"Избранное" - читать интересную книгу автора (Изюмский Борис Васильевич)

СТРОИТЕЛИ

Получасом позже Вокша вышел из училищной избы. Небо над Днепром посветлело, из серой пелены проступили голубые, розовые, как на мраморе, прожилки, резче обозначилась вдали синева леса.

Вокша направился к площади, где заканчивали строить Софийский собор. Любил шум людского муравейника, дым обжиговых печей, вереницы подвод, груженных известью, лесом, цокот камнетесов, обивающих царьградский мрамор.

Ярослав уже несколько месяцев хворал, и Вокша, выполняя княжью волю, каждодневно бывал у собора.

На площади лежали навалом глыбы дикого камня, свинцовые листы, окрашенные медянкой, карпатский шифер, александрийский гранит. Казалось, со всей Руси собрали в Киев землекопов, тесляров, резчиков мрамора. Они рыли котлованы, вершили кровли, украшали стены.

Собор, опоясанный двумя рядами крытых галерей, розовел в лучах вдруг выглянувшего солнца. Белые колонны в глубине открытых дверей манили зайти полюбоваться солнцеподобными хризмами на стенах, мраморным митрополичьим троном, полом, словно усеянным крупными разноцветными зернами.

Зодчего, мастера Миронега, Вокша увидел возле обжиговой печи. Огромный, с раздвоенной огненно-рыжей, пламенеющей бородой, Миронег о чем-то спорил со старшиной артели плотников, ожесточенно тыкал корявым пальцем в чертеж на пергаменте.

Князь ценил Миронега. Особенно после того, как выстроил тот в Новгороде тринадцативерхий дубовый храм. Ныне доверил ему сделать собор по-своему, не подражая слепо грекам.

Ярослав решил отстраивать Киев с размахом, на зависть и принижение Византии. Пусть узнает, что вырастает новый Царьград, обнесенный валами, с каменными сторожевыми башнями, воротами из позолоченной меди. Чтобы слава о Киеве – матери русских городов – дошла и до арабов, величающих его Куявой, и до норманнов, восторгающихся «градом, величеством сияющим, – Кенугардом».

…Поднявшись по ступенькам собора, Вокша успел сказать Миронегу только несколько слов, как совсем рядом раздался нечеловеческий вопль. И сразу все кругом зашумели, закричали, чем-то встревоженная чадь побежала, молча сгрудилась возле больших камней.

На земле, придавленный плитой, сорвавшейся с блока, лежал лицом вверх белокурый молодой Ерошка, полгода назад взятый на стройку из села Василькова.

Из носа, ушей, рта Ерошки непрерывными тонкими струйками текла кровь, смешиваясь с пылью, подбиралась к льняным его кудрям. Несколько артельщиков, выйдя из оцепенения, навалились на плиту, пытаясь сдвинуть ее с груди раздавленного, но плита словно приросла навек.

Ерошка приоткрыл мутные, невидящие глаза, прошептал побелевшими губами:

– Сестрице… Федоске… – и умолк. Видно, остаток сил растратил на эти слова.

Все, кто стоял в кругу, стянули шапки с голов.

Подбежал высокий, с бородой-лопатой надсмотрщик, сжимая кнут, закричал:

– Что собрались, прочь по местам!

И тогда в тишине хриплый голос произнес с отчаянием:

– Рази ж то жизнь, кияне?

Его поддержал другой, недоуменный:

– В смерти кнутом грозят?!

Но, отметая их, взвился злой, резкий:

– За кус хлеба потом исходим!

И уже переплелось как вопль:

– На нас же псами цепными бросаются!

– Натерпелись!

Эти выкрики будто слили мгновенно в живой вал обездоленных людей. Десятки рук потянулись к кирпичам, кольям, и надсмотрщик в страхе попятился, побежал. А яростный вал уже надвигался на Вокшу, и до него явственно долетело:

– Переломить хребтину Хромому Волку!

Откуда-то вынырнул бледный постельничий Вокши – Свидин, колыхая тучным животом, бесстрашно пошел с мечом на толпу:

– Назад, поганцы!

Вокша, озверело сверкнув глазами, крикнул властно:

– Чудин! Вои!

Отстегивая на ходу секиры, звеня щитами, ринулись на простой люд воеводские дружинники, мечами били плашмя по головам, кололи, разгоняли непокорных.

– Руби! – неистово кричал Вокша. Налитые кровью глаза его обжигали яростным гневом. – Руби!

Он умолк, тяжело переводя дыхание. Сильно прихрамывая, пошел с площади к своему двору.

Свидин катился рядом, едва поспевая.

– Должник! – бросил ему, как кость, Вокша. – Что попросишь – сполню.

Свидин, не останавливаясь, приложил руку к груди.

– Ведаю, ведаю, – сорванным голосом прохрипел Вокша, – не из корысти…