"Конец лета" - читать интересную книгу автора (Зейдель Кэтлин)

Глава 12

Свисток был резким. За ним тут же последовали еще два, затем пауза и потом еще три свистка. Пауза не давала ошибиться: это был международный сигнал бедствия, доносившийся откуда-то с берега. Мгновение спустя Джек уже сидел в каноэ и что есть сил гнал его по воде. Он знал, как грести в одиночку — садишься на носу, лицом к корме. Его научил этому отец.

Снова раздался свист. Джек слышал крики на стоянке, но он уже греб на звук, который доносился из-за кучи валежника на берегу. Он подплыл ближе, увидел каноэ. Позвал:

— Эй, кто здесь?

— Папа? — Это была Элли.

— Нет, это Джек.

Он обогнул кучу валежника. Ник упал у берега, запутавшись в ветках, Элли стояла по колено в воде.

— Куча разъехалась. Он на что-то напоролся, — торопливо проговорила она.

Джек подвел свое каноэ к ее и спрыгнул в воду. Ощупал ногу Ника. Все ясно: какой-то идиот уронил раскрытый нож. Он застрял в валежнике, и Ник на него упал. Его нога была липкой от крови.

Джек стащил с себя рубашку.

— Когда я его подниму, подложи это. Наложи на рану и держи там. Прижми как следует. — Элли кивнула. Она поняла. — Сознание не потеряешь?

Она помотала головой. Джек просунул одну руку под колени Ника, а другую под спину. Поднял его, и Элли прижала руки снизу.

— Есть!

Приближалось еще одно каноэ, Джек слышал плеск весел.

— Что случилось? — Это была Феба и с ней Эми. — Чем помочь?

— Уберите это каноэ с дороги. — Он кивнул в сторону лодки Элли, она была полна топлива для костра. — А потом можете забраться в другое и удерживать его в неподвижности. — Джек уже повернулся с Ником на руках. Элли низко согнулась, не отрывая рук.

Феба перепрыгнула в пустое каноэ. Перекладина не позволила Джеку положить Ника плашмя, поэтому он опустил его Фебе на колени. Она придавила своей рукой ладонь Элли, нажим на рану ни на минуту не ослабел. Когда Элли убрала руку, Феба перевела дыхание.

— Надо отвезти сю в больницу, да? — спросил Джек.

Феба кивнула.

Перед отъездом Йен потратил несколько часов, обсуждая с поставщиком, что делать в экстренных случаях. Джек посчитал это типичным для Йена желанием показать свою власть. Но надо отдать Йену должное: было неплохо знать, что есть лесничество, оборудованное радиосвязью, откуда они смогут вызвать маленький самолет, способный приводняться.

Элли уже сидела в каноэ, на руке у нее остался размытый водой красный след. Рану зажимала Феба.

— Чем я могу помочь? — спросила Эми. Она все еще была в маленьком каноэ.

— Возвращайся, — ответила Феба, — и скажи Джайлсу, чтобы нарезал палочек для повязки — длиной в полтора дюйма.

— И передай остальным, чтобы сняли походную палатку и приготовили рюкзак, — добавил Джек, забираясь в каноэ Ника. — Мы поедем в лесничество.

Эми кивнула и быстро перебралась на свое место, чтобы сидеть лицом к корме. Джек подтолкнул каноэ, помогая движению.

Через плечо Фебы он посмотрел на Ника. Парень был пепельно-серым, и если Феба отнимет руку, может снова начаться кровотечение. Джек велел Элли грести.

— Ты знаешь, как далеко от нас до лесничества? — спросила Феба. — Ближе, чем до станции, с которой мы отправлялись?

— На час меньше, и не забудь, на станции может никого не оказаться. Нам, возможно, придется ехать еще минут двадцать, чтобы выяснить, кому звонить.

— Надо будет переносить каноэ?

— Да.

— Тогда Джайлс не поедет. Придется ехать вам с Йеном.

Джек застонал. Он понимал, что это разумно, но предпочел бы поехать с Джайлсом. Им надо будет двигаться быстро, а Йен станет сверяться с картой, думать, размышлять. Он будет приказывать Джеку, что делать.

На стоянке для них все было готово. Расстелен плащ, и на нем выложено в ряд все необходимое для оказания первой помощи. Джойс и Мэгги хлопотали над кухонным тюком, видимо, делая сандвичи и готовя рюкзак для похода. Йен разбирал маленькую походную палатку. Эми быстро добралась до острова.

Ну разумеется! Если сравнивать, то кто здесь самый сильный? Не кто-то из мужчин, а Эми — красивая, утонченная на вид Эми. У нее явно больше физических сил, чем у всех других, за исключением Джека. А в выносливости ей уступит, пожалуй, и он. Как он мог даже подумать о том, чтобы плыть с Йсном?

