"Ночь с дьяволом" - читать интересную книгу автора (Карлайл Лиз)

Глава 11, в которой леди Мэдлин объясняет все

Когда Фредерика распахнула дверь в спальню Бентли, солнце садилось, заливая комнату золотистым светом. В массивном камине кто-то уже успел разжечь огонь, а ее дорожный несессер стоял возле кровати. Она услышала, как за ее спиной закрылась дверь и Бентли повернул ключ в замочной скважине, и неожиданно занервничала.

Но почему? Это был всего лишь Бентли. И то, что ей показалось, будто в нем наряду с добротой существует жестокость, было всего лишь игрой ее воображения и объяснялось усталостью. Она чувствовала желание, которое ощущалось и в его взгляде, и в прикосновении. Она тоже хотела его. Она понимала, что рискует, однако вышла за него замуж. Так что теперь, пусть даже ей вдруг стало страшновато, почему бы не воспользоваться преимуществами, которые сулил этот брак? А кое-какие преимущества в браке с Бентли, несомненно, были. В этом отношении Уинни была права.

Бентли, обогнув кровать, подошел к камину, все еще одетый в обтягивающие бриджи и сапоги для верховой езды. Чуть помедлив, он повернулся к ней и поднял руки.

— Миссис Ратледж, — тихо произнес он, приподняв одну бровь. — Не соблаговолите ли вы исполнить супружеский долг и помочь мне снять сюртук?

Фредерика сразу подошла к нему, и ее руки скользнули под тонкую ткань сюртука к его плечам. Большую часть долгого дня он провел в седле, и от него пахло лошадью, потом и еще чем-то, присущим только ему. Он повернулся, высвободил из рукавов руки, и на нее пахнуло теплом его тела. Фредерике много раз приходилось видеть мужчин без одежды. Но ни один из них не был так красив. Плечи у него были широкие, массивные, а его темные, несколько длинноватые волосы слегка загибались, прикасаясь к воротнику, и резко контрастировали с первозданной белизной батиста сорочки.

Она загляделась на него.

—Дорогая! — тихо окликнул он, выводя ее из оцепенения. — А жилет?

Она посмотрела ему в глаза. Как видно, он действительно хотел, чтобы она его раздела! Эта процедура показалась ей глубоко интимной. И такой волнующей! Но ее неумелые пальцы с трудом справлялись с пуговицами. Когда наконец удалось расстегнуть последнюю, Бентли опустил длинные темные ресницы и, поблагодарив, стряхнул жилет на пол.

В волне тепла, хлынувшей от сорочки, она различила едва уловимый запах мыла.

— Боюсь, я не сумею развязать твой галстук, — призналась она.

Взяв ее пальцем под подбородок, он повернул к себе ее лицо.

— Я научу вас, миссис Ратледж, — сказал он с озорной улыбкой. — Я научу вас всему, что вам следует знать.

Надо отдать ему должное, это ее муж умел — и умел хорошо. Его прикосновение было нежным как шелк, а отзвука голоса кружилась голова. У Фредерики промелькнуло непрошеное воспоминание: он лежит на ней в траве в Чатеме, его голова запрокинута в экстазе. Стоило ей представить себе эту картину, как по всему телу разлилась горячая волна желания. Как будто угадав ее сокровенные мысли, он улыбнулся ей понимающем улыбкой.

Не отводя взгляда от ее глаз, он нащупал пальцами узел галстука и развязал его.

Увидев уголком глаза, как галстук упал на пол, Фредерика облизнула пересохшие губы. Каким бы он ни был и какие бы чувства она ни испытывала к нему, одно было несомненно: она страстно желала его физически. Он вдруг отступил на шаг, высвободил заправленные в брюки полы сорочки и стащил ее с себя через голову.

У нее широко распахнулись глаза, жарко зарделись щеки. Мускулы на его груди выглядели так, словно были вытесаны из камня и согреты дыханием самого Всевышнего. Каждая мышца рельефно выделялась в пламени камина, четко обозначенная светом и тенью.

— Вижу, что ты одобряешь, милая, — прошептал Бентли. — Я рад, Фредерика, что тебе это нравится, потому что мне хочется сделать тебе приятное. Это самое малое, что я могу для тебя сделать. А делать это я умею хорошо.

Фредерика вспомнила, о чем шепотком сплетничала Уинни, и покраснела до корней волос. Он улыбнулся и, запрокинув ей голову, поцеловал в горло. Пальцы его скользнули за ворот ее платья. У нее участилось дыхание, груди набухли от внутреннего жара, а соски затвердели. Бентли, издав какой-то гортанный звук, запустил руку еще глубже и обхватил грудь ладонью.

— Тебе это нравится? — хрипло спросил он, касаясь языком чувствительного местечка за ухом. — Скажи мне.

Фредерика попыталась сказать, но получился лишь какой-то сдавленный писк. Он прикоснулся большим пальцем к твердому соску, и Фредерика охнула, вздрогнув всем телом.

— У нас есть это, Фредерика, — проговорил явно удовлетворенный результатом Бентли. — Помни: даже если нет ничего другого, у нас есть это.

Ей хотелось крикнуть, что это не все, что должно быть нечто большее. Но так ли это? В тот момент ей, пожалуй, было все равно. Ей просто хотелось, чтобы Бентли лег с ней в постель. И она теперь весьма отчетливо поняла, как получилось, что она попала в такую историю. Ведь на самом деле это не имело никакого отношения к тому, что она была сердита или обижена. Она использовала Джонни в качестве предлога. Просто к этому человеку она всегда испытывала безрассудное влечение: он был красив, он вводил в искушение и был весьма опасен. Ей хотелось чувствовать на себе горячий взгляд его карих глаз. Ее тянуло к его невероятно красивому телу со страстью, которая должна бы казаться греховной, но такой не казалась.

Тогда, как и сейчас, ее тело испытывало сладостную муку от страстного влечения, хотя он почти не прикасался к ней. Он проделал поцелуями дорожку вниз по ее горлу, и она, замирая, прижалась губами к его шее, усилием воли заставляя себя не начать умолять его.

— Ах, Фредерика, — простонал он, вытаскивая шпильки из ее волос. Потом он расстегнул пуговицы, и платье как будто само спустилось с ее груди. Он опустился на колени и, забравшись под юбки, спустил с ее ног чулки, затем не спеша снял с нее всю одежду, оставив лишь тонкую батистовую рубашку. — Сними ее сама, — прохрипел он.

Фредерика бросила взгляд на тяжелые оконные шторы. Он взял ее за плечи.

— Нет, — прошептал он, как будто прочитав ее мысли. — Ты моя. Я хочу увидеть тебя при дневном свете.

«Он заплатил за меня предельную цену. Не это ли он хотел сказать?» Она чуть было не отвернулась от него, но он поймал ее и заключил в объятия.

— Не бойся. — Я не боюсь. — Но она немножко боялась. И дышала тяжело, прерывисто.

Он прижался к ней всем телом, и она ощутила массивное утолщение под его бриджами. Она чуть отодвинулась, а он, неправильно поняв ее движение, еще плотнее прижал ее бедра к своим. Наклонившись, он провел губами по ее виску и прошептал три слова:

— Просто доверься мне. — Именно это она боялась сделать. — Поверь, я позабочусь о тебе, Фредди.

