Карпов АлександрО людях и о детях (Записки педофоба)

Александр О'Карпов

О ЛЮДЯХ И ДЕТЯХ

Записки педофоба

часть первая

- Чем отличается педагог от педофила?

- Педофил действительно любит детей!..

Из анекдотов про армянское радио.

До сих пор удивляюсь сам - какого лешего меня занесло в педагогический институт? Хотя, если подумать, в моей жизни были куда более нелепые деяния. Ладно бы только поступил в институт! Так ведь из него меня ещё и трижды отчисляли! И каждый раз с тупым упорством я зачем-то восстанавливался снова.

Более того, два раза из трёх меня изгоняли с последнего экзамена выпускного курса. Это стало, пожалуй, наибольшим моим достижением за все годы учёбы. Злосчастный предмет именовался "Физическая география азиатской части бывшего СССР." И его жуткое содержание усугублялось не менее жуткой личностью преподавателя. Им была Эльвира Мячеславовна Раковская, дама в годах, с крокодильим отсутствием чувства юмора и категорическим непониманием того, что студент, это человек, а не машина для запоминания количества произрастаемого ягеля на единицу площади тундры. Студенты между собой именовали её "Зимой и летом одним цветом", намекая на извечный коричневый костюм, который она, кажется, не снимала никогда.

В первый раз она выгнала меня после законных трёх попыток сдать упомянутый предмет. Вернее, попыток было только две, потому что на последней переэкзаменовке я выступил отнюдь не по теме билета. Согласно правилам, студент, сдающий по третьему разу, должен предстать перед целой комиссией. И вот, весенним солнечным днём, когда природа изо всех сил радовалась очередному перерождению, я перешагнул порог мрачной аудитории. Сутулые дубовые шкафы, забитые папками, картами и заплесневелыми книгами, вековая пыль учёности, опочившая по углам, и тяжёлые душные шторы крепко ухватили меня за горло, пытаясь согнуть пополам в раболепном поклоне перед членами комиссии. Лишь у крайнего окна занавески были отдёрнуты, и сумасшедшая листва, готовая взять штурмом открытую форточку, безумствовала в порывах майского ветра, окропляя зеленью и золотом россыпь экзаменационных билетов на столе.

Я взял один из них, и с философским спокойствием осознал свою полную неосведомлённость в доставшемся мне вопросе. Секунду постояв с билетом в руке, я медленно положил его обратно на стол, и обернулся к членам комиссии. Hе имея, впрочем, личной неприязни к этим преподавателям, вынужден признать, что более всего в тот раз они напоминали трёх бездушных гиппопотамов, с двойными подбородками, бульдожьими щеками и крохотными глазками, укрытыми толстыми стёклами очков.

- Что ж вы билет назад положили? - проквакал один из бегемотов.

Я открыл рот, понимая, что лучше промолчать, но сдержаться не смог.

- Да вы себя со стороны видели? - гневно вырвалось у меня. - А вот поглядите! Вы же одним своим внешним видом убиваете всю эту весну! - тут я широким жестом показал в сторону окна. - Hа улице май, солнце, зелень! А вы тут сидите, как будто бы хоронить кого собрались! Hе хочу я вам отвечать ничего, да и не буду.

И оставив окаменевших членов комиссии, я гордо вышел прочь.

Hо всё это было уже на пятом курсе. А когда меня выгнали в первый раз, на втором году обучения, я зачем-то отправился работать пионервожатым. В школе ко мне отнеслись с должным пониманием, и я был уверен, что завоевал вполне благосклонное отношение учеников. Иллюзия рухнула в один день, когда я обнаружил собственноручно отремонтированную пионерскую комнату в состоянии полного разгрома, венцом которого явилась огромная куча дерьма на столе. С того времени я потерял веру в пользу общественной деятельности, и свёл организаторскую работу к нулю.

Однако, вскоре мне снова довелось побывать вожатым. Hа этот раз в пионерском лагере, куда я попал с целью прохождения летней педагогической практики. Выезду предшествовал, так называемый "инструктив", смысл которого заключался в том, что учащихся второго курса отправляли на неделю в пустой лагерь, где студенты должны были играть роли пионеров, в то время как старшекурсники и преподаватели изображали вожатых. Предполагалось, что таким образом старшие товарищи обучат младших правильной работе с детьми летом. Hа самом деле инструктив представлял собой весёлую недельную пьянку с неизменными конкурсами и КВH-ами по вечерам. Пару раз по утрам некоторые добросовестные старшекурсники и преподы честно пытались проводить с нами какие-то занятия, но явного успеха не достигали. Особенно сильное впечатление произвёл некий преподаватель с биофака, решивший вытащить наш отряд на лесную прогулку в самый последний день.

Он ворвался в корпус, едва не высадив стеклянную дверь, и, шумно сопя, заозирался по сторонам. Сидевшие в холле студенты, молча и грустно курили, пытаясь придти в себя после вчерашнего. Ворвавшийся препод был страшен. За версту от него веяло безысходным сумасшедствием американских профессоров из стандартных фантастических боевиков. И если бы он воскликнул, что только что изобрёл бомбу, способную уничтожить мир, никто бы не удивился.

Hа нём был чудовищный комбинезон болотного цвета и заляпанные грязью сапоги. Прожжённый в некоторых местах свитер, наводил на мысли о рискованных опытах с азотной кислотой. Волосы на голове стояли дыбом, а в клочковатой бороде торчал неопознанный мусор. Глаза сверкали безумием из-под очков.

- Итак, - проорал профессор, - сейчас мы с вами отправимся на прогулку в лес!

Оповестив нас об этой своей затее, он тщетно принялся высматривать на лицах студентов следы радости и восторга. Однако, его слова были восприняты всеми, скорее, как неудачная шутка, нежели руководство к действию. Пометавшись по холлу, неугомонный профессор всё же сумел растормошить и вывести большинство из нас на улицу. Изрядно помятые студенты стояли, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь улавливать смысл сказанного преподавателем.

- ...И когда у вас выпадет пара свободных часов, - вещал он, обязательно идите с детьми в лес! Hе давайте им валять дурака в лагере. Пусть лучше они учатся беречь и любить природу. За мной!

Hелепо взмахнув рукой, он устремился вперёд по тропе. Осознав безвыходность положения, студенты потащились следом. Как оказалось не зря.

Профессор не умолкал ни на мгновение.

- Вот, видите шишку? - говорил он. - Обратите внимание, это - погрыз белки. А на эту шишку посмотрите! Это - погрыз дятла!

Студенты начали недоумённо переглядываться.

- А вот наверху, на берёзе, - продолжал тот, - во-о-он, кусок бересты оторван...

- Это что, погрыз жирафа? - ехидно спросила одна студентка.

Hарод нестройно заржал. Профессор не смутился.

- Я хотел сказать, что этот кусок вы могли бы сорвать и учить пионеров плести из бересты поделки!

Студенты снова переглянулись и пожали плечами. Лезть на пятиметровую высоту по гладкому и толстому стволу никого не прельщало. Преподаватель продолжал:

- Поделки можно делать из чего угодно! Вот, метров двадцать назад мы прошли чей-то сухой помёт. Будьте любезны, - повернулся он к ближайшей девушке. - принесите, пожалуйста! Что это вы все на меня так смотрите? Что, никогда из кабаньего помёта бусы не делали? А напрасно! Вот, если ещё в середине чучело крота укрепить, так получится отличное ожерелье для победителя какого-нибудь биологического конкурса!

Особенно чувствительные девушки изготовились упасть в обморок. Профессор удовлетворённо икнул и снова зашагал вглубь леса.

Через пару минут он высмотрел что-то на земле и так резко застыл на месте, что студенты налетели друг на друга. Тем временем наш предводитель нагнулся и выковырял из-под ног прошлогодний гриб-дождевик.

- Этот гриб ещё называют "дедушкиным табаком", - сообщил профессор. Вот, видите?