Повязку накладывал Джайлс, пока Феба держала края раны сведенными вместе. Оба надели резиновые перчатки из аптечки для оказания первой помощи, и от их рук шел запах алкоголя. Они обеззаразили их перед тем, как надеть перчатки. Джойс и Мэгги все еще были заняты, малыши сидели притихшие, в сторонке. Что бы там Джек ни думал об этой семье, действовать в экстренных случаях они умели.

— Я возьму Эми, — сказал Фебе Джек. — В лесничество поплывем мы с ней.

— Эми? — Феба удивленно подняла на него глаза. — Но почему? Какой от нее прок?

— Мышцы. Она сильнее Йена. А по выносливости она, возможно, превосходит и меня. Мы уже гребли сегодня шесть часов, а до лесничества еще пять часов ходу. Только она способна это выдержать.

— Тут ты прав. — Феба глянула через плечо. — Элли, по-моему, Эми в палатке Джека, ищет ему сухие носки. Пойди спроси, согласна ли она плыть с ним в лесничество.

Это услышал Йен.

— Постой-постой! — Он положил скатанную палатку на землю. — Наверное, я чего-то не понимаю. Как можно посылать Эми?

Джеку захотелось его ударить.

Ответила Феба:

— Нет, Йен, мы не можем ждать — ни пока ты все выяснишь, ни чего-то еще. Подумай сам, Эми сильнее и в лучшей форме, чем все остальные.

— Эми? Но у нее же пет походных навыков.

— Навыков Джека хватит на двоих. Нам нужны мышцы, а это у нее есть. Мы все время считаем, что у нее не хватает мозгов, но она профессиональная спортсменка.

«Возрази на это», — хотелось сказать Джеку.

Йен не стал возражать. Он поджал губы, не одобряя всего происходящего. Затем заговорил:

— У тебя промокли ботинки, Джек. У меня есть пара отличных шерстяных носков.

Джек подумал, что ослышался. Йен проявил благородство. Предполагалось, что Джек должен выразить в ответ благодарность.

— Это было бы неплохо.

Мне не нужны твои дурацкие носки, даже если они шерстяные.

Но шерстяные носки были весьма кстати. У Джека таких не имелось, потому что он никогда не мог заставить себя потратить лишние деньги на комфорт.

Йен пошел за носками, а Джек встал на колени рядом с Ником. Ник кусал губу, стараясь не закричать. Джек дотронулся до его руки.

— Держись, парень. Бее будет хорошо.

Джек в это верил. Если повязка соскользнет, Феба и Джайлс будут держать рану всю ночь, если понадобится, такие они люди. Кровотечение Нику не грозило, но зашить рану и проверить сухожилия — тут врач не помешает.

Йен подал Джеку носки: они оказались толстыми, легкими и мягкими, как раз то, что нужно, когда у тебя промокли ботинки.

— Спасибо, — сказал Джек.

— В нашей семье лучше всех подбирает одежду моя младшая сестра. Кажется, мы с ней поменялись ролями.

Когда доходило до серьезных дел, видимо, даже Йен мог быть настоящим парнем. А вот из-за пустяков он становился невыносимым.

Эми уже спустилась к каноэ. Они выбрали маленькое. У них было два рюкзака: пухлый, но легкий — с их свитерами и спальными мешками, и поменьше — с палаткой, провизией и кое-каким снаряжением. Пока Эми ходила за вторым веслом, Джек сменил носки.

Было пять тридцать, светло будет до девяти. Джек посмотрел на карту. Они смогут заночевать примерно в часе пути от лесничества и доберутся до него па рассвете завтра утром. Бросок предстоит значительный, но он был уверен, что они справятся.

— Готова? — спросил оч Эми.

— Готова, — ответила она.

Скорость зависела от сидящего на носу, и Эми задала хороший темп. Будь это кто-нибудь другой, Джек сказал бы, что надо экономить силы, но Эми умела их рассчитывать. Должно быть, она знала о своем теле больше любого его знакомого. Поэтому он промолчал. Они летели по озеру, их весла с поразительной слаженностью глубоко погружались в воду, затем поднимались и описывали в воздухе круг. На веслах дрожали капли воды, с обеих сторон от каноэ расходились полукруги водной глади. Они молчали, а их мышцы разогревались, становясь эластичнее.

Эми стянула свитер. На ней был черный купальник, на удивление закрытый — почти до ключиц — спереди и низко вырезанный сзади.

Спина у Эми была удивительной, Джек никогда не видел ничего подобного. Он заметил это в первый же раз, когда увидел Эми в купальнике. Ее мышцы были обозначены слегка, даже, пожалуй, едва заметно, на они были так хорошо развиты, что казалось, будто у нее совсем нет лопаток.

Волоки они преодолели быстро. Эми несла сразу оба рюкзака, большой на спине, меньший спереди, а Джек — каноэ. После каждого перехода он подходил к берегу, снимал каноэ с плеч и бросал на воду. Эми аккуратно сгружала рюкзаки в каноэ, брала свое весло и была готова плыть.