У нее чуть не подкосились ноги. Он обнял ее еще крепче и поцеловал так, что у нее перехватило дыхание. Его руки беспокойно скользили по ее телу, поглаживая его сквозь тонкую ткань рубашки и еще сильнее разжигая ее страсть. Чуть отстранившись от него, Фредерика ухватилась обеими руками за тонкую ткань рубашки и стащила ее с себя через голову.

Его взгляд скользнул по ее горлу, спустился на грудь, затем еще ниже.

— Красавица, — выдохнул он. Потом, застонав, он снова привлек ее к себе и запустил руку в ее волосы. Жар его тела и запах усилились. Она буквально слышала, как пульсирует его кровь. — Скажи мне, Фредерика, — произнес он, — ты также, как я, сгораешь от желания? Я уже успел совратить тебя? Или ты все еще слишком невинна?

Ее руки сами обвились вокруг его шеи. Она заглянула в глаза Бентли и увидела там жаркую, необузданную страсть. Она закрыла глаза, поняв, что устоять перед ним не сможет.

— Я сгораю от желания, — прошептала она. И это было правдой. Она чувствовала, что не может больше находиться на расстоянии от него.

Он улыбнулся, но улыбка была пронизана непонятной печалью, которую она замечала уже не раз. Уложив ее на кровать, он принялся стаскивать с себя сапоги и всю оставшуюся одежду. Фредерика тихо охнула, когда с его бедер соскользнули вниз бриджи, освободив напряженный, рвущийся в бой пенис с набухшими венами.

— Не бойся, Фредди, любовь моя, он вполне тебе подходит, — прошептал он, улыбнувшись своей прежней беззастенчивой улыбкой. Теперь он был гол и неописуемо великолепен. Фредерике, выросшей в доме, полном мужчин, естественно, время от времени приходилось украдкой видеть мужскую плоть. Однако она была почему-то твердо уверена, что ни один из знакомых ей мужчин не смог бы выглядеть так без одежды.

«Неукротимый» — вот слово, которым можно было бы охарактеризовать Бентли Ратледжа, полного энергии и прекрасного редкой, первобытной красотой. Ей почему-то вспомнилось искушение в Эдеме. Схватив ее за запястья, он подвинул ее почти к самому краю кровати, так что у Фредерики перехватило дыхание, и опустился на нее всем телом.

Под ними застонал матрас. Она лежала на спине, он — чуть приподнявшись на локте и повернувшись лицом к камину. Но наблюдал он не за выражением ее лица, а за своей рукой, которая, взвесив на ладони груди, принялась поглаживать соски, напрягшиеся от этого еще сильнее. Потом он наклонил голову и взял ее сосок в зубы, легонько укусив его. Она резко вскрикнула, и все ее тело выгнулось вверх, но он закинул на нее бедро, заставив ее снова лечь.

Словно изысканный деликатес, он втягивал губами ее жар, ее возбуждение, доводя ее до безумия. Его широкая ладонь скользнула ниже, ласково прошлась по ребрам, нежно задержалась на округлости живота и оказалась наконец между ее бедрами. Раздвинув ее ноги, он проник пальцами внутрь ее плоти, заставив судорожно втянуть воздух. Он наблюдал за каждым ее движением, за каждым звуком.

Как положено мастеру своего дела, он терпеливо разжигал ее страсть.

— Прошу тебя… — услышала она собственный шепот.

И тут он приподнялся над ней — таинственный и могущественный. У него были сильные, мускулистые руки и мощные бедра. Его напряженный ствол пульсировал и подергивался, и он прикоснулся к нему рукой, словно желая сдержать его нетерпение.

— Раздвинь ноги, — приказал он.

Она с готовностью согнула в коленях ноги, чтобы принять его. Но он не опустился на нее и не вторгся внутрь, как она ожидала. Он встал на колени между ее бедрами, круговым движением обеих рук поглаживая ее живот, а потом наклонился и нежно прикоснулся к нему губами. Взгляд его при этом смягчился. Фредерика почувствовала, что он думает о ребенке, и сердце ее переполнилось радостью.

Бентли закрыл глаза, пытаясь усмирить дыхание и привести в порядок нахлынувшие мысли. Он хотел — нет, ему требовалось — держаться от всего этого на расстоянии. Все это было слишком реально. Это была не просто потребность получить сексуальное удовлетворение. Нет, Бентли нужна была она сама. Потребность в ней буквально пульсировала где-то внутри его существа — и это не имело отношения к органу, расположенному между его ног. Ощущение это встревожило его, тогда как встревожиться и насторожиться ему следовало бы еще несколько недель назад. Такая неумная потребность в ком-то — нет, это не для него.

Может быть, это объяснялось тем, что он посеял в ней свое семя? Он еще несколько раз поцеловал ее в живот, думая о ребенке, которого они зачали. Не потому ли она казалась ему совсем не такой, как все остальные? Не потому ли он не мог сосредоточить мысли на обычном удовлетворении физиологической потребности своего тела? Не открывая глаз, он провел руками по ее упругому плоскому животу. Нет, решил он, не потому. Он никогда не испытывал такой потребности в Мэри, даже узнав, что она родила ему ребенка.

Боже милосердный, как бы хотелось ему просто заняться любовью со своей женой, оттрахать ее так, чтобы его дыхание стало жарким и прерывистым, чтобы в голове не осталось ни одной разумной мысли, чтобы пот катился градом по лицу и ручейками стекал по горлу. Чтобы он получил свое, а она лежала бы под ним, судорожно ловя ртом воздух и вскрикивая, словно одна из его обычных безымянных любовниц.

Но теперь все оказалось не так просто. Нет, совсем не просто. В наступающих сумерках он покачал головой и выругался вполголоса. Фредерика дрожащим голосом окликнула его и провела пальцами по его бедру. Он не отреагировал.

Нет, он не может этого сделать, оставаясь отстраненным и бесстрастным. Он займется с ней любовью, сохраняя способность мыслить здраво. Это не будет бездумным удовлетворением потребности, как почесывание места, которое чешется. Нет, это будет священнодействием. Актом бракосочетания. Соединением ее тела с его телом, которые, как он уже знал, великолепно подходят друг другу.

Это, конечно, будет не тот секс, к которому привык он. Бентли провел ладонью по внутренней стороне ее бедер. Она широко раскрыла глаза от удивления. Он наклонился и нежно прикоснулся языком к самому интимному местечку, и Фредерика тихо вскрикнула. Ее рука поднялась и суетливо заметалась по его телу, но он поймал руку, остановив ее, несмотря на ее умоляющие постанывания.

Тяжело дыша, она принялась метаться в постели. Он твердой рукой прижал ее к покрывалу и вновь прикоснулся к ней губами. Его удивила быстрота ее реакции. Его жена, отличающаяся деликатным, чуть ли не хрупким телосложением, была очень чувственным созданием. Он видел, как она возбудилась и как ее бедра приподнимаются вверх.

Но он хотел доставить ей удовольствие по полной программе. И не потому, что он желал показать, на что способен, но потому, что почувствовал в этом новую и неожиданную радость. Однако вскоре стало ясно, что Фредерика долго не продержится. По ее телу пробегала дрожь, и она о чем-то просила его низким, хрипловатым шепотом. В ответ он запустил два пальца внутрь ее тела. Она снова не то вскрикнула, не то застонала.

