикарную квартиру, о которой некогда взахлеб писали все столичные газеты. Бросив, конечно, не навсегда, поскольку трудно было поверить, что Хасбулатов готов был обменять эту квартиру на скромный коттеджик в чеченском селении Толстой-Юрт, где он обосновался.

Руслан Имранович никогда не страдал от ложной скромности. «Пора понять, — объяснял корреспондентам свергнутый «спикер», — что в Чечне я общепризнанный лидер». И в голосе его звучали зловещие нотки времен октябрьского путча 1993 года. Одет был Хасбулатов в офицерскую тужурку старого образца, но без погон и выглядел очень воинственно, хотя сам считал себя «миротворцем». «Заточка» может выполнять миротворческие функции только будучи приставленной к чьему-то горлу.

Хасбулатов, со свойственным ему полным непониманием реальной обстановки, столь ярко продемонстрированным во времена октябрьских событий, почему-то считал, что он уже вцепился в горло президента Чечни генерала Дудаева.

Сам же генерал, обосновавшись в помпезном здании бывшего рескома КПСС, переименованном в президентский дворец, наблюдал за Хасбулатовым с некоторой смесью презрения и непонимания, с какой обычно генералы наблюдают за слишком крикливыми и активными «шпаками».

Некоторое непонимание, которое вызывала у генерала Дудаева деятельность своего старого приятеля Руслана Хасбулатова, говорило о том, что президент Чечни, как и всякий генерал, а особенно, генерал-нацмен, плохо знал историю той страны, которая вручила ему в свое время офицерские погоны. А страна, вручившая ему погоны генерала и сделавшая его президентом с напутствием «съесть столько суверенитета, сколько он в состоянии проглотить», еще, в сущности, собственной истории не имела и пользовалась богатым опытом почивших в бозе Советского Союза и Российской Империи.

Можно, конечно, стереотипно сказать, что с момента объявления Чечни независимым и суверенным государством летом 1991 года, Дудаев костью в горле сидел у всех руководящих лиц в Кремле. Но сказать так значит сильно погрешить против истины. «Костью в горле» Дудаев ни для кого в Москве не был. Если его и можно с чем-либо сравнить, то, скорее, с наркотической таблеткой, засунутой под язык для возбуждения и повышения работоспособности в среде навязчивых галлюцинаций.

Наркотический галлюцинат- вот кем постоянно был Дудаев для нового руководства в Москве. Отозванный по рекомендации Хасбулатова из Прибалтики, где он служил командиром бомбардировочной дивизии, и срочно произведенный в генерал-майоры Джохар Дудаев был послан, в Чечню для свержения коммунистического режима Завгаева — Семенова и утверждения на Северном Кавказе новых «общечеловеческих ценностей». На случай непредвиденных обстоятельств на Кавказе и ожидавшихся там прокоммунистических мятежей, новоиспеченный генерал имел от Москвы самые широкие полномочия, которые либо вообще не поддаются никакой трактовке, либо могут трактоваться, как угодно.

Руслан Хасбулатов, катапультированный с обшарпанного профессорского стула на роль второго лица в государстве, страдал от кессонной болезни в такой острой форме, что ничего не видел вокруг себя, кроме сладчайших галлюцинаций. Одной из них в воспаленном воображении «спикера» был тугодумный и обремененный всевозможными пороками первый российский президент, устранение которого от власти казалось делом простым и чисто техническим. И Хасбулатов уже сладострастно примерял на себя «шапку Мономаха», рассматривая при этом генерала Дудаева в качестве одного из своих естественных союзников, направленного в Чечню с единственным заданием выполнять его, Хасбулатова, распоряжения. А в том, что все его распоряжения будут одобрены президентом, живущий в галлюцинациях спикер нисколько не сомневался.

Таким образом, генерал Дудаев, невзирая на всю свою националистическую псевдориторику, долгое время являлся наконечником московского копья, приставленным к горлу Северного Кавказа.

После провала так называемого «августовского путча» в Москве в 1991 году по прямому приказу из Москвы вооруженные «гвардейцы Дудаева» захватили здание Совмина, радио и телецентра, а 6-го сентября здание Верховного Совета Чечено-Ингушской республики. Дудаев еще не был президентом, а имел довольно длинную и не совсем понятную должность председателя Исполнительного комитета Общенационального конгресса чеченского народа. Чтобы не вступать в конфронтацию со своим старым другом по войне в Афганистане генералом Русланом Аушевым, претендующим (в качестве старшего по званию) на роль беспрекословного лидера (президента) Ингушетии, первым актом Дудаева было отделение Чечни от Ингушетии.

15 сентября 1991 года, почти в одно время с аналогичными событиями в Москве, бывшему Верховному Совету Чечено-Ингушской республики, собранному в Грозном, Дудаев предложил самораспуститься. Поскольку такой была установка из Москвы, где в то же время и почти теми же методами «самораспускали» Верховный Совет СССР, все депутаты; Чечено-Ингушетии покорно самораспустились. Новые выборы были назначены на 18 ноября 1991 года.

5 октября того же года, как и по всей стране, в Чечне приостанавливается деятельность старых структур КГБ, парализуется деятельность советов всех уровней, а 27 октября проводятся свободные выборы президента республики, на которых уверенно побеждает генерал Дудаев. Свое дело он сделал и с интересом смотрит на деятельность Хасбулатова. Вот будет потеха, когда и тот станет диктатором России.

Но, в отличие от своего друга и соплеменника, генерал Дудаев, если и страдает кессонной болезнью из-за прыжка с полковничей должности в кресло президента, то в гораздо меньшей степени. Сам служа для многих наркотическим галлюцинатом, генерал значительно меньше страдает галлюцинациями. Он все же бывший летчик и умеет выходить из кессонной болезни в жестокую реальность окружающего мира. Удержаться в кресле президента в такой республике, как Чечня, не будучи имамом, может только умный и решительный политик, хорошо понимающий чаяния народа.

Генерал Дудаев имамом не был. Более того, он был и остался коммунистом, хотя искренне не понимал этого, а если и был генералом, то, разумеется, советским. И решительным. В свое время его бомбардировщики были готовы обрушить атомную бомбу на взбунтовавшийся эсминец «Сторожевой», пытавшийся уйти в Швецию. И обрушили бы, ибо генерал (тогда полковник) Дудаев умел делать так, чтобы его приказы выполнялись.

Генералы, покинувшие вооруженные силы, становясь политиками, всегда испытывают некоторую растерянность, сталкиваясь с обществом, не скованным властью и силой четырех Уставов (Дисциплинарного, Строевого, Корабельного и Внутренней службы). А потому начинают лихорадочно искать какуюто объединяющую идею, способную сплотить большие массы людей, не умеющих и не желающих ходить строем. Так, генерал Стерлигов пытался (и пытается) стать общенациональным лидером на идеях антисемитизма, генерал Руцкой на близкой к предыдущей идеи православной державности, генерал Варенников на идеях коммунизма, замешанных на крови нескольких внешних войн.

Поскольку все перечисленные генералы, выбранные наугад, сами не очень верят и, что самое главное, весьма плохо разбираются в сути собственных объединительных идей, дела у них идут совсем не так блестяще, как им хотелось бы.

Другое дело Дудаев! Ему не приходилось искать или мучительно выдумывать подобную идею. Эта идея витала в воздухе, делая его плотным и напряженным, ибо ее генерировала чеченская земля в течение, по меньшей мере, двух столетий. Это была идея национальной независимости. А, если говорить точнее и понятнее, независимости от России. Присоединенные к России в результате войны, продолжавшейся (официально) более 50 лет, чеченцы делали все, чтобы какимто образом от России отделиться.

В России, а позднее в СССР, подобные настроения пресекались чуть ли не на уровне «невысказанных мыслей» и, разумеется, исключительно путем грубого насилия и принуждения самыми варварскими методами, имеющими обобщенное название «геноцид».

По масштабам гонений, по методам геноцида (от массовых истреблений и депортаций до презрительной дискриминации и шельмования всего народа, как нации преступников, охваченных комлексом суицида) судьбу чеченцев можно сравнить разве что с судьбой евреев. Но если евреям в их тысячелетней борьбе за выживание удалось всетаки поставить дело так, что весь мир болезненно и резко реагирует на любое проявление антисемитизма, откуда бы оно ни исходило, то чеченцам этого пока не удалось.

Мир ничего не знал о них, и, что хуже всего, совершенно ими не интересовался. Кафры, зулусы, австралийские аборигены и даже, извините, канадские тюлени, когда им грозило истребление или ущемлялись их гражданские (!) права, вызывали в западном мире больше эмоций, чем трагедия чеченского народа, продолжавшаяся 200 лет.

Прикованный к России крепкой цепью двухвекового геноцида чеченский народ вынужден вместе со своей непутевой метрополией переживать бесконечные политические катаклизмы, военные катастрофы и экономические крахи, которые обрушивались на Россию с роковой неизбежностью морского прибоя. Никто в Чечне никогда серьезно не размышлял, как они будут жить, обретя независимость, не имея ни сопредельных независимых государств, ни выхода к морю, ни даже судоходной реки. Лишь бы отделиться от России!

Эту идею Дудаев и оседлал. В конце концов, он был чеченцем и часть трагической истории своего народа познал на собственной шкуре. Когда он объявил о создании независимой республики Ичкерия, это не вызвало никаких особых эмоций не только во всем мире, что вполне понятно, но и в Москве, где это решение, судя по всему, было негласно согласовано. Острая реакция на это событие со стороны генерала Руцкого, ходившего тогда в вицепрезидентах, была быстро подавлена и, в конечном счете, стоила Руцкому его политического влияния, что в итоге и привело его на тюремные нары в Лефортово. В Москве многим даже нравилось иметь в составе России как бы независимое государство нечто вроде Лесото в ЮАР, что создавало массу приятных и полезных возможностей от отмывания «грязных» денег до использования вооруженных сил «независимого государства» в качестве инструмента своей непредсказуемой внутренней политики, а при известном раскладе и внешней.

Особенно привлекательными, на взгляд из Москвы, выглядели именно вооруженные силы «независимой республики Ичкерия», которыми надеялись манипулировать по собственному усмотрению, на что из Грозного никаких принципиальных возражений не было. Существовало даже мнение превратить новую «независимую республику» в подобие «кавказского жандарма», управляемого из Москвы, что давало последней прекрасную возможность в случае необходимости укрываться за тусклым занавесом чеченской независимости.

В самом деле, обстановка на Кавказе от Терека до границы с Ираном и Турцией была дестабилизирована поборниками российско-советской империи до такой степени, что все уже воевали друг с другом с нарастающим ожесточением. Грузия воевала с Южной Осетией и Абхазией, Северная Осетия сражалась с Ингушетией, Армения и Азербайджан развернули друг против друга полномасшабную войну за Нагорный Карабах.

Во всех войнах в регионе активно применялись танки, системы залпового огня и авиация. Причем, никто как-бы не знал, чья это авиация, поскольку ее принадлежность застенчиво скрывалась за стереотипной формулировкой времен корейской войны: «без опознавательных знаков». Но война есть война, и сбитые русские летчики в армянских тюрьмах, ожидая смертных приговоров (за наемничество), рассказывали сказки о какихто азербайджанских посредниках, нанявших их вместе с самолетами по прейскуранту 2000 долларов за боевой вылет. Примерно то же самое и при тех же обстоятельствах рассказывали русские спецназовцы в бакинской тюрьме, попав в плен целым подразделением.

Волосатые уши Москвы слишком явно торчали на кровавом фоне разгорающихся межнациональных конфликтов, что нервировало многих в Кремле, пробивающемся на «международную арену» с чарующей улыбкой гаранта либерализма, свободы и демократии. А потому по кремлевским коридорам стало распространяться мнение о приведении армии свободной республики Ичкерия из полупартизанского в более современный вид.

Чеченцы прирожденные воины, сохранившие чисто средневековые черты благородства и доблести в воинской профессии, наряду, увы, и со средневековой жестокостью. Где-где, а уж в Москве об этом знали прекрасно. Те чеченцы, что сражались в родных горах с частями русской, а потом и Красной армии, равно как и те, что в составе Красной армии сражались с немцами во второй мировой войне все оставили о себе самое лучшее воспоминание как доблестные солдаты, готовые на любое самопожертвование. И хотя особого хода чеченцам в Советской армии никогда не было, советский Генштаб, вляпавшись в афганскую авантюру, вынужден был сформировать из чеченцев и ингушей специальные части, которые условно можно назвать горно-стрелковыми спецназами.