Они гребли, вполне укладываясь в график. Ритм движений Эми был почти совершенен — ни разу не замедлился и не ускорился. Джек чувствовал полную с ней согласованность, тела двигались синхронно. Прошли часы. Их тени на воде удлинялись, по мере того как садилось солнце, Они приблизились к тому месту, где Джек планировал заночевать, и поплыли дальше.

Казалось, будто время исчезло. Не было ни прошлого, ни будущего, только то, что происходит сейчас, — напряжение мышц, движение рук и спины. Имели значение лишь эта задача, этот момент, а не цель, не причина, только само дело. Вот для таких моментов Джек и жил. Орудие в твоих руках — молоток, дрель или каноэ и весло — становится частью тебя, твоим продолжением, и каждое движение поет в гармонии с тобой, твоей задачей и твоими орудиями.

И находиться здесь, вдали от телефонов, пейджеров и клиентов, не отвечать ни перед кем, кроме себя и своего напарника, это было…

То же самое, что чувствовал его отец? Он командовал подлодкой, и большая часть его миссий была секретной. Джек часто выпытывал у него подробности, но отец давал туманные ответы. Теперь Джек предполагал, что он по заданиям проникал в советские порты и фотографировал их флот; о таких вещах не говорят ребенку, чтобы он потом не болтал лишнего на спортплощадке.

Когда лодка уходила на задание, она плыла одна, на много дней лишенная даже радиосвязи. Ее командир не отвечал ни перед кем и ни за что, кроме безопасности людей и результатов задания.

Может, именно это отец и любил в своей работе — не канцелярщину, не чины и почести, а находиться в субмарине, глубоко под водой, там, где ни один адмирал не будет постоянно дышать тебе в затылок. И вся его осторожность, эта настойчивость, стремление, чтобы все было выполнено должным образом, — может, это было одним из способов держать адмиралов от себя подальше?

Ты так же, как я, ненавидел начальство, папа?

Внезапно Джек со всей отчетливостью понял, что его отец действительно ненавидел начальство, может, даже сильнее, чем Джек.

Мама как-то упомянула, что когда отец учился в Военно-морской академии, таких, как он, было немного — сын шахтера, уже отслуживший несколько лет. Остальные курсанты были мальчики из пригородных колледжей.

Это было нелегко.

Но на военной службе ты не продвинешься, бунтуя. Всю свою карьеру Джон Т. Уэллс-старший придерживался правил игры.

И чем это кончилось? Его сделали адмиралом, посадили за стол, чтобы он дышал в затылок тем ребятам, что вовсю наслаждались своим делом.

Я бы этого долго не выдержал. Джек знал это по себе.

Но он не был шахтерским сыном, он был сыном адмирала. Вероятно, гораздо легче рисковать и менять что-то, когда ты опираешься на некоторые привилегии.

Джек поерзал на холодном алюминиевом сиденье. Ему было не по душе думать о себе как о привилегированном человеке, но так оно и было. С другой стороны, было бы несправедливо притворяться другим по отношению к отцу.

Небо потемнело, и они плыли при луне; ее бледно-золотистый свет прокладывал дорогу по черной воде. Им оставалось всего пятнадцать минут хода до лесничества, но впереди ждал еще один волок, скалистый и крутой.

— Жаль, что приходится останавливаться так близко от цели, — сказал Джек, — но в темноте слишком трудно нести каноэ.

— У нас есть фонарик. — Сказав это, Эми оглянулось на него через плечо. Прежде чем он успел возразить, она продолжила: — У меня хорошее чувство равновесия, и я привычна к падениям. Я знаю, как держаться. Позволь мне перенести каноэ.

Джек молчал. Позволить ей нести каноэ? Он всегда брал самую тяжелую работу на себя, всегда нес самую тяжелую поклажу, даже среди мужчин, а Эми была женщиной.

Ну и что, папа, как бы ты поступил? На твоих лодках девушек не было.

Его отец поступил бы так, как лучше всего для команды и лодки. Чувство равновесия у Эми должно быть развито сильнее, чем у Джека, и она достаточно сильная. Пол не имеет значения. Каноэ следует нести ей.

Они двигались медленно. Оставив рюкзаки, Джек шел рядом, направляя свет фонарика ей под ноги и вытянув другую руку, чтобы удержать каноэ, если она поскользнется. Но она даже не покачнулась.

В конце волока он помог ей опустить задний конец каноэ на землю, затем приподнял передний, чтобы она смогла выбраться из-под лодки. Столкнул каноэ в воду, и они пошли назад за рюкзаками.

— Ты очень сильная, — заметил он.

— Ну конечно, — ответила она. — Не понимаю, почему это всех так удивляет?

— Наверное, потому, что ты красивая.

Сейчас это казалось таким не относящимся к делу — как она выглядит. Эми была похожа на него — вся инстинкт и движение. Только это имело значение, а не ее красота.