Фредерику было уже не сдержать. Одной рукой она ухватилась за его бедро, другую запустила в его шевелюру. Как будто добавляя последний мастерский штрих, он снова прикоснулся к ней языком, и она задрожала. Он позволил ее телу приподняться к его губам, упиваясь сотрясавшей ее дрожью. Он чувствовал, как дрожь волна за волной прокатывается по ее телу, и когда она наконец утихла, он удивленно прислушался: Фредерика всхлипывала.

Неужели она и впрямь плачет?

О Господи! Бентли не выносил слез, а тут своими глазами увидел, как из ее глаз выкатилась слезинка и поползла по виску. А еще хуже было то, что она смотрела на него не просто с одобрением, а с чувством, очень похожим на обожание. Видит Бог, такого он не заслуживал — ни слез, ни обожания. В его памяти всплыли какие-то слова, сказанные Амхерстом в церкви: в день Страшного суда, мол, все самые сокровенные тайны станут явными. Вот тогда она не станет смотреть на него с таким обожанием и не будет с такой легкостью предлагать ему свои объятия! Но пока ее объятия были распахнуты для него, а ее губы шептали его имя.

Поэтому, взяв в руку свое орудие любви, он другой раздвинул горячие складки у нее между ног. Он помедлил мгновение, но больше ждать не мог и одним мощным рывком глубоко вошел в ее плоть. Фредерика вскрикнула, но интуиция подсказала ему, что это от удовольствия, а не от испуга. Она снова приподнялась под ним и выгнулась ему навстречу, и он с удивлением услышал собственный голос, который просил у нее то, что ему вовсе было не нужно.

— Люби меня, — шептал он, запрокинув голову. — Ах, Фредди, люби меня. Умоляю.

«Люби меня». Эти слова показались Фредерике волшебными. Бентли неожиданно оказался таким уязвимым. Подстроившись к его ритму, она растворилась в нем, щедро предлагая все удовольствия, которые могла дать, руководствуясь при этом всего лишь инстинктом и желанием угодить.

Глаза его были плотно закрыты, сильные руки дрожали. Он медленно двигался внутри ее тела, стараясь доставить ей удовольствие каждым своим движением. Она в ответ сжала его упругие ягодицы и услышала, как он застонал от наслаждения.

Она впитывала его в себя взглядом. Она видела, как напряглись жилы на его горле и как струйками скатывался на лицо пот с его лба. Когда струйка достигла углубления возле ключицы, она осторожно прикоснулась к ней языком и почувствовала, как ее муж вздрогнул всем телом. Хриплым страстным голосом он несколько раз прошептал ее имя. Она приподнялась навстречу ему, инстинктивно напрягая внутренние мускулы и с радостным волнением замечая, как на его лице отражается целая гамма мучительно-сладких эмоций.

Потом его разгоряченные движения разожгли ее, и Фредерика, подчиняясь заданному им ритму, стала приподнимать бедра ему навстречу. Она полностью подчинилась, инстинктивно чувствуя, что пока еще не достигла каких-то неведомых ей вершин удовольствия, к достижению которых она так стремилась. Бентли открыл глаза. Он все понял и, не замедляя темпа своих движений, продолжал вторгаться в ее тело, искушая, поддразнивая и обещая все новые наслаждения. Она ждала их, она хотела их получить. Хотела его. Своего мужа.

Он ускорил темп, проникая все глубже, и Фредерика застонала. Ее тело обмякло, растворившись в нем. А он, схватив ее за плечи, сделал последний рывок, и она почувствовала, как в нее извергается его горячее семя. Он вскрикнул глухим, низким голосом и упал на нее, ловя ртом воздух.

— Фредди! Ах Боже мой!

Потом он вдруг встревожился и перекатился вместе с ней на бок.

— Ребенок… — прошептал он. — Нам не следовало… Фредерика, пребывавшая в полном изнеможении, все-таки смогла произнести несколько слов:

— Нет, Бентли, это наверняка не повредит ребенку.

— Ты уверена? — робко спросил он. Фредерика, собрав последние силы, улыбнулась:

— Абсолютно.

Бентли поцеловал ее, потом, не говоря больше ни слова, положил руку на ее живот и мгновенно заснул.

Трудно сказать, сколько прошло времени, когда Фредерику разбудил осторожный стук в дверь.

— Мистер Би? — произнес голос с характерным акцентом кокни. — Мистер Би, поднимайтесь скорее. Я тут принесла вам воду, а миссис Наффлз вынимает из духовки яблочный пирог.

Проснувшись утром, Бентли с удивлением осознал, что проспал всю ночь, чего с ним не случалось в Чалкоте, пожалуй, в последние пятнадцать лет. Приподнявшись на локте, он заметил, что между шторами пробивается солнечный свет, хотя, как ему смутно помнилось, шторы были плотно сдвинуты вечером сразу же после ужина.

За спиной послышался какой-то тихий звук. Он обернулся и увидел Фредди, которая, подавив зевок, смотрела на него мягким, удовлетворенным взглядом. У него чуть сердце не остановилось от внезапно охватившего его непривычного чувства нежности. Он не сказал бы, что ощущение это было неприятным. Однако оно привело его в большее замешательство, чем чувства, которые он испытывал, занимаясь с ней любовью. «Силы небесные! Ситуация чем дальше, тем больше выходит из-под контроля».

Чтобы скрыть свое замешательство, Бентли провел рукой по лицу.

— Доброе утро.

— Доброе утро. — Она протянула руку и пригладила упавшие на его лицо волосы. — Хорошо спалось?

— Спал как убитый, — рассмеялся он, перекатываясь к ней. — Боюсь, что я могу привыкнуть к этому, любимая.

— Привыкнуть — к чему? — рассмеялась она.

— Просыпаясь, находить тебя в своей постели, — пояснил он, зарывшись лицом в ее волосы.

Фредди улыбнулась, потянувшись, словно кошечка, гибким телом.

— Думаешь, что сможешь?

— Гм-м. Дай подумать. — Бентли взял ее за плечо и, немного отстранив от себя, медленно окинул взглядом. — Да. Ты — это самое лучшее из того, что можно увидеть, проснувшись утром. Чертовски удобный вариант для женатого мужчины. Видишь ли, некоторые женщины наутро оказываются куда хуже, чем вечером.

Фредди лукаво усмехнулась:

— Значит, у тебя случались неприятные сюрпризы? Бентли поморщился.

— Бывало, — признался он. — Но, слава Богу, ни на одной я не был женат.

Она рассмеялась, а он, перекатившись на спину и подтащив ее к себе, уложил на сгибе руки, заметив, что и тут она тоже очень точно вписалась в его локоть. Покрывало, соскользнув, открыло взгляду ее груди, изящно обрисовывающиеся под тканью ночной сорочки, и его вновь захлестнула волна нежности. Чтобы прогнать это чувство, он сунул руку под покрывало и погладил ее по животу.

— Фредди, любимая, ты, наверное, слишком мало ешь? — задумчиво поинтересовался он. — Разве ты не должна начать толстеть или еще что-нибудь?

Фредди слегка надула губки.

— Эви говорит, что к Мартынову дню [13] я буду размером с дом, — проворчала она. — Тогда я наверняка уже не буду такой привлекательной.

Он немедленно поймал ее губы и крепко поцеловал ее.