Результаты превзошли все ожидания, и даже возникли планы развертывания на их основе крупных формирований что-то вроде «диких дивизий» времен первой мировой. Однако, эти планы осуществлены не были, главным образом, из-за унизительного поражения (больше, конечно, морального, чем военного), понесенного Советской армией в Афганистане. Кроме того, Советская Россия, будучи почти откровенно расистским государством, вспоминала о нацменьшинствах только в случаях, когда тем предоставлялась возможность пролить кровь за империю, во всех других случаях относясь к ним с глухим, но явным пренебрежением. Чечмеки!

В начале 1992 года в Чечне побывали все три героя августовского путча: маршал Шапошников, генерал армии Кобец и тогда еще генерал-полковник Грачев. Все они не только остались довольны тем, что на официальном языке называется «строительством вооруженных сил» молодой независимой республики, но и подписали ряд соглашений и протоколов о намерениях относительно дальнейшего прогресса в этой области. Интересно проследить, как на всех этих соглашениях и протоколах постепенно сходит на нет подпись маршала Шапошникова, и все более утверждается подпись уже генерала армии Грачева, сменившего Шапошникова на посту министра обороны. Сам же Шапошников галантно ушел в тень громадного монстра, именуемого «Росвооружение», готового в любую минуту направить в любую точку земного шара какое угодно оружие и в любом количестве, со всеми видами оплаты: в кредит, в рассрочку и по бартеру.

От греха подальше, из Чечни были выведены все войска бывшей советской армии. Все почему-то думают, что это был чисто стихийный процесс: армия, убоявшись дудаевских угроз и устав от его ультиматумов, просто снялась и ушла восвояси, бросив при этом вооружение, боеприпасы и военные городки, включая и парочку стратегических ракетных баз, в полное распоряжение правительства нового независимого государства. На кого рассчитана эта версия не понятно.

Вывод войск осуществлялся, как и положено в цивилизованном мире, в рамках межгосударственного соглашения, достигнутого и подписанного на самом высоком уровне. Однако, вопреки всеобщему мнению, запасов, которые были оставлены Дудаеву уходящими из Чечни бывшими советскими, а ныне российскими частями, было до смешного мало. Недели на две интенсивных боевых действий. Поэтому было подписано новое соглашение о дополнительных поставках в республику Ичкерия оружия и боеприпасов; уж чего-чего, а оружия в России было достаточно не только вооружить такую маленькую республику, но и заново перевооружить все остальные армии нашей планеты, включая и американскую.

Однако, в отличие от советских времен, когда горы оружия поставлялись кому угодно фактически бесплатно в ответ на туманные обещания признать и полюбить немеркнущие идеи Ленина, генералу Дудаеву подобная услуга оказана не была. Напротив, за московскую щедрость он должен был оказать Кремлю некоторые услуги, которые можно назвать весьма деликатными. Дружба Москвы и Грозного предполагалась быть в равной степени искренней и тайной. В рамках этой дружбы генерал Дудаев, в частности (и прежде всего) должен был «отмыть» деньги, вырученные от продажи «налево» огромного количества оружия, некогда принадлежавшего Западной Группе Войск. А часть его получить натурой.

Просто удивительно, что кто-то умудрился сделать тайной бесследную пропажу с гигантских складов ЗГВ семидесяти тысяч тонн боеприпасов, каковыми предполагалось отвоевать третью мировую войну. Кое-что получили боснийские сербы и мусульмане, но большая часть была направлена в распоряжение набирающей силу армии республики Ичкерия.

Когда возникла необходимость в назидательных целях отобрать у возомнившей о себе Грузии ее исконную провинцию Абхазия, то чеченская армия прекрасно продемонстрировала свои боевые возможности. Через декоративную «Конфедерацию горских народов Кавказа» в Абхазию было послано подразделение вооруженных сил Чечни под командованием тогда еще майора Шамиля Басаева. Это подразделение, получившее позднее условное наименование «Абхазского батальона», разгромило отборные части старого друга президента Ельцина по политбюро Эдуарда Шеварнадзе, взяло штурмом Сухуми и водрузило над сожженным зданием бывшего горкома КПСС рядом с незаметным знаменем Абхазии (которого никто не знал) гордый зеленый флаг республики Ичкерия, на который тоже тоже никто почемуто не обратил внимания.

Российская армия обеспечила Басаеву поддержку с воздуха, а Черноморский флот, полоща по ветру военно-морские флаги несуществующей страны Советского Союза оказал поддержку с моря. Первое боевое крещение «союзников» на территории Абхазии закончилось полным триумфом и созданием на Кавказе еще одного независимого государства.[1]

Однако, профессионалы из ГРУ, наблюдавшие за действиями чеченских бойцов в ходе боевых действий, хотя и отметили их несомненную воинственность и беззаветную доблесть, обратили внимание на недостаточный профессионализм, особенно на всех уровнях контроля и управления. К мнению профессионалов прислушались, и было принято решение, которое легло в основу еще одного «межгосударственного» соглашения о подготовке чеченских бойцов в учебных центрах, где обучаются своему мудреному мастерству спецназы ГРУ.

Если кто-то думает, что спецназ ГРУ это все равно, что ОМОН или какой-нибудь СОБР, то он жестоко ошибается. Это даже не ВДВ или морская пехота. Это гораздо серьезнее. Перед кончиной Советского Союза общая численность спецназов ГРУ была, примерно, эквивалентна трем бригадам. Если миллионы телезрителей с умилением наблюдали, как воздушные десантники разбивают лбами кирпичную кладку, а морские пехотинцы по горло в холодной воде несут на руках средний танк, то учений спецназа ГРУ не видел никто, кроме разве Дмитрия Холодова. Но и тот почти никому не успел об этом рассказать.

Когдато тремя бригадами этого спецназа планировали завоевать старуху-Европу и, несомненно, так бы и поступили, не страшись «кремлевские старцы» ядерного возмездия. Уж очень им не хотелось коротать остаток своих дней в подземных бункерах.

Впрочем, существовали планы захвата всех западных КП управления ядерным оружием ещё до начала конфликта силами того же самого спецназа ГРУ, что сделало бы Европу и вовсе безоружной, когда бы на неё хлынула, «гремя бронёй, сверкая блеском стали», всесокрушающая лавина из не скольких десятков тысяч советских танков.

Так бы оно, наверное, и произошло, если бы большая часть сил так называемого «ядерного возмездия» не была развернута в океане на борту практически неуловимых американских подводных лодок, куда спецназам ГРУ, при всём их мастерстве, было, увы, не дотянуться. На западе это отлично понимали и в многочисленных сценариях хода (и исхода) Третьей мировой войны, на которых оттачивали свои стратегические мысли натовские генералы, всегда предусматривался почти полный захват Европы советской армией и мощный удар ядерными ракетами из глубин океана сразу по 60-ти крупным городам Советского Союза. А потому в Европе царили мир и благодать.

Но тем не менее спецназ ГРУ продолжал оттачивать свою боевую подготовку. Если не вдаваться в подробности, она (боевая подготовка) заключалась в следующем: ещё до начала официальных боевых действий отряды спецназа численностью от 30 до 200 человек (в зависимости от поставленной задачи) начинают поход по территории намеченного противника, таща на себе всё необходимое для двухнедельного боя так называемой «высокой эффективности» т. е. практически непрерывной пальбы в течение указанного срока.

Даже, если при этом вся служба безопасности противника поднята по тревоге и, как говорится, поставлена на уши, она ничего не должна была заметить. Отряд, выйдя из условной точки А, как бы дематериализовывался с тем, чтобы материализоваться только в указанной точке Б и то условно. Признаком его материализации должно было стать уничтожение или захват намеченного объекта, конкретного лица или группы лиц (скажем, какогонибудь крупного штаба, узла связи или даже кабинета министров вместе с президентом).

Существовали и различные элегантные методы убеждения захваченного президента объявить о капитуляции своей страны. И тому подобное. Боя при этом предполагалось избегать всеми средствами, но уж коли этот бой был необходим, спецназовцы умели его вести так, что у противника складывалось впечатление, что к ним в гости пожаловала целая общевойсковая армия со всеми своими тылами и средствами обеспечения. Со стороны же сверхбдительный взгляд какогонибудь многоопытного полицейского из отдела по борьбе с терроризмом не должен был увидеть ничего более, кроме группы молодых людей и девушек, «хиппующих» в каких-нибудь подержанных микроавтобусах, где даже после тщательного обыска не удавалось обнаружить ничего более криминального, чем порнографические открытки.

Спецназ ГРУ ежеквартально, т. е. посезонно, проводил свои учения, как на территории СССР, так и в странах, где ему предстояло действовать в случае начала военных действий. Учения за пределами СССР, в силу некоторой специфики западных стран, всегда проходили гораздо легче, нежели на собственной территории, где их условия были намного жестче.

Сценарии и вводные были самые разнообразные, но усреднённое задание отряда ГРУ выглядело следующим образом:

Отряд выходил откуда-нибудь из-под Минска, где было развернуто несколько центров подготовки, и должен был проследовать в Крым или на Кавказ, где также была развернута сеть учебных лагерей и баз. По дороге, скажем, в Киеве или в Ростове, отряд должен был похитить какого-нибудь генерала в ранге командующего округом или его заместителя, условно (а иногда и нет) взорвать и сжечь несколько заранее определённых объектов и раствориться на одной из своих секретных баз. Незадолго до прибытия на эту базу похищенный генерал отпускался, поскольку на базу его доставлять запрещалось в интересах обеспечения секретности. (Подобные базы, разумеется, существовали не только на территории СССР). Однако, подобный «учебный» поход считался у спецназовцев лёгким и осуществлялся в описанных условиях исключительно для первой обкатки «молодняка». Да и то не всегда. Обычно учения на собственной территории проходили в неимоверно сложных условиях. Ещё до выхода отряда в учебный рейд все гор и райотделы МВД и КГБ заранее оповещались о том, что группа опасных преступников, совершив коллективный побег из мест лишения свободы, пробирается в южные районы страны, собираясь по пути совершить целую серию разбойных нападений. При этом, как правило, предполагаемый маршрут отряда указывался в ориентировке довольно точно, а сами спецназовцы предупреждались, что, попади они в руки «правоохранительных органов», ни на какую помощь извне им рассчитывать не придётся. В условиях советских законов это всегда означало почти верную смерть, а на языке спецназа означало не более, чем учения с условным приближением к реальной обстановке…

Увы, как всегда случалось в истории нашего несчастного Отечества, армии, нацеленной на Европу и Америку и соответственно обученной, пришлось действовать в условиях дикой, горной, азиатской страны, где все отработанные до мелочей методики, наставления (и даже обувь) оказались совершенно неэффективными, принуждая к импровизации на ходу. Но для импровизации было очень мало простора. Один европейский вид спецназовцев уже выдавал их с головой, ведя к ненужным и обидным потерям и даже к крупным провалам. Но даже и в этих кошмарных условиях спецназ ГРУ совершил несколько очень смелых операций в Карачи и Исламабаде, а в Пешевере вообще чувствовал себя как дома. Но для этого в его ряды пришлось влить большое количество чеченцев, ингушей и дагестанцев.

Поражение в Афганистане и вскоре последовавшее за тем крушение коммунистического режима и развал Советского Союза, хотя и больно ударили по спецназу ГРУ, как и по всем остальным силовым структурам рухнувшей империи, тем не менее, позволил им сохранить костяк своих уникальных подразделений и основные базы их подготовки. Вот на этихто базах и решено было немного поднатаскать вооруженные силы республики Ичкерия.

В результате генерал Дудаев получил в своё распоряжение целых две бригады спецназа ГРУ, в то время как в России к тому времени их оставалось полторы.