На прошлой неделе он постарался скомкать свой разговор с ней у костра, но, вероятно, лучше обо всем говорить откровенно. Он всегда предпочитает честность гордости.

Когда они снова спустились на воду, то увидели впереди на озере свет. Это было лесничество.

— Мы показали хорошее время, — сказала она.

— Мы показали очень хорошее время, — отозвался он.

Лесничество представляло собой маленькую хибарку с большой антенной. Она стояла на возвышении, заметная с любой точки озера. Джек повернул каноэ к берегу. У кромки воды была узкая полоска песка. Эми выпрыгнула из каноэ, и хотя вес Джека удерживал корму в воде, она с легкостью вытащила каноэ на берег за носовой фалинь.

— Мне надо пописать, — объявила она, как только он вылез из каноэ. — Отвлекай лесничего, пока я проберусь в его туалет.

Джек направился к хибарке, а Эми пошла к маленькой постройке на опушке леса. Он увидел небольшую стоянку, устроенную подальше от воды, свистнул, привлекая внимание Эми, и указал ей на нее.

Лесничий был открытый и приветливый человек, он сразу же связался по радио насчет самолета.

— Очень хорошо, что вы приплыли сейчас, — сказал он. — Они сегодня смогут подготовиться и вылетят, едва рассветет. Самолет прилетит к вашим с восходом солнца.

Джек поблагодарил его, взял лампу и котелок с горячей водой, предложенный лесничим, и пошел к маленькой стоянкс у воды. Эми развернула палатку и развела костер. Щепки ярко горели, занимались и куски топлива покрупнее.

Джек повесил лампу на дерево.

— А твой брат сказал, что у тебя нет никаких походных навыков.

— Это так. Но у меня хорошая зрительная память. Я представила, как выглядит костер перед тем, как чиркают спичкой, и постаралась это воспроизвести.

У нее отлично получилось. Джек начал собирать каркас палатки, а Эми принялась доставать еду. Он наблюдал за ней. Она надела свитер, и его грубая вязка скрыла четкие, тугие мышцы ее рук и спины.

Ее костер горел прекрасно. Это было сочетание А-карка-са с маленьким вигвамом на крестовине. Ее брат сооружал костер в виде вигвама, ее сестра — классический костер А-каркаса, сам он соединял оба вида, как это сделала и Эми. Все они горели прекрасно, но когда она разжигала костер, то выбрала его вариант.

— Ты ведь понимала, что ехать надо тебе, а не твоему брату? Если бы никто до этого не додумался, ты бы что-нибудь сказала или просто позволила бы Йену ехать?

Она ответила моментально:

— Я бы позволила ехать Йену.

— Но почему? Если ты была уверена, что права, ., почему не постоять за себя?

— Перед Фебой и Йеном? Ты, наверное, шутишь.

— Но почему нет? Если ты знаешь, что права.

— Но они же не были совсем не правы. — Она налила горячей воды из котелка лесничего в их маленький чайник, поставила его на решетку подогреться и высыпала по пакетику растворимого супа в чашки. — Йен бы все правильно сделал.

Он принялся разворачивать сандвичи и сушеные фрукты.

— Ты во всем так поступаешь? — спросил Джек.

Возможно, она даже не поняла его вопроса. Очевидно, она была настолько пассивной, предоставляя агентам, менеджерам и всем остальным принимать за себя множество решений, что даже не подозревала об этом.

— Ты не удержался бы там, где я, если бы был чьей-то марионеткой.

Значит, она поняла.

— Расскажи, — попросил он.

Вода нагрелась. Натянув рукава свитера на руки, она сняла чайник с огня, налила воду в чашки и протянула одну из них ему. Взяла свою и села, привалившись к большому камню. Она рассказала ему, как она и двое других фигуристов постепенно взяли на себя почти всю ответственность за свою карьеру, самостоятельно ставя танцы, чтобы не зависеть от идей других людей, и теперь даже сами планировали свои турне.

— Любителю для успеха не обязательно заниматься творчеством, достаточно уметь выразить себя. Но чтобы продержаться хоть какое-то время, надо обладать воображением. И к счастью, у нас троих это есть.

Напиток получился водянистым и соленым, но порошковые продукты всегда такие.

— Продолжай, — сказал Джек.

Эми допила бульон, — Все говорят, что фигурное катание — единственный вид спорта, где тебе становится легче, когда ты переходишь в профессионалы. С точки зрения атлетической подготовки это верно. Тренировки фигуристов-олимпийцев технически сложнее, чем у нас, Но от нас требуется гораздо больше, чем просто катание. Если ты хочешь, чтобы билеты раскупалась, надо быть знаменитостью. Публика должна тебя любить.