— Ты станешь еще привлекательнее, — заявил он с горячностью, поразившей его самого. Решительно положив руку на ее живот, он добавил: — Да, ты будешь еще прекраснее, Фредди. Ты будешь соблазнительной и очень женственной с моим ребенком в животе. Разве может быть что-нибудь более привлекательное для мужчины? — Он осыпал ее лицо поцелуями. — Ты будешь такой хорошенькой, что мне будет трудно контролировать себя. Тебе придется отгонять меня метлой.

Фредерика рассмеялась, и он импульсивно откинул покрывало и приложился губами к тому месту, где лежала его рука. Сквозь тонкую ткань ее ночной сорочки он чувствовал жар ее кожи и еле уловимый цветочный аромат мыла.

— Ты меня слышишь, цветочек душистого горошка? — спросил он, обращаясь к ее животу. — Твоя мама станет такой неотразимой, а твой папа таким ненасытным, что тебе еще много месяцев придется терпеть покачивания и толчки.

Фредерика, все еще смеясь, пыталась оттащить его голову от живота, и он в конце концов послушался.

— Цветочек душистого горошка? — повторила она.

— Видишь ли, это будет девочка, — заявил он, положив голову на ее плечо. — Уж я-то знаю.

Фредерика покачала головой.

— Нет, это мальчик, — возразила она. — Так говорит Уинни.

— Ах, Уинни так говорит? А отцовский инстинкт уже ничего не значит?

— Это потому, что у тебя нет специального камня, как у Уинни, — подмигнув, проворковала она. — Он не ошибается.

Бентли приподнял бровь.

— Есть у меня специальные камни, — с намеком произнес он. — Хочешь, покажу?

Фредди с трудом удалось сохранить серьезное выражение лица.

— Нет, у нее есть магический камень на веревочке, — объяснила она, делая вид, что что-то держит в пальцах и водит этим над своим животом. — Это черный оникс, который Уинни купила у одной колдуньи во Флоренции. В новолуние его держат на веревочке над животом беременной женщины, и, если это девочка, камень начинает вращаться по часовой стрелке, а если мальчик — против. У Эви предсказания всегда сбывались.

— Ну что ж, на этот раз предсказание оказалось ошибочным, — пробормотал он, прижавшись лицом к шее жены и легонько куснув ее.

Фредди охнула от неожиданности.

— Значит, тебе очень хочется дочь? Разве не всегда мужчине хочется иметь сына?

Бентли пожал плечами.

— Возможно, и так, если ему нужно кому-то передать титул, — задумчиво проговорил он. — Но у меня нет титула, а маленькие девочки мне больше нравятся, потому что они хорошенькие и пахнут лучше, чем мальчики. Я помню, какой милашкой была Ариана в раннем детстве. Мэдлин и Эмми — тоже, не говоря уж об Анаис, дочурке моей сестры.

Фредди откинулась на подушку.

— Мне кажется, что тебя просто завораживает все, что хотя бы отдаленно напоминает женщину, но и женщин ты, в свою очередь, завораживаешь, — высказалась она. — А я вот уверена, что мальчикам легче, чем девочкам, жить на свете. У них есть выбор. И есть возможность жить так, как им хочется. И заниматься тем, чем хочется.

Бентли поднял голову и очень серьезно посмотрел на нее.

— У нашей дочери будет выбор и будут возможности, — торжественно заявил он. — Я об этом позабочусь. Что тебя так тревожит, Фредди?

Фредди пожала плечами, рассеянно пощипывая краешек покрывала.

— Я, наверное, говорю глупости, — тихо призналась она. — Видишь ли, я говорю скорее о себе, чем о своем ребенке. — Она взглянула в глаза Бентли и объяснила серьезным тоном: — Понимаешь, Бентли, каков бы ни был пол нашего ребенка и что бы ни получилось из нашего брака, я твердо знаю, что моему ребенку будет легче в жизни, чем мне. Я еще не поблагодарила тебя за это, а следовало бы.

У Бентли защемило сердце от непонятной ему эмоции жены.

— Я ведь не какой-то бескорыстный святой, Фредди, — тихо произнес он. — И не делай из меня святого. Для женитьбы на тебе у меня были серьезные причины.

Фредди долго молчала, потом вдруг сменила тему.

— Я получила удовольствие от знакомства с твоей семьей, — сказала она. — Мне особенно понравился твой брат. Вчера за ужином мы с ним очень мило поболтали.

— Да, я заметил, что Кэм очень внимателен к тебе, — сухо ответил Бентли. Эта тема разговора была ему не очень приятна.

— Сначала я подумала, что он не одобряет наш брак, — продолжала она. — Тебе не показалось, что вчера во время чая он был несколько холоден? Хотя Хелен объяснила потом, что он просто беспокоится.

— Что правда, то правда. Кэм большой умелец проявлять беспокойство там, где его не просят, — пробормотал Бентли. — Кстати, тебя не должно волновать его мнение. Мы никогда не будем зависеть от его благотворительности.

Фредди его слова немного удивили.

— Такое мне и в голову не приходило, — протянула она. — О чем ты говоришь?

— Забудь об этом.

— Не уверена, что смогу, — покачала головой Фредди. — Обстановка во время чая была очень напряженной. Во время ужина она едва ли изменилась в лучшую сторону. Ты, кажется, недолюбливаешь своего брата. А он, судя по всему, тебе не доверяет.

— Это ты правильно подметила. Фредди, немного помолчав, вздохнула.

— Хелен сказала, что вы не всегда ладите друг с другом. — Она пригладила его волосы. — Чем я могу помочь тебе, Бентли?

«Тем, что будешь держаться от всего этого подальше», — хотелось сердито буркнуть Бентли. Но он себе этого не позволил. В ее положении она могла расплакаться, а он, увидев это, мог сотворить все, что угодно: например, пасть перед братом на колени, целовать его сапоги «и просить прощения. Но даже если бы она не заплакала, Фредди просто была не тем человеком, который будет держаться в стороне от неприятностей и слепо подчиняться указаниям других. В Чатеме девочкам позволяли — нет, учили! — спорить, задавать вопросы и думать Давая брачный обет, она, наверное, при слове „подчиняться“ сложила пальцы крестиком.

— Просто я хочу, чтобы наши семьи были близки, — продолжила Фредерика, легонько сжав его пальцы. — Для меня это важно. И для нашего ребенка — тоже.

Бентли горько рассмеялся.

— Хочешь сыграть роль миротворца, Фредди? — спросил он обманчиво-небрежным тоном. — Не надо. Мои проблемы с Кэмом не должны тебя беспокоить.

Однако Фредди проявила настойчивость.

— Как они могут не беспокоить меня, Бентли? Ведь я теперь твоя жена. Мы будем вместе строить семью, и я пытаюсь понять…

Бентли снова с горечью усмехнулся.

— Не трудись! — рявкнул он, с яростью ударив кулаком по подушке. — Я и сам себя не всегда понимаю.

— Я не могу стоять в стороне от твоей жизни, Бентли.

— Помилосердствуй, Фредди! — взмолился он, садясь в постели. — Это наше свадебное путешествие. Зачем беспокоиться по поводу того, что не имеет значения?

— Ничто не имеет большего значения, чем семья, Бентли, — твердо заявила Фредди. — Единство семьи для меня превыше всего, даже гордости. Наверное, мне следовало бы яснее изложить свою точку зрения по этому вопросу до того, как мы поженились.

— Ах, Фредди, не слишком ли раннее утро для разговора о высоких материях?