Со своего стратегического поста в Грозном генерал Дудаев, контролируя традиционные пути России на юг Закавказье и далее (и, разумеется, в обратном направлении), опираясь уже на мощнейшую армию, значительно уже превосходящую недоукомплектованные и рассредоточенные по большой территории войска Северо-Кавказского военного округа. Мог чувствовать себя вполне прочно, пропуская мимо ушей многие из московских нравоучений.

К сожалению, генерал Дудаев, хотя и считал себя «свободно избранным президентом» независимой республики, так им и не стал, превратившись из командира дивизии в командующего армией и рассматривая всю Чечню как один большой гарнизон, в котором служба тыла и материальнотехнического обеспечения занималась перепродажей нефти, алюминия и оружия, потоком идущего из российских «леваков». При этом местному населению, как коренному чеченскому, официально ставшему независимым, так и русскому, попавшему в двусмысленное, если не сказать в идиотское положение, новая власть не оказывала ни малейшего внимания. Заработная плата работникам нефтехимической промышленности уникального и единственного в своём роде комплекса, построенного в годы советской власти приходила из России, а доходы от него, хотя и сокращающиеся с каждым месяцем, шли в казну Дудаева. Из России же шло энергоснабжение, все виды социального обеспечения и, если в этом отношении существовали какие-либо сбои, то не в большей степени, чем по всей стране.

Таким образом, молодая республика Ичкерия не умирала с голода только благодаря тому, что обеспечивалась Россией не Бог весть как, конечно, но никто там особо не бедствовал. Собственные же деньги, вырученные от продажи нефти, оружия, реализации фальшивых банковских авизо и наркотиков правительство Дудаева тратило на укрепление собственных вооруженных сил и на активную политическую деятельность.

Первое недовольство Москвы выразили робкие попытки Грозного добиться признания независимости Чечни со стороны мирового сообщества. Этот вопрос никогда не обсуждался на секретных переговорах и был своего рода дудаевской самодеятельностью.

Начали, как и водится в современном мире, с Соединённых Штатов. Хотя чиновники госдепартамента, куда прибыли дудаевские эмиссары, так и не поняли, чего от них хотят и о какой, собственно, стране идёт речь Чечню Ичкерию не нашли ни в одном справочнике бывшего СССР, а на американских географических картах сразу за Тереком начиналась Грузия или Джорджия, как было написано на карте. Москва отреагировала резко и даже с некоторым оттенком истерики, снова громогласно заявив о Чечне, как о неотъемлемой части России. А это уже было нарушением ранее достигнутых соглашений. Никто и не думал запрещать Дудаеву какие-либо импровизации на международной арене, поскольку новые руководители России в глубине души рассматривали все соглашения с Дудаевым как игру в царей-королей, которую часто ведут воспитательницы со старшими группами детского сада. И искренне удивляются, узнавая, что дети воспринимают свои «игрушечные» титулы серьёзно. Первые раздоры между «стратегическими союзниками» были незначительны и, возможно, завись обстановка только от договаривающихся сторон, её вполне можно было урегулировать. Но это было не так.

И над Россией, и над Чечней дули ветры радикальных перемен.

И если кто-нибудь подумает, что это были мягкие ветры набирающей силу демократии, от имени которой так любили делать заявления в Москве, то будет совершенно не прав. Это были уже совсем другие ветры, порывами переходящие в шторм.

Москва веками страдала от того, что, как русское так и советское, а ныне российское руководство, традиционно разделённое, по меткому выражению Аркадия Вольского, на партию войны и партию дураков, не умело правильно оценивать создавшуюся в стране и вне её обстановку.

Первой и очень крупной ошибкой Москвы было почему-то царящее там с 1989 года убеждение, что Афганская война, слава Богу, окончена. Логическая цепочка этого убеждения совершенно непонятна, но оно царило во всех сферах советского и постсоветского общества, возбужденно выплёскиваясь наружу всеми средствами массовой информации. Судя по всему, это был даже не самообман, а искреннее заблуждение, весьма свойственное русскому менталитету: раз я кончил драться и буянить значит мир.

В самом деле, советские войска, по причине, которую никто даже сегодня не в состоянии объяснить, вторглись в сопредельную мусульманскую страну, бесчинствовали там в течение 10 лет, истребив добрую треть населения и сравняв с землей примерно половину населённых пунктов, в конце концов были оттуда выбиты непобедимым духом народного сопротивления и, убравшись восвояси, решили, что война на этом и закончилась. Отнюдь нет. Как это всегда случалось в прошлом, отступившая армия привела за собой на собственную территорию армию противника вместе с его идеологией.

Быстро последовавшее за этим крушение СССР позволило несколько самортизировать это печальное событие. Бои, развернувшиеся на территории Таджикистана и стран Закавказья, ставших к тому времени суверенными государствами, удалось подать как результат внутренних междуусобиц, а не в качестве продолжения Афганской войны. А, между тем, если о военном поражении СССР в Афганистане ещё можно спорить, то идеологическое поражение советской империи было полным и сокрушительным.

Противопоставление уже издыхающей марксистско-ленинской догмы набирающему силу исламскому фундаментализму закончилось полной победой последнего, а образование на территории бывшего СССР после крушения коммунистического режима полного (и ничем конкретным не заполненного до сих пор) идеологического вакуума позволило исламскому фундаментализму, остро отточенному десятилетней кровавой войной, хлынуть через голову российских войск на территорию его традиционного почитания, превращая всё русское и российское во врагов по определению. Неверных, гяуров, унижающих ислам и долгие годы державших в рабстве мусульманские народы.

Растерявшаяся Москва не могла на этот вызов ответить ничем, кроме установок залпового огня. Коммунистическая идеология умерла, христианская церковь, деградировавшая вместе со всем советским обществом, была ещё слаба, чтобы представлять из себя какуюто идеологическую силу, никто не был готов к такому обороту событий. Оставалось, как обычно, уповать только на армию и время от времени демонстрировать по телевизору отрезанные головы русских солдат на фоне уже не афганских, а таджикских гор.

Но если Средняя Азия всё-таки ещё мощным буфером ограждала воинственных исламистов от собственно русских территорий, то Чечня примыкала непосредственно к России и выглядела прекрасным плацдармом для тех, кто после разрушения советской артиллерией священной мечети в Герате, поклялся на Каабе не прекращать войны до тех пор, пока зелёное знамя Пророка не будет поднято над руинами Московского Кремля. Дудаев был захлестнут этой войной.

Как и всякий советский генерал он, если и имел о религии какое-то мнение, то только определённое классиками марксизма и вбитое в его голову на бесчисленных политзанятиях. А сам оставался атеистом, что позволило ему с легкой совестью сбрасывать бомбы на головы своих теоретических единоверцев в Афганистане.

Однако, оседлав национальную идею своего народа, генерал попал в исламский водоворот, которому он пробовал поначалу сопротивляться, но был затянут в него с головой, закручен и выброшен на коврик мечети в позе, обычной для любого правоверного мусульманина.

Ему приходилось быть правоверным вдвойне, ибо никто в Чечне не забыл его прошлого, а также и того, что генерал, нарушив обычаи предков, выбрал себе русскую жену.

И если совсем недавно, в рамках согласованного с Хасбулатовым плана, генерал Дудаев договаривался до того, что объявлял независимую Чечню «последним уцелевшим (или первым освобождённым) бастионом Советского Союза» и предлагал Михаилу Горбачёву прибыть в Грозный и оттуда выполнять свои обязанности президента СССР, начав борьбу против московских сепаратистов, изгнавших Горбачёва из Кремля, то совершенно неожиданно для всех (а возможно и для себя) бывший авиационный генерал заговорил голосом иранских айятолл. А телевидение республики показывало его, совершающего намаз. Это выглядело так же естественно и искренне, как и крестные знамения генерала Стерлигова.

Первым встревожился Хасбулатов. Находясь фактически всю сознательную жизнь на идеологической работе в Москве, «спикер» Верховного Совета свободной России был ещё более далёк от религии, чем генерал Дудаев. Более того, происхождение не давало ему возможности примкнуть к возрождаемому православию. Впрочем, это вовсе и не входило в его планы. Дьявольское тщеславие и кессоная болезнь заставляли его алчно взирать на первое кресло страны, а вся логика событий увлекала его всё более и более в оппозицию к президенту Ельцину и к его курсу, хотя никакого курса у президента Ельцина по большому счёту и не было. А у Хасбулатова уже точно был намечен назад к светлому прошлому. Фактически на его пути оставался только Президент. Далее он уже видел себя (и, надо сказать, не без оснований) председателем президиума Верховного Совета России и лидера какойнибудь партии, т. е. старым добрым генсеком, национальность которого, как показала история СССР, никогда не имела принципиального значения. Подобный политический курс неизбежно должен был собрать вокруг Хасбулатова все остатки покойной КПСС, ныне вставшей на платформу самого махрового великорусского национализма, консервативную военщину, оставшихся не у дел бывших руководителей КГБ, МВД и прочих карательных органов, как всесоюзного, так и республиканского значения и часть распропагандированного ими населения.

На пике всей этой вакханалии к Хасбулатову перебежал вице-президент Руцкой, а от Хасбулатова к Ельцину перебежали все его заместители: Шумейко, Филатов и Рябов.

Таким образом, Руслан Хасбулатов, помимо своей воли, попал в водоворот русского национализма, выглядя на его фоне ещё более нелепо, чем генерал Дудаев в мечети.

Но ни у того, ни у другого уже не было выхода. Это ломало скоординированный план, который, хотя и был авантюрным, но всё же планом. Хасбулатова уже охраняла в Москве чеченская гвардия, командированная Дудаевым, все гостиницы российской столицы были переполнены чеченцами, затаившимися в ожидании сигнала к государственному перевороту. Само слово «чеченец» наводило ужас на московского обывателя; и можно представить себе ситуацию, если бы за чеченцами в Москве, вдруг, появилась бы сила закона!

Но из Грозного уже зазвучали на президентском уровне слова о величии Аллаха и пророка его Магомета, о сатанизме Москвы и о «русизме, как наихудшей форме фашизма», которым больна Россия и может излечиться только с помощью нейтронной бомбы.

В ответ, кружась в водовороте воинственного русского национализма, Хасбулатов неожиданно заговорил о России «великой и неделимой», о «соборности» (хотя так и не научился правильно произносить это мудрёное слово) русского народа и о Чечне, как о неотъемлемой части России. А что ему оставалось делать, пребывая в мечтах о кресле диктатора России?

Между союзниками возникли трения, которые привели к тайной встрече, где обе стороны обвиняли друг друга в идиотизме и разъехались, не договорившись ни о чем.

Первым нанес удар Дудаев, объявив об отзыве всех депутатов, избранных от Чечни в Верховный Совет России. Это был персональный удар по Хасбулатову, который избирался в своё время именно от Чечено-Ингушской АССР. Таким образом, генерал Дудаев подвесил своего приятеля над пустотой: он как бы уже и не был депутатом, но тем не менее возглавлял Верховный Совет.

Надо сказать, что Хасбулатов очень перепугался. Вовсе, правда, не того, что генерал Дудаев лишил его депутатских полномочий.

«А кто такой Дудаев? — вопрошал, вошедший в раж спикер, — Кто он такой вообще, чтобы кого-то лишать полномочий? Разве не я, в конце концов, произвёл его в генералы, чтобы он мною теперь командовал?»

Испугался Руслан Имранович того, что чеченская охрана, командированная в его распоряжение генералом Дудаевым или кто-нибудь из многочисленных боевиков, заполнивших столичные гостиницы, получит приказ его зарезать, а голову прислать в Грозный, где она будет выставлена для всеобщего обозрения на площади Шейха Мансура к великой радости обоих президентов российского и чеченского…

Нервы у Хасбулатова сдают и он отдаёт приказ: выселить всех чеченцев из Москвы, как будто является не спикером парламента демократической страны, а столичным генерал-губернатором, действующим в условиях чрезвычайного положения. Кроме того, впавший в истерику «спикер» натравливает на собственную охрану управление московской милиции по борьбе с бандитизмом.

В свою очередь, Дудаев лишает Хасбулатова чеченского гражданства, которого тот никогда не имел, давая политическим противникам спикера возможность называть всесильного «главу представительной власти» (несуществующий титул, придуманный для себя самим Хасбулатовым) «политическим БОМЖом».

