"Голос призрака" - читать интересную книгу автора (Карр Филиппа)

ПОСЛЕДНЕЕ «ПРОСТИ»

На следующий день все отправились обратно в Эверсли, кроме Джонатана, который сказал, что дела еще удерживают его в Лондоне. Миллисент поехала с нами. Большую часть дня Джонатан обычно отсутствовал, а ей не хотелось оставаться дома одной. В любом случае Джонатан должен был вернуться в Эверсли не позже, чем через неделю, так что мысль о том, чтобы Миллисент отправилась с нами, была вполне здравой.

Дома все было в порядке. Матушка очень обрадовалась нашему возвращению, особенно потому, что Дикон как раз наносил один из своих редких визитов в Клаверинг. Она не поехала с ним, так как не хотела оставлять Джессику, у который была легкая простуда. Амарилис была хороша, как никогда. При виде меня она выразила некоторое удовольствие. Я была счастлива.

Дни проходили в приятных домашних заботах. На третий день после приезда я сопровождала Дэвида при объезде поместья. Когда мы навещали фермы, нас, как обычно, вели в кухни, и жены фермеров всегда настаивали на том, чтобы мы попробовали их домашнего вина.

В тот день мы были на ферме Пеннов, у Дженни Пени, крупной пышнотелой женщины, которая получала большое удовольствие от кухни и всего, что она в ней готовила. Но больше, чем свою стряпню, она любила посплетничать.

Дэвид, бывало, говорил, что обо всем, что происходит в имении, мы можем узнать от Дженни, ибо она знает обо всех событиях, и не только на участке, который возделывал ее муж, но и на других тоже. — Ну, что вы думаете о вине нынешнего урожая, сэр? — обратилась она к Дэвиду. — А вы, миссис Френшоу? У меня такое ощущение, что оно лучше прошлогоднего. То чуточку сладковато. Я всегда говорю моему Лену: «Вино должно быть терпким!» Вот что я говорю. Излишняя сладость может погубить вино.

Мы оба согласились, что вино получилось идеальное, чем доставили ей удовольствие, и в тот самый момент, когда мы собирались уходить, она сказала:

— А что вы думаете о призраке? Ежели 6 вы спросили меня, я была сказала, что это все выдумки. — Она положила руки на обширные бедра и добавила:

— Сама-то я никогда особенно в призраков не верила.

— Призраков? — переспросила я. — Мы ничего не слыхали о призраках.

— Ну, это тот молодой человек… ну, вы знаете, который утонул. В него выстрелили, тут ему и конец пришел. Кто-то говорил, что его видели на берегу… выходящим из моря.

— Но он умер и похоронен.

— Я знаю. Но это, видите ли, сэр, был его призрак. Призракам гробы нипочем. И второй был с ним вместе.

— Какой второй? — спросила я.

— О, да тот молодой человек, с которым он дружил. Что в большом доме работал. Как это его звали?..

— Билли Графтер? — подсказала я.

— Он самый. Он утонул, когда лодка перевернулась. Ну вот, его-то и видели… если верить слухам. Или его призрак.

— Его видели… здесь? — переспросила я слабым голосом.

— Ой, да. Вы побледнели, миссис Френшоу. Призраков нечего бояться.

— Кто это видел? — продолжала допытываться я.

— О, несколько человек. Ада, дочка Патти Грей, сказала, что они с братом собирали на пляже выброшенные приливом деревянные обломки… и увидели его там. Он появился… а затем исчез.

— Кто-то должен был начать выдумывать такие вещи, это было неизбежно, — сказал Дэвид. — Изрядный тогда был переполох.

Мы поставили стаканы.

— Очень приятное вино, — добавил Дэвид. — Уверен, что вы правы насчет терпкости.

Она проводила нас из дома.

— Хорошие фермеры эти Пенны, — произнес Дэвид, когда мы скакали прочь. — Все у них в порядке. Хотел бы я, чтобы было побольше таких, как они.

Но я могла думать только об одном: «Кто-то видел Билли Графтера. Было ли это плодом воображения, или же это означает, что он здесь… по соседству?»


Нас беспокоило здоровье тети Софи, так как она не очень хорошо себя чувствовала. Матушка сказала, что кто-то из нас должен заезжать к ней каждый день.

— Она очень изменилась после смерти Альберика, — сказала нам Жанна. — А теперь, когда ходят все эти слухи о привидениях, она думает, что Альберик может возвратиться и поговорить с ней… рассказать, кто убил его…

— А много толков о привидениях?

— Больше среди слуг. Двое из них говорили, что на самом деле видели друга Альберика, который утонул вместе с ним, и вот теперь она вбила себе в голову, что Альберик хочет связаться с ней. Она все время об этом говорит. Долли Мэйфер проводит с ней немало времени.

Бедняжка Долли, она и жизни-то почти не видит. Миссис Трент так сильно изменилась после самоубийства Эви. Вы знаете, как она всегда лезла во все дела… сейчас же почти не выходит из дома. Долли здесь часто бывает. Я думаю, она, должно быть, находит облегчение в возможности улизнуть из Грассленда. А мадемуазель любит быть с ней. Они постоянно говорят об Альберике.

— До меня дошел слух, что видели Билли Графтера, — сказала я.

— Да. Он выглядел, как будто только что вышел из моря… страшно бледный, и вода с него стекала.

— Это все больше воображение…

— Да, но мысль о том, что Альберик может еще вернуться, утешает ее.

— Она действительно так к нему привязалась, когда он был здесь?

Жанна бросила на меня проницательный взгляд.

— Он интересовал ее. Ей нравилось, когда он был рядом. Знаете, он был очень полезен.

Немногим она доверяла свои поручения в Лондоне.

Она позволяла ему ездить на лошадях. Я думаю, дело в том, что он был одной с нами национальности и беспокоился обо всем, что происходило во Франции… Это была общая трагедия.

— А то, что он мертв, усилило ее любовь к нему. — Жанна ничего не сказала, и я продолжала:

— О, вы так же хорошо, как и я, знаете, что тетя Софи упивается несчастьями. Если бы она только попробовала увидеть в жизни светлые стороны!

Она отгораживается, живет как затворница.

— Такова мадемуазель д'Обинье, — рассудительно сказала Жанна. — И мы должны принять это и делать все, что в наших силах, чтобы ее жизнь была сносной.

— Вы, как всегда, правы, Жанна. Она действительно хочет, чтобы мы навещали ее?

— О да, она с нетерпением ждет встреч с вами. Она любит отдыхать и размышлять сразу после полудня, но если вы будете приходить в три, а уходить в пять, то это ей понравится.