Но она продолжала говорить, и голос ее был тих, но настойчив:

— Нет, Бентли, ты должен выслушать меня. Видишь ли, меня не было семьи, пока Эви не взяла меня к себе. Ты и пред ставить себе не можешь, как это страшно. У тебя все это есть. — Она сделала жест, включающий все окружающее. — У тебя есть заботливая родня, великолепный дом и несколько поколений предков. А ты вес это не ценишь. Хотя следовало бы, потому что это драгоценная и редкая вещь. Я не хочу, чтобы наш ребенок рос в семье, раздираемой враждой и противоречиями. Я этого не допущу.

— Значит, ты породнилась не с той семьей, — сердито оборвал ее Бентли и тут же пожалел, что сказал это.

Но его молодая жена не дала ему пощечину, которой он явно заслуживал. Она просто повернулась к нему и приложила ладонь к его сердцу.

— Я вышла за тебя замуж, потому что ты убедил меня в том, что мы оба хотим счастья нашему ребенку, — прошептала она. — Или я не права?

Бентли некоторое время молчал, уставившись куда-то в глубь комнаты.

— Я была не права, Бентли?

— Нет, — наконец ответил он. — Нет, ты не ошиблась. Ты знаешь мои чувства к этому ребенку, Фредди.

Она так и не убрала ладонь с его груди. И ее прикосновение было приятно и действовало успокаивающе. Если человеку приходится перевернуть вверх дном всю свою жизнь, чтобы угодить женщине, то немножечко успокоиться ему не помешает.

— Я знаю, Фредди, что ты права относительно Кэма, — наконец признался он. — Только позволь мне решить эту проблему по-своему и тогда, когда я этого захочу, ладно? Просто… не торопи меня. Большую часть времени мы с Кэмом довольно сносно сосуществуем.

— Но ты с ним помиришься? — мягко настаивала она. — Ты попытаешься это сделать, причем не откладывая в долгий ящик, ради нашей семьи?..

Он медленно кивнул:

— Да. Но эти трения между мной и Кэмом начались так давно, что никто, наверное, не помнит, чем это было вызвано, — проговорил он, отлично зная, что его слова лишь наполовину являются правдой. — Я думаю, тебе это трудно будет понять, потому что знаю, какой счастливой была твоя жизнь в Чатем-Лодж. А мы жили совсем по-другому, Фредди. У Кэма вообще детства не было, а у Кэтрин…

В этот момент кто-то попытался повернуть дверную ручку, потом дверь приоткрылась, и Бентли, оглянувшись, увидел, что в комнату заглядывает маленькая Мэдлин. Увидев, что он смотрит на нее с кровати, она улыбнулась и с грохотом захлопнула за собой дверь. Малышка не стала ждать приглашения. Как она частенько делала, когда Бентли бывал дома, она стрелой бросилась к кровати, которая была выше ее роста.

Боже милосердный! Как бы он ни любил Мэдлин, Бентли сожалел, что не запер дверь. Хорошо еще, что на нем и Фредди была хоть какая-то одежда. Он понадеялся, что кто-нибудь скажет детям, где и кто будет спать. Но очевидно, никто этого не сделал, потому что, когда Бентли поймал руку Мэдлин и втащил ее на постель, она вползла на него, увидела Фредерику и застыла на месте, тихо охнув.

Бентли фыркнул.

— Ты удивлена, малышка? — спросил он, усаживая ее на свои колени лицом к себе. — Ты ведь помнишь Фредди, да?

Мэдлин, засунув большой палец в рот, недоверчиво рассматривала новую тетушку. Бентли осторожно наклонился вперед, поцеловал ее в макушку и вынул ее палец изо рта.

— Я вчера привез домой Фредди, потому что теперь она моя жена, — продолжил он, поймав крошечные ручки Мэдлин. — Мужья и жены спят в одной кровати, понятно?

Девочка не очень охотно кивнула:

— Мама тоже спит в папиной кровати.

Бентли бросил извиняющийся взгляд на Фредерику.

— Ты не возражаешь? — беззвучно проговорил он одними губами, кивком указав на Мэдлин.

Фредерика с теплой улыбкой покачала головой.

— Доброе утро, Мэдлин, — сказала она, приглаживая прядку темных волос, упавших на лобик ребенка. — Ты хорошо спала?

Девочка энергично кивнула.

— Да, — ответила она. — А вот Джарвис спал плохо. Ему приснился кошмар. Стра-а-шный. Он плакал, как маленький. Вот я, например, никогда не плачу. — Потом Мэдлин повернулась к Бентли: — Дядя Бентли, ты возьмешь на прогулку собак? Можно и мне пойти? У меня теперь есть ружье. Тетя Кэт купила его в Лондоне. Я уже научилась из него стрелять.

Заметив встревоженное выражение на лице Фредди, он подмигнул ей и покачал головой.

— Не сегодня, Мэдлин, — ответил он.

— А когда? Бентли зевнул.

— Возможно, завтра, малышка, — улыбнулся он и, чтобы отвлечь внимание девочки, таинственным тоном произнес: — Мэдлин, хочешь узнать одну тайну?

У девочки округлились глазенки. Она с торжественным видом кивнула.

Бентли погладил рукой живот Фредерики и, приподняв бровь, взглянул на племянницу:

— Там есть ребеночек.

— Правда? — недоверчиво спросила Мэдлин. Бентли кивнул:

— Еще один кузен, такой, как Арман и Анаис. Мэдлин не отрывала глаз от живота Фредди.

— Можно мне его послушать?

Когда Бентли кивнул, Мэдлин подползла поближе и прижала ухо к животу Фредди. Фредерика сердито взглянула на него. Он пожал плечами, бросив на нее извиняющийся взгляд.

— Едва ли удастся долго сохранять это в тайне, — пробормотал он. — Так что нам лучше проболтаться об этом и показать всем, как мы рады. Тогда все сплетники начнут шептаться о том, что это очень романтическая история.

Бентли заметил, что сердитый взгляд Фредди сменился печальной улыбкой. Он понимал причину этой внезапной печали. У Фредди не было красивого романа. И виноват в этом был он сам. Однако, заметив, как она обращается с Мэдлин, Бентли утешил себя тем, что из Фредди наверняка получится превосходная мать. И Бентли вдруг в который раз подумал, что ужасно рад тому, что она стала его женой.

В этот момент Мэдлин неожиданно вскинула головку.

— Я слышу его!

— О Господи! — Фредерика прижала к щекам руки. — Правда? А что именно ты слышишь?

Мэдлин издала какое-то урчание, потом закрыла ладонями рот и хихикнула.

Бентли догадался, что это, наверное, было урчание голодного желудка. Тем не менее ему почему-то стало очень приятно.

— Ты, наверное, обманываешь! — проговорил он. — Уж лучше я сам послушаю.

Переглянувшись через хихикающую Мэдлин с Фредди, Бентли прижал ухо к животу жены.

— Клянусь, ты права, Мэдлин! — торжественно провозгласил он. — Я тоже это слышу.

— Вот как? — холодно произнесла Фредди. — И что он говорит? «Перестаньте меня тискать»?

— Не он, а она, — весело поправил ее Бентли. — Она говорит… Дайте-ка мне послушать… — Он склонил голову и исподтишка ущипнул Фредди. — Она говорит: «Я хочу, чтобы папа…» Боже мой, никак не разберу.

— Слушай как следует! — приказала Мэдлин. — Что она хочет?