Но булавочные уколы из Грозного не только уже не в силах остановить рвущегося к власти спикера, но, напротив, казалось бы, ещё более его подхлёстывают. Вот уже президент Ельцин чудом избегает «импичмента» в Верховном Совете, вот уже шумят по всей России референдумы под бессмертными лозунгами «Да-Да-Нет-Да» и вот уже сыплются стекла столичной мэрии, горит Останкино, танки бьют прямой наводкой по зданию Верховного Совета, и Руслана Хасбулатова выводят из горящего здания, увозя в мрачную следственную тюрьму Лефортово.

Всё это время передравшимся «ветвям» демократической российской власти было не до генерала Дудаева, хотя злые языки утверждают, что именно чеченский президент спровоцировал октябрьские события в Москве, передав своему «стратегическому союзнику» Ельцину кое-какие документы о планах своего другого «союзника» Хасбулатова.

Тем не менее, многие обратили внимание на тот факт, что именно в это время почти все организации и партии фашистского и полуфашистского толка, которых в России к этому времени уже расплодилось видимо-невидимо, неожиданно дружно и дисциплинированно, как и подобает любой правительственной структуре, перешли от истерически-визгливой пропаганды против евреев к такой же по тональности травле выходцев с Кавказа. При этом «тональность» сохранилась прежняя. Только теперь вместо сионистов, евреев и жидов поминались «черные» или ещё крепче «черножопые». А на официальном уровне, как чёрт из табакерки, возникло новое блестящее определение «лицо кавказской национальности».

При этом интересно отметить, что многие средства массовой информации, как электронные, так и бумажные, которые бы ни при каких обстоятельствах не позволили бы себе запачкаться об антисемитизм, с готовностью и энтузиазмом включились в травлю выходцев с Кавказа.

Даже патриарх российской культуры и демократической интеллигенции академик Дмитрий. Лихачёв, раздражённый какимито выходками Хас булатова накануне референдума и памятуя, видимо, горькие дни, проведённые в ГУЛАГе во времена Сталина, озвучил в прямом эфире призыв: «Хватит с нас этих кавказцев!»

Во многих городах имели место погромы колхозных рынков, где избивали, а в некоторых случаях и убивали, торговцев с Кавказа. На улицах послепутчевой Москвы, объявленной на чрезвычайном положении, хватали всех, кто внешним видом хоть немного походил на «лицо кавказской национальности».

Глава администрации Краснодарского края Николай Егоров превзошел всех, в сорок восемь часов депортировав с территории края всех «черных» главным образом, армян, бежавших в своё время от резни в Азербайджане и от ужасов войны за Нагорный Карабах. Организаторские способности Николая Егорова не остались незамеченными. Он был срочно отозван в Москву и назначен… министром по делам национальностей и региональной политике.

Вскоре ему предстояло применить свои способности в гораздо более крупном масштабе. Вместе с двумя бывшими генералами КГБ, назначенными к нему заместителями, Егоров быстро и умело преобразовал вверенное ему ведомство в четвертое силовое министерство. А сотрудники министерства по делам национальностей, которое в силу одной только российской многонациональной специфики должно было быть наиболее гуманитарным из всех, вдруг защеголяли в камуфляже и тельняшках.

Сам Николай Егоров был типичным представителем бывшей провинциальной партноменклатуры, расхватавшей руководящие посты после кончины КПСС и прекрасно приспособившейся к посткоммунистической реальности. На деньги покойной партии Егоров основал банк с весьма патриотическим названием «Кубанский», поскольку состоял в почётных полковниках Кубанского казачьего войска. Однако офис «Кубанского банка» от греха подальше располагался на острове Кипр, где всем командовала дочь Егорова, состоявшая в законном браке с лицом «чеченской национальности». «Кубанский банк» отмывал деньги за проходящую через свободную республику Ичкерию нефть и алюминий и служил посредником по закупке через Ижевские заводы оружия и боеприпасов, направляемых в республику Ичкерия.

Сидящие без денег военные заводы России и стран СНГ с охотой и удовольствием направляли Дудаеву новейшее оружие и системы связи, ещё не состоявших на вооружении Российской армии, которой было нечем за это оружие заплатить. Осваивавшим рыночную экономику могучим монстрам ВПК по плечу были любые преграды, чтобы доставить оружие клиенту, за него заплатившему. Впрочем, правды ради заметим, что никто никаких преград и не ставил, поскольку все описанные выше события, произошедшие в Москве, никоим образом ещё не повлияли на российскоичкерийские отношения.

Более того, эти отношения с каждым днем наполнялись всё большим смыслом и содержанием. После устранения с политической арены возомнившего о себе Руслана Хасбулатова они даже стали более искренними, чем прежде.

Хотя Чечня ещё не была никем признана, чтобы не раздражать Москву и не оспаривать её претензии на статус великой державы, неофициально Грозный чуть ли не ежедневно посещали самые экзотические иностранные делегации. Офицеров турецкого генерального штаба сменяла делегация иранских нефтяников, прилетевшая вместе с компанией афганских моджахедов-специалистов по разведывательно-диверсионной деятельности. Частыми гостями президента Дудаева были и всевозможные делегации оппозиционеров из стран СНГ, некоторые из которых, спасаясь от преследований у себя на родине, оставались в Грозном надолго, превращая республику Ичкерию в своего рода Швейцарию на территории бывшего СССР.

Не менее частыми были и гости из Москвы. Владимир Жириновский «гулял» на дне рождения президента Дудаева, а генерал Стерлигов вёл с ними «весьма конфиденциальные переговоры», предупреждая, что вскоре не позднее осени 1994 года в Москве произойдёт очередной государственный переворот, президент Ельцин будет отстранён от власти, арестован и, возможно, публично повешен (о чем совсем недавно вслух мечтали хасбулатовские мятежники) и новое национальное правительство России торжественно подтвердит независимость Ичкерии. Пока же генерал просил «немного денег» для подготовки указанного переворота. Дудаев удивлялся тому, что «новое национальное правительство» собирается начать свою кипучую деятельность по спасению России с подтверждения полной независимости отколовшихся автономий, но ничего не говорил и деньги давал. Не к лицу мусульманину, принимающего у себя в доме гостя, смущать его неожиданными вопросами и отказывать в просьбах. Гость в дом, Аллах в дом.

А гости слетались и со всего СНГ, и со всего мира. Инкогнито приезжали президенты и вице-президенты мощных заокеанских нефтяных монстров и, в открытую, влиятельные лица из стран СНГ и некоторых субъектов Российской Федерации: вроде президентов Шаймиева и Илюмжинова. На глазах у всех на территории бывшего СССР возникала новая Швейцария. Правда, если сравнивать Чечню со Швейцарией, то это была Швейцария времен Вильгельма Телля ещё очень воинственная и не очень богатая, но уже со всеми задатками того уникального государственного образования, которое заставило всех европейских хищников считаться с её нейтралитетом в ходе двух мировых войн…

Фальшивые банковские авизо, оффшорные компании, стремительное движение черных капиталов через фиктивные фирмы и банки в Москве, в Сибири, на Кипре, в Стамбуле сверх-свободная экономическая зона с вполне естественным криминальным оттенком, потому что иначе не бывает, поскольку в отличие от Швейцарии, Чечня со всех сторон была окружена огромной уголовной зоной, именуемой Российской Федерацией.

Недаром даже один из отцов «перестройки» Александр Яковлев, отвечая на вопрос корреспондента, что, по его мнению, принесла перестройка народам бывшего СССР, ответил: «Раньше мы жили в политической зоне, сейчас живём в уголовной». Возможно, в этих словах и было какое-то преувеличение, но уже никак не гротеск.

Многочисленные фирмы и банки, занимающиеся торговлей оружием, редкоземельными металлами, нефтью и газом, почти не стесняясь, занимались торговлей наркотиками, ибо ничего выгоднее придумать было невозможно в стране с развалившейся экономикой, когда на вложенный доллар быстро можно было получить тысячу, — послать эти деньги, скажем, в «Кубанский банк» Николая Егорова, купить на них 30 установок «Град» и 50 боевых машин пехоты в Челябинске, отправить их в Чечню, перепродать Казахстану, взяв с него обязательства осуществлять поставки своего алюминия не иначе, чем через фирму «ТСС», зарегистрированную в Монако, но управляемую из Одессы мощнейшей международной корпорацией «Транс ворлд металле».

За событиями, творящимися на территории своего «Лесото» всё с меньшим удовольствием следили из Кремля, испытывая смешанное чувство зависти и собственного бессилия както на эти события повлиять. Тем более, что эти события происходили на фоне всё усиливающегося наступления воинственного исламизма, волны которого уже захлёстывали Ставропольский и Краснодарский края. Тревожным эхом отдавалась и продолжающаяся Афганская война, переместившаяся с предгорья Памира по всей линии бывшей границы Советского Союза, где истекали кровью российские солдаты.

С ещё меньшим удовольствием и с гораздо большей завистью за событиями в Чечне следили из разных столиц, которые вполне можно было бы назвать братскими, если бы не специфика межнациональных отношений, существовавшая на территории рухнувшей коммунистической империи. В Казани президент Шаймиев (бывший 1- й секретарь ЦК компартии Татарстана), откровенно говоря, планировал именно для Татарии то, что происходило в Чечне, но у него не было свободно-авантюрного полёта мысли генерала Дудаева, поскольку Шамиев никогда не был лётчиком, а как профессиональный партаппаратчик не решался идти на обострения со своими старыми друзьями из ЦК КПСС, хорошо зная их повадки по собственному опыту. А потому, задавая себе вполне резонный вопрос: «Почему Чечне можно, а Татарстану нельзя?», президент Шамиев всякий раз получал ответ:

«Чечня столь же неотъемлемая часть России, что и Татарстан».

Однако, все подобные утверждения звучали скорее как выражение частного мнения тех, кто их высказывал, вроде изгнанного из Чечни Доку Завгаева, чем выражением твердой государственной политики. И тот же Шамиев, которому было предложено тихо и мирно присоединиться к международным аферам с нефтью и газом, узел которых всё туже затягивался в Грозном, искренне не мог понять, почему ему члену всесильной касты партократов, затеявших перестройку исключительно для укрепления собственной власти и богатства, нельзя то, что можно какомуто безродному генералу, о котором всего три года назад никто решительно не знал. И хотя Шаймиев был тоже (хотя ещё в меньшей степени) мусульманин, как и Дудаев, и более того он за эти годы сподобился совершить Хадж в Мекку вместе с бывшим 1-м секретарём Кемеровского обкома КПСС Тулеёвым, ислама президент суверенного Татарстана боялся не меньше, чем частей российской армии, расквартированных на его суверенной территории. А поэтому не понимал (а, возможно, и не знал) тех обязательств, которые принял на себя генерал Дудаев в обмен на все те привилегии, вытекающие из провозглашения им независимости республики Ичкерия — служить наконечником московского копья в регионе.

После победоносного завершения операций в Абхазии армии генерала Дудаева не представлялось удобного случая ещё как-то себя проявить, поскольку взятие Сухуми отрядами Шамиля Басаева явилось для многих (если не для всех) весьма предметным уроком. На Дудаева с вожделением смотрели не только его естественные союзники в так называемой «Конфедерации горских народов Кавказа», но, казалось бы, и естественные противники из числа возрождающихся кубанских, терских и прочих казаков, мучительно и долго проходящих стадию бутафорской декоративности. А ведь всем хорошо известно, что горский сепаратизм и в сравнение не идёт с казачьим сепаратизмом, потрясающим Россию в течение почти всей её истории с тех времен, когда за Тереком ещё не было ни одной христианской души…

Вскоре, однако, Москва поручила генералу Дудаеву выполнить очередное деликатное задание.

Обстановка на обломках развалившейся империи менялась с каждой секундой как в финальной стадии сражения при Ватерлоо.