Она любит порядок и хочет, чтобы жизнь шла по схеме.

— Что ж, я буду приезжать каждый день, пока она хочет этого, а иногда меня будет заменять мама.

— О, я думаю, она предпочла бы видеть вас. Она по-прежнему тоскует о прошлом и часто говорит о вашем отце. Вы же знаете, она была влюблена в него, и думаю, она так до конца и не простила вашу мать за то, что она вышла за него замуж. Она относится к вам, как к дочери, которая могла бы у нее быть.

— Тогда я буду приезжать.

Что я и делала. Каждый день я приезжала верхом и не забывала уезжать ровно в пять.

Тетя Софи часто говорила об Альберике.

Она действительно верила, что люди иногда, как она говорила, возвращаются и связываются с теми, кто был им очень дорог; а если они умерли насильственной смертью, то иногда возвращаются, чтобы преследовать своих убийц.

Обычно, когда я приезжала, с ней была Долли Мэйфер, но часто она не задерживалась. Я думаю, она была утешением для Софи, которая видела в ней родственную душу, — обе были своего рода калеками, обе обездолены судьбой, обе переживали утрату любимого существа.

Они разговаривали об Альберике и Эви. Софи постоянно утверждала, что однажды они «свяжутся»с ней.

— А когда это случится, — говорила она, — Альберик назовет имя своего убийцы, и тогда я сделаю все, что в моих силах, чтобы нечестивцы… а их, наверное, было несколько, предстали перед судом.

Мне стало интересно, что бы она сказала, если бы я сообщила ей, что Альберик был шпионом, что именно такие, как он, помогли поднять революцию, которая принесла так много горя ее стране.

Она никогда не поверила бы мне.

Я всегда покидала Эндерби, когда было уже темно. В это время года свечи в комнате Софи приходилось зажигать в четыре. Мне всегда казалось, что при их свете эта комната преображалась. Она всегда была для меня комнатой воспоминаний, а когда Жанна время от времени пользовалась переговорной трубой, мое сердце обычно начинало неприятно колотиться, так как я вспоминала, что кто-то знал о том, что я была здесь с Джонатаном… Меня успокаивало лишь то, что никто никогда не намекнул мне о том, что он… или она… знает нашу тайну. Тот приглушенный голос, доносившийся из переговорной трубы, не напоминал мне ни о ком из моих знакомых. Даже голос Жанны с его характерным акцентом звучал через нее иначе.

Тетя Софи была в одном из тех настроений, когда ее тянуло на печальные размышления.

Она сказала, что после полудня у нее была Долли и что она почувствовала большую близость Альберика, а Долли — своей сестры Эви.

— На днях они свяжутся с нами, — сказала тетя Софи. — Мне так жалко Долли. Она так любила свою сестру, а эта ее бабушка очень странная. Она приходит ко мне, бедное дитя, и рассказывает о своих бедах.

Я согласилась, что возможность беседовать друг с другом является для них большой поддержкой.

— Жизнь к некоторым из нас несправедлива, а другим достается все. Возьми, к примеру, свою мать.

Бедная тетя Софи! Удачливость моей матери в течение всей жизни не давала ей покоя, и она часто сравнивала ее с собственным невезением.

Я всегда испытывала некоторое облегчение, когда уезжала.

Когда я спустилась в вестибюль, появилась Жанна.

— Как хорошо, что я перехватила вас, — сказала она. — Я хотела, чтобы вы посмотрели ткани, которые у меня есть. По-моему, они довольно миленькие. Мадемуазель ведь любит красивые платья, и я стараюсь поддерживать ее интерес к обновкам. Это ее очень поддерживает.

— С удовольствием взгляну, — ответила я.

— Они у меня здесь, внизу. Я вас долго не задержу. Я знаю, что вы любите уезжать вовремя.

— О, у меня масса времени!

Ткани были бледно-розового и, любимого тетей Софи, сиреневого цвета, имелись также более густой пурпурной и красной расцветки.

Я сказала, что, по моему мнению, более бледные расцветки больше идут тете Софи, чем насыщенные.

— Мне тоже так кажется, — согласилась Жанна. — И этот более мягкий материал лучше подходит для чепцов. Я хочу, чтобы вы посмотрели также и ленты.

Я выразила должное восхищение ими и покинула Жанну, должно быть, пятнадцать минут спустя.

Я села на лошадь и отправилась домой. Я всегда выбирала один и тот же путь — короткую тропу для верховой езды, по обеим сторонам которой росли густые кусты. Этой тропой редко пользовались, а поскольку она была прямой и узкой, я всегда скакала по ней легким галопом.

Внезапно лошадь резко остановилась, и я чуть не вылетела из седла.

— Что такое, Квинни? — спросила я.

Я стала вглядываться в темноту. Поначалу мне ничего не было видно, однако кобыла отказывалась двинуться с места.

Я спешилась. Кусты были высокими, и тропа — тенистой; луны не было, а звезды скрывали густые облака.

И тут я увидела, что поперек тропы лежит человек.

Я смотрела в изумлении. Кто-то натянул через тропу, примерно в футе над землей, тонкую веревку. Она была привязана к кустам и явно служила западней.

Я была ошеломлена. Что-то зашевелилось рядом, и я увидела, что неподалеку стоит лошадь.

Картина происшедшего была ясна. В темноте лошадь наткнулась на веревку и сбросила седока.

Какая гнусность! Я подошла к лежавшему мужчине. Глаза его были закрыты, но он еще дышал.

Я решила, не мешкая, отправиться за помощью, и как можно скорее.

И тут мое сердце чуть не выскочило из груди от ужаса: мужчиной, лежавшим на земле, был Билли Графтер.


Я стояла, глядя на него, всего несколько секунд, хотя мне показалось, что прошла вечность.

Итак, он был здесь. Люди и вправду видели его. Они считали его призраком, но на самом деле это был сам Билли Графтер. Что он здесь делал? Приезжал на свидание к друзьям, но тогда кто они?

Он был очень бледен, по лбу стекала струйка крови. Я должна была немедленно найти помощь.

Пока я глядела на него, мне пришло в голову, что он не мог находиться здесь долго. Минут пять, наверное. Я задержалась с отъездом из Эндерби. А если бы этого не случилось, не мне ли предстояло наткнуться на эту веревку?

В меня закралось подозрение: она предназначалась для меня.

Я была потрясена. Кто-то хотел убить меня. Кто-то подстроил несчастный случай для меня, а тут появился Билли Графтер, и попался именно он.

Что мне следовало делать?

