"Богема" - читать интересную книгу автора (Ивнев Рюрик)В лазаретеЧерез несколько дней Лукомского перебросили на другой фронт. Соня осталась в городе ухаживать за медленно выздоравливающим братом, которого к этому времени перевезли в городской лазарет. Петя был любимцем в семье, и теперь кроме сестринской любви Соня чувствовала к нему благодарность. Она знала, что из-за нее Петя чуть не погиб и лишь счастливая случайность спасла его от смерти. Петя не чувствовал ничего, кроме физической радости выздоровления. Он уже мог читать и разговаривать, доктор обещал, что в ближайшее время ему будет разрешено вставать и совершать маленькие прогулки. В лазарете царила тишина. Больных было немного. В широкие окна палат мягко и беспрепятственно вливались ушаты солнечного света. Сквозь высокие стекла пышный белый снег казался декоративным, ватным, не холодным. Железные печи щедро отдавали теплоту, ласково обнимавшую внутренность комнат: ровные узкие койки с одеялами казенного образца, с серыми и синими полосками по краям, шкафчики для белья и белые халаты для больных, сиделок и санитаров. Соня навещала Петю каждый день, принося нехитрые гостинцы: сладкую карамель или лимон. Петя любил пить чай. После отъезда Лукомского Соня чувствовала себя потерянной. Они простились неудачно, на виду у всех, сухо, хотя и дружески. Ей хотелось сказать ему совсем не то, а он, очевидно, боялся – может, несознательно – показаться чувствительным, тряс ее руку и повторял, точно не находя других слов: – Ну, товарищ Соня, до свидания. Надеюсь, увидимся… Рядом стояли товарищи, пришедшие с ним проститься. Соне резало ухо слово «товарищ», к которому она успела привыкнуть, но при прощании с любимым оно звучало насмешкой или, что хуже, установлением каких-то границ. «Нельзя было устроить, – подумала она, – чтобы проститься отдельно, а не при всех. Точно на сцене». Несмотря на тяжелое настроение, она продолжала помимо работы в больнице заниматься стенографией. В один из вечеров в лазарет пришел Мухимханов. Соня заметила, что он настроен как-то необычно: все время острит, но у него не выходит удачно, и он нервничает. Соня готовит Пете воду с лимоном и сахаром и, размешивая ложечкой, все время отпивает, пробуя, не слишком ли кисло. Мухимханов сидит рядом на пустой койке, смотрит на нее своими узкими глазами и улыбается. Соня чувствует, что он хочет ей что-то сказать, но не решается. Чтобы не смущать, смотрит в другую сторону. – Соня, – произносит он чужим голосом. Она смотрит на него сквозь стакан, наполненный сахарной водой, в которой плавает ломтик лимона. Смешно видеть его расплывшееся лицо, точно нарисованное, а затем размазанное. – Ну что? – спрашивает она, не отнимая глаз от стакана. Это смущает его окончательно. «Зачем она приблизила стакан к лицу… – думает он. – Вот все и кончилось, я ничего не могу сказать… все из-за стакана… как глупо…» – Опустите стакан, – сказал он неожиданно для себя и покраснел. – Хорошо, – ответила Соня, опуская стакан. – А дальше? – Дальше я вам предлагаю быть моей женой, – выпаливает он. Точно внезапно награжденный даром красноречия, говорит быстро-быстро, словно боясь, что его перебьют: – Подождите, Соня, не отвечайте сразу и не сердитесь… Я вас знаю и понимаю… я не ребенок. Вы его любите. Это я знаю, но… не примите за клевету… он прекрасный товарищ. Мы познакомились в штабе… Он не любит вас… поверьте… а я неожиданно… точно волной захлебнулся, понял, что вы и никто другая… для меня… Я буду… Вы будете… Соня… у меня есть кое-что… Я допрашивал дворянскую мразь… – Он полез в карман и вытащил горсть разноцветных камней. – Бриллианты… Это еще не все, мы будем богаты. А хотите, уедем за границу. У нас будет все! Вы заживете как у Христа за пазухой. Я сильный, крепкий, посмотрите на мои мускулы, буду вас на руках носить… Соня слушала, опустив глаза, искоса посматривая на больного: не проснулся ли? – Ничего мне не надо, ничего. Мухимханов, дорогой, не надо было начинать этот разговор, вы же знаете, что это невозможно. – Из-за Лукомского, да? – прошептал он глухо. – Не все ли равно… Вы сами тогда на вечеринке поднимали тост за женщину-товарища, а сейчас, точно юнкер, зная, что я не могу, настаиваете. Мухимханов встал. От резкого движения одеяло упало на пол, открывая белую простыню. Соня отвела глаза. В это время Петя проснулся. Увидя Мухимханова, с которым успел сдружиться, спросил: – Мухимханов, ты куда? Тот, не отвечая, выбежал из палаты. – Что такое? – спросил Петя, протирая глаза. – Не знаю. Должно быть, вернется, – ответила Соня и добавила: – Я тебе кисленькое приготовила. – Спасибо. Так хочу пить. Он взял стакан и начал отпивать маленькими глоточками, смакуя и гримасничая, как ребенок. Соня посмотрела на него ласковыми глазами, в которых дрожали круги тревоги, вроде тех, что появляются на поверхности воды, когда в нее бросишь камень. Вечерело. Огней еще не зажигали. В окнах голубел вечереющий свет. Соня взяла Петину руку и прижала к своему лицу. Как странно! Могла ли она предсказать еще несколько месяцев тому назад, что будет сидеть рядом с Петей в лазарете незнакомого города… Еще недавно тихая Тверь, мама, Володя, а еще раньше – Москва, друзья, стихи, кофе, кокаин… Неужели это была она? Соня содрогнулась, подумав, что было бы с ней, если бы случайно не встретила Лукомского… его чуть-чуть улыбающиеся глаза, и все: взрыв внутри, переворот, все, что прежде забавляло, радовало, стало ненужным, неясным, нудным… Снова вошел Мухимханов. Лицо его было бледно, но он силился улыбаться. – Сыграем в шахматы, – предложил Петя. – Хорошо, только хочу сказать два слова твоей сестре. Они отходят в сторону. – Товарищ Соня… я должен просить… вы меня простите и забудьте, что я говорил… Это было с моей стороны подло… Я знал, что ваши мысли совсем не здесь, не со мной, но, – добавил он, краснея, – если когда-нибудь вы вспомните обо мне, знайте… Я всегда… – Оборвав свою бессвязную речь, он пожал руку Сони и вернулся к Пете. Электричество не действовало. При свете керосиновой лампы они расставили на квадратной доске шахматы. Соня стояла у печки и смотрела издали на деревянные фигуры, как бы застывшие в мечтах о чем-то неведомом. Тени от них падали на шахматную доску, и на ней им было тесно, они располагались на койке, подоконнике, стене, выкрашенной бледно-голубой масляной краской. Соня подумала: как все хорошо, даже то, что Мухимханов сделал маленькую бестактность. Сейчас они кончат партию, и он пойдет провожать ее домой. Она мысленно поставила его на место Лукомского. Неужели он говорил когда-нибудь, кому-нибудь то же, что Мухимханов говорил сегодня ей… Нет, нет, этого не может быть. Она подошла к Пете, села рядом. Одной рукой Петя обнял ее за талию, другой (она заметила, что руки во время болезни исхудали) сделал шахматный ход – передвинул коня. |
||
|