Обычно не понимаешь, что такое слава, сказала она. Когда это происходит впервые, ты слишком занят, чтобы это понять. В тс недели, что предшествовали Олимпийским играм, Эми не осознавала, что ее лицо можно было увидеть повсюду. Это привело бы ее в восторг, в этом ис было никаких сомнений, это было ее мечтом, кроме прочих, — войти в магазин и увидеть свое лицо, снова и снова повторяющееся на обложках разных журналов. Но в эти недели она никуда не ходила — или тренировалась, или давала в маленьких конференц-залах интервью, публиковавшиеся под этими обложками. И даже после Олимпийских игр, идя по аэропорту, чтобы лететь домой, она была окружена другими людьми и слишком рассеянна, чтобы обращать внимание на газетные киоски. Конечно, позднее она видела у кого-то экземпляры этих журналов, но это было не то что наблюдать, как их покупают и читают.

Затем все это паблисити стало источником беспокойства: правильно ли освещены события? хорошие ли использовали фотографии? насколько двусмысленными оказались процитированные высказывания? Известность не приносила радости. Самым приятным чувством было облегчение.

— Что же хорошего в том, чтобы быть знаменитостью? — не понял Джек.

— Ты можешь заставить людей что-то сделать, — сказала она. Когда ты знаменитость, на твои звонки отвечают. «С вами говорит Эми Ледженд». Люди придают этому значение. Они открывают свои чековые книжки, свои сердца. Больного ребенка самолетом доставляют в центральную больницу, а гостиница предоставляет его семье номер. В холле банка крови, отчаянно нуждающегося в пополнении, внезапно вьется лентой очередь из сотни доноров. В затопленную водой школьную библиотеку присылают книги, коробку за коробкой, а добровольцы приводят их в порядок, заносят в каталог и расставляют по полкам. — Генри все еще стремится выиграть соревнования профессионалов, а мы с Томми уже не можем на это рассчитывать. Но мы испытываем большее удовлетворение, чем Генри, потому что делаем больше добра.

— Вот почему ты решила, что мне следует работать в Красном Кресте?

Она пожала плечами:

— Может быть. Этим ты и мне помог бы.

Джек прикончил сандвич. Эми открыла пакетик сушеных абрикосов, взяла несколько сама и передала ему остальные. Маленький огонь приплясывал и мерцал. В соснах шуршал ветер. Джек подался вперед, поставил локти на колени, свесив руки. Вдруг тыльной стороной ладони он почувствовал прохладную каплю — начинался дождь.

Эми посмотрела на небо. Должно быть, она тоже почувствовала влагу.

— Неужели дождь? — По-прежнему ярко светила луна. — Не может быть, небо весь день было ясным. Откуда он взялся?

Эми хотелось бы вот так сидеть и сидеть у костра, но ее желания не имели никакого значения для Природы. Определенно пошел дождь. Джек запихал остатки абрикосов в рот, поднялся, и принялся разбрасывать ногой костер — так его было легче погасить.

— Можешь спрашивать откуда хоть всю ночь, но беседовать будешь сама с собой, потому что я собираюсь остаться сухим.

Эми вскочила на нога, засуетилась, собирая мусор, складывая грязные тарелки.

— Сполосни только как следует чашки, и будем считать их чистыми, идет? — предложил он.

Разумеется, она была согласна.

— Иди в палатку. Я сам все сделаю. Зачем мокнуть обоим?

— Не глупи, я помогу.

Дождь усиливался. Порывистый ветер укрыл луну облаками, свет померк. Эми окунула чашки в остатки горячей воды. Джек запихал оставшееся снаряжение в рюкзак, отнес его на берег и засунул под перевернутое каноэ, а котелок, чашки и тарелки разложил сверху.

Эми ему помогала.

— А зачем мы это делаем? — спросила она, пристраивая тарелку на выпуклом днище. — Если мы хотим высушить тарелки, это, наверное, не самое лучшее место.

Дождевые капли разбивались об алюминиевое дно лодки с легким металлическим звуком. В тарелках уже начала собираться вода.

— Это на случай прихода медведей. — Здесь медведей, конечно, не так уж много, не то что в Йеллоустонском парке, где они настолько привыкли к людям, что научились открывать мусорные контейнеры и багажники автомобилей. — Если медведь попытается добраться до рюкзака, тарелки загремят и напугают его. Хорошо, что ваша семья все еще пользуется металлическими тарелками и чашками. От пластика такого шума не будет.

— Две жестяные тарелки и этот чайничек смогут напугать медведя?

Вопрос резонный.

— Во всяком случае, они разбудят и напугают нас.

— Буду ждать с нетерпением, — отозвалась она.

Джек почувствовал, что от дождя у него начинают намокать волосы, но, кажется, все уже было убрано. Он подтолкнул Эми, заставляя ее поторопиться в укрытие, а сам вернулся к костру, чтобы взять фонарь.

Когда он подбежал к палатке, Эми уже была внутри. Он поднял полог, осторожно просунул фонарь внутрь и не отпускал, пока не почувствовал, что она крепко его взяла. Затем забрался сам.