Если обозреть все потери Москвы после развала Советского Союза, то, несомненно, самой болезненной потерей следует признать потерю контроля над Азербайджанской нефтью. Это было тем более обидно, что весь мощный нефтехимический комплекс в Азербайджане был поднят с нулевого цикла, создан и развернут именно Россией при весьма скромном участии местного населения, которое, кроме всего прочего, за счёт Москвы обучалось в нефтяных ВУЗах. Поэтому, когда в 1990 году ещё советская армия брала штурмом Баку в её нервозном поведении, выразившимся в бесконтрольной стрельбе по всему, что шевелится, чувствовалась тревога Москвы за своё главное богатство на базе которого все московские вожди от Сталина до Андропова надеялись добраться до коммунистического завтра.

Находящаяся при смерти КПСС, судорожно пытающаяся своими слабеющими руками (и мозгами) удержать свои несметные богатства, в результате потеряла контроль над обстановкой практически везде, включая, естественно, и Азербайджан, где был свергнут и бежал в Москву кремлёвский ставленник Муталибов.

К власти в Баку пришёл Народный фронт во главе со «свободно избранным президентом» Эльчибеем, который сразу стал дистанцироваться от Москвы, предлагая свои несметные нефтяные богатства энергичным западным монополиям. Это было уже больше, чем Москва могла выдержать, хотя могло создаться впечатление, что у неё в то время были дела и поважнее.

В Азербайджане сразу стал налаживаться государственный переворот. Главой переворота был избран самозванный полковник Сурет Гуссейнов, который в старые времена был директором шерстепрядильной фабрики, а ныне командовал армейским корпусом в Карабахе. Причём так блестяще, что сдал плохо вооружённым армянским ополченцам чуть ли не треть территории своей страны, в чём, как и подобает истинному полководцу, Гуссейнов немедленно обвинил правительство Эльчибея.

В один прекрасный день Сурет Гуссейнов выехал из своей базы в Гянже по направлению к Баку, до которого было более 150 километров. Впереди ехал «газик» с самим Гуссейновым, за ним два старых, видавших виды экскурсионных автобуса. Замыкал колонну танк «Т55» без орудия. Колонна направлялась в столицу Азербайджана свергать президента Эльчибея. Выдвинутые навстречу «мятежникам» правительственные войска где-то рассеивались по пути. ОМОНовцы и гаишники пропускали мимо себя колонну, подобострастно беря под козырёк. В окнах автобуса сверкали белозубыми улыбками, особенно ослепительными на фоне черных, аккуратно подстриженных бородок, доблестные солдаты Шамиля Басаева. Они нежно обнимали свои автоматы, а на их головах, в отличие от памятных дней сражений за Абхазию, зеленели ленты, давая понять всем посвящённым, что теперь они воины Аллаха и связываться с собой никому не советуют. Впрочем, никто и не пытался. Президент Эльчибей был отправлен в родную Нахичевань, а на его место из Нахичевани прибыл легендарный Гейдар Алиев, которого Москва, по известным только ей причинам, почему-то считала своим ставленником.

В самом деле бывший шеф КГБ Азербайджана, бывший 1-й секретарь ЦК Компартии Республики, член могущественного Кремлевского Политбюро, любимец Брежнева и Андропова чьим ставленником он мог считаться?

Ан нет! Семидесятидвухлетний ветеран КГБ и ЦК КПСС совершенно не собирался следовать в русле московской политики или даже на неё оглядываться. Он смело продолжает дело, робко начатое Эльчибеем, отдавая гигантские запасы азербайджанской нефти на откуп акулам империализма, выделив России как прикаспийской стране 5 % от будущих прибылей.

Старый кремлевский интриган мгновенно оценил преимущества своего положения. От российских войск его надёжно прикрыла республика генерала Дудаева, через территорию которой проходила единственная шоссейная дорога Ростов — Баку и соответствующая железнодорожная ветка. Бывшая российская военная Каспийская флотилия была уже к этому времени давно изгнана со своих баз в Баку и Каспийске и влачила жалкое существование в районе Астрахани, не представляя ни для кого реальной опасности.

Реальную же опасность для Алиева представляли две силы: Армения с запада и Дудаев с севера. Но армяне, выбив азербайджанские войска с территории Нагорного Карабаха, захватив ключевые города Агдам и Шушу, явно были не склонны проявлять излишнюю агрессивность даже под сильным нажимом Москвы. Во всяком случае, им совершенно было неинтересно организовывать в Баку очередной государственный переворот. Погрязшая в междуусобицах Грузия, завязнувшая к тому же в Абхазском кризисе, подарившем ей около 300 тысяч беженцев, тоже была не опасна. Опасным оставался только Дудаев, ибо любое подразделение его армии, прибыв в Азербайджан, не встретило бы серьёзного сопротивления со стороны деморализованной карабахскими погромами азербайджанской армии, если то, что от неё осталось можно было вообще назвать армией.

Но Дудаев был брат по вере, а старый член брежневского политбюро Алиев, по тем же причинам, что и Дудаев, стал уже к этому времени мусульманином вдвойне.

Алиев и Дудаев встретились, поклявшись на Коране не причинять друг другу никакого вреда, а все свои силы обратить против северных гяуров во имя Аллаха великого и милосердного.

После этого Азербайджан стал той территорией, через которую Чечня оказалась связанной с внешним миром и по суше, и по морю. Впрочем, в то время Дудаеву было вообще грех жаловаться: он спокойно пользовался портами Абхазии, а нефтяной терминал в Новороссийске и порт в Туапсе вообще рассматривал «де факто» своей собственностью, хотя «де юре» они ещё принадлежали «Нефтегазпрому», полагающему себя не менее могущественным, чем республика Ичкерия.

А тем временем в Москве, убедившись, что их снова обыграли в наперсток, решили свергнуть Гейдара Алиева и посадить на его место старого доброго Муталибова, скрывающегося от родного правосудия в первопрестольной столице. Переворот решили совершить снова с помощью лже-полковника Гуссейнова при поддержке молодцов Шамиля Басаева, имевших, как мы уже сумели убедиться, огромный опыт в проведении такого рода операций.

По всем правилам спецназа ГРУ отряд собирался на одной из своих баз в Шатойском районе, там дематериализовывался и материализовывался в президентском дворце Гейдара Алиева.

Алиеев же, хотя звал Гуссейнова по имени Сурет, а тот его, папой, друг другу, конечно, нисколько не доверяли, хотя Алиев и сделал самозванного полковника в благодарность за свержение Эльчибея премьером нового правительства.

Но быть премьером при таком президенте как Алиев, значило очень мало. Что-то среднее между референтом и старшим референтом. Возглавлять же нефтяные комплексы республики и получать доходы от нефти Алиев поручил родному сыну Сайду, который тоже звал его папой. Поэтому Алиев-папа нисколько не удивился, получив из Грозного сообщение, что его собираются свергнуть.

Бойцы Басаева в Баку не появились, мятеж, поднятый местным ОМОНом удалось быстро подавить, Сурет Гуссейнов бежал в Россию, а Москва, как говорится, осталась при своих интересах.

Произошла первая настоящая разборка с генералом Дудаевым. На вопрос: почему его люди не обеспечили анти-алиевский переворот в Баку, Дудаев ответил, что Коран запрещает поднимать мусульманину руку на мусульманина. Такого никогда не было и он вовсе не желает быть первым. Говорилось это так уверенно, как будто до этого Иран не воевал 7 лет с Ираком, а Ирак, в свою очередь, не предал мечу и разграблению братский Кувейт.

Подобное поведение Дудаева, в котором лицемерие соседствовало с легкой издевкой, наряду с добытой разведкой информацией, что чеченский лидер поклялся бородой Пророка не дать России возможности протянуть через свою территорию нефтепровод из Азербайджана (дабы тот шёл через Турцию).

Это была отчаянная попытка Москвы хоть какимто боком войти в сколачиваемый Алиевым «Международный нефтяной консорциум», окончательно вывело всех в Кремле из себя.

Последовал весьма резонный вопрос: Да кто такой этот Дудаев вообще? Не много ли он о себе возомнил? И что это за независимая Чечня?

Как всегда бывает в этих случаях, больше всех выражали своё недовольство партнеры чеченского генерала по бизнесу, справедливо считавшие, что тот дерёт с них слишком крупные проценты за посредничество в их деятельности, сколь многотрудной, столь и незаконной. В частности, уже упоминаемый «Кубанский банк» на Кипре, занимавшийся перекидкой на запад русскоказахского алюминия с помощью фальшивых «чеченских» авизо,[2] уже провел предварительные расчеты и выяснил, насколько бы увеличилась его прибыль, если бы в Грозном сидел менее жадный и более покладистый посредник. Идеалом было бы посадить в Грозном (в качестве наместника, например) самого Николая Егорова с бывшими дудаевскими полномочиями.

Даже президент суверенного Казахстана Назарбаев, встретившись в начале лета 1994 года с президентом Ельциным, также выразил некоторое недоумение с явным привкусом недовольства по поводу, того, что столь ответственный пост в Грозном занимает какойто безродный генерал, в то время как законный претендент на этот пост Доку Завгаев вынужден ютиться в маленьком кабинете на задворках ельцинской администрации.

Впрочем, у президента Назарбаева (бывшего 1- го секретаря ЦК Компартии Казахстана) помимо династических были и другие более приземлённые причины быть недовольным наглым выскочкой из Грозного.

Дело в том, что Казахстан, став суверенным государством, тоже Россию «не обидел», объявив своей собственностью военно-космический комп лекс в Барнауле и, что ещё обиднее, Карагандинский горнометаллургический комбинат. Это гигантское предприятие, построенное на костях сотен тысяч заключенных сталинского Карлага (конц. лагеря размером почти с Европу), могло практически в одиночку обеспечить весь мир сырой рудой и всеми видами металлургической продукции. Надо сказать, что именно этот комбинат стал одним из основных стимулов суверенизации для Назарбаева, мечтавшего о безбедной жизни за счёт продажи на Запад разных производных горячего и холодного проката.

Однако, вскоре эти мечты рассеялись, поскольку выяснилось, что чистота производства металлургической продукции комбината является крайне низкой, какой не было на Западе и в первой половине прошлого века, а потому продукция на западном рынке была совершенно неконкурентноспособной. (Также, кстати, как и украинское зерно, на котором мечтали прожить, шантажируя Россию, самостийники в Киеве.)

Для спасения положения в Казахстан срочно отзывается из Москвы бывший министр металлургии СССР, а ныне глава мощной корпорации «Росчермет» Олег Сосковец. В старые времена Сосковец, родившийся и выросший в Казахстане, был директором Карагандинского комбината, а Назарбаев был у него парторгом. В Алма-Ате прибывший Сосковец получает должность министра промышленности Казахстана в ранге заместителя премьера.

Это было ещё в феврале 1992 г., когда огромный комбинат находился уже на грани остановки и требовались радикальные меры по его спасению. Производство на комбинате, рассчитанное на рабский труд заключенных времен победного шествия ещё неразвитого социализма, находилось на уровне каменного века трудоёмким и чрезвычайно экологически грязным, но зато, как ему и положено самым дешёвым в мире, поскольку на зарплату рабочим расходовались такие деньги, о которых даже стыдно было говорить вслух. Да и те после января 1992 года не выплачивались, сделав самое дорогое в мире производство просто дармовым.

Одновременно с Сосковцом в Казахстане появился вице-президент уже упоминаемой оффшорной компании ТСС Лисин, который в старые советские времена работал заместителем Сосковца на горнометаллургическом комбинате. Заручившись поддержкой двух правительств Российского и Казахского Лисин быстро финансировал производство, добившись бесперебойного сбыта продукции в обмен на правительственное разрешение охватить своей деятельностью также и металлургические гиганты Сибири.

Делалось это до смешного просто: деньги, полученные по фальшивым авизо,[3] шли через Грозный в банк на Кипре, где отмывались, а затем направлялись в Сибирь и Караганду. Оттуда неизвестно куда уходила продукция, включая сотни тысяч тонн дефицитного алюминия, обращаясь в доллары, которые, в свою очередь, оседали в Москве, Алма-Ате, Грозном и в разных экзотических банках Запада.

Размах дела был таким, что уже в октябре 1992 г. Сосковец и Лисин перебираются обратно в Москву, где первый для начала занимает свой прежний и, на первый взгляд, весьма скромный пост председателя комитета по металлургии.