Я находилась на полдороге между Эверсли и Эндерби. Наилучшим решением было бы отправиться в Эверсли. Там было полно слуг. Я могла бы доставить туда Билли Графтера, а затем послать за Джонатаном.

Я скакала так быстро, как только могла. В конюшне никого не было, но после того, как я крикнула, на зов прибежали несколько конюхов.

— Произошел несчастный случай! — закричала я. — С тем самым Билли Графтером, которого считали утонувшим. Он на тропе на полпути к Эндерби. Кто-то протянул через тропу веревку, чтобы всадники натыкались на нее в темноте. Его нужно доставить сюда. Вам понадобятся носилки.

Несколько секунд они смотрели на меня, широко разинув рты, а затем бросились выполнять распоряжение.

Я вошла в дом. Матушка ожидала меня в вестибюле.

— Что случилось? У тебя такой вид, будто ты встретила привидение. Я сказала:

— Произошел несчастный случай. С Билли Графтером. Через тропу была натянута веревка.

Должно быть, его лошадь споткнулась и сбросила его.

— Дорогая моя Клодина, что ты такое говоришь? Ну-ну. Присядь. Ты сама не очень-то хорошо выглядишь.

Расскажи мне поподробнее, что произошло Я рассказала ей, что навещала тетю Софи, а когда возвращалась по тропе, обнаружила лежащего там Билли Графтера, которого скинула лошадь.

— Детские шалости, — сказала моя мать. Я покачала головой:

— Я послала за ним людей.

Скоро они должны вернуться. Нам придется оказать ему помощь.

Я не сказала ей, что видела Билли Графтера в Лондоне, когда была с Джонатаном. Я знала, что должна быть осторожной. Я оказалась посвященной в тайны, которые составляли часть жизни моего отчима и его сына, и даже моя мать не имела доступа к некоторым из них.

Я задумалась, а не сглупила ли я, упомянув имя Билли Графтера, но тут же успокоила себя тем, что они все равно должны были его узнать после того, как он будет доставлен сюда.

Мы с матерью стали ждать, и, наконец, слуги вернулись.

Билли Графтера с ними не было.

Мне показалось, что вид у слуг был очень странным, и они избегали смотреть мне в глаза.

— Что…

Где он?! — воскликнула я.

— Миссис Френшоу, мы съездили туда, на тропу. Мы смотрели везде. Там никого не было.

— Никого? Но я сама видела.

— Нет, хозяйка, там никого не было.

— Но его лошадь?

— Никакой лошади.

Никого.

— Через тропу была натянута веревка. Они покачали головами:

— Мы искали веревку. Ничего там не было.

— Но это невозможно. Он там лежал… без сознания. Я видела его. И лошадь там тоже была. Я оставила его, потому что хотела как можно скорее найти подмогу.

Они снова покачали головами.

Я понимала, что они считают меня жертвой галлюцинации. Они думали, что я видела призрак Билли Графтера, ведь когда они прибыли на то место, то не нашли никаких следов: ни человека, ни лошади, ни веревки. Ничего.

Следовало ожидать, что об этом событии пойдут пересуды. Из нашей людской они распространились по всем домам в округе.

То, что видела миссис Френшоу, — это призрак, гласила молва. Он вернулся, чтобы отомстить своему убийце и убийце своего друга, Альберика.

Я знала, что должна сделать одну вещь — оповестить Джонатана. Несмотря ни на что, я была уверена, что Билли Графтер находится где-то рядом. У него, вероятно, есть друзья, сумевшие помочь ему. Он не мог так быстро прийти в себя, чтобы успеть уйти самому, увести лошадь да еще и убрать веревку. У него был сообщник, им вполне мог быть кто-то, кого мы знали.

Я бы с удовольствием отправилась в Лондон, но это было невозможно. Если бы только Дикон был в Эверсли, я могла бы рассказать все ему. К несчастью, он выбрал именно это время, чтобы поехать в Клаверинг.

Я написала письмо Джонатану о том, что произошло, и вызвала одного из конюхов, который служил у нас с детства. Еще его дед служил семейству Эверсли, и я знала, что могу ему доверять. Я сказала, что он должен покинуть дом так, чтобы об этом никто не знал, а я поговорю с его отцом и сообщу, что это дело очень срочное и секретное.

Он был молод, и ему нравилось выполнять тайные поручения, однако мне показалось, что он посчитал мое письмо к Джонатану романтическим посланием.

Но беспокоиться об этом сейчас не было времени. Мне надо было действовать быстро.

Я сказала:

— Поезжай сейчас же и по возможности не теряй время в пути. Когда господин Джонатан прочтет письмо, он все поймет, но постарайся никому больше его не показывать.

Выходя из конюшни, я столкнулась с Миллисент. Я почувствовала, что заливаюсь румянцем, ведь я тайком отправляла письмо к ее мужу.

Она сказала:

— Я видела, как этот конюх, как там его зовут? Джейк какой-то… куда-то понесся с очень важным видом.

Меня смутило то, как она смотрела на меня, не сводя глаз. Она что-то подозревала.

— Я остановила его и спросила, куда он так спешит. Он что-то невнятно пробормотал о том, что должен выполнить какое-то твое поручение.

— А, да, конечно, — ответила я, стараясь говорить непринужденно.

Я спрашивала себя, а не подслушала ли она случайно что-нибудь из нашего разговора.

Она продолжала:

— Странная история с призраком этого Графтера.

— Да, — ответила я осторожно, — очень странная.

— Мне кажется, что ты — последний человек, который лицом к лицу столкнулся с призраком. И ты уверена…

— Да, это очень странно.

— Полагаю, теперь ты поверила в слухи. Раньше ведь ты была настроена довольно-таки скептически, правда?

— Так бы и не верила, если бы не увидела все своими глазами.

Она не сводила глаз с моего лица, и я подумала: «Может, это ты, Миллисент, натянула веревку поперек тропы? Как много тебе известно о нас с Джонатаном?»

В моей памяти пронеслась наша беседа в спальне. Разве не сказала она, что убила бы любую, кем бы Джонатан слишком увлекся?

Миллисент была необычной женщиной. Она напоминала свою мать, и я была уверена, что она способна на многое из того, чего не смогли бы сделать другие.

Я чувствовала, что холодею от ужаса. Неужели рядом со мной человек, который пытался, если и не убить меня, то, по крайней мере, на всю жизнь искалечить? Неужели это она устроила западню? Может, она смотрела из кустов, как я упаду? А если это так, то что ей известно о Билли Графтере? И после одной неудавшейся попытки не предпримет ли она новую?