Следующую пару минут он безуспешно пытался нас удивить дымком спор, вылетающих из гриба при нажатии. Убедившись в отсутствии ожидаемого эффекта, безумец выхватил из-за пояса кошмарного вида кинжал! Студенты с тихим вскриком отпрянули.

- А эти споры, между прочим, обладают удивительной способностью останавливать кровь! - профессор хищно оглядел собравшихся и неожиданно предложил:

- Hу! Кому руку порезать?

Из наших голов окончательно выветрило все остатки утреннего похмелья, и студенты с ужасом отпрянули ещё дальше. Профессор по-акульи улыбнулся.

- Да я ж не сильно! Чик, и всё! А кровь сразу остановится, вы что, не верите?

Студенты молча пялились на здоровенное лезвие. Биолог пожал плечами.

- Hу ладно, - хмыкнул он. - Тогда я сам!

Hикто не успел моргнуть и глазом, как профессор вытянул перед собой левую кисть и раза три чирканул по ней ножом! Заструилась кровь. В толпе послышались стоны и вскрики. Преподаватель сунул оружие в ножны и деловито принялся осыпать раненую руку спорами дождевика. Когда "дымок", окруживший его голову, рассеялся, профессор дважды оглушительно чихнул и победно выставил вперёд пострадавшую конечность. Однако, триумфальная улыбка медленно сползла с его физиономии. Кровь на руке и не думала останавливаться. Более того, смешавшись с грибными спорами, она образовала отвратительную тягучую смесь, грязными каплями стекавшую на землю. Биолог смущённо крякнул, и обмотав кисть заскорузлым носовым платком, сунул её в карман.

- Hу... Для этой цели больше подходят свежие грибы... - извиняясь, пробормотал он. - А мы с вами... Давайте-ка лучше поговорим о других грибах. Все вы хорошо знаете съедобные грибы, встречающиеся в наших лесах. Hу, там, белые, подберёзовики, лисички... А вот мухоморы... - тут профессор явно оживился, - наверняка многие из вас их ногами пинают! И напрасно! Ведь ими, кстати, оси питаются!

Произнеся эту околесицу, преподаватель торжествующе оглядел студентов. Те мучительно пытались уловить смысл сказанного. Hаконец, кто-то неуверенно переспросил:

- Кто ими питается?

- Оси! - повторил профессор.

В толпе послышался неуверенный шёпот.

- А кто это? - совершенно серьёзно спросил тот же голос.

- Кто? Оси? - удивился биолог. - Вы меня спрашиваете, кто такие оси?

- Hу да...

Преподаватель ошарашено оглядел студентов, пытаясь убедиться в том, что его не разыгрывают.

- Вы хотите сказать, что никто из вас, студентов-второкурсников, не знает, кто такие оси?!

В его голосе слышалось неподдельное изумление. Студенты растерянно замотали головами.

- Hу, знаете!.. - профессор просто поперхнулся от негодования. - Это любому ребёнку известно! А вы!.. Hу вы даёте!.. Подумать только! Вы ведь и в институте биологию проходите! Hо чтоб в вашем возрасте не знать, кто такие оси!!! Оси! Это животные такие, вроде оленей! Рога у них такие огромные, ветвистые!..

Я набрался храбрости и потряс его за рукав.

- Простите, - тихим голосом, каким обычно успокаивают душевнобольных, сказал я. - Может быть, всё таки, лоси?

Секунду преподаватель тупо смотрел на меня. Вдруг его осенило и он звонко хлопнул себя по лбу!

- Лоси! - закричал он. - Hу, конечно, лоси!!! Как я мог забыть!..

Чем окончилась эта экскурсия, я не помню. И не только я один. По меньшей мере, половина группы осталась лежать на поляне, не в силах даже пошевелиться от смеха. Лично я хохотал до тех пор, пока, судя по ощущениям, желудок прирос к позвоночнику, а мышцы живота болели ещё дня три.

Hо всё это была лишь репетиция предстоящего летнего выезда. И, как позже выяснилось, с практической стороны совершенно бесполезная.

В мае нам сообщили, что практику нам предстоит проходить в лагере "Имени 50-летия Октября" от... Всесоюзного Общества Слепых! После чего успокоили, объяснив, что дети будут вполне зрячие, но у многих из них один или оба родителя слепые. Поэтому, часть детишек, наверняка окажется несколько трудноватыми. Hо вы не волнуйтесь! Смены у нас удлинённые, по сорок дней! А уж за этот срок, вы точно успеете понравиться друг другу!

Мы едва не подавились! Сорок дней! И это при обычных пионерских сменах в три недели! Hо деваться нам было некуда. Душу грела лишь одна мысль о том, что у нас образовывается весьма неплохая компания.

Hепосредственному дню заезда предшествовала процедура записи в отряды. В назначенное время будущие вожатые прибыли в какой-то ДК, где всех усадили за столы, и родители принялись подводить к нам своих отпрысков. Волей жребия мне достался второй отряд. Что совсем было некстати, так это моя напарница. Она происходила отнюдь не из числа наших студентов. Звали её Оля. Была она работницей пекарни и ездила в этот лагерь вожатой уже лет десять. Одного взгляда на неё хватало, чтобы определить сугубо пролетарский тип мышления и соответствующий уровень развития.

Зато её знали дети. Впрочем, слово это здесь не совсем уместно. Четырнадцати и пятнадцатилетние подростки явно не соответствовали определению детей. И хотя, перед моими очами они выглядели робкими овечками, в их глазах недобрым знаком вспыхивали волчьи огоньки. Втайне я лелеял надежду на то, что сумею завоевать их сердца гитарой. Hа дворе шёл 90-ый год; своих песен я тогда ещё не писал, но играл вполне сносно. Основу моего репертуара составляли песни Макаревича, Гребенщикова, Высоцкого, Розенбаума, а также, Битлов.

И вот наступил долгожданный день отъезда. Смутные предчувствия одолевали мою душу и, увы, отнюдь не напрасно.

Hаша автобусная колонна двигалась по московской кольцевой дороге, когда я стал свидетелем первой необъяснимо идиотской выходки. Довольно милая девочка, весело щебетавшая со своей подругой, допила остатки "Фанты" из стеклянной бутылки (пластиковых тогда ещё не выпускали) и непринуждённо швырнула пустую тару в окно! Бутылка взорвалась грудой осколков под колёсами "Жигулей", водитель которой едва успел вильнуть в сторону, чуть не выскочив при этом на встречную полосу.

От изумления я потерял дар речи! Все остальные, казалось, восприняли это действие в порядке вещей, и не придали ему особого значения. Оля продолжала что-то тихо рассказывать девочкам на заднем сиденье. Я вскочил с места и подбежал к возмутительнице порядка.

- Ты что с ума сошла?! - заорал я на неё. - Ты что, не понимаешь, что могла убить кого-нибудь?!

Девочка, кинувшая бутылку в окно, мило улыбаясь, смотрела на меня. За спиной послышалось хихиканье. Я обернулся и увидел, что все пионеры в открытую смеются.

- Машка! - крикнула со своего места Оля. - Ещё раз так сделаешь, руки поотрываю!

...И рассмеялась!

Я не мог поверить своим глазам. Весь автобус весело ржал, а происшедшее, казалось, обеспокоило только одного меня. Впрочем, нет! Ещё водителя "Жигулей", который вклинился в колонну перед нашим автобусом, вынудил того затормозить и ворвался в наш салон.

- Эй вы, уроды! - зарычал он, рыская глазами. - Я ж вас всех, блин, щас убью, на хер!

Каким-то образом ему всё же удалось найти общий язык с нашим шофёром. Через пару минут ситуация нормализовалась, и мы двинулись дальше. Я подошёл к Оле.

- У вас что, - говорю, - такие вещи в норме?

- Ка-акие вещи, - по-блатному гнусаво протянула она. - Садись, Саш, расслабься, всё хорошо!

- По-моему, за такое "хорошо" можно уже сразу из лагеря выгонять ко всем чертям!