Размах проводимых операций расширяется с каждым днём, однако доля президента Назарбаева при этом, напротив, становится меньше и с каждым месяцем устойчиво следует этой тенденции. Всё это происходит потому, что большой процент общей прибыли оседает в Грозном, а Дудаев склонен этот самый процент ещё более увеличить.

В Москве недоумевают: зачем генералу столько, денег и куда он их вообще девает, поскольку всё необходимое для того, чтобы население республики Ичкерия не перемерло с голоду, он традиционно; и бесплатно получает из России, время от времени платя ей за это оскорблениями и угрозами.

Недоумение вырастает ещё сильнее с пониманием того, что никакая Чечня ныне уже для отмывания грязных и фальшивых денег вовсе и не нужна, поскольку всё то же самое с большим эффектом и не платя никому никаких посреднических и комиссионных, можно уже делать и на территории самой России, где отмывание капиталов международных и собственных аферистов не является уголовно наказуемым деянием.

И всё было бы хорошо, если бы в стране не царил разгул демократии в той единственной сфере, где она (демократия) по-настоящему возможна и эффективна в прессе. Средства массовой информации давно уже раскручивают истории с фальшивыми авизо, не очень веря, что это чисто чеченское мероприятие, необходимое исключительно для оплаты банкетов генерала Дудаева. Разнузданные средства массовой информации увлекли за собой ряд следователей прокуратуры, МВД и даже идеалистов из ФСК, которые, идя по следам фальшивок, очень быстро уткнулись носами в стены древнего Кремля и удивлённо остановились.

Эх, старые, добрые времена, когда никто не смел и пикнуть, кроме как на закрытом заседании ЦК КПСС!

Ностальгия по этим самым временам, тем не менее, подавлялась теми безграничными возможостями, которые предоставляли времена нынешние, но создавала иллюзию возможного соединения лучшего из двух эпох прошлой и настоящей.

Нельзя сказать, что с Дудаевым не пытались договориться. К нему ездили бесчисленные эмиссары, начиная с Жириновского, но упрямый горец стоял на своём и даже обещал повысить проценты, грозя в противном случае разоблачить всех своих московских компаньонов. Москва ответила усилением антидудаевской и античеченской кампании. Чечня отвечала тем же. Однако деловая активность сторон от этого пока не страдала, если не считать того, что обе стороны уже увязали в ней, как в трясине.

Москва середины 1994 го года уже совсем не походила на Москву 91- го и даже 93- го годов. Хотя с тех пор прошло совсем мало времени, все уже забыли те дни, когда президент Ельцин со своим верным Коржаковым ездили в троллейбусе на работу (или на «Жигулях») или стояли на Васильевском спуске, поднимали народ на борьбу с Хасбулатовым, который, в свою очередь, пытался провести через Верховный Совет «импичмент» Борису Ельцину. А толпа противников Президента требовала его публичной казни или, в лучшем случае, высылки в Израиль.

Казалось, что с тех пор прошла целая геологическая эпоха. Президент, если где-нибудь и появлялся, то не иначе, как на гигантском «членовозе», напоминающем атомную подводную лодку, поставленную на колеса. Его личная охрана, возглавляемая генералом Коржаковым, получившим этот чин сразу после майорского, приближалась численностью к 40 тысячам специально обученных офицеров, вдвое превышая знаменитую охрану персидского шаха Абасса и в 10 раз охрану товарища Сталина. Президент редко появлялся публично и по Москве бродили мрачные слухи о том, что личная охрана уже подмяла главу государства под себя и от имени Президента страной теперь правит генерал Коржаков.

Ещё заседали парламентские палаты, ещё свободно шумела пресса, заливались на всё темы электронные средства массовой информации, но какая-то мрачная тень лежала над страной, в которой царили многослойные беспределы, в полном хаосе находились экономика и финансовая система, а при том никто не знал, где и на каком уровне принимаются государственные решения.

После крушения советской империи, ухода советских войск из Восточной Европы и Прибалтики, краха государственной идеологии, накопленная за 70 лет коммунистического режима агрессивность настойчиво требовала какого-нибудь выхода. Это страшное агрессивное поле, десятилетиями (если не веками) обращённое на Запад, после позорного развала и полного крушения западного фронта, став ещё сильнее, всбесившимся монстром металось по стране в поисках выхода и применения. Манипулируя почти всеми процессами в поверженной и фактически неуправляемой стране, глобальные геополитические силы медленно, последовательно и настойчиво разворачивали гигантскую страну фронтом на юг, чтобы ни у кого в Европе и Америке больше никогда не болела голова по поводу десятков тысяч русских танков, ревущих моторами на Эльбе.

Этот глобальный разворот, подогреваемый из самых неожиданных источников (вроде книги Жириновского «Последний бросок на Юг»), канонадой, постоянно доносящейся с Таджикской границы и со всевозможных кавказских фронтов, усиливающейся антикавказской пропагандой и многими другими факторами, включая и печальную судьбу отрезанного от России и постепенно превращающегося в металлолом Черноморского флота, указывал направление и вектору неудовлетворённой активности.

А серия весьма странных террористических актов, периодически происходящих в аэропорту Минеральные Воды, где чеченцами захватывались автобусы с заложниками, накаляли общественное мнение до предела в жажде возмездия. Были ли эти чеченские террористы обычными уголовниками, завербованными ФСК (как уверяли дудаевские источники), или агентами дудаевской службы безопасности, на что постоянно намекали правительственные источники в Москве, не так уж важно. Дело своё они сделали, укрепив вектор русской агрессивности в южном направлении и опасно придвинув его к встречному вектору чеченской ненависти.

Все вышеописанные события, переплетаясь в единый клубок, уже к середине лета 1994 года привели всех в Кремле к единодушному мнению, что с режимом генерала Дудаева в Чечне нужно кончать.

Подобная постановка вопроса была точкой зрения даже не таких уж агрессивных политиков, поскольку агрессивные политики склонялись к мысли, что кончать надо не с режимом генерала Дудаева, а вообще с Чечней, так как неизбежно появится новый Дудаев ещё умнее и хитрее нынешнего.

К счастью, в середине мая 1994 года, когда этот вопрос впервые серьёзно был поставлен на повестку дня Совета Безопасности при Президенте России абсолютно неконституционном органе личной власти Бориса Ельцина никто ещё всерьёз не помышлял о войне.

Обсуждалась возможность личной встречи Бориса Ельцина и генерала Джохара Дудаева.

Многие понимали, что России, и без того находящейся по всем показателям в предынфарктном состоянии, если чего сейчас и не хватало так это развязать где-нибудь войну. Особенно на своей собственной территории.

Поэтому наиболее разумным решением считалось развязать гражданскую войну на территории самой Чечни, оказывая моральную, финансовую и по возможности (именно по возможности!) военную помощь антидудаевским силам. Разумеется, имелась в виду помощь оружием и боеприпасами.

И только.

Но всемогущий Рок уже влёк несчастную страну навстречу своей судьбе.

Избегая ненужных подробностей, можно только отметить, что именно в это время на заднике политической сцены снова возник Руслан Хасбулатов. Выпущенный из тюрьмы по так называемой Думской амнистии и предупреждённый, что немедленно вернётся за решётку, если вздумает заняться политикой, Хасбулатов изнывал на своём старом профессорском стуле, лишенный власти, спецсвязи, привилегий и многого другого к чему он успел привыкнуть, объявив сам себя «главой представительной власти». Профессорская должность, с которой он некогда попал в Верховный Совет РСФСР казалась ему совершенно справедливо жалкой и ничтожной. Он пробовал поразвлечься писанием, как ему казалось, небывало мудреных книг, но это ему быстро наскучило, поскольку, выражаясь словами Владимира Жириновского, «все соки его мозга» работали на то, чтобы вернуть себе былое положение и власть. Мысль о том, что его так грубо сбросили вниз, когда до самой вершины власти ему оставалось каких-нибудь пол-вершка, когда он уже посылал ревущую от восторга и ярости толпу штурмовать Кремль, жгла сердце эксспикера, лихорадочно ища пути и возможности нового восхождения к «зияющим высотам».

Сама обстановка подсказала Хасбулатову простейший и наиболее короткий, по его мнению, путь хотя бы к частичному восстановлению былого величия. Этот путь, естественно, снова лежал через Чечню.

Для этого достаточно было свергнуть генерала Дудаева, что Хасбулатову казалось делом не очень сложным, поскольку он фактически сам посадил Дудаева на это место. Затем объявить себя либо президентом, либо председателем разогнанного Дудаевым Верховного Совета Чечни, подтвердить полную лояльность Москве, что автоматически открывало Хасбулатову дорогу в Совет Федерации Верхнюю палату Российского Парламента. А там можно было спихнуть с кресла хитрого, но не очень умного спикера Шумейко, подчинить палату своей воле и все начать, как говорится, по второму кругу.

Зная, насколько в Кремле в настоящее время озабочены положением в Чечне, Хасбулатов через сохранившиеся связи в высших коридорах российской власти, скромно предложил свои услуги, приложив и не очень затейливый план предстоящих действий.

Он, Хасбулатов, пользуясь своим авторитетом «общепризнанного лидера в Чечне», провоцирует восстание чеченского народа против диктаторского режима генерала Дудаева, свергает его, устанавливает в Чечне промосковское правительство, во главе которого и вливается в славную поступь новой России к своему будущему величию.

Справедливости ради надо заметить, что таких умников, как Хасбулатов, в Кремле было человек по десять в каждом кабинете. Предложенная бывшим спикером методика выхода из чеченского кризиса, автором которой он почему-то почитал самого себя, была не более, чем плагиатом, бесстыдно скопированным с классиков практического коммунизма Ленина и Сталина, которые с успехом пользовались этой методикой ещё задолго до появления Руслана Хасбулатова на свет. А поскольку спикер и кремлевское руководство прошли одну политическую школу, то прекрасно знали эту методику, неоднократно применяемую от войны с Финляндией в 1939 г. до войны с Афганистаном в 1979 г. и без Хасбулатова.

Более того, само имя Хасбулатова вызывало у всех в Кремле, включая в первую очередь и самого Президента, нервное подергивание губ и бровей. Борис Ельцин, например, вообще не терпел в своем присутствии упоминания имени бывшего соратника по Верховному Совету РСФСР в любом контексте. Когда, после ареста Хасбулатова в октябре 1993 года. Президенту в качестве трофея достали знаменитую курительную трубку спикера, с помощью которой Хасбулатов пытался создать образ, хоть отдалённо напоминающий товарища Сталина, Борис Ельцин грохнул этой трубкой о стенку своего кабинета и радостно рассмеялся, увидев, как та разлетелась на куски.

Однако в политике, как мудро заметил Питт, нет ни вечных друзей, ни, тем более, вечных врагов. Всё зависит от сиюминутных интересов. В Кремле уже начали действовать по знаменитой методике, авторство которой экс-спикер пытался приписать себе. Было уже создано так называемое Чеченское Правительство Национального Спасения во главе с вынутыми из Кремлевского нафталина Автурхановым и Хаджиевым, которых нельзя было даже назвать авантюристами, настолько они были бессловесными марионетками жалкими и смешными, совершенно не приспособленными для тех смертельных игр, где их предполагали использовать.

В помощь им придали вооруженные формирования двух откровенных уголовников: Лабозанова и Гантемирова, изгнанных в своё время Дудаевым из Чечни за пристрастие к вооружённым разбоям и взяткам. Их боевые отряды, столь же недисциплинированные и буйные, как и их предводители, с военной точки зрения абсолютно ничего из себя не представляли, умея только терроризировать местное население. Больше Кремлю в Чечне ставить было не на кого.

И хотя к этому времени авторитет генерала Дудаева, которому на волне всех предыдущих бурных событий всё не было времени заняться внутренними делами своей республики, несколько померк у некоторой части населения, пришельцы из Москвы, обосновавшиеся в Надтеречном районе, никакого энтузиазма у чеченцев не вызывали.

А робкие рейды лабозановско-гантемировских отрядов через Терек по ничтожности своих результатов могли вызвать в Грозном разве что раздражение, чем какое-либо серьёзное опасение. Хотя Дудаев, без сомнения, понимал, что Москва от слов начала, по своему обыкновению, топорно и неумело, переходить к делу.