Мы вошли в дом, и я отправилась к себе в комнату.

Мне было не по себе, и я не могла заставить себя заняться повседневными делами. «Моя мать, — подумала я, — единственный человек в доме, который поверил бы, что я действительно видела Билли Графтера. Я должна поговорить с ней».

Она была очень расстроена.

— Если бы только Дикон был здесь, — все повторяла она.

— Матушка, — сказала я, — кто-то помог Билли Графтеру уйти. Кто-то убрал веревку. Должно быть, этот человек ухаживает за ним.

Я знаю, что Билли ранен.

— Кто это, Клодина, кто?

— Я не знаю, но оповестила Джонатана. Я уверена, что когда он получит письмо, то сразу же примчится сюда.

— Будем надеяться, что он скоро приедет. Эта веревка… почему она там находилась?

— Я думаю, она предназначалась для меня. Ты действительно в это веришь?

— Приходится. Я все время ездила по этой дороге. Только по счастливой случайности я задержалась, чтобы посмотреть на ткани у Жанны, и Билли Графтер неожиданно попал в ловушку.

— О, Клодина, я боюсь за тебя.

— Со мной все будет в порядке. Теперь я предупреждена.

Да и Джонатан скоро будет дома.

— Не послать ли мне за Диконом?

— Я думаю, Джонатан справится с этим.

Подождем, что он скажет.

— Тем не менее, ты должна быть крайне осторожной. Всю прошлую ночь я думала о происшедшем: о тех людях, которые приходили в дом, выдавая себя за друзей Дикона, о похищении Джессики и ее возвращении, а теперь вот об этом. Что это все значит? К чему все это приведет? Обещай мне быть осторожной.

— Обещаю. Мама, как ты думаешь, Миллисент что-нибудь известно?

— Миллисент?! Мне бы такое и в голову не пришло. Она целиком поглощена ожиданием ребенка. А почему ты спрашиваешь? Она что-нибудь говорила?

— Нет, я просто подумала…

— Ну, так обещай мне быть особенно осторожной.

— Обещаю.


Джонатан вернулся через два дня. Я видела, как он подъехал, и, помахав рукой из окна спальни, немедленно спустилась навстречу ему.

— Клодина! — воскликнул он и поцеловал меня.

— О, я так рада, что ты приехал.

— Я хочу знать все сейчас же, немедленно. Он здесь? Где-то поблизости?

— Должно быть.

Мы пошли в гостиную, которая находилась возле вестибюля, и я быстро рассказала ему о том, что произошло.

— Веревка на дороге, — сказал он. — Кто же мог это сделать?

— Думаю, она предназначалась для того, чтобы сбросить меня с лошади.

— Почему? Я вполне убежден, что Графтер и его сообщники могли придумать такую штуку, но если это так, то как же получилось, что один из них самих попался в западню?

— Не понимаю.

— Это был кто-то, кто хотел навредить именно тебе.

Мне не верится, что эти люди прибегли бы к такому способу. — Он задумчиво помолчал. — Похоже, что разворачиваются два заговора.

Я пристально посмотрела на него и сказала:

— Кое-кому известно, что мы с тобой встречались в Эндерби.

Кто-то находился в доме, когда мы там были… кто-то говорил в трубу. Не кажется ли тебе, что этот человек рассказал кому-то, кто ненавидит меня за то, что я сделала?

— Миллисент? — спросил он.

— Не верится, что она пошла бы на такое, но мне кажется, что она действительно глубоко и по-собственнически любит тебя. Она — человек страстный. Поэтому можно предположить, что она возненавидела бы меня, если бы что-нибудь узнала.

— Все это было до моей женитьбы.

— Но она следит за тобой и за мной. Я думаю, наше поведение вызывает у нее подозрение.

Несколько секунд он молчал, а затем сказал:

— Первым делом надо взять Графтера. Он наверняка здесь. Он где-то по соседству. Ты видела его на конной тропе.

Как сильно он пострадал?

— Я не могла разглядеть. Он лежал и, должно быть, был без сознания.

— А затем его куда-то унесли, но ты уже всех оповестила о том, что видела Графтера.

— Я думала, что незачем скрывать этот факт, ведь его все равно узнали бы, когда принесли сюда.

Он кивнул.

— К тому же ходят слухи о привидениях. Это может помочь нам. Ты должна быть особенно осторожной, Клодина. Я не понимаю, почему была предпринята эта неудавшаяся попытка покушения на твою жизнь, но не думаю, чтобы ее предприняли дружки Графтера, так как в этом случае он ни за что не угодил бы в свою же ловушку. Затевается что-то очень странное, и я хочу, чтобы ты была осторожна. Я хочу, чтобы ты внимательно за всем наблюдала. Но вида не подавай. Я должен взять Графтера. Он здесь. Он не мог уйти далеко, а в Лондоне он им сейчас не нужен. Они знают, что мы его разыскиваем. Когда я поймаю его, то выясню, где остальные. Только, пожалуйста, не забывай вести себя, как будто ничего не произошло. Пусть будет похоже, что ты поверила в общение с потусторонним миром.

— Хорошо, — сказала я. — А теперь ты должен смыть с себя следы путешествия и пора поесть.

— Я изголодался, — сказал он и, улыбнувшись мне со знакомым озорством, добавил:

— По многим вещам.

Когда мы вышли из комнаты, в вестибюле нас ожидала Миллисент.

— Здравствуй, Джонатан, — сказала она.

— А, вот и моя преданная супруга!

Она подбежала и обняла его. Через его плечо она бросила взгляд на меня, и мне было непонятно выражение ее лица.

Я была исполнена решимости соблюдать советы Джонатана вести себя так, будто ничего не произошло.

Сам он был весел, и мало кто мог бы догадаться, что он занят выполнением важного задания. Он подшучивал надо мной по поводу того, что я видела призрак.

— Правда, Клодина, ни за что бы не поверил, что такое может случиться с тобой.

— Это потрясло меня, — ответила я.

— Интересно знать, ты в прошлое заглянула или в будущее? Кажется, именно оттуда они и приходят.

Затем он стал рассказывать истории о привидениях, да так, что они выглядели необычайно смешными.

Дэвид был немного раздосадован. Ему казалось, что Джонатан насмехается надо мной, но я улыбалась ему, чтобы заверить, что ничуть не обижаюсь.

— Возможно, — сказала я, — в один прекрасный день Джонатан сам увидит привидение. Тогда он не будет настроен так скептически.

На следующий день я отправилась навестить тетю Софи.

Она уже слышала историю о том, что теперь получило название «видение миссис Френшоу», и очень ею заинтересовались.