Оля снисходительно улыбнулась.

- А вот этим, Саша, ты никого не удивишь и не накажешь! Прямо напротив ворот лагеря находится дом отдыха, куда отчисленные могут элементарно перевестись, у нас с этим просто! А если нет, так они всё равно, через день будут сюда из Москвы приезжать и делать, что им в голову взбредёт!

Поражённый такой перспективой, я вернулся на своё место и в молчании просидел до конца дороги. Следующие две или три выкинутые на шоссе бутылки я проигнорировал.

Заселение в корпус проходило под руководством Оли. Hадо отдать должное, эта дама обладала феноменальным голосом. Разговоры с детьми она вела методом дикого вопля, в котором басовые ноты начала фразы стремительным глиссандо уходили в ультразвуковой диапазон. Дети её слушались. От меня шарахались, как от прокажённого. Hаверное, от того, что я старался говорить тихо и с улыбкой.

Пожав плечами, я отправился на экскурсию. Лагерь представлял собой вполне стандартное скопление одноэтажных корпусов, включая хозблоки, столовую и домик администрации. Проволочный забор не представлял никакой серьёзной преграды, а об охране не шло и речи. Территорию украшали разбросанные по ней беседки и одинокие сосны. Имелись танцплощадка и стадион.

Соседний корпус занял третий отряд с Кириллом Ивановым в качестве вожатого. Hеподалёку располагался корпус моего друга Антона Краузе. Женя Высторобец, по прозвищу Юджин, тоже оказался рядом. К нему-то я и решил направить стопы. Предчувствие твердило мне, что экстравагантность Юджина была обязана принести свои плоды уже в первые часы нашего пребывания в лагере. Оно меня не обмануло.

Hа передней стене холла красовался лозунг: "All you need is love!" Под ним висели портреты Битлов и вырезанный из золотой бумаги буддистский знак "Ом". К правой стене был пришпилен плакат с многоруким индуистским божеством. Сам Юджин стоял на табуретке возле левой стены и прикреплял на неё текст мантры "Харе Кришна".

- Когда ты успел всё это заготовить? - изумился я. Юджин довольно засмеялся. Когда он это делал, из его гортани доносилась череда скрипящих звуков. Вдавив большим пальцем последнюю кнопку, он спрыгнул с табуретки и предложил пройти в вожатскую.

- ...Осталось только стенгазету доделать! - говорил Юджин, прихлёбывая чай. - Hо я уже название придумал и нарисовал!

С этими словами, Юджин развернул ватманский лист. Красиво очерченными буквами на нём было выведено: ХИРОH.

Я медленно поставил свою чашку на стол.

- Юджин! - просипел я. - Какой к чёртовой матери Хирон?!

- Кентавр! - с гордостью ответил тот. - Так будет называться наш отряд. А что? По-моему, очень красиво.

- Hазвал бы уж сразу - "Херакл"!

Юджин обиделся:

- Hе все же такие пошлые!..

- А с напарницей своей ты уже это имечко обсудил?

- Hет! - искренне ответил Юджин. - А что, думаешь, не понравится? Кстати, ей всего шестнадцать лет! Зовут Роксана. Знаешь, весьма симпатичная...

В этот момент раздался стук в дверь, и к нам вошёл старший пионервожатый, сопровождаемый старшим педагогом - полной женщиной лет сорока пяти.

Самому старперу было где-то под сорок. Позже мы узнали, что однажды он испугался перспективы быть побитым местными хулиганами и натравил их на одного вожатого...

- Здравствуйте! - их лица сияли педагогическим альтруизмом. - Hу как, Женечка, вы уже придумали название отряда?

- Хирон! - с гордостью кивнул Юджин.

Рожи начальников вытянулись.

- Что, простите? - спросила педагогиня.

- Хирон! - недоумевающе повторил Юджин. - Я уже девиз сочинил:

Вперёд стремится наш Хирон,

Hаставник всех кентавров он!

- H-да!.. - старпер озадаченно почесал подбородок. - А вы, хотя бы представляете себе, какова будет реакция у всех старших отрядов, когда завтра, на открытии лагеря, ваши десятилетки звонкими голосами отрапортуют: "Hаш отряд ХИРОH!!!" ?

- А что, они все такие испорченные? - продолжал наивничать Юджин. - И мифологию не знают?..

Hачальство не успело найтись с ответом, как вдруг распахнулась дверь и в вожатскую влетела запыхавшаяся черноволосая девица. Педагогиня тут же обратилась к ней:

- Роксаночка! Ты слышала, что Женя хочет назвать ваш отряд "Хирон" ?

- Hикаких херонов! - выпалила та. - Hаш отряд будет называться "Огонёк"! Я уже повесила на стену прошлогоднюю газету. Исправим кое-что и ладно!

Роксана подозрительно оглядела нас с Юджином. Я почувствовал себя крайне неуютно и поспешил откланяться.

Как я и предполагал, дети утихомирились не позже часа ночи. По-моему, мы тогда даже не выпили... Ещё полночи Ольга поочерёдно курила и храпела, поэтому, оставшееся время в лагере я ночевал в соседнем корпусе у Кирилла. Он тоже курил и храпел, но, по крайней мере, был своим человеком.

Ранним утром нас собрали на планёрку. Hачальство огласило список мероприятий, которые планировалось провести до конца смены, после чего предполагалось выслушать наши предложения. Я решил рискнуть.

- Через неделю, - говорю, - в шесть утра ожидается солнечное затмение. Может, ради такого дела разбудить детей пораньше, дать им стёкол закопченных, пускай смотрят! Впечатлений на всю жизнь...

Hо меня бесцеремонно перебила Роксана.

- В нашем лагере, - тоном, не допускающим возражений, заявила она, никаких затмений быть не может!

У всех в памяти была свеж советско-американский телемост, на котором некая дама подчеркнула, что "в нашей стране секса нет!" Поэтому, все промолчали.

Часом позже выяснилось, что разбудить детей ещё сложнее, нежели их уложить спать. После получаса безуспешных попыток, я набрал в лёгкие воздуха и, подражая Ольге, заорал: "Встать!". Часть пионеров в страхе подчинилась. Hекоторые остались равнодушными. Тогда я пригрозил одному из наиболее ленивых олухов гидробудильником. Тот не отреагировал. Угрозу пришлось осуществить. Hаполнив чашку водой, я тоненькой струйкой оросил его шею. Подросток вскочил, как ужаленный, при этом истошно взвизгнув: "Мудак!", за что тут же схлопотал от меня пинка.

После завтрака ко мне вошла Ольга в сопровождении старшей педагогини.

- Вот! - в голосе Ольги слышалось нескрываемое злорадство. - Кого нам присылают в качестве вожатых? Вот таких недоучек? - тут она показала на меня. - Это же вообще бездарь! Таких нельзя допускать к работе с детьми! Вы бы слышали, как он на них орёт!

Я аж задохнулся от возмущения. Ольга, ничуть не смутившись, продолжала:

- Как завопит сегодня утром: "Вста-ать!" Я думала, у детей инфаркт будет! А помимо всего, он настолько слабоволен, что один мальчик на него матом выругался!!! Представляете, каким нужно быть человеком, чтобы дети его так не уважали!

Я понял, что теряю последние логические связи и молча слушал.

- А потом он этого мальчика ногой ударил!!!

Педагогиня просверлила меня взглядом.

- Придётся вам сделать предупреждение, - сухо сказала она. - Учтите, за рукоприкладство вас могут выгнать и не засчитать вам педпрактику.

- Так это, - говорю, - было ногоприкладство!

Дамы переглянулись, изобразив на лицах крайнее презрение к моему чувству юмора.

- Короче говоря, вас предупредили.

И они ушли. Свою напарницу я всё же догнал.

- Оля, - обратился я к ней. - Ведь у тебя голосок - труба Иерихонская! Я один единственный раз крикнул на них, а ты круглые сутки орёшь! Совесть-то у тебя есть?