Бентли сделал вид, что еще плотнее прижался к животу ухом.

— «Хочу, чтобы папа взял меня на пикник!» Да, именно так!

Фредерика рассмеялась.

— На пикник? Ты уверен?

— Абсолютно, — заявил Бентли, поднимая голову. — Ну что ж, думаю, так и решим. Фредди придется тоже взять, поскольку ее нельзя отделить от ребеночка. А я попрошу миссис Наффлз приготовить корзинку с едой.

Но Фредди неожиданно побледнела, глаза у нес округлились. Оттолкнув Бентли, она бросилась в умывальню. Встревоженный Бентли сгреб Мэдлин в охапку и последовал за ней.

— Фредди!

В ответ раздались ужасные звуки: Фредди рвало. Он увидел ее мертвенно-белую руку, цепляющуюся за дверь.

Поставив Мэдлин на пол, он поспешил к жене. Фредди наклонилась над ночным горшком.

— Уйди, — сдавленным голосом успела прохрипеть она, и тут ее хрупкое тело сотряс очередной спазм. Едва успел он положить руку на ее талию, чтобы хоть как-нибудь облегчить ее страдания, как последовал еще один спазм. — Уйди же! — задыхаясь, пробормотала Фредди.

Но Бентли наклонился вперед вместе с ней. Ему казалось, что так ей будет легче. Фредди перестала противиться и всем телом повисла на его руках. Следующий спазм был еще тяжелее.

Видя ее страдания, Бентли почувствовал себя последним мерзавцем. Почему, ну почему он никогда не может удержать свое мужское орудие в брюках?

— Боже мой, Фредди, — прошептал он, — ведь это я во всем виноват!

— Нет, — едва слышно ответила Фредди.

— Нет, не ты, — уверенно пискнул голосишко где-то возле его коленей. — Это ребеночек виноват. Тот, который у нее в животе.

Взглянув вниз, Бентли увидел Мэдлин, темные кудряшки которой резко выделялись на фоне его подштанников.

— Боже милосердный, — простонала Фредди, склонившись над горшком.

А Мэдлин продолжала объяснять:

— Ребенки, понимаешь, любят брыкаться и вертеться.

— Правда? — удивился Бентли. Мэдлин кивнула:

— Они там все нутро переворачивают, понимаешь?

— Нутро?

— Нуда. Кишки, желудки, печенки, — уточнила малышка, вызвав у Фредди следующий приступ. — Из-за этого человека и рвет.

— Понятно, — тихо произнес Бентли. Мэдлин кивнула:

— Уж я-то знаю. У мамы тоже переворачивалось нутро, и ее каждый день рвало, пока не выскочила Эмми.

— Кто тебя научил этому? — возмутился Бентли. Мэдлин пожала плечами.

— Не помню, — уклончиво ответила малышка. — Но я слышала, как Куинни говорила маме, что в том, что ее рвет, виновата Эмми.

— О Господи! — взмолилась Фредди.

— Эмми ни в чем не виновата, — прошипел Бентли, поддерживая сотрясающееся от рвоты тело жены. — И перестань об этом говорить. Кстати, дети не выскакивают. Их… приносит аист.

— Кто это — аист? — удивленно спросила Мэдлин.

— Это такая большая птица, — коротко объяснил Бентли. — Она приносит людям детишек.

Девочка скорчила гримаску.

— А Куинни говорила по-другому. Она сказала, что Эмми выскочила как фунтовый кекс [14], смазанный маслом. Разве птицы приносят фунтовые кексы?

Стоило Фредди представить эту картину, как она тут же рассталась с остатками своего ужина.

Однако некоторое время спустя состояние Фредерики существенно улучшилось. Чтобы лучше видеть лицо своего мужа, она приподнялась на локтях, лежа на старом шерстяном одеяле и чувствуя, как лучи послеполуденного солнца согревают спину. Бентли лежал на спине, согнув одну ногу в колене и прикрывая рукой глаза от солнца. Его пиджак, жилет и галстук были небрежно свалены в кучу на траве. Во сне его красивые черты смягчились и, несмотря на легкую щетину, которая уже показалась на его лице, он выглядел очень молодым. И почти невинным.

Подумав об этом, Фредерика едва подавила смех. Что за бредовые мысли приходят в голову! Она была рада провести время наедине со своим мужем. Удивительно, как неожиданно меняется иногда жизнь. Она теперь стала замужней женщиной. Она замужем за Бентли Ратледжем, очаровательным повесой, которого знала добрую половину своей жизни. Хотя теперь она начала сомневаться, что знала его вообще. С Бентли она шла по жизни как во сне, переходя от старого, весьма кучного существования к загадочному новому. Бентли был загадкой, которую она была намерена разгадать. Ей казалось что успех их совместной жизни будет во многом зависеть от этого.

Хорошо, что он вытащил ее на пикник. У нее по крайней мере перестали путаться мысли и прошла тошнота. Дети, как оказалось, были приглашены на обед к своим кузинам и кузенам в Бельвью. Поэтому Фредерика и Бентли отправились на пикник одни. Пройдя быстрым шагом около мили, они добрались до облюбованной Бентли рощицы. на холме, откуда был виден Чалкот. Тут он расстелил одеяло, заявив, что это самое прекрасное место во всей Англии. Фредерика вскоре поняла, почему он так считает. С этой высокой точки открывался вид на перелески и низины, деревеньки с домами, сложенными из камня, и шпилями церквей. Коулн-ривер текла среди зеленых пастбищ, на которых паслись овцы.

Растянувшись на одеяле, они с аппетитом перекусили холодным цыпленком, фруктами, сыром и хлебом с хрустящей корочкой. Фредерика ела осторожно, но Бентли то и дело совал ей в рот то кусочек яблока, то сыра. Потом, удобно приподнявшись на локте и вытянув ноги, он стал развлекать ее рассказами о смешных выходках Мэдлин, а она с удовольствием слушала, наблюдая, как легкий ветерок играет его волосами.

Фредерика чуть наклонила голову, чтобы было удобнее разглядывать профиль мужа. Она вдруг обнаружила, что между Мэдлин и ее дядюшкой было немалое сходство. Не зря, наверное, у лорда Трейхорна был постоянно озабоченно нахмурен лоб.

Фредерика вновь вспомнила о том, что Бентли и Трейхорн не ладят между собой. Она знала, что некоторая конкуренция между братьями — дело обычное. Тео и Гас, например, вечно старались превзойти друг друга во всяких мужских занятиях Однако темная туча, нависшая над Чалкотом, отнюдь не объяснялась братским соперничеством. Судя по всему, в основе их отношений лежала какая-то недосказанность, словно старая незажившая рана, которую, по мнению Фредерики, следовало лечить.

Неожиданно раздался колокольный звон, и Фредерика взглянула в сторону церкви Святого Михаила, шпиль которой золотился в лучах солнца. Колокольный звон как будто окропил освежающим дождем окрестные холмы, и ей начало казаться, что хорошо бы навсегда остаться здесь и лежать на солнце рядом с Бентли, прислушиваясь к колокольному звону.

Увы, в жизни все не так уж просто. Как сложится ее жизнь с Бентли? Они никогда не обсуждали этот вопрос, и это ее беспокоило. Сколько времени они пробудут в Чалкоте? Подумал ли он о том, где будет жить их новая семья? В Лондоне? В его коттедже? И смогут ли они быть по-настоящему счастливы, если этот брак был навязан ему случайной неосторожностью?