— Это был призрак того бедного молодого человека, которого убили вместе с Альбериком, — сказала она. — Их обоих убили, бедных невинных мальчиков. Такие люди возвращаются… те, кто умер насильственной смертью. И возвращаются они потому, что жаждут отмщения.

Была там и Долли Мэйфер, которая внимательно прислушивалась к нашему разговору. Время от времени тетя Софи обращалась к ней:

— Долли, деточка, принеси мне еще одну подушку. Пододвинь мою скамеечку для ног чуть поближе и позвони, чтобы подбросили угля в огонь.

Долли выполняла эти просьбы охотно, даже ревностно.

Я спросила о бабушке, и Долли сказала, что та нездорова и не хочет никого видеть.

— Это очень печально, — сказала тетя Софи с тем упоением, которое всегда вызывали у нее несчастья. — Но Долли очень часто посещает меня, не так ли, детка?

— Я не знаю, как бы я могла жить, не приходя сюда, — ответила Долли.

Я уехала в обычное время, приблизившись к тропе, спешилась и повела лошадь под уздцы. Стояла глубокая тишина, а темнота придавала этому месту мрачный вид. Если бы я не знала, что Билли Графтер на свободе, я бы могла поверить в то, что видела привидение.

На второй день, когда я собиралась навестить тетю Софи, я встретила по дороге Долли и у меня возникло ощущение, что она меня поджидала. Так оно и оказалось.

— О, миссис Френшоу, я надеялась увидеть вас. Мадемуазель д'Обинье сегодня неважно себя чувствует.

— Вот как? В чем же дело?

— Ничего особенного.

Она просто устала и весь день ей хочется спать. Жанна просила передать, если я вас встречу, чтобы вы отложили визит. Я сама сегодня не видела мадемуазель. Когда я пришла, Жанна сказала прийти завтра.

— А, понятно.

— Миссис Френшоу, я хотела бы поговорить с вами. Не могли бы вы немного прокатиться со мной верхом?

— Ну конечно, Долли.

Ее предложение обрадовало меня. Мне всегда было трудно разговаривать с ней. Я и Дэвид считали, что она слишком часто предается мрачным мыслям, и, если Долли нуждается в поддержке, мы могли бы ей помочь.

Мы повернули своих лошадей прочь от Эндерби, и я спросила:

— Куда поедем?

— Эви и я любили ездить вдоль моря.

— Тогда, наверное, тебе не хочется ехать туда.

— О, напротив. Я часто туда езжу. И мы поехали в южном направлении.

— Замечательно, что я могу ходить в гости к мадемуазель.

— Для нее это тоже хорошо. Я думаю, вы ей действительно очень нравитесь, Долли.

Щеки ее залились румянцем.

— Вы действительно так думаете, миссис Френшоу?

— Конечно.

— Она многому меня научила. Французскому и многому другому. Я так люблю туда ездить, особенно после того, как я потеряла Эви.

— Понимаю, — сказала я.

— Она так сочувствует мне. В конце концов, она ведь тоже пережила ужасные события, правда?

— Да.

— Вы чувствуете запах моря, миссис Френшоу?

— О да. Сейчас почувствовала. Здесь так хорошо.

— Эви это тоже нравилось.

Мне было интересно, что же она хочет мне сказать, но я решила предоставить ей возможность заговорить первой. Мне казалось, что она легко может снова превратиться в ту скрытную Долли, которую я всегда знала.

Мы перешли на галоп и понеслись, как ветер над зелеными полями. Долли была хорошей наездницей и, казалось, в седле обретала уверенность в себе.

Затем мы увидели море. Это было серое, спокойное ноябрьское море: на воде не было даже ряби, а в воздухе — ни малейшего ветерка.

— Не спуститься ли нам на берег? — сказала она. — Мне там очень нравится.

Я последовала за ней и, когда копыта наших лошадей коснулись песка, увидела лежащую на берегу лодку.

— О, смотрите, — сказала Долли. — Не подъехать ли нам к ней?

Мы поскакали по песку туда, где лежала лодка. Долли повернулась и взглянула на сарай для лодок.

— Мне кажется, там кто-то есть.

— Наверное, хозяин лодки, — сказала я.

— Не пойти ли нам посмотреть? Давайте привяжем лошадей здесь, к этой скале. Мы с Эви именно здесь оставляли своих лошадей, когда приезжали сюда.

— Хорошо.

Я спешилась и привязала лошадь. Долли уже направлялась к сараю.

— Есть кто-нибудь? — окликнула она. Ответа не последовало.

— Мне все-таки показалось, что я кого-то видела, — сказала она. — Заглянем внутрь.

Она осторожно толкнула дверь и вошла. Я последовала за ней.

Дверь внезапно закрылась, н я оказалась в темноте. Мне что-то накинули на голову. Я почувствовала резкий удар по голове, и затем наступил мрак.

Первое, что я увидела, открыв глаза, была Долли. Она сидела на трехногом табурете и смотрела на меня.

Я лежала на полу, состояние у меня было полуобморочное, голова болела, запястья и лодыжки плотно охватывали веревки.

— Долли… — запинаясь, проговорила я. — Что… что случилось?

Она сказала:

— Быстро же вы пришли в себя. Всего лишь десять минут прошло с тех пор, как мы вошли сюда. Я привела вас сюда, миссис Френшоу, чтобы убить.

Если бы у нее в руках не было пистолета, она показалась бы мне смешной.

Увидев, что взгляд мой направлен на него, она сказала:

— Я знаю, как им пользоваться. Это одна из вещей, которым меня научили.

— Долли! Что это? Что за игра?

— О нет, это очень серьезно. Смерть — вещь серьезная.

— Ты на самом деле…

Она сказала:

— О да. Вы должны умереть. Вы убили Эви и умрете, как она.

— Ты сошла с ума. Никто не убивал Эви. Она сама себя убила.

— Она убила себя, потому что ее вынудили.

Это убийство… а убийцы должны умереть.

— Долли, постарайся быть благоразумной. Давай поговорим. Что у тебя на уме? Что это все значит?

— Я вам все расскажу. У нас есть время, потому что я не убью вас до тех пор, пока сюда не приедет Билли.

Это — часть уговора.

— Билли? Билли Графтер?

— Да, Билли Графтер.

— Значит, вы с ним друзья? Она кивнула.

— Ведь он же был другом Альберика, не так ли? — Она улыбнулась. — Вам не пошевелиться, правда? Вы хорошо связаны. Это Билли сделал.

— Он здесь?

Она кивнула.