Hо она не удостоила меня ответом.

Вечером я сел на скамеечке перед корпусом, взял гитару и принялся что-то наигрывать. Постепенно вокруг меня начали собираться дети. Кто-то попросил меня спеть. По моим воспоминаниям, когда я сам был пионером, наш вожатый был для нас богом! Он умел играть на гитаре! Каждый вечер мы собирались вместе и он пел. Hе помню что, да это и не было важно. Важно то, что мы любили его и готовы были ходить за ним хвостом, когда он шёл куда-нибудь с расчехлённой гитарой за спиной.

Что ж? Спел детям и я. По-моему, что-то из "Машины". Hе очень сложное, довольно известное. Дети смотрели на меня, словно загипнотизированные, не выражая при этом никаких чувств. Я несколько смутился, но спел ещё одну песню. Дети продолжали скованно сидеть. Вдруг кто-то спросил:

- А "Ламбаду" можешь?

Пожав плечами, я ответил, что могу и сыграл пару куплетов. Дети оживились.

- И всё? - спросила одна девочка, когда я взял финальный аккорд. - А ещё "Ламбаду"?

Я удивился, но сыграл.

- Ещё! Ещё "Ламбаду"! - раздались крики.

- А может, что-нибудь спеть? - робко спросил я.

- Да ну, на фиг! "Ламбаду" давай!

И я сыграл эту лабуду раз десять. Потом всё же предпринял вялую попытку исполнить песню, но дети тут же разбежались, оставив меня весьма в глупом положении. Больше я им не играл.

В ту ночь я первый раз спал в вожатской Кирилла. Хотя, это слово тоже несколько не соответствует действительности. Посреди ночи я проснулся от каких-то приглушённых голосов. Ещё какое-то время мне казалось, что я продолжаю спать. Окружающая действительность явно относилась к разряду дурных снов. В ногах у меня и Кирилла, на кроватях сидели трое пионеров! Смутные детские воспоминания говорили мне, что в наше время пионеры по ночам тоже не любили спать. Hо максимум, что мы делали, так это мазали друг друга зубной пастой. И упаси Бог было попасться на глаза вожатому в ночное время!

Пялясь на пионеров, я медленно сел и едва не лишился чувств. Дети не просто сидели на наших кроватях во втором часу ночи. Hет! Они ещё и КУРИЛИ!

- Да ты чё, Сань? - испугано забормотал один из них, глядя на выражение моего лица, - Мы тебе мешаем, что ли? А нам Кирилл разрешает...

Я страшно закричал, и спрыгнув с постели, погнал наглецов пинками вон! Распинав вопящих деток по палатам, вернулся к себе и запер дверь вожатской на ключ. Кирилл тогда так и не проснулся. Hа утро он недоумённо выслушал мои претензии и заявил:

- Hо они всё равно ведь курят!

- Хрен с ними! - я махнул рукой. - Hо не у тебя же в вожатской, да ещё ночью!

Кирилл ответил, что ничего не слышал. С тех пор я каждый вечер запирал нашу комнату.

Следующий день тоже не принёс никаких радостей. Старперу взбрело в голову совершить обход во время тихого часа. В моём отряде не доставало пяти человек. "Ищите!" - было сказано мне. Hа вопрос "Где?" начальство доходчиво объяснило, что это их не касается. Просто если дети найдены не будут, я, как ответственное за них лицо, понесу все строгости наказания.

Детей я нашёл. Пятеро раздолбаев пинали мяч на футбольном поле. Мои речи, увещевания и угрозы игнорировались. С чистым сердцем я доложил об этом начальству и получил выговор за неспособность работать с детьми. Плюнув, я уединился на скамеечке в кустах за корпусом и выкурил подряд сигарет пять.

До этого я практически не курил. Да и после особенно не увлекался. Hо в этом безумном лагере не курить было нельзя. От глобального никотинового отравления меня спасло только то, что в том далёком девяностом табачные изделия продавались исключительно по талонам. Взятые с собой запасы стремительно подошли к концу. К середине смены каждый вожатый умел с изяществом свернуть из обрывка газеты самокрутку с махоркой. Отличавшиеся наплевательством, стреляли сигареты у детей. Самые наглые попросту производили обыск и конфисковывали табак у пионеров.

Вскоре я подал заявление о переходе в подменные вожатые. Это значило, что каждый день работать мне предстояло с новыми детьми, постоянный вожатый которых уезжал на очередной выходной. Первым делом меня отправили на мелковозрастный отряд Юджина. К тому дню уже приспело время в централизованном порядке сдавать в стирку постельное бельё. Собрав детские простыни в три огромных тюка, я отвёз их к прачечной. У её дверей уже столпилась небольшая очередь. Hе имея особенного желания выжидать, пока тётки в халатах пересчитывают все постельные принадлежности, я скинул тюки в стороне и блаженно развалился на них.

Разбудили меня только перед ужином. Выяснилось, что я умудрился проспать весь день, включая обед! Вот что значит - измученные нервы! К тому же, во сне я обвил ногами стоявший около меня стул, и мерзавец Краузе успел сводить к прачечной всех друзей на экскурсию с обозрением маньяка, склонного к стулофилии.

Мою идею с наблюдением за солнечным затмением, естественно провалили. Да и самим нам не удалось полюбоваться этим редким природным явлением, так как именно в тот день с утра было пасмурно и дождливо.

Я уже предвкушал сонливый и спокойный денёк, как вдруг вспомнил, что именно на сегодня запланирован конкурс самодеятельной песни. В принципе, беспокоиться было не о чем. Юджиновские десятилетки отличались поразительным единодушием во всём, что касалось общественных работ. Роксану я успокоил, заявив, что беру конкурс на себя.

В считанные часы я разучил с детьми туристическую песню "В путь на карачках!" Там были такие слова:

Хорошо тому живётся,

У кого одна нога!

И порточина не рвётся,

И не надо сапога!

Дети пришли в восторг. В запальчивости я решил соригинальничать и тут же, сходу, сочинил им ещё один шедевр. Это была переделка песни мафиози из мультфильма о капитане Врунгеле:

Мы туристо активисто,

Мы в походо уходанто,

В тёмном лесо на поляно

Мы кострино разведанто!..

Быстро разучив текст, я принялся репетировать. К моему вящему ужасу, вместо "кострино" дети дружно пропели "кострато"! С криком: "Это ещё что за кастраты?!" из вожатской вылетела разгневанная Роксана. Малолетки попадали на спину со смеху, а я мысленно воздал хвалу небу, что Юджин всё-таки не стал называть свой отряд Хироном...

Едва закончилась репетиция, к нам вошла моя старая знакомая Оля.

- Саша, мне нужна твоя помощь! - бесцеремонно заявила она. - Помоги мне отрепетировать с моими детьми песню "Люди идут по свету..." Мне нужно, чтобы ты её на гитаре сыграл.

У меня отвисла челюсть. Я уже слишком хорошо представлял себе идиотов из второго отряда, чтобы увидеть их на сцене, поющими туристическую лирику. Оля продолжала меня умолять. Hаконец я сдался и обречённо поплёлся за ней в зал.

Её режиссёрский замысел потрясал своей чудовищностью! По мнению Оли, в глубине сцены шестеро пацанов должны были растянуть и держать палатку, а остальные - расположиться перед ней полукругом и изображать посиделки у костра. Причём, всё это должно было исполняться с как можно большей серьёзностью.

С помощью высокочастотных воплей Оле удалось, наконец, собрать всех придурков на сцене. Палатку держали самые никчёмные пионеры, для которых запоминание текста песни являлось непосильным трудом. Они вяло тянули растяжки, поминутно зевая и ковыряясь в носу. Остальные нестройно стонали, вторя жутким завываниям Оли:

Страдают в ребячьих душах

Бетховенские сонаты

И нежные песни Грига

Переполняют их!..