— Задумалась? — раздался над ее ухом хрипловатый шепот.

Фредерика испуганно вздрогнула, так что подбородок соскользнул с подпиравшей его руки. Бентли рассмеялся и снова перекатился на спину, потянув ее за собой.

— О чем это ты так глубоко задумалась, любовь моя?

— Сама не знаю, — распластавшись на его груди, сказала Фредди. — Я пребываю в некой растерянности…

— В растерянности? — Он провел рукой по ее щеке. — Расскажи-ка подробнее, любимая.

Положив голову ему на грудь, Фредерика уставилась в заросли ежевики.

— Я не знаю, что с нами будет дальше, — пояснила она, стараясь сохранять хладнокровие. — Не пора ли нам строить планы, Бентли? Относительно того, как мы будем жить дальше?

Она почувствовала, что он едва сдерживает смех.

— Давно пора! — поддразнил он ее. — Как-никак мы женаты уже целых три дня!

Фредди взглянула на него с огорчением.

— Ах, Бентли, ты бываешь когда-нибудь серьезным?

— Извини, Фредди, — произнес он изменившимся тоном, в котором слышалась искренняя нежность. — Я никогда не умел строить планы на будущее, однако…

— Почему? — с любопытством спросила она.

Он постарался осторожно обойти этот вопрос и продолжал: — Однако если ты скажешь, что тебе хочется знать, то я попытаюсь начать прямо сейчас Фредерика перевела взгляд с его лица на зеленые дали. Так почему-то ей было легче разговаривать.

— Мне надо знать, о чем ты думаешь, Бентли, — начала она, решив вес выяснить до конца. — Что у тебя на уме? Что ты чувствуешь? Ты не можешь быть таким беспечным, каким кажешься. Ты счастлив со мной? Ты действительно рад тому, что у нас будет ребенок? Я хочу также знать, сколько времени мы будем гостить в Чалкоте и где будем жить, когда…

— Тебе здесь не нравится? — прервал он ее. Взяв ее пальцем под подбородок, он повернул к себе ее лицо. — Если тебе не нравится, мы завтра же уедем.

Глядя ему прямо в глаза, она покачала головой.

— Мне здесь очень нравится, — прошептала она. — Мне кажется, что это самое прекрасное место на свете. Но это не наш дом, Бентли. Мы здесь погостим, а потом поедем жить в твой коттедж в Хэмпстеде? Или мы купим дом в Лондоне и будем жить там?

Бентли чувствовал беспокойство в голосе жены. Нельзя сказать, что он совсем не думал об этом. Просто он еще ничего не решил окончательно. Однако Фредди нужен был дом и стабильность в жизни. Как и большинству женщин. Может быть, Фредди нуждалась в этом даже больше, чем все прочие женщины. Об этом не следует забывать.

— Ты хотела бы жить в Лондоне, Фредди? Она вздохнула.

— Не очень, — призналась она. — Но мне показалось, что ты…

— Что я умру в деревне со скуки? — закончил он фразу за нее.

— Да, — сказала она, пожав плечами.

Он вдруг почувствовал, что она не права. Он любил деревню. Это лучшее место, чтобы растить ребенка… нет, детей. Он хотел иметь не одного, а нескольких детей. И лучше всего растить их здесь, потому что, несмотря на рее хорошие и плохие воспоминания, эта деревня была его родным домом. Просто здесь им с Кэмом всегда было тесновато вместе. Именно это заставляло его время от времени убегать отсюда. Это и еще потребность сбежать от чего-то. Возможно, от самого себя.

Бентли поцеловал ее в лоб.

— В таком случае мы купим себе дом в деревне, — пообещал он. — Должен сказать, что я так и рассчитывал сделать.

— А мы сможем… сможем себе это позволить? Он взглянул на нее и рассмеялся.

— Разумеется. Даже два или три. Конечно, Роузлендс — красивое местечко — я когда-нибудь возьму тебя туда и покажу великолепные розарии, — но дом там маловат для крикетной команды, которой, по-твоему, я намерен обзавестись, — засмеялся он, привлекая ее к себе. Похоже, составление планов на будущее не такое уж трудное дело, как он думал. — Что еще ты хотела бы знать, любимая?

Она подняла голову и взглянула ему в глаза.

— Я хочу знать, есть ли у тебя любовница, — проговорила она тихим, но твердым голосом. — Если есть, то должна тебе сказать, что я этого не потерплю. Мне следовало сказать об этом до того, как мы поженились. И еще я думаю, что ты должен рассказать мне о своем ребенке, о котором ты упоминал однажды в музыкальной комнате. Хорошо ли о нем заботятся? И мальчик это или девочка?

У Бентли перехватило дыхание. Теперь вопросы стали потруднее. Бентли не помнил, когда он упомянул о Мэри и Бриджет. И упоминал ли вообще? Наверное, все-таки упоминал.

— Когда-то у меня была любовница, которая родила мне ребенка. Девочку. Бриджет. Но она умерла в младенческом возрасте.

Фредди тихо охнула.

Он почувствовал печаль в ее голосе, но просто не мог заставить себя рассказать ей подробности. Во всяком случае, не сейчас. Не сейчас, когда они ждут собственного ребенка.

— Так о чем еще ты спрашивала? — напомнил он, взяв себя в руки. — А-а, о любовнице! Нет, я никогда не содержал женщин. И другой женщины у меня не будет, Фредди. Пока мы с тобой живем под одной крышей.

— Но где она сейчас? — спросила Фредди и, откатившись от него, приняла сидячее положение. — Мать той маленькой девочки?

Ему очень не хотелось говорить на эту тему. Очень.

— Она тоже умерла, — пробурчал он, поднимаясь на ноги. — Ладно. Если ты удовлетворена ответом, Фредди, то не будем больше говорить на эту тему.

— Хорошо, — кивнула она. Он подал ей руку и осторожно поднял на ноги. Держа ее за руку, он направился к небольшой рощице.

— Ты спросила, счастлив ли я, Фредди, — заговорил он, останавливаясь, чтобы отбросить камень, валявшийся на тропинке. — Да, я счастлив с тобой. А что касается ребенка, то я сожалею, что все произошло так, как произошло. Но я не могу сказать, что не рад этому.

— Я тоже рада, — улыбнулась она, одарив его сквозь длинные, густые ресницы озорным взглядом. Бентли понял, что это благодаря ему засияли ее глаза. Что это он хоть ненадолго сделал ее счастливой. Его охватило желание. Ему было нужно сию же минуту почувствовать ее под собой, услышать ее прерывистое дыхание, ощутить ее страсть, причем не для того, чтобы удовлетворить собственную похоть или доставить ей удовольствие, а для того, чтобы скрепить, словно печатью, те слова, которые они только что произнесли.

Но мысли его жены были совсем о другом.

— Как ты хочешь назвать ребенка? — спросила она, осторожно прикасаясь рукой к своему животу. — Если родится мальчик, то как ты смотришь на то, чтобы назвать его Рэндольфом?

— Нет, только не это! — воскликнул он. — Это имя всю жизнь было камнем на моей шее. Я не настолько жесток, чтобы передать его по наследству.

— Камнем на шее? — удивилась она. — А мне казалось, что это приятное и очень солидное имя.

Бентли с горечью рассмеялся.