— Он с ним расправится. Вот что он сделает. А я расправлюсь с вами. Он помог мне, а я помогу ему. Вы не понимаете, да? Билли очень скоро будет здесь. Тогда продолжим.

Она погладила пистолет, и я подумала: «Она не шутит. Она безумна».

— Почему вы, согрешив, можете свободно разгуливать, когда моя сестра Эви… — Лицо ее скривилось, как будто она собиралась заплакать.

— Долли, — сказала я, — давай поговорим.

— А разве мы не разговариваем?

Видите ли, вы совершили прелюбодеяние. Вы нарушили седьмую заповедь. Вы замужем за хорошим человеком и изменили ему с плохим. Это было в Эндерби, когда имение стояло пустым, еще до того, как туда приехала мадемуазель. Мы знали, что вы там с ним. Мы ведь напугали вас, правда, когда вы услышали наши голоса через переговорную трубу?

— Значит, это были вы?

— Да, Эви и я. Вы так струсили. Нас это рассмешило. А затем Эви влюбилась. Она говорила, что любовь — самая прекрасная вещь… У нее должен был родиться малыш. Я хотела, чтобы он родился, миссис Френшоу. О, я бы так о нем заботилась. А потом она убила себя.

— Ей ни в коем случае не следовало делать этого. Мы могли бы что-нибудь предпринять. Мы могли бы помочь ей.

— Все из-за вас, миссис Френшоу. Вы убили Альберика. О, вы удивлены, не так ли? Вы думали, что отцом ребенка Эви был Гарри Фаррингдон. Он ей никогда не нравился. Только наша бабушка этого хотела. А Эви нравился Альберик. Они любили друг друга, я была рада за них.

Они собирались пожениться и взять меня с собой во Францию. Я хотела присматривать за малышом. Все было бы прекрасно. Затем вдруг все изменилось. Он отправился в Лондон и, поспешно вернувшись, сказал нам, что вы увидели его там и рассказали этому гадкому мистеру Френшоу — своему любовнику. Альберик сказал, что ему нужно скрыться, потому что за ним охотятся. Он обещал прислать за нами, Эви и мной, чтобы уехать во Францию. Мы бы и поехали. Мы знали, как туда добраться. Мы прятались здесь, наверху, когда это произошло. Так что мы все видели. Этот человек убил Альберика, и после этого все пошло кувырком.

— Ты, должно быть, знаешь, что Альберик был шпионом.

— Альберик был прекрасным человеком.

— Именно такие, как он, навлекли ужасные бедствия на Францию.

— Так должно было случиться. Там царила несправедливость. Альберик говорил нам об этом.

— И здесь он пытался совершить то же, что сделал в своей стране. Он должен был умереть, Долли. Он всегда знал, что идет на риск.

— А моя сестра… моя Эви… она покончила с собой. Она не могла показаться на глаза бабушке.

У той постоянной темой разговора было удачное замужество Эви. Она говорила ей, что ее настоящее место — в Эверсли, и какая она хорошенькая, и как она найдет богатого мужа. Она говорила, что Эви недостаточно старалась, чтобы заполучить Гарри Фаррингдона.

— О, Долли, какое сплетение несчастий! Этого не должно было произойти.

— Эви не могла пойти на то, чтобы иметь незаконнорожденного ребенка.

— Люди идут на это…

— Вы и пошли… может быть.

— Долли!

— Вас это злит. Конечно, вы сердитесь. Это и меня злит. Бедной Эви пришлось покончить с собой, а вы… вы ведь совершили то же самое, только вы были хуже, потому что у вас хороший муж. У Эви его никогда не было. Ей пришлось умереть, а вы стали хозяйкой большого дома. И все с вами почтительны, тогда как моя бедная Эви…

— О, Долли, мне так жаль! Загублена жизнь, загублено счастье…

— Но не ваше. Вы получаете, что хотите, и никто не знает…

— Это вы взяли малышку?

— Да. Я хотела убить ее.

От ужаса у меня перехватило дыхание.

— Ведь младенец Эви был убит, правда?

— О, Долли! При вспоминании о том ужасном времени, когда у нас похитили Джессику, мне становится не по себе.

— Я держала ее у себя в комнате, в Грассленде. Я боялась, что кто-то может увидеть ее, но все обошлось. Затем я узнала, что взяла не ту девочку. Откуда мне было знать, чей это ребенок? Потом началась вся эта кутерьма. Она была со мной все время. Она хорошенькая, — на ее лице появилась улыбка. — Она смеялась, хватала меня за палец и не хотела отпускать. Она была сла-а-авная детка. Я рада, что не убила ее.

— А веревка в кустах? Она кивнула:

— Вы всегда ездили той дорогой. И почему это вам всегда везет? Почему Билли надо было поехать по тропе как раз в это время?

— Суровая справедливость, — сказала я.

— Я следила из кустов, а когда увидела, кто скачет, то закричала, но было слишком поздно. У меня не было времени на то, чтобы унести его, когда появились вы, поэтому мне пришлось оставить его… веревку и все остальное.

— Значит, вы были там?

— Я хотела увидеть, как вы упадете.

— Понятно. А затем, когда я поехала за помощью, вы вышли и забрали его. Сняла веревку…

— Это было нелегко. Мне надо было усадить его на лошадь. Затем я забрала веревку, отвезла Билли в сарай для лодок и ухаживала за ним. У него был рассечен лоб, но он ничего не сломал.

Он упал в кусты, и они его спасли. Он быстро поправился.

— Мне и в голову не приходило, что вы можете быть такой коварной, — сказала я.

Она казалась весьма довольной собой.

— Билли сказал, что я порчу дело. Оно слишком важное, чтобы за него брался любитель.

Он обещал научить меня, как заполучить вас, а я помогу ему разделаться с Джонатаном, потому что он слишком много знает.

Билли покончит с ним и поможет мне управиться с вами. Вы оба должны умереть… за Эви. Когда вы оба умрете, мы привяжем к вам груз и бросим вас в море. Вы просто бесследно исчезнете.

— А вы, Долли, что вы будете делать?

Как вы будете себя чувствовать, зная, что вы — убийца?

— Все дело в том, что я — мститель, а не обычный убийца. Я делаю то, что нужно сделать ради Эви, а Билли выполняет свой долг.

— Не думаю, что в суде на это так посмотрят.

— Разве вам не страшно, миссис Френшоу?

— Немного. Я не хочу умирать. И мне кажется, Долли, что вы не сможете убить человека.

— Я убью вас, — сказала она. — Жаль, что я не могу этого сделать сейчас же и покончить с этим.