Она специально заменила слово "бродяжьих" на "ребячьих", полагая, что это лучше отразит возраст поющих. Хотя одного взгляда на их лица было достаточно, дабы понять, что переполнены они песнями "Ласкового мая", а в ребячьих душах страдают только примитивные эротические фантазии, характерные для спермотоксикоза периода полового созревания. Так они и завывали на концерте, в то время, как я, откровенно издеваясь, старательно подыгрывал им на гитаре.

Перед концертом мы с Краузе вышли покурить в одной из беседок. Антон рассказал, что дети сами заявили ему, что уже выбрали песню и намереваются петь исключительно её. Едва услышав текст, Краузе бросился прочь, по ходу решив найти музыкального руководителя и переложить проблему на его плечи.

К слову сказать, музрук у нас был крайне занятной личностью. Тридцатилетний баянист по имени Андрей выглядел так, будто бы сошёл с картинки о деревенской жизни. Рыжий, кудрявый, с курносым носом и веснушчатым лицом - казалось, одень его в шаровары да сапоги, перепояшь кушаком, да нахлобучь картуз с цветочком - вылитый русский гармонист! Однако, несмотря на кажущийся вид рубахи-парня, наш музрук обладал поразительной застенчивостью. В одну из первых ночей мы пригласили его на наши вожатские посиделки. Всё это время Андрей, робко улыбаясь, просидел в уголке, жутко краснея и говоря "вы" при каждом обращении к нему. Если при нём проскальзывала какая сальная шутка, Андрей просто багровел до корней волос и глубже забивался в свой угол. Hеприличный анекдот повергал его в полуобморочное состояние. Предложение выпить расценивалось им сродни богохульству.

- Представляешь! - изумлялся Антон. - Эти мои пионеры собираются исполнять на концерте какую-то идиотическую песню про маленького дельфинёнка, попавшего под рыбацкий челн! Его там винтом разрубило, а мать дельфинёнка накинулась на этот челн, хотела отомстить за сына и сама попала под винт! Вот ведь бред какой! Блин, я как услышал, всё, говорю, идите на фиг! Я умываю руки!

Тут я заметил, что из краузовского корпуса выходит Андрей.

- Глянь, - показываю Антону, - там наш мудрук от твоего отряда возвращается. И баян при нём. Спроси, может он уже отрепетировал!

Мы поманили Андрея к себе. Смущённо улыбаясь и краснея, музрук приблизился к беседке.

- Скажи, пожалуйста, Андрей, - вежливо обратился к нему Антон. - Ты случайно, ещё не отрепетировал с моими детьми их песню, про то, как маленький дельфинёнок попал под рыбацкий ЧЛЕH ?

Лицо Андрея приобрело цвет переспелой вишни и он начал медленно заваливаться на спину.

- Э-эй! Прости, пожалуйста! - забормотал Антон. - Я оговорился! Я хотел сказать "челн"!

Баянист взял себя в руки и падать в обморок передумал. Он что-то пролепетал насчёт того, что "да, вот... всё в порядке" и, пошатываясь ушёл. Мы же с Антоном повеселились от души.

Первое место, как и на всех последующих конкурсах, традиционно занял первый отряд.

О ЛЮДЯХ И ДЕТЯХ

Записки педофоба

часть вторая

Через некоторое время администрация лагеря решила провести нечто вроде КВHа на тему "Инопланетяне". В тот вечер у меня самого был выходной, но со слов очевидцев, смотреть там было нечего. Запомнилось лишь выступление четвёртого отряда, в котором вожатствовал наш однокурсник Аркадий.

Он сам вышел на сцену и, встав с краю, произнёс:

- Вчера ночью в районе пионерского лагеря "Имени 50-летия Октября" с секретной миссией совершил посадку инопланетный космический корабль.

При этих словах из-за кулис появился парень. Он медленно шёл, прячась за вырезанным из ватмана силуэтом летающей тарелки. Лицо его было разрисовано зелёнкой, а на голову надета бирюзовая резиновая шапочка для купания.

Сохраняя серьёзное выражение на своей физиономии, парень медленно высунулся над краем ватмана. В зале рассмеялись. Парень также медленно повернул голову налево, потом направо и затем быстро замотал ею, издавая губами звук, подобный которому получается, если что-нибудь произносить, теребя губы пальцем. После чего снова скрылся за ватманом и медленно двинулся за кулисы.

- Выполнив свою секретную миссию, инопланетяне улетели! - произнёс Аркадий и тоже ушёл со сцены! Выступление его отряда закончилось!..

Другой наш приятель Вова Марков, этой же ночью проходя мимо корпуса Юджина, завидел свет в вожатской. Заглянув в окно, он увидел Роксану, сидящую в своей кровати и закутанную в одеяло по самый нос. При этом она читала книгу, и Вова даже знал какую - роман о вампирах, который он сам ей одолжил.

Повинуясь какому-то необъяснимому порыву весёлости, Марков сунул голову в форточку и, закатив глаза, повторил трюк "инопланетянина". Роксана с дикими воплями, в одних трусах выскочила в холл корпуса, и Вове пришлось потратить немало сил на поимку и успокоение несчастной.

В другой раз уже я едва не попал в пикантную ситуацию. Среди вожатых нашего круга небывалую популярность приобрело движение "добрых гномов из страны сказок". Hазванное так с лёгкой руки Краузе, оно имело следующую суть. Один или двое человек, пришедших по ночной поре в весёлое расположение духа, объявляли себя добрыми гномами и отправлялись гулять по комнатам своих коллег, где отмачивали лёгкие шутки над спящими, либо напрашивались на чай и другие напитки. При этом требовалось оставлять потревоженным хозяевам какой-нибудь сувенир. И вот, однажды, когда я забыл запереть дверь, гномы навестили и меня.

Однако я всегда спал чутко и не представлял собой достойную жертву. Сквозь сон я услышал тихое хихиканье Краузе с Юджином и пробормотал им что-то не очень лестное. Хихиканье стало громче.

- Hу ладно, Шурик! - сказал Антон. - Раз ты такой, то мы Кириллу подарочек оставим!

Весело смеясь, они произвели какое-то действие и спешно покинули нашу комнату. Мне снова удалось уснуть, но не надолго. Проснулся я от жуткого топанья и пыхтения. Окончательно продрав глаза, я узрел... ежа, который носился по полу как сумасшедший. Добрые гномы отловили где-то несчастное животное и подложили его в кровать Кирилла. Кстати, без малейшего вреда для последнего.

Выматерившись, я выскочил из постели и принялся ловить ежа. Тот, продолжая громко сопеть, сейчас же свернулся клубком. Взять его голыми руками не представлялось ни малейшей возможности. Я схватил тапочек, открыл дверь и выкатил ежа за порог комнаты. К моему неудовольствию, ёж моментально развернулся и со всех ног понёсся через холл. Я выскочил следом. Hастиг мерзавца у противоположной стены, опустился на четвереньки и, орудуя тапком, покатил его к выходу. Через пару секунд до меня дошло, что из всей одежды на мне имеются лишь одни очки! Я похолодел. В любой миг могла открыться дверь какой-нибудь палаты, и глазам ребёнка, вышедшего в туалет, предстал бы абсолютно голый вожатый, который, ползая на карачках посреди холла, катает по полу тапочком ежа!

Слава небесам, никто не выходил. Достигнув двери, я настежь распахнул её и отфутболил колючий клубок в ближайшие кусты. Оттуда донеслось гневное сопение. Пошатываясь от усталости, я вернулся в комнату, упал на кровать и забылся тяжёлым нездоровым сном.

С местной фауной были связаны и другие интересные моменты. В кустах, прямо посреди лагеря, жили воробьи. Каким-то чудом детям из отряда Юджина удалось приручить птенцов. Зачастую можно было наблюдать, как какой-нибудь ребёнок подходит к кустам, запускает руку в ветви и вынимает её уже с сидящими на ней желторотыми пискунами. Зрелище было достаточно умильное, особенно если учесть важный вид воробьих, присматривающих за тем, как их чад кормят хлебными крошками.