Несколько стычек отрядов Лабозанова с частями генерала Дудаева дали, однако, возможность Руслану Хасбулатову объявить себя миротворцем и в качестве такового отправиться в Чечню, дабы узнать обстановку из первых рук и доложить об этом в Кремле, куда его пока ещё не допускали.

Вернувшись в Москву, Хасбулатов был принят главой администрации Президента Филатовым и начальником охраны Президента генералом Коржаковым. Оба являлись старыми и добрыми знакомыми бывшего спикера. Филатов начинал как один из заместителей Хасбулатова, а с Коржаковым он также встречался не раз в «медовые» дни своего змеиного созревания на груди у президента Ельцина.

Доклад Хасбулатова дышал откровенным оптимизмом: режим Дудаева переживает глубочайший кризис. Генерал фактически не контролирует ничего и никого за пределами своего дворца в центре Грозного. Старейшины и армия им недовольны. Даже плохо вооружённым и ещё хуже обученным отрядам Лабозанова и Гантемирова (оба уже были произведены в полковники Российской армии) дудаевские незаконные формирования не способны дать достойного отпора. Если Кремль согласится предоставить в распоряжение оппозиции (так официально именовалась грубо сколоченная Москвой банда) десятка полтора танков (разумеется, с экипажами), примерно столько же БТР и БМП, а также звено самолётов и вертолётов огневой поддержки, то уже к концу ноября от дудаевского режима останется одно воспоминание.

Данные Хасбулатова почти полностью совпадали со сводками, представленными в Кремль Федеральной Службой контрразведки и Главным Разведывательным Управлением, а потому, преодолев нелюбовь к Хасбулатову, решили с его доводами согласиться. В конце концов и его самого тоже никогда не поздно прихлопнуть как муху. Пусть пока потаскает каштаны из огня.

С этого момента в официальных сводках стали появляться весьма странные выражения типа «танки оппозиции», «самолёты оппозиции», иногда называемые «самолётами неизвестной принадлежности» и такие же вертолёты огневой поддержки. Самолёты совершали налёты на Грозный, почему-то постоянно желая угодить зажигательными бомбами и ракетами в Национальный банк республики Ичкерия и в её Минфин. Всякий раз после этого Министерство Обороны России делало клятвенные заявления на весь мир, что оно не знает, откуда у «дудаевской оппозиции» взялись самолёты и вертолёты, но к Российским военно-воздушным силам они не имеют ни малейшего отношения.

Подобные заявления делались как лично министром обороны Грачёвым, так и главкомом ВВС Дейнеко, не говоря уже о чиновниках помельче. На вопрос какого-то корреспондента «откуда у чеченской оппозиции взялась собственная авиация», генерал Грачёв, со свойственной ему солдатской простотой, ответил: «Откуда я знаю».

Между тем, 24 ноября от Хасбулатова, окопавшегося в селении Толстой-Юрт, поступило донесение, что всё готово к штурму Грозного и свержению Дудаевского режима.

И уже вечером 25 ноября все средства массовой информации России передали долгожданное сообщение о том, что танки «оппозиции» после короткой артподготовки ворвались в Грозный и вплотную приблизились к президентскому дворцу. Наступление оппозиции было поддержано «точечными» ударами «оппозиционной авиации». Находящиеся в Грозном телеоператоры показывали полыхающее здание Национального банка, отметив при этом, что «местонахождение генерала Дудаева неизвестно», ибо захваченный отрядом Лабозанова президентский дворец пуст. Что и подтвердил Автурханов, выступая по телевизору в 60 километрах к северу от Грозного.

В Кремле все облегченно вздохнули, а Сосковец, ставший к этому времени вице-премьером, на следующий день улетел в Японию по делам государственой важности. Перед отлётом он узнал от референта, что Дудаев, судя по последним сводкам ФСК, видимо, убит.

Весь день средства массовой информации передавали всякую чепуху вроде бедственного положения Московского балета на льду, застрявшего в США из-за отсутствия денег на билеты, прогоревшего «Хопра» с его краснодарским чаем, возобновления монашеского жития в Новодевичьем монастыре и т. п. На экранах телевизоров депутат Марычев демонстрировал на заседании Думы порножурнал, где был изображён Владимир Жириновский, одевающий свою знаменитую кепку на голую девицу. Марычев доказывал, что это фотомонтаж и добился того, что депутаты всех фракций бросились его покупать, поскольку именно этим журналом были заполнены все думские киоски.

И только в конце дня пришло сообщение о полном разгроме сил «оппозиции», почемуто сообщившей в Москву о своей блистательной победе. 14 русских танков догорали на улицах Грозного, а 70 российских военнослужащих оказались в плену у Дудаева. Чтобы ни у кого не возникало «сомнений по этому поводу, захваченных в плен российских офицеров и солдат показали по телевизору. Они немедленно были опознаны женами и матерями, которые кинулись в Думу искать правды у министра обороны генерала Грачёва и отловили его в какихто коридорах правительственного здания.

Генерал был, как всегда, бодр. Губы его кривились в снисходительной ухмылке профессионала, вынужденного комментировать жалкую работу любителей. Полностью отрицая, что попавшие в плен имеют хоть какоето отношение к Российской армии, министр обороны признался, что вообще этими событиями «мало интересуется». Видел чтото по телевизору и только.

Всё страшно непрофессионально. Кто же, какой дурак, извините, вводит танки в город? «Да я, продолжал генерал, навёл бы там порядок "за два часа с одним десантным полком".

Между тем, генерал Дудаев заявил слетевшимся в Грозный представителям почти всех информационных агентств страны, что, если Россия в течение 72 часов не признает находящихся у него в плену офицеров и солдат своими военнослужащими, то все они будут расстреляны. Неразберихи в обстановку добавил миротворец Хасбулатов, призвав эвакуировать всех детей из Грозного, поскольку город сегодня же подвергнется массированному удару с воздуха.

Президент Ельцин в этот день был и без того в прескверном настроении из-за провала очередной попытки переворота в Баку. Там шли массовые аресты подозреваемых, а Сурет Гуссейнов ударился в бега.

Поскольку вербовать офицеров и солдат для чеченской «оппозиции» было поручено ФСК, то в Кремль немедленно был вызван шеф контрразведки Сергей Степашин. В этот момент Степашин был занят очень важным делом. Он подавал в суд на Жириновского, который публично обвинил директора ФСК в том, что тот является платным агентом американского ЦРУ и израильской службы «Массад». Подавая исковое заявление в Сокольничий районный суд Москвы, шеф контрразведки требовал в качестве компенсации за свою оскорблённуюю «честь и достоинство» 300 миллионов рублей.

Прибыв к Президенту и узнав о сенсационных новостях, пришедших из Грозного, Степашин не нашёл ничего лучшего, как заявить, что его люди, вербовавшие офицеров и солдат в подмосковных частях (чтобы в целях экономии не ездить слишком далеко) брали у всех обязательство, что те ни при каких обстоятельствах в плен не сдадутся, а если попадут в руки дудаевцев, скажем, в бессознательном состоянии, то, естественно не скажут ни слова.

Шеф ФСК подчеркнул, что все без колебания подписали подобное обязательство в обмен на 2 миллиона рублей, поскольку в частях уже 3 месяца не выдавали жалование и им нечем было кормить свои семьи. Если кто-то из них нарушил подписку, то, согласно действующему законодательству, будет привлечён к ответственности, включая и уголовную…

Президент плохо воспринимал подобные юридические витиеватости. Выругав в сердцах своего старого друга Хасбулатова, которому, как он теперь понял, нельзя доверить даже самых простых вещей, Ельцин приказал в целях сохранения лица на фоне набирающего размах скандала, предъявить Дудаеву официальный ультиматум. Текст ультиматума был составлен тут же.

В нём говорилось, что под страхом введения чрезвычайного положения и вытекающих из этого положения мер, генералу Дудаеву предлагается в течение 48 часов прекратить огонь, освободить всех пленных и распустить свои незаконные вооружённые формирования.

Для пущей важности Президент потребовал составить проект указа о призыве на действительную военную службу нескольких категорий офицеров запаса. В конце совещания решили, что во всём виноват Хасбулатов, который оказался «треплом». Впрочем, заверил присутствующих Президент, он об этом знал всегда ещё когда выдвигал Хасбулатова на своё место председателя Верховного Совета.

«Настало время, — глубокомысленно заметил Президент, — заняться этим вопросом серьёзно». По его приказу подготовлен проект секретного указа, который он намерен подписать завтра 30 ноября, а сегодня обсудить некоторые детали. Все с готовностью согласились.

Согласно Конституции, гарантом которой был сам Президент, никаких секретных приказов издавать он права не имел. Никакой указ не имел юридической силы до его опубликования. Но кто когданибудь в России придавал значение подобным процессуальным мелочам? Россия великая страна и должна сама решать свои проблемы, а не доверять их разным авантюристам вроде Руслана Хасбулатова. Тем более, что после вчерашнего погрома в Грозном о местонахождении самого миротворца Хасбулатова ничего известно не было.

Тем не менее, как обещал миротворец Хасбулатов, примерно в 15 часов 10 минут по местному времени над Грозным появилась шестерка штурмовиков типа «СУ27» и начала бомбить центр города, где располагался банк и Минфин.

Дудаев как раз в этот момент давал интервью корреспонденту Би Би Си. Англичан весьма интересовал вопрос, как президент Дудаев собирается реагировать на ультиматум президента Ельцина?

Не успел генерал ответить, как над Грозным загремели взрывы бомб и ракет. «Это только предупреждение, — усмехнулся Дудаев, — Верьте моему слову СКОРО НАЧНЁТСЯ НОВАЯ КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА».

Чуть позже в Москве пресс-секретарь президента Ельцина Вячеслав Костиков, собрав корреспондентов на брифинге, сообщил, что бомбившие Грозный самолёты «не были Российскими». «А чьими же они были? — недоумевали журналисты.

Американскими?»

Ложь, поспешно одеваясь в камуфляж, уже шла маршем по стране. В это время напомнил о себе Михаил Горбачёв, фонд которого выступил со специальным заявлением, призывая к прямым переговорам с Дудаевым и отказу от силового решения проблемы. «Как мы можем — вопрошал бывший президент СССР, — считаться миротворцами где-то в мире, если у себя дома не можем обойтись без войны».

Между тем, уполномоченный по правам человека при Президенте России, знаменитый в прошлом диссидент Сергей Ковалёв, из последних сил бился над тем, чтобы организовать прямые переговоры между Ельциным и Дудаевым, считая, что только подобные переговоры могут решить проблему русско-чеченских отношений. Контакта с Президентом Ковалёв не имел, действуя через помощника Ельцина по вопросам безопасности Юрия Батурина.

Идея подобной встречи витала в воздухе ещё с начала лета этого года, но её никак не могли организовать. Глава администрации Ельцина Борис Филатов, вздыхая, говорил: «Ну вот, опять нелестным образом Дудаев высказался о нашем президенте. Борис Николаевич очень обиделся. Встреча поэтому не может состояться. Борис Николаевич вне себя».

В администрации Ельцина царил к этому времени уже такой порядок, установленный начальником службы безопасности Президента генералом Коржаковым, что уже никто не осмеливался повторить вслух те «нелестные отзывы», которыми президент Чечни вывел из себя Президента России. Кабинеты всех работников администрации прослушивались с помощью каких-то хитрых американских жучков, а задёрганные и нервные всевозможные советники, помощники, консультанты и референты даже между собой общались с помощью записок, которые тут же сжигали, как в шпионских фильмах середины 30 х годов.

Гораздо позже стало известно, что Дудаев якобы упрекал Российского Президента в чрезмерном пьянстве, выражая сомнение в том, что тот вообще способен вести переговоры с кем-либо, ибо уже допился до потери адекватного восприятия реальности. Вся Россия и весь мир, посмеиваясь, обсуждали известный эпизод, когда Президент России якобы допился до такого состояния, что не мог выйти из самолёта для встречи с премьерминистром Исландии. Это за него сделал наш старый друг Сосковец. Было это так или нет трудно сказать. Горцы, а особенно чеченцы люди исключительно вежливые и деликатные. Вряд ли генерал Дудаев мог позволить себе подобное хамство. Тем более, что первый был заинтересован в такой встрече.