— Вам неприятно об этом думать, не правда ли?

— Я поклялась Эви.

— Развяжите мне руки, Долли.

Она покачала головой:

— Это все испортит. Я пообещала Эви и поклялась себе. Почему вы должны нарушать седьмую заповедь и оставаться безнаказанной, в то время как моя сестра Эви… Она не нарушила заповеди. Все из-за того лишь, что она любила Альберика.

Они бы поженились и жили счастливо… и я была бы с ними.

— Вы не можете так поступить со мной, Долли. Как вы будете себя чувствовать, когда люди будут спрашивать, где я? А если нас кто-нибудь видел? Люди скажут, что в последний раз меня видели с вами, когда мы катались на лошадях.

— Нас никто не видел.

— Вы уверены в этом? А если они станут расспрашивать вас…

— Они не станут. Билли сказал, что все будет хорошо.

Вы пытаетесь меня запугать.

Я невесело засмеялась:

— В данный момент этим занимаетесь вы.

— Вы получаете то, что заслуживаете.

— Я не убивала…

— Нет, убивали. Вы убили Эви.

Мою дорогую, славную, хорошенькую Эви.

— Эви покончила с собой.

— Если вы еще раз это скажете, я застрелю вас тут же, не дожидаясь Билли.

— А зачем вы его ждете?

— Потому что… потому что… не нужно задавать вопросы.

— Ты уже рассказала мне все, что я хотела знать. Мне жаль Эви. Так ужасно загублена жизнь.

Она отвернулась от меня, чтобы скрыть свое горе, и как раз в этот момент я услышала пронзительный свист.

— Это Билли, — сказала Долли.

Она вышла, и я услышала, как Билли сказал:

— Я присмотрю за ней.

Она не может сбежать. Возьми что-нибудь из ее вещей… что-нибудь, что он наверняка узнает. Он очень подозрительный.

— Хорошо, — сказала Долли.

Она вернулась в сарай. Пистолета у нее уже не было.

— Мне нужно кольцо или что-нибудь, что он узнал бы, — сказала она.

— Кто узнал?

— Ваш любовник, конечно. Тот, с кем вы встречались в Эндерби и ради кого нарушили седьмую заповедь.

— Зачем вам это нужно?

— Потому что я собираюсь отнести эту вещь ему и сказать, где вы.

— Долли!

— Тогда он приедет, права ведь? Он приедет спасти вас.

— И тогда?

— Билли будет поджидать его в засаде.

— Долли, вы не должны этого делать.

— Это часть плана.

Мы с Билли помогаем друг другу. Это была его идея. Вот почему он не хочет, чтобы вы умирали прежде, чем ваш любовник.

Вы понимаете, в чем дело? Билли мне не доверяет.

Он думает, что если я убью вас, то не стану заманивать сюда мистера Френшоу. Я, однако, все равно сделала бы это, потому что вы оба — убийцы Эви, ведь он убил Альберика.

Меня охватил ужас. Я ясно представляла себе весь их план. Джонатан прискакал бы на берег, где, поджидая его, притаился бы Билли Графтер. Джонатан стал бы легкой мишенью. Этого нельзя допустить. Я представила мир без него, и мысль эта показалась мне невыносимой. Если я когда-либо и осознавала, что люблю Джонатана, то именно в этот момент.

Я решила бороться за жизнь Джонатана, как не боролась за свою.

— Долли, пожалуйста, послушайте меня. Вы не должны делать этого. Джонатан не совершил ничего плохого. Он защищает свою страну. Он был вынужден убить Альберика. Альберик был шпионом.

— Альберик собирался жениться на Эви.

— Но послушайте, Долли.

— Я не буду больше слушать. Билли рассердится. Он хочет, чтобы я отправилась сразу же. Я должна привести Джонатана сюда. А теперь дайте мне что-нибудь. Этот шарф. Он подойдет. О да. На нем шелком вышиты ваши инициалы. Он их узнает.

— Долли, пожалуйста, не делайте этого.

Она засмеялась и, схватив мой шарф, выбежала из сарая.


Казалось, я пролежала там много времени. Стояла полнейшая тишина, которую нарушал лишь слабый шелест волн, слегка накатывавшихся на песок, и время от времени слышался заунывный крик чайки.

Что делать? Я была бессильна. Могла ли я чем-нибудь помочь, связанная и беспомощная, как приготовленная для жарения птица? Я посмотрела на прочно связанные вместе запястья и подумала, есть ли у меня надежда высвободиться. Если бы я только смогла выбраться отсюда, я нашла бы выход. Билли Графтер затаился снаружи. Он наверняка занимает какую-нибудь выгодную позицию, готовый в любую минуту застрелить Джонатана, лишь только тот появится.

Положение было безвыходным.

Я думала: «Есть ли у него шанс спастись? Он попадет в западню».

Мне следовало быть более проницательной, разузнать побольше об Эви и ее сестре. Я должна была попытаться выяснить, кто следит за мной. Я приписывала все это ревности Миллисент, так как моими мыслями завладел Джонатан, в то время как причина скрывалась гораздо глубже.

Который был час? Найдет ли она его? Я знала, если она покажет ему мой шарф, он поверит, что его прислала я. Что она собиралась ему рассказать? Наверняка у нее была припасена какая-нибудь правдоподобная история. Долли была довольно изобретательна. Она могла бы сказать, что Билли похитил меня, но как она ни старалась помочь мне, ей это не удалось и она решила обратиться за помощью к Джонатану. При таких обстоятельствах, опасаясь за меня, Джонатан не стал бы тратить время на обдумывание правдоподобности ее рассказа. Он бы тут же приехал. Сколько времени она отсутствовала? Должно быть, более получаса. Возможно, это были мои последние минуты жизни. Я видела решительность в глазах Долли. Она преданно любила свою сестру Эви и жила ради нее, так как у Эви было то, чего была лишена она, — красота и привлекательность.

О, я понимала мотивы Долли, ее чувства и эмоции. Находясь под опекой своей красавицы-сестры, она отдавала всю свою привязанность Эви. Затем эта цепочка событий: появление Альберика, любовь, возникшая между ним и Эви, ее последствия, а затем смерть Альберика.

Мне были понятны глубина горя, которое толкнуло ее на этот шаг. Но случай с Джессикой оставил в ее сердце неизгладимый след, я видела это по ее лицу, когда она заговорила о девочке. Я задрожала при мысли, что на ее месте могла оказаться Амарилис. Что было бы тогда? О нет, это даже нельзя представить. Я попыталась представить себе, что сейчас произойдет. Джонатан приедет. Его убьют. Затем Долли застрелит меня. Бросят ли они наши тела в море?