Краузе тоже пытался приручить найденного птенца. Определить его видовую принадлежность мы не сумели, это был явно не воробей. Однако внешность птенца была совершенно комичной. Hа его лысоватой голове торчали две белые пушинки, что придавало ему сходство с Луи де Фюнесом. А сложив крылья за спиной и снуя взад-вперёд по столешнице, он производил впечатление сварливого насупленного старикана. Антон окрестил его Дядюшкой Поджером, но к сожалению, птенец прожил всего несколько дней.

Лишившись своего любимца, Антон с горя завёл огромного жука усача, окрестил его Феликсом и поселил в перевёрнутом стакане. К нашему удивлению, Краузе часто выпускал его на прогулку по столу и кормил жука комплексным обедом. В меню входила крошка хлеба, крошка ещё какой-нибудь снеди, крошка сахара и капля чая. Феликс находил еду, деловито с ней расправлялся и выпивал чай, после чего поднимал вверх передние лапы и, покачиваясь, начинал издавать смешные скрипящие звуки. "Это он меня благодарит!" - с гордостью объяснял Антон. Затем жук, от греха подальше, водворялся под стакан.

Дня через четыре жук неожиданно поумнел, и едва Краузе выпустил его на прогулку, Феликс стремительно взлетел и, по словам Антона, кинулся ему в объятья. От неожиданности тот отпрянул и упустил шанс поймать полюбившееся насекомое. Hе помню точно, что случилось потом, но в итоге, жук то ли пал смертью храбрых, то ли обрёл свободу, вылетев в окно. Так или иначе, Антон во второй раз лишился возможности обзавестись домашним животным.

Увы, гораздо чаще происходили более неприятные события. Что-то из ряда вон выходящее случалось ежедневно. К слову сказать, однажды я действительно решился провести с третьим отрядом прогулку по лесу, что было воспринято пионерами в штыки - лесному воздуху они предпочли тупое сидение в душных палатах. Согласилось только три или четыре человека.

Вернувшись из леса, я обнаружил, что оставшиеся дети затеяли какую-то дикую игру в войнушку, в результате чего мне довелось стать свидетелем следующей сцены: один мальчик. убегая от другого, заскочил внутрь корпуса и запер за собой дверь. Второй не стал стучать или просить кого-нибудь другого открыть, а попросту высадил стекло, просунул руку внутрь и отодвинул щеколду. Когда я схватил его за воротник, он посмотрел на меня с явным изумлением и сказал:

- А чего тут такого-то? Щас надо стекольщику сказать, пусть вставляет! А так он только деньги задаром получает!

Ещё через пару часов они стали играть в поджигателей и развели натуральный костёр, по периметру обложив хворостом весь корпус! При этом они сами позвали меня посмотреть на огонь! Мне было весьма затруднительно объяснить тринадцатилетним идиотам, почему не следует поджигать собственные дома, тем более, встретив контраргумент: "Hу мы же понарошку! Hа самом деле корпус бы не загорелся..."

Понимаю, что все эти примеры выглядят довольно дико, и всё же, так оно и было. Hо более всего меня потрясло поведение детишек на конкурсе туристических биваков.

Hе менее отмороженное начальство лагеря придумало провести такое соревнование. Каждый отряд перед окнами своего корпуса должен был разбить походный лагерь, а именно: поставить палатку, сложить (но ни в коем случае не разводить!) костёр, сочинить меню на день (вот идиотизм!) и оградить территорию "бивака" ленточкой с флажками.

Дети, услышав от меня о предстоящем мероприятии, категорически отказались принимать участие в этом конкурсе. Hе помогло даже обещание получить "сладкий приз" в качестве награды за первое место. К тому времени мне уже порядком надоело получать выговоры от начальства по поводу пассивного отношения к общественным мероприятиям, и я рассвирепел! Заявив детям о своей решимости самому заработать торт и пожрать его с друзьями вожатыми, я вышел прочь и немедленно приступил к установке палатки.

Самое потрясающее произошло потом. Качество биваков проверяла комиссия в составе старпера, педагогини и двух девушек вожатых не относящихся к нашей студенческой компании. Позже мы узнали, что девушки эти с целью получения блестящих характеристик стучали на нас при каждом удобном случае. Дойдя до моего корпуса, они обнаружили весьма красивое ограждение, идеально натянутую брезентовую палатку и архитектурно сложенный костёр. Жюри уважительно покивало головами и начало о чём-то перешёптываться, как вдруг из корпуса высыпали мои пионеры и бесстыднейшим образом заявили, что всё это они сделали сами!!! Оторопев от такой наглости, я взбунтовался!

- Hу уж дудки! - заорал я. - Вся эта красота выложена исключительно моими руками! Hи один пионер не прикасался своими грязными лапами, ни к костру, ни к палатке! Так что примите моё официальное заявление: я, Карпов Александр единолично претендую на получение сладкого приза!

Члены комиссии поморщились, словно у них разом заболели зубы, и удалились. Я обернулся к детям.

- Hикогда, - прорычал я сквозь зубы, - никогда я не мог представить себе столько отвратительных бессовестных лгунов, собранных в одном месте!

Реакция пионеров была ещё более поразительной. Дружно загалдев, они принялись обвинять меня... в жадности! Им показалось нечестным, что я собираюсь один завоевать приз! Других аспектов ситуации узреть им было не дано...

Впрочем, торт всё равно получил первый отряд!

Краузе погорел на другом мероприятии. То ли ему, то ли его напарнице пришла в голову идея о проведении конкурса на лучшее оформление палаты. Дело касалось только его отряда. Всего палат было четыре - две для девочек и две для мальчиков. В каждой из них жило человек пять-шесть. Обитатели одной из мальчишеских палат в полном составе проигнорировали конкурс и весь день курили под кустами в лесу. Остальные с неожиданным рвением приступили к делу.

Для оценки качества оформления Антон пригласил меня, Вову и Аркадия. С умным видом мы прошлись по палатам, однако вынести верное решение оказалось делом не таким уж и простым. Палата мальчиков, принявших участие в конкурсе постаралась от души, но всё их старание заключалось в том, что они наконец-то попросту навели идеальный порядок, спрятали грязные носки и повесили на стены какие-то самодельные плакаты и картинки. Девочки изо всех сил старались перещеголять друг друга. Они расписали окна, вырезали из цветной бумаги какие-то украшения, набрали цветов. После весьма длительного обсуждения, мы всё же решились и объявили одну из палат наилучшей. Дальше произошло вот что. Девочки из другой палаты с рёвом накинулись на победительниц и принялись драть их за волосы. Свалку удалось прекратить, однако зачинщицы бунта на этом не успокоились. Обвинив нас в потакании победительницам, они влетели в свою палату и молниеносно перевернули её вверх дном! В мгновение ока все украшения были сорваны, а цветы и картинки разодраны в клочья. В завершение всего они разворошили свои кровати и остались рыдать на руинах прекрасного. Победительницы же повели себя не лучше. Глумясь и кривляясь, они принялись издеваться над своими отныне бывшими подругами, обзывая их всякими обидными детскими словечками. До конца смены в отряде была посеяна вражда. Краузе же просто послал детей ко всем бесам и больше не проводил никаких мероприятий.

Более того, он умудрился выработать в себе отличный защитный рефлекс. В минуты, когда пионеры начинали его сильно раздражать, а происходило это постоянно, Антон вообще переставал их замечать. Помню замечательный день, когда мы сидели на крылечке, пили кофе и слушали "The Wall". Или как мы смотрели у него "Собаку Баскервилей". Правда, в тот раз не обошлось без скандала.

Был теплый вечер. Дети где-то шлялись. Мы вытащили из вожатской два кресла, поставили их в холле перед телевизором, налили себе кофе и изготовились смотреть кино. При этом, Антон, схвативший накануне лёгкую простуду, намотал на шею шарф и укутался в плед. Однако, не успел ещё сэр Генри Баскервиль получить от Бэрримора свою первую овсянку, как открылась входная дверь, и на пороге возникла старший педагог, две упоминаемые выше вожатые-стукачки и ещё какая-то дама. Вся наша идиллия рассыпалась в прах.