Сидеть пришлось по-турецки. Это была старомодная походная палатка, с треугольными боковинами и крутыми стенками. В длину она составляла не больше семи, а в ширину — не больше четырех с половиной футов. Высота центральной стойки не превышала четырех футов.

Эми держала фонарь в вытянутой руке. Его зеленый металлический абажур был усеян капельками дождя, и он весь шипел.

— Почему он издает такой жуткий звук?

— Не знаю. Не волнуйся, он не взорвется.

Он оглядел палатку, ища, куда бы его пристроить. Сверкающий металлический крючок на крепкой ленте был вшит в центральный шов. Джек взял фонарь и, повесив его там, потихоньку отпустил, надеясь, что палатка не рухнет под его весом.

— Ты будешь биться о него головой, — заметила Эми.

Фонарь находился как раз в центре их временного жилья, его основание оказалось на расстоянии трех футов от пола палатки.

— Ты тоже, — возразил он, — Я не буду.

Эми начала раскатывать спальные мешки. Она знала, что он наблюдает за ней — ждет, что она ударится о фонарь. Тогда она решила устроить из этого небольшое шоу, взмахивая рукой, поднимая плечо, встряхивая головой, двигаясь на расстоянии полудюйма от фонаря, но ни разу его не задев. И делала она это, даже ни разу в сторону фонаря не взглянув, она просто знала, где он. Каким же чувством пространства она обладала!

— Как у тебя это получается?

— Не знаю. Просто получается… Хотя это легко, потому что существует изменение звука и температуры.

— Но ты, наверное, могла бы сделать это и без изменения звука и температуры?

— Вероятно.

Что означало «конечно». Джек тряхнул головой. Он-то думал, что у него хорошие рефлексы, но по сравнению с ней у него была реакция, как у неповоротливого, впавшего в спячку животного.

Эми попросила его сесть на разостланный спальник, чтобы она могла раскатать другой. Для этого ей пришлось развернуть его перед собой, переместиться на другой конец и расправить. Ее нежная кожа светилась в резком свете фонаря, а от свитера шел слабый запах шерсти.

Самое время для небольшого разговора. Разумеется, оба они находились здесь с общей целью, оба поглощены своей ролью благородных спасателей, быстроногих гонцов, но возможно, именно это и подтолкнуло его к выяснению их отношений. Ты так мила, детка, но я не собираюсь к тебе клеиться.

Хотя Эми вряд ли была «милой». Казалось, она совершенно не сознает своей сексуальности.

Он набрал в грудь воздуха. Это нелегко, но он должен это сделать.

— Когда я в последний раз попытался кое о чем с тобой поговорить… — он имел в виду злополучный разговор у костра на озере, — я все здорово скомкал.

Она улыбнулась:

— На самом деле ты сказал больше, чем хотел.

— В детстве у меня была книга про короля Артура и его парней. Когда какой-нибудь рыцарь спасал даму и они путешествовали вместе, он всегда говорил, что когда они будут спать, между ними будет лежать меч. Тогда я этого не понимал. Сейчас-то, конечно, понимаю, и поскольку меча у меня с собой нет, думаю, мы можем использовать весло, хотя весла еще более сырые, чем мы, и…

Он умолк. Это не спасало дела.

— Ты понимаешь, что я имею в виду.

Так, вот это уже лучше. Ты понимаешь, что я имею е виду. Ему достаточно сказать это.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — парировала она. — Но мне кажется, что тебе понравился сегодняшний день.

При чем тут это?

— Я наслаждался каждой секундой. Ты это знаешь. Мне кажется, я никогда и ни с кем не чувствовал большей близости… не только с женщиной, ни с кем. — О Боже, он снова за свое, начинает слишком много говорить. Он никогда не говорил о себе. Тогда почему он так разболтался? — Но наверное, это потому, что в детстве у меня никогда не было собаки. Может, у меня выработались бы более высокие критерии товарищества, если б у меня была собака.

— Конечно, было бы лучше, будь я собакой — на тот случай, если придет медведь, но тебе не кажется, что есть некоторые преимущества в том, что я женщина?

— Нет! — резко ответил он. Это прозвучало хорошо. Нет. Нельзя было выразиться проще и яснее. — Это кажется мне невероятным неудобством, потому что я думаю только о том, что вон там лежит твой красивый сухой тренировочный костюм и ты не только захочешь надеть его, но и станешь настаивать на том, чтобы снять с себя сырую одежду первой, не так ли?

— Разумеется, и это даже хуже, чем ты думаешь. — Она задрала свитер. Ее живот был затянут черной тканью. — На мне еще и купальник. Мне придется снять с себя все.

— Боже… какая неприятная новость. — Джек покачал головой. — Но я сильный. Ты делай свое дело, я — свое, и не будем обращать внимания друг на друга.

Он рывком стащил с себя свитер и точнсхонько ударился головой о фонарь, который стал раскачиваться.