— Ты не была знакома с моим отцом, дорогая, — сказал он. — Менее приятного и менее солидного человека трудно сыскать во всей Англии. Нет, только не Рэндольф. Выбери что-нибудь другое. Что, если назвать его Фредериком в честь тебя и твоего отца?

У нее потеплел взгляд.

— А если родится девочка?

Бентли наморщил лоб.

— Трудно сказать, — задумчиво произнес он. — Кэм и Хелен расхватали все лучшие семейные имена. А как звали твою мать?

— Лусиана, — сказала она. — Лусиана Мария Тереза дос Сантос д'Авийе.

— Красиво, — улыбнулся он. — И впечатляюще.

На этот раз она улыбнулась не только глазами. Он остановился, вглядываясь в ее милое личико. Он увидел там — нет, нелюбовь. Но возможно, это было проблеском надежды? Ведь ему удалось ответить на большую часть ее вопросов, и все же она осталась с ним.

Так, может быть, их почти безнадежный брак все-таки выдержит испытания, и его удастся спасти? И возможно, не таким уж низменным чувством было непрестанное желание, которое он испытывал к ней? Может быть, он действительно способен вести нормальную жизнь? Может быть, именно этого он хотел? Он никогда не осмеливался даже подумать об этом.

Она медленно обвела его лицо теплым взглядом карих глаз, как будто запоминая каждую черту. В ответ он поднял руки и, проведя подушечками больших пальцев по ее щекам, погрузил пальцы в рассыпавшиеся по плечам волосы. Фредерика повернулась так, что ее грудь плотно прижалась к его телу, и, приподнявшись на цыпочки, вздохнула и закрыла глаза.

Похоже, она ответила на вопрос, который остался незаданным. Взяв ее лицо в ладони, он поцеловал ее в губы. Сначала очень нежно, потом настойчивее, более требовательно. Видит Бог, он безумно хотел ее. Она почувствовала это и раскрыла губы. Тихо застонав, он буквально впился в них губами. Как видно, его необузданное желание передалось ей, потому что она вдруг отстранилась от него и, прошептав: «Идем!» — потянула его с тропинки в заросли деревьев. Он последовал за ней, наблюдая, как ее развевающиеся юбки углубляются в рощицу, цепляясь за светло-зеленые молодые побеги папоротников. Она остановилась около молодого коренастого дуба и прислонилась к нему спиной, привлекая к себе Бентли.

— Займись со мной любовью, — прошептала она, как только он прикоснулся к ней губами.

— Здесь? Сейчас? — пробормотал Бентли, чувствуя, что земля уходит у него из-под ног.

— Докажи, что ты тот самый безнравственный распутник, каким тебя считают, — поддразнила она его. — Да, здесь. И сию же минуту.

Кончиком языка Фредди прикоснулась к мочке его уха. Потом ее губы скользнули вниз по его шее. Бентли судорожно глотнул, испустил какой-то гортанный стон, его руки прошлись по ее плечам, груди, округлостям ее ягодиц. Руки осязали соблазнительные изгибы ее тела, он наслаждался ее запахом.

Фредди тем временем нетерпеливо вытаскивала из брюк подол его сорочки. Накрахмаленный батист быстро поддался, и ее руки, теплые и нетерпеливые, скользнули внутрь. Она провела руками по его бокам и приложила ладони к груди. Потом она легонько потерла пальцами его соски, и Бентли почувствовал, как его тело напряглось от страстного желания. Чувственное влечение к собственной жене мучило его большую часть дня, и теперь ему не потребовалось второго приглашения. Мелькнула и исчезла мысль о том, что их могут увидеть, и Бентли, ухватившись обеими руками за подол ее муслинового платья, рывком задрал юбки вверх.

Не отрываясь от ее губ, он еще плотнее прижал ее спиной к стволу дерева. Он слышал, как грубая кора скребет по ее волосам и платью. Он на ощупь шарил под ее юбками в поисках разреза в панталонах. Найдя его, он сунул в отверстие палец и сразу же почувствовал, с каким нетерпением она ждет его дальнейших действий.

Нет, его красавица жена не из робкого десятка. Ее руки обхватили его за талию, потом опустились ниже, как будто она хотела как можно крепче прижать к себе его бедра. Он не мог дольше ждать. Пора было уложить ее на эту мягкую постель из папоротника и вторгнуться внутрь ее тела. Только было он собрался сказать ей об этом, как Фредерика подняла руку и принялась нетерпеливо расстегивать пуговицы на ширинке его брюк. Бентли потерял последние крохи самообладания. Но она стояла, слишком тесно прижавшись к нему, и пуговицы не поддавались. Что-то пробормотав, она отказалась от этой затеи, и ее руки принялись массировать напряженное утолщение, образовавшееся под его брюками.

— Ах, Фредди! — простонал он, чуть отклоняясь от нее. — Обеими руками, любимая! А пуговицы… подожди… О Боже!

Она снова набросилась на пуговицы, некоторые расстегнув, некоторые оторвав. Но этого было достаточно. Она высвободила наконец напряженный пенис Бентли. Грубо обхватив руками ее ягодицы, он приподнял ее.

— Раздвинь ноги, — прохрипел он. — Ах, Фредди!

Она инстинктивно закинула одну ногу на его талию. Он приподнял ее еще выше и одним мощным движением вошел в нее. Фредерика запрокинула голову, опираясь на ствол дерева, и, прерывисто дыша, просила:

— О Бентли! Сделай так еще раз… Да, вот так.

Бентли забыл об окружающем мире. Он снова принялся целовать ее — настойчиво, требовательно. Задев за грубую кору, из волос ее выскользнула шпилька, и темные тяжелые пряди рассыпались по плечам.

Он раз за разом погружался в ее плоть, и с каждым его рывком молодой дубок вздрагивал над их головами всеми листьями и ветвями.

Они были одержимы безумной страстью друг к другу. Но ему вновь вспомнилась предшествовавшая этому милая интерлюдия на одеяле. Ведь она явно хотела его не только для того, чтобы получить от него физическое наслаждение. При мысли об этом он преисполнился благоговения. Ни одна женщина еще не давала ему понять, что он способен дать нечто большее. А Фредерика, сама о том не подозревая, преподнесла ему драгоценный подарок. Он закрыл глаза и принял его. Он дорожил им, он смаковал его. Он сдерживал себя, пока мог, купаясь в тихих вздохах и женственном аромате своей жены. И когда он почувствовал, как напряглось и задрожало ее тело, он призвал на помощь весь свой опыт, и она, запрокинув голову и дрожа, вскрикнула и, не открывая глаз, потянулась к нему обеими руками. Ее пальцы впились в его плоть.

— Ну же, Бентли! Ну!

И тут он дал себе волю, глубокими и мощными рывками вторгаясь и раз за разом посылая свое семя в ее тело с чувством облегчения и радости. Казалось, прошла целая вечность, пока наконец он не упал на нее, испытывая абсолютное блаженство. Он был словно заново родившийся человек, который был лучше и чище того, каким он был до сих пор.

Потом его жена подняла с его плеча голову и недоуменно посмотрела на ковер из опавших листьев под их ногами.

— Как удивительно, — протянула она, словно пробуждаясь от сна. — Я и не подозревала, что это можно делать стоя.

— Фредди, любимая, — улыбнулся он, медленно опуская ее на землю. — Но ведь ты сама сказала: сию же минуту.