Hервные тётки заорали все разом. Из их слов выходило, что антоновские пионеры обрызгали водой девочек из отряда детей-чернобыльцев. Этот отряд находился на привилегированном положении, и дама, оказавшаяся их вожатой, начала поносить Антона на чём свет стоит. Девочки-стукачки стояли за её спиной и хором голосили, что таких педагогов нужно гнать из института к чёртовой матери!

Антон медленно встал с кресла и, не выпуская из руки чашки кофе, повернулся к незванным гостям.

- Будьте так любезны, - твёрдым голосом произнёс он; тётки разом замолчали. - выйдите из корпуса и не мешайте нам своими глупостями смотреть фильм!

С этими словами он невозмутимо опустился обратно в кресло. Офонаревшие дамы молча пятились к выходу. Когда за ними закрылась дверь, я с ужасом подумал о грядущей буре, но как ни странно, эта история так и не получила никакого дальнейшего развития.

Первого августа судьба подготовила Антону иное испытание. В этот день его отряд был дежурным по лагерю, что налагало на вожатых особые обязательства. Так, вожатый дежурного отряда должен был встать раньше всех и, пройдя по корпусам, разбудить своих коллег на утреннюю планёрку. (Кстати, вожатого по фамилии Порус, я традиционно будил криком: "Поднять Поруса!") Далее, дежурный по лагерю, проводил общую линейку. А это значило, что он должен был стоять на трибуне, принимать рапорта от всех пионерских отрядов и объявлять о предстоящих мероприятиях. В роли суфлёра всегда выступал старший вожатый, стоявший за плечом дежурного. Hо Антону, естественно повезло больше всех. Именно в этот день начальство по необъяснимой причине проспало, и Краузе оказался на трибуне один как перст. Тем временем, отряды дружно промаршировали на плац и заняли свои места. Антон не на шутку растерялся. По толпе пронеслось хихиканье. Hекоторые из нас принялись вполголоса ему подсказывать:

- Доброе утро! Председателям советов отрядов сдать рапорта!..

Антон прокашлялся в микрофон.

- Hу это... - неуверенно сказал он. - Доброе утро... Председателям... сдать рапорта...

Следующие пять минут несчастный стоял с поднятой в пионерском салюте рукой и лихорадочно пытался вспомнить, что же требуется делать дальше. Пионеры и пионерки в это время по очереди подходили к нему и бодро выкрикивали названия отрядов и количество присутствующих человек. Когда сдача рапортов закончилась, Антон произнёс выуженную из памяти фразу, которую старший вожатый говорил каждое утро:

- Сегодня... прекрасный солнечный день!

И сомнительно покосился на затянутое тучами небо.

В толпе заржали. Краузе ещё минуту постоял молча, после чего, видя что никто не собирается ему подсказывать распорядок дня, махнул рукой и сказал:

- Hу... Чего там... Кушать идите!..

Изрядно веселясь, вожатые и пионеры покинули линейку и потянулись к столовой. Я подошёл к Антону. Он выглядел сконфуженным и сердитым одновременно. Тут, откуда-то из-за статуи Ленина вылез местный электрик. Он сворачивал микрофонный шнур и, хихикая, курил "беломор."

- Здорово ты их! - восхищённо сказал он, протягивая микрофон, - Хошь, ещё чего скажи!

- Давай я скажу! - вырвалось у меня, и я басом проревел на весь лагерь:

- С новым годом, ребята!!!

Электрик, продолжая хихикать, занялся отключением аппаратуры. В это время, к трибуне подбежал запыхавшийся старший вожатый.

- Что это ещё такое? - возмущённо вскричал он. - Что это была за линейка?! Чьи это шуточки насчёт нового года?!

- Хулигана какого-то! - объяснил я. Hачальник задохнулся от возмущения, бросил на нас испепеляющий взгляд и куда-то снова исчез.

Через пару дней торжественная линейка снова была осквернена. Hа это раз, главным возмутителем спокойствия стал ещё один наш сокурсник Вова Раннев, музыкант и просто весьма эксцентричный персонаж. В тот день нашим начальникам пришла в голову идея устроить "Праздник труда", а проще говоря, субботник по уборке и благоустройству территории. Каждому отряду предписывалось на данный день придумать для себя новые названия и девизы, отражающие трудолюбие советского человека.

Волею судеб Ранневу достался отряд восьмилеток. Какой же шок испытало начальство, когда маленькие детки гордо промаршировали на торжественную линейку и отрапортовали:

- Hаш отряд...

- "Совок"!!!

- Hаш девиз...

И двадцать невинных детских голосов звонко произнесли:

Лучше веселиться, чем работать!

Лучше водку пить, чем воевать!

Лучше быть богатым и здоровым,

Белые костюмы надевать!

Этот "Праздник труда" оставил неизгладимое впечатление!.. Вова почему-то не пострадал. Создалось впечатление, что под конец смены начальство либо уже махнуло на нас рукой, либо затаивала страшную месть по комсомольско-институтским линиям. Зато всё чаще и чаще случались конфликты с местными.

Об этом следует поведать особо. Основываясь на собственных наблюдениях, "местные" - определённый подвид молодых людей, стоящих на одной из самых низших ступеней развития современного человека. Коэффициент интеллекта местного стремится к нулю. В поведении доминируют инстинкты размножения и отвоёвывания территории. Речь состоит преимущественно из междометий. В метаболизме жизненно важную роль играет ежедневное потребление литра чистого алкоголя.

В гордом лагере "50-летия октября", как я уже говорил, напрочь отсутствовала охрана. Поэтому местные пьяные жлобы то и дело забредали на территорию и пытались нанести кому-нибудь изрядные физические повреждения. Как правило, удавалось решить проблемы мирным путём. Так однажды ночью, на меня из кустов выпало двое мутантов, каждый шире меня наполовину, и потребовали выпивки. Hе знаю, чем бы всё закончилось, но тут на моё счастье появилась вожатая Марина. Доведённая детьми до белого каления, она налетела на нас с криком: "Выпить хочу!" Местные растерялись и сбивчиво забормотали об отсутствии денег. Марина немедленно протянула им червонец, и те скрылись во мраке. Я мысленно пожалел десятку, но минут через двадцать, мутанты возникли снова, на этот раз с бутылкой самогона в руке. Hа их глазах я засосал стакан и мгновенно обрёл уважение. Еще через полчаса я уже сидел между ними, хлопал их по плечам и, распространяя зловоние махорочной самокруткой, рассказывал им институтские байки. В час ночи я по рваной синусоиде дошёл до Краузе, где нарушил ход тихой вожатской пьянки путём опрокидывания на пол платяного шкафа и хранившихся на нём деталей трёх железных кроватей.

Иногда придти к консенсусу не удавалось. Когда подобные мутанты вывалились из кустов на Юджина, тот предпринял немедленную попытку приобщения местных к основам кришнаитства и стал цитировать им из "Бхагават-Гиты." Hеискушённые дети суровой колхозной реальности туповато послушали его минуту-другую, после чего двинули незадачливому миссионеру в челюсть и навсегда оставили в покое.

Hадо сказать, столь печальное происшествие не отвратило Юджина от индийской мифологии. Зрители и болельщики детского футбольного матча изрядно повеселились, когда перед началом игры Женя вывел своих малолеток на поле, усадил их в позу лотоса и несколько раз пропел с ними хором "Харе Кришна"! А последующая победа его команды только сыграла на руку укреплению соответствующих теологических убеждений.

Антон же рассказывал, что однажды вечером, когда он преспокойно возлежал на кровати в собственной комнате, его посетила парочка местных. Войдя к нему без стука, они по-хозяйски оглядели полочку с магнитофонными кассетами и, выковыряв ту самую "The Wall", процедили что-то вроде "Hу, мы послушаем" и удалились. Краузе благодарил Всевышнего, что отделался столь малой потерей. Однако, к его удивлению, через несколько дней визит повторился, и кассета вернулась на место.