Эми засмеялась.

— Не смейся! — попросил он. — Больно.

— Бедняжка. — Она наклонилась и потерла его голову в том месте, где он ударился. Ее свитер скользнул по его лицу. Она продолжала смеяться. — Ты меня отвергаешь?

— Нет, — возразил он. — Конечно, нет.

— Тогда что ты делаешь? — Она передразнила его: — «Не будем обращать внимания друг на друга». Если это не называется отвергнуть, то как это назвать?

Ее голос по-прежнему звучал весело и беспечно. Он смутился.

— Почему ты так себя ведешь? — спросил он.

— Видимо, потому, что это я делаю тебе непристойное предложение, поскольку ты, кажется, его не делаешь. Или это называется совращением? Какая разница между непристойным предложением и совращением?

Джек понятия не имел.

— Эми, ты сошла с ума?

Она положила обе ладони ему на лицо, потом повела пальцами вниз, по горлу.

— Все, что я знаю, это то, что у меня был чудесный день, роскошный день, и сегодняшняя ночь — это та возможность, которая выпадает не так уж часто.

— А как же семья? Как же все то, о чем мы говорили у костра?

— Я не помню, чтобы я что-то говорила, — возразила она. — Джек, моя семья никогда не знает, где я и что делаю. Зачем им знать об этом?

Это звучало разумно. Или нет? Джек не знал…

— Никому не надо ничего сообщать. Нам не нужно, вернувшись на озеро, кричать об этом со всех деревьев, а в конце лета мы сможем спокойно разбежаться.

Ну что ж, если никто не узнает…

— Ты сказал, что я не отстаиваю свои интересы. — Ее пальцы остановились на вырезе его футболки. — Вот сейчас я это делаю. Я мало встречаю людей, которым могу доверять, Джек, а тебе я доверяю.

Это была правда. Ему она могла доверять. Она так ему нравилась! Да, она была красивой и непохожей на других, но главное — она просто ему нравилась.

Так что если они друг другу доверяют… если никто не узнает…

Он обнял ее и, нагнувшись, поцеловал. Вся она была нежной и восхитительной… Почти вся. Ее свитер был влажным. Это было одно из тех исландских изделий, которое благодаря высокому содержанию ланолина в шерсти не пропускает внутрь воду, заставляя ее оставаться на поверхности. Эми-то, может, и не промокла, но вот он намокал.

— Обнимать тебя в этом свитере — все равно что обнимать стог сена. Сними его, а потом отвернись.

— Отвернуться? Зачем? — Она сняла свитер и отвернулась, но голову повернула, чтобы видеть его через плечо. — Зачем тебе надо, чтобы я отвернулась? Ты стесняешься?

— Нет. Я хочу посмотреть на твою спину.

Упругие линии мышц струились по ее спине, обрамленные глубоким V-образным вырезом купальника. Он не выносил вида женщин-культуристок, накачанных, с буг-рящимися мышцами, но ее спина была женственной, почти хрупкой.

Он подул на руки, чтобы согреть их, и затем коснулся ее, поглаживая вверх и вниз. Наклонился и прислонился к ее спине щекой. Положил ладони ей на талию. Она сказала его сестре, что у нее нет ни бедер, ни талии, и действительно, ниже грудной клетки ее тело было ровным, без тех боковых впадинок, что есть у большинства женщин.

Она откинулась назад, прижалась к нему головой. Его руки скользнули вверх. Вот ее груди, прижатые лайкрой купальника, их мягкость крылась за плотной тканью. Соски затвердели, но их не было видно, ее купальник не давал им подняться. Он спустил с ее плеч лямки купальника, и вновь его ладони ощутили нежный вес ее грудей, тугие бутоны сосков. Она прислонилась к нему, положив голову ему на плечо.

Ей это нравилось. Ему тоже.

Но что дальше?

Джек считал себя достаточно опытным любовником, ни в коем случае не донжуаном, но мужчиной, способным провести романтическое свидание так, чтобы женщина не тревожилась из-за технической стороны вопроса.

Но в настоящий момент техническая сторона вопроса представляла проблему. Он сидел в тесной палатке, его спина повторяла наклон стенки, ноги он подобрал, потому что их некуда было вытянуть. Эми сидела между его ног, спиной к нему.

В обычном случае делу помогло бы грациозное вращение, но здесь не было места ни для какого вращения, а еще сверху свисал этот дурацкий фонарь, до сих пор покачивавшийся после того, как он треснулся о него головой.

И как скоро она начнет замерзать? Надо всегда прикинуть, в какой момент может начать замерзать полураздетая женщина… хотя она фигуристка; фигуристы, должно быть, привычны к прохладе.

Спасибо Богу хотя бы за это.

Эми снова повернула голову, пытаясь заглянуть ему в лицо.

— Почему ты смеешься?

— Ты не заметила, что мы застряли на этой позе?