Не исключено, что «нелестные высказывания» были сфабрикованы каким-нибудь из многочисленных аналитических центров, находящихся под крылом генерала Коржакова, который как раз и желал решить вопрос силой, поскольку, будучи убеждённым государственником, искренне считал, что только маленькая победоносная война (даже пусть на собственной территории и против собственного народа) только и может повысить весьма поблекший имидж России в качестве великой державы, а заодно поднять стремящийся к нулю рейтинг президента Ельцина. Это было важно, поскольку не было ещё известно, удастся или нет избежать очередных президентских выборов в 1996 году.

А уже шёл к концу 1994 й год, и время летело почти со скоростью света.

Впрочем, планы генерала Коржакова были значительно шире и оформлены в очередную «аналитическую» записку, которую он предполагал представить Президенту в ближайшем будущем.

Если бы кто-либо тогда сказал генералу Коржакову, что он является всего лишь проводником разработанной не в России политики разворота страны «фронтом на юг», он, наверное, даже и не понял бы, о чём идёт речь.

Такова наша служба безопасности. Она, видимо, вся нацелена на то, чтобы наказывать всех «за нелестные высказывания» (или, как говорили в старину, «за непристойные речи») в адрес главы государства. И больше не видит ничего. А, может быть, действительно прав Владимир Жириновский, почти каждодневно закатывающий истерики в Государственной Думе на тему о том, что вся наша служба безопасности вместе с её многочисленными аналитическими и исследовательскими центрами набита агентами ЦРУ и «Массада»? Как бы то ни было, но день 30 ноября 1994 года начался с налёта «нероссийских» штурмовиков на аэропорт Грозного, где стоял личный авиалайнер Дудаева и несколько учебных самолётов, принадлежавших военновоздушным силам Ичкерии. Самолёты были повреждены или уничтожены.«Поздравляю Вас и ВВС России с достижением господства в воздухе в небе Ичкерии. Встретимся на земле», телеграфировал Дудаев главкому российских ВВС генерал-полковнику Дейнекену. Главком немедленно собрал прессконференцию, на которой выразил недоумение по поводу очередной выходки Дудаева. «Ни один российский самолёт, подтвердил словом офицера генерал, не задействован в событиях в Чечне». В журналистских кругах уже царил нервный хохот. Так чьи же самолёты, бомбящие российскую территорию, столь вольготно чувствуют себя в небе России. Ведь Чечня это часть России. Куда смотрят хвалёная служба ПВО и Президент?

Что касается президента Ельцина, то он просматривал текст своего секретного указа о восстановлении «конституционной законности в Чечне». Через несколько часов должно состояться совещание Совета Безопасности, на котором предполагалось заслушать аналитическую записку, подготовленную генералом Коржаковым, а также министра обороны, директора службы контрразведки, директора службы внешней разведки, министра по делам национальностей и ещё ряд других ответственных руководителей.

В Кремле уже сами не замечали того, что говорят о Чечне в терминах иностранного государства, против которого готовится агрессия.

Сбор Совета Безопасности был отложен из-за споров приглашать или нет на него «спикеров» палат: Рыбкина и Шумейко, отличавшихся крайней болтливостью. Было решено пока не приглашать, а информировать их несколько позже явочным порядком.

А за Кремлёвскими стенами бушует демократическая печать и электронные средства массовой информации.

«Ничейные пленные ничейной страны!» кричат газетные заголовки. «Россия в очередной раз предала своих солдат!» На экранах телевизоров хмурые, заросшие щетиной лица российских военнослужащих, охотно дающих показания всем кому попало. Сыпется звания, фамилии, номера войсковых частей, фамилии вербовщиков, подробности оплаты. Налицо крупный провал очередной операции, проведённой вкупе армией и ФСК.

Председатель думского комитета по обороне Сергей Юшенков объявил, что завтра с группой депутатов собирается лететь в Грозный в попытке спасти от обещанного растрела хотя бы часть русских солдат.

А в Грозном над дворцом президента развевается боевой зелёный флаг республики Ичкерия, украшенный оскаленной волчьей головой.[4]

У стен дворца с обнажённой шашкой в руке заходится в воинственном танце белобородый по томок шейха Мансура: «Победа или смерть, да услышит нас Аллах! Победа или смерть, да поможет нам Аллах!»

Старики в папахах и черкесках кружатся в танце, кто с саблей, кто с палкой. Толпа на площади скандирует: «Газават! Газават! Газават!» По дворцу Дудаева важно шествует прибывший из. Афганистана ученый богослов Хабибулла ветеран войны против советской армии с новеньким ручным пулемётом на шее и Кораном в руках. «Долг каждого правоверного, восклицает он, как-будто стоит не в коридоре, а на минарете, убивать неверных!» Ибо, как сказал великий Абу ал Мауди, «вера проходит проверку в Джихаде».

Сам Дудаев совещается со своим начальником штаба Масхадовым, бывшим полковником советской армии, служившем, как и Дудаев, в Прибалтике. На столе президентского кабинета расстелены стратегические карты. Дудаев в элегантной пилотке и камуфляжной куртке, изпод которой видна белоснежная рубашка с галстуком. Менее элегантный Масхадов в национальной барашковой папахе и боевом комбинезоне. Рука с карандашом скользит по карте.

По сведениям разведки, война Москвой уже решена. На аэродромы Ставропольского края и в Моздок один за другим садятся тяжёлые транспортные самолёты с войсками. К границам Ичкерии двигаются бронетанковые колонны. Вряд ли вся эта демонстрация, требующая огромных средств, задумана только ради устрашения, чтобы мы стали уступчивее. Вторжение произойдёт в пределах следующего месяца. Когда мы узнаем точно из наших источников в окружении генерала Грачёва. Вторжение может произойти с трёх направлений и, вероятнее всего, произойдет сразу с трёх направлений: из Надтеречного района, из Ингушетии и с территории Дагестана. Видимо, главной целью будет захват и удержание стратегического шоссе Ростов Баку и некоторых ключевых населённых пунктов по этой трассе вроде Самашек и Чечен-Аула. При одновременном блокировании Грозного. «Или его штурма?» предположил Дудаев. Масхадов с сомнением покачал головой. Генерал Грачёв это всетаки не идиот Лабозанов. Он не бросит свои танки в большой город с почти полумиллионным населением, подавляющая часть которого русские. Если в Москве делают очередную попытку заявить о себе как о великой державе путём уничтожения чеченского народа, то сама логика должна подсказать им оказывать повышенную заботу и внимание русскому населению республики, сконцентрированному, главным образом, в Грозном и Гудермесе.

Таким образом, складывается очень интересная тактическая схема. Если русские войска будут действовать в рамках оптимальной стратегии, то, пробиваясь вдоль шоссе Ростов — Баку и блокируя Грозный, они автоматически попадают в двойное окружение и могут быть изолированы друг от друга с последующим уничтожением.

В теории всё выглядело вполне логично. Ни Дудаев, ни Масхадов не предполагали, что русские войска, попавшиеся во все расставленные для них ловушки, начнут использовать на собственной территории, каковой они считают Чечню, все средства массового поражения (пока ещё кроме ядерного), которые Россия копила для будущей войны с Соединенными Штатами и их союзниками в борьбе за мировое господство, стараясь морями крови замаскировать удручающую бездарность, своих генералов и полное отсутствие боевой подготовки у солдат.

А это означало, что они плохо знали своего потенциального противника, с которым собирались воевать.

Население же Чечни, в отличие от своего президента, подчиняясь исключительно собственной исторической памяти или, говоря современным языком, «генной информации», совсем не разделяло оптимизма, царившего в Дудаевском дворце. С того момента, как во второй половине XVIII века на стол Всероссийской императрицы Екатерины П легло на утверждение первое «Руководство по истреблению чеченцев», население хорошо знало, что его ждёт в случае очередного вторжения русских войск. А начавшиеся «точечные» бомбёжки Грозного таинственными самолётами «оппозиции», показали, что подтверждаются их самые худшие опасения.

Ни у генерала Ермолова, ни у генерала Барятинского, ни даже у спецвойск НКВД товарища Сталина авиации не было. Поток беженцев хлынул в Ингушетию, Дагестан и Северную Осетию. Чеченское население Грозного эвакуировалось к родственникам в сельскую местность. В Чечне все друг другу родственники и узы родства там почитаются и чуть ли не возводятся в культ.

Но двухсоттысячному (по самым скромным оценкам) русскому населению Грозного бежать было некуда. Задерганное и униженное тремя годами правления Дудаева и собственным непонятно-подвешенным статусом, подогреваемым распространяемыми Москвой слухами о неизбежной резне и (или) массовом выселении, русское население решило ждать прихода родной армии, не двигаясь с места и в душе даже радуясь, что приходит конец дудаевскому режиму.

В 18.00 «самолёты оппозиции» нанесли новый удар по аэропорту Грозного, разрушив бетонобойными бомбами взлётную полосу.

По самолётам велся интенсивный зенитный огонь. Выли сирены воздушной тревоги. Им подвывали сирены автомашин скорой помощи, развозившие по больницам первых мирных жителей, искалеченных русскими авиабомбами. Раненые жители Грозного лежали в одних палатах со взятыми в плен русскими солдатами, поражёнными при бездарном выполнении гениального хасбулатовского замысла. Жители русские, солдаты русские, бомбы русские. Только хирурги были чеченцами.

Один из самолётов был сбит и в грохоте огненного смерча упал где-то в пригородном районе Черноречья. Пилот погиб. Возможно, он остался верен подписке, лежащей в одном из сейфов на Лубянке.

Намеченное в Москве совещание Совета Безопасности было вновь отложено. Президент собрал только узкий круг заинтересованных лиц, жаждущих войны и крови. Кроме верного Коржакова, присутствовали: вице-премьеры Сосковец и Егоров, министр обороны Грачёв, министр внутренних дел Ерин и министр иностранных дел Козырев.

Последнего решили заслушать в первую очередь, ибо по заданию Президента он осторожно прозондировал реакцию западных стран на предполагаемые действия в Чечне, которые были дипломатично названы мероприятиями «по восстановлению конституционного порядка и разоружению незаконных вооружённых формирований». По словам Козырева, никто из так называемой «большой семерки» даже бровью не повёл. Все согласились, что планируемое мероприятие является исключительно внутренним делом России. Только настырные французы и нахальные англичане, которым вечно больше других надо, чтото промямлили о правах человека и просили их по возможности не нарушать, на что Козырев с готовностью согласился.

Говорил министр сбивчиво, глотая окончания слов и постоянно кидая испуганные взгляды на президента и «строя глазки» генералу Коржакову, который текст его выступления, разумеется, просмотрел заранее.

Президент сидел, тяжело утонув в кресле, на спинке которого рельефным золотом был изображён двухглавый орёл. Как на троне государей московских. Глаза его были полуприкрыты набухшими веками, а нижняя губа, выдвинувшись вперёд, слегка провисла, что служило верным признаком того, что Президент снова занемог. Потому официально сегодня Совет Безопасности решили не собирать, а перенести на завтра в надежде на то, что, попарившись в баньке. Президент с Божьей помощью преодолеет хворь и решит массу накопившихся вопросов.

Пока же ему подсунули на подпись заранее заготовленный указ о назначении вице-премьера Николая Егорова полномочным представителем Президента Российской Федерации в Чечне. И вложили в руку любимый «Паркер».

Президент взглянул на генерала Коржакова. Тот молча кивнул. Президент шумно выдохнул накопившийся в лёгких воздух и подписал. Мечта «Кубанского банка» осуществилась! Николай Егоров был назначен в Грозный на «хлебное» место генерала Дудаева. Сосковец и Грачёв первыми принесли министру национальностей свои поздравления. Ерин радовался гораздо меньше, отлично понимая, что ему как министру внутренних дел в конечном счёте придётся отвечать за всё и за всех.

Что же касается министра иностранных дел, то он к этому времени уже покинул совещание, предмет которого его касался лишь косвенно. Ведь речь шла о внутреннем деле России.

Его интеллигентной натуре, и демократическим взглядам всегда претило грубое и консервативно мыслящее окружение первого Президента Свободной России.