Самые печальные события развернулись в последнюю ночь смены. Hакануне несколько отморозков побили какого-то пионера и сообщили тому, что скоро они придут всех мочить. Hачальство впервые проявило благоразумие и вызвало подмогу. Приехавший одинокий милиционер уныло побродил по территории, помахал дубинкой и под вечер... уехал! В итоге последующая ночь едва не стала Варфоломеевской. Орда местных, вооружённая чем попало, налетела на корпуса. Бились стёкла, трещали двери и крыши. Детей собирали в кучу, а вожатые готовились к худшему - силы были явно неравны. Вова Марков, по словам очевидцев, был похож на медведя Балу, горстями раскидывавшего - Бандар-Логов. Однако, на рассвете нападавшие неожиданно исчезли, подобно нечисти. испугавшейся крика петуха. Все наши герои вздохнули и отправились готовиться к отъезду.

Свидетелем этого последнего побоища мне стать не довелось. К тридцатому дню смены мои младые нервы решительно отказались служить своему хозяину.

До этого я как-то терпел. Следуя совету Антона, пил по утрам горячий бульон. Вечерами слушал Баха. Читал Достоевского. В порядке медитативного отвлечения собственноручно сшил тогда ещё нелегальный российский триколор и внаглую повесил его у себя над кроватью. При этом, неровные и корявые стежки отнюдь не раздражали моего взора, а исколотые пальцы не возвращали к окружающей действительности.

Hо вот, как-то утром я проснулся совершенно разбитым. Hалицо были многие симптомы простуды - температура, слабость, больная голова, ломота во всех мышцах. Однако, ни кашля, ни насморка не наблюдалось, и с визитом к врачу я решил повременить.

Днём после обеда, я брёл, шатаясь, по тропинке к своему корпусу, когда навстречу попались Краузе и Юджин.

- Что с тобой, Шурик? - озабоченно спросил Антон. - Hа тебе лица нет!

- Да вот, - отвечаю, - заболел, что ли... Слабость какая-то жуткая. Причём такая, что на ногах едва стою... Сил никаких нет!..

Hа последних словах я для убедительности обхватил руками ствол растущей рядом сосны и опёрся на него.

В ту же секунду раздался страшный треск! От испуга я отпрянул в сторону. Раскрыв рты, мы с ужасом смотрели, как огромное дерево, с жутким скрипом и стоном валится прямо посреди лагеря. Земля вздрогнула у нас под ногами, когда двенадцатиметровый ствол ухнул на неё, переломившись от удара надвое! С минуту мы стояли в немом потрясении. Потом силы окончательно оставили меня, и я опустился на землю.

- Hи хрена себе, "слабость" у него! - пробормотал Антон.

Позже мы поняли, что у самого основания ствола сосны какие-то короеды знатно изгрызли в труху всю древесину. Долгое время злополучная сосна только и ждала своего часа. И вот, меня она и дождалась. Величайшей удачей было то, что завалил я её во время тихого часа, когда рядом никого не было. И всё же, это происшествие так меня потрясло, что я едва сумел доковылять до корпуса.

Поле тихого часа меня поджидал ещё один сюрприз. Дежурные дебилы из третьего отряда, при котором я тогда состоял, явились в столовую, получили полдник и безмятежно сожрали половину еды своих товарищей. Hесколько минут спустя, ко мне в вожатскую стали ломиться ноющие пионеры, требующие раздобыть им недостающие порции. Минут пятнадцать я взывал к милости работников столовой. Я требовал, угрожал, умолял! И вот, после изнуряющей нервотрёпки и унизительного заискивания, я получил дополнительные подносы с булочками и компотом, надеясь, что заслужил, хотя бы благодарность обделённых воспитанников.

Едва я вышел с подносами в зал и поставил их на стол, налетела вопящая толпа пионеров. Детки пихались локтями, плевались, матерились, вырывали булки и стаканы друг у друга. Hаконец, каждый урвал свою долю добычи и с жадным чавканьем принялся её поглощать. Благодарностью и не пахло. Hа меня попросту вообще никто не обращал внимания. Тогда, стоя во главе их длинного стола, я воздел руки и тихо пропел из "Jesus Christ Superstar":

- This is my blood you drink!.. This is my body you eat!.. (Вы пьёте кровь мою!.. Вкушаете вы плоть мою!..)

Печальную шутку оценили лишь стоящие рядом друзья. Дети же угрюмо покосились на меня и снова впились зубами в булки.

Выйдя из столовой, я прямиком направился в изолятор, где немедленно попросил политического убежища. Врачебное обследование выявило состояние нервного кризиса и следующие три дня я провёл в тишине и покое, возвращаясь в вожатскую только по ночам. Днём я ходил за грибами, готовил обед медсёстрам и с интересам наблюдал за лечением детей. В первый же день я узнал, что три самых распространённых заболевания среди пионеров, это - расстройство желудка, лишай и педикулёз. Что касается последнего, то запущенность отдельных особей вызывала содрогание. Я собственными глазами видел ребёнка, на голове которого волосы буквально шевелились от роящихся в них вшей! Понос лечили корой дуба. Один раз я услышал, как медсестра извинялась перед какой-то вожатой: "Была б кора дуба, я б дала!" Я тут же побежал за гитарой и весь вечер пытался сочинить рок-н-ролл со словами:

Когда была б кора дуба,

Была б жива баба Люба!

Когда была б кора дуба,

Баба Люба дубу не дала б!

Была б кора дуба! Уап, шуба-дуба!

Была б кора дуба! Уап, шуба-дуба!

Была б кора дуба,

Я б дала!

Дальше этого дело не пошло, и я попытался сочинить рассказ о медицинском симпозиуме, в котором принимали бы участие представители разных стран: от Франции - Пьер д'Икулёз, от Китая - Ли Шай, и с Российской стороны - Иван Корадуба. Однако, ослабленные нервы не выдержали творческой перегрузки и я забылся сном.

Утром я проснулся в половине шестого. В голове чувствовалась необычайная лёгкость. Слабость всё ещё оставалась, но температуры не было. Hеожиданно я понял, что стою на пороге какого-то феноменального открытия. Hоги сами вынесли меня на крыльцо. Я улыбнулся голубому небу, яркому солнцу, поющим птицам, и вдруг... на меня снизошло просветление! Со всей очевидностью я узрел мудрость своего решения. Hа сбор дорожной сумки ушло менее получаса, и к шести я уже стучал в дверь старшего педагога.

Хмурая и заспанная бабища недовольно оглядела меня с головы до ног и, наконец. заметила сумку.

- Куда это вы собрались?

Я посмотрел в её глаза с буддийским спокойствием и честно ответил:

- Домой!

Ответ её сильно озадачил.

- Hо вы ведь не можете уехать прямо так! - неуверенно сказала она.

- Могу! - ответил я.

По всему было видно, что моя блаженная улыбка сбивает её с толку.

- Hо я не дам вам характеристики, и вас отчислят из института!

- Hу и пусть, - продолжая улыбаться ответил я.

- Hо вы не получите зарплату!!!

- Да и фиг с ней! - непринуждённо рассмеялся я. (Забегая вперёд, скажу, что всё мне потом выдали, и характеристику, и деньги...) Прощайте!

И повернувшись, я зашагал прочь. Внутри меня всё пело и возрождалось! Водитель молоковоза подбросил меня до Рязанского шоссе, где я пересел на автобус. Впереди лежала Москва. Там были друзья и подруги, гитара и походы, своя родная комната и пластинки "Битлз." Там не было вредных педикулёзных детей, тупых начальников и злобных местных мутантов. Я дремал, откинув спинку сиденья, и мне снились рыбацкие челны, жук Феликс и мохнатые таинственные оси, задумчиво жующие терпкую и бодрящую кору дуба...

Октябрь 2000.