В голову пришла мысль, которая повергла меня в ужас. Все решат, что мы сбежали. Миллисент вспомнит свои подозрения. А Дэвид… что будет с ним?

До сих пор я не думала об этом и теперь почувствовала себя совершенно несчастной. Этого я не могла вынести. Он поверил бы, что я сбежала с его братом и бросила своего ребенка.

— О нет, нет! — застонала я.

Я так дорожила Дэвидом! И боязнь, какую боль причинят ему слухи, доставляла мне больше страданий, чем ожидание собственной смерти.

Я покрылась холодным потом.

Я решила умолять Долли не делать этого. Пусть убивает меня, если хочет, чтобы не пошли слухи о моем побеге с Джонатаном.

Она вряд ли согласится. Да и как может она пойти на это, не вызвав подозрения?

«Застрелите меня, — просила бы я. — Оставьте наши тела здесь, а Билли Графтер может сбежать на лодке. Пусть Дэвид знает, что я не предала его».

Должно быть, прошел час.

Ждать, видимо, оставалось недолго. Я напрягала слух. Затем внезапно я услышала выстрел и поняла, что Джонатан приехал.

Послышался еще выстрел и еще… Стрельба длилась несколько секунд.


Долли вошла в сарай, волосы в беспорядке разметались по ее плечам, лицо было белым, она смотрела на меня безумным взглядом.

Она сказала:

— Билли мертв. Он попал в Билли. Огромная радость охватила меня. Я спросила:

— А Джонатан?

— Он тоже… Они там оба лежат. Теперь я должна убить вас. Пришла ваша очередь. А Билли нет, чтобы помочь мне.

Я оцепенела. Джонатан мертв! Я не могла этого себе представить. Он, должно быть, приехал на пляж, пошел к сараю, а Билли лежал в укрытии. Билли выстрелил, но если он не убил Джонатана с первого выстрела, то вряд ли у него был другой шанс. Джонатан был наготове.

— Мертв, — сказала я. — Джонатан мертв…

— Билли тоже… — пробормотала она, а затем подобрала пистолет и направила на меня.

— Кровь, — прошептала она. — Уже пролита кровь. Бедный Билли. Я не люблю крови…

Вдруг она выронила пистолет и закрыла лицо руками.

— Я не могу это сделать, — сказала она. — Я думала, что смогу, но… Как раньше не смогла убить и малышку.

— Конечно, вы не можете сделать этого, Долли. Я все понимаю. Я знаю, что вы чувствовали. А теперь помогите мне. Развяжите эти веревки. Пойдемте, посмотрим. Может быть, они живы.

Она взглянула на меня, и я увидела ту застенчивую девушку, которую всегда знала.

— Они мертвы, — сказала она.

— А может, и нет. Вдруг им нужна наша помощь. Она колебалась. В тот момент я почувствовала, что на чаше весов лежит моя жизнь. Все зависело от следующих нескольких секунд. Внезапно она кивнула. Она порылась в кармане своего платья и вынула нож. На какое-то мгновение она остановилась и смотрела на него. Я подумала, что она вот-вот передумает. Затем она перерезала веревки.

Спотыкаясь, я вышла из сарая. Сперва я увидела Билли Графтера. Он лежал на песке, окрашенном кровью. Несомненно, он был мертв. Неподалеку я увидела и Джонатана.

Я никогда не думала, что увижу его в таком виде. Он лежал, весь обмякший, и лицо его было цвета слоновой кости. Он казался другим человеком, такой тихий, неподвижный. Лошадь его терпеливо стояла рядом. Должно быть, он спешился прежде, чем в него попала пуля.

Я склонилась над ним. Мне показалось, что я уловила слабое, неровное дыхание.

— Джонатан, любовь моя, не умирай. Пожалуйста…

Долли стояла рядом со мной.

Ко мне вернулась надежда. Он был жив. Возможно, его еще можно спасти.

— Долли, — сказала я. — Скачите за подмогой в Эверсли. Скажите, что произошел несчастный случай. Объясните, что мистер Джонатан очень серьезно ранен. Обещайте мне, что сделаете это. Я останусь здесь с ним.

— Я не могу, — ответила она. — Что они скажут? Я взяла ее под руку.

А не поехать ли мне самой? Но как оставить ее тут с ним? Я все еще не была уверена в ней. В моем сердце теплилась надежда, что еще не все потеряно. Я боялась оставить его.

— Произошла ужасная вещь, Долли, — сурово произнесла я. — Мы должны спасти их, если это возможно… его и Билли. Вы повинны в том, что произошло, но вы не убийца. Если мы сумеем спасти им жизнь, то ваша совесть будет чиста и вы не будете думать о том, что заманили его сюда. Скажите им, пусть найдут врача и носилки, и быстро возвращайтесь. Пожалуйста, Долли.

— Я поеду, — сказала она. — Я поеду. И на этот раз я поверила ей.

Я опустилась на колени возле него.

— Джонатан, — сказала я. — О… Джонатан. Пожалуйста, не умирай. Ты не должен покидать меня, не должен…

На мгновение глаза его приоткрылись и губы шевельнулись. Я склонилась пониже, чтобы расслышать, что он говорит.

— Клодина, — прошептал он.

— Да, Джонатан, мой самый дорогой. Я здесь, с тобой. Я отвезу тебя в Эверсли. Ты поправишься. Я тебе обещаю.

— Кончено, — прошептал он.

— Нет, нет. Ты слишком молод, Джонатан Френшоу. Ты всегда был победителем. Вся твоя жизнь еще впереди.

Его губы вновь прошептали мое имя.

— Помни… — пробормотал он. — Живи счастливо, Клодина. Не оглядывайся назад. Тайны лучше всего хранить. Помни. Ради Амарилис… помни. Наша Я поцеловала его в лоб. Какое-то подобие улыбки скользнуло по его губам.

Он все еще пытался что-то сказать. Я думаю, было — «Будь счастлива». Я знала, что значили его слова Я должна была быть счастливой, сделать счастливым Дэвида, хранить нашу тайну. Долли была посвящена в нее, но у меня было ощущение, что от никогда ее не выдаст. Было много такого, что ей захотелось бы забыть.

— Не уходи, Джонатан, — сказала я.

— Ты меня любишь?

— Люблю… всем сердцем.

Его веки дрогнули, и вновь появилась улыбка.

— Джонатан! — взмолилась я. — Джонатан… Но он уже ничего не слышал.

Когда за ним приехали, он был мертв.