— Нет, — ответила она и снова прижалась к нему, закрывая глаза. — Продолжай. Я скажу, когда замечу.

Он продел указательные пальцы в шлевки ее джинсов, приподнял ее и переместил в угол палатки. Затем встал на колени и потянул ее за ноги, укладывая во весь рост и только дважды ударившись о фонарь.

Ее черный купальник торчал над поясом джинсов. Он расстегнул ее джинсы и сильно дернул за них. Мгновение спустя она лежала перед ним обнаженная.

Ее тело было стройным и ладным, бедра у нее были уже плеч. Темно-золотистых волос на лобке оказалось на удивление мало, только узенький треугольник. Он никогда ни у кого не видел так мало волос на лобке.

— Ты что-нибудь с ними делаешь? — спросил он.

— Конечно. Костюмы фигуристок не слишком-то прикрывают тело.

— Бреешь?

Она покачала головой:

— Снимаю воском. — Должно быть, он выглядел озадаченным, потому что она продолжила: — Намазываешь горячим воском кожу, а когда он остывает, отрываешь вместе с волосами.

Ох! Горячим воском на лобковые волосы? Джек содрогнулся от этой мысли.

Эми провела ладонями по лобку.

— Я уже какое-то время это не делала. Немножко колюсь. Хочешь потрогать? — Она с готовностью распласталась на спальном мешке и приподняла таз. — Очень короткие лобковые волосы как кинжалы, они могут даже проткнуть колготки.

— Моя сестра сказала, что ты совершенно не смущаешься своего тела.

Она болтала, лежа совершенно обнаженной, тогда как он был полностью одет. Большинство женщин вело бы себя иначе.

— Видимо, да. Мое тело — это мой инструмент. Обычно я не думаю о его сексуальности.

— Это не создает никаких трудностей?

— Ни малейших. Учитывая, что у меня нет сексуальной жизни, это, вероятно, преимущество.

— Но ведь кто-то у тебя был, разве нет?

— Иногда, но получалось как-то нескладно. Ты же можешь себе представить — спишь с кем-то, а он думает, что это дает ему право контролировать твое паблисити или быть продюсером твоих шоу.

— Думаю, я могу пообещать, что со мной этого не произойдет.

— Знаю. Это одно из твоих достоинств.

Они разговаривали уже долго. Джек был не против, ему нравилось с ней болтать. С большинством людей это казалось пустой тратой времени, но не с ней.

Но не избегают ли они чего-нибудь с помощью всех этих разговоров?

— Расскажи мне про себя — когда ты все-таки ведешь сексуальную жизнь, что ты любишь?

— На самом деле я очень отзывчивая. Немножко здесь, — она показала на свои груди, — немножко тут, — она махнула рукой в сторону лобка, — и я готова.

Это его удивило. Он ожидал, что с ней ему придется трудно. Как с большинством женщин.

— Почему ты удивляешься? — спросила она, хотя он ничего не сказал. — Я могу сосредоточиться, вся отдаться какому-то моменту, у меня великолепная мышечная память. Это же всего лишь физиология, не так ли? А у меня все в порядке с физиологией.

Всего лишь физиология! Какое суровое определение секса. Но может быть, ее опыт и был таким суровым: женский оргазм, проникновение, мужской оргазм, а дальше — приятные вопросы, связанные с продюсерством ее шоу. Неудивительно, что они сейчас так болтают, — это ее способ продлить то, что она считает очень кратким.

Внезапно он почувствовал себя… Неужели это так? Она была похожа на Спящую красавицу, одну из тех сказочных дев, запертых в замке. Ее профессия сделала ее очень прозаичной в отношении своего тела и окружила мужчинами, которых не интересовала ее сексуальность.

Это казалось неправильным. Секс не должен быть техничным. Он должен длиться, он должен быть процессом, частью того пути, по которому идешь. Он должен стать тем, что соединяет твое тело с твоей душой. Несмотря на всю внешнюю красоту ее жизни, великолепную одежду, блеск и телекамеры, она была такой же, как он, — физическим существом, человеком, выражающим себя с помощью своего тела, познающим мир через ощущения и действия.

Она не должна быть техничной в постели.

Нежность… вот что он ощущал. Желание и нежность — он не знал, что они могут сочетаться, но они соединялись в единое целое. Он хотел помочь ей выбраться из замка, ., не потому, что это был вызов, достойный мужчины, — высоченные стены, красивая девушка, — а потому, что она не должна там оставаться, особенно если ее тело так живо во всех других своих проявлениях.

Он жалел, что не может обставить это красиво. У него не было возможности: ни музыки, ни приглушенного света, ни даже матрасов под спальниками. Палатка была настолько маленькой, что в конце концов ему придется быть сверху, в самой старомодной позиции, а поскольку ни один из них к этому не готовился, все окажется не совсем таким, как бы ему хотелось.

Да, до красоты далеко. Но может, это будет чуть лучше того, что у нее уже было.